Текст книги "Милли Брэди меняет профессию"
Автор книги: Джилл (Джил) Мэнселл (Мансел )
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
– Не требуй, чтобы я говорила гадости о Джуди. Мне она нравится.
– Ха. Ты еще скажи, что она готовит лучше меня.
Адель любила часами готовить чрезвычайно замысловатые блюда, которые тщательно размещала на тарелках, так что в результате они выглядели как какие-то архитектурные сооружения в миниатюре.
– На кухне она с тобой не сравнится. – Искренне признала Милли. Она была абсолютно уверена, что та никогда не сплетничала у плиты, одной рукой помахивая сигаретой, а другой помешивая соус. На самом деле Джуди была прекрасной кулинаркой, но Милли научилась – ради собственного здоровья – быть дипломатом. – Она готовит картофельную запеканку, мясной пудинг, почки и все такое.
– Какая тяжелая пища. Неудивительно, что твой отец счастлив. Крестьянская еда, – хмыкнула Адель. – Это в его вкусе.
ГЛАВА 8
Крестьянская еда была по вкусу и Милли. Ланч с Джуди и отцом всегда был удовольствием.
Сегодня у них были вкусные, сочные колбаски с луком, а к ним пропитанный маслом печеный картофель. Ллойд откупорил бутылку «Шираз», и Милли начала посвящать их в последние сплетни, начав с истории о том, как стала безработной.
– Но это возмутительно! – воскликнула Джуди. – Если честно, от таких пар у меня мурашки по коже. И теперь ты без работы... знаешь, если тебе нужны деньги, мы можем дать, только скажи.
– Со мной все будет в порядке. – Милли была тронута этим предложением, но отрицательно покачала головой. – Найти работу – не проблема. На самом деле уже есть один вариант, которым Эстер просит заняться. – Милли достала из бокового кармана визитку Лукаса Кемпа и показала им.
– Дорогая, стриптизограммы! – Джуди захлопала в ладоши от радости. – Это восторг!
– Если я займусь стриптизом, многим станет плохо. Или клиенты будут громко жаловаться и требовать вернуть деньги. Мне не придется снимать одежду, – объяснила Милли. – Им нужны разносторонние таланты, люди, которые умеют петь, танцевать, кататься на роликах. Впрочем, это просто вариант. Вероятно, я выберу работу официантки или барменши.
– Ты могла бы жонглировать, – с энтузиазмом заявила Джуди. – Это было бы сказочно! Кто сможет устоять перед живой телеграммой, поющей и жонглирующей на роликах?
– Но я не умею жонглировать.
– Зато я умею.
Отскочив от стола, Джуди выхватила пять яблок из фруктовой вазы на буфете и начала подбрасывать их в воздух. Она жонглировала очень ловко, потом поймала все яблоки и сделала скромный реверанс.
– Пять лет! – поражался Ллойд. – Мы уже пять лет вместе, а я об этом не подозревал.
– Один из моих маленьких секретов. – Джуди игриво повела бровью. – Женщина-загадка – вот кто я.
– Ты что, в детстве сбежала из дома и ездила с цирком? – Милли была в восторге.
– А что ты еще умеешь? – спросил Ллойд. – Ходить по проволоке? Укрощать львов? Балансировать с мячом на носу?
– Когда мне было девятнадцать, я летом отправилась путешествовать с одним приятелем. Когда закончились деньги, мы научились жонглировать. Так мы исколесили всю Европу. – Джуди пожала плечами, как будто речь шла о самых обыденных вещах. – А если ты этому научилась, то никогда не разучишься. Как езда на велосипеде. У меня предложение. – Глаза у Джуди горели, она обращалась к Милли: – Ты могла бы стать поющей поцелуеграммой на одноколесном велосипеде, это станет хитом!
Милли расхохоталась. Джуди стояла перед ней в свободной белой рубахе, линялых джинсах и шлепанцах, со спутанными светлыми волосами до плеч и с яблоками в руках.
– Неужели ты и на одноколесном велосипеде умеешь?
– Конечно на одноколесном велосипеде я не умею. Мы не могли себе позволить велосипед! Боже, мы были совсем на мели и с трудом наскребали деньги на парафин для горящих булав.
Когда они вернулись к еде, Ллойд стал внимательно изучать визитку на столе.
– А имя этого парня мне, кажется, знакомо.
– По нему сохла Эстер, когда была в подростковом возрасте, – напомнила ему Милли. – Это тот самый диджей, который переехал в Лондон. – Она скорчила рожу. – Теперь он вернулся, и это совсем свело Эстер с ума. Потому-то она так и настаивает, чтобы я поработала у него. Бедный Нэт. Я только надеюсь, что она не совершит какую-нибудь глупость и не выставит себя идиоткой.
– Когда-то мне нравилась девочка, – принялся лениво вспоминать Ллойд. – У меня вошло в привычку проезжать мимо ее дома на велосипеде и заглядывать к ней в окно. Однажды я увидел ее там, она смотрела на меня. И я до того разволновался, что врезался на велосипеде в машину ее отца.
Джуди усмехнулась и подлила вина в бокалы.
– Ладно, я тоже вспомнила один нелепый эпизод, он связан с парнем, в которого я была безумно влюблена в Сент-Иве. Однажды я с подругами отправилась искупаться и увидела его на пляже. Мы все сняли верхнюю одежду – под ней у нас были купальники, – и я решила быть смелой. Я продефилировала к нему на глазах у его друзей и спросила, не знает ли он, сколько времени.
– И что? – Милли затаила дыхание.
– Он сказал: «Да, дорогая, я знаю, что пришло время раздеться». Тут я посмотрела на себя и обнаружила, что поверх купальника на мне ужасные розовые штаны. Это не смешно, – запротестовала Джуди. – Представляете, какая у меня была травма. Долгие годы я не могла этого забыть.
Вдохновленная третьим стаканом вина и желанием поучаствовать в беседе Милли приступила к своей унизительной истории – о бумажнике и телефонном звонке.
Когда она подошла к кульминационному моменту («К вашему сведению, моя жена умерла»), Джуди застонала и захлопала в ладоши со смешанным чувством ужаса и восторга.
– Знаю, знаю, мне так стыдно. – Милли затрясла головой и почувствовала, что опять заливается краской; это случалось всякий раз, стоило ей только подумать о том случае.
Ллойд похлопал ее по руке и сказал ободряюще:
– Моя дочь – дипломат.
– Папа, я была убита! И повесила трубку.
– Может, это неправда, – предположила Джуди. – Мой дорогой супруг всегда покупал безвкусные свитера, но когда кто-нибудь начинал шутить по этому поводу, он говорил возмущенно: «Это последняя вещь, которую связала мне мама перед смертью».
Это идея пришлась Милли по душе, но она не могла позволить себе успокоиться так легко.
– Этот парень не шутил, – произнесла она печально. – Он действительно говорил серьезно. Я стала ему противна. А до того он казался таким милым... У него был такой теплый тембр голоса.
– Ясно, это твой тип мужчины. – Джуди махнула рукой, прерывая ее речь. – И что ты сделала с бумажником?
– Отослала ему по почте. Написала короткую записку с извинениями, но чувство вины не прошло. Думала, оно постепенно исчезнет, но этого не случилось, на самом деле стало только хуже. – Милли передернуло при одной мысли об этом. – Как вспомню этот звонок, так прямо мурашки ползут по спине! Иногда кажется, что стоишь под ледяным душем...
– Дорогая, напиши ему еще одно письмо! – воскликнула Джуди. – На этот раз такое, как следует. Извинишься, и твое сердце будет довольно.
Милли поникла: если б она только могла.
– Я не помню его адреса. Наверное, от стыда все вылетело из головы. Совсем.
– Хорошо, тогда выброси из головы и это. Просто забудь. – Джуди изо всех сил старалась ее утешить. – Жизнь так коротка.
– Особенно для жены того парня. – Ллойд подмигнул Милли через стол.
– Папа! Ты говоришь ужасные вещи!
– Знаю. Не понимаю, как у меня вырвалось, – признался Ллойд.
– Раз, два... бум!
– Раз, два, три... черт!
– Раз... твою мать!
Стоя в дверях гостиной, Эстер произнесла:
– Я бы тебя спросила, что, по-твоему, ты делаешь, но это был бы глупый вопрос.
– О, привет. – Милли нагнулась и достала из-под стола закатившиеся туда яблоки. Она их уже столько раз роняла, что они стали бесформенными и мягкими, как имплантаты для груди.
– Ты жонглируешь, – заявила Эстер обличающим тоном.
– Не получается, да?
– В общем, не очень. Значит, жонглировать учимся?
– Всю вторую половину дня только этим и занимаюсь... раз, два, три... черт. Джуди показала, как это делается. Говорит, проще простого, – пожаловалась Милли. – Как бы не так, черт возьми, это просто невозможно.
– Тогда брось.
– Два, три, четыре... черт. Мне уже не остановиться. – Милли упрямо поднимала падающие яблоки. – Я не желаю сдаваться.
– Ты даже не подняла почту с коврика, – пожаловалась Эстер, помахивая пачкой писем, как картами при игре в покер. – Я наступила на них, когда открыла дверь. Фу! – Ее губы скривились от отвращения, пока она перебирала неинтересную стопку. – Теперь понимаю, почему ты их не подняла. Новые тарифы на воду, телефон, страшное банковское извещение, счет за газ... кошмар.
– И письмо от Нэта. – Милли узнала почерк на последнем конверте.
– Если бы оно было набито деньгами, я бы обрадовалась, – сухо заметила Эстер. – Ты звонила Лукасу?
Она была явно безнадежна.
– Нет, – ответила Милли. – Но я подумала, что, пожалуй, мне стоит написать Нэту, рассказать ему... обо всем. – Она зловеще подняла брови.
– Если честно, к твоему сведению, я совсем не боюсь. – Эстер усмехнулась. – Ты же знаешь, что никогда этого не сделаешь.
– Нет сделаю, – возразила Милли. – Нэт ведь и мой друг тоже.
– А это не имеет значения. – Эстер была непоколебима. – Потому что я твоя лучшая подруга.
– Я могу тебя разжаловать.
– Ты никогда этого не сделаешь. Ты меня слишком любишь. Так позвонишь Лукасу завтра?
– Возможно.
– Пожалуйста...
– Я подумаю. – Милли вздохнула. – А пока я думаю, можешь приготовить мне тост с сыром и мармеладом и замечательную большую кружку чая.
Озарение пришло через несколько часов, совсем неожиданно. Эстер опять не было дома, она качалась на тренажерах в спортзале, наверняка каждые пару минут осторожно промокая лицо полотенцем, чтобы не потекла косметика. Милли поблаженствовала в ванне, посмотрела последнюю серию «Жителей Ист-Энда» и отправилась в халате на кухню в поисках печенья. Эстер дома не было, а это значило, что чай придется заваривать самой.
Небрежно крутя пояс своего халата, Милли съела пару печеньиц и стала ждать, когда закипит чайник. На столе валялись счета, с которыми нужно было разобраться.
Обычно их методично отправляли в мусорное ведро, если только на них не было угрожающей красной надписи: «ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ».
Над носиком чайника заклубился пар. Затаив дыхание, Милли старалась угадать момент, когда чайник автоматически отключится.
(Она понимала, что это дурацкое занятие, но игра была вполне безобидной, и она ей нравилась.)
– Три, два, один... сейчас.
Клик! – чайник отключился.
Динь! – это совсем неожиданно явилась идея – как будто упала монетка.
– О! – громко воскликнула Милли, и сердце ее забилось сильнее, чем у Эстер на тренажерах.
Она порылась в кучке счетов и почти сразу нашла то, что искала.
Я просто дура, подумала Милли. Как, скажите на милость, я не вспомнила об этом раньше?
Там, в детальном телефонном счете, был указан номер мобильного телефона, по которому она позвонила тогда, третьего мая, в половине первого ночи.
Просто.
Четыре минуты и тринадцать секунд, отметила про себя Милли. Вот сколько времени она и Хью Эмерсон говорили друг с другом. Забавно, сколько всего можно разрушить и сколько причинить вреда за четыре минуты и тринадцать секунд. Не говоря уже о боли, стыде, чувстве вины и горьком сожалении.
ГЛАВА 9
Милли нужно было время, чтобы подумать, поэтому она съела пригоршню печенья «Гарибальди» и приготовила долгожданную чашку чая.
Ладно. Хорошо. Было ясно, что следует позвонить этому человеку и извиниться должным образом, потому что ужасное чувство вины само никуда не денется.
Еще одно – ей совсем не хотелось снова услышать этот высокомерный, ледяной тон сразу после того, как она сообщит, кто она такая.
Я хочу, чтобы он разговаривал со мной тем милым и теплым голосом, грустно подумала Милли. Странно, но она просто жаждала, чтобы он снова общался с ней легко и дружелюбно.
Ладно, успокойся, прошлый раз его тон был дружеским только первые двадцать пять секунд, но... да, те двадцать пять секунд произвели неизгладимое впечатление.
В следующее мгновение пальцы ее ног сжались от возбуждения, потому что ей пришла в голову блестящая идея.
Гораздо больше шансов, что Хью Эмерсон будет любезен, если он не будет знать, что опять разговаривает с ней.
Еще пятнадцать минут Милли прорабатывала все варианты, совершенствовала план и делала несколько попыток, прежде чем решилась набрать номер. Гудки.
Конечно, может, его там нет. Может, он вышел...
– Алло?
Ой, это он! Прижимая трубку к уху и вцепившись в телефонный аппарат со всей силой, на которую была способна, Милли набрала побольше воздуха и пустилась без умолку болтать в подготовленной заранее манере.
– Джо? Ох, слава богу, ты на месте, я в полном отчаянии, ты должен мне помочь, пока у меня крррыша совсем не поехала. Я застррряла на этом ужасном кррроссворде, он сводит меня с ума, слушай, одиннадцать букв...
– Алло, извините. – Хью Эмерсону наконец удалось вставить несколько слов. – Боюсь, я не тот, кто вам нужен.
Милли изобразила восторг.
– Ох, Джо, не прррикидывайся, ты меня не проведешь! – Ой, акцент начал исчезать, нужно его сохранить. Думай о шотландцах, о Шоне Коннери... о ком еще?.. – Слушай меня, вот перррвая подсказка... ты готов, Джо?
– Я готов, но я по-прежнему не Джо.
Милли слышала по голосу, что его это веселит, она представляла, как он качает головой, смеясь над ее ошибкой. Приятные мурашки, появившиеся в пальцах ее ног, переместились в коленки.
– Ох, нет! Это пррравда не ты, Джо? – И она продолжила с негодованием: – В таком случае кто вы и почему вы отвечаете по телефону Джо?
Хью засмеялся, потом сказал ласково:
– Думаю, вы неправильно набрали номер.
– Нет! Пррравда? Ох, пррростите! – Милли тоже смеялась, что, по ее мнению, было вполне в шотландской манере. Думай о «Местном герое», о Меле Гибсоне в «Отважном сердце», о «Таггарте».
– Ничего страшного, – спокойно ответил Хью Эмерсон.
– Ох, должно быть, вы рррешили, что я полная кррретинка, которая пррристает к вам. Пожалуй, лучше оставлю вас в покое... – Голос Милли задрожал, выражая сожаление.
– Знаете, можете задать мне вопрос, раз уж мы разговариваем, – предложил Хью Эмерсон. – Вы сказали, одиннадцать букв? Какая подсказка?
Да! Милли рухнула на диван в полном экстазе, а ее ноги задрались вверх, как у упавшего жука. Идея с кроссвордами была блестящей, ведь никто не упустит возможности покрасоваться.
– Ладно, это название фильма с Хэмфри Богартом, какой-то «сокол». – Ой, беда с акцентом, от возбуждения она забыла о том, что она шотландка. Чтобы наверстать упущенное, Милли поспешно добавила, – Ох, это трррудно, очень трррудно, не пррредставляю, что это.
– Мальтийский, – сказал Хью Эмерсон. Черт, это слишком просто. Конечно, мужчины обычно знают фильмы с Богартом.
– Фантастика! – воскликнула Милли. – Теперь восемнадцать по горизонтали, два слова, пять и восемь букв... ох, я не могу занимать столько вррремени, должно быть, вы заняты, я создаю много пррроблем.
– Ничего. Давайте.
Милли напряглась; теперь его тон был немного снисходительным, как будто она была глупышкой, от которой нельзя ожидать ответа на простой вопрос.
– Он написал сценарий фильма «Семь самураев» в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году... о, подождите, это... как же его имя, Акира и еще что-то... Да! Акира Куросава!
– Верно. Молодец.
К полному удовольствию Милли, его голос был удивленным. Ей удалось произвести впечатление. Ха, она оказалась не такой уж тупой!
Кроме того, она подняла планку.
На одно деление.
Он – мужчина; она знала, что он не устоит. Хью Эмерсон спросил самым обычным тоном:
– Есть еще?
О, его голос звучал так мило, так приятно, так... очаровательно.
– Вы уверены, что хотите? – игриво спросила Милли.
– Давайте.
– Ладно. Актер, который играл Тонто в «Одиноком рейнджере»... Ох, вообще-то думаю, я это знаю...
– Джей Силверхилз, – быстро произнес Хью. С оттенком торжества.
– Да! – закричала Милли. – Подходит. Отлично. Боже, должно быть, вы старый, раз помните «Одинокого рейнджера».
Он засмеялся:
– Большое спасибо. Вы разве не слышали о повторных показах?
– Слабое оправдание.
– Вообще-то мне двадцать восемь.
Знаю, подумала Милли, при этом по всему ее телу бегали мурашки. Я точно знаю, сколько тебе лет. Я даже знаю дату твоего рождения.
– Ладно, если уж зашла речь о повторных показах, мне были больше по душе «Манстеры».
– Могу поспорить, что вы мечтали о длинных черных волосах, как у Лили Манстер.
– Да! Да! – вскрикнула Милли, не в силах сдержать удивление и восторг. – Обычно я часами подражала ее скользящей походке и красила рот красным фломастером, потому что мама не разрешала мне брать ее помаду.
– Но вы не помните главную музыкальную тему.
– Ха, уж я-то помню, – радостно сообщила Милли. – Обожаю эту мелодию, она навечно в моем сердце!
– Кстати, вас как, не тошнит? – спросил Хью, прежде чем она набрала побольше воздуха и с энтузиазмом приступила к исполнению главной темы фильма.
– Тошнит? Позвольте вам сказать, что нет ничего предосудительного в том, чтобы быть поклонником «Манстеров»! Вот увлекаться «Звездным путем» действительно немного странно...
– Я имел в виду утреннюю тошноту.
Милли нахмурилась. Это что, шутка из «Манстеров»? Пару секунд она не находила что ответить.
– Разве вас не мучает тошнота? – спрашивал Хью Эмерсон. – Я полагал, что всех беременных утром тошнит. – Он сделал паузу, дожидаясь, пока до нее дойдет смысл.
Милли действительно почувствовала, что ее начинает тошнить и забормотала:
– Ян-не... я н-не...
Он продолжал холодным тоном:
– Ведь вы та девушка, которая звонила на прошлой неделе? Вы сообщили, что ждете от меня ребенка.
Вечно эта проблема с дырами, никогда их нет, когда хочется провалиться сквозь землю.
Черт, а ей-то было так приятно. Глубокий, глубокий, очень глубокий вдох.
– Извините, мне так жаль, что не выразить словами. Именно поэтому я вам и позвонила, честное слово, я хотела сказать, что все еще ужасно переживаю. – Слова у Милли вылетали с огромной скоростью. – Я хотела написать, но не запомнила ваш адрес, а сегодня утром пришел телефонный счет, а там ваш номер, и я почувствовала, что мне дали второй шанс... но я не смогла сразу сказать, кто я, боялась, вы накричите на меня и бросите трубку, а мне ужасно хотелось, чтобы ваш голос звучал нормально, а не был похож на ледяной душ. Я собиралась признаться. – Она решила сократить этот бесконечный поток извинений. – Клянусь, но потом мы стали общаться, вы были таким милым... мне было так хорошо, поэтому я все откладывала свое признание.
– Никакого кроссворда не было. – Хью Эмерсон говорил без всяких эмоций.
Милли выдавила со вздохом:
– Не было.
Многое можно было бы сказать, чтобы приукрасить правду, – боже, в прошлом у нее это неплохо получалось, – но теперь она чувствовала, что обязана быть честной.
– Акира Куросава, – недоверчиво спросил он. – Откуда вы его знаете?
– Это любимый фильм моего папы, – призналась Милли. – Я подарила ему кассету на Рождество.
– А этот ужасный шотландско-валлийско-ирландский акцент. Откуда вы его взяли?
– Простите. – Милли откинулась на диванные подушки, признавая поражение. – Акценты у меня никогда не получались.
– Пожалуй, это верно. Вы разговаривали как Шон Коннери.
Если честно, это было похоже на прослушивание для главной роли на Бродвее. Зачем он строит из себя такого строгого критика?
– Я ему и подражала, – сказала Милли.
Хью Эмерсон теперь говорил точно как утомленный ассистент режиссера, занимающийся подбором актеров:
– Позвольте открыть вам один секрет. Шотландцы не начинают почти каждое предложение с восклицания «ох».
– Верно. – Милли была уничтожена. – Извините.
– Вы все время это повторяете.
– Но это правда. Я же говорила, что позвонила, чтобы извиниться.
– Понятно, чтобы совесть была чиста, – медленно произнес Хью Эмерсон.
Очевидно, он не хотел облегчить ей задачу. Хотя Милли твердо решила, что не выкрикнет какую-нибудь дерзость и не бросит трубку, но все же она была рада, что он был в двухстах с чем-то милях, в Лондоне.
– Чтобы совесть была чиста? Да, и это тоже. – Она услышала, что ее собственный тон переменился, из униженного превратился в грубоватый. – Вы никогда не совершали случайных промахов, вы это имеете в виду? Вам не знакомо чувство стыда. Всю свою жизнь вы делали и говорили толькото, что надо.
Получилось резко и даже обличающе.
– Конечно, – ответил Хью Эмерсон.
– В таком случае – поздравляю. Вас можно официально признать самым счастливым человеком.
Милли пожалела о сказанном уже через долю секунды после того, как произнесла фразу. Если бы ее язык был длинным и загибающимся, как у муравьеда, она выбросила бы его вперед, поймала бы сказанные слова и проглотила бы их.
Потому что он не был самым счастливым человеком, верно? У него умерла жена.
Ее неумелая попытка съязвить ни к чему хорошему не привела. Теперь он имел все основания прекратить разговор.
Затаив дыхание, Милли готовилась к гневной отповеди.
– Впрочем, я забыл, но раз вы упомянули... – голос Хью Эмерсона был задумчив. – Однажды я сказал девушке: «Ты ела печенье, стряхни с лица крошки». А она ответила: «Это не крошки, это бородавки».
– Нет! – радостно закричала Милли. – Вы не могли! Я вам не верю.
– Это правда, – признался он.
– Наверное, вы извинились?
– Я пытался, – ответил Хью. – Но не уверен, что она меня услышала.
– Почему же?
– Мои шесть друзей в этот момент сильно шумели, хохотали, стучали по столу и кричали: «Молодец, Хью».
Милли засмеялась, наконец осознав, что она останется в живых. Он ее освободил, и она испытывала гигантское облегчение.
– Кстати, спасибо за бумажник, – произнес Хью. – Любопытно, где вы его нашли?
– Здесь, в Ньюки. У ограды на Фернес-лейн. – Он был иногородним, поэтому она объяснила: – Это одна из дорог, которая ведет к морю.
– Я нес пиджак в руке. – Его голос был грустным. – Наверное, бумажник выпал из внутреннего кармана.
– Эх вы, мужчины, не понимаю, как вы обходитесь без сумок, правда не понимаю.
Наступила тишина, и Милли решила, что опять попала впросак. Чем дольше длилась пауза, тем ярче она себе рисовала – с нарастающим ужасом – зловещие картины.
Может, его жена погибла из-за трагической случайности, когда ремешок сумки закрутился у нее вокруг шеи?
Может, она танцевала вокруг сумки и зацепилась ногой за ремешок, потеряла равновесие, ударилась головой о стол, получила кровоизлияние в мозг и умерла?
А может, на нее напал грабитель, который пытался вырвать сумку, но она вцепилась в нее, и тогда он толкнул ее под колеса проходящего автобуса?
Боже, ведь существует миллион возможностей, что ее могла убить сумка, – это же смертельное оружие.
Джеймс Бонд, решила Милли, мог бы отказаться от своего вальтера и с этого момента носить сумку.
Когда Хью наконец заговорил, он не упоминал о сумках. Ни намека на то, что она совершила еще одну нелепую оплошность.
– Ладно, послушайте, откажитесь, если не хотите, но я бы хотел угостить вас каким-нибудь напитком. – Он сделал паузу. – В благодарность за то, что вы вернули мне бумажник.
– Боже, это безумие. – Милли затрясла головой. – Ехать из Лондона в Корнуолл, только чтобы выпить с незнакомой вам женщиной.
– Я потерял бумажник два месяца назад, – объяснил он, испытывая явное удовольствие. – Почта пересылает мне письма.
О. О!
– О, – удивленно произнесла Милли. – Так где вы сейчас?
– Рядом с Падстовом. Я купил дом недалеко от залива Константин.
Бог ты мой, совсем рядом с Ньюки.
Мне назначили свидание, немного позже подумала Милли, кладя трубку и находясь в легком обалдении. Такого еще не было – у меня свидание с совершенно незнакомым мне мужчиной. Мы никогда не встречались, но когда я слышу его голос, внутри меня происходят странные вещи, а от его смеха у меня вообще мурашки по всему телу».
Это можно считать настоящим свиданием?
Через пять минут телефон снова зазвонил; в это время Милли на кухне поливала соусом чили целую миску чипсов.
– Это снова я. – Конечно, это опять звонил Хью Эмерсон. – Я забыл спросить, вы замужем или нет.
Воздуха!
– О... – Милли дрожала от наслаждения, облизывая соус чили с пальцев – ой, острый! – потом сказала: – Вообще-то я не замужем.
Она нарушала обещание, данное Эстер, но ей было все равно. С самого начала это была безумная идея.
– Есть приятель?
– Нет, приятеля нет, – весело сообщила Милли – Никого. Совсем никого!
– Понятно. Я просто хотел уточнить. Это не свидание, ясно? Я куплю вам выпить в благодарность за то, что вы вернули мне бумажник. Мы просто вместе выпьем, и все.
– Да... – Сердце Милли упало. – Ясно...
– Это не свидание. Вы это понимаете, да? Не настоящее свидание.
– Не свидание. Да, конечно, я с вами абсолютно согласна.
К этому времени сердце Милли уже достигло ее ботинок – впрочем, это было бы правдой, если бы на ней были ботинки. Пальцы ее ног больше не скручивало. Они распрямились и выглядели грустными и брошенными на кухонном полу.
– Свидания не входят в мои планы, – мягко объяснил Хью. В этой ситуации это было лишнее. – Ведь у меня недавно умерла жена. Я просто хотел убедиться, что вы поняли. Я не... не встречаюсь ни с кем.
В голове Милли раздался слабый голосок (похожий на голос Эстер), он победоносно шептал: «Ха, ха, так тебе и надо, ха, ха, ХА, ХА».
– Не беспокойтесь, – объявила Милли со всей искренностью, какую только могла изобразить. – Хочу сказать, я с вами согласна. Полностью. Я тоже не хожу на свидания.
ГЛАВА 10
– Так, так, Милли Брэди, иди-ка сюда, дай на тебя посмотреть. – Лукас Кемп протянул к ней руки, поцеловал в обе щеки в знак приветствия и бросил на нее долгий оценивающий взгляд. Широко улыбаясь, он произнес: – Прекрасно, прекрасно. Ты ничуть не изменилась.
– Ты тоже. – Милли также улыбалась; она забыла, каким неисправимым дамским угодником он был. Нет, она не забыла, что он мастер флирта – это было все равно что забыть, что бананы желтые, – но с годами она забыла, насколько интенсивны его чары.
Лукас Кемп мог бы уговорить кухонный стол, если бы он был женского рода. Он был неутомим.
В принципе Милли вынуждена была признать, что и Лукас тоже не утратил привлекательности. Особенно если брать в расчет жизнь, которую он вел. Когда шесть лет назад он покинул Корнуолл, чтобы стать знаменитым диджеем в Лондоне, у него были волосы до плеч, длинные заостренные баки, и он одевался в стиле Лоренса Левеллин-Боуина[3], которому было легко подражать. Особенно в Ньюки.
Теперь волосы у него были короче, баки на месте, но другой формы, а ястребиный нос по-прежнему велик. На нем был простой черный свитер с закатанными рукавами и черные брюки. Носков не было. Ботинок тоже. Ему будет легко раздеться за десять секунд и прыгнуть в постель с очередной добычей, подумала Милли, пытаясь сдержать свою фантазию.
Впрочем, это был офис Лукаса Кемпа, расположенный на первом этаже его дома, и он мог ходить так, как ему хочется.
Но желательно не в набедренной повязке и галошах.
– Ладно, перейдем к делу. – Лукас уселся на край стола и указал Милли на кожаное кресло. – Считаешь, ты справишься с подобной работой?
– Мне нужна работа, а эта кажется занятной, я умею кататься на роликах и не против повалять дурака. Что еще сказать?
– Отлично, – произнес Лукас весело. – Как насчет раздевания?
Ой.
– Извини, – Милли была тверда. – Я не против того, чтобы надевать безумные наряды, но заниматься стриптизом – это исключено.
– Жаль. Уродливые рубцы?
– Нет! Черт возьми! – воскликнула Милли, прежде чем поняла, что он просто ее дразнит.
– И еще, – снова усмехнулся Лукас, – тебе понадобится чувство юмора.
Следующие тридцать минут он слушал, как она поет, смотрел, как она танцует, рассказывал, что представляет из себя эта работа, и объяснял, как устроен его бизнес.
Наконец он произнес:
– Пожалуй, это все. Добро пожаловать в компанию.
– Хочешь сказать, ты меня принимаешь? – Милли была потрясена. – Я прошла испытания? Ты правда меня хочешь?
Ой, не стоило этого говорить. В уголках зеленых глаз Лукаса появились искорки – она хорошо помнила эту его особенность. Не то чтобы он когда-либо уделял ей особое внимание, просто таким уж был Лукас. Он со всеми так обращался. Даже с кухонными столами.
– Я действительно хочу тебя. – Слова сопровождались игривым поднятием бровей. Протянув к ней руки, он продолжал: – А кто бы не захотел? Такая фигура, такие глаза, не говоря уже о волосах. – Лукас тряхнул головой, очевидно онемев от восхищения. – Знаешь, кого ты мне всегда напоминала? Фею на верхушке рождественской елки.
– Отлично, большое спасибо, – пробурчала Милли. Подобные слова не являются комплиментом, если вы всю жизнь мечтаете быть похожей на Лили Манстер.
– А как вообще твои дела? Замужем? Нет? Есть приятель?
Вчера вечером Хью Эмерсон задал ей те же вопросы.
– Лесбиянка, – ответила Милли.
Конечно, это не отпугнуло Лукаса, наоборот, его глаза заблестели.
– Потрясающе.
– Не совсем, – отрезала Милли, прежде чем он начал планировать поющие лесбограммы. – Нет, сейчас у меня никого нет. Отдыхаю от мужчин. – Он все еще ухмылялся. – Лукас, это была неудачная шутка, женщины меня не интересуют. А тебя?
– Меня? Меня они определенно интересуют.
– Достаточно, чтобы жениться?
Он выглядел удивленным.
– Нет, спасибо.
– Подруга?
– Ну, знаешь... Мне некогда скучать.
Все тот же прежний Лукас, подумала Милли с улыбкой. Это значило, что у него было полдюжины подруг, с которыми он встречался время от времени, тогда, когда ему было удобно, и, без сомнения, обращался с ними ужасно, как это было в прежние времена.
Как будто отгадав ее мысли, уже провожая ее, он спросил:
– Кстати, как Эстер? Вы общаетесь?
– О, да.
Он выглядел довольным.
– Здорово. Чем она теперь занимается?
В основном говорит о тебе. Конечно, если не мотается по всему Ньюки, вылезая из кожи вон, стараясь случайно с тобой встретиться.
А вслух Милли произнесла:
– Она в ювелирном бизнесе. – Пожалуй, так звучало шикарнее. Милли не стала сообщать, что Эстер торгует дешевыми серьгами на рынке Ньюки.
– Правда? А где она теперь живет? Вот оно.
– Со мной. – Милли повернулась и посмотрела на него очень сурово. – Нет, прежде чем ты об этом подумаешь, предупреждаю, что она тоже не лесбиянка.
Лукас засмеялся.
– Милая старушка Эстер, она всегда была хорошей подругой.
О боже, подумала Милли, не слишком обнадеживающе. Вряд ли Эстер была бы польщена. «Старушка» и «хорошая подруга» – уж больно пренебрежительно.
Поняв, что он продолжает говорить, Милли спросила:
– Извини, что ты сказал? Лукас повторил небрежным тоном:
– У нее что, тоже никого нет?
Это безусловный рефлекс, по Павлову, решила Милли, он просто не мог не задать этот вопрос, у некоторых мужчин никогда не бывает перебора.
– Конечно нет, у Эстер очень красивый парень, – сообщила она Лукасу с энтузиазмом. – Он замечательный, они идеальная пара. Эстер с ним абсолютно счастлива. Правда – такой любви можно только позавидовать.
