Текст книги "Отступник (ЛП)"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Глава 28

Я кое-как проковылял один этаж и спустился в больничное крыло Шато, сопровождаемый охранником, который тщательно старался не наступать на раненую ногу. Перевертыш приложил меня головой об стену, оборвав все веревочки в моей голове. Я был совершенно уверен, что если бы я начал подпрыгивать вверх и вниз, раскачивая головой, мои мозги бы расплющило об череп.

Не то что бы я собирался делать что-либо из этих вещей. Идти было достаточно трудно.

В лазарете я обнаружил молодую женщину в белом халате, присматривающей за ранеными. Она двигалась с проворством профессионального доктора, и как раз заканчивала осмотр ран Жюстины. Девушка лежала на кровати, на ее живот были наложены бинты, а глаза смотрели с отстраненным умиротворенным выражением человека, накаченного наркотиками.

Анастасия сидела на кровати рядом с Жюстиной и держала спину прямо. Выражение ее лица говорило о спокойствии. Ее правая рука была крепко привязана к телу черной тканью. Когда я вошел в комнату, она подошла ко мне. Она выглядела бледной и дрожала, но стояла, не опираясь на тонкий деревянный посох.

– Мы сейчас уходим?

– Да, – сказал я и шагнул к ней, чтобы поддержать. – Ты можешь идти?

Я хотел подойти ближе, но она остановила меня своим посохом, слегка улыбнувшись.

– Я и так в крови, поскорее бы убраться отсюда, – проговорила она с ужасным шотландским акцентом.

Мои брови в изумлении взмыли вверх.

– Ты говорила мне, что засыпаешь, смотря Горца.

Ее темные глаза блеснули.

– Я всегда так говорю, когда нахожусь в кинотеатре на просмотре старого фильма в компании мужчины на два века моложе меня.

– А не потому, что ты не хотела ранить мои чувства своим профессиональным мнением по поводу фехтования на экране?

– Молодой человек может быть таким деликатным, – сказала она, на короткое мгновение на ее щеках появились ямочки.

– Мы должны отвезти тебя в больницу, – сказал я, кивнув на ее повязку.

Она покачала головой.

– Перерыв уже задержал нас. Все, что теперь можно делать – это носить перевязь и ждать, когда перестанет болеть так сильно.

Я поморщился.

– У меня есть немного медикаментов дома.

Она улыбнулась снова, но в этот раз я смог понять, как сложно ей сохранять подобающий вид.

– Это было бы чудесно.

– Гарри, – раздался мягкий голос.

Я оглянулся на раненую Жюстину, которая смотрела на меня сонными глазами. Я повернулся к кровати и наклонился, чтобы улыбнуться ей.

– Эй, там.

– Мы слышали, что существо говорило, – сказала она. Все согласные в ее словах были расплывчатыми, речь ровной. – Мы слышали, как оно говорило с тобой и Ларой.

Я взглянул на Анастасию, она коротко кивнула.

– Да, – сказал я Жюстине. Я отчаянно не хотел говорить что-либо, что ей знать не следовало. – Я позабочусь об этом.

Жюстина улыбнулась мне, хотя было видно, что ей трудно держать глаза открытыми.

– Я знаю, что позаботишься. Он любит тебя, ты знаешь.

Я не посмотрел на Анастасию.

– А… Да.

Жюстина взяла мою руку, ее глаза встретились с моими.

– Он всегда беспокоился о том, что никогда не мог поговорить с тобой. Что мир, откуда он пришел, так отличается. Что он не узнает достаточно о людях, чтобы состоять в отношениях. Что он не узнает, что значит быть б…

– Большой шишкой на моей заднице, – сказал я. – Он это прекрасно знает. – Я не смотрел ей в глаза. Последней вещью, которая была мне сейчас нужна, это еще один взгляд в душу. – Жюстина, тебе нужно отдохнуть. Я откопаю его. Не волнуйся.

Она снова улыбнулась, и ее глаза полностью закрылись.

– Ты мне как родственник, Гарри. Ты всегда такой заботливый.

Я склонил голову, смутившись, и опустил руку Жюстины обратно на кровать, а потом накрыл девушку тонким больничным одеялом.

Анастасия задумчивым взглядом следила за мной.

Мы вернулись в переднюю часть дома, и прошли мимо свежей штукатурки, которая могла скрывать смертельно опасные ловушки, через крыльцо, размером с теннисный корт, и сделали несколько шагов к круговой дороге, где нас должна была ждать машина Лары.

Я так резко остановился, что Анастасия почти врезалась в меня сзади. Она восстановила баланс, зашипев от боли, взглянула туда и дыхание ее перехватило.

– О мой…

Около двух тонн британской стали и хрома. Мурлыкающий двигатель, звучащий как машинка для вышивки. Белый ролс-ройс – лимузин старой модели, что-то прямо из фильма про гангстеров и бутлегеров, в отличном состоянии. Сияющие панели, безупречно навощенные, тепло светящиеся охрой в свете заката над Шато.

Я прошел дальше, всматриваясь в ролс. Пассажирское сиденье сзади было больше моей лузерской квартиры. Или по крайней мере так казалось. Интерьер был выполнен в серебристо-серой и белой коже, с такими же оттенками деревянных панелей, отполированных до сияющего блеска и сочетающихся с серебром. Ковер на полу ролса был толще и шикарнее, чем хорошо ухоженная лужайка.

– Офигеть, – тихо сказал я.

– Это работа кровавого искусства, – выдохнула стоявшая рядом Анастасия.

– Офигеть, – прошептал я.

– Посмотри на филигрань!

Я кивнул.

– Офигеть.

Анастасия косо посмотрела на меня.

– И сзади там еще много места.

Я моргнул и посмотрел на нее.

Выражение ее лица было мягко и нежно.

– Все, что я хочу сказать – что в твоей квартире сейчас несколько многолюдно…

– Анастасия, – сказал я, чувствуя, что мое лицо вспыхнуло.

Снова ямочки. Конечно, она просто дразнила меня. В ее состоянии просто необходимо чуть-чуть подождать, прежде чем делать что-то подобное.

– Что это за модель? – спросила она.

– Э-ммм, – сказал я. – Так, это ролс-ройс. Он… Я думаю, он выпущен до Второй Мировой войны…

– Это ролс-ройс Silver Wraith,[11]11
  Серебрянный Призрак.


[Закрыть] естественно, – послышался голос Лары из-за моей спины. – В этом-то доме? Что же еще здесь может быть-то?

* * *

Я посмотрел через плечо, чтобы увидеть Лару Рейт, стоящую в тени дверного проема.

– Очевидно, что у тебя особые требования, – проговорила она. – Ну так я обеспечу тебя достойным авто. Тысяча девятьсот тридцать девятый. – Она скрестила руки, самодовольно, как мне показалось, и сказала: – Вернуть мне с полным баком.

Я наклонил голову к ней в жесте, который не был вполне утвердительным, и пробормотал, как только открыл боковую дверь:

– Кредитному эксперту придется сперва проверить мои финансы. Сколько съедает это чудище, около двух литров за милю?

Анастасия залезла в машину с резким вскриком боли. Я вздрогнул и протянул ей руку, на случай, если она упадет, но она справилась без какой-либо помощи. Я закрыл дверь и увидел Лару, стремительно идущую вперед.

Она сосредоточенно посмотрела на Анастасию, а потом перевела взгляд на меня.

Глаза Лары вспыхнули несколькими бледными оттенками, в то время как ее спелые губы выразили намек на понимание. Когда она смотрела на меня, на ее губах медленно начала появляться улыбка.

Я быстро отвернулся от нее, сел в ролс и завел его. Я не оборачивался до тех пор, пока дом вампиров не остался пятью милями позади нас.

* * *

Анастасия позволила проехать мне большую часть дороги, прежде чем посмотрела на меня и сказала:

– Гарри?

– М-м-м? – спросил я.

Управлять ролсом все равно, что управлять танком. Машина с задним приводом и без всяких усилителей руля и тормозов. Этот автомобиль требовал, чтобы я обратил свое внимание на законы физики и обдумывал свои действия наперед, а не ехал как обычно.

– Есть что-нибудь, что ты хотел сказать мне? – спросила она.

– Черт возьми, – пробормотал я.

Она смотрела на меня глазами, которые выглядели много мудрее, чем ее лицо.

– Ты надеялся, что я не слышала Жюстину.

– Да.

– Но я слышала.

Я проехал еще минуту или две, прежде чем спросить:

– Ты уверена?

Она обдумывала это мгновение, затем спросила более мягко:

– Ты уверен, что нет ничего, что бы ты хотел сказать мне?

– Нет ничего, чтобы я хотел рассказать Капитану Люччио, – сказал я.

Это было труднее, чем я предполагал.

Она протянула и положила свою левую руку на мою правую, которая находилась на рычаге переключения передач.

– А что на счет Анастасии? – спросила она.

Я почувствовал, что мои челюсти сжались. Мне потребовалось время, чтобы расслабить их и после этого я спросил:

– У тебя была какая-нибудь семья?

– Да, – ответила она. – Технически.

– Технически?

– Мужчины и женщины, с которыми я росла, которых я знала? Они мертвы на протяжении многих поколений. Их потомки живут по всей Италии, в Греции, и есть некоторые в Алжире, но это не то же самое, что пригласить свою пра-пра-пра-прабабушку на семейное празднование Рождества. Они чужие.

Я хмурился, обдумывая это, и посмотрел на нее.

– Чужие.

Она кивнула.

– Большинство людей не готовы принять такой факт, как продолжительность жизни нашего вида, Гарри. Есть несколько семей – Марта Либерти, например, она живет со своей праправнучкой и ее детьми. Но, в большинстве случаев, это заканчивается ужасно, когда чародеи пытаются оставаться слишком близко к своей родне. – Она склонила голову, изучая повязку. – Я смотрю на них каждые пять или шесть лет, не зная их. Слежу за любым из детей, у которых мог бы развиваться талант.

– Но когда-то у тебя была настоящая семья, – проговорил я.

Вздохнув, она посмотрела в окно.

– О, да. Это было давным-давно.

– Я чуть-чуть помню своего отца. Но я рос сиротой.

Ее передернуло.

– О Боже, Гарри. – Ее пальцы сжали мои. – У тебя никогда не было родных?

– Если бы я нашел кого-нибудь, – сказал я, чувствуя, как ком подкатил к горлу: – Я бы сделал все возможное, чтобы защитить его. Все!

Анастасия выглянула в окно, выпустив гневное шипение.

– Маргарет. Эгоистичная сука.

Я моргнул и посмотрел на нее, чуть не убив нас обоих, практически столкнувшись с проезжающим автомобилем, я кое-как сумел остановить этот монстр ролс вовремя.

– Ты… знала мою мать?

– Все Стражи знали ее, – прошептала Анастасия.

– Она была Стражем?

Немного помолчав, Анастасия покачала головой.

– Ее рассматривали как угрозу Законам Магии.

– Что это значит?

– Это значит, что она делала вещи, балансирующие на грани нарушения Законов, когда только появлялся шанс, – ответила Анастасия. – Она занималась этим все годы ее участия в Совете и агитировала за изменения.

Я сосредоточился на дороге. Это гораздо больше всего, что я когда-либо слышал от любого в Совете про загадочную фигуру той, что дала мне жизнь. Мои ладони вспотели и сердце учащенно билось.

– Какого рода изменения?

– Она была в ярости от того, что Законы магии не имеют ничего общего с добром и злом. Она показала как чародеи могут использовать свои способности для перекачивания денег у людей, чтобы запугать и манипулировать ими, чтобы украсть богатство и имущество, или уничтожить его раз и навсегда, и делать это до тех пор, пока Законам не будут повиноваться. Совет не сделал бы ничего, чтобы остановило их или препятствовало другим следовать примеру. Она хотела реформировать законы Совета, включив в него понятия справедливости и конкретные ограничения по использованию магии.

Я нахмурился.

– Вау. Ну и монстр.

Она медленно выдохнула.

– Можешь представить, что было бы, если бы она воплотила идеи в жизнь?

– Стражи годами несправедливо преследовали бы меня?

Губы Анастасии сжались в линию.

– Стоило Совету применить свод законов о правосудии, как это бы стало бы шагом к использованию этого свода для вмешательства Совета в события, происходящие во внешнем мире.

– Черт возьми, да, – сказал я. – Ты права. Кучка чародеев, пытающихся творить добро в мире, это было бы ужасно.

– Для кого добро? – спросила Анастасия спокойно. – Никто не считает себя несправедливым злодеем. Даже худшие из них. Некоторые из жесточайших тиранов истории были движимы благородными идеалами, или делали выбор, которые они назвали бы – трудный, но необходимый шаг для пользы их народа. Все мы герои своей собственной истории.

– Да. Именно поэтому так трудно сказать, кто является хорошими, а кто плохими парнями во второй мировой войне.

Она закатила глаза.

– Ты читал историю, написанную победителями этой войны, Гарри. Как тот, кто пережил ее, я могу сказать тебе, что во время войны уверенности было гораздо меньше. Ходили рассказы о зверствах в Германии, но на каждую правдивую историю приходится пять или шесть, таковыми не являющимися. Как можно выявить разницу между правдивыми историями, пропагандой, и простыми фальсификациями и мифами, созданными людьми тех стран, на которые напала Германия?

– Было бы немного легче, если бы там было несколько чародеев, готовых помочь, – сказал я.

Она покосилась на меня.

– Тогда, прибегая к твоим аргументам, Белый Совет разрушил бы Соединенные Штаты.

– Что?

– У твоего правительство руки запачканы кровью невинных жертв, – ответила она все еще спокойно. – Если ты не думаешь, что племена индейцев, которым принадлежат эти земли, были главными злодеями.

Я нахмурился сильнее.

– Мы далеко отошли от моей матери.

– Да. И нет. То, что она предлагала, неизбежно затянуло бы Совет в конфликты смертных, и таким образом в политику смертных. Скажи мне правду – если бы Совет, сегодня, объявил войну Америке за ее прошлые преступления и текущий идиотизм, подчинился бы ты приказу атаковать?

– Блин-тарарам, нет, – сказал я. – США не идеальное место, но это лучшее, что людям здесь удалось придумать. И мой посох здесь.

Она слабо улыбнулась.

– Точно. И с тех пор как в Совет стали входит чародеи со всего света, это бы означало, что где бы мы ни выступали, нам бы почти наверняка пришлось бы столкнуться с инакомыслием и дезертирством чародеев, посчитавших Родину оскорбленной. – Она пожала плечами и сморщилась от боли. – У меня самой возникли бы проблемы с Советом, если бы они начали действовать на землях, где проживает моя семья. Может они меня и не помнят, но зато помню их я.

Я долгое время размышлял о том, что она сказала.

– То, о чем ты говоришь, Совет должен был использовать против некоторых из своих.

– И сколько бы раз это произошло, прежде чем Совета не стало? – спросила она. – Войны и вражда могут жить в течение поколений, даже если не будет вовлеченной в это группы чародеев. Урегулирование конфликтов потребовало бы даже большего вмешательства в дела смертных.

– Ты имеешь в виду контроль, – сказал я спокойно. – Ты имеешь ввиду стремление Совета к политической власти.

Она одарила меня понимающим взглядом.

– Одна из тех вещей, из-за которых я уважаю тебя больше остальных молодых людей, – это твое понимание истории. Совершенно верно. И для получения контроля над другими людьми, для получения большей власти, нет инструмента лучше черной магии.

– Которая уже прикрыта Законами Магии.

Она кивнула.

– И так Совет ограничит себя. Любой чародей будет свободен распоряжаться своей силой любым способом, который он выберет – при условии, что он не нарушит Законов. Не прибегая к использованию черной магии, объем разрушений, который может нанести отдельный представитель, ограничен. Как показал тебе горький опыт, Гарри, Законы Магии не для правосудия. Белый Совет не для правосудия. Они ограничивают власть. – Она слабо улыбнулась. – И, порой, Совету хорошо удается защитить человечество от сверхъестественных угроз.

– И этого достаточно для тебя? – спросил.

– Это не идеально, – признала она. – Но это лучшее, что мы придумали. И дела, на которые я потратила свою жизнь, подтверждают это.

– Туше, – сказал я.

– Спасибо.

Я погладил ее пальцы своими.

– Значит, ты говоришь, что моя мать была недальновидной.

– Она была сложной женщиной, – сказала Анастасия. – Блестящей, непостоянной, страстной, убежденной, идеалистичной, очаровательной, обидной, храброй, опрометчивой, надменной – и недальновидной, да. Среди многих других качеств. Она любила указывать на области серой магии, как она их называла, и постоянно ставила под вопрос их законность. – Анастасия пожала плечами. – Высший Совет приказал Стражам не сводить с нее глаз. Что было почти невозможно.

– Почему?

– Эта женщина имела множество контактов среди Фей. Именно поэтому каждый называл ее Маргарет ЛаФей. Она знала больше путей через Небывальщину, чем любой до нее и после. Она могла бы позавтракать в Пекине, отведать ланч в Риме, и поужинать в Сиэтле, а на чашку кофе завернуть в Сидней или Кейптаун. – Она вздохнула. – Маргарет исчезла однажды на четыре или пять лет. Все полагали, что она наконец поссорилась с кем-то из Фэйри. Она никогда не выглядела, как человек, который может держать язык за зубами, даже когда знала что к чему.

– Интересно, что это такое.

Анастасия печально улыбнулась мне.

– Но она не провела все время среди Фэйри, не так ли?

Я бросил взгляд в зеркало заднего вида, назад на Шато Рейт.

– И Томас сын самого Белого Короля.

Я не ответил.

Она тяжело вздохнула.

– С виду ты так отличаешься от него. За исключением подбородка. И разреза глаз.

Я не сказал ничего, пока мы не добрались до дома. Ролс сочетался с гравием не больше, чем шампанское с крекером Джэкс. Я заглушил двигатель и прислушался к тому, как он начал щелкать по мере охлаждения. Солнце к тому времени ушло за горизонт, и удлинившиеся тени начали приводить в действие уличные фонари.

– Ты расскажешь кому-нибудь? – спросил я тихо.

Она выглянула в окно, обдумывая вопрос. Затем произнесла.

– Не до тех пор, пока считаю это несущественным.

Я повернулся посмотреть на нее.

– Ты знаешь, что произойдет, если они узнают. Они используют его.

Она смотрела прямо перед машиной.

– Знаю.

Я спокойно заговорил, вкладывая вес в каждое слово.

– Через. Мой. Труп.

Анастасия закрыла на мгновение глаза, и затем открыла их снова. Ее лицо не дрогнуло. Она медленно, неохотно освободила свою руку и положила ее на свои колени. Затем прошептала:

– Я молю Бога, чтобы этот момент никогда не наступил.

Мы сидели в машине рядом, но порознь.

По какой-то причине стало холодней. Тишина казалась глубже.

Люччио подняла подбородок и посмотрела на меня.

– Что ты теперь будешь делать?

– А ты как думаешь? – Я сжал кулаки так сильно, что выступили костяшки пальцев, крутанул шеей, и открыл дверь. – Я собираюсь найти своего брата.

Глава 29

Через два часа и полдюжины попыток отследить заклинание, я зарычал и швырнул стопку блокнотов в угол стола в моей подвальной лаборатории. Они шлепнулись об стену под полкой Боба Черепа, и посыпались на бетонный пол.

– Это было вполне ожидаемо, – сказал Боб очень тихо. Оранжевые огоньки, похожие на отблески далекого костра, светились в глазницах побелевшего человеческого черепа, лежавшего на его собственной верхней полке лаборатории, наряду с дюжиной полурасплавленных свечей и полудюжиной дамских романов в мягкой обложке. – Кровные узы, связывающих мать и дитя – крепче, чем те, которые связывают братьев по одному из родителей.

Я взглянул на череп и тоже понизил голос.

– Ты просто не можешь провести день, не сказав мне «я же тебе говорил».

– Я не смогу помочь делу, если ты будешь все время ошибаться и при этом игнорировать мои советы, хозяин. Я просто покорный слуга.

Я не мог кричать на моего нематериального помощника из-за других людей, живущих надо мной, так что я утешил себя, схватив карандаш с полки и запустив его в Боба. Он попал ластиком в череп прямо между глаз.

– Зависть, твое имя, Дрезден, – произнес Боб с ханжеским вздохом.

Я прохаживался по лаборатории, пытаясь разогнать удручающую энергию. Никудышная прогулка. Пять шагов, поворот, пять шагов, поворот. Комната представляла собой сыроватое бетонное помещение. К трем стенам были приставлены рабочие столы, над которыми я приделал полки из проволоки. Рабочие столы и полки были захламлены всякой всячиной, книгами, реагентами, инструментами, различными кусочками ткани, необходимыми для занятий алхимией, и двумя десятками книг и блокнотов.

Длинный стол посредине комнаты был сейчас накрыт куском брезента, а в дальнем конце лаборатории в пол был вмонтирован идеальный круг из чистой меди. Остатки нескольких попыток отслеживания были разбросаны по полу вокруг круга, в то время как реквизиты и основы большинства последних провалившихся заклинаний были внутри него.

– Одна из них должна была дать хоть что-нибудь, – сказал я Бобу. – Может и не точное местоположение Томаса – но, по крайней мере, верное направление.

– Если только он не мертв, – сказал Боб, – в этом случае ты просто бегал кругами.

– Он не умер, – сказал я тихо. – Вонючка хочет сделки.

– Ага-ага, – поиздевался Боб. – Потому что все знают, как благородны нааглошии.

– Он жив, – сказал я тихо. – Или, по крайней мере, я буду исходить из этого в своих попытках.

Боб каким-то образом стал выглядеть озадаченным.

– Почему?

Потому что ты хочешь, что бы с твоим братом все было хорошо, прошептал тихий голос в моей голове.

– Потому что остальное совершенно бесполезно в решении этой ситуации, – сказал я вслух. – Кто-то, стоящий за кулисами, использует перевертыша и, вполне возможно, Мадлен Рейт. И если я найду Томаса, я найду Вонючку и Мадлен, а значит, я смогу распутать нити, пока весь этот беспорядок не исчезнет.

– Да, – протяжно проговорил Боб. – И ты думаешь, что распутывание нитей займет много времени? Поскольку перевертыш собирается сделать то же самое с твоими кишками.

Я прорычал.

– Да. Я думаю, я получил его номер.

– Правда?

– Я все время пытаюсь вырубить Вонючку сам, – сказал я. – Но его защита слишком хороша, и он чертовски быстр.

– Он бессмертное богоподобное существо, – сказал Боб. – Конечно, он хорош.

Я взмахнул рукой.

– Моя мысль в том, что я пытался побороть его сам. В следующий раз, когда я его увижу, я наброшу на него путы, просто собью его с ног и замедлю, чтобы тот, кто будет со мной, смог сделать точный выстрел.

– Это может сработать… – признал Боб.

– Спасибо.

– …если он такой идиот, что выучился защищаться только от прямых энергетических атак, – Боб продолжил, как будто я ничего не сказал. – С которым, я думаю, сработало бы одно из твоих отслеживающих заклинаний. Он знает как защищаться от связывания, Гарри.

Я вздохнул.

– У меня возникла проблема с полом.

Боб медленно мигнул.

– Ух. Вау. Хотел бы я сказать что-то, что сделает все более запутанным, босс, но не знаю как.

– Не мой… ай. – Я бросил другой карандаш. В Боба он не попал, и отскочил от стены за ним. – Про перевертыша. Это на самом деле мужчина? Мне звать его он?

Боб закатил свои глаза-огоньки.

– Это бессмертный полубог, Гарри. Это не порождение. Это не нуждается в рекомбинации ДНК. Таким образом пол к нему просто неприменим. Это только тебя волнуют стриптизерки.

– Тогда почему ты пялишься на обнаженных девушек при каждой возможности, – сказал я, – а не на голых мужиков?

– Это эстетический выбор, – сказал Боб надменно. – Как род, женщины существуют на удаленной от мужчин плоскости, что приводит к художественной оценке их внешней красоты.

– И у них сиськи, – сказал я.

– И у них сиськи! – согласился Боб с вожделением.

Я вздохнул, закрыл глаза и потер веки.

– Ты сказал, перевертыш был полубогом?

– Ты используешь английские слова, которые их не слишком точно описывают. Большинство перевертышей просто люди – сильные, опасные, часто психически больные, но люди. Они перенимают традиции и навыки наказания алчных у исконного населения. Нааглошии.

– Населения вроде Вонючки.

– Вот-вот, точно, – ответил Боб, его тихий голос зазвучал серьезнее. – Согласно некоторым историям навахо, нааглошии – настоящие посланники Святых, когда они впервые учили человечество Благословенному Пути.

– Посланники? – сказал я. – Вроде ангелов?

– Или вроде таких парней на байках в Нью-Йорке? – сказал Боб. – Не все курьеры созданы одинаковыми, мистер Наименьший Общий Знаменатель. В любом случае, предполагалось, что настоящие посланники, нааглошии, уйдут вместе со Святыми Людьми, когда они покинут смертный мир. Но некоторые из них этого не сделали. Они остались здесь, и их эгоизм испортил силу, подаренную им Святыми. Вуаля, Вонючка.

Я хмыкнул. Информация Боба была легендой, которая могла быть искажена временем или поколениями рассказчиков. Тогда не было никакого пути узнать объективную истину, но удивительно, какое количество знаний оставалось в устной традиции сообществ североамериканских индейцев.

– Когда это случилось?

– Сложно сказать, – сказал Боб. – В традициях навахо ничего не говориться, как убить нааглошии, это делает их умнее вас, обезьян. Предыстория нескольких тысячелетий.

Упс.

Тысячи лет жизни означает тысячи лет накопленного опыта. Это делает Вонючку умным и способным к адаптации. Иначе старшие перевертыши не выжили бы. Я обновил свои мысли об этом существе и перенес его из файла «очень жестокий» – в файл «чертовски непобедимая жестокость».

Но поскольку мой брат у него, это ничего не меняет.

– Как думаешь, существует какая-нибудь серебряная пуля с его именем? – спросил я.

– Нет, босс, – сказал Боб тихо. – Извини.

Я поморщился. Так, половина работы по оценке и уборке была проделана, теперь пора начать работать в лаборатории. Я сделал паузу перед тем, как сказал:

– Эй, Боб.

– Да?

– Есть идеи, почему на месте убийства ЛаФортиера не было обнаружено признаков магии?

– Люди – идиоты?

– Это характерная особенность, – сказал я.

– Но не иррациональность, – сказал Боб. – Просто не все чародеи достаточно решительны, чтобы с этого начать.

Учитывая то, что я сделал со своей жизнью в последнее время, я не мог с ним поспорить.

– Это что-то значит, – сказал я.

– Да? – спросил Боб. – И что же?

Я покачал головой.

– Скажу, когда выясню.

*

Я вернулся в гостиную через люк в полу. Дверь была толстенной. И когда она закрыта, звуки не проникали из лаборатории. Люччио, накаченная наркотиками, спала у меня на диване, лежа на спине без подушки, укрытая тонким одеялом. Ее лицо казалось уставшим, а рот был слегка приоткрыт. Это делало ее уязвимой и гораздо моложе. Молли сидела на одном из кресел, несколько свечей горели рядом. Она читала книгу в мягкой ярко-лиловой обложке, не открывая ее полностью, чтобы не оставить складок на корешке.

Я пошел на кухню и сделал себе сэндвич. Когда я его сделал, подумал, что реально устал от сэндвичей. Может мне следует научится готовить что-то еще.

Я стоял, жуя бутерброд, и Молли присоединилась ко мне.

– Эй, – сказала она приглушенным голосом. – Ты как?

Она помогала мне забинтовывать симпатичные мелкие раны на коже головы, когда я вернулся. Полосы белого бинта вокруг окружали мою голову словно косой, съезжающий нимб. Я чувствовал себя пятым музыкантом на картине Уилларда «Дух 76-го».[12]12
  Арчибальд Мэкнил Уиллард (1836–1918) – американский художник. Участвовал в Гражданской войне. Картина «Дух 76-го» более известна под названием Янки Дудл – Yankee Doodle.


[Закрыть]

– Все еще непобедим, – ответил я. – Как они?

– Накачаны лекарствами и спят, – сказала она. – Температура Моргана поднялась на пол градуса. Последний мешок с антибиотиками почти пуст.

Я сжал челюсти. Если я не доставлю Моргана в больницу в ближайшее время, он будет таким же мертвым, как если бы его достал Совет или Вонючка.

– Мне положить на него лед? – тревожно спросила Молли.

– Нет, пока температура не поднимется до 38 и такой останется, – сказал я. – Тогда это станет для него опасным. А пока – это допустимо и замедляет инфекцию. – Я уничтожил последний кусочек сандвича. – Звонки?

Она достала листок бумаги.

– Джорджия звонила. Она с Энди.

Я взял бумагу с гримасой. Если бы я не впустил Моргана к себе в дом целую вечность назад, он не остался бы в Чикаго, Вонючка не попросил бы меня найти его, Энди не пострадала бы и Кирби остался жив. А я даже не пытался выяснить как она.

– Как она?

– Они все еще не уверены, – сказала Молли.

Я кивнул.

– Ясно.

– Ты нашел Томаса?

Я покачал головой.

– Полный трындец.

Мыш подошел ко мне, сел и посмотрел беспокойным взглядом.

Она пожевала губу.

– Что ты собираешься делать?

– Я… – Мой голос сорвался. – Не знаю.

Мыш прижался к ноге и посмотрел на меня. Я наклонился, чтобы почесать ему за ухом и сразу пожалел об этом, так как почувствовал сильную боль в висках. Я в спешке выпрямился, морщась и теша себя фантазиями о неделе сна на полу.

Молли посмотрела на меня с беспокойством.

Верно, Гарри. Ты все еще обучаешь свою ученицу. Покажи ей, что чародеи должны делать, а не то, что хочется делать тебе.

Я взглянул на бумагу.

– Ответ неясен, так что мне надо над этим подумать. А пока я думаю, отправлюсь присматривать за Энди.

Молли кивнула.

– Что делать мне?

– Держи оборону. И постарайся связаться со мной в госпитале, если кто-то позвонит или Моргану станет хуже.

Молли серьезно кивнула.

– Я сделаю это.

Я кивнул и взял свои принадлежности и ключ от ролса. Молли подошла к двери для того, чтобы закрыть ее после моего ухода. Я почти вышел из дома, потом остановился. Развернулся к своей ученице.

– Эй.

– Да?

– Спасибо.

Она моргнула.

– Ммм. Но что я сделала?

– Больше, чем думаешь. Больше, чем нужно. – Я наклонился ближе и поцеловал ее в щеку. – Спасибо, Молли.

Она приподняла подбородок и улыбнулась.

– Ну, – сказала она. – Ты выглядишь так жалко. Как я могла не увидеть этого?

Я усмехнулся, но только на секунду, и на ее губах расцвела улыбка.

– Ты знаешь что делать, – сказал я.

Она кивнула.

– Держу глаза открытыми, буду сверхвнимательной и не буду испытывать судьбу.

Я подмигнул ей.

– Ты становишься мудрей, Кузнечик.

Молли начала было что-то говорить, замолчала, помялась с полсекунды, а затем бросилась обнимать меня.

– Будь осторожен, – сказала она. – Хорошо?

Я крепко обнял ее и поцеловал в макушку.

– Держись, детка. Мы справимся.

– Хорошо, – сказала она. – Справимся.

Потом я пошел в чикагскую ночь, раздумывая, возможно ли это.