355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Джулиус Норвич » Срединное море. История Средиземноморья » Текст книги (страница 17)
Срединное море. История Средиземноморья
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 20:16

Текст книги "Срединное море. История Средиземноморья"


Автор книги: Джон Джулиус Норвич


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 53 страниц)

Карл продолжал войну еще несколько недель и наконец заключил соглашение с эмиром, по которому в обмен на солидную контрибуцию согласился возвратиться в Италию с остатками своей армии. Он спас свою честь – но не более того. В гроб крестоносного движения был забит последний гвоздь, так как – если не считать того, что Британская энциклопедия именует «рядом разрозненных эпилогов», – походы, предпринятые Людовиком, фактически оказались последними. Величайшее противостояние между Крестом и Полумесяцем, продолжавшееся почти два столетия, наконец закончилось – и Полумесяц оказался победителем.

Европейским правителям не потребовалось много времени, чтобы принять этот факт, – а что им еще оставалось? Менее всего поверил в случившееся принц Эдуард – сын и наследник Генриха III Английского. Генрих и сам прежде принял крест, но гражданские войны, терзавшие его королевство, не давали ему возможности исполнить эту клятву. Эдуард, которому исполнилось тридцать два, не имел таких препятствий, и известие о падении Антиохии заставило его принять решение отправиться в поход вместо отца с отрядом примерно в тысячу человек. На первых порах его преследовали неудачи. Первоначально он собирался присоединиться к Людовику в Эгморте, но, прибыв туда, обнаружил, что король уже отплыл; когда он последовал за ним в Тунис, сообщили, что Людовик скончался. В мае 1271 г. он наконец прибыл в Акру – и пришел в ужас. Боевой дух упал. Венецианцы и генуэзцы наладили отличные отношения с султаном и вели весьма выгодную торговлю всевозможными товарами, от оружия до рабов; никто не желал сражаться. Объединившись с монголами, Эдуард одержал несколько незначительных побед, сражаясь против мамлюкских гарнизонов, но, очевидно, его действия не заставили Бейбарса провести ни одной бессонной ночи. С другой стороны, он давал достаточно поводов для беспокойства, и его решили убить: султан распорядился, чтобы местный убийца-христианин проник в его комнату и пронзил отравленным кинжалом. Эдуард легко справился со своим противником, но прежде получил опасную рану в руку, которая вскоре сильно воспалилась. Благодаря примитивной и болезненной хирургической операции он выжил [161]161
  Знаменитая история о том, как жена Эдуарда, Элеонора Кастильская, спасла ему жизнь (рассказывали, что она высосала яд из его раны), восходит к одному лишь сочинению доминиканского хрониста Птолемея Люцента. Согласно старому «Национальному биографическому словарю», она «совершенно недостоверна»; в новом (Оксфордском) биографическом словаре последняя оценивается так же. На самом деле Элеонора даже не сопровождала его в Крестовом походе.


[Закрыть]
, сел на корабль в Акре в сентябре 1272 г., где взошел на трон под именем Эдуарда I.

Через пять лет, если верить упорно ходившим слухам, Бейбарс предпринял еще одну попытку убийства, которая имела для него роковые последствия. Говорят, что он приготовил для врага чашу отравленного кумыса (кислого кобыльего молока, не имеющего себе равных по популярности у турок и монголов), но по неосторожности выпил из нее сам. Он не дожил до гибели Отремера, и множество франков до сих пор жило в большинстве главных городов. В течение своего семнадцатилетнего правления, однако, он захватил большую часть владений христиан близ побережья. Дни тех, которые еще не перешли под его власть, как хорошо понимали их обитатели, были сочтены.

В 1282 г., в понедельник на Пасхальной неделе, в другом уголке Средиземноморья произошло совершенно неожиданное событие, которому суждено было оказать очень большое влияние буквально на все Срединное море. Всем оно известно как война Сицилийской вечерни.

Для выполнения своего грандиозного замысла Карлу Анжуйскому требовался подходящий папа, который бы зависел от него. По этой причине, когда Климент IV скончался в 1268 г., Карл использовал свое значительное влияние на курию, для того чтобы папский престол оставался незанятым в течение трех лет (это стало подстраховкой на время отсутствия Карла: он участвовал вместе с братом в Крестовом походе). Вакансия перестала существовать, лишь когда власти в Витербо – месте, где проводился конклав, – в буквальном смысле снесли крышу дворца, где совещались кардиналы. Затем они сделали поспешный выбор в пользу Григория X. Он оказался совершенно безнадежен, так как воспрепятствовал попыткам Карла добиться избрания его племянника Филиппа III правителем Священной Римской империи и установил дружественные отношения с Византией вплоть до заключения на совете в Лионе в 1274 г. унии, благодаря которой произошло временное воссоединение западной и восточной церквей. Лишь в 1281 г., после избрания другого француза, Мартина IV, Карл наконец-то добился своего. Он уже владел Провансом и большей частью Италии, носил титул короля Иерусалимского [162]162
  Он купил этот титул в 1277 г. у принцессы Марии Антиохийской, внучки короля Амальрика II Иерусалимского, и немедленно отправил в Акру некоего Рожера из Сан-Северино в качестве вице-короля.


[Закрыть]
и был наиболее могущественным и опасным человеком в Европе, а теперь получил возможность осуществить свой величайший замысел – двинуться на Константинополь (императора Византии Михаила VIII Палеолога папа Мартин услужливо вновь объявил схизматиком). Греки отвоевали свою столицу у франков всего двадцать лет назад; с началом 1282 г. их шансы удержать ее выглядели весьма незначительными.

Спасли их жители Палермо. Французов уже давно ненавидели во всем Сицилийском королевстве – как за непомерные налоги, так и за заносчивость, с которой они вели себя. Вечером 30 марта пьяный французский сержант стал домогаться сицилийской женщины близ церкви Святого Духа как раз в тот момент, когда колокола звонили к вечерне, чаша терпения ее соотечественников переполнилась. Муж женщины напал на сержанта и прикончил его; убийство стало началом волнений, которые привели к резне. К утру две тысячи французов были мертвы. В руках мятежников оказался Палермо, а вскоре и Мессина. Восстание произошло как нельзя вовремя. На поздних этапах его возглавил знатный вельможа из Палермо по имени Джованни Прочида, друг Фридриха II и Манфреда. Перед этим Джованни провел некоторое время при дворе Педро III Арагонского, мужа дочери Манфреда Констанции, и, будучи там, воодушевил Педро осуществить его претензии на сицилийскую корону, имевшие довольно шаткое основание. Теперь для этого представилась идеальная возможность. Педро прибыл в Палермо в сентябре, а в следующем месяце взял Мессину – последний оплот французов.

Для Карла Анжуйского, находившегося в Неаполе в окружении своего двора, потеря Сицилии означала катастрофу. Он, естественно, отказался признать поражение и даже предложил решить судьбу Сицилии с помощью своего единоборства с Педро, которое должно было состояться под защитой англичан в Бордо, – путешествие туда занимало несколько недель. Педро, что весьма удивительно, принял предложение, хотя во время последовавших переговоров было решено, что, так как Карлу исполнилось уже пятьдесят пять (и по меркам того времени он был стар), а Педро – только сорок, будет честнее, если каждый монарх приведет с собой сотню тщательно отобранных рыцарей, которые будут сражаться бок о бок с ним. Выбрали и дату великого поединка – вторник 1283 г.; к несчастью – или, может быть, к счастью, – забыли назначить точное время. Король Педро и его рыцари прибыли рано утром, когда на месте не было ни Карла, ни его рыцарей; когда герольды должным образом возвестили о его присутствии, Педро, как и следовало, покинул поле и объявил себя победителем, поскольку его противник струсил, так и не явившись. Карл прибыл через несколько часов и поступил так же – монархи так никогда и не встретились. Обе стороны понесли существенные потери, как денежные, так и временные, но сохранили честь.

Итак, Сицилийское королевство раскололось пополам. Карл (под именем Карла I) правил в Неаполе, а Педро – на Сицилии, и оба были полны решимости изгнать противника и восстановить единство страны. Однако прежняя репутация Карла оказалась подмочена. Все увидели, что его Средиземноморская империя построена на песке; он перестал восприниматься как повелитель мировой державы. Об экспедиции против Византии не могло быть и речи. Его главные союзники в Отремере – тамплиеры и венецианцы – изменили ему; вскоре он отозвал из Акры направленного им туда вице-короля, оставив на его месте лишь офицера относительно невысокого звания. Через три года – 7 января 1285 г. – он скончался в Фодже. Двенадцать лет он властвовал в Средиземноморье, снедаемый ненасытным честолюбием и влекомый неукротимой энергией; и то и другое не давало ему покоя. Присущее ему неподдельное благочестие не сочеталось ни со смирением (ибо он всегда видел себя избранным, орудием в руках Божьих), ни с гуманностью, ни с милосердием; совершенная им казнь шестнадцатилетнего Конрадина потрясла Европу и служила поводом для обвинений в его адрес всю его жизнь. Порой он мог вызывать восхищение, но любовь – никогда.

Война Сицилийской вечерни – значительная часть ответственности за которую лежала на Карле – продолжалась много лет, перейдя и в следующее столетие. Дело было не только в том, что французский король Филипп III Смелый и его сын и наследник Филипп IV Красивый, стремясь восстановить фамильную честь, хотели отвоевать остров, столь грубо вырванный из-под власти Франции, но и в том, что Сицилия и Неаполь были дарованы Карлу папой римским, так что папству следовало позаботиться о своем престиже. Папа Мартин IV немедленно провозгласил Крестовый поход против арагонцев; со своей стороны король Филипп начал собирать войско. Однако для того чтобы принудить к повиновению королевский дом Арагона и его верного союзника – Генуэзскую республику, сил этих двух держав было недостаточно. Дипломатические миссии обеих сторон сновали туда-сюда по Европе, пока едва ли не все нации, населяющие Средиземноморье, не оказались в той или иной степени вовлечены в конфликт.

Конечно, примечательное исключение составляли египетские мамлюки, которых мало интересовала Сицилия: их взоры приковывали земли Отремера, они строили планы по уничтожению государств, созданных крестоносцами. А государства эти можно было спасти, по крайней мере на время, если бы народы христианских стран Запада оставили свои предубеждения и связанные с ними дела и двинулись на защиту своих осажденных братьев по вере. Однако этого не произошло. Первыми, как это ни удивительно, встревожились монголы; в 1287 г. ильхан – Аргун, правнук Хулагу, – отправил на Запад посла-христианина, некоего Раббан Саума. Первым делом тот посетил Константинополь, затем отправился в Неаполь, Геную, Париж и Бордо, где в своей резиденции, в столице той части страны, что лежала на материке, пребывал король Англии Эдуард I [163]163
  В те времена английские короли по-прежнему правили значительной частью территории, которая теперь принадлежит Франции.


[Закрыть]
; по пути назад он заехал в Рим. Всюду ему оказывали королевский прием. В Париже Филипп IV лично сопровождал его в Сен-Шапель, дабы удивить зрелищем святых реликвий, кои его дед, Людовик Святой, приобрел у византийского императора; в Бордо Эдуард – который, в конце концов, сам когда-то участвовал в движении крестоносцев – пригласил посланца слушать мессу вместе со своими придворными; в Риме он получил причастие из рук новоизбранного папы Николая IV. Повсюду он подчеркивал, что необходимо срочно отправить экспедицию для отвоевания святых мест и спасения Отремера. И повсюду его слова воспринимали сочувственно, однако нигде он не услышал ни твердого обещания, ни конкретной даты. Старинный дух Христова воинства угас, и ему не суждено было возродиться.

Ильхан не поверил этому и в начале лета 1289 г. отправил в Европу нового посла, генуэзца по имени Бускарель, с письмами к папе и королям Франции и Англии. (Впечатление, производимое ими, мог отчасти уменьшить тот факт, что они были написаны по-монгольски, но Бускарель, по-видимому, сумел перевести их.) На сей раз Аргун пошел даже на то, что предложил им союз. Он сам, писал хан, намерен повести армию численностью в 20 000 – 30 000 всадников, которая достигнет Дамаска в середине февраля 1291 г. Если оба короля готовы послать свои войска и святые места в результате будут отвоеваны, он с радостью передаст их христианам. Увы, эта инициатива имела не больше успеха, нежели предыдущая. Ильхан сделал еще одну попытку, но она также потерпела неудачу, а к моменту возвращения послов он скончался.

К этому времени, как бы подтверждая худшие опасения Аргуна, мамлюкский султан Калавун двинул свою армию в Сирию. Первой задачей его было не дать генуэзцам захватить власть в графстве Триполийском (такая угроза действительно существовала), хотя нет сомнений, что его долгосрочные цели были куда более зловещими. К концу марта 1289 г. он привел свои войска под стены Триполи, и 26 апреля они ворвались в город. Они убивали каждого христианина, попадавшегося им на пути, уводили в рабство всех женщин и детей, все здания сжигали дотла. Теперь Запад наконец-то обратил внимание на происходящее. Побуждаемые папой Николаем, венецианцы – они были рады видеть изгнание генуэзцев из Триполи, но теперь их беспокоили собственные интересы в Акре – послали двадцать военных галер, к которым присоединились еще пять, посланных королем Хайме Арагонским. [164]164
  Хронологическая неточность: королем Арагона Хайме стал только в 1291 г., а в это время (с 1285 г.) был королем Сицилии. – Примеч. пер.


[Закрыть]
К несчастью, однако, на этих кораблях отправилась в поход толпа крестьян и мелких авантюристов из Северной Италии, думавших только о собственной наживе; ко дню прибытия в Акру они перепились и стали невменяемы. Знойным августовским днем 1290 г. они в неистовстве ринулись на улицы и перебили всех повстречавшихся им мусульман.

После падения Триполи Калавун согласился заключить перемирие с христианами; если бы все шло благополучно, им удалось бы сохранить независимость в течение еще нескольких лет, но после резни в Акре перемирию, очевидно, пришел конец и у султана не осталось сомнений – франков нужно уничтожить. 6 марта 1291 г. в поход вновь выступили значительные силы под командованием его сына и наследника аль-Ашраф Халила. Численность ее оценивалась в 60 000 кавалеристов и 160 000 пехотинцев; возможно, это было значительным преувеличением, однако нет никаких сомнений, что она превосходила всех, вместе взятых, христиан Акры (там проживало менее 40 000 человек, из них около 800 рыцарей и примерно 14 000 солдат, включая венецианцев, пизанцев и членов трех рыцарских орденов) в несколько раз.

Осада началась 6 апреля. Защитники храбро сражались; тамплиеры и госпитальеры предприняли вылазки (увы, безуспешные) во вражеский лагерь. Море по-прежнему контролировалось ими, так что они не имели недостатка в продовольствии, однако им не хватало оружия и, что наиболее важно, живой силы, чтобы оборонять стены со стороны суши на всем их протяжении (а длина их составляла более мили). Боевой дух защитников города весьма поднял король Генрих II Иерусалимский [165]165
  В то время правители, носившие титул короля Иерусалимского, одновременно являлись и королями Кипра, где они по понятным причинам предпочитали жить.


[Закрыть]
(двадцатилетний, страдавший эпилептическими припадками), прибывший с Кипра 4 мая. Вместе с ним прибыло 40 кораблей, 100 всадников и 2000 пехотинцев. Но как ни радостно было их прибытие, это подкрепление не давало надежды на то, что ситуация изменится к лучшему. Всего через две недели султан отдал приказ идти на штурм.

Подробное описание падения Акры страшно читать. [166]166
  Лучше всего оно описано сэром Стивеном Рансименом в «Истории Крестовых походов» (A History of Crusades), т. 3, с. 412–423.


[Закрыть]
Город не сдался; в любом случае султан не принял бы капитуляции. Все, что могли сделать люди, – это умереть в бою или попытаться спастись морем. Нескольким, в том числе королю Генриху и его брату Амальрику, удалось вернуться на Кипр; какое-то количество женщин и детей в конце концов оказалось в гаремах или на невольничьих рынках, но большинство погибло. Тем временем сама Акра подверглась систематическому уничтожению, а оставшиеся франкские поселения – Тир, Сидон, Тортоза и Бейрут, а также ряд замков – вскоре разделили ее участь. Это был конец. Отремер, владения крестоносцев, просуществовал 192 года. С самого начала он являл собой символ нетерпимости и территориальных претензий; история его была примером неуклонного физического и морального упадка и поражающей своими масштабами некомпетентности. И мало кто в Западной Европе оплакивал конец Отремера или испытывал сожаления, наблюдая за его гибелью.

Глава XI
ЗАКАТ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Война Сицилийской вечерни не была причиной падения Отремера: с того момента как в 1250 г. египетский трон заняли мамлюки – а может быть, даже с момента взятия Иерусалима Саладином в 1187 г., – это был лишь вопрос времени, – однако она настолько занимала европейских правителей, что они не могли сосредоточиться на положении своих братьев-христиан на Востоке. При таком положении дел война продолжалась еще одиннадцать лет, пока Акра не была полностью разрушена. Только в 1302 г., после неудачной попытки посадить брата Филиппа Красивого, Карла Валуа, на сицилийский трон, папа Бонифаций VIII с неохотой согласился признать сына короля Педро, Фредерико, правителем острова, дав ему титул короля Тринакрии (появление этого причудливого наименования было вызвано необходимостью, так как Ангевины в Неаполе до сих пор фактически удерживали за собой сицилийскую корону). Даже теперь, однако, арагонцы добились не столь полной победы, сколь им хотелось бы; по условиям соглашения Фредерико должен был жениться на Леоноре, дочери Карла Валуа, а по его смерти остров предстояло возвратить дому Анжу.

Папа Бонифаций был избран в 1294 г. после единственного в истории папства отречения от престола безгрешного, но совершенно неспособного отшельника Целестина V. (Единственное свидетельство его пригодности для этого сана состояло в том, что некогда, находясь в свите Григория X, он на солнечном свету развешивал его облачение.) Новый папа был его противоположностью во всех отношениях. С его точки зрения, великие установления церкви существовали лишь для того, чтобы помочь ему в исполнении его земных целей и обогатить его род Каэтани. С иноземными правителями он обращался даже не как с подданными, но как с лакеями, тогда как соперничавший с его фамилией гибеллинский род Колонна, к которому он питал сильную зависть и могущества которого боялся, был в полном составе отлучен от церкви; его земли в Палестине были захвачены и разграблены во имя Святого креста. Подобное поведение вызвало такое падение престижа папства, от которого ему удалось оправиться лишь через много лет; в результате вся Европа ненавидела и проклинала Бонифация. Когда все семейство Колонна бежало во Францию, его главными врагами в Италии стали фратичелли – «духовные францисканцы», взбунтовавшиеся против все усиливавшегося обмирщения своего ордена и ратовавшие за возвращение к принципам аскетизма и бедности, исповедовавшимся его основателем. К Бонифацию они относились с омерзением – не только из-за его богатства и надменности, но и из-за того, что считали его ответственным – и справедливо – за отречение Целестина и последовавшие затем его заключение в тюрьму и смерть.

Куда более серьезную угрозу создавала для Бонифация враждебность со стороны Филиппа Красивого, которого он отлучил от церкви и которого угрожал сместить, после того как Филипп запретил французским священнослужителям повиноваться папе, призывавшему их в Рим. В ответ Филипп весной 1303 г. созвал Генеральные Штаты, где предложил призвать к ответу самого папу. Армия численностью 1600 человек отправилась в Италию; ей было приказано захватить Бонифация и доставить (насильно, если потребуется) во Францию. Нашли его в родном Ананьи, где он заканчивал буллу, в которой освобождал подданных Филиппа от клятвы верности своему королю, и взяли в плен. Через три дня протест народа, вставшего на его сторону, заставил войско отступить, однако эта миссия не прошла даром. Гордости старого папы был нанесен смертельный удар. Друзья папы – Орсини сопроводили его в Рим, где он через месяц скончался.

Бонифаций и Филипп были заклятыми врагами, однако дух средневекового папства оказался окончательно сломлен, а остаткам его престижа, еще сохранявшимся в Италии, пришел конец именно в результате их объединенных усилий. Когда в 1305 г. в Лионе на папский престол под именем Климента V взошел еще один француз, там же к нему присоединилась курия, и в течение последовавших семидесяти двух лет папы в Риме не было. Петрарка окрестил этот период «Вавилонским пленением», однако это выражение неверно: папы ни в каком смысле не являлись пленниками. Климент отправился в Лион по собственной воле и не собирался становиться марионеткой французского короля. Через четыре года, после ссоры с Филиппом, он даже перенес свой двор в Авиньон (именно потому, что этот город находился за пределами тогдашней Франции, но входил в провансальские владения Неаполитанского королевства, где папе легче было сохранять независимость). Ни он, ни его преемники по доброй воле никогда не ослабляли своего влияния на дела в Италии. Авиньон воспринимался ими только как временное местопребывание, до тех пор пока они не смогут в безопасности (и с удобством для себя) вернуться в Рим.

Находиться же в Италии было не только неуютно, но и опасно. После Фридриха II, коронованного в 1250 г., там не избирался ни один император Священной Римской империи. Теперь города Ломбардии и Тосканы не тревожили нашествия имперских войск, и они развивались, предоставленные самим себе. По большей части столь трудно доставшееся коммунальное управление уступало место деспотизму, когда тот или иной могущественный род – Висконти и Делла Торе в Милане, Монтекки (герои трагедии Шекспира), а позднее Скалиджери в Вероне, Гонзага в Мантуе – провозглашал свою власть. Существование множества мелких, но неограниченных по своему характеру диктатур, наложившееся на традицию междоусобной борьбы и подрывавшееся враждебностью буржуазии с ее коммерческими интересами, привело к глубинному брожению, затронувшему все стороны жизни Северной Италии. Правда, иногда оно вызывало к жизни новые творческие поиски, уже предвещавшие Ренессанс: Джотто родился в год смерти Манфреда – но в связи с ним в памяти куда чаще всплывают тирания и непрекращающееся кровопролитие. Что до великих северных республик, то Генуя и Пиза продолжали душить друг друга, пока Генуя не одержала решающую победу в 1284 г. Лишь Венеция оставалась относительно не затронутой воцарившимся хаосом, поскольку была опоясана морями и, таким образом, изолирована, а также благодаря своей тщательно сохраняемой олигархии, свободы от борьбы партий, а также грамотной системе сдержек и противовесов, которая сделала правительство этой «самой умиротворенной республики» чудом – и ужасом – всей Европы.

Флоренция являла собой еще один уголок, где среди окружающей суматохи царил относительный мир. В то время ее творческий потенциал был выше, нежели у какого-либо другого города-государства Италии; еще большего внимания она заслуживает тем, что породила, возможно, единственное – из когда-либо существовавших на белом свете – успешно действовавшее правительство, состоявшее из художников и мастеров. Фактический административный контроль находился в руках шести цеховых мастеров, именовавшихся приорами; их полномочия были очень велики, однако они сохраняли их всего в течение двух месяцев «за раз». За плечами у флорентийцев также была традиция глубоко укоренившегося гвельфского движения, благодаря которой она спаслась от множества феодальных усобиц, столь сильно терзавших другие города с менее счастливой судьбой, однако к концу века среди гвельфов произошел раскол и в 1302 г. – папа Бонифаций принял сторону «черных» – лидеры более умеренной партии «белых» были отправлены в изгнание.

Среди них был и Данте Алигьери, чья «Божественная комедия» – уникальное в своем величии произведение на итальянском языке – является, среди прочего, глубоким и горьким комментарием, в котором поэт, возможно, имевший целью всего лишь перечислить главных лиц своей эпохи, покуда он путешествует по загробному миру, на самом деле буквально творит над ними Страшный суд. Величие замысла ошеломляет, так же как техническое мастерство владения находившимся в процессе становления родным языком. Но что до политических идей в этом произведении, то иногда может показаться, что они более отдают XI, а не XIV в. Эти идеи, которые Данте более полно развивает в сочинении «О монархии», по сути своей, представляют возвращение к старинной мечте о мировой христианской империи, которой управляют гармонично сотрудничающие между собой император и папа.

Полная нежизнеспособность этих идей выявилась в 1310 г., когда их самый активный адепт, граф Генрих Люксембургский, явился в Италию в качестве избранного императора – болезненно честный идеалист, действующий из лучших побуждений. В первый раз он был коронован в Милане; на него надели копию железной короны Ломбардии (настоящая лежала в закладе), по-прежнему подчеркивая его (императора) беспристрастность между сторонниками папы гвельфами и императора – гибеллинами. Но гвельфские города Ломбардии и Тосканы развеяли его сомнения по поводу чувств к обветшалой имперской идее, и к тому моменту, как он достиг Рима, его симпатии к гибеллинам возросли настолько, что его не впустил в собор Святого Петра и он вынужден был принять императорскую корону от папских легатов в Латеранском дворце. Между тем король Филипп восстановил против него бывшего в Авиньоне папу Климента V, а также находившегося на престоле внука Карла Анжуйского неаполитанского короля Робера Мудрого. Новый император с неохотой начал войну. Однако это ни к чему не привело. В 1313 г. он умер от лихорадки, бесспорно подтвердив своей судьбой тщетность надежд, возлагавшихся на него Данте.

Данте никогда не любил короля Робера, которого он именовал «re da sermone», «речистый король». На самом же деле у Робера были данные, чтобы стать великим правителем. Он был ученым, чья искренняя любовь к литературе сделала его щедрым покровителем поэтов и писателей – особенно Петрарки, который был его личным другом и восхищался им настолько, что выразил надежду, что в один прекрасный день тот станет повелителем всей Италии. В более спокойные времена он бы смог очистить Сицилийское королевство от заполонивших его миазмов. Увы, ему не выпало такой возможности. Бесконечные войны с его соперниками из Арагона опустошили казну, и даже дома ему приходилось постоянно бороться с мятежными баронами, не дававшими ему ни минуты покоя.

Робер скончался в 1343 г. Ему наследовала его внучка Иоанна, жена князя Андрея Венгерского, и в течение следующих пятидесяти лет история Неаполя являла собой сплошной кошмар. (Мы не ждем от читателя, что он дочитает этот и следующий абзацы; они включены в книгу только для того, чтобы сжато проиллюстрировать, как низко пала неаполитанская политика.) В 1345 г. Андрей был убит по приказу двоюродной бабушки его жены, Екатерины Валуа; однако и на Иоанну пало подозрение в соучастии. Затем ее брат, король Лайош Венгерский, под предлогом мести за убийство потребовал корону себе. Он изгнал Иоанну и ее второго мужа, на всякий случай убив ее сводного брата, но вскоре вернулся в Венгрию, и местные бароны вновь призвали на царство Иоанну. После этого кузен последней, Карл, правитель Дураццо, завоевал королевство и заточил ее в тюрьму. Вскоре, в свою очередь, она была убита. По смерти Карла спорный вопрос о престолонаследии вызвал гражданскую войну, и королевство вновь погрузилось в прежнюю анархию.

К началу следующего столетия сын Карла Владислав, казалось, одержал верх в этой борьбе, и к 1410 г. – по причине того, что схизма (церковный раскол) продолжалась – он трижды самолично захватывал Рим, который папа Григорий XII, законный владыка, не в состоянии был удержать. В последний раз Владислав сжег и разграбил город. Его смерть в 1414 г. не вызвала сожаления у подданных – по крайне мере до того, как его сестра и преемница Иоанна II не довела королевство до еще большего упадка. В 1415 г. она вышла замуж за Жака Бурбона, который держал Иоанну фактически на положении узницы, убил ее любовника и заточил в тюрьму ее главного полководца Сфорца, однако его надменность вызвала восстание среди баронов, и они изгнали Бурбона. Затем наступило время, ознаменовавшееся еще большими интригами между Иоанной, Сфорца, ее новым любовником Джованни Караччиоло, усыновленным ей наследником Альфонсо Арагонским и Людовиком III Анжуйским, который строил козни всем, солидаризуясь то с одним, то с другим. Хотя в 1435 г. Иоанна умерла, Альфонсо потребовалось еще восемь лет, чтобы одержать окончательную победу и стать королем Неаполитанским с благословения папы.

Армии мамлюков уничтожили Иерусалимское королевство, однако три великих рыцарских ордена продолжали существовать, хотя срок им был отпущен неодинаковый. Самый молодой из них, германский Тевтонский орден, после 1291 г. на несколько лет перебазировался в Венецию, а затем, в 1308 г., – в Мариенбург на Висле, где и исчезает из нашей истории. В то же время тамплиеры и госпитальеры Святого Иоанна Иерусалимского продолжали играть свою роль в жизни Средиземноморья.

Взглянем вначале на тамплиеров. В наши дни трудно понять и даже поверить, сколь велико было их влияние на закате Средневековья. Основанный в начале XII в., дабы защитить пилигримов, стекавшихся к святым местам после Первого крестового похода, в течение последовавших пятидесяти лет они прочно утвердились почти во всех королевствах христианского мира, от Дании до Испании, от Ирландии до Армении; через сто лет «бедные братья – воины Христовы» вопреки данным ими бенедиктинским обетам бедности, целомудрия и послушания финансировали половину Европы, будучи владельцами наиболее значительных международных банков цивилизованного мира. К 1250 г. они, как говорят, владели около 9000 поместий; в Париже и Лондоне их обители использовались как крепости, где хранилась королевская казна. У английских тамплиеров Генрих III занял деньги для покупки острова Олерон в 1235 г.; у французских Филипп Красивый с трудом получил приданое для своей дочери Изабеллы, когда она выходила замуж за Эдуарда II Английского. Они внесли большую часть выкупа за Людовика IX, а Эдуарду I ссудили не менее 25 000 турских ливров (четыре пятых этого долга им пришлось ему простить).

Наибольшего могущества тамплиеры достигли во Франции, где успешно создали государство в государстве, и так как их влияние неуклонно росло, то неудивительно, что это должно было серьезно встревожить Филиппа Красивого. Но у Филиппа была и другая, менее достойная причина для беспокойства: он отчаянно нуждался в деньгах. Он уже лишил имущества и изгнал евреев и ломбардских банкиров; подобные действия в отношении тамплиеров – в результате чего он мог заполучить все их богатство и всю собственность, находившиеся в его королевстве, – раз и навсегда решили бы его финансовые проблемы. Он понимал, что орден окажется страшным противником; по счастью, однако, необходимое орудие было у него наготове. Многие годы ходили слухи о тайных ритуалах, совершавшихся рыцарями во время их полуночных встреч. Ему нужно было только начать официальное расследование, а свидетели, которые за скромное вознаграждение будут готовы дать нужные показания, легко найдутся. Прозвучавшие свидетельства оказались настолько подходящими, что он даже и не мечтал. Выяснилось, что тамплиеры – поклонники сатаны; во время своего обряда посвящения они отрекаются от Христа и попирают ногами распятие. Содомия не только не воспрещалась, но всячески поощрялась. От незаконных детей, которые, несмотря на это, все-таки появлялись на свет, избавлялись, зажаривая их живьем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю