Текст книги "Дьявольская Королева"

Автор книги: Джинн Калогридис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 35

Через четыре дня наша армия вынудила Конде отступить. Повстанцы отошли на юго-запад. Там к ним присоединились войска племянника Монморанси, еретика адмирала Колиньи. Наши разведчики донесли, что гугеноты пополнили свои ряды германскими наемниками.

У нас не осталось другого выхода, кроме как пригласить наемников. Но передо мной стояла еще более серьезная дилемма: после смерти Монморанси освободилась должность главнокомандующего, а ни один из претендентов не внушал мне доверия.

Под конец долгого дня, когда я совещалась с советниками, ко мне обратился Эдуард.

– Назначь главнокомандующим меня, – предложил он.

Я рассмеялась. Сыну было только шестнадцать. Он стоял в алом бархатном дублете с кружевным воротником, с мочек свисали большие жемчужины. Мысль о нем, запачканном на поле боя порохом, казалась забавной.

– Ты с ума сошел, – заявила я.

Он глядел на меня очень серьезно.

– Ты неправа. Посмотри на меня, посмотри на Карла. Мы избалованы и изнежены. Живем в роскоши, в то время как люди страдают от кровопролитий, и мы же еще просим их умереть за нас. Карл, с его дурным характером, вряд ли вызовет к себе народную любовь, а я понапрасну трачу время – фехтую и наряжаюсь как пижон. Я хочу стать достойным человеком, таким, за которого не стыдно бороться. Мне не нужна эта красивая одежда. Я не боюсь сражаться. И эту войну я выиграю для тебя.

– Ты не имеешь боевого опыта, – возразила я. – Ты не можешь повести за собой армию.

– Верно, но если ты дашь мне в помощь опытного человека, я буду его слушать, как отец слушал Монморанси.

– Где я найду такого человека?

– Маршал Таванн, – сразу же ответил сын.

Я вскинула бровь: меня удивил выбор Эдуарда. Таванн, человек безупречной преданности, начал карьеру в роли пажа старого короля Франциска. Он защищал своего хозяина в Павии, даже когда испанское войско окружило их и взяло в плен. Затем Таванн служил Генриху и сыграл важную роль в победе при Кале. Несмотря на свои почти семьдесят лет и слепой глаз, Таванн был все так же умен.

Но мысль о том, что я отправлю обожаемого сына на войну, наполнила меня страхом. Эдуард тотчас прочел мои мысли.

– Сделай меня главнокомандующим, – настаивал он, – и я тебе поклянусь.

– В чем? – уточнила я осторожно.

– Что я не погибну.

Эдуард плюнул на ладонь и протянул мне.

Медленно, неохотно я плюнула на свою ладонь и взяла сына за руку.

Следующие месяцы Эдуард учился искусству войны. В тот день, когда он уезжал на фронт, я храбро улыбнулась и поцеловала его на прощание, но после помчалась в свою комнату и безудержно разрыдалась.

Прошло более года, война была ожесточенной. Письма Эдуарда не могли развеять мой страх. От постоянного напряжения я плохо себя чувствовала.

Утром в понедельник я сидела с кардиналом Лотарингским и другими членами военного совета. Мы обсуждали грядущее сражение: гугеноты собрались под городом Жарнак. Мой сын и маршал Таванн вели за собой десять тысяч человек. Через два дня должен был начаться бой. У меня так сильно болела голова, что трудно было следить за высказываниями советников.

Слушая одну из тирад кардинала, направленную против еретиков-протестантов, я время от времени прикрывала глаза, потому что от света они слезились. В дверях появилась мадам Гонди и сообщила, что испанский посол Алава хочет поговорить со мной наедине. Я не доверяла ни своему зятю Филиппу, ни его послу, а потому ответила, что если Алава желает поговорить, то должен сделать это в присутствии членов совета.

Вскоре в комнату явился Алава, низенький, кругленький мужчина с пальцами-сардельками. Он держал в пухлой руке письмо. Наверное, от дочери Елизаветы, подумала я, прежде чем увидела печальные глаза посла.

– Madame la Reine, прошу прощения, что принес ужасную весть.

Я поднялась и взглянула на письмо, надписанное рукой Филиппа.

– Мне очень жаль, ваше величество, – добавил Алава. – Очень жаль.

Он поведал о том, что Елизавета родила мертвую девочку, после чего у нее началось кровотечение. Моя дочь сделалась совершенно белой и умерла.

Я забыла о членах совета и об испанском после. Видела лишь страшное послание, надписанное на иностранном языке размашистым почерком короля. Я обошла стол и выхватила письмо из руки Алавы, но не открыла, а прижала к жемчужине на моем сердце, словно это была сама Елизавета.

Затем я рухнула на колени и застонала.

Не помню, как потеряла сознание. Помню лишь, что уставилась на потолок в своей спальне и слушала отдаленное непонятное бормотание мадам Гонди. Мое тело и чувства слились, превратились в агонизирующую боль.

Я помешалась от горя и от лихорадки. Стискивала зубы, чтобы они не стучали. Возле моей постели звучали голоса Марго и Карла, но у меня не было сил разобрать слова.

Тени на потолке двигались и расплывались, принимая формы солдат, мечей, пушек. Женский шепот превращался в боевые кличи и стоны. Несколько часов мне являлись сцены убивающих и убитых людей, поверженных войск и победоносных армий, мне мерещилась льющаяся, свертывающаяся и засыхающая кровь.

Когда я наконец пришла в себя, у моей постели сидела Марго. В кресле неподалеку похрапывала мадам Гонди.

– Maman! Слава богу, ты с нами! – воскликнула Марго и взяла меня за руку.

– Сейчас уже утро? – спросила я.

– Утро пятого дня, maman. Мы боялись, что ты умрешь, но жар спал. Доктор Паре уверяет, что теперь ты скоро поправишься.

– Пять дней! – удивилась я. – А что слышно о битве при Жарнаке?

Лицо дочери приняло странное выражение.

– Пока ты была в беспамятстве, maman, мы с тобой общались. Ты видела большое сражение, в котором погибло много людей. Потом ты вдруг закричала: «Смотрите! Принц Конде упал. Его убили!» А затем: «Боже, не может быть, Эдуард упал…» И в конце: «Смотрите! Он встал на ноги! Смотрите, мой сын победил! Враг бежит!»

Я сжала ладонь дочери.

– К черту мои сны. Что слышно о Жарнаке? Мы справились с противником?

Марго глядела на меня широко открытыми глазами.

– Все, как ты сказала, maman. Принц Конде убит, а Эдуард одержал победу.

Несмотря на потерю командира принца Конде, гугеноты отказались сдаваться. Выживший командир Гаспар де Колиньи повел своих людей к южному королевству Наварра. Там их приветствовали Жанна и ее сын Генрих, теперь уже молодой человек. Наварр был очень хорош собой и любим. Гугеноты хотели, чтобы он занял место погибшего дяди Конде.

Со смертью Конде мое желание отомстить испарилось. Ведь это он, а не Колиньи устроил нападение на Мо. Колиньи написал мне, что он и его соратники не собирались убивать короля. У них было одно желание: мирно исповедовать свою религию.

Через полгода, в августе, мой любимый Эдуард с победой вернулся с войны. Я забралась на раскаленную от солнца крышу Лувра, а когда показались солдаты, марширующие по улицам, спустилась к воротам дворца.

Эдуард с мужественной грацией ехал впереди войска. Он был небрит, и украшений на нем не было. Мускулистые плечи, бронзовое от солнца лицо. Глаза приняли жесткое выражение. Немудрено: он повидал много ужасов. Но улыбка, которой он встретил меня, была ослепительной. Сын спешился и побежал ко мне, а я – к нему.

– Я не забыл своего обещания, maman.

Мы обнялись. Я вдохнула в себя запах солнца и пота.

– Фу, какой от тебя аромат, – засмеялась я.

На следующий вечер я устроила в честь сына прием в Монсо. Повсюду в бальном зале сверкали драгоценностями мужчины и женщины. Жажду они утоляли из трех фонтанов с шампанским. Я наняла певцов, музыкантов, танцоров и сотню красивых девушек, одетых как феи. Чтобы король Карл не позавидовал, я устроила ему торжественный выход. Он появился под пение труб. Раздались возгласы «Великий победитель, принесший мир во Францию!». Известный поэт сочинил оду о том, что мы выиграли исключительно благодаря мудрости короля.

Карл слушал и недовольно вздыхал, а когда поэт закончил, сказал:

– Приберегите красивые слова для моего брата.

Вскоре после этого герольды объявили выход господина герцога, главнокомандующего Франции. Эдуард уже не казался усталым солдатом. Перед нами предстал прекрасный придворный в бледно-голубом бархатном наряде, отороченном кружевом. Тщательно убранные волнистые волосы, блестящие кольца, сверкающие бриллиантовые серьги.

Возле меня стояла Марго – сама как драгоценность, в платье цвета сапфира. Она загляделась на брата. Когда он ушел на войну, Марго писала ему почти каждый день. За это время они стали еще ближе друг к другу. Когда Эдуард появился, она бросилась его обнимать.

Пока Марго взволнованно беседовала с братом, показались кардинал Лотарингский и его юный племянник Генрих. Они хотели засвидетельствовать свое почтение. Я глядела на них, но фраз не разбирала: их разговор заглушал шум бьющих фонтанов.

Двадцатилетний Генрих де Гиз обладал непринужденной уверенностью человека, привыкшего к власти. Он не был красив. Бородка подчеркивала его острый подбородок, в крошечных глазах светилось высокомерие, которым отличался и его отец. Тем не менее де Гиз был остроумен: он шутил, а Марго смеялась и прикрывала веером лицо, скрывая за ним свою нервную улыбку. Дважды де Гиз наклонялся над ее рукой, целовал, а потом придерживал, словно ему не хотелось ее выпускать. По временам, когда Гиз слишком приближался к Марго, моя дочь вспыхивала и обнимала брата, бессознательно ища у него защиты.

Карл подошел ко мне и взволнованно воскликнул:

– Если он сделает к ней еще шаг, я сшибу его с ног!

Я непринужденно ответила:

– Думаю, ваше величество, он хочет за ней поухаживать, а если так, я сама сшибу его с ног.

Карл фыркнул.

– Да не де Гиз! Эдуард! Смотри, как он возле нее увивается.

Я досадливо прищелкнула языком.

– Господи ты боже мой, Карл! Эдвард соскучился по сестре, ведь он так долго был на войне. А что до герцога де Гиза, то пойми наконец: твоя сестра достигла брачного возраста. Сейчас я подыскиваю ей подходящую партию. Да и тебе тоже.

Карл простонал:

– Как мне это противно, maman!

– Ты должен думать о троне, – сказала я. – Нужны наследники.

Король кисло взглянул на брата. Тот смеялся вместе с Марго и молодым герцогом.

– Пусть Эдуард подарит тебе наследников, – заключил Карл и отошел.

Я снова стала наблюдать за Эдуардом. К их компании присоединились два молодых человека, одного из них звали Роберт-Луи, другого – Линероль, оба приятельствовали с герцогом Анжуйским. Глаза Марго вспыхнули, когда она увидела Линероля. Он был чисто выбрит, и это подчеркивало его красивые высокие скулы, безупречную кожу и очаровательную ямочку на подбородке. Он поклонился моим детям элегантно и свободно. Я обратила внимание и на безупречность его одежды.

Роберт-Луи был другим. Его светлые волосы были почти белыми, нос – маленьким и круглым, а губы – грубыми. На нем был белый атласный дублет и плащ из розового бархата. Поклонился он быстро и неуклюже, схватил Эдуарда за руку и, судя по всему, неудачно сострил, отчего кардинал Лотарингский неодобрительно вскинул седые брови. Однако Эдуард рассмеялся и хлопнул Роберта-Луи по спине. Шутник самодовольно усмехнулся.

Спустя несколько часов я заметила Эдуарда одного, возле фонтана. Я подошла к нему и почувствовала сильный запах флердоранжа.

– Сегодня от тебя, слава богу, аромат более приятный, – весело промолвила я.

Он мне рассеянно улыбнулся, потому что в этот момент смотрел на Карла и Марго, которые гуляли под руку по залу.

– Моя сестра сейчас нарасхват.

– Карл говорит, что не женится, – сообщила я. – Он считает, что наследников мне следует ждать от тебя. – Я сделала паузу. – Я много думала о подходящей для тебя партии. Написала Елизавете Английской, и она заинтересовалась.

Эдуард вздрогнул, выйдя из задумчивости.

– Эта корова? Если хочешь наследников, то могла бы найти и получше, а не лысую хромую каргу.

– Эдуард, – произнесла я, – ты будешь королем Англии.

Сын протяжно вздохнул.

– Ради тебя и Франции я готов пойти на что угодно, но только не на это.

– Если не Елизавета, то кто? – не отставала я.

– Никто, – отрезал Эдуард и вернулся к де Гизу и Линеролю, которые вились вокруг Марго.

Отказ Эдуарда я расценила как наглость и собралась еще раз побеседовать с ним вечером, однако гости не давали мне проходу. Совсем стемнело, но гуляки – включая Эдуарда – все еще не угомонились. Я тоже осталась, мне было важно, чтобы сын меня выслушал.

Наша победа при Жарнаке обещала оптимистические переговоры с гугенотами. Я верила, что война окончена.

Однако накануне чествования Эдуарда мне приснился сон с тысячами стонущих невинных людей. Проснулась я в ужасе и до утра не сомкнула глаз, лихорадочно размышляя, как предотвратить войну между гугенотами и католиками.

В конце концов я приняла решение. Брак моей дочери Елизаветы с Филиппом Испанским окончился длительной войной. Дипломатические браки часто использовались для заключения мира с бывшими врагами. Но Карл с его мрачным нравом наверняка бы оскорбил и даже унизил невесту-протестантку. Эдуард был более гибок и не мог позволить себе такое отношение к женщине. А Елизавета Английская была единственной достойной его кандидаткой.

Мы с Генрихом поженились, когда нам было по четырнадцать лет. Карлу уже стукнуло двадцать, а Эдуарду скоро должно было исполниться девятнадцать. Как мать и как королева я была терпелива, но ждать дальше было нельзя.

Я вышла на балкон. Внизу во дворе горели огни, сотни ламп в самшитовых чашах; луна отражалась от струй фонтанов. Я опустила веки и невольно вспомнила мужа – каким же он был красивым, когда стоял возле этого фонтана – молодой солдат, вернувшийся с войны.

Шорох внизу заставил меня открыть глаза. Перед низкой живой изгородью две темные мужские фигуры крались навстречу друг другу. Их пальцы соединились, один человек притянул к себе другого и крепко обнял. Лица слились в долгом поцелуе. Человек пониже оторвался и стал шептать – слишком тихо, слов было не разобрать, но в голосе слышались стыд и печаль.

Другой человек молчал, потом сам подал голос. Наконец стало тихо, пара застыла, словно статуя, но в следующее мгновение мужчины кинулись друг к другу.

Высокий подвел своего приятеля к изгороди и развернул. Теперь они смотрели в одну сторону. Тот, что пониже, взглянул через плечо, будто протестуя, но после прикосновения любовника наклонился вперед и оперся локтями на подрезанную изгородь. При этом с его головы свалился берет.

Высокий мужчина встал позади него и закопошился в одежде. Движение бедер – и затененные фигуры слились в единый многоногий силуэт. Согнутый человек издал резкий чувственный крик. Партнер зажал ему рот рукой. Низкий мужчина держался за изгородь, а высокий скакал во весь опор.

Следовало бы оставить их предаваться страсти, но мне стало очень любопытно. Со стороны это свидание не отличалось от свидания мужчины и женщины. Тот же ритм: рысь, легкий и наконец быстрый галоп. В завершение «ездок» ухватил своего «коня» за бедра, подался назад и хрипло выдохнул.

Высокий отступил, его партнер выпрямился и закрыл лицо руками.

Тот, что повыше, обнял любовника и что-то тихо ему говорил, пока тот не успокоился. Они поцеловались и быстро пошли назад, к зданию.

Когда невысокий приблизился, я спряталась в тени. Свет факела упал ему на лицо, красивое, гладкое, бритое лицо с ямочкой на подбородке, – Линероль. Он приложил руку к голове, понял, что забыл берет, и быстро побежал к изгороди искать пропажу.

Высокий шагал дальше. Когда его осветили факелы, я увидела лицо – длинный прямой нос, черные глаза, сверкающие, точно бриллианты, свисавшие из его ушей.

Мой Эдуард, мой ненаглядный мальчик. Я не пришла в ужас, мне лишь стало грустно, ведь королевскому дому Валуа грозило исчезновение.

За несколько часов до рассвета меня поднял с постели гортанный рев. Мадам Гонди тоже услышала звук и выскочила из своей комнаты. Крик все приближался, и вскоре я узнала голос короля.

– Шлюха! Как ты могла меня предать?

Раздался удар, за ним последовали неразборчивые женские всхлипы. Я выглянула из аванзала. В коридоре стоял Карл. На нем было шелковое трико и нижняя рубашка. Он держал за руку Марго, а когда я распахнула дверь, он толкнул свою сестру ко мне.

– Иди к своей матери, шлюха! – заорал он. – Расскажи ей, как ты нас осрамила!

Марго упала на колени и схватила меня за руки. На ней была лишь хлопчатобумажная ночная рубашка, волосы волнами спускались по спине.

– Он совсем обезумел, maman! Помоги мне!

Я убрала с ее щеки темную прядь и увидела, что плечо ее рубашки порвано. На красной вспухшей коже виднелись следы верхних зубов моего сына.

– Ты ее укусил, – гневно произнесла я, глядя на Карла.

– Скажи матери почему! – скомандовал он.

Марго молчала, и тогда он треснул сестру по затылку.

– Скажи почему!

Она застонала, и я выставила перед королем ладонь, требуя остановиться.

Марго зарыдала, она совершенно потеряла контроль над собой.

– Он шпионит за мной, maman. Даже когда я в постели.

– Потому что ты шлюха, – обвинял Карл. – Потому что в твоей кровати был мужчина, ты с ним спала!

Он схватил сестру за волосы, оттянул назад ее голову и молниеносным движением снял с пояса тонкий серебристый предмет. Глаза его излучали тот же нечеловеческий блеск, который я видела у него на охоте. Я вспомнила, как изо рта у него свисали заячьи внутренности.

– Ты не понимаешь. Я ее люблю. – Он взмахнул кинжалом совсем рядом с нежной шеей Марго. – По крайней мере, любил, пока она мне не изменила. Ты, сестренка, впервые почувствовала член между ног? Больно было? Или тебе понравилось, потому что ты шлюха? Мы жаждем правды! Это был Генрих де Гиз?

– Никого не было, – запротестовала Марго.

Когда Карл снова поднял кинжал, я заслонила Марго своим телом и ударила сына по руке. Кинжал со звоном упал на мраморный пол и улетел к двери.

Карл накрутил волосы сестры на руку и с силой рванул. Марго застонала и стукнулась об пол. Карл зажал в кулаке длинную густую прядь, словно трофей.

Марго поднесла ладонь к затылку, ее пальцы окрасились кровью. Я попыталась оттолкнуть от нее Карла.

Быстрый, точно змея, он поднял на меня руку и попал в челюсть. Мои ноги подкосились, я ударилась затылком о каменный пол и на какое-то мгновение потеряла сознание. Очнулась, услышав, что кто-то хрипло кашляет и не может остановиться.

Я села. Марго прижимала ладони к окровавленному затылку. Карл согнулся и кашлял. Из его рта на пол вываливались кровавые сгустки, тем не менее он тянулся к кинжалу.

Спотыкаясь, я бросилась к сыну. Он подоспел к кинжалу первым, торжествующе на меня посмотрел и нагнулся за оружием.

Когда его пальцы сомкнулись на рукоятке, чья-то нога прижала к полу его кисть. Я подняла глаза и увидела Эдуарда. Он был в том же костюме, что и на приеме.

– Maman, Марго! Боже, он вас избил!

Эдуард заметил на полу длинную запачканную кровью прядь волос и сморщился, словно она была сорвана с его головы.

– В ее постели был мужчина! – закричал Карл. – Она с ним спала. Я уверен.

Он снова закашлял.

Эдуард увидел кинжал и в ужасе произнес:

– Ты хотел их убить…

– Сойди с моей руки! – завопил Карл. – Приказываю тебе. Я твой король!

Эдуард быстро вернул самообладание.

– Я подниму ногу, если ты выпустишь кинжал.

– Но в постели Марго был мужчина! Де Гиз, я знаю, это был де Гиз! Сойди с моей руки!

Эдуард стоял с решительным видом и не двигался, пока Карл медленно не разжал пальцы.

– Не сносить тебе за это головы, – бросил Карл.

Я подбежала к Марго и прижала к ее затылку платок. Ее плечо и волосы были перепачканы кровью. Она уже не дрожала и сказала с вызовом:

– В моей комнате не было мужчины!

– Ври больше, – хмыкнул Карл. – Я сам видел.

– Что ты видел? – спросил его Эдуард.

– Марго в ночной рубашке, – пояснил Карл. – И голого мужчину, вылезающего из окна.

– Значит, ты не разглядел его лица? – уточнила я. – Почему же ты считаешь, что это был де Гиз?

– Я… – Карл замялся, а потом стал оправдываться: – Maman, ты сама была свидетелем, как он флиртовал с ней на вечере.

– А ты не высунулся из окна посмотреть, куда он убежал? – допытывался Эдуард. – Или поторопился с выводами?

Карл возмутился:

– Марго не дала мне выяснить, кто это был.

– Карл, – обратилась я к сыну, – если де Гиз овладел принцессой, его обезглавят. Как бы он ни был очарован Марго, такой глупости он бы не совершил.

– Еще чего! – раздраженно воскликнула Марго. – Де Гиз мне совсем не нравится.

– Ври, если хочешь. Скоро я докопаюсь до правды, – Карл злобно покосился на Эдуарда. – А что до тебя… Клянусь Богом, когда-нибудь я тебя убью.

С этими словами он вышел.

Я утомленно вздохнула. Марго и Эдуард переглянулись: она посмотрела на брата с благодарностью, он – утешая.

В это короткое мгновение, прежде чем их лица приняли родственное выражение, я заметила что-то еще – расчетливое и заговорщическое.