Текст книги "Одинокие сердца (ЛП)"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

  Когда она в следующий раз пошла посмотреть, до часа дня оставалось несколько минут, и ни дорожка, ни улица были пусты.

  Двадцать девять

  Если и было что хуже для чтения, чем компьютерная распечатка, так это микрофиши. Патель уже несколько часов перемещался между ними, чередуя основные каталоги на первом этаже и более специализированную информацию, которая хранилась на втором этаже. Аннотации закручивались в блокноте: публикации, статьи, конференции, доклады. И все это на фоне постоянного гула центрального отопления и, внизу, беготни студентов между прилавком выдачи и краткосрочным займом, копировальной машиной и кафе-баром.

  Пател понял, что когда он поступил в университет, он был так счастлив просто быть там, воодушевленный гордостью и энтузиазмом своей семьи, что никогда не мог поместить этот опыт в какой-либо контекст. Первый, кто приходил на лекции, один из немногих, кто оставался на обязательном и скучающем: «Если будут какие-то вопросы потом, конечно, я был бы очень рад…» – Патель блок за блоком заполнял вкладные листы. без того, чтобы его воображение когда-либо по-настоящему становилось вовлеченным. Пересматривая, паникуя, он не мог прочитать большую часть своих безумных каракулей, ему было трудно вспомнить смысл того, что он мог. К счастью, для его семьи степени было достаточно – ему пришлось подкупить не менее пяти выпускников, чтобы получить достаточное количество билетов на церемонию – степень несущественна.

  Полицейский вербовщик уделил почти так же мало внимания. – Один из этих смышленых маленьких педерастов, а?

  "Да сэр. Я имею в виду, нет, не совсем так, сэр.

  Патель все еще краснел при воспоминании.

  Он стоял в короткой, оживленной очереди и старался не слушать детальный и конкретный аргумент парочки впереди об отношениях между алкоголем и оргазмами. Сидя со своей пенопластовой чашкой растворимого кофе и своим Kit-Kat, он надеялся на случайное замечание о профессоре Дориа, но не был вознагражден. Студентка со светлыми волосами, гладкими, как плавательная шапочка, заняла свое место в очереди, прямо перед глазами Пателя. Верх ее короткого синего дафлкота был несколько раз обернут университетским шарфом; под подолом до бедер не было ничего, кроме длинных ног и желто-белых кроссовок. Шоколад растаял на пальцах Пателя, когда он поспешил обратно к штабелям.

  «Я тут подумал, сэр, насчет перевода…» Нейлор отошел от стола Резника, ноги вместе, пальцы теребят блокнот, прижатый к животу.

  «Лучше дайте кольцо Грэму Сунессу», – сказал Резник, не поднимая глаз. «В наши дни он покупает для „Рейнджерс“ все, что движется».

  Нейлор моргнул. Последнее, чего он ожидал или хотел, была шутка – это была шутка, не так ли?

  – Это Дебби, сэр. Видите ли, теперь, когда она… теперь, когда ребенок… ну, вопрос в том, где лучше всего ему расти и…

  Резник вздохнул и отложил ручку. Он мало спал, его рабочие часы, казалось, уступали ему все меньше и меньше времени, надзиратель все меньше склонялся к тому, чтобы позволить ему идти своим путем.

  «Это захолустье, Чарли, – сказал Скелтон. „Это меня беспокоит“.

  «Снова вверх по ручью без чёртова весла!» Колин Рич рассмеялся.

  Теперь это.

  – Я не хочу, чтобы вы думали, что я здесь несчастлив, – спотыкался Нейлор. «Да, и я многому научился, я имею в виду, от тебя, и если бы это зависело от меня…»

  – Кевин, Кевин, – Резник жестом заставил его замолчать. «Минута. Хорошо?»

  «Да сэр.» Нейлор смотрел на дальнюю стену, слова, которые он не мог произнести, продолжали крутиться у него в голове.

  – Во-первых, если дело в лояльности, ты больше должен этому своему ребенку, чем мне. Прозрачный?"

  Нейлор кивнул. «Да сэр.»

  «Во-вторых, существует определенная процедура перевода, и, хотя это хорошие манеры сообщить мне, я не тот человек, с которым вам следует разговаривать на данном этапе».

  «Сэр.»

  «И, в-третьих, и если это того стоит, вы с Дебби могли бы подумать над тем, что, возможно, не так важно, где воспитывать детей, а как».

  «Да сэр.» Пальцы ног Нейлора шевелились в ботинках. Что он делал, придя в кабинет инспектора и затеяв все это?

  – А теперь, – как ни в чем не бывало сказал Резник, – как у вас дела со списком назначений Дории?

  Линн Келлог нашла пару бутылочно-зеленых комбинезонов на дне своего гардероба; объемный свитер, который, если поднести его к лицу, еще пах птицей; мягкий черный берет; изношенные ботильоны и полосатые гетры. Ладно, это было не то, что носили студенты этого года, не совсем то, но в этом было что-то похожее на сороку, говорящее о беспорядочных распродажах и хламе. После этого у первых студентов, с которыми она заговорила, были громкие голоса, спортивные автомобили, которые их папы купили им в подарок на восемнадцатилетие, и они были ужасно разочарованы тем, что не оказались в Гиртоне.

  Пара дней скитаний по коридорам и кампусу, сидение в столовой над пирогом, чипсами с фасолью и абрикосовой крошкой, просмотр полок в книжном магазине не принесли ничего, кроме чувства разочарования. Однажды она услышала имя профессора Дориа, слоняясь по секции лингвистики. Студент, высокий, с неприятным запахом изо рта, ответил на первый из ее улыбчивых вопросов, затем бросился на полпути к второму, оставив за собой стопку неоплаченных книг.

  Лингвистика и послетекст . Нью-Йорк и Лондон. Издательство Оксфордского университета, 1975.

  «Новый взгляд на поэзию и репрессии». Критическое исследование , v (1979).

  «Выход из бессознательного». Заметки о современном языке , xcv (1980).

  Ницше и женщина: провокация и завершение . Чикаго, III, и Лондон. Издательство Чикагского университета, 1983.

  «(Ты сказал, что все, что ты хотел, это) Знак, любовь моя. Деконструкция и популярная культура». Центр современных культурных исследований Бирмингемского университета, 1984 г.

  Деконструкция и порча . Нью-Йорк и Лондон. Метуэн, 1986 год.

  Патель сделал перерыв в списке публикаций Дории и опустил голову на руки. Слова начали прыгать и расплываться. До сих пор он был единственным из всей семьи, кому не нужны были очки. Он хотел сделать перерыв; дождь утих, и он мог пройти между деревьями и спуститься с холма в спортивный центр, принять душ. Он должен сделать что-нибудь до двух пятнадцати. Дориа читал лекции объединенным группам второго и третьего курсов своего курса, и Патель очень хотел быть там. По этому случаю он зашел в студенческий магазин и купил новый блокнот формата А4.

  – Чего я не понимаю, сэр, – говорил Нейлор, – так это того, что он делает с такой… как ее зовут? – Салли Оукс? Я имею в виду, я знаю, что нет ничего плохого в том, чтобы работать в магазине Virgin Megastore, но это все, что она делает, и вдобавок ко всему она…

  – Достаточно молода, чтобы быть его дочерью, – закончила за него Резник. «Это не неизвестно, Кевин. Пожилые мужчины и молодые женщины, молодые женщины и пожилые мужчины».

  – Я знаю, сэр. Но взгляните на других. Пятидесятилетняя англиканская диаконисса и эта, библиотекарь-краевед, проводящая все свободное время, карабкаясь по скалам в Пик-Дистрикт, и управляющая одним из шикарных магазинов одежды у Бридлсмит-Гейт. Он сморщил нос, недоумевая. «В этом нет шаблона».

  – Любит разнообразие, профессор.

  Нейлор толкнул через стол Резника два листа бумаги для печати, скрепленные скотчем. «Послушайте, сэр. Восемнадцать месяцев, четыре разные женщины, каждую из них он уводит как минимум трижды».

  – Салли Оукс, пять, – заметил Резник. «Это больше всего».

  «Он не ждет, пока закончит с одним…»

  – Или они с ним покончили…

  «Прежде чем он перейдет к следующему. Посмотрите, как они пересекаются».

  – С Оуксом, продетым через середину, аккуратно, как хочешь, раз в сколько, шесть недель?

  – Почти, сэр.

  Резник вздохнул и откинулся назад, поднимая стул на задние ножки. «В последний раз она видела его два-три месяца назад».

  «Да сэр.»

  – Почему больше ничего?

  – Она сказала ему, что больше не хочет его видеть.

  «Она сказала ему?»

  – Да, сэр, – уверенно сказал Нейлор.

  – Она сказала, почему?

  – Есть обычный парень, сэр. Не видел, как она могла бы продолжать встречаться с профессором.

  – Она сказала, как он это воспринял?

  Нейлор быстро отвел глаза. «Нет, сэр.»

  – Ты не спрашивал?

  «Нет, сэр.»

  «Не волнуйся». Резник встал и обошел стол. Как долго длился разрыв между Салли Оукс, заканчивающей их прерывистые отношения, и первым убийством? Не разобравшись точно, Резник прикинул, что это будет где-то в районе шести недель.

  – Молодец, юный Кевин, – сказал он. «Вы проделали хорошую работу. Следующее, я думаю, мы должны пойти и еще раз поболтать с Салли Оукс. И он отвернулся, чтобы избежать самого чрезмерного румянца Нейлора.

  Лекционный зал был с крутым наклоном, с изогнутыми рядами скамеек и письменных поверхностей, сосредоточенных на доске, экране, парных мольбертах, усеянных разноцветными именами, подиуме. Комната была заполнена на три четверти: студенты, чьи лица выражали боль понимания, те, кто непрерывно писал, другие, которым хватало самых кратких заметок; лысеющий молодой человек с прыщами и в аранском свитере провел целый час, рисуя замысловатую паутину лучшими художественными ручками; девушка, рыжеволосая, впереди и в центре, держала глаза закрытыми, выражение блаженства на ее лице.

  Внимание Пателя редко отвлекалось от Дории.

  Техника профессора заключалась в том, чтобы говорить умеренным тоном с трибуны, время от времени ссылаясь на стопку из пяти на три карты, каждая из которых перемещалась вниз после использования. Это снова и снова прерывалось внезапным поворотом к соответствующим мольбертам, имя, написанное крупным шрифтом на листе формата А1, оставленное на несколько мгновений, прежде чем его оторвало, свернуло в шар и отшвырнуло в сторону. На списки книг и статей, которые были на доске, когда началась лекция, указывали, подталкивали, подчеркивали, превозносили как необходимые. Через непостоянные промежутки времени Дориа покидал подиум, чтобы сесть или опереться на переднюю скамью, его речь становилась все более знакомой, когда он рассказывал анекдоты о поздних квартетах Бетховена, соло Телониуса Монка, рассказах Борхеса, Карла Швиттерса, всепроникающем влиянии Брайана Клафа об английском футболе в целом и полузащите Фореста в частности.

  Наряду с другими, Patel наслаждался этим, смеялись и в то же время изо всех сил, чтобы понять их значение.

  Однажды, быстро удаляясь от одной из таких кратких остановок, Дориа позволил своей руке коснуться рыжих волос студента, сидевшего посередине. Патель не мог ясно видеть ее лицо, он мог только представить, что оно стало еще более блаженным.

  «Помните, что Деррида,„письма“имеет особое значение. Для него это означает „свободный ход“, что часть любого и все системы связи, которые не могут быть окончательно сковали, которые в конечном счете неразрешимые. Запись, Деррида, не шифровать, он не ограничивает. Скорее всего, с торжеством, удивительным образом, он вытесняет означает, что демонтирует порядка, бросает вызов как безопасный и здравомыслящие. Это,»Дориа пропела, одна рука вверх,„избыток!“

  Последнее слово эхом отразилось от потолка, прежде чем раствориться в медленной тишине. Кресла поднялись, студенты вышли. На подиуме Дориа собирал свои карточки для заметок в наборы и помещал каждую в конверт разного цвета.

  В голове Пателя гудело. Он посмотрел на верхний лист своего блокнота, на фразы, которые он записал, потому что они показались ему важными, не вполне понимая, почему. Это было волнующе, как он и представлял себе, катаясь на лыжах, ныряя под Барьерным рифом.

  Девушка с красными волосами поблагодарили профессор тихо за его лекцию, но если он услышал ее, то он не подавал.

  Патель был одним из трех или четырех студентов, медливших позади. Он был почти на нижней ступеньке и направлялся к двери, когда голос Дории остановил его.

  – Не думаю, что раньше видел тебя на этих занятиях.

  – Нет, – почтительно ответил Патель. – Нет, это правильно.

  «Вы не посещаете один из моих курсов?»

  «Боюсь, что нет.»

  – Может быть, еще один в отделе?

  – Машиностроение, – с надеждой сказал Патель.

  Дориа смотрел на него пристально, теперь улыбаясь глазами. «Я давно выступаю за менее жесткий подход к междисциплинарным исследованиям», – сказала Дориа с ноткой сожаления. «Увы, ломая такие жесткие барьеры ...» Он вдруг улыбнулся Patel. «То, что мы хотим, чтобы это деконструктивная подход к формализму академической программе, не так ли?»

  – Да, – сказал Патель. «Да я бы.»

  Он заметил взгляд профессора, наблюдающего за ним до двери, и заставил себя повернуться, стараясь не торопиться. «Спасибо за лекцию, профессор Дориа. Это было действительно интересно».

  Дориа сделала короткий поклон головы и плеч, и Патель вышел из комнаты.

  Тридцать

  «Какой кофе?»

  Кевин Нейлор посмотрел за футболки и кассеты на столовую. – Без понятия, сэр.

  Резник подошел ближе: это выглядело как машина Gaggia к нему. «Где это работает Салли?»

  Нейлор указал на подвал. «Альбомы в чартах, все рок-вещи, это внизу».

  «Поговорите с менеджером, менеджером, кем угодно, дайте девушке передохнуть. Мы поговорим там».

  Он заказал двойной эспрессо, вызвавший некоторое замешательство, и отнес его к столику у дальней стены. Столовая возвышалась над остальным этажом, просторная; там были зеленые растения и видеоэкраны, и если бы вы могли закрыть уши от глупостей штатного ди-джея, это было бы достаточно приятно.

  Кофе был не таким крепким, как мог бы быть, не таким крепким, как в итальянском ларьке на рынке. Вероятно, они использовали неправильные бобы. Он почти закончил его к тому времени, когда Нейлор появился с Салли Оукс: даже если у тебя нет четких ожиданий, подумал Резник, можно удивиться.

  Для начала она была небольшой, ее черная футболка и джинсы, казались, свисать с ней по умолчанию; он знал, что ее возраст, девятнадцать, но он не ожидал, что она искать ее. Ее светло-коричневые волосы были подстрижены в нечеткой щетине, который предложил было бы откинуть от руки, как мех. Был серебряный шпилька, в форме звезды, в ее левой ноздре, коренастый браслет из украшенной черной кожи вокруг нее левое запястье.

  Прежде чем сесть, она с любопытством посмотрела на Резника, как будто задаваясь вопросом, хочет ли она вообще быть там.

  «Вы его босс?» спросила она, кивая в сторону Нейлор.

  «Вроде, как бы, что-то вроде.»

  Салли Оукс фыркнула.

  «Кофе?» – спросил Резник.

  «Кока-кола».

  «Эспрессо для меня,» сказал Резник в Нейлор. «Большой.»

  Когда Нейлор ушел к прилавку, Резник представился.

  – У тебя есть сигарета? спросила она.

  «Не боюсь.»

  Салли Оукс вскочил со стула и пошел туда, где несколько молодых людей сидели за столом, едят печеный картофель. Резник смотрел на нее опереться на них, прося первой сигаретой, то для света. Он был уверен, что она не знала их, ни они ее.

  «Так что же он сделал, старый Уильям Джеймс?» спросила она, выпуская дым дрейфовать вверх из ноздри.

  – Он что-то сделал?

  – Ты меня разыгрываешь или что? Она проглотила немного кока-колы, ее глаза переместились на Нейлора и обратно. – Сначала он, а потом ты. Она фыркнула. – Не я тебя интересую, не так ли?

  Резник перемешивает его кофе. «Что вы думаете, что он мог бы сделать? Всегда при условии, что у него есть «.

  – Я не знаю, не так ли?

  «Предполагать.»

  Она быстро моргнула в раздражении. «Компьютерные игры для полицейских, да? Подземелья и драконы. Нужно действовать, иначе все застопорится».

  «Что-то такое.»

  Она снова моргнула сквозь дым. Она знает, подумал Резник, знает или, по крайней мере, подозревает, но не говорит.

  – Как получилось, что ты пошла с ним? – спросил Резник, меняя тему. «На первый взгляд кажется, что это сделано не на небесах».

  – Я думал, это будет смех.

  – И было ли это?

  Салли затянулся сигаретой, ужение ее голову в одну сторону. «Нет, это не было.»

  «Но вы продолжали идти с ним. В течение года."

  «Он был интересным. Я никогда не говорил, что он неинтересен».

  «Но?»

  «Но ничего.» Она пожала плечами.

  «Но вы перестали видеть его.»

  «Я собирался постоянно.»

  – Ты мог бы и дальше встречаться с ним, если бы захотел, сказал, что он твой дядя.

  «То, что вы получите их сказать, это?» Резник улыбнулся ей. Нейлор, который был в акте попивая кофе со взбитыми сливками, трещал пузыри в нее и закончил половину удушья и с кремом и шоколадом усами.

  – Ты бы все равно перестал с ним встречаться, не так ли? – спросил Резник. – После того последнего раза.

  – Что ты имеешь в виду?

  «После того, что случилось, что в последний раз.»

  «Что ты знаешь?»

  «Только то, что ты скажешь.»

  Салли Оукс показала Резнику свой профиль и сделала две-три глубокие затяжки. Ди-джей разорвал роман с самим собой на достаточно долгое время, чтобы сыграть «My Baby Just Cares For Me» Нины Симон.

  – Можно мне еще кока-колы?

  Резник дал сигнал Нейлору не торопиться.

  «Первый раз, первые пару раз, – сказала Салли Оукс, – я думала, что он на самом деле не заинтересован ни в чем происходящем, понимаете, в сексе. Потом я понял, что его интересует, что он хочет, чтобы я делал… ну, он хотел наблюдать за мной, понимаете. Так что я подумал, ладно, хорошо, он хочет поиграть сам с собой. Я имею в виду, если бы это было достаточно хорошо для Элвиса… – Она потушила сигарету. „Тогда мы были в этом баре, играла пара групп, только местных, он делал свое обычное дело, слушая половину времени, как будто они были, знаете ли, божьим подарком музыке, а остальное изгибало мои Ухо о какой-то высокопарной теории или о чем-то другом, честное слово, я обычно отключал. Итак, мы добрались до моей комнаты, и я подумал, ладно, быстро пройтись по обычному, но на этот раз все по-другому, и он повсюду, пытается воткнуть то тут, то там, и везде, и, Господи, мне интересно во что я ввязался, когда он вдруг вскакивает и уходит в ванную – я не знаю, что он там делает, но думаю, что он дрочит себе, но когда он возвращается, это все те старые шутки о холодном душе, и он просто хочет сидеть там с кружкой Horlicks в одной руке, другой в моих трусиках, и какой-нибудь немецкий фильм, надоевший заднице с Четвертого канала, просто для разнообразия“.

  Сидя спиной к Нейлору, который стал красиво багровым, она потянулась к стакану и выпила половину кока-колы.

  – Так оно и было? – спросил Резник. «После этого.»

  "Ты шутишь! Если бы это было, это было бы так, тогда и там. Нет, он вернулся к тому, чтобы полчаса дурачиться в конце вечера и просматривать кассеты, которые я привез отсюда. Хип-хоп – это то, чем он, похоже, увлекался».

  Держу пари, подумал Резник.

  – Расскажи мне о последнем разе, Салли, – сказал он. – Если вы не возражаете.

  «Это было похоже на то, о чем я говорил вам раньше. В одну минуту это все слова из четырех слогов, а в следующую мы переходим к четырехбуквенным, и он заставляет меня кататься по полу, пока он… – Она замолчала и еще больше понизила голос, не сводя глаз с Резника. „Есть некоторые вещи, на которые я не возражаю, может быть, больше, чем на многих девушек, но я не против сказать тебе… он причинил мне боль“.

  – Ты имеешь в виду, он ударил тебя?

  «Нет. Он мне больно.»

  Резник задумался над тем, над чем смеются Миллингтон и Марк Дивайн, и быстро решил, что лучше бы ему не знать.

  Он забрал Линн Келлог из университета и отправил ее поговорить с Салли Оукс, посмотреть, не нужно ли еще что-то узнать. Девушка, скорее всего, согласилась бы сделать заявление сейчас, но с какой пользой он еще не был уверен.

  Грэм Миллингтон отвернулся от Дивайна, все еще смеясь, собираясь ответить на телефонный звонок, и заметил Резника.

  – Есть минутка, сэр, – сказал он, торопясь вперед.

  Марк Divine взял телефон вместо этого.

  «Он красавчик», – с энтузиазмом сказал Миллингтон. «Нет двух вариантов».

  «Вы думали, что о нашем дружественных окрестностях борцом,» напомнил ему Резник.

  «Sloman,» издевался Миллингтон. «Еще бы не доверять ему дальше, чем Big Daddy мог бросить его.»

  – Но это другое?

  – Инспектор Графтон на него накинулся, как ни крути.

  «Грэм, мы все получаем набор на что-нибудь, что выглядит более чем наполовину возможно. Мы все хотим видеть эту вещь более. Либо это, либо другая женщина собирается закончить ее вечером, как Ширли Петерс и Мэри Шеппард.»

  – Я знаю, сэр, но…

  – Готов поспорить на пару месяцев, что это был Маклиш, насилие в семье, открытое и закрытое. Вы преследовали Сломана, потому что некоторые факты совпадали, потому что он выглядел так, как будто мог это сделать. Что здесь по-другому?»

  Что случилось с этим человеком, подумал Миллингтон? Он начинает больше походить на адвоката защиты.

  – Во-первых, сэр, это история его психики. Я имею в виду, что он не только психопат, он еще и самопровозглашенный сексуальный маньяк.

  «Признался в мысли, а не в деле».

  «Он говорит.»

  – А мы знаем что-нибудь другое?

  – Есть заключение психиатра. Согласно этому, если он откажется от наркотиков, то, вероятно, станет похотливым, как кролик в сезон.

  «Психиатр сказал, что?»

  "Более менее. Я имею в виду, в этом и была суть».

  «Спасибо за перевод». Ирония была потрачена впустую на Миллингтона.

  «Тогда есть этот бизнес с Ширли Петерс. Он признает, что письма к ней, принадлежит к идти навстречу ей. Теперь это понедельник ночью всего три недели, прежде чем она была убита «.

  – Но большего он до сих пор не признал?

  «Конечно, нет. Он ведь не дурак?»

  «Я думал, что он был. Я думал, в этом и есть смысл».

  – То, что я говорю, сэр, не имеет смысла; это не подходит. Со всеми другими женщинами, с которыми он контактировал, он пошел вперед и встретился. Единственный, кого мы знаем, пострадал, тот, кого убили, о нет, он ушел, не так ли?

  «Тогда зачем упоминать об этом в первую очередь?»

  «Сэр?»

  «Почему говорят нам, что он так же, как знал ее?»

  – Инспектор считает, что это потому, что он думал, что у нас есть список тех, кому он писал, я полагаю, думал, что мы получили письма. Таким образом, ему придется в чем-то признаться, но не больше, чем он надеется, что это сойдет ему с рук.

  – И все время, пока вы брали у него интервью, он ни разу не сломался по поводу той части своей истории, что он мельком взглянул на Ширли Питерс, отвернулся и больше никогда ее не видел?

  «Нет, сэр.»

  «И ваш вердикт по этому, Graham?»

  – Я не сомневаюсь, сэр, – без колебаний ответил Миллингтон. «Он лжет.»

  Резник написал служебную записку для Линн Келлогг, еще одну для Пателя, прося как можно скорее обобщить то, что они узнали. Когда он позвонил Скелтону, суперинтендант сидел наедине с главным констеблем, несомненно делая все возможное, чтобы успокоить его и пообещав скорый результат. Там был DCl, и Резник спросил его, ожидают ли они ареста.

  – Симмс, ты имеешь в виду? Сексуальный преступник Графтона.

  «Вот он».

  «Неофициально, Чарли, я думаю, слово неизбежно. Если только ты не нашел что-нибудь покрепче.

  Резник заверил его, что нет.

  – Не держитесь за нас, Чарли?

  «Не на минуту,» сказал Резник и звенел прочь. То, что он сказал бы на следующей сессии инструктажа может быть другой вопрос, но сейчас ему нужно время, чтобы подумать.

  Чуть больше часа спустя он сидел в своем любимом кресле, а Бад обвил его затылок, мурлыча головой, прижавшись к подбородку Резника, а его хвост обвился вокруг него с другой стороны. Он прислушивался к довольному дыханию животного, к тому, как машина проезжала по дороге слишком быстро. Должен был быть какой-то способ собрать все это воедино, но пока он не мог определить, что это было. Там должно было быть что-то он мог бы сделать с четвертью старения грибов и половину красного перца, который был более интересным, чем нарезка их мелко и складывать их в еще один омлета.

  Когда он позволил себе убедиться, что это не так, он осторожно поднял Бада и пошел звать Рэйчел.

  Она подошла к телефону после того, как Кэрол чуть не поставила ему третью степень.

  «Я только что интервью для очень привилегированного положения,» сказал Резник, «только я не знаю, что это такое.»

  «Извините, – объяснила Рэйчел, – она ходатайствует за меня перед Крисом».

  «Как дела?»

  – О, он ждал меня прошлой ночью, когда я вернулся.

  – После того, как я ушел от тебя?

  «Да.»

  «Иисус!»

  «Это могло бы быть хуже, я полагаю. Он был расстроен. Сначала он был зол, а затем он был, ну, сильным, я полагаю, вы должны были бы сказать «.

  – Он не ударил тебя?

  "Нет. Ничего подобного. Кэрол провела меня внутрь, он постоял, чтобы промокнуть, а затем исчез. Он пытался позвонить мне несколько раз, и я не знаю, то ли это было оскорблением, то ли извинением, потому что до сих пор мне удавалось его избегать».

  – Ты ничего не хочешь, чтобы я сделал?

  «Ничего не поделать.»

  – Кроме того, к чему я призывал.

  «Который?»

  «Чтобы уберечь себя от очередного грибного омлета».

  «Чарли!»

  – Ты сказал, что сейчас моя очередь тебе звонить.

  – Я имел в виду не менее чем через двадцать четыре часа.

  – Ты не был таким конкретным.

  "Я знаю. Но, так или иначе, я поел.

  «Ой.»

  Наступила тишина, а потом Резник сказал: «Что ты собирался делать?»

  – Ранняя ванна, а потом спать.

  Здорово! подумал Резник. Сделайте это здесь!

  – Ты слышал, что я сказал, Чарли? – спросила Рэйчел, когда ответа не последовало.

  – Я как раз думал об этом.

  – Ты ведь не превращаешься на мне в грязного старика?

  – Подойди, – сказал Резник.

  «Зачем?»

  «Познакомиться с кошками».

  Несколько секунд она ничего не говорила, а потом сказала: «Как я могу сопротивляться?»

  Знакомство прошло так, как и можно было ожидать. Диззи угостил ее своим видом сзади за считанные секунды, но в остальном кошки были такими же вежливыми, как обычно, когда у Резника были гости, что случалось нечасто.

  «Могу я заказать для вас напиток?»

  – Водка с тоником?

  «Трудный.»

  «Джин?»

  «Ах…»

  «Что у тебя?»

  Они сидели на диване с двумя стаканами Black Label, а на стереосистеме Art Pepper играла «You'd Be So Nice to Come Home To». Резник не назвал ей название, он думал, что это может зайти слишком далеко, но он указал на связь с кошкой Пеппер, и он начал говорить ей что-то еще, когда она наклонилась через него и приложила палец к его губам. .

  «Чарли…»

  «Эм?»

  – Заткнись и дай мне послушать.

  Когда он снова наполнил их бокалы, то нашел потрепанную копию « Песен для юных влюбленных » Синатры . Рэйчел подождала, пока не дойдет до «Кто-то, кто присмотрит за мной», прежде чем спросить: «Чарли, ты пытаешься соблазнить меня?»

  – Я?

  – Разве ты не знаешь?

  «Нет.»

  – Ты честен?

  «Как правило.»

  «И сейчас?»

  «Абсолютно.»

  «Только если ты пытаешься соблазнить меня, я имею в виду, я не надел кепку».

  «Ой.»

  «И я не хочу, чтобы вы думали, что я из тех женщин, которые берут это с собой, куда бы она ни пошла».

  «Точно нет.»

  – Но он у меня случайно оказался в сумке.

  «Ах».

  Он взял ее стакан с виски, и она поцеловала его; когда он поставил оба стакана, она снова поцеловала его.

  Они поцеловали друг друга.

  По прошествии некоторого времени, когда две кошки попытались найти опору на своих вертящихся коленях и сдались, Рэйчел взяла Резника за руку и подняла его на ноги. – Не думаешь ли ты, что пришло время показать мне спальню?

  «Да.»

  – Тогда тебе лучше указать мне на туалет по дороге.

  – Что, во имя Бога, ты думаешь, что делаешь?

  Рэйчел подождала полных пятнадцать секунд, и когда зеркало в ванной не дало ей ответа, она спустила воду в унитазе и выключила свет.

  «С тобой все впорядке?»

  «М-м-м.»

  – Нет, правда?

  – Я полагаю, что нет.

  Резник вздохнул и перевернулся на бок; его глаза были закрыты, а дыхание было громким и слишком быстрым. Он подождал, пока оно успокоится, а затем открыл глаза и уставился в потолок.

  «Чарли…» Рэйчел прижалась к его руке, положив руку на его тело, сгиб ее ладони на его животе. «…это не имеет значения».

  Резник не ответил.

  «Честно.»

  «Гм».

  Она повернула голову к нему и поцеловала сначала его бок, а затем, медленно, его грудь, вплоть до волос, которые густо собрались на середине его грудной клетки и имели привкус соли и пота.

  «Не думай об этом».

  Резник думал о Салли Оукс, ее вычищенном лице, худом теле и голосе. Нет. Он причинил мне боль . А за этим, как фальшивое, но всегда присутствующее эхо, маленькая девочка, сидящая в комнате с куклами: Да. Мне было больно .

  Рэйчел двигалась, пока не легла, наполовину прикрывая его тело, и он мягко погладил ее по спине от затылка до основания позвоночника.

  – Чарли, – прошептала она, – не останавливайся. Это прекрасно."

  И после этого она ничего не говорила, потому что спала.

  Когда она проснулась, было кромешной тьмой, она лежала в постели одна, и светящиеся стрелки часов подсказывали ей, что было около половины третьего. Она выскользнула из-под одеяла, не потревожив кошку, которая спала у изножья кровати, свернувшись калачиком.

  Она нашла Чарли в детской, прислонившись лицом к окну и глядя в темноту. Рэйчел прижалась щекой к его спине, и ее руки обвились вокруг него. Через некоторое время он повернулся к ней, и когда она поцеловала его, она почувствовала слезы, еще не высохшие на его лице.

  – О чем ты плачешь, Чарли? она сказала.

  «Ребенок.»

  «Какие дети?»

  «Все они.»

  Тридцать один

  «Чарли.»

  «Эм?»

  «Чарли.»

  Он повернулся к ней, не более чем в полусне и испуганный ее голосом, ее близостью, теплотой и гладкостью ее кожи.

  – У меня что-то на голове.

  «Ой.» Подняв руку, Резник случайно коснулся ее груди. – Диззи, спускайся. Ну давай же."

  Он осторожно отодвинул кошку, опасаясь, что когти Диззи запутаются в локонах волос Рэйчел. Поставив кота на пол, Резник подождал, пока он отпрыгнет, и когда он это сделал, более энергично оттолкнул его. Мех на его хвосте распушился, Диззи с угрюмым видом вышел из комнаты.

  – Завидую, – сказал Резник.

  «Он не должен быть».

  – Он привыкнет.

  Рэйчел провела пальцем по внутренней стороне руки Резника. – Ему не придется. Глядя на нее достаточно близко, чтобы увидеть свое отражение в ее глазах, пальцы Резника сомкнулись на ее пальцах.

  – Который час, Чарли?

  Он поднял ее руку в постели, пока не смог прочитать стрелки ее часов. «Десять последние шесть.»

  – Я должен уйти к семи.

  Было уже без пяти, Рейчел пила кофе и красила глаза тенями; в спальне Резник перебирал свои рубашки.

  – Ты был женат, Чарли. Почему у тебя не было детей?»

  «Единственное время, которое у нас могло быть, было сразу после этого, в первый год или около того. Но тогда это был я, я был тем, кто не был уверен, хотел подождать. Я только приступал к работе, наверное, может быть, я боялся сбоев, ответственности, я не знаю. Позже, ну, позже было по-другому. В ее повестке дня были и другие дела.