Текст книги "Гнев Тиамат"

Автор книги: Джеймс С. А. Кори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

Глава 26. Элви

Элви проснулась, подавившись криком. Она не помнила, какой видела сон, но после него остался сковавший все тело страх. Кажется, она много часов тщилась подать голос, заставить себя услышать, но выдавила только слабый стон, который ее и разбудил. Она лежала в темноте, купаясь в поту и радуясь оставшимся бессонным часам.

Комнату они получили от щедрот лаконского государства. Две кровати, обе со встроенными автодоками. Одна для нее, другая для Фаиза, который до сих пор трудно, глубоко дышал. Она не глядя знала, что не разбудила его. Оно и к лучшему. Элви не стала включать свет. Трость стояла у кровати, и она нашла ее без труда. Сдвинулась к краю матраса, собралась с силами и свесила ноги. Адская боль, но всего на несколько секунд. А стоять было заметно легче, и на трость уже не приходилось опираться с такой силой.

Но вот ночные страхи выглядели бодрее бодрого.

Очень стараясь не шуметь, чтобы не разбудить мужа, Элви в темноте добралась до шкафа. Слуги оставили обоим по халату из толстого рельефного полотна с подкладкой из чего-то похожего на шелк. Элви по очереди продела руки в рукава, застегнулась и выбралась во двор, на каменную скамью, изрезанную сложными математическими кривыми, похожими на орнаменты мечети.

Память о спасении была в лучшем случае обрывочной. Элви помнила, как подала «Соколу» команду на экстренную эвакуацию. Помнила, что пришла в сознание в нормальном пространстве и вызвала помощь. По крови и разлившемуся из амортизаторов гелю доползла до Фаиза. Это помнилось довольно отчетливо. Потом были моменты просветления: она накладывает на икру Фаизу ремень вместо жгута. В какой-то момент, решив, что теряет слишком много крови, просовывает ладонь в дыру у себя на бедре и сжимает ее в кулак, чтобы стянуть рану. Это, пожалуй, было хуже всего – когда рука по запястье ушла под кожу, как при ошибке графической анимации. Но тогда Элви ощутила лишь гордость за такое изящное решение. С турникетом было бы сложнее.

Ей рассказали, что к прибытию спасателей она была в сознании, но Элви этого не запомнила. Из рапортов знала, что Джен выжила и лечится где-то в городе. Что Травон официально числится пропавшим, поскольку существует вероятность, что там, куда он попал, можно выжить и без оставшейся на «Соколе» руки.

И другие потери в команде были того же рода. Выжила примерно половина. Цел не остался никто. «Сокол» стабилизировали и увели домой лечить. И изучать.

Подал голос какой-то местный зверек. Четыре отчетливые ноты повторялись снова и снова с разной скоростью. Брачный призыв? Или предупреждение. Или сообщение улью о пищевых ресурсах. Она этого знать не могла, но звучало приятно.

Ночная прохлада немного беспокоила рану, но возвращаться за теплой одеждой не хотелось. Лучше дождаться усталости и снова лечь в постель или найти в дворцовом здании помещение, чтобы отсидеться до рассвета. Если кто-то заинтересуется, почему по дворцу бродит дама в халате и с тростью, она сошлется на секретность.

Экзобиологи – не медики. Она лучше разбиралась в предсказательных моделях параллельной эволюции, чем в лечении ран. Если бы не ранг в директорате по науке, ей бы не показали медицинское досье, и правильно бы сделали. Опасно изображать эксперта в близкой, но отличной от своей области знаний. Непосвященные не в курсе, сколько в научной литературе относится к нюансам и «общеизвестному». Даже при помощи экспертной системы Элви скорее избежала бы ошибок, разбираясь в физических статьях Джен Лавли, чем в собственной медкарте, – хотя бы уже потому, что знала: она не физик.

И все-таки Элви заглянула в карту.

Медики выдержали тяжелый бой за ее жизнь и жизнь Фаиза. Раны, оставшиеся на месте исчезнувших кусков тела, выглядели странно. Имелась некая странность и в характере свертывания крови, что навело Элви на мысль о летучих мышах-вампирах и пиявках: животных, которые, питаясь кровью, впрыскивают добыче антикоагулянты. Хотя подозревать в подобном атакующих не было причин. Прорехи в палубе отличались такими же, слишком идеальными, линиями среза.

Более внятный отчет существовал пока только в черновике, но Элви добралась и до него. Сагали, по всей видимости, умер мгновенно. Другие члены команды продержались, пока раненый «Сокол» не вытащил их за врата, и уже там умерли от шока или потери крови. Исчезнувшая материя именно исчезала. Кусок ее ляжки, ступня Фаиза. Большая часть мозга у Сагали. Весь Травон, за исключением оставшейся руки. Их не порвало. Они существовали, только… не здесь. Общим счетом «Сокол» потерял двенадцать процентов массы из самых разных участков. Темные щупальца, скользившие между пространствами, не целились в людей. Они собирали все подряд. Куски людей просто прихватили попутно. От этого делалось еще хуже. У убийц хоть мотивы есть.

Она сдвинула полу халата, чтобы осмотреть рану. Заполнявший впадину светлый лечебный гель порозовел. Просвечивали формирующиеся кровеносные сосуды. В ближайшие недели и месяцы нарастут и мышцы, и кожа. Останется пятно, чуть отличающееся по цвету, потому что кожа на нем моложе. А вот Сагали… Ее передернуло. До сих пор не могла смириться с мыслью, что его больше нет.

Элви не заметила, как занялся рассвет. Со двора не было видно восточного горизонта, просто лаконское небо медленно, чуть заметно светлело. Бледнели звезды и светящиеся строительные платформы. А вот что она заметила – это как громче загомонили местные организмы и усилился мягкий уксусный запашок, который производил один из видов местных аналогов птиц, просыпаясь в брачный сезон. Элви замерзла, вся занемела и устала, но не двигалась с места, пока не подошел Келли, личный слуга Дуарте.

– Майор Окойе, – поздоровался он. – Рано вы встали.

– Или поздно, – попробовала улыбнуться Элви. Улыбка была не слишком уместна.

– Ночью из системы Сол прибыл адмирал Трехо.

– Быстро он.

– Насколько я понял, ускорение было мучительным. Однако он просил вас присоединиться к нам после завтрака.

– Хорошо, – согласилась Элви. – Но с кем мне действительно необходимо поговорить, так это с верховным консулом.

Улыбка Келли ничего ей не говорила.

– Это лучше обсудить с адмиралом.

* * *

Элви видела адмирала Трехо только на экранах. При личной встрече он поначалу не произвел впечатления – Элви лишь через несколько минут поняла, каким образом он достиг столь выдающегося положения в лаконских вооруженных силах. Он был коренаст, темноволос, с пролысинами, обнажавшими кожу головы. Глаза блестели живой зеленью. Всего несколько лет назад он за месяц покорил всю человеческую цивилизацию. Манеры у него были мягкие, словно он имел дело с хрупкими существами и опасался нечаянно их поломать.

Ему уже ничего не нужно доказывать окружающим.

Обстановка в комнате для совещаний была самая простая. Ковровые кушетки и длинный низкий каменный стол. Кроме нее, здесь находились только мужчины. Полковник Илич, с которым Элви несколько раз встречалась, когда ее запихнули в военные, провожавший ее Келли и непосредственный начальник, Паоло Кортасар, возглавлявший директорат по науке и практически координировавший все научные проекты империи. Уинстона Дуарте не было.

– Спасибо, что присоединились к нам, доктор, – начал Трехо, едва она села напротив. – Я читал доклады по инциденту в пространстве колец. Жуткое дерьмо.

Небрежное сквернословие Элви приняла как знак уважения. Трехо обращался к ней как к равной.

– Точно, – сказала она. – Повторять не хотелось бы.

– Постараемся, чтобы не повторилось. Мне самому было не по себе на переходе. То есть я‑то его проспал. Слышал, что вам пришлось бодрствовать в новом жидкостном амортизаторе. Мне бы, пожалуй, не понравилось. Двадцать g во сне неприятны, но видеть это наяву еще хуже.

– Рада, что вы добрались благополучно, – сказала Элви.

Кортасар пожал плечами, разглядывая свои ногти. Воплощение скуки. Он ее присутствию не обрадовался. Отчасти назло ему, Элви постаралась затянуть обмен любезностями.

– Надеюсь, у вас все прошло без проблем.

– Да, – ответил Трехо. – У меня никаких проблем. Хотя в целом они существуют. Кое-кто решается на переходы без дозволения. Попытался проскочить один бедолага с Беллерофона. Войти в пространство кольца и выйти обратно без торможения. Его не предупредили, что позиции врат немного сместились. Его корабль врезался в край кольца на триста с чем-то километров левее врат, в которые он целил.

– Ух… – вырвалось у Элви.

– Люди в отчаянном положении. На каждую систему, способную продержаться самостоятельно, приходится дюжина не способных. Торговля для них – не роскошь, а вопрос жизни и смерти. А без диспетчерской смертельные случаи будут повторяться все чаще.

– Я сожалею о Медине и «Тайфуне», – сказала Элви.

– Адмирал Сон была хорошим солдатом, – кивнул Трехо. – Погибла в строю. Каждому из нас о большем мечтать не приходится. Но выпить в память погибших еще будет время. Я в затруднении, доктор. И решил разделить его с вами.

Кортасар, вздохнув, отвел взгляд. Трехо объяснил, что произошло с верховным консулом, и, давая Элви время опомниться от потрясения, попросил Келли принести чай.

Зеленый чай из чугунного чайника разлили в черные керамические чашки. Элви, чтобы нащупать почву под ногами, пришлось выпить две.

– И некому управлять империей, – сказала она.

– Мы управляем империей от лица верховного консула, пока он не оправится настолько, чтобы самому приступить к своим обязанностям, – поправил Трехо и, помедлив, добавил: – Или пока его дочь не повзрослеет настолько, чтобы занять его место.

– Она очень умна, – сказал полковник Илич, – и управляема. Верховный консул полагал, и я с ним соглашался, что преемственность власти обеспечивает уверенность и чувство постоянства. Право первородства имело широкое распространение во многих культурах. Конечно, от нее не потребуется реального распоряжения властью, пока она не выкажет к тому способности и желания.

– Сколько ей? – спросила Элви.

– Дуарте надеялся, что у него будет еще пара веков, чтобы ее подготовить, – заговорил Трехо. – Черт, он надеялся сохранить свое место навечно. Но нам приходится играть теми картами, что у нас на руках. Не собираюсь подслащивать пилюлю. На нас ложится большой груз, и основная его часть падет на научный директорат.

– Чем я могу помочь? – спросила Элви. Так звучало приличнее, чем: «Какого хрена вы от меня ждете?»

– Вашей главной задачей будет вернуть верховного консула, – ответил ей Трехо. – Доктор Кортасар изложит, что он до сих пор успел сделать. Мы надеемся, что свежий глаз увидит что-то, не замеченное им.

Элви повернулась к Кортасару. Тот на нее не смотрел. Так вот почему он дуется. Трехо усомнился в его компетентности. От Кортасара следовало ожидать неприятностей.

– Пока вы занимаетесь своим делом, я постараюсь взять ситуацию под контроль, – продолжал Трехо. – «Голосу вихря» еще несколько недель до пробного полета, но мы не намерены размещать в пространстве колец кораблей с экипажем и постараемся свести к минимуму число переходов. «Вихрь» будет защищать Лаконию. «Буря» останется в Сол. Там нужен присмотр, поскольку Сол – самая беспокойная из беспокоящих нас систем.

– А контроль движения? – спросила Элви.

– Внутреннюю сторону врат мы контролировать не сможем, – ответил Трехо, – поэтому займемся наружной. У нас имеется двести восемьдесят истребителей класса «пульсар» для контроля тысячи трехсот семидесяти одних врат.

На миг Элви представилась вся огромность предстоящей Трехо задачи. Его ярко-зеленые глаза взглянули в пустоту, а бодрая уверенность на лице сменилась усталостью. Но секунду спустя он снова овладел собой.

– Мы отправим их в системы, где ожидается наиболее плотное движение. По возможности восстановим связь. А по готовности «Вихря» направим все мощности строительных платформ на создание зарядов с антиматерией. Что подводит нас к вашей задаче номер два. Думаю, все мы согласны, что план «око за око, и проверим, способны ли мы разумно договориться» сработал не лучшим образом. Нам надо готовиться к настоящей войне. Если вы найдете что-либо, что даст нам…

В кровь Элви выплеснулся адреналин. Сердце молотом ударило в ребра.

– Вы не спятили на хрен?

Илич с Келли обменялись понимающими взглядами. Кортасар фыркнул.

– Извиняюсь, – спохватилась Элви. – Или нет, постойте. Не извиняюсь. Вы не спятили на хрен? Вы что, не видели, что произошло?

Трехо склонил голову. Сквозь редкие волосы блестела кожа.

– Я понимаю, как тяжел для вас сейчас этот разговор, доктор. Но я человек военный, а факт в том, что идет война. Война началась в момент, когда пропал при переходе первый корабль.

– Оно убило…

– Я знаю, – резко перебил Трехо. Его тон заставил Элви вжаться в кресло. – И знаю почему. Потому что их подранили. А значит, их можно ранить, и, если они не найдут способа попросить мира, я намерен и впредь всеми силами причинять им ущерб. Скажу начистоту, мне это не нравится. Мы выступаем против чего-то, чего не понимаем, используя незнакомые орудия, на поле боя, которое очерчиваем для себя по ходу сражения. Глупая война, но это наша война. Если в ней возможно победить, я намерен победить. А вы мне поможете.

В голове всплыли сотни возражений, но все отвалились под взглядом его ярких зеленых глаз.

– Да, сэр, – сказала Элви.

– Хорошо. Прошу вас приступить к обсуждению дел с доктором Кортасаром и держать меня в курсе любых идей и успехов.

– Обещаю, – сказала Элви в один голос с доктором Кортасаром, который произнес: «Обещаем».

Трехо принял эти ответы так, словно не увидел разницы. Но, заговорив, обращался к Элви:

– Если вы не одобряете моих действий, есть простой способ меня остановить. Просто верните мне начальника.

– Постараюсь, – сказала Элви.

* * *

Перед тем как отбыть из здания государственного совета в научный директорат, Элви зашла к себе. Ей хотелось разогнать туман в голове, но он все не расходился. Каждая мысль, заплывающая в сознание, словно прокладывала дорогу в густом геле. Нога разболелась, и бессонница начинала давить, притягивая к кровати как раз теперь, когда у Элви появились обязанности. А может, она просто поняла, что время, которое ей дали на поправку, истекло, а она еще далеко не здорова.

Места здесь были прекрасные. Лучше самых роскошных курортов. Странные кожистые летуны, которых называли солнечниками, взлетали высоко над крышами, больше напоминая летучих мышей, нежели птиц. Мимо прожужжало нечто вроде стрекозы, с крыльями, похожими и совершенно отличными от ее земного подобия.

Масштаб не укладывался в голове. Такое множество миллиардов людей в таком множестве солнечных систем ни одному человеку не представить. Вероятно, потому Уинстон Дуарте и отказался быть человеком. Решил за себя и за дочь. Элви пожалела, что в университете изучала не математику. Математиков на Илос не посылали. А если бы не Илос, она не оказалась бы единственным подобием специалиста по черным тварям, оставляющим раны в самой реальности. И Лакония бы ее не завербовала. И ее бы здесь не было. Одна маленькая перемена в начале могла бы перевернуть всю ее жизнь.

Свернув в свой дворик, она увидела сидевшего в саду Фаиза.

Одна нога у него заканчивалась ярко-голубым стручком размером с сапог – в нем уже начинала отрастать недостающая ступня. Вторую он вытянул вдоль лавки. А рядом с ним развалился Джеймс Холден.

Словно почувствовав ее взгляд, Холден поднял голову и помахал рукой. Он стал старше и в то же время вовсе не изменился. Элви уставилась на скамью, всем весом навалившись на трость. Гель в бедре как будто раскалился. Страшно было подумать, что придется еще часами стоять и расхаживать по лабораториям Кортасара.

Пока она подходила, Холден с Фаизом успели перекинуться парой слов, после чего Холден решительно отошел. Когда Элви оказалась рядом с мужем, Джеймс уже скрылся за изгородью.

Фаиз подвинул здоровую ногу, уступил место. У него под глазами повисли темные мешки, но улыбка осталась такой же насмешливой и едкой, как в день их знакомства. И как в день их свадьбы. И как в день, когда они чуть не погибли в сбитой террористами посадочной капсуле.

– Я тут подумала, что вроде как неправильно я живу, – заявила Элви.

– Это чувство мне знакомо, – отозвался он. – Но, когда я вижу тебя, все вроде как налаживается. Пусть даже остальные обращаются со мной так, будто я в прошлой инкарнации убил жреца.

Она взяла его руку, переплела пальцы со своими. Будущее стало выглядеть чуть-чуть светлее.

– Очень интересный разговор у меня случился, – заметил Фаиз.

– Могу сказать то же самое о себе, – отозвалась она. – Но мой из секретных, поэтому начинай-ка ты первым.

– Ну, он до жути осторожно выбирает слова. Но, по-моему, наш старый друг Холден только что сообщил мне, что Кортасар замышляет убийство.

Глава 27. Тереза

Все стало иначе. Она пыталась притворяться, что все идет как раньше. Что отец просто заболел, как болеют иногда обычные отцы. Она просыпалась утром и видела рядом Ондатру, она шла через сад и через здание – как всегда ходила. И все обращались с ней по-прежнему, кроме Илича, который знал правду.

Насколько она понимала, все были уверены, что отец с головой ушел в консультации с лучшими умами империи относительно произошедшего с «Тайфуном». Все в него верили. Ведь он и был Лаконией. Терезе казалось, что охранники, мимо которых она проходила, подтягиваются чуть сильнее, чем раньше. Что повара в столовой оставляют ей лучшие блюда. Не потому, что она это заслужила. А потому, что в ней видели что-то самое близкое к нему и старались принести свои дары и жертвы. Они были напуганы тем, что видели. Она тоже. Но у них оставалась утешительная сказка, в которой все хорошо, а у нее – нет.

Для нее самым близким был Илич, а он теперь проводил с ней куда меньше времени, чем раньше. Когда же приходил к ней, все уроки сводились к новым правилам. Никому не говорить о верховном консуле. Не выказывать страха. Не покидать территории.

Она пробовала смотреть любимые фильмы и новостные каналы, но они не удерживали внимания. Она пыталась читать любимые книги, но слова выскальзывали из памяти. Она бегала дистанцию до окружной стены на полной скорости и столько раз, сколько могла выдержать, вытесняя все чувства и мысли болью и изнеможением. Это было ближе всего к покою.

А днем и ранним вечером она сидела с отцом. Он позволял Келли мыть и одевать себя, так что к ее приходу всегда выглядел опрятным и аккуратным. Она садилась рядом за его стол и на его дисплее доказывала простенькие математические теоремы или гоняла схемы древних сражений. Иногда он гладил воздух рядом с ее головой, словно что-то там видел.

Она поймала себя на том, что вглядывается в него. Пялится во все глаза. Щеки его были шершавыми от угревых шрамов. Волосы немного поредели на висках. Кожа на подбородке с возрастом одрябла. И еще кое-что было. Перламутровое сияние, то светившееся сквозь кожу, то почти исчезавшее. Темнота в глазах, похожая на грозовую тучу.

Чем больше она всматривалась, тем меньше он походил на ее отца – на великого человека, который шагами бога мерил вселенную и ее жизнь, – и тем больше казался… кем-то иным. Хуже всего бывало, когда он выглядел грустным. Или испуганным. На ее плач он никак не отзывался.

Илич делал все, что мог.

– Прости, что стал не так доступен, с тех пор как… ну, с тех пор.

Они сидели у фонтана, где он объяснял ей закон Архимеда. Что лодочка тяжелее воды может плавать, если она пустая внутри. Тереза смотрела на бурлящую воду и думала, что теперь и она, наверное, могла бы плавать.

– Ничего, – сказала она. – Я понимаю.

Кожа у него стала пепельной. Глаза слезились от усталости и напряжения. А улыбка была прежней. Раньше Тереза видела в этой улыбке знак, что полковник ее не боится. Теперь она просто казалась заученной.

– От этого не легче, – сказал он, – но некоторые твои нынешние чувства обычны. Рано или поздно их испытывает каждый, убеждаясь, что его родители – всего лишь люди. Что эти мифические фигуры тоже преодолевают трудности и действуют наугад. Делают, что могут, не зная наверняка, что надо делать.

В груди у Терезы стало горячо – первое тепло, которое она ощутила за эти дни.

– Мой отец – правитель человечества, – сказала она.

Илич хмыкнул. Раньше он так не хмыкал или она только сейчас заметила?

– Да, это кое-что меняет. Но мне хотелось, чтобы ты не чувствовала себя одинокой.

«А тебе не приходило в голову не делать меня одинокой? – промолчала она. – Или достаточно просто не чувствовать?»

– Я понимаю, что носить такую тайну тяжело, – продолжал он. – Мы пошли на это только потому, что твой отец и ты так важны.

– Понимаю, – сказала она, воображая, как топит его в фонтане. – Я справлюсь.

В эту ночь она не спала. Гнев нахлынул так неожиданно, словно она заразилась от Эльзы Син. Стоило опустить голову на подушку, закрыть глаза, и она принималась орать на Илича. Или на Кортасара. Или на Джеймса Холдена. На отца. На Мьюриэль. На бога. Стоило самую малость забыться, как она приходила в себя со стиснутыми до боли зубами. «Серьезно? Я таких сердитых, как ты, не видал, Кроха», – сказал в памяти Тимоти. Сейчас она чувствовала, что он прав.

После полуночи Тереза сдалась. Ондатра дважды стукнула хвостом по полу.

– Какого черта ты так радуешься? – огрызнулась на нее Тереза.

Ондатра бросила вилять хвостом, озабоченно подняла седые собачьи брови. Тереза включила какой-то из государственных каналов и понаблюдала, как профессиональные уста Лаконии издают успокоительные звуки. «Ремонт релейных станций при вратах уже идет, так что восстановление связи – вопрос недель. Вскоре после этого возобновится нормальное движение между мирами. До тех пор определять, какие корабли наиболее важны для жизни империи, и одобрять их переход в каждом отдельном случае будет верховный консул. Трагедия в пространстве колец, унесшая столько жизней верных Лаконии граждан, по мнению научного директората, не должна повториться». Ложь, полуправда, натяжки и откровенные выдумки.

Гнев боролся в ее душе с горем, а за ними, вырастая выше неба, стояло чувство, что ее подло предали, хотя она не знала, кого обвинить в предательстве.

Ондатра озабоченно фыркнула. Тереза оскалила зубы в улыбке.

– Мне не разрешают говорить правду. Мне не разрешают ничего чувствовать. Мне не разрешают покидать территорию, – обратилась она к собаке. – Ничего мне нельзя. А знаешь почему? Потому что я такая важная особа.

Поднявшись с кровати, она тихо подошла к окну, открыла. Ондатра боязливо отвернулась.

– Ну, – спросила Тереза, – ты идешь или нет?

* * *

Она впервые выбиралась за территорию ночью. В темноте все казалось больше. Рои крошечных букашек ползали по земле, загораясь мерцающими полосами там, где она проходила, как будто от ее ступней разбегалась сухая рябь. В голых ветвях шуршал холодный ветер. Вдали кто-то кричал певучим голосом флейты. Ему отозвались два других голоса, дальше отсюда. Ветер нес запахи острого перца и ванили. Илич однажды объяснял ей, что химия Лаконии настолько отличается от той, в какой эволюционировали люди, что органы обоняния, не в силах в ней разобраться, изобретают запахи, которых на самом деле нет. Однако Тереза здесь выросла, и ей они казались самыми обыкновенными.

Ондатра рысила рядом, то и дело заглядывая ей в лицо, словно хотела спросить: «Ты уверена?» Дорогу к горе Тереза знала' как собственную ладонь. Сбиться с тропы она не боялась.

Воображаемый Илич яростно отчитывал ее. Он говорил, что для каждого правила есть веская причина. Что это ради ее безопасности. Что нельзя же просто взять и делать что вздумается когда вздумается. Что она нарушила его правила. Отчасти ради того все и было затеяно. Что он мог сделать? Запереть ее в комнате? Когда отец очнется, Иличу придется отчитываться за все, сделанное без него. Отец наверняка знал, что она уходит за ограду. Раз он ее не останавливал, Илич тоже не смеет. Он только задает правила, а навязать их не в его силах. Закон без последствий за нарушение – не закон. Пустое место.

О том, что она уже близко, первыми предупредили шорохи в кустах и выпученные глазки ремонтных дронов, виновато поглядывающих на девочку. Они, как всегда, выдавали три щелчка по нисходящей гамме – явный вопрос, но у нее не было ни ответа, ни времени на него. Ондатра обычно облаивала их, приглашая поиграть, но сегодня смотрела только на Терезу.

Дроны проводили их до каньона. Здесь было темнее, и тропа различалась с трудом, но Тереза все равно продвигалась вперед. Только теперь, когда она зашла так далеко, ее стали одолевать сомнения. Что, если она ошибется пещерой и разбудит какое-нибудь местное животное? А если Тимоти нет дома? Высоко над ней переливалась огнями орбитальная строительная платформа. Если взглянуть на нее краем глаза, вроде бы можно различить «Вихрь» – третий корабль класса «Магнетар». Нет, теперь уже не третий, а второй. Снова прозвучал голос флейты – в этот раз ближе. Тереза пожалела, что не захватила фонарь. Не думала, что звезды дают так мало света.

Она высмотрела самую глубокую тень, в которой угадывался скальный выступ. И нырнула под него, вытянув руки перед собой. Всего через несколько шагов она увидела свечение пещеры. Пещера была ярче ночи снаружи. И теплее. Провожавшие ее ремонтные дроны тоже вошли, или это были другие, здешние. Она их не различала.

Сердце забилось быстрее. Она уже не сомневалась, что, свернув за последний поворот, не увидит ни Тимоти, ни его лагеря.

– Тимоти? – дрожащим голосом позвала она. – Ты здесь?

Справа металлически щелкнуло, и из тени показался Тимоти с пистолетом в руках. Он покачал головой.

– Ты бы поосторожнее, Кроха. Глаза у меня уже не те, что прежде.

Он скроил такую рожу и оружие держал так небрежно, что Тереза не могла не засмеяться. А когда начала, ей было уже не остановиться. Смех как будто жил своей жизнью, выплескивался из нее волнами неукротимого, веселого мятежа. Озадаченное лицо Тимоти рассмешило ее еще сильнее. Тереза взвыла и опрокинулась на спину, держась за бока, и только спустя какое-то время заметила, что уже не смеется, а плачет.

Тимоти смотрел на нее так, словно она собралась рожать, а он совсем не разбирался в медицине. Сознавая, что надо бы чем-то помочь, ио понятия не имея, что делать. Кончилось тем, что Ондатра подошла и прижалась к ней тяжелой мохнатой мордой. После яростного всплеска эмоций Тереза обессилела и почесывала собаку за ухом, пока дроны тихим хором выщелкивали запросы: видели неполадку и не знали, как ее исправить.

– Ну-ну, – помолчав еще немного, заговорил Тимоти. – Неудачная ночь. Понял. Пошли-ка обратно. Не знаю, что можно сделать, но мне хочется присесть, так что пошли обратно.

Ноги у нее отяжелели, зато на сердце полегчало. Как будто она только за тем и шла сюда, чтобы сорваться у кого-то на глазах и, хотя ничего бы не изменилось, сразу почувствовать себя лучше.

Великан Тимоти сел на свою койку и кулаками потер глаза. Тереза опустилась напротив на металлический ящик, сложила руки на коленях.

– Ну вот, – сказал Тимоти. – Я этого на самом деле не умею. Но, по-моему, сейчас тебе неплохо бы рассказать, что тебя растревожило, а?

– Так много всего случилось.

– Да?..

И она рассказала ему. Все. Об отцовском плане сыграть в «око за око» с теми, кто скрывается во вратах, о гибели «Тайфуна», о заговоре, чтобы скрыть болезнь отца, и о том, каким он стал пустым и жутким. Рассказ с каждым словом давался легче. Тимоти почти не отвечал, лишь время от времени задавал вопросы по ходу дела. Он просто дарил ей внимание и ничего не просил в ответ.

Наконец слова у нее иссякли. Грусть осталась в груди и по-прежнему причиняла боль, скребла и давила, но переносить ее почему-то стало легче. Тимоти провел себе ладонью по голове. Послышался сухой шорох, как от летящей в окно пыли. Ондатра, лежавшая ближе к устью пещеры, радостно гавкнула.

– Да, паршиво все это, – сказал Тимоти. – Так иногда бывает.

– А потом проходит, да?

– Иногда. Иногда приходится глотать бутерброды с дерьмом один за другим, – пожал плечами Тимоти. – И что тут будешь делать? Во всем городе только одна игра.

– Я просто хотела…

Тимоти вскинул руку, останавливая ее. Ондатра снова залаяла, как при виде друга. И сквозь ее лай пробились голоса. Тимоти подхватил пистолет, прищурился в сторону входа.

– Это ничего, – сказала Тереза. – Это, наверное, за мной.

Тимоти кивнул, но вряд ли ее услышал.

– За тобой?

– У меня установлен трекер. Ты не поверишь, они вживили мне трекер!

Он округлил глаза – всего на секунду.

– Ах, Кроха. Вот этого я не предусмотрел. – Что-то она увидела в его лице: грусть, или усмешку, или то и другое разом. Или отчужденность. – Ты бы легла на пол. Прижмись, как можешь. И заткни уши, ладно?

– Кто здесь? – резко и жестко прозвучало от входа.

– Нет, это ничего. Они не будут на тебя сердиться, – сказала Тереза, и одновременно из полумрака выступил полковник Илич с винтовкой в руке. За ним шли трое охранников здания государственного совета.

Стало тихо. Тереза вдруг ощутила в груди ужас, предчувствие страшной несправедливости. Она совершила ошибку, которой уже не исправить.

– Ты! – рявкнул Илич. – Брось оружие. Отойди от девочки.

– Закрой глаза, Кроха. Не надо тебе на это смотреть.

– Перестаньте, – сказала Тереза. – Он мой друг.

Грохот пистолета Тимоти прозвучал громче всего, что она слышала на своем веку. Ее как будто ударило со всех сторон сразу. Сам звук был насилием. Тереза упала на колени, зажав ладонями уши. В пещере раскатились выстрелы. Илич со страхом в глазах бросился к ней, повалил, закрыл своим телом.

Тимоти ревел как зверь – низким гневным рыком. Протолкнувшись мимо нее, мимо Илича, он налетел на охранников, словно рассчитывал смести их своим весом. От внезапности атаки первый из них как будто забыл, что в руках у него оружие. Он попытался схватить Тимоти, но тот, взяв запястье охранника, как свою вещь, повернул его до щелчка. Илич плотнее прижал Терезу к земле, и ей пришлось отбиваться, чтобы видеть происходящее. Еще один выстрел. Кто-то закричал – не Тимоти. Тереза извернулась под коленом Илича, ища в полумраке Тимоти. Ей удалось приподнять голову и найти его взглядом в тот миг, когда на бедре у него расцвела рана. Пещеру за ним забрызгало красным, он упал. Тимоти лежал в быстро расплывающейся луже собственной крови и подергивался. Он оскалился от боли и ярости, развернул пистолет в сторону Илича. Тереза выкрикнула: «Нет!» Она ощутила, как крик рвет глотку, но не услышала его.

Кто-то выстрелил, дважды. Первая пуля снесла Тимоти верхушку головы. Вторая пробила большую дыру в его груди. Тимоти обмяк и замер без движения. Тишина звенела как колокол.