Текст книги "Падший клинок"
Автор книги: Джон Гримвуд
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
3
Новый, 1407 год.
В те дни, недели, а затем месяцы после сражения между Ассасини и Волчьими братьями, сражения, о котором мало кому стало известно, полным ходом шли приготовления к свадьбе Януса, короля Кипра, и госпожи Джульетты.
В день, когда старый год подходил к концу и начинался новый, иными словами, двадцать пятое декабря, в Рождество Христово, Атило иль Маурос зализывал раны и размышлял, как же сохранить в тайне разгром Ассасини.
Девушка, за которую они погибли, ждала встречи с будущим мужем. Однако сам Янус, разумеется, не приехал. В качестве своего представителя он отправил англичанина, сэра Ричарда Гленвила.
Посланник прибыл в середине декабря и задержался в герцогском дворце до Рождества, пока согласовывались условия и велись переговоры об отъезде Джульетты. Сэр Ричард отметил окончание переговоров, объявив о призе в сто золотых монет на гонках гондол. Так иностранцы обычно пытались снискать расположение венецианской публики.
Однако его щедрость не впечатлила госпожу Джульетту, которой пришлось выйти из теплых комнат на холодный зимний ветер. Девушка почти не скрывала своего раздражения. Она не подозревала, насколько понедельник, третье января, изменит ее жизнь. Ее беспокоил только дождь со снегом – он портил прическу, пока Джульетта была вынуждена любоваться окончанием этой глупой гонки.
– Говорят, крестоносцы предпочитают мужчин.
Простой нагрудник сэра Ричарда был наполовину скрыт плащом его ордена. Из украшений он носил только кольцо, связывающее рыцаря с его приоратом. Капитан эскорта Джульетты, в отличие от англичанина, нарядился в красные рейтузы, алые туфли и короткий парчовый дублет, открывавший гульфик. Оба мужчины любовались женой какого-то торговца.
– Госпожа моя, вы в этом уверены?
– Элеонора… – Джульетта собиралась возразить своей фрейлине, но затем просто пожала плечами. – Возможно, сэр Ричард – исключение.
– Возможно, слухи лгут.
– Он тебе нравится!
– Госпожа.
– Определенно нравится!
Тринадцатилетняя Элеонора была двоюродной сестрой Джульетты. Темноглазая, темноволосая и с оливковой кожей, характерной для тех, в ком смешалась кровь севера и юга; верна своей госпоже, но вполне способна постоять за себя.
– Он – Белый крестоносец.
– И что же? – потребовала продолжения Джульетта.
– Крестоносцы соблюдают целибат.
– Якобы.
– Как вы думаете, о чем они говорят? – поинтересовалась Элеонора, пытаясь сменить тему. Однако Джульетта только сильнее нахмурилась.
– О моей помолвке. Все только о ней судачат.
– А она интересная.
Капитан Родриго удивленно посмотрел на жену торговца. Светловолосая, с розовой кожей, большегрудая и ширококостная. Ее бедра – хорошая подушка для мужчины. Но интересная?
– Я говорю о вашей госпоже Джульетте.
Оба мужчины обернулись к принцессе Миллиони.
Уже пять поколений ее семьи носили беретум, шапку странной формы, принятую прежними дожами. Раньше герцогов избирали, какими бы продажными ни были выборы. Но наследники Марко Поло считали, что герцогство принадлежит им по праву рождения. Их дворец больше, чем у Медичи. Поместья на материке обширней владений Папы. Семья Миллиони, агрессивная и алчная, обожала интриги. Наилучшие качества для герцогского рода. К этим трем они добавили четвертое – смертоносность. У семьи были длинные руки, и они сжимали острые клинки.
– Миллиони хранят нашу свободу.
– А кто же покушается на нее? – в голосе Ричарда слышалось удивление.
– Все. Венеция балансирует на канате, а внизу, в яме, ждут своего часа хищники. Они видят, как мы танцуем, элегантно, изящно, в своих лучших одеждах, и никогда не задумываются о том, как нам удается оставаться на канате.
– И кто эти хищники?
Родриго резко обернулся:
– Германский император – на севере. Византийский – на юге. Папа, который объявил Миллиони фальшивыми принцами и тем самым развязал руки кающимся грешникам с острыми кинжалами и нечистой совестью. Мамлюки жаждут наложить лапу на наши торговые пути. Король Венгрии желает вернуть свои колонии в Далмации. Каждый из них предлагает нам защиту от всех остальных. И кто же, по-вашему, хищники?
– Так вы выдаете Джульетту замуж за Януса ради защиты торговых путей? Бедный ребенок…
Джульетта заметила их взгляды и отвернулась.
– Она даже не пытается казаться счастливой, – заметил Ричард, пожав плечами. – Да и с чего бы? Янус намного ее старше. Думаю, она мечтает о флорентийце.
– Козимо?
– Он… Что? На пару лет старше ее? Образован, любит музыку, прекрасно одевается. Его даже считают красивым.
– Ей никто не нравится, – заявил Родриго. – Даже, – продолжил он, стараясь приукрасить правду, – такой привлекательный, закаленный ветеран, как я.
Сэр Ричард фыркнул.
– В любом случае она не может выйти за Медичи. Флорентийцы – наши враги.
– И мы были врагами, пока ваш посол не предложил эту партию на похоронах нашей королевы. Януса несколько удивил выбор момента.
Посол Венеции на Кипре отличался терпением затравленного медведя и деликатностью разъяренного быка. Он получил назначение, поскольку герцогиня Алекса не вынесла его присутствие в своем городе.
– Послушайте, – заметил Родриго. – Вам следует поведать Джульетте об изумительной красоте Кипра. И о Янусе, онемевшем при виде ее портрета.
– Я Крестоносец, – печально ответил Ричард. – Мы не лжем.
– Вы должны увлечь ее.
– Вы бывали на острове Януса? Тогда вам известна правда. Знойное лето, унылая зима. Только скалы и козы, зато в изобилии. Я не стану приукрашивать правду, чтобы произвести впечатление на принцессу.
Родриго вздохнул.
– Но поговорим о другом, – предложил Ричард. – Кто займет десятое кресло?
Родриго посмотрел по сторонам, демонстрируя, насколько неудачным он счел вопрос, и прошептал:
– Пока сказать невозможно. Но решение, несомненно, будет мудрым.
– Несомненно.
Одно место во внутреннем совете города оставалось вакантным. Вполне очевидно, распоряжаться им должен Марко IV, правящий герцог Венеции и принц Серениссимы. К несчастью, Марко не слишком интересовался политикой.
– У вас ведь наверняка есть какие-то мысли?
– Это зависит от…
– От чего же?
Родриго снова быстро огляделся и ответил:
– Кто примет решение – регент или герцогиня.
Воцарилась неприятная пауза. Мужчины шли в полном молчании, пока сэр Ричард не остановился у дверей церкви, к которым было прибито объявление.
Разыскивается
Аксель, мастер-стеклодув.
Пятьдесят золотых дукатов любому, кто его схватит. Смерть любому, кто поможет ему бежать. Таково правосудие Десяти.
В описании внешности говорилось о мужчине плотного сложения, с большим животом, седыми висками и уродливым шрамом на левой руке. Если у него есть хоть капля мозгов, он острижет волосы. Вдобавок, если он скрывается в страхе за свою жизнь, его живот вскоре станет намного меньше. А вот шрам скрыть куда труднее.
– Вы поймаете его?
– Обычно мы их ловим.
– А его семья?
Родриго убедился, что его подопечные идут впереди рука об руку: одна угрюмо, другая настороженно. Быть фрейлиной Джульетты – большая честь, но это нелегкий труд.
– Разумеется, их допросят.
– А разве их еще не допросили?
– Конечно… – Родриго говорил громко, и госпожа Элеонора обернулась. – Да, – процедил он сквозь зубы. – Их уже допрашивали. Его зять и внук уже мертвы. Завтра Совет допросит остальных.
– И тогда?..
– Смерть между львом и драконом.
Две колонны отмечали край пьяцетты, маленькой площади, примыкающей к значительно большей – Сан-Марко. Одну колонну венчал крылатый лев, на верхушке другой святой Тодаро поражал дракона. На этом месте казнили изменников.
– Но зачем их убивать, если они ничего не знают?
– Что вам известно о Мурано?
– Немного. У вас не жалуют чужестранцев.
– На острове стекольщиков собственные суды и собор, своя монета, свой епископ. У них даже есть собственная Золотая книга.[4]4
Золотая книга (ит. Libro d'Oro) – официальный список дворян Венецианской республики.
[Закрыть] Их тайны – источник немалой части богатств Венеции.
Капитан Родриго замолк, желая подчеркнуть сказанное.
– Это единственное место во всем мире, где ремесленники – господа, а умелые руки дают право прилюдно носить меч.
– Но за все приходится платить?
Порядочность удержала Родриго от лжи. Стеклодувы не могли оставить Мурано без разрешения, а наказанием за попытку уехать из Венеции была смерть.
– А разве вам не требуется разрешение приора, чтобы покинуть Кипр?
– Я Крестоносец, – вопрос удивил Ричарда. – Я ем, сплю и сражаюсь по приказу моего приора. И нам пора прекращать беседу. Мы забываем про госпожу Джульетту и тем самым мешаем ей забыть о нас.
Родриго рассмеялся.
– Она еще молода. А Янус… – на минуту он задумался. – У него своеобразная репутация.
– Вы слышали, ему нравятся мальчики?
– А еще – боль.
– Последнее – определенно ложь.
– Неужели он женился на своей покойной жене по любви?
– Он спал с ней только единожды. И сильно переживал, когда она умерла. Но вашу госпожу Джульетту ждут нелегкие времена.
Кудрявый парень и его товарищ-нубиец первыми вырвались из вод Большого канала и быстро приближались к пьяцетте. Они опередили своих преследователей настолько, что уже могли не бояться соперничества.
Возможно, малочисленность команды восполнялась легкостью их лодки.
Там, где гребли трое, пятеро или даже семеро, справлялись всего двое. Оба стояли, каждый держал одно весло. В Венеции насчитывалось десять тысяч гондол. Их число было известно, поскольку с каждой взимался ежегодный налог.
Сто пятьдесят лодок приняли участие в гонке по маршруту вокруг городских окраин и обратно, по изгибу Каналассо, как венецианцы называли свой Большой канал. В большинстве именно гондолы, но передняя лодка выглядела совсем по-другому.
– Что это? – поинтересовался у Родриго сэр Ричард. Затем, вспомнив о манерах, добавил: – Может быть, ее светлость подскажет нам?
– Элеонора?
Фрейлина покачала головой, она тоже не знала.
– Випера, – подсказал Родриго. – Чаще всего используется для контрабанды.
– Випера, – спокойно повторила Джульетта. – Чаще всего используется для контрабанды.
– Она может плыть в обе стороны?
Родриго кивнул.
– Гребцы просто разворачиваются в лодке, пока мои люди пытаются повернуть свои гондолы. Виперы нечасто увидишь при свете дня.
– Есть в ней что-то от змеи.[5]5
Випера (лат., ит. vipera, англ. viper) – гадюка.
[Закрыть]
– Да, они стремительно жалят.
– Контрабандисты, которые стремительно жалят… Или на этих лодках плавают не только они?
Родриго улыбнулся, услышав сухое замечание сэра Ричарда. Венеция известна как город золота, стекла и убийств. Вся Италия знала, почему мчащиеся к финишу лодки черного цвета. Одиннадцать лет назад, в лето от Рождества Христова 1396, какая-то гондола промелькнула рядом с богато разукрашенной лодкой, в которой плыла мать Джульетты, Зоэ деи Сан-Феличе. Арбалетный болт пронзил гребца навылет и убил ее. Когда гребец подполз к Зоэ, единственная сестра прежнего герцога уже умерла.
Сословный закон, принятый в тот же вечер, гласил: все гондолы должны быть выкрашены в черный цвет. В Венеции цветом смерти считался красный. Но Зоэ любила черный цвет, и, дабы почтить ее безупречный вкус, все гондолы стали черными. Правда же заключалась в другом: Марко III хотел обеспечить безопасность своей семье, сделав все гондолы похожими одна на другую.
Мальчишки в випере были уже совсем близко, когда ближайшая к ним гондола неожиданно качнулась и накренилась, с шумным всплеском высыпав свою команду в воду. Кудрявый парень обернулся и что-то крикнул, нубиец расхохотался.
– Та гондола – Дольфино, – произнес Родриго, как будто это все объясняло. – Он не вынесет поражения.
– Вы хотите сказать?..
Госпожа Джульетта поджала губы:
– Это не случайность.
– Дольфино, – добавил Родриго, – сокращал разрыв и был близок к победе. Но парни пожертвовали своим вторым местом ради друзей.
– Давайте заканчивать, – заявила Джульетта.
Она подобрала платье и, сойдя с деревянной дорожки на скользкие кирпичи, направилась к финишной черте. Сэр Ричард последовал за ней, размышляя, как король Янус справится со своей своенравной невестой.
– Как вас зовут? – спросил Родриго.
– Якопо, мой господин. – Кудрявый парень, небогато одетый, но свежевыбритый, поклонился с ленивой грацией, достойной придворного. – А это… раб.
Раб поклонился низко, в восточном стиле. Десятки туго заплетенных косичек на его голове украшали серебряные наконечники.
– Молодец, – сказал сэр Ричард.
Кудрявый парень улыбнулся.
Широкое лицо и карие глаза. Сильные руки и… Узкие рейтузы, пропитанные солеными брызгами, подчеркивали его мужественность.
– Элеонора, – заметила Джульетта. – Ты пялишься.
Девушка смутилась и покраснела.
– Дистанция? – быстро спросил сэр Ричард.
– Девять mille passum,[6]6
Mille passum (лат., буквально – «тысячи шагов») – миля, в описываемый период примерно 1480 метров.
[Закрыть] мой господин. Семь тысяч шагов по краю и примерно две тысячи через канал. Когда шли на север, встретили серьезные волны, но она хороша… – парень с гордостью кивнул на виперу.
– Твоя?
– Моего хозяина.
Наступившая тишина сама по себе означала вопрос, и парень добавил:
– Господин Атило иль Маурос. Он…
Ричард знал его.
– Твой выигрыш, – сказал он, протягивая кошелек.
Юноша снова поклонился и не удержался от искушения взвесить кошелек в руке. Еще одна улыбка – белоснежные зубы и морщинки вокруг глаз.
– Элеонора…
– Я не единственная, кто пялится.
Джульетта резко обернулась к своей фрейлине.
– И возьми это, – поспешно добавил Родриго, стягивая свой парчовый дублет. Куртка давно вышла из моды и носила следы штопки, но победитель изумленно распахнул глаза. Потом нахмурился.
– Мой господин, здесь серебряное шитье.
Потрепанная парча не вызовет вопросов. Но серебряная нить, равно как и золото, мех, эмаль или шелк, приведет его в руки слуг закона.
– Вряд ли Стража захочет арестовать сегодняшнего победителя гонок, а вечером ты сможешь отдать дублет своей женщине, чтобы она избавилась от серебра.
– Мой господин, у меня нет женщины.
– К вечеру будет, – пообещал сэр Ричард.
4
Когда госпожа Джульетта, радуясь, что больше не нужно стоять на холодном ветру, двинулась прочь от соленых брызг и пляшущей на волнах лодки, капитан Родриго услышал за своей спиной шаги.
– Господин мой…
Он обернулся и увидел кудрявого парня.
– Якопо, не так ли?
Юношу явно обрадовало, что капитан запомнил его имя.
– Да, мой господин. Прошу простить меня. Я полагаю, вы знакомы с госпожой Десдайо?
Родриго кивнул.
– Близко, мой господин?
Капитан яростно оскалился, и Якопо отступил назад.
– У меня нет сомнений в чести госпожи Десдайо! – рявкнул Родриго. – Никто не смеет сомневаться в ее чести. Ты понял меня?
Якопо кивнул и низко поклонился, признавая свой проступок. Потом прикусил губу и замялся, как уличный мальчишка, каковым, возможно, он и являлся. Типичное для Венеции лицо. Изгиб рта и проницательные глаза в обрамлении кудрявых волос. Прямой, несломанный нос встречался гораздо реже. Парень либо избегает драк, либо очень хороший боец.
– Так что ты хотел сказать?
– Она обручена с моим хозяином.
Родриго умел владеть собой.
Он хорошо справлялся со своей работой. Регент и герцогиня прибегали к его услугам, когда им требовался надежный офицер. Он начал службу младшим лейтенантом и добился своего поста главы венецианской таможни тяжким трудом. Но сейчас в его глазах мелькнул мрак. Родриго перевел взгляд на елочку кирпичной кладки, устилающей пьяцетту. Люди на площади, поймавшие его взгляд, быстро отворачивались.
– Когда это случилось?
– Вчера, мой господин… Я узнал сегодня утром, когда готовился к гонке. Господин Атило пришел пожелать мне удачи.
– Я понял, – с трудом выдавил Родриго.
Десдайо Брибанцо, полногрудая, пухленькая и жизнерадостная, являлась его идеалом красоты. Дьявол, она идеал всего города. Единственным ее недостатком был цвет волос: каштановый, а не столь любимый в Венеции золотисто-рыжий.
В отличие от других девушек, она наотрез отказывалась красить волосы.
Десдайо в свои двадцать три года обладала неотразимым сочетанием достоинств: огромные глаза, очаровательное личико, прелестная улыбка и огромное состояние, наследницей которого она являлась. Ее отец импортировал больше перца, корицы и имбиря, чем любой другой дворянин города. И само собой, у нее имелось больше поклонников, чем у любой из ее соперниц. Родриго входил в их число. Они были знакомы с детства, и Родриго думал, что она к нему неравнодушна.
– Почему ты рассказал мне?
– Я слышал… Ваша доброта. Дублет… – Якопо замешкался и вновь принялся переминаться с ноги на ногу.
– Господин Брибанцо дал свое согласие?
– Господин мой, он все еще в Риме.
– В таком случае посмотрим, что он скажет. Она будет не первой, кто отдаст свое сердце одному мужчине, в то время как отец отдаст ее тело другому.
– Сейчас все намного сложнее, – Якопо осторожно выбирал слова, сохраняя нейтральное выражение лица, как будто ожидал вопроса «почему?».
– Скажи мне все, – прорычал Родриго.
– Она переселилась в дом иль Маурос.
– Господи Боже. Ее отец…
– Будет в ярости, господин мой. Тем не менее если она проведет там хотя бы одну ночь без сопровождения, то даже родительский гнев не сможет избавить ее от последствий.
– У нее есть золото, – спокойно ответил Родриго. – Его будет достаточно.
Якопо втянул воздух сквозь сжатые зубы, будто признавая: пути женщин, особенно знатных и богатых, выше его понимания. И кто такой Якопо, чтобы спорить с утверждением храброго капитана?
При строительстве дома Дукале использовали колонны, оконные рамы и двери, награбленные в других городах. Тем не менее архитектурный стиль этого здания был уникальным. Круглые арки православного Востока сочетались здесь с мавританской резьбой и стрельчатыми окнами западной готики. Такую смесь можно отыскать только в одном городе мира – Венеции.
Сам по себе грабеж – еще не оскорбление.
Многие части дворца и его базилики похитили из мечетей, синагог и даже церквей, но и это еще не оскорбление. Как здесь часто говорили, Венеция стоит на первом месте, а христианство – на втором, так можно ли ожидать иного?
Оскорбление было более тонким.
Дворец объявлял иноземным правителям: вы прячетесь за толстыми уродливыми стенами своих замков. Я живу на острове посреди моря. И мощь моя столь велика, что я могу позволить себе жить за тонкими, будто стеклянными, стенами.
Такая мысль не приходила в голову капитану Родриго, пока сэр Ричард не озвучил ее.
– Сэр Ричард, возможно, вы…
Родриго незаметно указал на Джульетту, а затем на ближайшую дверь дворца:
– Меня ждет служба.
– Вы не отужинаете с нами?
– Как я уже сказал, меня призывает долг.
Сэр Ричард нахмурился:
– Мне не кажется, что…
– Герцог, – ответил Родриго, – может обойтись без меня. А вас он ожидает на ужине. Ну, – уточнил он, – уверен, вас ждут регент и герцогиня Алекса. Его высочество…
Иных слов не требовалось.
– Ваши дела связаны с таможней?
Родриго указал головой в сторону дюжины судов, пришвартованных в отведенной для карантина части лагуны. С того момента, как шесть лет назад гнев Господень[7]7
Гневом Господним в Средневековье часто называли чуму.
[Закрыть] унес половину Венеции, все прибывшие суда ожидали там, пока власти не убедятся в отсутствии заразы.
– Мы считаем, один из них мог взять на борт стеклодува. Сегодняшним вечером мы поднимемся на судно.
– Которое?
– Видите, вон то?
Сэр Ричард вгляделся в пелену мокрого снега. Спустя несколько секунд Родриго обнаружил, что к ним присоединились Джульетта и ее фрейлина.
– Мавры, – заметила Элеонора.
Джульетта покачала головой.
– Мамлюки, – поправила она. Потом, заметив удивление сэра Ричарда, добавила: – Когда вам нечего делать, кроме как следить за кораблями, вы довольно быстро запоминаете их флаги. Тут любой неуч справится.
С лица сэра Ричарда исчезли всякие эмоции.
Он должен подтвердить соглашение, забрать новую жену короля и сопроводить ее до Фамагусты. Там она сможет полюбоваться на суда, которые направляются на север из венецианских портов, нанизанных, как жемчужины на ожерелье, между Родосом и самим городом. А потом характер Джульетты станет проблемой короля Януса. И такая перспектива нисколько не огорчала Ричарда.
– А что не так с этим судном?
– Абсолютно ничего, – ответил Родриго госпоже Элеоноре. – Они приплыли, выждали, сколько приказано, и последовали за нашим лоцманом, даже не возразив против цены…
– И все? – фрейлина Джульетты явно удивилась.
– Они заплатили портовые сборы, купили пресную воду. И даже не пытались сунуть взятку, чтобы их побыстрее выпустили из карантина…
Леди Джульетта фыркнула. Весьма подозрительно.
5
В здании таможни, знаменитой венецианской крепости Догане, после захода солнца начали собираться люди. Родриго появился последним.
– Хей, старший…
Человек, произнесший эти слова, был ниже своего командира и намного уже в плечах. Широкое лицо, монгольские глаза и сальная кожа достались ему в наследство от отца. Он прожил на земле Господней уже полсотни лет, но все еще разговаривал как его мать, торговка с Риальто.[8]8
Рынок рядом с одноименным мостом.
[Закрыть]
– Что?
– А вот и ответ пришел.
– Какой еще ответ?
– Да я уж собрался спросить, все ли у тебя в порядке.
Когда Родриго встретил Темучина, тот, в доску пьяный, просил милостыню на улице. За два года Темучин из уборщика поднялся до сержанта. Он предпочитал сражаться без правил, много пил и всегда платил свои долги; отряд уважал его за эти качества или, по крайней мере, держал любые возражения при себе.
– Все здесь?
– Один болен. Я заменил его.
Темучин указал на мужчину с крысиным лицом, одетого в халат. Поверх халата был напялен такой грязный жилет, что в безлунную ночь его владелец будет просто незаметен. За плечом у мужчины висел композитный лук и колчан стрел. Капитан уже много лет не видел стрел такой формы. Взглянув внимательнее, Родриго приметил характерный разрез глаз мужчины.
– Я могу найти кого-нибудь еще.
– Не нужно.
Монголы держали в городе фонтего, торговое представительство, где действовали монгольские законы. И как все остальные народы, они порождали полукровок.
Родриго взял вяленую рыбку и принялся жевать. Ему захотелось вина, смыть послевкусие, но единожды поддавшись соблазну выпить, он не сможет остановиться.
Атило иль Мауросу не меньше шестидесяти пяти. Его имени нет в Золотой книге, перечне благородных, имеющих право восседать в Совете. Более того, он даже родом не из Серениссимы. Он говорит на итальянском с андалузским акцентом.
– Найди мне вина, – распорядился Родриго.
Темучин с сомнением взглянул на него, но все же отправил солдата за новым кувшином.
Родриго наполнил бокал на низкой ножке, на котором поблекшие святые казались призраками, и вернул кувшин:
– Отдай остальным.
– Старший…
– Ладно. Хорошо. Пусти его по кругу. Но если кто-нибудь напьется, я его выпорю. А если кто-нибудь погибнет из-за пьяного дурака, я его повешу. Убедись, что они это понимают.
Мужчины выслушали, но все равно наполнили свои кружки.
– Лодки готовы?
Разумеется, лодки готовы. Лодки всегда готовы. Но Темучин все же удостоверился, прежде чем коротко кивнуть капитану и спросить, не нужно ли чего-то еще.
«Чего-то кроме головы Атило на пике?»
В кабинет наверху, занятый капитаном Доганы, вела пожарная лестница, и сейчас перед ней на коленях стояла полная женщина. Ее, полагал Родриго, можно и уложить без особого труда. Мария была женщиной Темучина и неофициальной служанкой на таможне.
Широкие бедра, большая грудь. Грудь колыхалась, когда женщина двигалась по комнате, зажигая свечи. У нее даже почти все зубы сохранились. Она повернулась, все еще сидя на корточках, и Родриго увидел темное пятно между ее бедер.
– Желаете еще чего-нибудь, мой господин?..
– Нет, – бросил Родриго.
Он желал Десдайо. А кто нет?
В углу стояла пара точильных кругов.
Один грубый, а второй очень тонкий, Родриго еще не доводилось видеть такого. Их общий вес велик, и раскрутить камни непросто, зато потом они крутятся намного дольше, чем одиночный камень. Родриго точил меч с привычной сноровкой, пока кончик и лезвие не стали достаточно острыми, чтобы резать кожу – обычный для моряков доспех.
Темучин постучал в дверь, когда пробило полночь.
– Старший, мы ждем приказа.
Сержант уже проверил оружие своих людей, но капитан Родриго проверил все заново. Если этого не сделать, Темучин здорово удивится.
После душной крепости ночь казалась еще свежее. Капли дождя стучали по листьям. Если повезет, дождь сменится мокрым снегом, летящим в лицо мамлюкам. Тогда людям Родриго будет проще незаметно приблизиться к судну.
Родриго, подставив лицо ветру, чувствовал на щеках злые слезы. Он проклинал себя за глупость и благословлял темноту. На его глазах Десдайо из балованного ребенка становилась молодой женщиной, отчаянно жаждущей свободы, которой все еще обладали ее юные кузины.
Разумеется, ему бы очень пригодилось состояние Десдайо. В его собственном доме царит разруха: жалованье в Догане меньше его расходов. И в то же время Родриго не лгал Десдайо, когда говорил, что любит ее. Ее, сбежавшую в дом другого мужчины.
В постель другого мужчины.
– Старший…
– Чего?
Две его лодки качались рядом на легкой зыби. Темучин держал крючья, сцепившие борта и не позволяющие лодкам разойтись. Почувствовав злость в голосе капитана, все замерли. А ведь сейчас та самая минута, когда Родриго должен отдать последние приказы – выбрать первую лодку, сказать людям, что именно он ожидает найти.
– Старший, особые приказы будут?
Родриго обыскал вместе с Темучином не меньше сотни судов, всяких, от мавританских галер и торговых парусников из Византии, до русских ладей и даже фелук, прибывших сюда из устья Нила. Так чем этот раз отличается от прочих? Сержант заслуживает хоть какого-то объяснения, понял Родриго.
– Девушка, с которой я знаком, выходит замуж.
– И все? – на лице Темучина отразилось отвращение.
– У них красное золото, – ответил Родриго. Как будто и не было последних слов. – Еще серебро мамлюков. Все указано в грузовом манифесте. Три леопардовые шкуры, небесный камень для закалки стали и сундучок с рубинами. Но меня беспокоит, что они скрывают. Я хочу сказать, уж если мамлюки не пробуют подкупить…
– Старший, можно я скажу кой-чего?
– Мне это вряд ли понравится.
– Не понравится, точно. Старший, забудь девку. Она просто дырка, смазливая там или нет. Нельзя хандрить перед делом. Верный путь к смерти.
Родриго ненавидел, когда Темучин был прав.
Лодки расцепились. Одна направилась навстречу ветру, к дальнему концу «Куайи», принадлежащей мамлюкам. Темучин вел отсчет, равномерно, будто шагая в полночь по площади Сан-Марко.
– Пятьдесят.
Родриго вытянул из кармана тяжелую перевязь, повесил через плечо и поправил на бедре. Венецианский офицер, ступающий на борт иностранного судна, обязан носить такую перевязь. Она превращала оскорбление, нанесенное офицеру, в оскорбление города. А оскорбление города есть оскорбление герцога.
Это упрощало работу.
– Сто, – продолжал Темучин.
– Пошли.
Весла толкнули лодку вперед, борт «Куайи» надвинулся и внезапно навис над люггером, будто угрожая раздавить его. Якорный канат, гудящий от напряжения, тянулся вверх. Там они и высадятся.
– Я пойду первым.
– Старший…
– Ты меня слышал.
Даже Темучин, поклявшийся защищать Родриго, не собирался оспаривать приказы, данные на поле боя. Когда капитан добрался до палубы, один из его людей со второго люггера уже стоял над мертвым мамлюком.
– Чисто сработано, – произнес Родриго.
Он подал знак, и остальные полезли на палубу.
– Хорошо, – сказал Темучин приглушенным голосом. – Ты и ты – к тому грузовому люку, ты – вон к той двери… Эй, ты, почему твой арбалет не заряжен?
– Сейчас, дай мне… – зашипел мужчина, лихорадочно взводя тетиву.
Секунду сержант свирепо глядел на него, но уже в следующее мгновение откуда-то сверху просвистела стрела, и злость сменилась потрясением. Темучин уставился на древко, торчащее из его груди.
– Снасти! – рявкнул Родриго.
Темучин упал на колени, кровь стекала по пальцам, прижатым к груди. Тем временем новый член отряда встал уверенно, вскинул собственный лук и замешкался:
– Живым или мертвым?
– Убей его.
Мужчина пустил стрелу в щель между досками «вороньего гнезда», в пах мамлюку-лучнику. Тот упал на палубу с глухим стуком. Ему следовало стрелять сразу, как только они высадились на борт, или, наоборот, дождаться удачной минуты.
– Лучше бы живым, – на губах Темучина пенилась кровь. – Тогда бы его прикончил один из этих ублюдков, за никчемность. Если мы оставим кого-нибудь в живых. Знаешь, он нам здорово подсобил. А то нас могли отыметь.
– Помогите Темучину встать.
Двое солдат исполнили приказ. Стрела была в ярд длиной, наконечник вышел сзади, у поясницы сержанта. Родриго убедился, что наконечник не отравлен, облегченно вздохнул и, не говоря ни слова, резко отломил оперенный конец.
– Прибинтуй стрелу прямо в ране, – сказал он стражнику.
– Господин…
– Смотри, – дверь приоткрывалась. С полдюжины арбалетов нацелились в ее сторону. – Ждать приказа! – скомандовал Родриго.
Дверь открылась еще немного, потом внезапно начала закрываться и вдруг замерла. Человек за дверью должен понимать, насколько слаба его защита. Окованные болты пройдут насквозь.
– Именем Марко IV, – громко произнес Родриго. – Покажись. Мы ищем сбежавшего стеклодува. У нас есть основания подозревать, что он может быть на борту. Любые попытки помешать нам будут расценены как враждебные действия.
Дверь с гулким ударом захлопнулась.
– Бог мой, – прошептал кто-то из стражников. – Мы его нашли.
Похоже, все именно так. По крайней мере, Родриго на это надеялся. Хотя стеклодув умрет ужасной смертью, его дети и внуки – те, кто еще жив, – избегнут такой участи.
Из-за двери послышались странные слова.
Голос, гортанный и темпераментный, звучал слишком молодо для капитана судна, тем более такой громадины, как «Куайя». Родриго не ответил, и фраза прозвучала вновь. Насколько он мог судить, человек повторял одно и то же, слово в слово. Проблема заключалась в том, что Родриго не имел ни малейшего представления, были ли слова вопросом, заявлением или похвальбой, угрозой сражаться до смерти.
– Кто-нибудь понял?
Новичок кивнул.
– Как тебя называют?
«Бато» звучало как прозвище.
– Скажи ему, я ищу стеклодува. Мы думаем, он мог пробраться на судно.
Несколько фраз, затем Бато повернулся:
– У них его нет.
– На каком языке он говорит?
– На тюркском. Хороший тюркский. Официальный. Очень правильный.
– Скажи, я начальник Доганы и собираюсь обыскать его судно. Если его слова – правда, он сможет дождаться окончания карантина или уплыть с завтрашним приливом. Мы сочтем его мертвеца и раны нашего сержанта платой за непонимание.
Прозвучавший ответ был намного спокойнее.
На борту судна нет стеклодува. Грузовой манифест, переданный Догане, точен. В любом случае они позволят венецианцам искать всюду, где те захотят. Им скрывать нечего.
– Скажи, если бы дело касалось только меня, я бы поверил его слову и немедленно ушел.
Неправда, само собой, но Родриго готов произносить любые сладкие речи, если они помогут поскорее покончить с делом и доставить Темучина к доктору Кроу. В эту минуту дверь отворилась, и из темноты показался мамлюк с тонкими чертами лица, прищурившийся от лунного света. Его одеяние украшала серебряная вышивка, на голове красовался алый тюрбан.