Текст книги "Дип. Месть «Красной вдовы». В аду все спокойно"

Автор книги: Джон Диксон Карр

Соавторы: Микки Спиллейн,Чарльз Вильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Глава 5. Слишком много алиби

Никто из присутствующих в комнате, кроме Г. М., не хотел ни садиться, ни притрагиваться к чему‑либо. Г. М. сел на край кровати, сэр Джордж расположился у окна. Терлен, стоя спиной к камину, уставился на пол, откуда только что убрали труп Бендера.

После того как сняли отпечатки пальцев, два полицейских чиновника унесли тело на носилках. Это было тягостное зрелище: по страшному беспорядку в одежде можно было заключить, что он умер в ужасных мучениях. Правую ногу его совсем скрючило, голова запрокинута назад, рот искривлен, челюсти стиснуты. Его перенесли в лучше освещенную комнату, где врач приступил к осмотру тела. Единственным доказательством его недавнего пребывания в комнате служили два странных предмета: на полу, на том месте, где лежала его правая рука, валялась смятая девятка пик, а на манишке рубашки Бендера обнаружили узкую длинную полоску пергамента, закрученную так ловко, что ее легко можно было бы вставить в наперсток. На ней было написано несколько необычных слов.

Эти предметы теперь лежали на столе, и их внимательно рассматривал полицейский инспектор Хемфри Местерс, статный, хорошо одетый мужчина с умным лицом, сильно развитыми челюстями и волосами с проседью, зачесанными так, чтобы скрыть лысину.

– Итак, сэр, – сказал Местерс, обращаясь к Г. М., – на этот раз вы находились здесь, на месте, не так ли?

– Да, – сказал тот, – я действительно был здесь. Но что я мог поделать? Мне сказали, что хотят произвести опыт. На каком основании я мог помешать этому? Ведь я сам перетряс комнату сверху донизу и не нашел ничего подозрительного. Или мне следовало выскочить на улицу, схватить за руку первого встречного полицейского и сказать ему: «Во имя неба, идите скорее! Один из гостей лорда Ментлинга находится в смертельной опасности: он сидит в одиночестве в одной комнате…» Вы можете, если хотите, смеяться, но в этом деле я могу вам помочь только в качестве свидетеля, совершенно слепого свидетеля. Мне очень жаль, Местерс, но что толку, если я снова повторю: «Я тут ничего не смог поделать»? Факт остается фактом: я не вмешался.

– Что же, – сказал Местерс, – давайте разберем факты.

– Имейте в виду, – прервал его Г. М., – что я не понимаю, каким образом этот несчастный подвергался опасности быть убитым.

Местерс закусил губу.

– Ясно, что мы столкнулись с необычным случаем. Странны не только обстоятельства, еще более странны факты. Нет сомнения, что речь идет об отравлении.

– Конечно, это отравление. Надеюсь, что этот факт вам поможет.

– И я надеюсь, – сказал убежденно Местерс. – Вполне возможно, что эта комната содержала отравляющие вещества. Любой предмет в ней мог оказаться ядовитым. И если здесь имелась отравленная западня, она, конечно, оставила след на теле жертвы.

Г. М. взглянул на инспектора сквозь очки.

– Кажется, я знаю, от какого яда умер этот несчастный. Я буду настаивать на своем присутствии при вскрытии, но пока попробуем погадать. Предположим, например, что вы не найдете ни отравленной западни, ни следов подкожной инъекции. Что тогда?

Местерс испытующе поглядел на Г. М.

– Послушайте, сэр Генри, мне кажется, что вы подходите к этой проблеме с чересчур узкой точки зрения. По–моему, вы ошибаетесь, думая только об отравленной игле и о том, что отрава проникла в тело посредством укола. Но проанализируйте факты. Я хоть и не врач, но до некоторой степени разбираюсь в ядах. Посмотрите на симптомы: скрюченность, оскаленные зубы, голова запрокинута назад, спина искривлена, одна нога приподнята… Все это более или менее указывает на отравление стрихнином, который выпил мистер Бендер. Да, выпил. Вы мне возразите, что в этой комнате нет стаканов или посуды, которая могла бы содержать отравленный напиток. Согласен с вами. Значит, яд был дан ему перед тем, как он вошел в комнату. Стрихнин действует по прошествии известного времени, все зависит от принятой дозы и от степени сопротивляемости организма.

– Ваши соображения о Бендере очень интересны, – сказал Г. М. – Действительно, в результате отравления стрихнином наблюдаются и некоторая скрюченность шеи, и явные следы мучений или страха. Эти симптомы совпадают, но что вы скажете о его лице?

Местерс заколебался.

– Это действительно странно: я признаю!

– Странно?! – воскликнул Г. М. – Это невероятно! Это было бы просто чудом, если бы он все‑таки оказался отравленным стрихнином! Видите ли, друг мой, когда лицо распухает и чернеет, это доказывает, что смерть вызвана ядом, действующим на дыхательные органы, тогда как стрихнин действует на позвоночник. Если Бендер принял какую‑то дозу стрихнина, почему он не позвал на помощь, как только почувствовал первые боли? И не издал ни одного звука, хотя, как мы предполагаем, выпил яд, вызывающий ужасные мучения? Поскольку он не кричал, значит, ему помешал это сделать паралич мышц. Я хочу вам объяснить, что Бендеру в этой комнате был дан яд, действующий мгновенно, яд, который он, конечно, не мог выпить.

– Почему нет?

– Потому что это кураре!

В наступившей тишине Местерс достал из кармана блокнот.

– Оставим пока эти предположения, – сказал инспектор. – Думаю, мне пора уже приступить к следствию!

Сэр Джордж Аксрутер, стоявший у окна с опущенной головой, напоминая своим видом печального Пиквика, стремительно повернулся.

– Я далек от мысли давать вам советы, мистер Местерс, – сказал он, – я очень доволен, что вы согласились на мое присутствие при этом разговоре. Но мне кажется, что вы не обратили внимания на самый загадочный факт в этом деле: если Бендер получил укол неизвестной иглы, тогда кто еще был с ним в комнате?

– С ним в комнате?

– Ну да, это то лицо, которое после смерти Бендера продолжало отвечать на наши оклики. Вы слышали, что сказал доктор Арнольд: Бендер умер около одиннадцати часов. Кто же тогда три раза отвечал на наши вызовы?

– Ах, – отозвался Местерс неожиданно резко, – у меня до сих пор еще не было времени допросить обитателей дома, и пока я располагаю только сведениями, исходящими от вас, господа. Я слышал, что сказал доктор Арнольд, но бывают ошибки в диагнозах…

– Здесь нет ошибки в диагнозе, – перебил его Г. М. – Если вы не считаете меня глупее, чем я есть, то я скажу, что тоже осмотрел тело: смерть наступила около одиннадцати часов пятнадцати минут. Следовательно, кто‑то подделался под голос Бендера. Это, в конце концов, было не так трудно! На таком расстоянии и через массивную дверь! Но с какой целью, Местерс? Кто‑то здесь, несомненно, был, ведь исчезла записная книжка Бендера.

Местерс сел и опять что‑то записал, а Г. М. продолжал:

– Я с самого начала искал записную книжку Бендера. Она могла содержать опасные записи о ком‑то из живущих в доме. Я обращаю ваше внимание и на то, что кто‑то вставил ему в манишку пергаментную трубочку.

– И карту, – добавил Местерс. – Что касается этого кусочка бумажки…

– Пергамента, – поправил его сэр Джордж, – кстати, могу я посмотреть его, инспектор?

Местерс передал ему пергамент.

Сэр Джордж развернул его. Это был кусочек пергамента шириной в два, а длиной в десять сантиметров. Терлен нагнулся и через плечо сэра Джорджа увидел несколько очень красиво написанных чернилами латинских слов.

– Что это означает, господа? – спросил Г. М. – Призовем на помощь то, чему нас учили в школе!

– По–моему, это какая‑то шутка, – ответил сэр Джордж, – я рассматривал бы эти слова как своего рода талисман, амулет. Мне кажется, это что‑то вроде молитвы об устранении боли. Трудно понять это латинское изречение. Но, как я уже сказал, речь идет о какой‑то шутке.

– Я не вижу тут повода для шуток. Все это действительно очень странно, – сказал Г. М.

– Совершенно с вами согласен, – добавил Местерс.

– Поскольку вы, Местерс, еще не полностью вошли в курс дела, я вам скажу еще кое‑что, – продолжал Г. М. – Если вы хотите узнать, кто вместе с Бендером был в этой комнате, поле деятельности у вас весьма ограничено. Кроме двух лиц, все остальные имеют неоспоримые алиби. Пока вызывали полицию, я спокойно выполнял свою миссию. Вот лица, замешанные в эту историю. – Он поднял руку, чтобы сосчитать по пальцам. – Во–первых, присутствовавшие за ужином: Аллан, Гийо, Изабелла, Керстерс, Равель, Терлен, Джордж Аксрутер и я; во–вторых – отсутствующие: Джудит и доктор Арнольд; в–третьих – прислуга: лакей, экономка, повариха, две горничные и один шофер. Вы слушаете меня?

– Да, сэр, такой разговор меня устраивает.

– От двадцати пятнадцати до половины двенадцатого и даже позднее вся прислуга сидела на кухне за ужином. Джудит и ее жених были в театре вместе с друзьями, которые довезли их сюда в машине в полночь, без пяти минут. И наконец, всех остальных я видел собственными глазами весь критический период… за исключением двух лиц. Это кажется очень простым, Местерс, даже слишком простым, а я этого не люблю!

– Два исключения, – сказал Местерс, прослушав его сообщение, – это мистер Гийо и мисс Изабелла Бриксам, не так ли?

– Местерс, подождите! Разве Равель не покидал стола?

– Местерс не любит иностранцев! – сказал Г. М. – Но Равель не вставал из‑за стола до половины двенадцатого, Бендер тогда уже был мертв, следовательно, чужой голос отвечал нам дважды, пока Равель еще находился с нами.

– На сегодняшний вечер мне хватит и этих фактов, – сказал инспектор, – я хочу сначала… Да, войдите, доктор! Есть ли у вас уже какое‑нибудь заключение?

Врач быстро вошел.

– Мне нужно разрешение на вынос тела, Местерс; ничего не могу сказать до аутопсии, но я бы поспорил на сто против одного, что сэр Генри не ошибся. Дело здесь в кураре.

– Но каким образом яд мог быть введен в организм?

– Не могу вам ничего твердо сказать, пока не проведу полный осмотр тела. У него имеется царапина внизу щеки, напоминающая порез бритвой. Но вряд ли он взял с собой в эту комнату бритву. Подпишите мне это разрешение, и я пойду. Да, чуть не забыл сказать: мистер Арнольд и старая мисс хотят вас видеть.

Местерс обменялся взглядами с Г. М. и дал распоряжение, чтобы их впустили. Только сейчас Терлен получил возможность внимательно рассмотреть доктора Юджина Арнольда. Он сразу понял причину неприятия Керстерсом этого слишком самоуверенного человека. У Арнольда было красивое лицо с суровым выражением, которое, однако, при определенных обстоятельствах могло быть олицетворением доброты. Светло–карие глаза с пристальным взглядом и черные волосы с проседью на висках. Керстерс выглядел мальчиком рядом с ним. Глядя, как Арнольд вел мисс Бриксам, Терлен подумал про него: властный, остроумный, любит деньги и, возможно, способен на низость. Таково было первое впечатление.

– Я хочу вам сказать… – начала Изабелла глухим голосом, неуверенно глядя то на Местерса, то на Г. М. Она была взволнована, глаза заплаканы. – Я в известной мере виновата в смерти этого бедного мальчика. Скажите, разве нам необходимо оставаться здесь? Не можем ли мы перейти в какое‑нибудь другое место?

– Я позволю себе поддержать эту просьбу, господа, – быстро проговорил доктор. – Я должен заботиться о здоровье мисс Бриксам, она ведь только что пережила нервное потрясение.

– Но… – сказал Г. М., искоса взглянув на него, – зачем же тогда вы привели ее сюда?

Арнольд поглядел на него, пытаясь, очевидно, определить, как следует себя с ним вести.

– Мы должны, к сожалению, сделать одно важное сообщение, которое, несомненно, заинтересует полицию. Это касается Ральфа Бендера.

– Так он был врачом? – сказал Г. М.

– Да, – признался доктор Арнольд. – Я в некотором смысле выдаю профессиональную тайну, но речь идет о преступлении, и нельзя ничего скрывать. Ральф Бендер считался лучшим студентом на факультете. Он хотел специализироваться на психопатологии, но не имел средств, чтобы открыть практику. Поэтому…

– Вы его использовали в качестве бесплатного заместителя, чтобы он занимался вашими легкими случаями? Вы ведь практикуете как психиатр? Не правда ли?

– Только в известном смысле… – Тут лицо его окаменело, он замолчал, а затем спросил: – Прошу прощения, сэр, но с кем имею честь говорить?

Г. М. представился.

– Он работал со мной, как работал бы всякий другой молодой человек с хорошим будущим, – продолжал успокоенный Арнольд. – Когда некоторое время назад мисс Изабелла пришла ко мне и рассказала… о вещах, которые, я полагаю, вам известны… я оказался в очень затруднительном положении. Мне самому невозможно было вмешиваться во что‑либо, расспрашивать даже самым деликатным образом. Вы меня понимаете?

– Я знаю, что Ментлинг ненавидит врачей, особенно тех, кто занимается душевными заболеваниями.

Арнольд предпочел принять это замечание добродушно.

– Что касается меня, то меня он выносит только при условии, что я говорю с ним исключительно о спорте. Но буду краток: если один из членов семьи действительно невменяем, его необходимо поместить в лечебницу, но так, чтобы избежать скандала. Этому условию приходится покориться. Мисс Бриксам согласилась ввести в дом Бендера как художника, которому она протежирует. Эта задача облегчалась тем, что и Равель был приглашен на эти дни. Бендер должен был установить…

– А он установил?

– Вне всякого сомнения, – спокойно ответил Арнольд, – поэтому он и убит.

Глава 6. Шкатулка без отравленной иглы

– Поймите меня правильно, прошу вас, – продолжал доктор Арнольд, – я бы солгал, если бы стал утверждать, что смерть Бендера явилась для меня ударом. Он глупо дал сегодня вечером заманить себя в западню. Но все же мне его жаль… Он был мне полезен, и я, конечно, не допустил бы этого глупого эксперимента. Мисс Бриксам… – он бросил на нее взгляд, полный доброты и сожаления, – мисс Бриксам считала, что это было безумием, и сделала, я знаю, все, что могла, чтобы помешать опыту. Не стану осыпать ее упреками, но жалею, что она не была откровеннее со мной.

Доктор Арнольд улыбнулся Изабелле, чтобы показать ей, что он прощает ее. Эта женщина, еще несколько часов назад такая спокойная, казалась совершенно сломленной и была готова заплакать, как дитя.

– Сейчас, когда все карты оказались открыты, вы могли бы исполнить свою обязанность, – сказал Г. М.

Доктор Арнольд пожал плечами.

– К счастью или несчастью, дело теперь в ваших руках и меня больше не касается. Все, что я могу сделать, это помешать вам повесить убийцу, если вы его поймаете.

– Не понимаю, как вы можете с такой легкостью снимать с себя всю ответственность, друг мой, – сказал Г. М., разглядывая свою трубку, – я вижу, вы распланировали всю свою жизнь: вы заранее знаете, кого из своих гостей вы удостоите чести сесть за ваш стол, и даже факт, что вашим шурином будет маньяк, не может вас заставить забыть, что его смирительную рубашку будет украшать герб.

– Меня удивляет ваша откровенность, сэр, но вы, кажется, забыли, что я люблю Джудит Бриксам.

– Я этого не забыл, и мои колкие слова служат тому доказательством. Значит, вас совершенно не беспокоит психическое состояние мисс Джудит? Или мисс Изабеллы?

– Не думаете ли вы… – воскликнула Изабелла.

– Прошу вас, успокойтесь, мисс. В таком случае остаются только два лица этой семьи. Если вы не хотите нам помочь, мы будем вынуждены сами добыть нужные нам сведения.

Арнольд внимательно посмотрел на Г. М.

– В настоящий момент ничего не могу ответить, я еще сам не составил определенного мнения об этом случае. Не касаясь второго лица, должен заметить, что всегда был склонен считать лорда Ментлинга человеком с совершенно здоровой психикой.

– Значит, не можете ответить? – проговорил Г. М., поднимая брови. – Надо подумать над этим. Продолжайте, Местерс.

Инспектор с весьма любезной улыбкой тут же принялся за дело. Он попросил Изабеллу сесть. Можно было подумать, что его гипнотизировала обстановка этой комнаты, но у Местерса были свои причины отказаться от того, чтобы перенести продолжение допроса в другую комнату.

– Мы вынуждены собрать ваши показания, – сказал он. – Это одна из неизбежных формальностей. Если вы ничего не имеете против, доктор, мы начнем с вас.

– Но ведь вы могли бы допросить мисс Бриксам наедине, разве не так? – настаивал доктор Арнольд.

– Мы не причиним ей ни малейшего вреда. Вы – врач, а не адвокат. Расскажите мне, где вы были сегодня вечером.

В первый раз искренний смех несколько оживил лицо Арнольда.

– Что вам пришло в голову, инспектор? Я не убивал этого несчастного, если вы это имеете в виду, и Джудит также! Я не настолько глуп, чтобы подвергать себя опасности быть повешенным.

Говорил он равнодушным тоном, поправляя перед зеркалом галстук и белый жилет: после ужина в ресторане Джудит и он с приятелями были в театре, где шла интересная пьеса, затем все вместе заглянули в одно кабаре на Риджент–стрит, там они танцевали до половины двенадцатого. Из‑за густого тумана машина шла медленно, и они попали домой за несколько минут до полуночи.

Выслушав Арнольда, Местерс попросил его удалиться из комнаты, а затем повернулся к мисс Бриксам:

– Пусть на вас не действует ни обстановка этой комнаты, ни то, о чем я хочу вас спросить, мисс! Ничего плохого с вами не случится, – сказал он ей добродушным тоном.

– Я знаю, что глупа. Но, право, сама не понимаю, что со мной! Два часа назад я ни за что бы не поверила, что так разволнуюсь. Может быть, это потому что я в первый раз по–настоящему вижу эту комнату. Когда умер отец, мне было три года, и я ничего не помню. Но о чем вы хотели спросить меня?

– После того, как мистер Бендер удалился в комнату, вы решили не оставаться в столовой, не так ли?

– Да, я почувствовала, что не в состоянии выдержать это напряженное выжидание. Гийо также сопровождал меня, сказав, что ему скучен этот опыт.

– Куда вы пошли после того, как покинули столовую?

– Наверх, в свой будуар. Но почему вас это интересует?

– Только потому, что об этом обычно спрашивают. Сколько времени вы там оставались?

– До того самого момента, когда я услышала крик Джудит, это значит, когда… – Она сделала резкий жест в сторону кровати.

– Был ли с вами кто‑либо еще? Например, кто‑либо из прислуги?

– Но… Гийо был со мной.

У Местерса чуть не выпал из руки карандаш.

– Да, – пробормотал он, – правда. Но он ведь не оставался подле вас все время, мисс? Я хочу сказать, что молодые люди… любят бродить по дому.

Изабелла посмотрела на него.

– Я не знаю, что вы вбили себе в голову, инспектор, но Гийо действительно был очень возбужден, когда вошел в мой будуар.

– Когда это было?

– Не более чем через полчаса после начала эксперимента, это значит – около половины одиннадцатого. Я уверена во времени, так как в течение всего этого ужасного выжидания следила за стрелкой часов. Когда пришел Гийо, мы попытались сыграть в шахматы. Мы часто проводим время таким образом. Потом попробовали играть в карты. Но были слишком нервно настроены для игры и кончили тем, что стали разговаривать о происходящем событии.

– И мистер Гийо Бриксам до самой полуночи оставался подле вас?

Терлен посмотрел на сэра Джорджа, имевшего вполне удовлетворенный вид. «Отлично, – казалось, думал он, – теперь все в этом доме имеют алиби!»

Но Местерс не был удовлетворен и еще больше помрачнел, когда услышал, что Г, М. напевает.

– Может быть, вы желаете задать мисс Изабелле какой‑нибудь вопрос, сэр Генри?

– Действительно хочу, – сказал Г, М., теребя подбородок. – Вы сказали, что ваш племянник говорил с вами о комнате. В каком смысле?

– Он старался ободрить меня шутками «о якобы существующей опасности».

– Опасности из‑за отравленной западни, не так ли?

– Да! Он сказал, что, предположим, отравленная ловушка когда‑то действительно существовала. Неужели вы думаете, что яд мог сохранить свою силу в течение стольких лет?

Г. М. нахмурился.

– Об этом я ничего не знаю! Если первый человек погиб в 1803 году, а последний в 1876, это доказывает, что сила яда не ослабела. Простите, Местерс, но мне это напоминает случай со шкатулкой Калиостро, о которой я уже говорил за столом: старый коллекционер был найден мертвым в своем частном музее без заметных следов насилия. Напомните мне об этом случае позднее. Так вот, шкатулка, вызвавшая смерть, была сделана в 1791 или 1792 году… Продолжайте, мисс Бриксам, прошу вас!

– Да, но я помню, что я ответила Гийо: «То, что вы говорите, – правда, но ведь кто‑то…» – она украдкой бросила взгляд на Г. М., – «кто‑то входил в эту комнату, чистил ее, приводил в порядок. Не могу поверить, что этот «кто‑то» при этом вновь подготовил отравленную западню при помощи яда, заключенного в стрелах».

– Яд, заключенный в стрелах, – повторил Местерс, – но ведь именно этот яд и применен, он очень редкий. Кто‑либо из вашей среды мог бы его достать?

– Я уже пыталась обратить ваше внимание, – сказала Изабелла, судорожно сжав руки, – где его можно достать. Из оружия в кабинете моего племянника! Не из того собрания на стене, у него есть еще две или три стрелы в одной запертой коробке в ящике письменного стола.

Местерс засвистел сквозь зубы.

– Да, наберитесь терпения, дорогой мой, мы к этому еще вернемся, – сказал Г. М., – а сейчас меня интересуют подробности вашего разговора с вашим вторым племянником, мисс. Что он вам ответил, когда вы ему сообщили о своих подозрениях по поводу подготовки новой западни?

– Что‑то успокаивающее. – Изабелла вздрогнула. – Он сказал мне: «Вы воображаете, что это неизвестное лицо, желая таким образом расправиться со своей жертвой, оказалось настолько глупым, что вычистило комнату, коридор и поставило ложные винты? Оно бы оставило комнату такой, какой она была, чтобы не вызвать подозрений». И это правда, разве нет?

– Замечание Гийо вполне разумно, – проговорил Г. М. – Я был того же мнения, и это меня успокаивало! Сделал ли он еще какие‑нибудь замечания?

Изабелла помолчала в нерешительности.

– Он сказал нечто странное. Уверив меня, что комната совершенно безопасна, он прибавил: «и неинтересна, если взять проблему замазки».

– Замазки? – переспросил Местерс. – Вы хотите сказать – оконной замазки?

Терлен заметил, как Изабелла вздрогнула.

– Что он под этим подразумевал? – спросил Местерс.

– Ничего об этом не знаю, он не пожелал объяснить. Разве вы не понимаете? – воскликнула она. – Я жду вашей помощи, рассказываю вам все, что знаю, в надежде, что вы в конце концов откроете правду!

– Как понимать тот факт, мисс, – продолжал Местерс, – что мистер Гийо Бриксам знает так много подробностей о комнате, которой он никогда не видел?

Она улыбнулась.

– Гийо семейный историк, единственный из нас, кто всегда много трудился, стараясь понять старые неразборчивые рукописи. Конечно, и я знаю историю этой комнаты.

Она неожиданно бросила оторопевший взгляд на огромный стол лимонного дерева, на котором темной краской был нарисован большой цветок лилии, и на шесть стульев с медными украшениями и с сиденьями из красного атласа.

– Они все сидели здесь, – сказала она, указывая пальцем на стулья. – «Господин из Парижа», «Господин из Тура», «Господин из Блуа», «Господин из Реймса» – вся шестерка.

– В настоящий момент это неважно, – сказал Г. М. – Успокойтесь, Местерс, я вижу, вы сгораете от любопытства, а у меня начинает вырисовываться странная картина знаменитой легенды. Но я хотел бы это услышать из уст самого Гийо, потому что… Прошу вас, мисс, еще два вопроса. Поскольку вы знаете историю этой комнаты, может быть, вы можете рассказать нам о второй жертве, которая меня особенно интересует: о Мэри Бриксам, умершей здесь в 1825 году накануне своей свадьбы.

– Что именно вас интересует?

– Вернее, не о ней, а о человеке, за которого она собиралась выйти замуж, о Гордоне Батисоне. Кем он был?

Явно удивленная, она подняла на него свои бледные глаза.

– Ах да, знаю. Он был очень известным ювелиром. Говорят, что вскоре после смерти невесты он разорился. Но почему вы спрашиваете?

– Передайте мне этот кусочек пергамента, сэр Джордж, а вы, Местерс, дайте мне карту!

Г. М. встал и, положив пергамент на стол перед Изабеллой, неожиданно спросил:

– Вы уже видели это?

– Нет, – сказала она, немного помолчав, – это латинский текст. Я забыла и то немногое, что знала. Что означают эти слова?

– Не стоит так волноваться. Кто‑то положил эту записку на грудь Бендеру… – Не спуская с нее глаз, он показал ей карту. – А это вы видели?

– Но это же карта, девятка пик, ну да, кто‑то ее вытянул сегодня вечером. Вы ее тоже нашли на нем?

– Успокойтесь, мисс Бриксам, совершенно ясно, что кто‑то вытянул эту карту. Вы не помните точно. Ваш племянник Аллан вытянул девятку треф. Спасибо, мисс, я закончил. Не будете ли вы так добры послать к нам Гийо? У меня есть к нему несколько вопросов.

Изабелла встала, медленно облизала губы, очевидно, собираясь с духом, чтобы произнести то, что ее мучило.

– Послушайте меня, прошу вас. Я ответила на все ваши вопросы. Имею ли я право тоже кое о чем вас спросить? – Движением головы она указала на заржавленные ставни окна. – Аллан меня уверяет, что эти ставни были прочно закрыты изнутри на задвижку.

– Да, и задвижка так заржавела, что потребуется аппарат для сварки металла, чтобы их открыть. Не ломайте голову, Местерс, чтобы понять, кто надоумил мисс Изабеллу задать этот вопрос.

Когда Изабелла ушла, Г. М. достал свою табакерку и, набив трубку, насмешливо посмотрел на инспектора.

– Это прочные ставни, Местерс! Поразмыслите об этом хорошенько! Были ли вы когда‑нибудь в более тяжелом положении, дорогой мой? Вы, конечно, помните, что я вам рассказал о шкатулке Калиостро? Есть что‑то похожее в этой комнате. Черт возьми, Местерс, не бегайте так… Все настолько похоже, будто это дело рук одного и того же лица, что вполне возможно.

– Вы же утверждали, что здесь нет ничего подозрительного! – воскликнул Местерс.

Г. М. со вздохом направился к туалетному столику, стоявшему в левом углу комнаты. Поглядел в испорченное, со следами мух зеркало, на мраморный верх стола, на ящики из позолоченного дерева. Затем потянул правую верхнюю дверцу, и после некоторых усилий она со скрипом открылась. В ящике находилась серебряная, потемневшая от времени шкатулка длиной в девять–десять, а шириной в пять пальцев, на маленьких ножках, высотой не более чем в четыре пальца. Выпуклую ее часть украшали пастушки, танцующие под звуки свирели Папа, крышку – резные розы, доходившие почти до самого замка. В замке все еще торчал маленький потемневший ключик.

– Вот, – сказал Г. М., – ключ не повернут в замке. Местерс, откройте шкатулку!

Местерс нервно затеребил подбородок.

– Но, сэр…

– Хватит ли у кого‑нибудь из вас храбрости? Попробуйте, Терлен, уверяю вас, опасности нет!

Движимый каким‑то непреодолимым стремлением к опасности, Терлен дотронулся до выпуклости над замком, затем просунул ноготь под край крыши и попытался поднять ее. Ничего не произошло: он приподнял всю шкатулку, но крыша не поддалась.

– Осторожно, – воскликнул сэр Джордж.

Терлен взял шкатулку обеими руками, а затем подсунул палец под выпуклость и снова потянул. Крышка поддалась, открывая маленькую щель, в которую Терлен тотчас просунул ноготь. Что‑то треснуло, и шкатулка моментально открылась. На лбу у Терлена выступил холодный пот, но из шкатулки вылетело только легкое облачко пыли.

– Понимаете вы теперь этот трюк? – спросил Г. М. – Ваши движения были именно такими, каких ожидали бы от жертвы, если бы шкатулка была приспособлена убивать. Нужно приложить все усилия, чтобы открыть крышку, а только это и требуется. Шкатулка сделана так, что никто не сможет ее открыть, если не поставит палец на эту выпуклость. Когда крышка немного поддается, нужно сунуть ноготь в узкую щель. Как только крышка приподнимется, из верхней ее части вылезает маленькое железное острие, колет жертву под ноготь и исчезает в тот момент, когда крышка совсем поднимается. Очень просто, не правда ли?

Терлен, все еще взволнованный, смотрел на внутренность шкатулки, задрапированную материей, которая когда‑то была плюшем. На дне шкатулки лежал большой медальон. Он захлопнул шкатулку.

– Действительно очень просто, – сказал он, – острие колет жертву, не оставляя никаких следов. Между тем в этой шкатулке нет западни с отравленной иглой. Разве только, если я не ощущал ее укола…

– Уверяю вас, эта шкатулка безопасна, я уже опробовал ее. Обратите внимание: вот здесь, на крышке, выгравированы инициалы мастера – «М. Л.». Я интересовался ремеслами того времени в связи с другим случаем. Такого рода шкатулки изготавливал один французский мастер, он же владелец мебельной фабрики, запомните, это мало кому известно.

– И?.. – спросил Местерс.

– Эти инициалы означают – Мартин Лонжеваль, дорогие мои, – сказал Г. М. – Подумайте о том, чье это имя! Разве создатель этой шкатулки не мог быть каким‑нибудь родственником нашего друга Равеля?

Ни у кого не было времени для ответа: дверь вдруг распахнулась, и раздался голос, полный такой ярости, что Г. М. резко повернулся.

– Что вы, черт возьми, делаете с этой шкатулкой? – заорал Гийо Бриксам.