Текст книги "Срединное море. История Средиземноморья"

Автор книги: Джон Джулиус Норвич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 53 страниц)

Глава XXI
МОЛОДОЙ НАПОЛЕОН

Наполеон Бонапарт был корсиканцем и, таким образом, человеком Средиземноморья. Когда он родился, а именно в 1769 г., Корсика находилась под властью Франции всего несколько месяцев; ее язык, если не считать характерного местного акцента, и культура оставались целиком итальянскими. Отец Наполеона, Карло Мария, являлся одним из наиболее доверенных людей Паскуале Паоли, и мальчик рос горячим патриотом Корсики, ненавидя французов как угнетателей родного острова. Его семья по корсиканским меркам была зажиточной и высокообразованной: Карло Мария проявлял большой интерес к литературе, хотя это не помешало ему уйти в горы с Паоли для участия в длительной партизанской войне против французов. Он смирился с неизбежным лишь после того, как французы одержали победу. Бонапарты не относились к числу аристократов – «корсиканская знать» вообще понятие не вполне корректное, – но были землевладельцами, которым принадлежало несколько маленьких, разбросанных по острову поместий, и каким-то образом Карло Мария сумел свести воедино на гербе четыре четверти, образовывавшие геральдический щит, что дало его сыну право в возрасте девяти лет начать обучение в военном коллеже в Бриенне, где царили фактически монастырские порядки.

Если учесть, что сверстники презирали будущего императора за его низкое, по их мнению, происхождение, корсиканские корни и сильный акцент, то не приходится удивляться, что он вырос угрюмым и замкнутым, склонным к бурным вспышкам, обусловленным необузданностью темперамента. Но Наполеон был хорошим учеником и упорно работал. Его блестящие математические способности обеспечили ему в октябре 1784 г. место в Эколь Милитер (Военной школе) в Париже. [278]278
  «Характер властный, надменный и упрямый», – отмечал инспектор.


[Закрыть]Даже здесь он не скрывал своего корсиканского патриотизма, набрасываясь с кулаками или чем-либо еще на всякого, кто хоть как-то пытался высмеять его. Однако при этом Наполеон трудился еще упорнее, чем прежде, и в сентябре 1785 г., когда ему уже исполнилось шестнадцать лет, сдал экзамен на офицерский чин. Его первым в списке отправили учиться в артиллерийскую школу в Балансе, а затем, в 1788 г., в Оксонн в Бургундии. Именно в Оксонне молодой корсиканец услышал новости, которые изменили его жизнь. 14 июля 1789 г. пала Бастилия. Во Франции началась революция. Месяц спустя его полк взбунтовался.

Инстинктивно ненавидя «старый порядок», Наполеон с энтузиазмом принял участие в революции. Он собирался ехать прямо в столицу, но в условиях начавшегося в Париже всеобщего хаоса решил вместо этого на время возвратиться домой, где надеялся повлиять на развитие событий. Его отец умер в феврале 1785 г. в возрасте тридцати восьми лет. Вернувшись на Корсику, Наполеон, несмотря на присутствие там старшего брата Жозефа, сам возглавил семью, защищая ее интересы в чисто корсиканском стиле всеми доступными ему средствами. Вскоре его влияние распространилось далеко за пределы собственной семьи. Именно он составил проект послания Национальному собранию в Париже и первый подписался под ним: в нем содержалось требование предпринять меры против верховодивших на острове роялистов. Это письмо, по-видимому, сыграло свою роль в решении Национального собрания, вскоре объявившего Корсику неотъемлемой частью французского государства. Наполеон оставался на острове в течение всего 1790 г. В это время в Аяччо и других важнейших городах острова были избраны муниципалитеты, в которых господствовали республиканцы, а в Аяччо, кроме того, в январе 1791 г. создан якобинский клуб [279]279
  Первоначально якобинский клуб был основан с целью защиты революции от возможной роялистской реакции, но вскоре якобинцев стали отождествлять со сторонниками крайнего эгалитаризма и насилия, каковую политику проводило революционное правительство, начиная с середины 1793 г. до падения Робеспьера в июле 1794 г. К июлю 1790 г. во Франции существовало 152 филиала якобинского клуба.


[Закрыть], одним из основателей которого стал Наполеон. В октябре после вопиюще мошеннических выборов он принял на себя командование местной добровольческой милицией. Но к сожалению, он и его семья поссорились с возвратившимся Паоли, который продолжал бороться за независимость Корсики. Теперь он de facto стал правителем острова и не терпел революционных авантюристов, которыми считал среди прочих и Бонапартов.

Очевидно, Паоли был прав, если говорить о Наполеоне. Разрыв произошел, когда молодой нахальный офицер предложил заменить французский гарнизон в крепости Аяччо батальоном его добровольческой милиции. Возмущенный Паоли отказался обсуждать эту идею, в ответ на что Наполеон атаковал крепость по собственной инициативе. Борьба продолжалась три дня, несколько человек погибло. Затем подоспели французские подкрепления и осаждающим пришлось отступить. Военному министру в Париж было отправлено сообщение о происшедшем, в котором Наполеон обвинялся в серьезном превышении полномочий. Если он собирался продолжать военную карьеру, ему следовало отправиться во Францию и самому объяснить свое поведение. В конце мая Бонапарт возвратился в Париж.

В военном министерстве его приняли теплее, чем можно было ожидать. Ответственные лица склонялись к тому, чтобы принять его объяснения по поводу долгого отсутствия, поскольку он привез с Корсики важные документы. Выбирать им, в сущности, не приходилось: Франция вновь вступила в войну, и каждый человек теперь был на счету. С того времени как началась революция, подавляющее большинство офицеров-роялистов с омерзением покинули армию, и их нехватка (особенно в кавалерии и артиллерии) вызывала серьезное беспокойство. Что касается пятидесяти шести офицеров из класса, где учился Наполеон, из них осталось служить теперь только шестеро. На нем слишком рано поставили крест, и теперь, когда этот блудный сын вернулся, власти не собирались терять его вновь. Инцидент с цитаделью Аяччо легко забыли. Его восстановили в должности и произвели в капитаны.

Он нанес еще один визит на Корсику. Кстати, до сих пор не получил должного объяснения тот факт, что ему так часто позволяли отлучки, особенно если учесть, что он имел обыкновение продлевать свои отлучки на несколько месяцев. На сей раз он уехал под предлогом сопровождения своей сестры Марианны из Королевской монастырской школы, которая в тех условиях вынуждена была закрыться. Они отбыли из Марселя 10 октября 1791 г. Как и следовало ожидать, Паоли холодно отнесся к ним. Совершенно не обращая на него внимания, Наполеон сам восстановил себя в звании подполковника местной милиции, от которого должен был отказаться по возвращении в армию в Париж. Затем он с головой окунулся в кампанию по выборам своего брата Жозефа в депутаты от Корсики в Национальный конвент.

Однако Наполеон понимал, что Корсика все более оказывается на обочине. Революция не ограничивалась уже пределами Франции, вовлекая в себя всю Европу. В апреле 1792 г., несмотря на бедственное состояние государственных финансов, ослабление вооруженных сил и хаос, царивший по всей стране, Франция объявила войну Австрии. Два месяца спустя то же самое она сделала в отношении Пруссии и Сардинии. Одной из причин для демонстрации столь откровенной агрессии была, как ни странно, экономическая: в тех условиях французская армия только таким путем могла обеспечить себя продовольствием и всем необходимым – изымая все это в тех странах, куда вторгалась. Однако неизбежно давал себя знать и революционный идеализм, а именно теория о том, что в результате войны все народы Европы восстанут против своих монархов и что дух революции распространится в мире. Этого, к счастью, не случилось, но первоначальные успехи французских войск, несомненно, превзошли все ожидания. [280]280
  Поначалу французская армия действовала, напротив, неудачно: допустила врага на свою территорию и позволила захватить Верден. Лишь в сентябре, то есть почти через полгода после начала войны, она добилась первых ощутимых успехов (см. ниже). – Примеч. пер.


[Закрыть]В сентябре вторгшиеся австрийская и прусская армии вынуждены были отступить при Вальми. В октябре французская армия прошла через Рейнскую область и через месяц разбила австрийцев при Жемапе, овладела Брюсселем и частью Нидерландов, а кроме того, захватила Савойю. В феврале 1793 г. конвент объявил войну Англии, а через месяц – Испании. Тем временем 21 января 1793 г. короля Людовика XVI обезглавили на гильотине на площади Согласия в Париже под одобрительные возгласы толпы.

Во всей этой волнующей международной драме роль Наполеона поначалу была почти до смешного незначительной. Паскуале Паоли получил из Парижа инструкции оказать содействие вторжению на Сардинию. Он не испытывал желания делать что-либо подобное. Сардиния являлась соседом Корсики и естественным союзником. Пьемонтский король, под властью которого она находилась, всегда был другом корсиканцев и в прошлом часто великодушно оказывал им помощь припасами и снаряжением. Тем не менее приказ оставался приказом, и Паоли с неохотой дал согласие, чтобы батальон милиции Аяччо захватил небольшой остров Ла-Маддалена, расположенный у северного побережья Сардинии, напротив Корсики, и возвел там укрепления. Но одновременно он нашептывал руководителю экспедиции, своему племяннику полковнику Колонна-Чезари, что будет прекрасно, если мероприятие закончится ничем.

Полковник внял намекам. Батальон, очень плохо экипированный, отплыл 20 февраля и 24-го числа занял стратегическое положение, позволявшее ему овладеть островом. Едва ли нужно говорить, что капитан Бонапарт участвовал в операции. С самого начала он демонстрировал высочайший профессионализм – качество, которого так не хватало его товарищам, – и был уверен, что Ла-Маддаленой удастся овладеть в течение нескольких часов. Однако Чезари расценил ворчание нескольких моряков как угрозу бунта [281]281
  По-видимому, все-таки настоящий бунт имел место. – Примеч. пер.


[Закрыть]и немедленно приказал экспедиции возвращаться на Корсику. Наполеон горячо возражал, но его не послушали. И особенно унизительно для него было то, что ему поручили привести в негодность две пушки и сбросить в море. Он написал полное возмущения протестующее письмо Паоли, отправив копию военному министру в Париж и двум корсиканским депутатам конвента. Почти одновременно последовала еще одна атака, на сей раз со стороны брата Наполеона Люсьена Бонапарта, произнесшего речь в якобинском клубе Тулона. Паоли, заявил Люсьен, предает Францию и думает только о том, как передать Корсику англичанам. Его слова произвели глубокое впечатление на депутатов конвента в Париже. Они немедленно отдали приказ об аресте Паоли и отправили грех уполномоченных для проверки обвинений.

Уполномоченные нашли Корсику охваченной враждебными настроениями. Паоли олицетворял собой Корсику, и ее народ готов был сражаться за него – против Бонапартов, против конвента, против кого угодно. Ситуация стала еще хуже, когда Люсьен по глупости отправил брату письмо, в котором писал: «Паоли и Поццо [282]282
  Поццо ди Борго, соратник Паоли и смертельный враг Бонапартов.


[Закрыть]должны быть арестованы; наше дело выиграно». Это письмо было перехвачено полицией Паоли еще до того, как уполномоченные прибыли на остров, в результате чего Бонапартов осудили на «вечное проклятие и позор», что в соответствии с корсиканским кодексом чести было равносильно смертному приговору. Дальнейшее пребывание на острове грозило им гибелью. Кроме того, теперь Паоли поднял вооруженное восстание против Франции, и остров оказался на грани гражданской войны. В свою очередь, Наполеон обдумывал возможность ответного республиканского выступления под его началом с целью захвата Аяччо и перемены ролей со своими врагами, но было уже слишком поздно. В середине июня он и вся его семья отбыли во Францию.

Оказавшись на континенте, Наполеон возвратился в армию. В начале сентября в Ницце он вступил в контакт со своим другом и земляком Жаном Кристофом Саличетти. Последний был одним из двух «представителей народа» в революционной Итальянской армии. [283]283
  Так называемой Итальянской армии – на самом деле французской, предназначенной действовать в Италии. – Примеч. пер.


[Закрыть]Именно в это время шла осада Тулона, который за неделю или две до того захватили роялисты при участии английских и испанских войск. Так случилось, что за несколько дней до прибытия Наполеона командующего французской артиллерией тяжело ранило. Срочно требовалась замена, и Саличетти увидел в Бонапарте вполне подходящего человека. Тому не оставалось желать ничего лучшего. С этого момента он забыл о своем корсиканском патриотизме. Отныне Наполеон стал французом, и таким, какого не было никогда прежде.

Армия, осаждавшая Тулон, находилась в состоянии, которое могло повергнуть в отчаяние любого сведущего офицера. Большинство старых роялистов эмигрировали, а заменившие их добровольцы из числа республиканцев совершенно не имели опыта. Артиллерия была укомплектована несколькими старыми неисправными пушками и мортирами с угрожающе малым количеством боеприпасов. Единственным плюсом являлся сам Наполеон, один из немногих во всей Итальянской армии офицеров – профессионалов до мозга костей. Правда, он был всего лишь капитаном, но зато пользовался сильной поддержкой Саличетти, а его гений довершал все остальное. Одним из его первых шагов стала доставка более мощных орудий и 5000 мешков с песком из Ниццы и Марселя. Остальное он реквизировал из фортов Антиба, Мартигю и Монако. Дерево для изготовления орудийных платформ заказали в Ле-Сиота. В Оллиуле Наполеон с помощью восьмидесяти кузнецов, плотников и колесников создал целый арсенал и ремонтную базу. Однако с самого начала он столкнулся с тупостью своего командующего, безупречного в политическом, но совершенно негодного в военном отношении генерала Карто, все идеи которого сводились только к тому, чтобы производить как можно больше выстрелов по городу. С другой стороны, Наполеон сразу понял, что вся оборона держится благодаря английскому флоту под командованием адмирала Худа, который стоит у самого берега, и приложил все усилия для овладения небольшим полуостровом Ле-Кер, откуда можно будет осыпать докрасна раскаленными ядрами корабли Худа. Наконец, при поддержке Саличетти, ему удалось добиться от Карто разрешения.

Первая попытка овладеть Ле-Кером провалилась, поскольку Карто, взбешенный тем, что над ним одержали верх, выделил только 400 человек для атаки. Во многом благодаря усилиям только что произведенного в майоры Бонапарта безнадежно неспособного командующего в октябре сняли с его поста. Его преемник, генерал Жак Франсуа Дюгомье, служивший в армии с тринадцати лет, был настоящим профессионалом. Он сразу же признал выдающиеся способности подчиненного и предоставил ему возможность действовать. Результатом стал полномасштабный штурм форта Мюльграва, недавно возведенного англичанами на высшей точке Ле-Кера. Он состоялся 17 декабря, под проливным дождем, однако завершился полным успехом. Ранним утром следующего дня английский гарнизон эвакуировался из форта, а корабли Худа поспешно подняли якоря и вышли в открытое море. На следующий день, 19 декабря 1793 г., Тулон снова стал французским.

Никто не сомневался в том, кому республиканцы были обязаны успехом. Наполеон Бонапарт, под которым убило коня, а самого его ранили штыком в бедро, показал себя с самой лучшей стороны. Дюгомье срочно отправил военному министру в Париж письмо с рекомендацией, которая стала пророческой: «Recompensez, avansez ce jeunne homme; car, si l’on etait ingrat envers lui, il s’avancerait de lui même». [284]284
  «Наградите этого молодого человека, дайте ему повышение; ибо, если не признать его заслуг, он возвысится сам» (фр.).


[Закрыть]Через три дня после взятия Тулона его сделали бригадным генералом. Ему было только 24 года.

Долгое время откладывавшаяся экспедиция на Корсику состоялась весной 1795 г., но потерпела фиаско: английский флот, стоявший у острова, отошел от него и нанес французским транспортам такие тяжелые потери, что они не смогли произвести высадку десанта. На мгновение вновь показалось, что удача отвернулась от Бонапарта. Он возвратился в Париж (официально – отбыл в отпуск по болезни) и стал ждать, когда ему представится новый шанс. Это случилось 5 октября – 13 вандемьера по новому республиканскому календарю, когда Поль Баррас, главнокомандующий внутренней армией, приказал ему подавить восстание роялистов, угрожавшее республике. Помня о бунтах корсиканцев, Наполеон не колебался. Переговоры не нужны – он предпочитал полагаться на тяжелую артиллерию. Близ Тюильри разразился жестокий бой; обе стороны понесли значительные потери, но окончательный исход не вызывал сомнений. После учреждения директории (это произошло через неделю или две) Баррас был выдвинут для избрания в числе первых пяти претендентов, а Бонапарт назначен первым заместителем командующего внутренней армией. В марте 1796 г., когда директория постановила начать новую кампанию против Австрии, проведя войска через Италию, худощавый серьезный молодой корсиканец, так же хорошо говоривший по-итальянски, как и по-французски, показался самой подходящей кандидатурой для того, чтобы ее возглавить.

8 марта 1796 г., незадолго до его отъезда, состоялась гражданская церемония: Наполеон Бонапарт сочетался браком с одной из «вдов гильотины» – Жозефиной Богарне, бывшей любовницей своего друга Барраса. (Оба солгали относительно своего возраста: 26-летний жених предоставил свидетельство о рождении своего старшего брата Жозефа). Два дня спустя он простился с новобрачной и направился на юг, в Ниццу, где ему предстояло вновь принять командование. Так началась первая длительная кампания Наполеона, которой суждено было стать одной из величайших, проведенных им. Он собирался пройти через Северную Италию, затем продвинуться через Тироль в Австрию и, наконец, соединиться с Рейнской армией, сражавшейся в Баварии. Кампания началась с того, что Бонапарт двинул свои войска в Пьемонт. Никто – за исключением, возможно, его самого – не мог предвидеть масштабов его успехов и быстроту, с которой он их добивался: почти каждый день приносил с собой весть о новой победе. Ближе к концу апреля Франция аннексировала Пьемонт; король Карл Эммануил IV отрекся от престола и удалился на Сардинию, остававшуюся под его властью. 8 мая французы пересекли По и два дня спустя форсировали узкий мост через реку Адда в Лоди. 15 мая Бонапарт торжественно вступил в Милан.

Его армия, конечно, существовала за счет завоеванных территорий, по необходимости реквизируя продовольствие и размещаясь на постой, но члены Директории считали, что этого недостаточно. Согласно их приказам, следовало наложить огромные контрибуции как на итальянские государства, так и на церковь – не только для обеспечения войск, но и для отправки средств в Париж, и Наполеон повиновался им беспрекословно. Назовем только один пример: соблюдавший нейтралитет герцог Пармский должен был отдать завоевателям более двух миллионов французских ливров и двенадцать картин из своей коллекции (которые именно, должен был решить лично главнокомандующий). Лишь немногие из городов смогли избежать сходной участи и чудом не лишились полотен Рафаэля, Тициана и Леонардо. Многие из конфискованных произведений оказались в Лувре или других французских музеях, где висят и по сей день.

После оккупации Милана в руках французов оказалась вся Ломбардия, кроме Мантуи. Но австрийцы сопротивлялись, притом столь решительно, что к 13 ноября мы уже видим Бонапарта, измученного и отчаявшегося, поверяющим Директории свои страхи: может статься, что вскоре вся Италия будет потеряна. Лишь в начале 1797 г. его настроение начинает улучшаться. 14 января он вступает в бой с австрийцами около деревни Риволи, расположенной примерно в 14 милях к северу от Вероны, между рекой Адидже и озером Гарда. Он лишился 2200 человек, но его армия нанесла неприятелю потери в 3300 человек, не считая 7000 пленных. На следующий день генерал Жубер, преследуя бегущих австрийцев, пленил еще 6000 человек; тем временем товарищ Жубера Андре Массена, продвинувшийся ночью к северу, окружил и взял в плен вторую колонну австрийцев, которая оказалась изолирована от Мантуи. С этого дня Мантуя оказалась полностью отрезанной и лишилась надежды на освобождение. 2 февраля ее измученный голодом гарнизон сдался. Французы захватили еще 16 000 человек и 1500 пушек.

Наконец путь в Австрию оказался свободен. Правда, он лежал через нейтральную территорию Венеции, но это не меняло дела. Такие соображения, очевидно, не принимались в расчет австрийцами, которые регулярно пересекали принадлежащие Венеции земли без ее разрешения и без помех. Но если республика не протестовала – а ее имперские симпатии были хорошо известны, – то Наполеон, конечно, вел себя иначе, при каждом удобном случае стращая местные власти и даже угрожая им. Они не знали, что во всех этих случаях его гнев был всего лишь хорошо разыгранным представлением, а угрозы не стоили ничего. На этот раз его истинная цель в отношениях с Венецией заключалась не в том, чтобы получить от нее помощь, и даже не в том, чтобы заставить более строго соблюдать нейтралитет; скорее он хотел запугать ее, свалить на нее вину, дать понять, что она проштрафилась, действует неадекватно, чтобы не осталось и следа от гордости, уверенности в себе и самоуважения, надавить на нее так, чтобы моральная стойкость Венеции упала до того же уровня, что и физическая.

Ближе к концу марта 1797 г. Наполеон повел свою армию на север, через перевал Бриксен в Тироль. Оттуда он направился к Вене, оставив позади лишь несколько небольших гарнизонов в Бергамо и Брешии и значительно большие силы в Вероне. По-видимому, однако, он руководствовался тайной целью пробудить по всему Венето революционные настроения и поднять открытые восстания против Венеции повсюду, где только возможно. Конечно, была опасность, что такие восстания могут неожиданно привести к обратным результатам – обернуться против самих французов; так оно и вышло. В понедельник на Пасхальной неделе, 17 апреля, жители Вероны, несмотря на присутствие сильного гарнизона, открыто взбунтовались и перебили множество французов – как солдат, так и гражданских лиц; эти события стали известны под названием pâques véronaises, то есть веронской Пасхи. Бунты, подобные описанному (хотя и менее серьезные), произошли в Бергамо и Брешии, хотя в этих случаях они оказались главным образом направлены против Венеции. Если, как считается, все это спровоцировали французские агенты, то Наполеон, несомненно, хорошо просчитал потери и нашел, что дело того стоит: теперь у него был еще один предлог для нападения на Венецианскую республику, которую он к этому моменту решил уничтожить раз и навсегда.

Когда новости об этих восстаниях, а также другие сопутствовавшие им известия достигли Венеции, они вызвали нечто близкое к панике. Все земли на материке восточнее реки Минчо фактически были потеряны. Новую границу нужно было защитить любой ценой; вся надежда возлагалась на милицию, набранную среди местного крестьянства. Местного командующего французскими силами генерала Баллана венецианцы проинформировали о своих намерениях, причем подчеркивалось, что предполагаемые меры имеют чисто оборонительный характер и будут направлены не против французов, но против бунтовщиков, граждан республики. Должно быть, никто не предвидел, что эти крестьяне, в первый раз в жизни увидев себя с оружием в руках, могут не слишком добросовестно отнестись к тому, как их собираются использовать. С восставшими итальянцами они не ссорились; вместе с тем у них было множество требовавших удовлетворения претензий к французам, чьи фуражиры постоянно и бесцеремонно распоряжались их зерном, скотом и сверх того довольно часто позволяли себе вольности с их женами и дочерьми. Прошло немного времени, и началась настоящая снайперская стрельба. Баллан быстро принял в ответ жестокие меры, но это не подействовало. К началу апреля всякая видимость вежливости в отношениях между французами и итальянцами исчезла.

Наполеон, двигавшийся к Вене, был хорошо осведомлен об ухудшении ситуации. Уже 10 апреля он продиктовал дожу ультиматум, который должен был быть доставлен лично его адъютантом, полковником Андошем Жюно. Жюно прибыл в Венецию в Страстную пятницу, 14 апреля, и потребовал аудиенции у дожа рано утром на следующий день. Ответ ему дали вежливый, но твердый: по традиции в Страстную субботу не следовало заниматься ничем, кроме исполнения религиозных обрядов, и ни в этот день, ни в Пасхальное воскресенье нельзя заниматься никакими государственными делами. Тем не менее дож и его совет [285]285
  Этот совет вполне можно сравнить с современным кабинетом министров. Он состоял из тринадцати членов, включая самого дожа. Совет выполнял функции исполнительного органа правительства. Председатель его, менявшийся каждую неделю, был, таким образом, премьер-министром республики Святого Марка.


[Закрыть]будут рады принять генерала рано утром в понедельник. Однако Жюно заявил, что его не интересуют религиозные церемонии, и потребовал встречи с дожем в течение двадцати четырех часов. В случае несогласия на аудиенцию в указанные сроки он покинет Венецию со всеми вытекающими отсюда последствиями. Они, как дал понять Жюно, окажутся малоприятными.

Таким образом, когда совет неохотно принял его в субботу утром, его престиж был уже подорван. Не обращая внимания на то, какое место за столом ему указали – справа от дожа, – полковник остался стоять. Он вытащил из пакета письмо Бонапарта и начал читать:

«Юденберг, 20 жерминаля V года республики

Вся территория Венецианской республики находится под ружьем. Со всех сторон слышны крики крестьян, которых вооружили: „Смерть французам!“ Они уже объявили, что их жертвами стали несколько сотен солдат Итальянской армии. Напрасно вы пытаетесь свалить ответственность на милицию, которую создали сами. Уж не думаете ли вы, что я не состоянии обеспечить уважение к сильнейшему народу мира, поскольку нахожусь в сердце Германии? Вы полагаете, что итальянские легионы [286]286
  Т.е. Итальянская армия французов. – Примеч. пер.


[Закрыть]потерпят резню, которую вы устроили? Кровь моих товарищей по оружию будет отомщена, и не найдется ни одного французского батальона, обязанного выполнить свой долг, который не почувствует, что храбрость его удвоилась, а силы – утроились.

Венецианский сенат ответил на великодушие, которое мы всегда проявляли, подлейшим вероломством… Так что же будет, мир или война? Если вы немедленно не примете мер к тому, чтобы разогнать эту милицию, если вы не арестуете и не выдадите мне тех, кто несет ответственность за недавние убийства, будет объявлена война.

Турки не стоят у ваших ворот. Вам не угрожает враг. Вы сознательно выдумали предлог, чтобы оправдать сплочение народа против моей армии. Милиция должна быть распущена в течение двадцати четырех часов.

Сейчас уже не времена Карла VIII. Если вопреки ясно выраженным пожеланиям французского правительства вы станете толкать меня к войне, то не думайте, что французские солдаты последуют примеру вашей милиции, опустошая поселения ни в чем не повинных несчастных крестьян. Я буду защищать этих людей, и настанет день, когда они благословят те преступления, которые вынудят французскую армию освободить их от вашей тирании.

Бонапарт».

Наступила мертвая тишина, и Жюно бросил письмо перед членами совета на стол, повернулся на каблуках и вышел из помещения.

Тем временем Наполеон продолжал свой марш. С солдатами он, как всегда, держался весело и уверенно. Однако в глубине души у него нарастала тревога – по двум причинам. Первая была стратегического свойства. Его армия теперь плохо снабжалась, она опасно растянулась в узкой речной долине, где имелось мало возможностей для приобретения продовольствия и фуража, если не заниматься грабежом, население было настроено враждебно, а впереди ждала грозная австрийская армия. Вторая причина была для него еще более серьезной. Его армия представляла собой только одно острие всей французской кампании. Здесь также действовала Рейнская армия под командованием блестящего современника Наполеона и его главного соперника, молодого Лазара Гоша, который теперь двигался в восточном направлении через Германию с устрашающею быстротой и имел шансы захватить Вену раньше его. Существовала вероятность того, что ждать он не станет. Бонапарт, и никто другой, должен стать покорителем империи Габсбургов. От этого зависит вся его будущая карьера. Он не позволит Гошу украсть у него триумф.

Ему пришлось решать две неожиданно, а для него и почти чудесным образом возникшие проблемы: правительство империи запаниковало и стало просить о перемирии. Ему трудно было скрыть удовлетворение: его подпись под соответствующим документом перекрыла бы дорогу Гошу. В итоге 18 апреля 1797 г. в замке Эккенвальд близ Леобена было заключено предварительное мирное соглашение. Оно было подписано Наполеоном Бонапартом, действовавшим от имени французской директории, хотя он и не подумал проконсультироваться с ней, и Австрийской империей. По его условиям, детали которых держались в секрете до тех пор, пока оно не было утверждено через шесть месяцев в Кампоформио, Австрия отказывалась от всяких претензий на Бельгию и Ломбардию, в обмен на что ей передавались Истрия, Далмация и континентальные владения Венеции. Последняя в порядке компенсации (отнюдь не равноценной) получала бывшие папские территории Романью, Феррару и Болонью.

Едва ли нужно говорить, что Бонапарт не имел права распоряжаться землями нейтрального государства. Вероятно, он стал бы доказывать, что Венеция не является более нейтральным государством, иначе не уйти от того факта, что законы международного права несовместимы с решениями подобного рода. Однако даже объявленный Венецией нейтралитет не соблюдался ей в должной мере – следовало бы добиться, чтобы она лишилась этого статуса, – и если бы Венецию по ходу дела удалось уличить в недоброжелательности или агрессивности, было бы намного лучше. Теперь по причине полной деморализации правительства она предоставила Бонапарту отличную возможность.

Остается лишь посочувствовать Франческо Доне и Лунардо Джустиниану, венецианским послам, отправленным к Бонапарту с ответом на его письмо и инструкциями любыми средствами успокоить его. Даже в чисто физическом отношении их задача была достаточно неприятной. Наполеон славился скоростью своих передвижений, и два венецианца, мужчины средних лет, в эти ужасные дни и ночи тратили время и силы на то, чтобы угнаться за ним, двигаясь по ужасным горным дорогам Европы, лишь изредка останавливаясь на несколько часов в зловонных и кишащих паразитами домах, чтобы перекусить и поспать. И их настроение не улучшала перспектива дикой сцены, которая, как они прекрасно знали, предстоит им, когда они наконец догонят Наполеона. Но даже это было еще не все: в каждом городе и деревне, где они останавливались, их окружали слухи о том, что Франция заключила мир с Австрией и что на алтарь мира принесена в жертву Венеция.

Погоня за Бонапартом продолжалась неделю. И только 21 апреля в Граце двое измученных послов наконец остановились перед французским лагерем. Наполеон принял их достаточно вежливо и молча выслушал торжественные заверения в дружбе. Затем, однако, его настроение неожиданно переменилось. Шагая взад и вперед по помещению, он произнес страстную диатрибу в адрес Венеции, ее правительства и народа, обвиняя их в вероломстве, лицемерии, некомпетентности, несправедливости, «средневековом варварстве» и – что было наиболее весомо в его глазах – враждебности по отношению к нему самому и Франции. Он потребовал немедленного освобождения всех политических заключенных, угрожая, что в противном случае сам откроет тюрьмы. А как же французы, продолжал он, которых убили венецианцы? Его солдаты жаждут мести, и он не сможет помешать им. Правительство, неспособное держать в узде своих подданных, ни на что не годно и не имеет права на существование. Он завершил свою речь ужасными словами, которые вскоре отозвались эхом в сердце каждого венецианца: «Io sarò un Attila per lo stato veneto (Я буду Аттилой для венецианского государства)».