Текст книги "Ты плоть, ты кровь моя"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

4

Хозяин ближайшего к дому Элдера бара был известен своей грубостью и бестактностью, однако Элдер довольно часто показывался у него, чтобы заслужить не самое презрительное к себе отношение.

– Вам тут звонили, – сообщил хозяин бара. – Женщина. Если это за неуплату аренды, я не удивлюсь. – Его смех, похожий на петушиное кукареканье, эхом отразился от потолка. – У вас же есть причины вот так прятаться в здешних местах. Сказала, позвонит еще, около девяти.

«Кэтрин? – подумал Элдер. – Или Джоан?»

Оказалось, ни та, ни другая. Хотя этот голос он в последний раз слышал два года назад, Элдер без труда узнал низкий тембр Морин Прайор. Когда-то она была сержантом полиции Ноттингемшира и работала вместе с Элдером, а теперь стала инспектором отдела по расследованию особо тяжких преступлений.

– Привет, Морин. Что стряслось?

– Шейн Доналд.

– И что с ним?

– Его вот-вот освободят. Условно-досрочно. Я подумала, тебе надо об этом знать.

– Спасибо, Морин.

В семнадцать лет осужденный за убийство, Доналд отбывал срок в пенитенциарных заведениях ее величества. Его подельник, Алан Маккернан, старше его годами, признанный зачинщиком, получил пожизненное. Это было в 1989 году. Сейчас Доналду, видимо, уже за тридцать.

– Тут в местной прессе поднялась небольшая суматоха.

– А как они об этом пронюхали?

– От родителей жертвы, их известили официально.

– Ну конечно!

«Жертва, – подумал Элдер. – Люси Пэдмор, шестнадцати лет, на год моложе Доналда».

– Если тебя интересует, я могу собрать вырезки и послать тебе.

– Да, о'кей, присылай. Спасибо, Морин.

– Хорошо, Фрэнк. Ты смотри не пропадай там.

Несмотря на то что больше трех лет работал с Морин Прайор, Элдер мало что знал о ней – подробности своей личной жизни она утаивала, как последний скряга. Одинокая и, насколько можно было судить, не склонная к лесбийским забавам, она никогда не увиливала от заданий, какими бы они ни были скучными или неприятными, всегда честно платила свою долю, когда они забегали в бар после службы. По сравнению с Морин Элдер был, что называется, душа нараспашку, жил, как поется в песне, открыв сердце ветру.

Он постоял с минуту, прежде чем положить трубку на аппарат и вернуться к стойке. Шейн Доналд. Он хорошо помнил его – тощий парень со слезящимися глазками, легко поддающийся чужому влиянию; такого очень просто держать в полном подчинении. Элдер вдруг подумал, к кому Доналд мог прибиться в тюрьме и к чему это его привело. Теперь его отправят в другую часть страны, подальше от места преступления; первые шесть месяцев он, по всей вероятности, проведет в общежитии для таких же условно освобожденных; за ним установят плотное наблюдение, чтобы убедиться, что заключение о его готовности вернуться к нормальной жизни в обществе было хорошо обоснованным.

Элдер заказал себе двойную порцию виски «Джеймисон» и направился в самый дальний угол бара. По собственному опыту он знал, что полицейский испытывает множество самых разных чувств по отношению к тем, кого он арестовал, особенно за убийство, но жалость в их число входит редко.

Доналд был последним ребенком пожилых родителей, нежеланным, ошибкой, как его часто называли, маленьким и слабеньким с рождения последышем, который еле-еле выжил, и, как его мать имела обыкновение подчеркивать, чертовски жаль, что выжил. Их семейство жило на северо-востоке, в захудалом загаженном доме на окраине Сандерленда, где обитало одновременно три поколения, вечно в тесноте, спотыкаясь друг о друга; где половина окон в лучшем случае были забиты досками, а задняя дверь распахивалась при малейшем порыве ветра. Папаша его пробавлялся случайными заработками, собирал металлолом и продавал куда только мог, вечно играл на скачках и проигрывал, получал пособие; мать работала уборщицей в местной школе. Трое его братьев, еще не достигнув подросткового возраста, уже имели неприятности с полицией. Одна из сестер умудрилась забеременеть в тринадцать лет, в тот самый год, когда родился Шейн.

Такая их жизнь могла измениться только к худшему, что и произошло. Папаша его бил – это считалось само собой разумеющимся, – зажимая ему при этом рот рукой и охаживая толстенным ремнем по заднице. Дед насиловал его, когда напивался пьян; двое братьев, когда были трезвы, тоже трахали его, по очереди, пока он не начинал исходить кровью. Всякий раз, когда он сбегал из дому, полиция или какой-нибудь доброжелатель из социальной службы непременно возвращали его обратно. Только одна его средняя сестрица, Айрин, выказывала ему хоть какую-то любовь, утирала слезы и успокаивала, усадив к себе на колени. Но когда она уехала, выйдя замуж за слесаря-газовщика из Хаддерсфилда, до которого около сотни миль, – один ребенок у нее уже имелся, а второй был на подходе, – у Шейна не осталось никого, с кем он мог бы поговорить, кому мог бы довериться. И он все больше и больше уходил в себя, в маленький темный мирок собственного убогого сознания.

Накануне своего пятнадцатилетия, вскоре после отъезда Айрин, он вдруг сорвался – словно внутри у него что-то лопнуло – и набросился на преподавателя столярного дела с обломком деревянного бруса в руке, перебил полдюжины окон в школе, вломился в собственный дом, забрал у матери из сумки только что полученную зарплату, прихватил кое-какую одежду и все, что можно было украсть, сложил все это в старую сумку и подался автостопом на юго-запад.

Ему пришлось трудно. Большинство водителей, даже если и замедляли ход, едва взглянув на Доналда, тут же вновь набирали скорость. Одну ночь он провел, свернувшись калачиком на своем жалком имуществе, на автобусной остановке в Дарлингтоне, другую проспал под изгородью возле автостоянки, прямо рядом с шоссе А61. К тому времени, когда Шейн объявился у дверей своей сестры, он был голоден, грязен, глаза ввалились, а одежда вся пропахла сыростью и еще кое-чем похуже.

Айрин обняла его и втащила в дом. В ванной на втором этаже она его раздела, словно маленького, и обтерла влажной тряпкой.

– Пусть только не думает, что тут останется, потому что хрен ему! – заявил Невилл, муж Айрин.

Не обращая на него внимания, Айрин отрезала несколько ломтей хлеба, намазала их маргарином, а сверху джемом. Приготовила чай. Она была на седьмом месяце беременности, и это было заметно; ребенок лежал неправильно, однако у него еще было время, чтобы занять нужное положение.

– Шейн, милый, что ты там натворил? – спросила она, глядя, как он уплетает хлеб. – У тебя неприятности, да?

– Сбежал я от них, вот и все.

– Давно надо было.

– И назад не вернусь, никогда не вернусь, будь что будет.

– Я уже сказал, – заявил Невилл из коридора, – жить ты тут не будешь!

– Ты не лезь, – сказала ему Айрин. – Это мое дело, не твое.

– Черта с два не мое! – Он шагнул к ней, сжав кулаки, но она остановила его взглядом:

– Тебе ведь давно на работу пора, не так ли?

Невилл повернулся и вышел, не сказав больше ни слова.

– Не трясись, – сказала она Шейну. – Все образуется. Поорет и перестанет. – Она уже придумала, что сможет устроить брату постель внизу, на полу. По крайней мере пока не родится ребенок.

Но прежде чем это произошло, Шейн повстречал Алана Маккернана, и с этого началась цепочка событий, которая привела к убийству.

Элдер опрокинул в рот остатки «Джеймисона» и немного подержал на языке, смакуя. Ему припомнились слова одного из коллег-полицейских, когда им наконец удалось доставить Доналда в участок – у него были очень коротко остриженные каштановые волосы, едва пробивающиеся усики вокруг бескровных запекшихся губ. «Надо было его сразу утопить, едва он родился, ублюдок проклятый. Или бросить где-нибудь – для всех было бы лучше».

* * *

Конверт, надписанный аккуратным почерком Морин Прайор, пришел три дня спустя. Почтальонша оставила свой мини-вэн у въезда в переулок и дошла до дома пешком – это был первый с начала весны случай, когда она навестила Элдера.

– Прекрасный день, не правда ли? – сказала она, мотнув головой в сторону неба, когда Элдер вышел ей навстречу из дома. – В такой день и новости должны быть хорошие!

– Будем надеяться, – ответил он, сильно в этом сомневаясь.

В конверте были вырезки из «Мансфилд чэд», «Ноттингем ивнинг пост»; фото обоих, Доналда и Маккернана, сделанные во время суда; Доналд не в фокусе, этот снимок фотокорреспондент сделал сквозь окно движущегося автобуса. «УБИЙЦА ДЕВУШКИ ВЫХОДИТ НА СВОБОДУ» – кричал заголовок. «Свобода! – подумал Элдер. – После тринадцати лет тюрьмы!»

Сообщение о том, что Шейн Доналд, один из двоих преступников, признанных в 1989 году виновными в убийстве 16-летней Люси Пэдмор, вскоре будет выпущен из тюрьмы, было встречено с гневом и непониманием родителями погибшей девушки, Дэвидом и Донной Пэдмор, проживающими на Стейшн-роуд в Оллертоне. «Какое право он имеет свободно и беззаботно расхаживать среди нас, – со слезами на глазах вопрошает миссис Пэдмор, – когда моя Люси никогда уже никуда не сможет пойти?»

Ожидается, что Доналда, которого освобождают условно-досрочно, увезут в другое место и, возможно, разрешат сменить имя и фамилию. «Не имеет никакого значения, что они предпримут, – заявил Дэвид Пэдмор, крайне взволнованный. – Я все равно разыщу его, а когда найду, он пожалеет, что не остался за решеткой!»

Там было еще два снимка Люси, один обычный постановочный – в школьной форме, слепо улыбающейся в объектив, а другой – никак не приукрашенный, мимолетный «щелчок» смеющейся красивой светловолосой девушки в майке и джинсах.

Элдер подумал, что она именно так и выглядела, когда повстречала Маккернана и Доналда на пляже в Мейблторпе, где проводила вместе с семьей летние каникулы. Алан Маккернан, двадцати шести лет, черные волосы зализаны в кок по моде конца пятидесятых, на руках татуировки, кожаная куртка, вся в заклепках, нараспашку, джинсы затянуты ремнем с большой пряжкой. Он, наверное, первый с ней заговорил, этакий дерзкий красавчик. Доналда она бы и не заметила, эту жалкую тень, таскающуюся за взрослым мужчиной. Взрослый мужчина – Люси это могло понравиться: привлекательный малый, да еще и покататься на мотоцикле приглашает. «Нортон-750», сплошной сверкающий хром. «Эй, Шейн, дай ей свой шлем. А сам и пешком доберешься». Элдер вполне мог представить, как Маккернан ведет Люси к мотоциклу, гнусно подмигивая и улыбаясь. Двадцать минут езды до паркинга жилых автофургонов, где они с Доналдом остановились, в глубь округа, подальше от моря.

Они держали ее там пять дней пленницей, подвергая бесконечным издевательствам, которые и привели в конечном итоге к ее смерти. Ее тело, все в ссадинах и кровоподтеках, потом нашли в неглубокой яме недалеко от прибрежной дороги, пересекающей дюны, в зарослях кустарника и высокой травы.

Было обнаружено множество сходных особенностей этого убийства с другими аналогичными нападениями на женщин, совершенными в последние несколько лет в соседнем Ноттингемшире. В самом последнем случае, имевшем место год назад, молодую женщину по имени Мишель Гест держали пленницей в течение сорока восьми часов и принуждали к разнообразным сексуальным актам, включая насилие с помощью «тупого орудия», но потом отпустили, посреди ночи вышвырнув из машины на заброшенной дороге между Ретфордом и Гейнсборо. Ей было семнадцать – не слишком смышленая девица, занималась проституцией с тех пор, как окончила школу. Когда на следующий день рано утром ее обнаружил местный фермер, она лежала, свернувшись, возле стога сена; он сообщил в полицию, но она была так напугана и сбита с толку, что едва могла говорить. «Их было двое. Двое, двое, двое…» – вот и все, что она была в состоянии сказать.

Была создана сводная оперативная группа, которую возглавили Элдер и инспектор Терри Фостер из Ноттингемшира; они и вели расследование на месте преступления. Еще один инспектор возглавлял временный штаб, куда стекалась вся добытая информация и где проверялись местные полицейские архивы; группа полицейских и штатских, имеющих доступ к национальной компьютерной сети ХОЛМС,[8]8
  ХОЛМС – британская общенациональная полицейская компьютерная система, куда стекается информация о всех крупных преступлениях, особенно серийных убийствах и изнасилованиях, а также о значительных ДТП и несчастных случаях. Названа в честь Шерлока Холмса.


[Закрыть] просеивала и систематизировала все поступающие данные, прежде чем решить, чьи имена можно отбросить, а кого считать потенциальным подозреваемым и начать отслеживать.

Алан Маккернан попал в последнюю категорию. Ему еще не было двадцати, когда он уже получил срок за сексуальное домогательство и отсидел полтора года; впоследствии он не раз подпадал под подозрение в совершении аналогичных преступлений, включая попытку изнасилования, неоднократно допрашивался, но обвинений ему ни разу не предъявляли.

Постоянного места жительства у него не было, иногда он подрабатывал механиком; чаще же просто таскался то с одним, то с другим передвижным парком аттракционов, что колесят по стране из конца в конец, собираясь вместе на каких-нибудь крупных мероприятиях вроде ежегодной Ноттингемской гусиной ярмарки. Когда Элдер наконец до него добрался, Маккернан был занят ремонтом электрического автомобильчика с детского автодрома из парка аттракционов в Скегнессе под немузыкальные вопли Джина Винсента, несшиеся из динамиков над его головой: «Би-боп-а-лула!» и «Блу джинс боп!».

– Никто этих ребят не переплюнет, – заметил Маккернан, вытирая грязные руки о комбинезон. – Джина Винсента, Эдди Кокрейна, Чарли Федерса…

Элдер очень смутно помнил эти имена со времен собственного детства и теперь удивился, что кто-то вполовину его моложе слушает их и сегодня.

– Потише можешь сделать? – прокричал он, пытаясь перекрыть вопли из динамиков.

Маккернан махнул рукой парню в будке у входа, и через несколько секунд звук уменьшился до нормального уровня.

– Это кто? – спросил Элдер, указывая на юношу, который махнул Маккернану в ответ, прежде чем выполнить его распоряжение.

– Этот? – переспросил Маккернан. – Да никто.

Позднее Элдер узнал, что это был Шейн Доналд.

– Ну а ты, – продолжал Элдер, – ты ведь Алан Маккернан?

– И никто другой. – На лице его появилась самодовольная улыбка.

– И готов ответить на некоторые вопросы?

– Зависит…

– От чего?

– От вознаграждения.

– Как насчет того, чтобы не угодить в тюрьму?

– Звучит неплохо. – Маккернан вытащил пачку сигарет из верхнего кармана своего комбинезона и протянул ее Элдеру и полицейскому, что пришел вместе с ним, но оба отказались. Маккернан извлек из пачки сигарету, сунул в рот и достал зажигалку, поддельную «Зиппо», – ему нравилось щелкать крышкой: туда-сюда, открыть-закрыть.

Элдер спросил его, где он находился в тот день, когда пропала Люси Пэдмор, и в тот, когда нашли ее тело.

– В Халле, – без запинки ответил Маккернан.

– И чем занимался?

Маккернан пожал плечами и оглянулся по сторонам:

– Да вот этим же самым.

– И свидетели есть? Те, на кого ты работал?

– Да, наверное.

– Пока ты был в Халле, где ты жил?

– В автофургоне.

– Он твой собственный?

– Да.

– И где он сейчас?

Тут Маккернан позволил себе улыбнуться:

– Сгорел. Когда ехали сюда. Неосторожное обращение с канистрой керосина. – Он покачал головой. – Хорошо еще, что живым успел выскочить.

Автофургон нашли там, где указал Маккернан, – обгорелый остов с покореженной рамой.

С этим автофургоном полиция возилась почти три дня: всю его внутренность облазили и обклеили ярлычками с указателями, потом отбуксировали к себе для дальнейшего обследования. Обнаруженные в нем пятна крови принадлежали к самой распространенной группе, у Маккернана была такая же. И у Люси Пэдмор. «Порезался, когда брился. Спешил, понятно?» Помимо отпечатков пальцев самого Маккернана, там нашли еще несколько, принадлежавших одному человеку. «Да это был один парень с ярмарки. Я его подвозил, понятно?» И ни одна улика не указывала, что Люси когда-нибудь была в этом фургоне.

На очной ставке то ли по причине потери памяти, то ли от страха Мишель Гест его не опознала.

После чего Маккернан исчез.

А через неделю пропала еще одна девушка – в сотне миль к северу, в другом графстве, но схожесть обстоятельств просто бросалась в глаза. Сьюзен Блэклок была чуть выше среднего роста, тоненькая, светловолосая, шестнадцати лет от роду; в последний раз ее видели на прибрежной дороге между заливом Робин Гуда и Уитби, примерно в три часа пополудни.

Элдер поехал туда по шоссе А1, через вересковые пустоши, связался на месте с Доном Гайзли из местной полиции; поговорил с родителями девушки, Тревором и Хелен, с администрацией паркинга автофургонов, где они проживали, с бывшим учителем, который проходил по улице Кливленд-уэй и видел Сьюзен возле Солтуик-Нэб, поздоровался с ней и услышал в ответ невнятное приветствие.

Пять дней, как она пропала, и Элдер с ужасом ждал шестого.

5

Потом у них случился прорыв: под обгорелой рамой складной кровати нашли две ниточки, при исследовании под микроскопом оказавшиеся идентичными нитям из свитера Люси, который был на ней в день ее исчезновения.

Дальнейшее исследование образцов крови, взятых в автофургоне, привело к заключению, что результаты анализа ДНК совпадают с данными анализа крови Люси Пэдмор, а вовсе не Маккернана.

Запрос о местонахождении Маккернана выявил еще одну его жертву, девятнадцатилетнюю Вики Роулз – она выглядела гораздо моложе своих лет и до этого момента хранила молчание о том ужасном дне, что провела в тесной компании с Аланом Маккернаном и его приятелем Шейном Доналдом. Уличное знакомство, легкий флирт – и такие жуткие последствия.

Прошло совсем немного времени, и Маккернана выследили – он работал в гараже к северу от Ротерема, рядом с шоссе на Ромарш, занимался в основном жестянкой, выправлял, сваривал, начинал каждый день в семь утра, заканчивал в пять. Юноша, подпадавший под описание Шейна Доналда, большую часть времени ошивался возле этого гаража, выполнял разные мелкие поручения, время от времени делал какую-то работу, подавал Маккернану инструменты. Оба жили в полуподвальной однокомнатной квартирке недалеко от центра города, ванная там была на площадке второго этажа, ближайший туалет – во дворе.

Вместе с тремя полицейскими Элдер прибыл в авторемонтную мастерскую, где встретил своего коллегу из полиции Ноттингемшира. «Подбросим монетку, – предложил Терри Фостер, а когда выпала решка, сказал: – Вот и отлично. Маккернан мой». И он радостно улыбнулся.

У Фостера было пять человек. Прикрытие обеспечивала полиция Южного Йоркшира – полдюжины полицейских в форме и еще столько же в штатском; на случай вооруженного сопротивления наготове держали еще и спецгруппу. И в гараже, и в квартире устроили засады – никаких шансов, что преступников кто-то успеет вовремя предупредить. Без двадцати семь утра пришло сообщение, что Маккернан вышел из дому и направляется на работу. Один.

Шейн Доналд – в грязных джинсах, серой майке с короткими рукавами и кроссовках, с мутным взглядом – ввалился в магазинчик на углу. Пачка сигарет «Эмбасси», газета «Сан», пакет молока. Он шел назад, изучая спортивную полосу, когда Элдер догнал его и пошел рядом.

– Болеешь, да?

– Чего?

– Футбольный болельщик? За какую команду? «Манчестер юнайтед» или «Ливерпул»?

– Да кто ты такой, твою мать?!

Но тут Доналд увидел еще двоих возле дома, не более чем в пятидесяти ярдах от него, и сразу все понял. Инстинктивно повернулся, чтобы бежать, уронил газету и пакет, уголок которого лопнул, и на мостовую потекло молоко.

Элдер схватил Доналда за руку, между локтем и кистью.

– Даже и не думай! Не глупи! Тебе же хуже будет. Бежать не имеет смысла.

Их отвезли в разные участки; Маккернана – со ссадинами на лице и руках, с затекшим левым глазом и отпечатком стальной набойки внизу живота. Он насвистывал «Самертайм блюз» сквозь выбитые зубы.

– Мой клиент уже сорок пять минут ждет врача! – бушевал дежурный адвокат, весь красный.

– А мой старик восемнадцать месяцев ждал протеза шейки бедра, – ответил дежуривший при камере предварительного заключения сержант. – Так вот оно нынче и бывает…

– Я не шучу!..

– Мой папаша то же самое говорил. Особенно когда эта проклятая штука все время выскакивала из сустава. Только не стоит лезть из кожи вон. Полицейский хирург уже едет.

В трех четвертях мили от этого места, в недрах другого полицейского участка, другой полицейский сержант-охранник спросил Доналда о его возрасте.

– Мне семнадцать.

– Правду говори, сынок.

– Скоро будет семнадцать.

– У тебя кто-нибудь есть, кого надо известить, что ты у нас?

Доналд отрицательно мотнул головой.

– А родителям сообщить?

– За каким чертом?

Элдер наклонился над столом:

– Давай-ка сразу свяжемся со службой соцзащиты и объясним им ситуацию. Пусть пришлют кого-нибудь, поприсутствовать на допросе. Когда приедут, обеспечь, чтобы его еще раз предупредили. А пока надо бы ему чаю дать и поесть чего-нибудь. Бутерброд с беконом, что-нибудь в этом роде.

– А я уж думал, вы его сразу засадите, – сказал сержант, кивнув в сторону камеры, когда все формальности были позади. – И почитаете ему что-нибудь на сон грядущий.

– Я бы даже поцеловал его на ночь, если бы считал, что это поможет, – ответил Элдер. – И какого бы адвоката ему ни назначили, надо постараться, чтобы это не оказался свеженький выпускник юридического факультета, готовый на все, лишь бы сделать себе имя.

Вся эта возня тянулась почти до середины дня: социальный работник из опытных, в черной юбке и сверкающей белизной блузке, с черными кругами усталости под глазами; адвокат, ближе к шестидесяти, добродушный, уже почти вышедший на пенсию, но еще вносивший свой вклад в дело оказания юридической помощи. Элдер попросил Мэдди Берч, сержанта уголовного розыска с мягким взглядом, чтобы та вместе с ним вела первый допрос. Комната была без окон, с низким потолком, стены ничем не украшены – стол, стулья, двухкассетный диктофон, лампочка над головой. Элдер назвал себя в микрофон, потом пригласил остальных сделать то же самое. Голос Доналда звучал так тихо, что Элдеру пришлось попросить его повторить погромче.

Первые пятнадцать минут Элдер расспрашивал Доналда об основных событиях его жизни, никаких острых вопросов – пусть немного расслабится, пусть уйдет эта напряженность, эта агрессивность в голосе. Когда Мэдди Берч попросила его рассказать о знакомстве с Маккернаном, Доналд завертелся на своем стуле, облизнул губы и забормотал что-то нечленораздельное. Мэдди улыбнулась и повторила вопрос. Все засмеялись. Как смешно, прямо как в цирке.

– А теперь о Люси Пэдмор, Шейн, – вступил Элдер без всяких предисловий. – Какая она была?

– Она была хорошая, добрая.

– Добрая?

– Ага.

– Добрая с тобой?

– Ну да, почему бы и нет?

– И за это вы с ней такое сотворили?

– Я…

– Отплатили ей за доброту.

– Не знаю, о чем это вы.

– За что вы ее убили?

– Нет! – Стул под Доналдом чуть не упал, когда он вскочил на ноги; социальный работник протянула руку – то ли защитить его, то ли остановить.

– Шейн…

– Нет! Не говорите так!

– Что это вы ее убили?

– Не говорите так!

– Она погибла, Шейн. Ее уже не вернешь.

Дыхание Доналда стало прерывистым – рот широко открыт, хриплый вдох, потом резкий выдох; глаза какие-то дикие, одной рукой он зажимает рот, другой трет у себя в промежности.

– Шейн, – мягко сказала Мэдди, – сядь обратно, пожалуйста.

– Она мертва, Шейн, ты же знаешь это, не так ли?

Не глядя на Элдера, да и вообще ни на кого, Доналд медленно кивнул.

– И если это не ты ее убил, то кто-то другой.

В комнате стало тихо, достаточно тихо, чтобы слышать, как шуршит лента в диктофоне, как тяжело, астматически, дышит адвокат. Элдеру показалось, что он ощущает запах мяты. Мяты и пота.

– Расскажи нам об этом, Шейн, – попросил он. – Расскажи, как она умерла.

Доналд резко мотнул головой и впился зубами в заусенец на ногте.

– Шейн, – сказала Мэдди, – тебе не следует ничего бояться.

Глаза Доналда наполнились слезами.

– Может, тогда я расскажу, как мне это представляется? – спросил Элдер. – Мне кажется, вы слонялись по окрестностям, все трое: ты, Люси и Алан. Выпивали, веселились. Косячок, наверное, забили, может, пару, не знаю. И здорово возбудились, все трое. А потом… потом я не знаю, Шейн, – и вот тут ты должен нам помочь. У вас все пошло кувырком. И один из вас троих пострадал. Люси пострадала.

Доналд закрыл глаза.

– Она же тебе понравилась, правда? Люси. Ты же сам сказал. Ты же не хотел, чтобы такое случилось.

Доналд мигнул и на секунду сфокусировал взгляд на Элдере, потом отвел глаза.

– Понимаешь, Шейн, мне кажется, что ты попал в ситуацию, которой и сам был не рад. В ситуацию, которая тебе самому казалась неправильной, но ты боялся об этом сказать. Алан был старше, ты его очень уважал. И ты ему тоже нравился. Но то, что произошло с Люси… что он с ней сделал… Шейн, я думаю, будет неправильно, если ты возьмешь всю вину на себя, не так ли? Это было убийство, Шейн, вот что это было такое, вот во что все это вылилось. В убийство!

Элдер на секунду взял руку Доналда в свою.

– Помоги нам, Шейн. И себе самому помоги. Расскажи, как все было.

Когда все было кончено, минут двадцать спустя или около того, у них была готовая версия – отрывочная, с повторами, вся в прорехах – того, что произошло в автофургоне. Маккернан занимался сексом с Люси, потом убедил ее заняться тем же с Доналдом, потом снова сам полез. Позже, приняв несколько «колес» и покурив, Маккернан опять полез к ней, включив погромче музыку, чтобы заглушить его смех и ее крики. Потом его кулак. Потом бутылка. Ручка от швабры. Маккернан смотрит через плечо на лицо Доналда. Пальцы Люси, она пытается выцарапать ему глаза, пытается вырваться, убежать. Злость Маккернана. Ярость. Потом кровь. Нож. Маккернан материт Люси за то, что сам с ней сделал.

В комнате для допросов повисло молчание.

Элдер понял, что большего они не добьются. Не сейчас. Он встал, потянулся, обошел вокруг стола, положил обе руки на плечи Доналду и слегка нажал.

– Хорошо. Ты правильно сделал. Теперь мы попробуем помочь тебе. Если сможем.

У Доналда из горла вырвались рыдания.

Элдер смотрел через стол на Мэдди Берч, и глаза у него были пустые и жесткие, как полированный камень.

– Проследи, чтобы ему дали пить, – сказал он, отходя в сторону. – И поесть. Пусть отдохнет, а потом мы продолжим беседу.

* * *

– Ты же понимаешь, что он пытается выгородить себя, не правда ли? – спросила Мэдди Берч.

Они стояли у заднего входа в здание, Мэдди курила, Элдер держал в руке кружку с помойным на вкус кофе, который едва пригубил.

– Ты так считаешь?

– Мы же читали заявление Вики Роулз, слышали запись. Он ударил ее – чем? – да-да, куском резинового шланга.

– Потому что Маккернан ему приказал. С угрозами.

– Все равно он ее ударил. И не только ударил.

– Знаю.

Берч затушила сигарету о подметку туфли.

– Они убили ее, Фрэнк. Оба. Вот что я думаю.

– Полагаю, ты права. По закону, если уж на то пошло. Но если мы хотим, чтобы Доналд сдал нам Маккернана…

– То нам нужно принять его ложь?

– Нам, возможно, придется согласиться с его версией событий, по крайней мере пока. – Обычно на подобные вещи не обращаешь внимания, но Элдер все же заметил, как в глазах Мэдди вспыхнул зеленый огонек.

– Ты собираешься допивать это? – спросила она, кивнув на кружку в его руке.

Элдер покачал головой и выплеснул кофе на землю.

– Ты так и не спросил Доналда о Сьюзен Блэклок, – заметила она, когда они вернулись в здание.

– Всему свое время.

В мужском туалете Элдер долго и с преувеличенным тщанием мыл руки.

Он наседал и наседал. Дорога между Уитби и заливом Робин Гуда, помнишь? Конец августа. Ты был там, на этой дороге. И на побережье Норт-Йоркшира. В то самое время. Помнишь Сьюзен? Он показывал Доналду фотографии, внимательно наблюдая, пытаясь увидеть на его лице признаки готового признания и понимая, что он, вероятно, никогда и не слыхал ее имени. Иной раз он начинал допрос именно с этого, в другой раз не упоминал его сначала, но потом незаметно съезжал к этому, как бы между прочим. И ни разу не сумел сбить Доналда с занятой позиции. Это Доналда-то, которого так легко можно было сбить!

И даже тогда Элдер никак не мог забыть об этом. Такое совпадение! Все улики! Почти полная убежденность в этом прямо-таки разъедала его изнутри. Он такие вещи никогда не пропускал.

Когда он предъявил фотографии Маккернану, тот только злобно ухмыльнулся.

– Ты знаешь ее, Алан?

– Хотел бы! – Он хитро подмигнул.

– Куда ты ее дел, Алан? Что с ней стало?

Глаза Маккернана остекленели, и он начал тихонько напевать себе под нос что-то из Джонни Кидда и группы «Пайретс». Кажется, «Шейкин олл оувер».

Элдер закусил губу и продолжил допрос.

Скажи спасибо, что хоть чего-то добился.

Но если не считать этого, у тебя ничего и нет. Как у Хелен и Тревора Блэклок, никакой дочери, одни пустые комнаты.