Текст книги "Отступник (ЛП)"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Глава 14

Скрытые залы Эдинбургского совета служили Белому Совету Чародеев крепостью и редутом с незапамятных времен. Хотя последнее не совсем верно. Это место служит нам штаб-квартирой чуть меньше 500 лет.

Белый Совет существует еще с доримских времен, в одной форме или другой, соответственно штаб-квартира тоже перемещалась. Александрия, Карфаген, Рим. Мы были в Ватикане во времена образования церкви и, верите или нет, но Константинополь и Мадрид тоже когда-то были домом для руководства совета, но с начала средних веков совет расположен в туннелях и катакомбах высеченных в неподатливом камне Шотландии.

Сеть туннелей под Эдинбургом более обширна, чем туннели под Чикаго и на много прочнее и стабильней. Центр комплекса расположен глубоко под древней горой Замка Эдинбург, где короли и королевы, лорды и леди, сопротивлялись осадам, предавали и убивали друг друга еще с дохристианских времен.

Есть причина, почему крепость расположена здесь чуть ли не с зари цивилизации: тут находиться одно из крупнейших в мире место пересечение линий Лей. Линии Лей – это природные проводники магической энергии по всему миру. Использование линий – это самый мощный метод применения магии, известный человеку. Линии, которые пересекаются глубоко под древней горой, представляют огромное количество сырой силы, ждущей, чтобы кто-то достаточно квалифицированный или глупый ей воспользовался.

Я подошел к лей-линии через несколько шагов, после того как я вступил в Скрытые Залы. Я чувствовал стремительный ток энергии под моими ногами, бегущей как огромная бесшумная подземная река. Я ускорил шаг, иррационально тревожась, что меня снесет течением, и беспокоился до тех пор, пока я не стал ощущать, что вибрация в земле затихает.

Мне не нужно было вызывать свет. В стены были встроены кристаллы, озаряющие это место радужным мягким светом. Туннель был древним, на холодных и влажных камнях виднелись следы времени. Вода в туннеле, казалось, всегда была готова появиться из полузамерзшей росы, от дыхания или просто от тепла тела.

Туннель был примерно 8 футов в высоту, и, разведя руки в стороны, я мог коснуться стен. Стены были украшены резьбой и барельефами. Некоторые из них были с изображением так сказать – важных вех истории Белого Совета… Поскольку я не узнавал никого из нарисованных то ничего не мог сказать о событиях изображенных на них, они выглядели как грубые изображения на Ковре из Байе.[4]4
  Bayeux Tapestry (ковер из Байе) – средневековый гобелен длиной 70 метров, созданный в конце XI века. На льняной ткани фиолетовыми, голубыми, зелеными и черными нитками была изображена популярная в те времена расовая драма о завоевании Англии норманнами.


[Закрыть] Барельеф заканчивался изображением суровых стражей, выступающих в тяжелом классе и мировом масштабе. Я не знал что они совершили, но чувствовал ту смертельную силу, которой они обладали, и осторожно последовал в глубь комплекса.

Туннель от выхода из Небывальщины был более четверти мили длинной, полого уходя вниз. Каждые 100 ярдов[5]5
  Ярд – 0,9144 метра.


[Закрыть] перекрывали металлические ворота, охраняемые Стражем с парочкой статуй храмовых собак, созданных Старейшиной Мэй.

Эти штуки были 3 фута[6]6
  Фут – примерно 30 см.


[Закрыть] в холке, и выглядели как сбежавшие из фильма Годзиллы. Вырезанные из камня массивные фигуры сидели инертно и неподвижно, но я знал, что они могут превратиться в опасных для жизни в мгновение ока. Я попытался представить, на что это может быть похоже – когда сталкивается парочка агрессивных статуй храмовых собак в относительно узком туннеле. Я решил, что лучше бороться с встречным локомотивом. По крайней мере это закончится быстро.

*

Обменявшись вежливыми приветствиями со Стражами на входе, я прошел через ворота. Достав из кармана сложенную карту я уточнил мое расположение. Расположение туннелей довольно-таки сложное и тут легко заблудиться.

Откуда начать?

Если Привратник был поблизости, следовало в первую очередь найти его. Рашид был моей опорой и союзником уже несколько раз, Бог знает почему. С Мерлином я был не в тех отношения, что называют – на короткой ноге. Я едва знал Марту Либерти или Слушающего Ветер. Старейшину Мэй я находил очень устрашающей персоной. Оставался Эбенизер.

Я направился в Командный Центр.

Чтобы добраться туда, мне потребовалась большая часть часа. Как я говорил, комплекс туннелей был огромным, и после того, как война покосила ряды членов Совета, он выглядел более опустевшим и обезлюдевшим, чем когда бы то ни было. Мои шаги глухим эхом отражались от каменных стен, не заглушаясь никакими другими звуками.

Едва вступив в Скрытые залы, я почувствовал себя не комфортно. Я думаю, в этом виноват запах. Когда я был подростком, которого привели судить перед советом за нарушение Первого Закона Магии, они привезли меня в Эдинбург. Затхлый, влажный, минеральный запах этого места – это все, что я чувствовал с мешком на голове, проведя связанным целый день в камере. Я помню: было ужасно холодно, и то, какие пытки испытывали мои мышцы от веревок, которыми я был связан столько времени. Более одиноким я не был никогда в своей жизни, в ожидании, пока что-либо произойдет.

Я был напуган, очень напуган. Мне было 16.

Это был тот же самый запах, и этот аромат обладал силой воскрешать останки самых темных воспоминаний, вытаскивая их на поверхность из глубин моей памяти. Психологическая некромантия.

– Мозги, – я простонал сам себе, выводя слова наружу.

Если вы не можете остановить скверные мысли от прихода к вам с визитом, то в конечном итоге начнете испытывать от них удовольствие, пока они закрывают все вокруг.

В проявление немыслимой логики, Командный Центр, расположенный между центральными покоями Высшего Совета и казармами Стражи, включал в себя маленькую кухоньку. Запах свежевыпеченного хлеба вытеснил заплесневелую сырость туннелей, и я почувствовал, что шаги мои ускоряются.

Я прошел через казармы, которые, в основном, были несомненно пусты. Большинство Стражников отправились охотиться за Морганом, что стало очевидно по схеме охраны – увиденному мной на посту Чендлеру. Я получил разрешение, кивнул очень молодому Стражнику, открыл дверь и прошел в Командный Центр Белого Совета.

Это было обширное сводчатое помещение, площадью в сотню квадратных футов, но тяжелые арки и колонны, поддерживающие свод, занимали значительную часть комнаты. Освещающие кристаллы здесь светились ярче, что было удобнее для чтения. Доски объявлений на передвижных подставках занимали место между колоннами, и были покрыты картами, кнопками и мелкими заметками. Большинство из них имели рядом одну или несколько меловых досок, покрытых диаграммами, загадками, сводными пометками, и картами-схемами. Совершенно обычная офисная мебель в задней части помещения, разбитой на кубики-кабинеты.

Машинистки стучали и бренчали за работой. Мужчины и женщины административного персонала, все – волшебники, – двигались по комнате взад и вперед, спокойно говорили, писали, печатали и подшивали. Ряды конторок на передней стене комнаты были уставлены рядами кофейников на пропановых горелках. Несколько хорошо потертых диванов и стульев отдыхали поблизости.

С полдюжины Стражей-ветеранов растянулись на кушетках, сидели на стульях, читая книги, или играли в шахматы за кофейным столиком. В руках у них были посохи и плащи, чтобы в случае мгновенного оповещения быть готовым. Они были опасными, твердыми мужчинами и женщинами, Старой Гвардией, пережившей первые смертоносные дни войны с вампирами. Не хотел бы я пересечься с кем-нибудь из них.

Несколько в стороне от них, глядя на огонь, потрескивавший в грубом каменном камине, сидел мой старый наставник, Эбенизер МакКой. В потрескавшихся от работы толстых пальцах он держал чашку кофе. Большинство старейших чародеев Белого Совета обладали чувством стиля, к которому они относились достаточно серьезно, всегда одеваясь с иголочки, всегда безупречно и в соответствии с ситуацией. Эбенизер носил джинсовый комбинезон с фланелевой рубашкой и рабочими кожаными ботинками, которым должно быть было лет тридцать или сорок. Его редкие серебристые волосы были в беспорядке, будто он только что проснулся от беспокойного сна. Он старел, даже по меркам чародеев, но его плечи все еще оставались широкими, а мускулы предплечий были твердыми и проступали через пятнистую старческую кожу. Он неотрывно смотрел на огонь сквозь проволочные очки, его темные глаза были расфокусированы, а одна из ног слегка касалась пола.

Я прислонил мой посох к стене, взял себе чашку кофе и опустился в кресло около Эбенизера. Я потянул кофе, позволив теплу огня прогреть мои кости, и начал ждать.

– У них тут всегда хороший кофе, – сказал Эбенизер через несколько мгновений.

– И они не называют его прикольными именами, – сказал я, – Это просто кофе. Не фрапе-латте-грандечино.

Эбенизер хмыкнул и отхлебнул из чашки.

– Как добрался?

– Столкнулся с чьими-то головорезами на тропе Зимних.

Он поморщился.

– Да. Наши люди пару раз подвергались нападению за последние несколько месяцев. Как ты, Хосс?

– В неведении, сэр, – сказал я.

Он покосился на меня.

– Ммммм. Я поступил так, как посчитал будет лучше, мальчик мой. Я не буду извиняться за это.

– Я не жду этого, – сказал я.

Он кивнул.

– Что ты здесь делаешь?

– А вы как думаете?

Он встряхнул головой.

– Я не хочу брать тебя в ударную группу, Хосс.

– Думаете я не из той весовой категории?

Он перевел на меня взгляд.

– Тебя слишком многое связывает с Морганом. Это дело требует беспристрастия, а ты самый менее беспристрастный человек, которого я знаю.

Я хрюкнул.

– Вы уверены, что это Морган прикончил ЛаФортиера?

Его взгляд вернулся к огню.

– Я бы никогда не подумал на него. Но слишком много вещей свидетельствует об этом.

– Есть вероятность, что это подстава?

Эбенизер моргнул и бросил на меня взгляд.

– Почему ты интересуешься этим?

– Потому что если жопа наконец получит по заслугам, я хочу быть уверенным в том, что это на полном серьезе.

Он некоторое время покивал. Потом сказал:

– Я не вижу способа, как это могло быть сделано. Смотрится как утка, ходит как утка, крякает как утка, может это и есть чертова утка. Бритва Оккама, Хосс.

– Кто-то мог вложить это в его голову, – сказал я.

– В его возрасте? – спросил Эбенизер. – Навряд ли.

Я нахмурился.

– Что вы имеете в виду?

– Когда разум становится старше, он становится стабильнее, – сказал он. – Все расставлено по своим местам. Как ива: когда она молода, то податлива, а с возрастом становиться хрупкой. Когда твой возраст достигает века или больше, то обычно невозможно заставить разум изменится, не разрушив его.

– Обычно?

– Ты не можешь зайти так далеко, – сказал Эбенизер – Заставить истинно верящего человека предать всё, во что он верит? Ты бы свел его с ума до того, как добился этого. Это значит, что Морган сделал свой выбор.

– Если он его сделал, – я покачал головой, – я спрашиваю себя – кто выиграет, если мы казним Моргана сами.

Эбенизер поморщился.

– Я знаю – это мерзко, – сказал он, – но вот оно, ты смотрел ему в душу, но ты знаешь, это не детектор лжи.

Я немного помолчал и потянул кофе. Затем спросил:

– Просто любопытно. Кто будет держать меч, когда вы его поймаете? Обычно Морган был ответственен за отрубание голов.

– Капитан Люччио, я считаю, – сказал Эбенизер, – или кто-то, кого она назначит. Но она не того сорта, чтобы кому-то всучить такое по субординации.

Я вызвал обработанный ментальный образ Анастасии, отстраняющей от должности своего старого ученика. Как себя, отрубающего голову Молли, и вздрогнул.

– Вот это отстой.

Эбенизер продолжил смотреть на огонь, и глаза его, казалось, утонули в глазницах, как будто на глазах у меня он постарел на двадцать лет.

– Да.

Дверь Командного Центра открылась и мелкий, тощий волшебник в светло-коричневой твидовой одежде вошел, таща большую папку. Его короткие белые волосы курчавились вокруг головы, пальцы покрыты чернильными пятнами. За одно ухо у него был заложен карандаш, за другое – перьевая ручка. Он остановился, некоторое время оглядывался в комнате, заметил Эбенизера и заторопился к нему.

– Простите, Чародей МакКой, – сказал он. – Если у вас есть минута, мне нужна ваша подпись на нескольких бумагах.

Эбенизер поставил свой кофе на пол и принял светло-коричневую папку от мелкого парня, вместе с перьевой ручкой.

– Что на этот раз, Пибоди?

– Во-первых, разрешение поверенному в Джакарте на покупку здания, для нового защищенного дома, – сказал Чародей Пибоди, открывая папку и доставая страницу. Эбенизер просмотрел ее и подписал. – Очень хорошо. Теперь разрешение на проверку заплат для вновь назначенных Стражников, здесь, пожалуйста, благодарю Вас. И последнее – разрешение на просмотр вкладов Чародея ЛаФортиера и перевод их его наследникам.

– Только три? – спросил Эбенизер.

– Остальные – ограниченного доступа, сэр.

Эбенизер вздохнул.

– Я спущусь в свой офис, когда буду свободен, чтобы подписать их.

– Чем раньше, тем лучше, сэр, – сказал Пибоди. Он моргнул, словно только что заметил меня. – Ааа. Страж Дрезден. Что привело вас сюда?

– Я намеревался прибыть и посмотреть, не понадобится ли кому-нибудь помочь сбить спесь с Моргана, – протянул я.

Пибоди сглотнул.

– Я… вижу.

– Индеец Джо нашел что-нибудь? – спросил Эбенизер.

В голос Пибоди вплелись неуверенность и несогласие с его ответом:

– Чародей Слушающий Ветер углублен в приготовления к гаданию для расследования, сэр.

– То есть нет, – сказал я.

Пибоди фыркнул.

– Пока нет. Вместе с Мерлином, я уверен, они выяснят, как Стражу Моргану удалось обойти охрану Совета Старейшин. – Он взглянул на меня и произнес исключительно вежливым тоном: – В конце концов они оба чародеи с величайшим опытом и навыками.

Я сердито посмотрел на Пибоди, но копать глубже, пока он не забрал бумаги и ручку у Эбенизера, было не лучшей мыслью.

Пибоди кивнул ему и сказал:

– Благодарю Вас, сэр.

Эбенизер рассеяно кивнул, поднял свою чашку кофе, и Пибоди вновь засуетился.

– Настырный бумажный кретин, – пробормотал я под нос.

– Бесценный настырный бумажный кретин, – поправил меня Эбенизер. – То, что он делает, не бросается в глаза, но его организационные навыки были крайне необходимыми ценными качествами с начала войны.

Я фыркнул.

– Бюрокромансер.

Эбенизер слегка улыбнулся и допил кофе, кончики первых двух пальцев его правой руки были запачканы синими чернилами. Потом он встал и потянулся, при этом его суставы негромко захрустели.

– Невозможно вести войну без секретарей, Хосс.

Я смущенно опустил взгляд на свою чашку кофе.

– Сэр, – сказал я спокойно. – Если говорить гипотетически. Что, если Морган невиновен?

Он надолго нахмурился.

– Я думал, ты хочешь набить ему рожу.

– У меня есть странная причуда, при которой я не хочу смотреть, как обезглавливают неверно осужденного мужчину.

– Хорошо, у тебя натурально получается. Но, Хосс, ты должен поня… – Эбенизер неожиданно замер и глаза его расширились. Они на мгновение заволоклись мыслями, и я почти мог слышать шестеренки, вращающиеся в его голове. Его глаза вернулись ко мне, и на выдохе он прошептал.

– Вот оно что. Ты уверен?

Я кивнул.

– Адские колокола, – старик вздохнул. – Тебе следует начать задавать свои вопросы намного осторожнее, чем сейчас, Хосс. – Он опустил подбородок и посмотрел на меня поверх обода очков. – Две головы падают с такой же скоростью, как и одна. Ты понял?

Я медленно кивнул.

– Да.

– Не знаю, что я могу для тебя сделать, – сказал он. – Я собираюсь прибить свои подошвы к полу, пока Морган не обнаружится.

– Приняв, что это не утка, – сказал я, – откуда мне начать ее искать?

На мгновение он сморщил губы. Потом медленно кивнул и сказал:

– Индеец Джо.

Глава 15

После того, как я прошел еще несколько контрольных пунктов охраны, коридор уступил место холлу в половину бальной залы, который смотрелся как что-то из Версаля. Белый мраморный пол с золотыми завитками совпадал в цветовом отношении с элегантными белыми мраморными колоннами. Водопад, ниспадающий с дальней стены в небольшую заводь, окруженную обильными зарослями – от трав до роз и маленьких деревьев, формировавших поразительно гармоничный садик. Тихий звук ветряных колокольчиков, разносившийся в воздухе. Золотистый свет, лившийся вниз с потолочных кристаллов, был неотличим от солнечного. Птички пели в саду, и я видел быстрый, стремительный черный росчерк соловья, петлявшего между колонн и севшего на одно из деревьев.

Ряд дорогостоящих, с виду комфортабельных предметов мебели, расположенных в саду или около, примерно как гарнитуры, которые вы можете увидеть в дорогих отелях. Маленький стол напротив одной из стен был накрыт как эклектичный буфет с едой, все – от холодной нарезки до обжаренных щупалец осьминога; и следом за ними стойки с напитками, готовыми защитить членов Совета Старейшин от смутной угрозы обезвоживания.

Зал, на высоте десяти футов, охватывал балкон, с дверьми, открытыми в личные покои членов Совета Старейшин. Я прошел через громадное, грандиозное пространство Показушнитария к ряду широких лестниц, тянувшихся вверх у одной из стен. Я оглядывался вокруг, пока не заметил, у какой двери стоят на страже пара статуй храмовых собак вместе с вялого вида молодым человеком в плаще стражника и гипсовой повязке. Я прошел вдоль балкона и помахал ему рукой.

Я как раз собирался заговорить, когда обе искусственные храмовые собаки резко двинулись, повернув ко мне головы с резким звуком камня скользящего по камню.

Я прекратил двигаться и слегка поднял вверх руки.

– Хорошие собачки…

Молодой Страж вгляделся в меня и сказал что-то на языке, который я не узнал. Выглядел он как кто-то из восточной Азии, хотя его происхождение я угадать не мог. Он пристально посмотрел на меня секунду, и я внезапно узнал в нем одного из молодых людей личного штаба Старейшины Мэй. В последний раз я его видел замороженным до полусмерти в попытке доставить сообщение Королеве Мэб. Сейчас сломанная лодыжка, наверное, уберегла его от присоединения к поискам Моргана.

Полагаю, некоторые люди просто родились счастливчиками.

– Добрый вечер, – я обратился к нему на латыни, официальном языке Белого Совета. – Как дела?

Счастливчик пристально смотрел на меня следующее мгновение, прежде чем сказать:

– Мы в Шотландии. Тут утро, сэр.

Точно. Моя получасовая прогулка привела меня за шесть часовых поясов.

– Мне нужно поговорить с Чародеем Слушающим Ветер.

– Он занят, – ответил мне Счастливчик. – Его нельзя беспокоить.

– Чародей МакКой отправил меня поговорить с ним, – воспротивился я. – Он чувствовал, что это важно.

Счастливчик нахмурил глаза настолько, что они полностью закрылись. Тогда он сказал:

– Подождите здесь, пожалуйста. Не двигайтесь.

Храмовые собаки продолжали пристально смотреть за мной. О'кей, я знаю, что на самом деле они не смотрели. Они просто каменные. Но для лишенных разума конструктов, они очень пристально наблюдали.

– Без проблем, – сказал я ему.

Он кивнул и скрылся за дверью. Я ждал десять некомфортных минут, пока он не вернулся, легко коснулся головы каждой собаки и снова кивнул мне:

– Войдите.

Я сделал осторожный шаг, наблюдая за конструктами, но они не отреагировали. Я кивнул и последовал за ним, пытаясь не выглядеть как нервная кошка, из Показушнитария в покои ЛаФортиера.

Первая комната, в которую я вошел, была студией или офисом, а может быть – антикварным магазином. Там был массивный стол, украшенный какой-то разновидностью неокрашенного дерева; использование и века затемнили фасад и ручки выдвижных ящиков, и резко отличались от стоящих впереди современных офисных стульев. Пресс-папье лежало точно в центре стола, с набором из четырех перьев, выложенных аккуратным рядом. Полки ломились от книг, барабанов, масок, метателей, старого оружия и множества других вещей, видимо из экзотических стран. Стены между полками были заняты щитами, с парой перекрещенных орудий на каждом – норманский треугольный щит с перекрещенными палашами, дубинка Зулу, скрывающая щит вместе с перекрещенным ассегаем, персидский круглый щит с длинной пикой, перекрещенной с ятаганом и еще куча всего. Я знал музеи, которые бы согласились провести в своих галереях Марди Грас, чтобы запустить свои руки в коллекцию, хотя бы наполовину такую же богатую и разнообразную.

Дверь из дальнего конца кабинета вела очевидно в спальню.

Я видел комод и фут застеленной кровати, размером наверное с железнодорожный вагон.

А еще я смог увидеть красно-черные капли крови на стенах.

– Войди, Гарри Дрезден, – позвал меня спокойный, закаленный голос из спальни. – Мы застопорились и ждем тебя.

Я прошел в спальню и обнаружил, что оказался на месте преступления.

*

Сначала меня поразил смрад. ЛаФортиер умер больше дня назад, и как только я пересек порог комнаты, запах разложения заполнили мой нос и рот. Он лежал на полу рядом с кроватью, кровь забрызгала все вокруг. Его горло было перерезано, тело покрыто темно-коричневой коркой засохшей крови. На его руках были оборонительные раны, миниатюрная версия разреза на его горле. Он мог умереть от ран на теле, но под этой грязью я не мог быть в этом уверен.

Я на секунду закрыл глаза, загнал внутрь рвотные позывы и оглядел остальную часть комнаты.

Совершенный круг был нарисован золотой краской на полу вокруг тела, с расположенными на равном расстоянии пятью белыми горящими свечами. Благовония сожгли в еще пяти точках точно посередине между свечами, и поверьте мне – запах сандалового дерева не служит дополнением к запаху гниющего трупа. Он делает его еще более неприятным.

Я стоял и смотрел вниз на ЛаФортиера. Он был лысым мужчиной, чуть выше среднего роста и ужасно тощий. Правда теперь он не выглядел тощим. Труп начал раздуваться. Его спина была выгнута, а руки сжаты в захвате. А его зубы были обнажены в гримасе.

– Тяжелая смерть, – раздался сдержанный голос, и Индеец Джо, Слушающий Ветер, выступил из дверного прохода, ведущего в ванную, вытирая руки полотенцем. У него были длинные волосы пепельно-серого цвета, с несколькими черными прядями. Его жесткая кожа была бронзовой, что было характерно для американских индейцев, большую часть времени подвергающихся воздействию солнечных лучей, а его темные глаза сверкали под белоснежными бровями. Он был одет в широкие голубые джинсы, мокасины, и старую футболку с Аэросмитом. Наперевес через плечо висела сумка с тесьмой, а другая такая же, но меньшего размера, висела на шнурке вокруг шеи. – Привет, Гарри Дрезден.

Я склонил свою голову с уважением. Индеец Джо вообще ценился как самый опытный целитель в Белом Совете, и возможно в мире. Он заработал докторские степени в медицине в двадцати университетах и возвращался к обучению каждые десять или двадцать лет, что позволяло ему оставаться в курсе современной практики.

– Он упал во время борьбы. – согласился я, кивая на ЛаФортиера.

Индеец Джо бросил на мгновение изучающий взгляд на тело и глаза его погрустнели. Затем он сказал:

– Я полагаю, мне следует поспать. Он оглянулся на меня. – Вы как?

– Я туда хочу как слон после секса с тремя одинаковыми тройками болельщиц, – сказал я.

Он одарил меня улыбкой, которая стерла век или два забот и тревог с его лица.

– Я знал много детей, которые хотели бы жить вечно. – Улыбка исчезла, когда он обернулся к покойнику. – Возможно, когда-нибудь это случится. А может и нет. Смерть – это часть жизни.

Я не нашелся, что ответить на это и помолчав с минуту спросил:

– Что вы тут ищете?

– Его смерть оставила отпечаток, – ответил пожилой чародей. – Мы собираемся воссоединить психические отголоски в образ.

Я выгнул бровь.

– Это… такое возможно?

– Обычно нет, – сказал Индеец Джо. – Но эта комната со всех сторон окружена оберегами. Мы знаем, как они все реагируют, предположительно. Таким образом, мы можем экстраполировать, где энергия пришла оттого, что столкнулось с головой, на обереги. И в частности, поэтому мы не можем сдвигать тело.

Я задумался на минуту. То, что Индеец Джо описывал, было, как я решил, возможно, но вряд ли просто. Это напоминало попытку собрать образ, освещенный одиночной вспышкой, обратной трассировкой лучей, отскочивших по всей комнате. Степень фокусировки, концентрации и абсолютного контроля над ментальным процессом, вовлеченным в воображаемое заклинание, собирающим изображение, была потрясающей.

– Я думал, расследование было открыто и уже закрыто, – сказал я.

– Улики неопровержимы, – сказал Индеец Джо.

– Тогда почему вы так утруждаетесь с этими… этой… штукой?

Индеец Джо неотрывно смотрел на меня и не говорил ничего.

– Мерлин, – сказал я, – он не думает, что Морган это сделал.

– Он делал или не делал, – сказал Индеец Джо, – Морган был правой рукой Мерлина. Если он попробует и найдет вину, то влияние, возможности и сила Мерлина пострадают.

Я встряхнул головой.

– Обожаю политику.

– Не будь ребенком, – тихо сказал Индеец Джо. – Текущий баланс сил был установлен почти целиком Мерлином. Если он потеряет лидерство в Совете, это станет причиной хаоса и нестабильности во всем волшебном мире.

Я подумал об этом минуту, и потом спросил:

– Вы думаете, он пытается как-то обмануть?

Индеец Джо не отреагировал сразу, а потом покачал головой – медленно и твердо.

– Я не хочу ему этого позволять.

– Почему нет?

– Потому, что смерть ЛаФортиера изменила все.

– Почему?

Индеец Джо кивнул на студию.

– ЛаФортиер был членом совета с огромным количеством контактов вне Западных наций, – сказал он. – Много, очень много членов Совета – выходцы из Азии, Африки, Южной Америки – большинство из маленьких, слабых народов. Они чувствовали, что Белый Совет игнорирует их нужды, их мнения. ЛаФортиер был их другом, единственным членом Совета Старейшин, кого они считали беспристрастным.

Я сложил руки.

– И если человек – правая рука Мерлина убил его…

– Будь Морган виновен или не виновен, они думают, что он это сделал, возможно по приказу Мерлина, – сказал Индеец Джо. – Если он будет признан невиновным и освобожден, ситуация станет опасной. Очень опасной.

Мой желудок снова совершил кульбит.

– Гражданская война.

Индеец Джо вздохнул и кивнул.

Фантастика.

– Ну а вы? – спросил я его.

– Хотел бы я сказать, что я придерживался истины, – сказал он, – но не могу. Совет переживет потерю Моргана, не развалившись на части, даже если это подразумевает период хаоса, пока все уляжется. – Он встряхнул головой. – Гражданская война же однозначно уничтожит нас.

– То есть Морган сделал это, все к тому, – сказал я тихо.

– Если Белый Совет падет, кто встанет между людьми и теми, кто преследует их как дичь? – Он встряхнул головой, и его длинная коса слегка подпрыгнула на спине. – Я уважаю Моргана, но я не могу позволить этому случиться. Он один человек, в противовес всему человечеству.

– То есть все придет к Моргану, когда вы закончите, – сказал я. – Не имеет значения, кто это был на самом деле..

Индеец Джо склонил голову.

– Я… не уверен что это сработает. Даже с проверкой Мерлина.

– Что, если сработает? Что, если покажет другого убийцу? Вы станете выбирать, кто будет жить, а кто умрет и отправится в ад с правдой?

Индеец Джо поднял на меня свои черные глаза, голос его был тише и тверже камня.

– Однажды я наблюдал, как племя, которое я должен был направлять и защищать, было уничтожено, Гарри Дрезден. Я сделал это потому, что мои принципы говорили – очень плохо для Совета или его представителя ввязываться в манипуляции политикой смертных. Я смотрел и сдерживался, пока не стало слишком поздно для меня что-то менять. Когда я это делал, я выбирал кто будет жить, а кто умрет. Мой народ умер из-за моих принципов. – Он вскинул голову. – Больше эту ошибку я не повторю.

Я молча смотрел сквозь него.

– Прошу прощения, – сказал он, и вышел из комнаты.

Адские колокола.

Я надеялся заручиться поддержкой Индейца Джо, но я не учитывал дополнительных политических факторов. Я не думаю, что он попытается остановить меня, если я узнаю то, что хочу, но в целом помогать не будет. Чем больше я закапываюсь, тем больше грязи от этой штуки получаю. Если Морган будет оправдан – гибель, если не будет – гибель.

Гибель, смерть и Страшный Суд.

Проклятье.

Я не мог злиться на Индейца Джо. Я понимал его позицию. Черт, если бы я был в Совете Старейшин и получил такой вызов, я не был полностью уверен, что не отреагировал бы тем же путем.

На меня вновь нахлынула головная боль.

Как, черт возьми, я должен был поступать правильно, если не было ничего правильного?