Текст книги "Ты плоть, ты кровь моя"

Автор книги: Джон Харви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

29

Первое текстовое сообщение по мобильнику Элдер получил утром в субботу. Оно было от Кэтрин. Когда он добавил в него необходимые гласные и согласные, а также толику здравого смысла, оказалось, что она нынче после обеда участвует в межклубных соревнованиях в Лоуборо.

Кэтрин должна была бежать на двести метров, а потом участвовать в эстафете четыре по сто. В этих видах она была не особенно сильна, но все же имела приличные результаты на тренировках, а кроме того, там будут и ее товарищи по команде, они тоже помогут. Участников забега была целая толпа, но беговая дорожка в хорошем состоянии, да и погода почти идеальная: не слишком жарко, а ветер скорее можно было назвать легким бризом. Кэтрин на жеребьевке перед забегом на двести метров досталась крайняя внешняя дорожка. Это здорово, если любишь мчаться впереди всех и первым входить в поворот, ощущая себя в полном одиночестве, но менее удобно, потому что, если все время не оборачиваться, никогда не знаешь, где находятся остальные бегуны, а вот оборачиваться-то как раз и не следует.

Когда спортсменки прошли половину дистанции и немного подравнялись, впечатление было такое, что Кэтрин неоспоримо лидирует; вот прошли половину финишной прямой, уже видно ленточку, и тут еще три девушки нагоняют ее; в последний момент Кэтрин успела их заметить краем глаза и рванулась вперед, надеясь на финальный спурт, который так и не материализовался. Мертвый гит, подумал Элдер, ее теперь не выделить из всей группы, финишировавшей одновременно, не отделить от соперницы из «Лоуборо харриерс»; однако в итоге оказалось, что Кэтрин оттеснили на четвертое место – она отстала на пять тысячных секунды.

Когда объявляли результаты, он стоял рядом с ней и, помня, как она переживала в прошлый раз на стадионе «Харви-Хэдден», опасался, что и теперь она может впасть в депрессию, но нет, она отнеслась к этому вполне философски.

– Вот над чем мне еще надо работать – скорость на последней трети забега.

В эстафете она бежала третьей; ее команда лидировала с небольшим отрывом, когда она перехватила эстафетную палочку, а когда она ее передавала, отрыв еще немного увеличился, и ее подруга по команде, бежавшая последний этап, финишировала первой, оторвавшись от соперниц на несколько ярдов.

Когда соревнования закончились, Элдер купил себе банку кока-колы, сел с книгой и попытался отвлечься от мыслей, бродивших где-то очень далеко: мыслей о Хелен Блэклок, там, в Уитби, ожидающей от него весточки и вздрагивающей при каждом телефонном звонке, о Шейне Доналде, все еще скрывающемся неизвестно где.

– Папа! – Кэтрин приближалась к нему с двумя другими девушками, одну из которых Элдер, кажется, узнал – она тоже бежала эстафету. – Мы не сможем подвезти Эли и Джастин на обратном пути?

Элдер поднялся на ноги, Кэтрин несколько официально представила его, и они обменялись рукопожатиями. Потом он немного покружил по улицам с односторонним движением и наконец выбрался к шоссе А60, которое выведет его через Банни и Раддингтон к Ноттингему.

– Что будешь делать сегодня? – спросил Элдер, чуть наклоняясь к Кэтрин, сидевшей на переднем сиденье.

Она сразу не ответила, зато одна из девушек тут же сообщила с заднего сиденья:

– У нее свидание, мистер Элдер. – И обе девушки засмеялись.

– Правда, Кэт?

– Да, конечно, неправда! – бросила Кэтрин. – Глупости они говорят! – Но она покраснела, его взрослая дочка, и тут же из девушки превратилась в двенадцати-тринадцатилетнюю девчонку.

– А ты сам, пап, – спросила Кэтрин немного спустя, – сам-то ты что будешь делать?

– Да так, ничего особенного.

– Негодяев не надо больше ловить?

– Я уже давно этим не занимаюсь, или ты забыла?

– Правда?

Элдер не ответил.

– Знаешь, мама сейчас дома, – сообщила вдруг Кэтрин. – И готова спорить на что угодно – одна. Почему бы тебе не заехать к нам?

– Надо подумать.

Но оба знали, что этим все и кончится.

Морин сказала, чтобы он ждал ее в ресторане «Чанд» возле Мансфилд-роуд, известном своими блюдами под соусом карри, начиная с без четверти десять и до четверти одиннадцатого.

– Извини, Фрэнк, я не знаю точно, когда приду, – сказала она. – Мне тут надо кое с кем встретиться.

С информатором, понял Элдер. В свое свободное время, за которое ей никто не заплатит; она такая, эта Морин.

– Не беспокойся, – ответил он. – Я с собой книжку прихвачу.

– О'кей. И еще одно, Фрэнк…

– Да?

– Говорить будем только о деле. Понятно?

– Понятно. – Он уже понял, что мысли о Мэдди Берч следует держать при себе.

Приехав в ресторан к десяти, Элдер заказал хрустящие лепешки поппадамс с кисло-сладким соусом чатни и бутылку пива «Кингфишер», достал и раскрыл книгу: Копперфилд, не самым лучшим образом разбиравшийся в людях, наконец пришел к определенным выводам насчет поведения своего лучшего друга, который только что сбежал с юной и беззащитной дочкой ярмутского рыбака. Ярмут. Перед мысленным взором Элдера тут же возникли очертания побережья Северного моря: Грейт-Ярмут, Кромер, Скегнесс, Мейблторп, Клиторпс, Бридлингтон, Скарборо, Уитби…

– Знаешь, Фрэнк, ты сейчас выглядишь как грустный хомяк – сидишь тут одиноко с книжкой, – сообщила ему Морин.

– Бывало и хуже, – ответил Элдер, засовывая в книгу конверт, служивший ему закладкой.

Морин села, и когда за ее плечом возник официант, заказала пинту пива.

– Тебе тоже? – спросила она, кивнув на почти пустой стакан Элдера.

– Этого достаточно, – ответил тот, мотнув головой.

Морин улыбнулась:

– Ты, как всегда, благоразумен.

– Ну ты же меня знаешь. – Он вытащил из пластикового пакета, висевшего на спинке его стула, фотоаппарат «Полароид» и положил на стол. – Спасибо, что дала попользоваться.

– Результаты есть?

Снова раскрыв свою книгу, он вынул из конверта единственную фотографию и передал ей.

– Гм… – произнесла Морин. – Довольно симпатичный малый, артист или художник, похоже…

– Да, очевидно.

– Ну рассказывай.

Прервавшись, только чтобы продиктовать официанту заказ, он именно так и сделал.

– Значит, – подвела она итог, когда он закончил свой рассказ, – у нас есть основания не любить его, но нет доказательств.

Кивнув, Элдер поднял фото Пола Латама со стола, освобождая место для принесенных блюд. Цыпленок роуган джуш, то есть жаренный в кипящем масле, тушеная баранина пасанда, плов, сливовый сок, еще поппадамс и лепешки пешавари нан.

– А разве Латама не допрашивали, когда расследовали исчезновение Сьюзен Блэклок?

Элдер, продолжая жевать, отрицательно помотал головой.

– Значит, если у них что-то и было, вряд ли можно ожидать, что он признается, – это поставит под угрозу его карьеру.

– Вероятно.

– Он просто сидит и ждет, пока весь шум утихнет, надеясь, что его это не заденет. Должно быть, он так и полагал, пока не появился ты и не стал разнюхивать. Но даже и сейчас ты до конца в этом деле не уверен. Я хочу сказать, даже если он тогда увез ее – куда там? – ага, в этот свой коттедж. Пять-шесть часов с симпатичной девушкой. А может, они там все это время ту проклятую пьесу читали, которую так и не увидели на сцене. И чай пили.

– Вполне возможно, – согласился Элдер.

– Тут все, что угодно, возможно, Фрэнк. Обычная вещь в нашей работе. Самая обычная вещь.

Баранина была нежная и сочная, не слишком напичканная приправами, цыпленок роуган джуш весь пропитался томатным соусом.

– Даже если он и валял ее, – продолжала Морин, – это не значит, что он имел отношение к ее исчезновению.

– Я знаю.

– Но все равно подозреваешь.

– Что-то в этом роде.

Морин улыбнулась:

– Но ты и раньше, бывало, ошибался.

– Большое спасибо!

– А если серьезно, что ты теперь намерен предпринять?

Элдер пожал плечами:

– Поездить по Йоркширу, показывая всем его фото. Может, найдется зацепка.

Морин отложила вилку.

– Может, надо было сначала сделать именно это, а уж потом на него наваливаться?

– Может быть.

Несколько минут они молчали, сосредоточившись на еде. Ресторан потихоньку заполнялся, приближалось время закрытия. Элдер спросил Морин, как у нее дела на работе. Отец троих детей убил жену и все потомство, потом попытался покончить с собой, но не преуспел. Подозрительная смерть, тело пришлось эксгумировать. Перестрелка в Сент-Энн, видимо, связанная с наркотиками. Похищение пятилетнего мальчика на севере графства, требование выкупа, которое родители выполнили до того, как обратиться в полицию, – деньги забрали, ребенка пока не вернули. Из того, как Морин об этом рассказывала, было понятно, что она подозревает в причастности к похищению кого-то из родителей.

– Дел полно, стало быть, – заметил Элдер.

– Это еще мягко сказано, – подтвердила Морин.

Элдер откинулся назад, давая официанту возможность убрать со стола.

– Кофе будем? – спросил он.

– Давай.

Кофе только успели принести – вместе с пирожными и счетом, – когда раздался телефонный звонок.

– Это твой или мой? – спросила Морин, улыбаясь и раскрывая свою сумку. Мысль о том, что у Элдера тоже есть мобильник, почему-то веселила ее.

Несколько секунд она слушала, и лицо ее при этом мрачнело.

– Понятно, – сказала она в трубку. – Сейчас буду.

Потом, уже поднимаясь и доставая из кошелька деньги, чтоб расплатиться за ужин, сообщила Элдеру:

– Девушка пропала. Шестнадцать лет. В последний раз ее видели в Раффорд-парке сегодня около четырех.

30

В то раннее июньское утро Эмма Харрисон вышла из своего дома в Бистоне, окраинном районе Ноттингема, примерно в девять пятнадцать. С матерью и младшей сестрой Полой они поехали в центр, чтобы купить Поле новую обувь. Эмма должна была выйти возле Фрайар-лейн, рядом с Олд-Маркет-сквер, где у нее была назначена встреча с подругами – Элисон и Эшли. Эмма, которая, по словам ее матери, редко просыпалась по утрам в субботу в хорошем настроении, в тот день была необычайно весела и покладиста. В какой-то момент их короткой поездки, когда машина шла по Университетскому бульвару, миссис Харрисон попросила Полу перестать колотить ногой по спинке ее сиденья, на что Пола ответила, что она этого не делала, и тут же начала бить снова. И именно Эмма уладила назревающий конфликт, что вызвало у матери улыбку, а младшей сестрице помешало впасть в состояние обычной для десятилеток мрачной обиженности, которая могла поставить под угрозу всю их экспедицию. Подрастает дочка, подумала миссис Харрисон, взрослеет, уже берет на себя ответственность…

– Ты сегодня поздно вернешься? – спросила миссис Харрисон, наклоняясь к передней пассажирской двери. Останавливая машину, она пересекла желтую разделительную линию и частично перегородила крайнюю полосу, предназначенную для автобусов.

Эмма, уже стоя на тротуаре, наклонилась к открытому окну машины:

– Мам, ну сколько можно? Папа Элисон нас встретит и потом подвезет меня.

– Ну хорошо. Не забудь только, что у нас с отцом билеты в театр. Тебе придется присмотреть за сестрой.

Пола с заднего сиденья издала тяжкий страдальческий стон.

– Хорошо, мам.

– Ладно, пока. Желаю хорошо провести время.

Еще несколько мгновений, вливаясь в поток уличного движения, миссис Харрисон смотрела на старшую дочь в зеркало заднего вида, но потом потеряла ее из виду, активно маневрируя, чтобы перестроиться в тот ряд, откуда можно свернуть к стоянке возле Дерби-роуд.

Эмма прошла немного назад, к подземному переходу, поглядывая на свое отражение в витрине магазина: джинсовая юбка, узкий цветастый топик, волосы собраны в высокий «конский хвост», розовые сандалии, на плече маленькая, шитая бисером сумочка из магазина «Аксессуары».

Элисон и Эшли уже ждали ее, сидя у фонтана и болтая ногами: Эшли с рюкзачком, из которого только что не вываливались съестные припасы, взятые по настоянию матери: сандвичи и печенье, вода в бутылках, крем от загара, запасной кардиган и пластиковый дождевик, складывающийся до размеров обычной книжки.

– Господи помилуй, мам, – причитала при этом Эшли, – мы ж на автобусе поедем, а вовсе не поплывем через Атлантику! Кроме того, там есть вполне приличное кафе!

– Экономь свои карманные деньги, – ответила ей мать, провожая до двери. – Потратишь их на что-нибудь более нужное.

По уик-эндам и в летние праздничные дни до Раффорд-парка и далее, до Кламбер-парка и Ньюстедского аббатства, ходили специальные автобусы. В тот день в Раффорд-парке, помимо обычно привлекавшей посетителей аллеи скульптур, тянувшейся через весь парк в сторону озера, «живьем» выступали четыре местные музыкальные группы. Элисон уверяла, что солист одной из них – точная копия знаменитого Робби Уильямса, когда тот еще не успел состариться. И она рассчитывала как следует поразвлечься.

Первые полчаса они провели возле магазина бижутерии, устроенного в старых конюшнях, но так и не решились купить ни колец, ни браслетов, ни карт ручной росписи, ни каких-либо других художественных изделий. Потом Элисон захотелось пойти в кафе, потому что она видела, как туда направились какие-то симпатичные ребята; но когда подруги туда пришли, стало ясно, что вовсе они не симпатичные; она всегда так, эта Элисон. Усевшись на высокие табуреты в конце зала, девушки принялись подшучивать над Элисон, пока та в конце концов не разозлилась и не выскочила в туалет, вся в слезах.

Когда Элисон успокоилась и они привели себя в порядок и подкрасились, Эмма предложила пройтись по аллее скульптур через весь парк, но подруги не согласились, и они направились прямо к озеру, где посидели на скамейке, съели привезенные Эшли сандвичи, а печенье скормили собравшимся сюда со всего озера гусям и уткам.

– Ладно, пошли, – сказала Элисон, вскакивая на ноги. – Слышите? Уже начинается.

Первая группа была просто жуткая, решила Эмма, какие-то отстойные народные песенки – ее родители всегда слушали такие, когда к ним кто-нибудь приходил на обед, а потом все рассаживались кружком и притворялись, что не курят какую-нибудь дрянь. Следующей выступала мальчишеская группа «Бой-зона» – прыщавые юнцы, а вокруг них сплошь восьми-девятилетние сопляки со своими бабками, вопящие от восторга и восхищения. Эшли предложила вернуться в кафе, но Элисон заняла очень удобное место и не хотела его терять, так что они на некоторое время разделились, причем Эмма взяла у Эшли запасной кардиган, потому что небо затянуло облаками и у нее от холода кожа пошла пупырышками – на ней ведь был только узенький топик.

Очередь в кафе тянулась бесконечно, очередь в туалет тоже, так что, когда они протолкались туда, где осталась Элисон, на сцене уже третья группа исполняла свой второй номер. Солист, по мнению Эммы, больше напоминал Гарета Гейтса, чем молодого Робби Уильямса, и пел он совсем неплохо, но самым сексуальным из них, просто потрясающе сексуальным, был бас-гитарист с вытравленными добела волосами и в облегающих джинсах под змеиную кожу, и она все толкала подруг, и все они смеялись, прекрасно понимая, на что она намекает, а очень скоро они уже подпрыгивали и плясали на месте, и было здорово, так здорово, как они и рассчитывали. По-настоящему здорово.

Когда выступление завершилось, ударник швырнул в толпу зрителей свои палочки. Солист выпрашивал все новые аплодисменты, а бас-гитарист просто стоял сбоку. Выглядел он просто отлично, такой спокойный и холодный. Эмма решила, что ей опять нужно в туалет, а Эшли, посмотрев на часы, заявила, что надо спешить, потому что автобус отходит через двадцать минут, и они договорились, что встретятся на остановке за автостоянкой, чтоб успеть на четырехчасовой рейс. На часах Эшли было три сорок одна.

Ни Элисон, ни Эшли Эмму больше не видели.

Когда до отправления автобуса осталось всего десять минут, а подруга так и не появилась, обе девушки рванули обратно, заглянули в туалеты, в кафе и в магазин, но нигде ее не обнаружили. Вернувшись на остановку, они упросили водителя подождать, и он задержал отправление на пару минут. Эшли и Элисон все надеялись, что Эмма вот-вот появится, но напрасно.

Водитель сказал, что пора ехать.

– И что нам теперь делать? – спросила Эшли.

– Надо ехать, – ответила Элисон. – Это последний рейс.

Как только автобус остановился у торгового центра «Виктория», они тут же сообщили встречавшему их отцу Элисон о том, что случилось. Он молча отвез их к дому Харрисонов, и те отвели младшую дочь Полу к соседям, а сами поехали на машине в Раффорд разыскивать Эмму.

В тот же вечер, после половины десятого, они явились в Центральный полицейский участок Ноттингема и сообщили об исчезновении дочери.

В ту ночь кошмар вернулся, еще более жуткий. Мягкая плоть терлась о его кожу и скользила по ней, что-то живое трепыхалось под ногами и отскакивало прочь, пока он поднимался по лестнице. Вытертое до основы одеяло, брошенное на кровать, его собственная рука, хватающаяся за засаленную кромку, глаза невольно смотрят в сторону, дыхание сперло от жуткой вони. Он отдернул одеяло и увидел, что было под ним, но в этот момент, слава Богу, проснулся.

Вопль, еще замиравший в отдалении, был его собственным.

Майка, в которой он спал, вся промокла от пота; кожа пылала.

В ванной Элдер разделся и обтерся полотенцем, плеснул в лицо холодной водой; лицо, что смотрело на него из зеркала, было старше того, которое он привык видеть и хорошо знал.

Уилли Белл сидел внизу, у кухонного стола, бутылка виски уже откупорена, стакан Элдера уже наполнен.

– Девушка, пропавшая в Раффорд-парке? – спросил он.

– Видимо, да.

– Может, она вернется утром домой, поджав хвост, – предположил Уилли.

– Может быть.

Но ни один из них в это не верил.

31

Солнце вырвалось из-за облаков в тот самый момент, когда Элдер добрался до вершины холма, и осветило вьющееся лентой шоссе, которое круто спускалось вниз, перед тем как вновь устремиться вверх – уже по прямой, как древняя римская дорога, проходя между вересковой пустошью и зарослями можжевельника. До отъезда из Ноттингема Элдер позвонил Хелен Блэклок и сообщил, что не узнал ничего нового, ничего существенного, но тем не менее хотел бы поговорить с ней; если она свободна вечером, может быть, они поужинают вместе.

– Приезжайте сюда, – ответила она. – Ко мне. Если не боитесь попробовать мою стряпню. Я работаю до шести, потом мне надо кое-что купить по пути домой… Ну, скажем, в восемь. Устроит?

– О'кей.

– Это не слишком поздно для вас?

– Нет, мне это вполне подходит.

Теперь у него будет целый вечер, чтобы посмотреть, какие тайники памяти может открыть фото Пола Латама, снятое «Полароидом». Он понимал, что из всех косвенных улик эта – наиболее косвенная.

* * *

– Вот что я вам скажу, – заявила ему Келли Тод. – Почему бы мне не заняться вашими руками, пока мы разговариваем?

Элдеру не сразу понравилась эта мысль, и она это заметила.

– Ничего тут такого нет. Многие нынче маникюр делают. Вы не поверите, самые разные люди. Приходят сюда за своими женами, а пока дожидаются, я их уговариваю сесть в кресло. Кроме того, у меня сегодня двое отменили визит, так что я тут от скуки подыхаю. Давайте садитесь, только пиджак снимите. Вот так.

Элдер сел, расстегнул манжеты и стал закатывать рукава.

Сегодня она была в розовом, яркая губная помада того же оттенка, волосы высоко начесаны и тщательно уложены. Келли подкатила тележку со всеми своими причиндалами и уселась напротив него.

– Ну-ка, посмотрим, – сказала она, взяв руку Элдера. – В хорошем же состоянии у вас ногти! Грызете их, верно? Ладно, большинство мужчин грызут ногти. – Когда она улыбалась, то сразу словно молодела на несколько лет и выглядела совершенно беззаботной. – Но ведь никто вам не мешает пользоваться пилкой для ногтей. Конечно, в приватной обстановке, в ванной. – Она засмеялась, неожиданно легко.

Элдер чувствовал ее дыхание, пахнувшее табаком и мятой.

– Так, давайте-ка эту руку еще раз. Вот так. – Она опустила его пальцы в чашку с теплой мыльной водой. – Так вы ничего пока не нашли? Насчет Сьюзен?

– Ничего определенного.

– Конечно, вы бы сюда опять не пришли, если бы что-нибудь обнаружили. Кроме того, что-нибудь появилось бы в газетах. Если бы тело нашли.

Элдер кивнул.

– Если честно, то столько времени прошло… Удивительно, что вы все еще пытаетесь ее найти. – Вынув его пальцы из чашки, она принялась промокать их. – А вот эта девушка, которая только что пропала, там, в Ноттингеме, нынче утром сообщали, она с этим как-то связана?

– Да нет, вряд ли.

– Бедняжка. Шестнадцать лет, так ведь? – Келли покачала головой. – Жуть какая!

– Она еще может объявиться. Прошло совсем мало времени.

Она прервала работу и подняла на него глаза:

– Вам приходится заставлять себя верить в это, так? По крайней мере вначале. И родители тоже, наверное, верят.

– Подростки часто пропадают, да и молодежь тоже. Конечно, многие просто убегают из дому, скрываются где-нибудь… но по большей части они все же живы, ничего страшного с ними не случается.

Он прекрасно знал статистику, все эти цифры, которые свидетельствовали – несмотря на все усилия СМИ погреть руки, всячески раздувая каждый подобный случай, – что количество серьезных преступлений против детей и подростков постоянно уменьшается. С 1988 по 1999 год в Англии и Уэльсе количество убитых в возрасте от пяти до шестнадцати лет сократилось с четырех на тысячу населения до трех. Количество детей в возрасте до пяти лет, убитых за это время, снизилось с двенадцати на миллион до девяти. За тот же период времени число случаев жестокого обращения с детьми сократилось на двадцать процентов. Помимо этого, большая часть детских смертей, насколько он знал, имела место дома, а не вне его. Крайне редко – на краю утеса или в кустах, в каком-нибудь парке. Чаще всего дети подвергались издевательствам и насилию со стороны членов собственной семьи, – этот факт для большинства обычных людей был слишком шокирующим, чтобы полностью его осознать.

– Вы, значит, все еще считаете, что Сьюзен, может быть, жива и просто живет где-то? – задумчиво спросила Келли. – Просто живет совсем другой жизнью, а?

– Я не знаю, – вздохнул Элдер.

– Сидите смирно. Сейчас я доберусь до этих заусенцев…

Из-за перегородки, отделявшей парикмахерский салон, высунулась девушка и спросила Келли, не хочет ли та выпить чаю.

– Ага, давай.

– А вы не хотите чаю? – спросила девушка у Элдера.

– Нет, спасибо.

Теперь настала очередь другой руки Элдера отмокать в чашке с водой.

– Когда мы с вами беседовали в прошлый раз, – сказал он, – вы говорили, что кто-то из драмстудии Сьюзен вроде бы мог западать на нее.

– Точно, говорила.

– Имя Роб вам ничего не говорит? Роб Шрайвер?

Вытирая его руку, Келли задумалась.

– Нет. Нет, извините. Неужели вы в такую даль ехали, чтобы спросить меня про это?

– Нет. – Повернувшись в кресле, он достал из внутреннего кармана пиджака конверт. – Там фото внутри.

Келли осторожно вытащила фотографию.

– Он тут вроде какой-то испуганный, а?

– Вы его знаете?

Келли отрицательно покачала головой:

– Нет, не думаю. Извините.

Девушка принесла ей чашку чаю, поставила на край тележки и ушла, не произнеся ни слова.

– А кто это?

– Он вел ту драматическую студию, в которой занималась Сьюзен.

– Преподаватель?

– Да.

– И вы думаете, что они могли… – Выражение ее лица докончило за нее это предложение.

– Это вполне возможно.

Келли снова взяла в руки фото и стала внимательно рассматривать.

– Да, думаю, что да.

– Что вы хотите сказать?

– Ну, если посмотреть на него… Я, конечно, не знаю, что он за парень на самом деле, может, он самый последний подонок, но смотрится он здорово, ну, симпатичный такой… Вполне можно предположить, что она могла на него запасть. Глаза у него такие… Сами поглядите. Глаза…

Элдер посмотрел. «Симпатичный» не совсем то, что он перед собой видел.

– Она никогда не упоминала его имя – его зовут Латам, – когда рассказывала о школе?

– Никогда. Я такого не помню.

– И вы его никогда прежде не видели?

– Нет. Извините.

– Ну ладно.

– Давайте-ка я засуну фото обратно в конверт, – сказала Келли, – пока на него лак не попал или еще что. Теперь подстрижем вам ногти – думаю, лучше более коротко, – потом отполируем, и все будет просто отлично. Сразу почувствуете себя лучше, вот увидите!

Кристина Харкер работала во вторую смену в зеленной лавке недалеко от гавани и разводного моста; ее зеленый халат был по бокам здорово запачкан – она все время обтирала об него руки. Когда Элдер вошел в лавку, она его сразу узнала и кивнула в знак приветствия, продолжая обслуживать женщину средних лет – то есть примерно того же возраста, что и она сама, – подавая ей лук, кабачки, картошку и капусту.

– Как дела? – спросил Элдер, когда покупательница расплатилась и ушла.

– Грех жаловаться.

– Я вот решил показать вам одну фотографию.

Кристина Харкер сузила глаза:

– Ну показывайте.

Она держала фото большим и средним пальцами. Элдер ожидал, что она сразу же скажет, что не знает, кто это, но ничего такого не последовало. Чем дольше она смотрела на фото, тем сильнее у Элдера что-то сжималось и переворачивалось внутри.

Но потом она все же сказала:

– Нет. Вряд ли это он.

– Кто – он?

– Тот мужчина, с которым она тогда разговаривала.

– И что? – У Элдера еще больше защемило внутри.

– Я все думала об этом после того, как вы у меня были неделю назад, там, в парке. У меня это все время в памяти всплывало. Я бы тогда связалась как-нибудь с вами – если бы это оказалось важным.

В лавку вошел еще один покупатель, и из задней комнаты появилась помощница Кристины в таком же халате и стала его обслуживать.

– Вы видели, как Сьюзен разговаривала с каким-то мужчиной, – напомнил Элдер.

– Да. Это, видимо, было за день до того, как она исчезла.

– И через день после того, как вы слышали ее ссору с отцом, Тревором.

– Да. Я сперва и подумала, что это опять он, ее отец. Но нет. Это был другой, постарше – лет сорока, наверное. Того же возраста, что и Тревор, или около того, но не он.

– А где это было?

– Возле главного входа в парк. Там они и стояли, разговаривали. Я как раз выходила из нашего офиса, это немного в стороне.

– А вам – не знаю, может быть, это слишком трудный вопрос – действительно показалось, что они хорошо знают друг друга?

– Ох, не знаю, вряд ли могу сказать точно.

– Они стояли близко друг к другу или нет?

– Ну, на обычном расстоянии. Вот как мы с вами сейчас. Мне показалось, что он просто спрашивает у нее, как пройти куда-то или что-нибудь в этом роде.

– Но в парк он не пошел, не так ли?

– Нет-нет. Повернулся и пошел обратно.

– По прибрежной дорожке? К машине, например?

– Машину я не видела. Но он точно выглядел не так, как обычные туристы, путешествующие автостопом. Ни рюкзака, ни чего-то такого. Конечно, если у него была машина, он мог ее оставить возле дороги, вне видимости от входа в парк.

Элдер кивнул.

– Говорите, он был одет не как турист. А что на нем было?

– Что-то вполне обычное, насколько я помню. Такие бежевые брюки – как они называются? – нет, забыла. И рубашка. Самая обычная одежда.

– А когда он ушел, Сьюзен куда направилась?

– Не знаю. Я ведь всего несколько секунд их видела. Если бы не та ее ссора с отцом за день до этого, я бы и внимания-то на них не обратила.

– Значит, она могла пойти следом за ним?

– Нет, не думаю. По крайней мере я этого не видела. Она просто стояла там, когда я шла к магазину. – Она улыбнулась, словно извиняясь. – Боюсь, это все, что я могу вам сообщить.

– Да нет, все в порядке. Вы и так многое вспомнили. И это спустя столько времени!

Кристина Харкер улыбнулась:

– Всегда так бывает. Когда стареешь, я имею в виду. Спросите, что я делала позавчера, а я уже ничего и не помню.

Элдер улыбнулся в ответ.

– Интересно, а полиции вы об этом говорили, когда они вас допрашивали?

– Честно, не помню. Наверное, говорила. Нет, точно не помню.

В деле, Элдер помнил точно, об этом не было ни слова.

– Можно мне еще раз взглянуть на эту фотографию?

Она посмотрела еще раз, долго изучала снимок, но потом снова покачала головой:

– Нет. Это не он. Этот мужчина, может быть, и не моложе того, но он не такой. Не знаю, может, это странно звучит… Дело даже не в том, что на нем надето, не в самом внешнем виде… Может, это волосы, прическа… – Она снова покачала головой. – Не могу толком объяснить. Извините.

– Не стоит. Я ведь уже говорил, вы и так много рассказали. Если бы все свидетели так подробно все помнили, нам было бы гораздо легче работать.

«А я ведь, в сущности, больше там и не работаю», – подумал он, направляясь к двери.

– Боюсь, проку от меня все же было не много, – еще раз повторила она.

– Да вовсе нет!

– Скажите мне вот что, – вдруг попросила она озабоченно. – Если бы я все это вспомнила еще тогда, если бы рассказала более подробно, это хоть как-то повлияло бы на расследование? Помогло бы отыскать Сьюзен?

– Трудно сказать. Судя по всему, нет. Думаю, что нет. – Он на секунду положил ей руку на плечо. – Вам не в чем упрекать себя, так что не стоит беспокоиться.

Мост уже разводили, чтобы пропустить во внутреннюю гавань судно с высокой мачтой, и Элдеру пришлось ждать, когда можно будет перебраться на ту сторону. Он вернулся назад, на мощенную булыжником дорогу возле старого здания таможни, отыскал в записной книжке телефон Гайзли и занес его в память своего мобильника – этот телефон в конечном итоге оказался весьма полезным устройством.

Ответила ему Эстер, после четвертого гудка, удивив Элдера тем, что сразу же узнала его голос.

– Дона, наверное, нет дома? – спросил он. – Я все же надеялся его застать.

– Если вы в Уитби, – ответила Эстер, – то вам повезло. Я ему велела кое-что купить по дороге, а потом он, наверное, зайдет выпить пару пинт пива. – По голосу ее было слышно, что она улыбается. – Так что он либо в пабе, либо где-то рядом.

– Хорошо. Спасибо, Эстер.

Если Дон Гайзли и удивился, увидев его, то виду не подал.

– Можешь принести мне еще, если сам будешь, – сказал он.

Элдер кивнул, пошел к бару, заказал себе пинту пива и еще полпинты, которые вылил в кружку Гайзли.

– Я смотрю, ты вроде как прикипел к местным красотам, – заметил тот.

– Ну, не то чтобы…

Гайзли набил табаком свою трубку и умял его большим пальцем.

– Все еще гоняешься за тенью?

– Думаешь, это так можно назвать?

– А как еще?

Элдер вкратце изложил ему свои подозрения насчет Сьюзен Блэклок и Пола Латама, рассказал о встрече Сьюзен с пока еще не идентифицированным мужчиной за день до того, как она исчезла.

Гайзли поднес к трубке зажженную спичку, прикрыл чубук спичечным коробком и сильно затянулся; потом, недовольный, вытащил еще одну спичку и стал раскуривать снова. Это похоже на рыбную ловлю, подумал Элдер, процедура подготовки гораздо интереснее и важнее, чем само курение трубки.

– Эта история с ее учителем, – сказал наконец Гайзли, – да, годится. По мне, так это обычное дело, несомненно. Помнишь, несколько лет назад даже тенденция такая просматривалась – правда, обратный вариант. Не с учителями, а с учительницами. Женщины за тридцать, по большей части замужние, спутывались с мальчишками пятнадцати-шестнадцати лет. В газетах полно было таких историй. Ну, нетрудно понять, откуда все пошло. Эти чертовки небось по четыре-пять раз за ночь взлетали прямо в рай, по крайней мере некоторые.