Текст книги "Ты плоть, ты кровь моя"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

27

Уилли Белл как-то умудрился встать утром раньше его, успел поджарить несколько тостов и даже поспорить с диктором радиопрограммы «Сегодня», прежде чем переключиться на Радио-2 и начать подпевать Нейлу Даймонду, одновременно наливая кипяток в заварочный чайник.

– Чай готов, все остальное – в вашем распоряжении, – объявил он.

Элдер налил себе чашку и уселся за кухонный стол, просматривая вчерашний вечерний выпуск «Пост».

– Спали хорошо? – спросил Белл.

– Неплохо.

– Значит, избавились от своих кошмаров?

Элдер отложил газету.

– Каких кошмаров?

– Первые пару ночей вам что-то ужасное снилось. Конечно, вы могли тайком протащить сюда какую-нибудь бабу, вы же ловкий типчик, и тогда я уж не знаю, что вы там вдвоем вытворяли, но если такого не было, тогда, должен сказать, вам точно что-то скверное снилось. И неприятное. Странно, что вы среди ночи не проснулись.

Элдер кивнул. С тех пор как он уехал из Корнуолла, он считал, что кошмары его оставили.

– Я еду в город, – сообщил ему Белл. – Вас подбросить?

– Не возражаю. Дочь мне велела купить мобильный телефон.

Белл рассмеялся:

– А за этим последует требование сменить прическу. И одеться более модно.

Двадцать минут спустя они уже ехали на юг, к центру города, медленно пробираясь вперед в напряженном утреннем уличном движении.

– Это ваше расследование, как оно идет? – спросил Белл.

– Пока ничего определенного, если честно, – ответил Элдер. – Несколько новых фактов, полуправдивые свидетельства, подозрения – все, что не вылезло наружу при первых допросах. Но вот куда все это ведет…

– Напоминает обычную полицейскую возню.

– Полагаю, что да.

– Вы по ней скучаете?

– Иногда.

– А вам не кажется, что вы именно потому этим занимаетесь, что просто не можете от этого отказаться?

– Отказаться от этого дела или от полицейской работы?

– А вы сами мне скажите, от чего именно.

Ответа у Элдера не было.

– Вы можете меня высадить где-нибудь возле Тринити-сквер, – сказал он. – Если вам по пути, конечно.

Он и не подозревал раньше, что самым трудным для него в приобретении мобильника станет вот такое стояние посреди огромного магазина, пока какой-то юноша в дешевом костюме выдает привычную рекламную чепуху: «Подпишитесь вот здесь, где точки, и вы уйдете от нас с настоящим произведением искусства, которое даст вам возможность не только звонить и принимать звонки, отправлять и получать текстовые сообщения, но и иметь доступ в Интернет, отправлять сообщения по электронной почте и факсы, передавать визуальные изображения и загружать информацию в ваш персональный компьютер». И все это время, как сказал бы Джимми Дьюрант,[29]29
  Джимми Дьюрант (1893–1980) – американский комедиограф, композитор, актер и певец.


[Закрыть] вы можете левой ногой колоть орехи. Любимым номером его собственного папаши на вечеринках было сесть у пианино и, держа перед лицом бумажный стаканчик, петь: «Я тот, кто нашел потерянный аккорд!» – подражая Джимми Дьюранту, комедианту с хриплым голосом и огромным носом. Да кто его вообще сегодня помнит, этого Дьюранта? А сам он, когда он в последний раз вспоминал собственного отца?

Элдер прервал продавца на середине его словоизвержения и сказал, что ему нужен самый простой мобильник, без всяких прибамбасов и дополнительных услуг. Чтоб заплатил – и пошел. Заряженный и готовый к использованию.

– Боюсь, мы так не делаем, сэр, – сказал продавец.

– Чего не делаете?

– Не продаем уже заряженные аппараты.

– А теперь сделайте, – сказал Элдер.

Выйдя обратно на улицу, он проверил мобильник, набрав номер Стивена Брайана в Лестере, но преуспел только в том, что нарвался на автоответчик: «Оставьте сообщение или попробуйте мне позвонить по мобильному». Элдер попробовал мобильный и после долгой паузы был проинформирован, что телефон отключен и что он, если хочет, может оставить сообщение. Он оставил сообщение. Он, конечно, совершенно не представлял, когда Брайан позвонит ему и позвонит ли вообще, а ему страшно не хотелось терять впустую еще один день.

Быстрая прогулка по Кламбер-стрит и Бридлсмит-Гейт вывела его к торговому центру «Броуд Марш», а затем к вокзалу. Если сделать пересадку в Грантеме, он будет в Ньюкасле менее чем через три часа. В одном из киосков в главном зале вокзала он купил себе кофе и сдобную булочку. «Дэвид Копперфилд» торчал из кармана его пальто. Покупая сдобу, он вспомнил о Кэтрин. Может, стоит позвонить ей с платформы – в надежде услышать ее одобрение в связи с приобретением им мобильника. Есть еще несколько человек, которым стоит дать свой номер, иначе какой от него прок? Морин, несомненно. Уилли Беллу. И Хелен Блэклок, может быть? По данным табло, висевшего высоко над входом, его поезд должен прибыть через семь минут. В полном соответствии с расписанием.

Когда Элдер приехал в Ньюкасл, погода, которая по пути его следования менялась несколько раз, наконец успокоилась, залив все вокруг синевой. Он справился у продавца газет перед входом в помещение вокзала и выяснил, что театр находится всего в десяти минутах ходьбы отсюда. Он прошел мимо нового торгового центра, и вот перед ним памятник Грею,[30]30
  Грей, Томас (1716–1771) – английский поэт, представитель сентиментализма.


[Закрыть] несколько напоминающий уменьшенную копию колонны Нельсона.[31]31
  Колонна Нельсона – памятник адмиралу Нельсону на Трафальгарской площади в Лондоне – 44-метровая колонна с 5-метровой фигурой адмирала наверху. Установлена в 1839–1842 гг.


[Закрыть]«Это тот Грей, по имени которого назван известный чай „Эрл Грей“? – раздумывал Элдер. – Или какой-нибудь другой, может быть, родственник?»

Театр «Ройял» находился в верхней части улицы с правой стороны – огромное здание, чьи украшенные каннелюрами колонны, кажется, безуспешно пытались сопротивляться нашествиям голубей и ночных любителей граффити. Не испытав никаких радостных ощущений от фасада, Элдер отправился разыскивать вход за кулисы. Несколько коротких разговоров, указания, как найти дорогу, пара-тройка шуток, и к нему вызвали помощницу директора, которая тут же и появилась – озабоченная черноволосая молодая женщина, представившаяся Ребеккой.

Стараясь избегать ненужных подробностей, Элдер объяснил, что ему нужно.

– Вы сказали, тринадцать лет назад?

– Тринадцать или четырнадцать.

– И зачем вам это нужно?

– Для проверки и подтверждения. Вот и все. – Он видел, что она все еще колеблется. – Но это важно. Иначе я не стал бы отнимать у вас время.

Она вздохнула и оттолкнула случайно попавшийся под ноги стул.

– Идите за мной.

Ее кабинет располагался в узком коридоре с высоченным потолком, от стен которого все еще воняло свежей краской.

– Все замечания директора театра по прошедшим спектаклям теперь хранятся в компьютере, – объяснила Ребекка. – Уже пять или шесть лет, как мы это сделали. До того все записывалось в эти журналы.

Открыв среднюю часть зеленого, как бутылочное стекло, шкафа для бумаг, она представила на его обозрение груду амбарных книг в твердых обложках.

– Вот, пожалуйста. То, что вам нужно, можно найти только здесь, или вообще нигде. – Вытащив один из журналов, она провела по нему пальцем, прочертив в пыли линию. – Их сто лет назад надо было выкинуть.

Элдер же обрадовался, что это не было сделано.

– Чем-нибудь вас угостить? Кофе? Или прохладительного?

– Нет, спасибо.

Обнаружить то, что он искал, много времени не потребовалось. Ноябрь 1987 года. Королевская шекспировская труппа. «Король Лир». При проверке занавеса еще до начала спектакля его привод заклинило, и поломку не сумели устранить, в результате чего спектакль был отменен. Зрителям было предложено либо получить обратно деньги, либо поменять билеты.

Когда Ребекка приплыла обратно, чтобы посмотреть, как у него идут дела, он уже лениво просматривал журнал.

– Вот это забавно: двое зрителей в середине второго акта сняли с себя всю одежду и сбросили ее с балкона в партер, – смеясь, заметил Элдер.

– Да ерунда все это. Как ваши успехи?

– Отлично. Все нашел. Можно мне снять фотокопию с этой страницы?

– Не вижу причин для отказа.

Через пять минут он вышел на улицу, держа в руках плотный конверт, в который Ребекка засунула копию нужной страницы вместе с программой театра на нынешний сезон. «И вернулись домой в четыре утра или где-то около того, – сказала ему тогда Хелен Блэклок. – Тревор уже собирался в полицию звонить – так переволновался». А по словам Роба Шрайвера, они вернулись в Честерфилд примерно к десяти вечера. Что оставляет шесть часов, про которые никому ничего не известно. А домой Сьюзен Блэклок отвозил Пол Латам.

Латам был в актовом зале школы, вел занятия внеклассного драматического кружка для двенадцати-тринадцатилетних учеников. В данный момент они, разбившись на пары, пытались сыграть этюд, импровизируя на тему «обознался при встрече». Одни пары прорабатывали этюд тщательно, другие же, воспользовавшись представившейся возможностью, просто орали и дико жестикулировали. Элдер был уверен, что Латам его заметил, когда он вошел в зал и остановился у двери, но просто не подал виду. Когда этюд был закончен, он собрал всех учеников в кружок и попросил некоторые пары объяснить всем, что именно они хотели представить. Аплодисменты, смех, оханье, несколько слов на прощание, и вот они уже разбирают свою верхнюю одежду, снимают сменную обувь и шумными группками по двое-трое движутся к выходу.

– Вот уж не думал, – сказал Латам, повысив голос, – что еще раз вас увижу.

Их разделяла большая часть зала.

– Я решил, что нам надо поговорить, – ответил Элдер.

– Ну давайте.

– Здесь?

– А почему нет? О чем бы ни пошла речь, не думаю, что это требует конфиденциальности. К тому же тут нас только уборщица может подслушать.

Элдер приблизился к нему на пару шагов.

– Это по поводу Сьюзен.

– Ну естественно.

– Сьюзен и вас.

– Слушайте, – сказал Латам, – я ведь уже помог вам, и рад был помочь.

– В тот вечер, когда вы рано вернулись из Ньюкасла, после того как был отменен спектакль… ведь именно тогда все началось?

Элдеру показалось, что щека Латама непроизвольно дернулась, но он не мог утверждать этого наверняка.

– Не понимаю, что вы там себе напридумывали…

– Или это началось раньше и к тому времени уже шло полным ходом? Полагаю, вы страшно обрадовались, когда вам представилась такая возможность провести вместе столько времени.

– Знаете, это просто удивительно, что вам так легко удалось это раскопать, – признался Латам. – В наше время за этим следят гораздо строже… Посторонних дальше порога не пускают. Или вы им предъявили ваше старое – как это называется? – служебное удостоверение? Так, что ли?

– Шесть часов, – сказал Элдер. – Шесть часов в автобусе. Совершенно одни. Или вы ее к себе в коттедж отвезли? Времени у вас было достаточно, мне кажется.

– Полагаю, – произнес Латам, продвигаясь к двери по диагонали зала, в обход Элдера, – надо найти сторожа. И наверное, вызвать полицию.

– Да погодите вы, – остановил его Элдер.

Латам замер на месте, не сказав ни слова.

– Это не игра, понятно вам? – сказал Элдер. – И не просто импровизация.

– Да неужто? А жаль!

Когда сорок пять минут спустя Латам появился на школьной автостоянке, Элдер стоял, опершись о дверцу своего старенького «форда», и ждал его. Латам, поколебавшись, повернул и направился к нему; не доходя нескольких метров до Элдера, встал, скрестив руки на груди.

– Я ведь уже сказал вам. Кажется, вы меня не поняли, но, уверяю вас, я имел в виду именно то, что сказал. Если вы будете продолжать меня преследовать, я обращусь в полицию.

– Не думаю, что вы это сделаете, – заметил Элдер.

– Значит, вы ошибаетесь.

– Мистер Латам, я знаю, что в тот вечер, когда был отменен спектакль, вы со своей группой вернулись в Честерфилд между половиной десятого и, самое позднее, половиной одиннадцатого. На этот счет имеются свидетельства. Я также знаю, что, по словам матери Сьюзен Блэклок, вы привезли ее домой лишь на следующее утро, около четырех.

– Так она и сказала?

– Именно так.

– Значит, она ошибается.

– Не думаю.

– Да она просто спятила, у нее навязчивые идеи, в таком состоянии она вам что угодно могла сказать!

– Но я ей верю.

– А это ваше личное дело.

– Почему бы вам не сказать правду? Столько времени с тех пор прошло, кому от этого станет хуже?

– Хуже? – Латам улыбнулся. – Вы, должно быть, глупцом меня считаете.

– По-моему, вы просто сами вводите себя в заблуждение.

Латам опустил руки, пальцы сжались в кулаки.

– Если вы полагаете, что я вступил в предосудительные отношения с одной из своих учениц, находившейся на моем попечении, то это неправда. Я бы никогда не одобрил подобного поведения, более того, я бы осудил это! – Он отступил на шаг. – И если вы когда-нибудь предъявите какие угодно улики в подкрепление этого утверждения, я буду готов опровергнуть их в присутствии моего адвоката. А до того момента я буду признателен, если вы оставите меня в покое.

Элдер просунул руку сквозь открытое окно машины и извлек из салона фотоаппарат «Полароид», ранее позаимствованный им у Морин. Сработала вспышка, прямо в лицо Латаму, и тот не успел закрыться руками.

– Спасибо, – сказал Элдер, садясь в машину. Он включил зажигание, врубил скорость и поехал прочь. Силуэт Пола Латама в зеркале заднего вида все уменьшался и уменьшался, пока не исчез совсем.

28

Шейн продал все кредитные и дебетовые карточки Пам Уилсон и Джеральда Керсли, за исключением одной. Деньги он сложил в носок, который засунул на самое дно своей спортивной сумки. Даже Эйнджел не знала, куда он его спрятал. Шальные деньги. Маккернан научил его, что с ними делать. «В каком бы дерьме ты ни оказался, – говорил он, – всегда держи хоть что-то про запас. И уж когда до самой крайности дойдешь, вот тогда…»

Маккернан его и многому другому научил, и все это хорошо запомнилось, не то что названия созвездий и звезд.

«Всегда старайся сохранять преимущество, никогда не поддавайся. Всегда старайся иметь что-то про запас, какой-нибудь козырь на всякий случай. Бритву, например, или нож. И если придется пустить его в ход, делай это быстро. Всегда старайся взять верх. Сдерживайся, дожидайся решающего момента. Не срывайся в ситуациях, когда это может привести к одним неприятностям. А неприятностей у тебя будет предостаточно, вот увидишь».

И еще были советы Маккернана насчет женщин, насчет девчонок: «Не обращай внимания на то, что они говорят, им всем такое нравится, чуть-чуть того, чуть-чуть этого, они сами такое любят. Чуть-чуть грубо… И так… И вот эдак…»

Когда Эйнджел оказалась в его спальном мешке, с ней все было по-другому, слишком тесно, мало места, что тут особого можно сделать? Но теперь у них был фургон: достаточно места, полная изолированность. В Ньюарк они приехали поздно ночью, что-либо предпринимать уже совершенно не хотелось, разве что выпить пару банок пива, выкурить косячок, потом, может, «колесом» отполировать – среди здешней публики ходило много вполне приличной «дури» – амфетамины, экстази… Шейн был в отличном настроении, уже слегка забалдел и стал призывно поглядывать на Эйнджел, и хотя она сказала «нет» на предложение «добавить» после пары косячков, он решил, что это никакого значения не имеет. Как только они вернутся в свой фургон, все будет о'кей.

Когда они забрались внутрь, он схватил ее и, швырнув на пол, задрал ей сзади юбку и засунул руку между ног. Она закричала, и он зажал ей рот рукой, а когда она укусила его за палец, ударил по лицу. Он снова схватил ее, она оттолкнула его руки, и тогда он врезал ей, как следует врезал – пусть знает, кто тут хозяин. Потом пихнул ее на пол и больно ухватил за грудь, упал на нее, с силой засунул в нее пальцы, не обращая внимания на то, какая она вся напряженная и как у нее там сухо.

– Шейн! Шейн! Шейн, больно! Больно же! Ты что, с ума спятил, мать твою?!

Но он злорадно продолжал пихать пальцы еще глубже. Она ухватила его за запястье и вцепилась в него:

– Шейн! Прекрати! Да прекрати же, Бога ради!

Шейн покачнулся и тяжело перевел дыхание.

По лицу Эйнджел текли слезы, слезы и сопли. Она осторожно подняла ноги, сведя вместе, и натянула на них юбку.

– Извини, – произнес он минуту спустя. – Я думал…

– Что ты думал?!

Шейн отвернулся.

– Ты думал, что я такая, да? Ты думал, я именно этого хочу?

– Ага. – Его было едва слышно.

– Ох, Шейн…

Она медленно склонилась к нему, прижав лицо к его груди, так что ее макушка оказалась у него под подбородком, а ее горячие слезы у него на шее. Потом она отодвинулась назад и влепила ему пощечину – открытой ладонью по щеке, изо всех сил. И не один раз, а два.

– Не вздумай хоть раз еще пробовать со мной такое. Не вздумай! Понял?

И хотя лицо его горело, глаза слезились, а над скулой багровел рубец, где она оцарапала его ногтем, Шейн ничего ей не сделал. И не сказал ни слова. Стоял там, где стоял. Даже когда Эйнджел вылезла наружу, закрыв за собой дверь.

Вот они, правила Маккернана. Но Маккернан тянет срок; видимо, пройдет еще лет десять-двенадцать, прежде чем он сможет хотя бы мечтать о возможном освобождении. А Шейн – вот он, вроде бы как на свободе, не за решеткой, во всяком случае. Шум, который они там подняли, теперь уже по большей части утих. А то, что его ищет полиция, – так у них и без него дел по горло. Конечно, приехав сюда, он пошел на риск, но если держаться осторожно, не ввязываться ни в какие свары, может, это и сойдет ему с рук. Почему бы и не сойти? После всего того дерьма, которое на него свалилось, разве нельзя рассчитывать хоть на какую-то удачу? И теперь у него есть Эйнджел, не так ли? По крайней мере он так считает. Разве это не достаточное доказательство?

Он решил, что нынче она сюда не вернется. Подумал, не сходить ли за ней, поговорить… Нет, она, наверное, в фургоне у Деллы, а ему сейчас совсем не хотелось попадаться Делле под горячую руку.

Так он и лежал там, беспокойно ворочаясь. В голове гудело. Несмотря на то, как Эйнджел отреагировала на его попытку, он все вспоминал тот момент, когда схватил ее и швырнул на пол, – и одновременно он вспомнил, как он был тогда с Маккернаном, с Маккернаном и той девушкой, Люси. И все, что они тогда делали. Картинки прошлого немного потускнели в памяти, но он по-прежнему видел все достаточно четко. И почувствовал, как у него встает, даже подумал, что надо бы хоть в кулак облегчиться, но тут дверь фургона отворилась и внутрь вошла Эйнджел.

Внутри было темно, но он отвернулся в сторону от нее. Слышал, как она раздевается, и подумал, что она скорее всего устроится спать в кресле или даже в старом спальном мешке на полу, но вместо этого она забралась в постель позади него, и у него перехватило дыхание, когда она улеглась рядом, прижавшись спиной к его спине, чуть касаясь его кожи, его позвоночника своей кожей и своими позвонками.

– Эйнджел, – позвал он несколько минут спустя.

Но она ничего не ответила, а еще через некоторое время он решил, что она уже заснула, но именно в этот момент она заговорила и стала рассказывать ему своим тихим и четким голосом о том, что с ней произошло, когда ей было семь, и потом, когда ей было около одиннадцати, и когда ей было тринадцать, и в груди Шейна все разрастались и разрастались гнев, ярость, негодование, а он лежал, страшно напряженный, сжав кулаки, желая только одного – пойти и отыскать их, тех подонков, которые все это с ней делали, и всех их порезать, порезать, чтоб истекли кровью, чтоб вся кровь из них вытекла, чтоб они потом висели вверх ногами на крюках в мясной лавке, чтоб крюки им были всажены туда, где раньше у них были члены… А утром, когда она еще спала, он нашел свой нож и пошел с ним к кухонной раковине, где всадил его себе глубоко в левую руку и держал так, в ране, наблюдая, как вытекает кровь.

– Что случилось? – спросила Эйнджел, когда проснулась и встала, указывая на пластырь у него на руке.

– Ничего. Порезался.

– Чаю хочешь?

– Ага, почему бы и нет…

На дне раковины еще виднелись несколько капель крови, и Эйнджел смыла их, пока ждала, когда закипит чайник.

Все шло прекрасно до второй половины следующего дня. Ни Шейн, ни Эйнджел ни словом не обмолвились о том, что произошло между ними в прошлую ночь; Эйнджел отправилась готовить к работе свой павильон, Шейн принялся мыть надувную горку. От автодрома доносилась музыка, хотя посетителей еще не было, да и сам автодром пока не работал. Музыка привела Шейна в хорошее настроение, некоторые из этих вещей он слышал в тюрьме, песни то ли группы «Куин», то ли «АББА», а потом даже Элвис – «Олл шук ап», «Тедди-беар», «Лавин' ю». Шейн подпевал, пока мыл горку, и вспоминал, что Маккернан говорил про Элвиса Пресли, что ему надо было бы умереть, пока еще был молодой и стройный, а не жирный и старый, а Шейн и не знал, прав он или нет.

Но вот в парк аттракционов начали просачиваться первые посетители, маленькими группками, мальчишки лет по десять-одиннадцать, а потом и малышня со своими мамашами, а иногда и с папашами, и Шейн принимал деньги, отсчитывая сдачу, проверяя одновременно, все ли сняли обувь, перед тем как взобраться по веревочной лестнице наверх, и стараясь отслеживать, сколько раз каждый мальчишка уже съехал вниз, и вытаскивая из толпы тех, кто пытался пробраться тайком и скатиться бесплатно, или же получая от их родителей дополнительную плату, что было еще лучше.

Время летело быстро, и скоро ему удалось забыть все, что случилось прошлой ночью, и не думать о том, что скверного может случиться еще.

Потом он заметил, что Эйнджел устроила себе перерыв – сидит еще с четырьмя рабочими парка, в основном парнями, и с ними какой-то чужак, незнакомый. Ему потребовалось некоторое время, чтобы найти себе подмену на надувную горку, после чего он направился к этой группе. Крэйг, обслуживавший автодром, познакомил его с чужаком. «Это Брок», – сообщил он. А Брок при ближайшем рассмотрении оказался одним из этих брюхатых и бородатых рокеров, которым нравилось именовать себя «Ангелами ада». Шейн не раз встречался с ними в тюрьме, и чаще – когда он был с Маккернаном. У этого все руки были в татуировках, и шея тоже, да еще змея и череп рядышком друг с другом красовались у него на животе, жирном и бледном, мешком нависавшем над поясным ремнем, так что футболка все время задиралась вверх, когда он откидывался назад и разражался хохотом, рыгал и снова хохотал.

– Держи, – сказал он, бросая Шейну банку пива «Хейнекен» из батареи, стоявшей у его ног.

Шейн поймал банку и открыл ее, пиво при этом выплеснулось наружу, и Брок снова заржал.

– Зря продукт переводишь, – сказал он. Потом плотоядно покосился на Эйнджел: – А лучше было бы вот эту девочку облить – классный был бы видок!

– Даже и не мечтай, – бросила Эйнджел, а Шейн лишь прикусил язык.

Выпили еще пива, и Брок с Крэйгом принялись обсуждать сравнительные достоинства мотоциклов «нортон» и «кавасаки», а потом разговор как-то снова перешел на Эйнджел, вроде как она и понятия не имеет о том, что такое крутой балдеж, пока ее не поимел настоящий мужик, разложив прямо на заднем сиденье мотоцикла «Харлей-Дэвидсон-750».

– Даже и не мечтай, – повторила Эйнджел и встала, собираясь уйти.

Вот тут Брок и попытался неуклюже облапить ее, а она отшатнулась в сторону. Шейн, вскочив на ноги, велел байкеру держать свои грязные лапы при себе.

– Если б у меня не было такое клевое настроение, – ответил ему Брок, – я б тебе щас головку твою траханую открутил и засунул бы прямо в твою сраную задницу.

При этом Крэйг и другие взорвались хохотом. Брок заржал громче всех, особенно когда Шейн повернулся и пошел прочь, преследуемый новыми взрывами издевательского хохота.

Эйнджел, не понимая, куда он пошел, попыталась его остановить, но Шейн оттолкнул ее и направился прямо к фургону. Через секунду он выскочил оттуда и быстро пошел назад, прямо к группе, все ускоряя шаг, особенно последние метров десять, а потом всадил нож Броку в живот и дернул лезвие вверх, вспарывая обвисшую бледную кожу.

Брок непонимающе пялился на него, полуоткрыв рот, слишком пораженный, чтобы визжать или орать, потом обеими руками обхватил живот, словно пытаясь удержать свои внутренности. Шейн плюнул ему в лицо, повернулся, одной рукой обняв Эйнджел, и пошел обратно к фургону. Никто за ним не последовал, ни один не посмел тронуться с места.

Забравшись в фургон, Шейн уронил нож на пол.

– В этом не было никакой необходимости, – заметила Эйнджел.

– Ага, – ответил он. – Но я это сделал, черт меня дери.

Он уже доставал свои вещи с узкой полки и засовывал их в сумку – футболку, тонкий свитер, белье.

– Что это ты делаешь?

– А ты не видишь?

Эйнджел закрыла глаза и отвернулась.

Он пошел к двери, на ходу погладив ее по руке.

– Ты вернешься?

– Может, и вернусь. – Наклонившись, он поднял с пола нож и сунул его в сумку. – Скажи Отто, через пару дней вернусь.

Эйнджел быстро захлопнула за ним дверь, не в силах смотреть, как он уходит.