Текст книги "Дьявольская Королева"

Автор книги: Джинн Калогридис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 36

Я убедила себя, что ошиблась насчет заговора Эдуарда и Марго. Фрейлины дочери уверяли, что в ее спальне ничего непристойного не происходит, однако меня тревожил взгляд, которым обменялись между собой брат и сестра. Вдруг она забеременеет или выйдет замуж за ярого противника гугенотов, такого как де Гиз?

Существовало единственное решение – во благо дочери и объединенной Франции. После безобразной истории с Карлом я написала своей подруге Жанне, королеве Франции.

Зачем нам воевать? Прошу тебя, приезжай к нам. Люблю тебя как родную. Молюсь о твоем благополучии и счастье. Пожалуйста, ответь поскорее.

Ее письмо я получила через несколько дней.

У нас все хорошо, насколько может быть хорошо людям, которым отказано свободно молиться Богу. Генрих уже мужчина, в бою так же храбр, как его тезка, твой муж. И морально силен и честен – такие черты характера, к сожалению, редко встретишь у французских придворных. Генрих предан протестантской вере. Он шлет тебе привет и говорит, что надеется снова тебя увидеть. Однако этот день настанет только тогда, когда протестантам будет дана полная свобода исповедания нашей веры.

Также я написала Гаспару де Колиньи, лидеру гугенотов и племяннику старика Монморанси. Отказ Жанны меня не удивил, но я пришла в восторг от послания Колиньи.

У нас с вами единственный выбор – доверять друг другу. Позвольте мне первому выразить добрую волю и вручить Вам свою жизнь.

Несомненно, Вы сформировали представление обо мне, исходя из чужих слов, но Вы обнаружите, что в действительности все не так. Мечтаю доказать Вам, что у его величества нет более преданного слуги, чем я.

Адмирал Гаспар де Колиньи приехал в замок Блуа в середине сентября, когда дубы и тополя позолотили долину. В то утро, когда прибыл экипаж, я болела. Несколько раз попыталась встать и одеться, но ноги не держали.

Посыльный от Эдуарда доложил, что герцог Анжуйский тоже нездоров. Мысль о том, что Карл один встретит лидера гугенотов, меня нервировала. Накануне, услышав о визите Колиньи, король устроил скандал.

Я возразила, напомнив, что, когда покойный принц Конде попытался напасть на нас, Гаспар де Колиньи открыто выступил против нападения. Но переубедить короля мне не удалось.

Получив весточку от Эдуарда, я изменила планы. Возле моей постели поставили шезлонг и два кресла. Я уселась под одеялами, дрожа от озноба.

Эдуард пришел рано, в халате из бархата цвета лаванды и с маленькой собачкой в опаловом ошейнике. Он был так слаб, что двое слуг почти внесли его в комнату. Мы обсудили, каким образом будем примирять короля с Колиньи.

Через несколько часов объявили о визите адмирала. Я послала за королем. Тот передал записку, что не явится, тогда я написала еще одно послание, где заявила, что если он не хочет впускать Колиньи к себе в дом, то должен набраться храбрости и сообщить это адмиралу лично.

Моя стратегия сработала. Вскоре показался сын: нижняя губа выпячена, руки скрещены на груди. Как только он уселся в кресло, я велела впустить гостей.

Гаспар де Колиньи был невысок, худ, но крепок, с мощными плечами человека, не расстающегося с мечом. За пятьдесят армейских лет его красивое лицо обветрилось. Светлые волосы были коротко подстрижены. Драгоценностей на нем не было. Потертый черный дублет подошел бы скорее деревенскому священнику, а не аристократу, да и шляпа у него была из простого хлопка. Тем не менее манеры Колиньи свидетельствовали о том, что все желания этого человека тотчас исполняются.

Первый его жест произвел впечатление: игнорируя собаку, рычащую на коленях Эдуарда, и грозный взгляд короля, Колиньи приблизился к Карлу, снял шляпу, опустился перед ним на колени и поклонился, продемонстрировав загорелую лысину.

– Ваше величество, нет слов, чтобы выразить благодарность за ваше приглашение. Ваше милосердие и доверие меня ошеломили. Благодарю вас за возможность сказать вам это. Я и все те, кто разделяет мою веру, чтим вас как нашего господина.

Колиньи произнес это так искренне и смиренно, что Карл смягчился; злобный оскал сменился любопытством.

– Добро пожаловать в Блуа, – пробормотал он и нетерпеливо повел рукой. – Встаньте же, встаньте.

Колиньи поднялся легко, без помощи рук. Светлые его ресницы были почти не видны. Они придавали его глазам выражение полной открытости. Мы с Эдуардом несколько раз тайком переглянулись. Наши впечатления были благоприятными, хотя и скептическими.

Все свое внимание адмирал сосредоточил на Карле. Казалось, нас с Эдуардом в комнате не существовало.

– Я твердо верю, ваше величество, что сам Господь снизошел на вас, и вы послали за мной, дабы во Франции воцарился мир. В качестве бывшего врага позвольте мне поздравить вас с вашими достижениями в военном искусстве. Вы не единожды доказали, кто из нас лучший командир.

Губы Карла скептически изогнулись.

– Не надо мне льстить, месье. Вам отлично известно, что сражения выиграл мой брат.

– Да, – согласился Колиньи. – Но мудрый король окружает себя талантливыми людьми. Все эти победы одержаны исключительно благодаря вам.

Лицо и тело Карла расслабились.

– Адмирал, – он жестом указал на Эдуарда, – это мой брат, герцог Анжуйский.

Впервые Колиньи взглянул на Эдуарда. Собачка на коленях принца оскалила зубы, но адмирал словно ее не замечал. Он низко поклонился, а выпрямившись, ответил:

– Monsieur le Duc, его величество поступил очень мудро, назначив вас главнокомандующим. Приятно встретить достойного противника, причинившего мне столько неприятностей.

Несмотря на хвалебные слова, в его голосе прозвучала нотка неодобрения. Он, такой сильный, прямой и просто одетый, скептически взирал на моего увешанного драгоценностями сына, в бархатном халате цвета лаванды и с собачонкой на коленях.

Если Эдуард и понял, как на него посмотрели, то этого не показал, напротив, рассмеялся и весело произнес:

– То же самое могу сказать и вам, адмирал. Рад, что вы наконец-то на нашей стороне.

– А это наша дорогая мама, – представил меня король.

Колиньи подошел к кровати и поцеловал мне руку. Борода у него была мягкой.

– Madame la Reine. – Он стал очень серьезным. – Только великая мать могла вырастить великих сыновей. Пусть Господь дарует вам и герцогу быстрое выздоровление.

Затем Колиньи перевел взгляд на моего старшего сына.

– Ваше величество, мне бы очень хотелось, чтобы наши переговоры велись с глазу на глаз. Надеюсь пообщаться с вами как мужчина с мужчиной.

– Будучи мудрым правителем, – осторожно вмешался Эдуард, – мой брат всегда прислушивается к совету нашей матери. Она сыграла важную роль в достижении мира.

И снова Колиньи обратился к Карлу:

– Если пожелаете назначить свою мать в качестве своего представителя, я побеседую с ней. Это зависит от вас, ваше величество.

Карл просиял.

– Сегодня мы с вами будем обедать в приватной обстановке. Там все и обсудим. – Он похлопал по креслу рядом с собой. – Садитесь, давайте выпьем.

Король щелкнул пальцами, и горничная поспешно налила в кубок вина.

– Это большая честь, ваше величество, – отозвался адмирал. – Но полагаю, что вино помешает мне достойно служить Богу и моему королю.

В словах адмирала сквозила гордость, они должны были создать у нас представление о Колиньи как о человеке скромном и честном, а потому я почувствовала, что совсем ему не доверяю. Он занял место подле Карла. Тот схватил его за руку.

– Ну уж нет, mon père, [27]27
  Отец мой (фр.).


[Закрыть]мы вас так просто не отпустим, – пошутил Карл и рассмеялся собственному остроумию.

Колиньи тоже заулыбался, без всякого, впрочем, беспокойства, которое могло бы появиться у менее уверенного в себе человека. Мы поболтали о его путешествии, о красоте долины Луары и о его новой молодой жене.

Через четверть часа Колиньи стал закадычным другом короля. Они ушли вместе. Карлу не терпелось показать адмиралу дворец. Мы с Эдуардом смотрели им вслед.

– Будут неприятности, – заключил Эдуард, как только они скрылись.

– Судя по всему, я сделала ужасную ошибку, пригласив его к нам, – призналась я.

Как только мы с Эдуардом выздоровели, тотчас устроили официальный прием в честь Колиньи. Позвали триста герцогов, кардиналов и послов. Карлу все эти хлопоты очень нравились.

Празднества начались незадолго до сумерек. Огромную винтовую лестницу, ведущую во двор, украсили серебряной парчой и позолоченными листьями. Гости глядели сверху на молодых женщин в прозрачных одеждах, которые, помахивая большими веерами, образовали кружок и соединили кончики пышных вееров в одно целое. Затем опустили веера, и в центре круга на раскрашенном под раковину деревянном возвышении появилась Венера.

Нимфы разошлись по сторонам, Венера исполнила короткий танец, и на сцену поднялся Марс в белой тоге и красном плаще – Линероль, любовник Эдуарда. Размахивая мечом, он преследовал испуганную Венеру. В заключение он ее поймал, Венера его поцеловала, и под аплодисменты зрителей пара направилась во дворец.

Торжество переместилось туда. С потолка струился шелк. Время от времени нимфы шевелили ткань, создавая впечатление волнующегося моря. Затем торжественно объявили выход короля, семьи и почетного гостя.

Мы прошествовали в зал. Манеры Колиньи были великолепны, а одежда опять же не впечатляла. На этот раз дублет на нем был новый, из черного шелка, но никаких модных оборок, лишь простой белый воротник. Это была блестящая стратегия: Колиньи сразу выделялся на фоне атласа, бархата и драгоценностей. Он преклонил колено перед троном Карла, но вместо протянутой его величеством руки поцеловал его туфлю.

Такая демонстрация преданности умилила не только враждебно настроенных католиков, но и Карла. Улыбаясь, он поднял Колиньи и расцеловал в щеки.

– Мы убеждены в верности и добрых намерениях адмирала Колиньи, – объявил король и обнял гугенота за плечи. – Мы любим его как друга и верного подданного. Тот, кто поднимет на него руку, поднимет ее против нас.

Колиньи поклонился герцогу Анжуйскому. Ради приема почетного гостя Эдуард надел унизанный жемчугом дублет из розового дамаста и огромный пышный воротник из алого кружева. На белой собачке была попона из такого же кружева. К моему изумлению, Эдуард взял адмирала за руки и поцеловал его в губы, словно кровный родственник. Только очень внимательный наблюдатель заметил бы, что Колиньи пытался избежать его хватки.

Карл кивнул, и лютнисты со скрипачами начали играть. Король был весел и общителен как никогда. Он взял Колиньи под локоть и отвел его в сторону.

Марго, Эдуард и я покинули свои троны. Я поспешила к де Гизам – к молодому герцогу Генриху и его дяде, кардиналу Лотарингскому. Их наверняка обидели почести, розданные адмиралу, потому что шпион Колиньи убил отца Генриха, старшего герцога де Гиза.

Я подала кардиналу руку. Его ладонь была холодной и невесомой, а губы поцеловали воздух у моей щеки.

Белый воротник его племянника, герцога де Гиза, поднимался выше головы. Накрахмаленное кружево оцарапало кожу, когда он приложился к моей руке. Он улыбнулся, хотя взгляд его был напряжен.

– Господа, – начала я приветливо, – очень благодарна вам обоим. Нынешние времена вряд ли могут вас обрадовать, но благоденствие Франции вы ставите выше личных обстоятельств. Я не забуду вашего благородства.

– Вы слишком добры, – отозвался молодой де Гиз.

Голос его звучал рассеянно, он смотрел на Карла и Колиньи.

Я открыла рот, чтобы продолжить беседу, но меня прервал громкий голос короля:

– А, господа де Гизы! Перед вами главный ваш враг, адмирал Гаспар де Колиньи!

Я повернулась и увидела веселого Карла об руку с адмиралом. Сыну было наплевать на то, что он ставит людей в неудобное положение.

Кардинал и герцог замерли. Колиньи был на целую голову ниже молодого де Гиза. Тот презрительно, сверху вниз, глядел на адмирала.

– Должен сообщить вам, – продолжал Карл, – адмирал поклялся, что не имеет никакого отношения к смерти Франсуа де Гиза. Он не приказывал своему шпиону убивать Франсуа.

Кардинал Лотарингский обратился в камень. На лице молодого де Гиза заходили желваки, и он ответил:

– Поскольку вы такой хороший друг короля, адмирал, добро пожаловать к нашему двору.

– Много раз я боролся рядом с вашим отцом, – тихо произнес Колиньи. – Не знаю лучшего человека и солдата. Я оплакивал его смерть.

Глаза де Гиза сверкнули. Он рванулся было к Колиньи, но дядя взял его за плечо и остановил. В звенящей тишине Карл снова заговорил, громко и беспечно:

– А что такое я услышал о вашей кузине, королеве Шотландии? Мария снова интриговала, и у нее теперь неприятности. Это правда?

– Ее удерживают в Англии, – сухо сообщил кардинал. – Елизавета убеждена, что Мария и герцог Норфолк хотели ее убить.

– Но ведь это правда? – допытывался Карл. – Мария всегда считала, что английская корона принадлежит ей.

– Так оно и есть, ваше величество, – мрачно изрек молодой де Гиз. – Елизавета – еретичка. – Он покосился на Колиньи. – И незаконнорожденная, а потому не может претендовать на какой-либо трон в христианском мире.

– Что ж, Марии явно не везет, – радостно заключил Карл. – Заговор за заговором… и все раскрыты. Не сносить ей головы.

С этими словами он отошел вместе с адмиралом. Еще несколько минут я постояла с де Гизами, тщетно пытаясь сгладить поведение сына.

Прием продлился за полночь. Я увидела, как Колиньи вышел на балкон подышать воздухом, и присоединилась к нему.

Там царила благословенная прохлада, было тихо и пустынно. Колиньи прислонился к ограде. Его лицо выражало легкую озабоченность. Он устремил взгляд на темный горизонт. При звуке моих шагов обернулся и изобразил улыбку.

– Вы такой серьезный, адмирал, – игриво сказала я. – А я надеялась, что сегодня вы расслабитесь.

Он рассмеялся.

– Старые солдаты никогда полностью не расслабляются, Madame la Reine. Так мы рассчитываемся за сражения.

– Жаль, – заметила я, – потому что среди нас вы в полной безопасности.

– Трудно в это поверить, глядя на герцога де Гиза, – сдержанно отозвался Колиньи.

– Он скоро назовет вас своим другом. Я намерена всех вас примирить, а потому прошу оказать мне услугу.

Адмирал поднял золотистые брови с выражением приятного ожидания.

– Свяжитесь с Жанной Наваррской, – продолжала я. – Передайте ей, что я должна встретиться с ней здесь, при дворе. Хочу обсудить брак между моей дочерью Марго и ее сыном Генрихом.

Колиньи слега удивился.

– Вы это серьезно, мадам?

– Совершенно серьезно.

– Вы должны понять, что мои товарищи возражали против моего приезда сюда. У королевы Наваррской еще больше причин быть осторожной. Если ее убьют, что будет со страной и ее сыном?

Я искренне вздохнула.

– Жанна еще меньше должна волноваться за свою безопасность, чем вы. Я не стала бы выдавать Марго за ее сына, если бы хотела причинить ей вред.

– Отличный аргумент, – ответил адмирал. – Но у меня, Madame la Reine, есть повод беспокоиться за собственную безопасность.

– Нет, – возразила я. – Герцог Анжуйский выделил вам пятьдесят телохранителей и положил на ваш счет в банке значительную сумму. Надеюсь, это поможет вам поверить в серьезность моих слов.

Он скептически наклонил голову.

– А его величество знает об этих матримониальных планах?

– Такие планы – дело женщин. Но ничто не произойдет без одобрения короля.

– Понимаю. – Колиньи снова посмотрел в ночь и повернулся ко мне, лицо его стало решительным. – Если вы стремитесь быть нашим другом, поразмыслите об этом: испанцы убивают в Нидерландах наших друзей-протестантов. Мне нужно пять тысяч солдат; пусть Филипп поймет, что Франция не допустит невинных жертв.

Я подумала, что, если я отправлю французских солдат в Нидерланды, король Филипп воспримет это как начало войны; его армия больше и сильнее нашей, нас быстро победят. Я постаралась сохранить приятное выражение лица.

– Мы продолжим эту тему, когда Марго и Генрих обвенчаются, – обронила я непринужденно. – Но сначала я попросила бы вас передать записку Жанне.

– Очень хорошо, Madame la Reine. Я ваш покорный слуга.

Мы вернулись в зал. Я прикоснулась к сильной руке адмирала. Для своих лет он отлично выглядел, разве что лысина его портила. Хотя я ему не доверяла, мне нравились его ум и манеры.

Как только мы появились в зале, Карл бросился к нам со всех ног.

– Вот вы где, mon père! – воскликнул он. – С вами хочет поговорить флорентийский посол. Пойдемте.

Король схватил Колиньи за руку и потащил в толпу.

Я пустилась в светские беседы с десятком знаменитостей. Было уже поздно, когда я заговорила с испанским послом Алавой, пузатым, вкрадчивым человеком. Он рассказывал мне анекдот о моем бывшем зяте Филиппе, когда мы услышали чье-то яростное обвинение:

– Лжец! Лжец!

Я обернулась и увидела возле фонтана Анри де Гиза, дрожащего от гнева. Колиньи стоял от него на расстоянии вытянутой руки и что-то спокойно отвечал.

По всей видимости, слова Колиньи разъярили герцога, и он ударил адмирала. Тот пошатнулся. Де Гиз снова на него замахнулся, и Эдуард, заметив это, схватил де Гиза за руку. Лицо молодого герцога побагровело от гнева и вина, он вырывался, но Эдуард крепко его держал.

– Польтро де Мере был вашим шпионом! – закричал де Гиз. – Думаете, мы поверим в то, что не вы приказали ему убить моего отца? Я требую сатисфакции!

К ним подоспел Карл, красный и злой. Он готов был сам наброситься на де Гиза, но адмирал этого не позволил.

– Я не дерусь на дуэлях. – Колиньи часто дышал, но контролировал свой голос и выражение лица. – Господь запрещает игру, и неважно, идет она на деньги или на жизни.

– Трус! – бросил де Гиз. – Прячьтесь за набожностью, если хотите, но я обещаю: вы заплатите за ваше преступление!

– Если я скоро умру, – холодно произнес Колиньи, – то произойдет это во имя права людей прославлять Господа. Я не стану защищать свою жизнь из-за пустых оскорблений.

Его величество взял де Гиза за пышный воротник и воскликнул:

– Проявите благоразумие, месье! Если не станете другом другу короля, король станет вашим врагом.

Де Гиз широко раскрыл глаза. Карл толкнул его, и герцог упал бы, если б его не подхватил его дядя кардинал. Карл отошел от них и пробормотал себе под нос:

– А если снова приблизишься к моей сестре, придушу голыми руками.

ГЛАВА 37

Ранним утром я отправилась в покои короля. Думала застать его в постели, но, к моему удивлению, Карл был в кабинете. Я хотела войти туда без предупреждения, однако охранник остановил меня у дверей.

– Извините, Madame la Reine, но его величество приказал не беспокоить. Сейчас с ним адмирал Колиньи.

– Доложите обо мне королю, – велела я, – передайте, что я должна побеседовать с ним наедине.

Молодой шотландец нехотя постучал в дверь. Карл обругал бедного охранника и собирался меня отослать, но я услышала, что Колиньи пытается его образумить. Вскоре адмирал открыл дверь кабинета, поклонился мне и удалился.

Разгневанный король сидел за столом. Документ на столешнице был перевернут, спрятан от любопытных глаз. Вдобавок Карл положил на него свой кулак и сердито на меня посмотрел.

– Это что, так срочно, maman?

– Да, ваше величество, – подтвердила я. – Спешила предупредить тебя, что адмирал попросит Жанну Наваррскую посетить нас.

– А-а, – протянул он скучающим тоном. – Разве это причина сюда врываться?

– Да, – заявила я. – Я намерена пригласить Жанну и договориться с ней о брачном союзе между ее сыном и Марго.

Я решила немедленно поделиться с Карлом своим планом, пока он так увлечен Колиньи и его друзьями-гугенотами.

– Что ж, думаю, это хороший союз, – заметил король с удивительной кротостью. – В конце концов, Генрих – король.

– Замечательно. – Я помолчала. – Я здесь еще по одной причине, Карл. Должна предостеречь тебя насчет Колиньи.

Сын закрыл уши руками.

– Не желаю слышать. Он хороший человек.

– Он умеет убеждать. И я поняла, зачем он к нам приехал. Он хочет, чтобы мы дали ему солдат на борьбу с испанцами в Нидерландах.

Карл плотно прижал кулак к загадочному документу. Казалось, он боялся, что бумагу у него отберут.

Я посмотрела на документ.

– Могу я ознакомиться с содержанием?

– Я уже мужчина, maman, и не обязан во все тебя посвящать.

– Обязан, – возразила я. – Я твой главный советник, и ты не имеешь права принимать решения без одобрения совета.

Я выхватила у сына документ. Это был королевский приказ, согласно которому в Нидерланды под командованием адмирала Колиньи должен был отправиться отряд численностью в пять тысяч человек. Мне надо было сразу догадаться, что Гаспар де Колиньи намерен вбить клин между мной и сыном. Я возмутилась и потеряла над собой контроль.

– Дурак! – Я взмахнула бумагой. – Это же прямое нападение на Испанию! Знаешь, что произойдет, если Филипп ответит?

– Мы его наконец-то победим.

Глаза Карла горели сумасшедшим блеском.

– Нет! – крикнула я. – Это мы окажемся побежденными. У Испании лучший флот, и солдат у нее больше, чем у нас.

– Но адмирал… – начал было Карл.

– Адмирал надеется, что мы увязнем в долгой войне. Если наши солдаты станут сражаться с испанцами, в стране не останется никого, кто защитит тебя от гугенотов. Они нас уничтожат и посадят на трон своего ставленника.

Лицо Карла превратилось в мрачную маску.

– Колиньи любит меня как сына. Он ни за что этого не сделает.

Скатав ненавистный документ в трубку, я подалась вперед.

– Если мнение Колиньи для тебя дороже моего, то я больше не нужна тебе. Можешь отправить войска в Нидерланды, а я уйду в отставку. Не желаю смотреть на падение дома Валуа.

В глазах Карла промелькнул страх. Если я отстранюсь от дел, всем станет ясно, что он неспособен к правлению.

– Не уходи, maman, – произнес он жалобно. – Я не стану посылать войска.

– Да уж, конечно, не станешь.

Я выпрямилась и порвала бумагу на мелкие кусочки, которые легли в кучку на стол короля.

Когда я вышла из кабинета, меня обуревали противоречивые чувства: злоба на Колиньи и радость оттого, что я переиграла Карла. Глупая женщина, я радовалась своей победе, но не знала, что уже потерпела поражение.

Минул год, его сменил новый, 1572-й. Я была счастлива, считая, что убедила Карла не доверять Колиньи. Думала, что брак моей дочери с Наварром принесет Франции мир. Счастлива была и тем, что ранняя весна принесла в Блуа Жанну.

Через час после ее приезда я поспешила в подготовленные для нее покои. Слуга отворил дверь. Я поднесла палец к губам и вошла в аванзал.

– Кто стучал? – спросила Жанна.

Я замерла на пороге.

– Никто, мадам.

Жанна стояла над ванной, щурилась в зеркало и вытирала полотенцем щеки. Французскую шляпу и кружевной воротник она сняла и осталась в немодном черном платье, в котором ходили женщины-гугеноты. Когда я заговорила, она вздрогнула, подняла глаза и широко улыбнулась.

Мы не виделись почти десять лет. Волосы Жанны поседели, на лбу и вокруг рта залегли глубокие морщины. Но больше меня обеспокоило то, что она страшно похудела, и эту перемену подчеркивала сильная бледность.

Однако зеленые глаза были по-прежнему полны жизни. Они просияли при моем появлении. Жанна отложила полотенце и присела.

– Madame la Reine, – сказала она.

Я тоже присела, низко и смиренно.

– Madame la Reine.

Мы задержались в поклоне, а потом разогнулись и, смеясь, обнялись. Жанна была хрупкой и невесомой в моих руках.

– Катрин! – воскликнула она. – Я думала, мне будет неловко при встрече с тобой, а оказалось, что этих десяти лет будто и не бывало.

– Я рада, что ты здесь, – искренне ответила я.

– Все твои уверения в том, что я буду в безопасности, веселили меня, – заметила Жанна. – Я никогда не верила слухам, что ты ешь маленьких детей.

– Погоди, ты со мной еще не обедала, – пошутила я, и мы снова рассмеялись.

Ужин прошел в сердечной атмосфере, как я и предполагала. Карл называл Жанну кузиной. Эдуард поцеловал ее в губы. Ее глаза расширились при виде его наряда, и она высвободилась из его объятий и закашлялась. Частично это было вызвано ее болезнью, частично одуряющим запахом флердоранжа. Эдуард в тот вечер сильно надушился.

Больше всего меня интересовало мнение Жанны о моей дочери, и Марго меня не разочаровала. Она явилась в сером платье, элегантном, но скромном. Моя дочь не нарумянилась и выглядела свежевымытой.

– Марго! – изумилась Жанна, когда моя дочь почтительно перед ней присела. – Какая же ты стала красивая!

Марго опустила ресницы, словно смутилась от комплимента.

– Ваше посещение, Madame la Reine, высокая честь для нас. Приятно снова увидеть вас. Я была совсем маленькой, когда вы уехали; хотелось бы поближе с вами познакомиться. Мама очень тепло о вас отзывалась.

Встреча продолжилась в непринужденной обстановке. Жанна вручила Марго подарок от Генриха – скромного размера бриллиантовую подвеску. Дочь изобразила восторг, а Эдуард поспешил надеть колье ей на шею.

Марго показала себя скромной девушкой, прекрасно знающей стихи, написанные матерью Жанны, покойной Маргаритой. За вечер прозвучала лишь одна горькая нота: Жанна задала Марго вопрос, что ей известно о вере гугенотов, и дочь помрачнела.

– Знаю достаточно, чтобы понять, что в душе я католичка, – призналась она, – и останусь католичкой до конца своих дней.

Жанна замолчала. Разговор не клеился, пока я не осведомилась, как Генрих предпочитает проводить время.

– Могу ответить в трех фразах, – сказала Жанна. – Ездит верхом, ездит верхом, ездит верхом. Он не любит то, чего невозможно делать, сидя на лошади.

Мы все вежливо рассмеялись. Жанна улыбнулась, однако морщинка залегла у нее между бровями да так и осталась до конца вечера. Ушла она рано: извинилась и пожаловалась, что устала. После ужина при первой возможности я отвела Марго в сторону.

– Что на тебя нашло, откуда такое желание защищать церковь?

– Ты меня никогда не спрашивала! – отозвалась дочь с внезапным жаром. – Ты вообще меня ни о чем не спрашиваешь, maman. Тебя не интересует мое мнение. Я не поеду в Наварру. Не стану жить среди ослов и одеваться как ворона!

Глаза ее наполнились слезами. Видно было, что слова вертятся у нее на языке, но она не может заставить себя произнести их. Де Гиз, подумала я, Марго влюблена в него. Иначе она не выступила бы с таким энтузиазмом за свою веру.

Мне хотелось положить ей на плечо руку, но лицо ее сморщилось, она подняла юбки и убежала.

Я за ней не пошла. Только время – и Генрих, возможно, если он тот же, каким был в детстве, – помогут ей.

Остаток вечера я провела с Карлом в его кабинете. Пыталась излечить сына от пагубного влияния Колиньи. К себе я отправилась поздно.

Поднимаясь по винтовой наружной лестнице, я дрожала от мартовского холода. На площадке я задержалась перевести дух и посмотрела на двор, неожиданно вспомнив, как несколько десятков лет назад я остановилась на площадке этого же дворца и заметила полуобнаженную герцогиню д'Этамп, соблазнявшую короля Франциска. Вдруг я услышала приглушенные голоса и вернулась в реальность.

Лестницу окаймляли нарядные резные перила. Сквозь них на верхней площадке виднелись руки и лица двух фигур, плохо различимые в темноте. Фраз было не разобрать, хотя эмоции – женский слезливый гнев и мужское решительное спокойствие – угадывались легко.

Неприятные сцены между романтически настроенными придворными являлись обычным делом, но мне было не до них. Я уже хотела предупредительно откашляться, но что-то меня удержало: то ли тембр голоса молодой женщины, то ли успокаивающий жест мужчины.

Женщина постепенно снизила уровень возмущения, пальцы ее разжались в бессильном гневе. Мужчина, высокий и сдержанный, схватил ее руку и прижал к своим губам. Она замолчала, внимая его речам. Он говорил тихо и убедительно, а когда закончил, женщина сняла что-то с шеи и швырнула на пол.

Предмет с мягким стуком упал на нижнюю площадку, рядом с моими ногами. Мужчина притянул женщину к себе, и они страстно поцеловались. Я нагнулась и подняла с камня блестящий предмет.

Это было колье с бриллиантом, которое Жанна подарила Марго.

Я посмотрела наверх. Мужчина и женщина разомкнули объятия. Марго побежала в свои комнаты, а мужчина стал спускаться по лестнице. Я в панике спряталась в нишу.

Оказавшись на том самом месте, где я только что находилась, мужчина остановился. Когда я его ясно разглядела, то закрыла глаза.

Я зажмурилась и не двигалась те долгие минуты, пока он медленно ходил по площадке, разыскивая подарок. Наконец он выругался и пошел вниз по лестнице.

Только тогда я открыла глаза, но скрыть то, чего мне знать не хотелось, уже было невозможно. В холодном воздухе плыл знакомый запах флердоранжа.

Размышляя несколько часов о том, чему я стала свидетелем, я решила, что мой мозг меня обманул. Я изначально была уверена, что застала ссорящихся любовников, а потому приписала страсть родственному поцелую. В конце концов, Эдуард был увлечен мужчиной, а потому не мог влюбиться в женщину, тем более в собственную сестру.

Больше прежнего я мечтала выдать Марго за Генриха, мне было неважно, что она всю жизнь проведет в захолустной Наварре.

Переговоры начались на следующий день, рано утром. Огонь в камине уже согрел комнату заседаний, и отдернутые шторы впустили неяркое солнце. На Жанне было то же простое черное платье. Улыбка у нее была не такой светлой, как накануне. Она опустилась в кресло и устало вздохнула.

Я предложила записать на бумаге пункты, которые мы считаем важными. Когда это было сделано, мы обменялись листочками. Никаких сюрпризов я не увидела: Генрих должен придерживаться своей веры, а Марго перейдет в веру мужа. Бракосочетание состоится в Наварре, по протестантской традиции. Основную часть времени молодожены будут проводить в Наварре.

Конечно же, я хотела, чтобы Генрих принял католичество и женился на Марго в соборе Нотр-Дам. Поскольку Генрих был королем Наварры, я готова была согласиться на то, чтобы они провели полгода в этой крошечной стране.

Жанна прочитала мои условия, ее лицо сделалось холодным и непреклонным.

– Мой сын не перейдет в католичество, – промолвила она. – Хотя он родился не в своей вере, зато пришел к ней с Божьей помощью и путем самоанализа.

– Но если Марго сменит веру, она потеряет королевский статус.

– Мой сын не перейдет в католичество, – повторила Жанна.

Решительное выражение глаз, плотно сжатые губы… она явно была настроена серьезно, а потому я сменила тему. Мы стали обсуждать, где будут жить наши дети.

– Генрих будет находиться во Франции как можно меньше, – отрезала Жанна и словно бы поставила на этом точку.

– Генрих – первый принц крови и наследник трона, на нем лежит ответственность перед французским народом, – возразила я. – Ему придется полгода провести в Париже, поэтому вряд ли разумно…

– В Париже слишком много роскоши, – перебила меня Жанна. – Господь не одобряет показухи, адюльтера и пьянства.

– Ни за что не поверю, Жанна, что все придворные в Наварре чисты и преданы Богу.