Текст книги "Пожар Сиболы"

Автор книги: Джеймс С. А. Кори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– Что-то еще? Видите ли, мы немного…

– Неподходящее время? Я могла бы…

– Мартри арестовал нашего старпома, – проговорил Амос. Пустота в его глазах теперь перешла в голос. – Может быть, подходящего времени придется ждать долго.

– Ох… – Сердце у Элви вдруг взяло разгон. «Старпом – любовница Холдена», и «У Холдена есть любовница», и «У Холдена больше нет любовницы», и «Господи, что же я здесь делаю?» столкнулись в извилинах неокортекса. Элви обнаружила, что не знает, куда девать руки. Попробовала спрятать в карманы, вышло неловко, и она снова их вынула.

– Я подумала… – Ее голос к концу фразы поднялся так, что та прозвучала как вопрос. – Насчет той штуки в пустыне. И теперь с луной…

– Какой луной?

– Той, что плавится, кэп, – напомнил Амос.

– А, с этой. Извините. У меня голова не тем забита. То, чего я не могу исправить, в нее просто не лезет, – сказал Холден. И добавил: – Или за луну тоже я отвечаю?

– Этими чудесами пусть научники занимаются, – вставил Амос.

– Я думала насчет выхода из спячки. Может, мы наблюдаем какой-то аналог…

Холден развел руками.

– В этом я ничего не понимаю.

– Я к тому, что спячка – довольно рискованная стратегия. Она применяется только в условиях, когда обычные стратегии выживания не работают. Скажем, медведи – они хищники, вершина пищевой пирамиды. В зимнее время им не найти себе пропитания. Или жабы-лопатоноги в пустыне. В засушливые периоды их икра просто высохла бы, поэтому взрослые особи впадают в спячку до дождей, затем просыпаются и бешено спариваются в какой-нибудь луже, получается настоящая оргия и… ну, и потом они откладывают икру в воде, пока лужа снова не высохла.

– Поня-атно, – протянул Холден.

– Я к тому, – заторопилась Элви, – что они не все просыпаются. Всем и не надо. Достаточно, чтобы к активности вернулись те организмы, которые поддержат выживание популяции, а отдельные особи могут и умереть. Сто процентов не выживает никогда. Выключаться и возвращаться – это сложный и опасный процесс.

Холден глубоко вздохнул и расчесал пальцами волосы. У него были густые темные волосы. Кажется, давно не мытые. Амос сгреб карты и начал медленно, вдумчиво тасовать колоду.

– Так, – сказал Холден. – Вы полагаете, эти артефакты, или организмы, или что мы там видели, пытаются проснуться?

– И им не удается. Во всяком случае, не всегда, – ответила она. – Я хочу сказать, луна вот расплавилась. Та штука в пустыне явно была сломана. То есть мне так показалось.

– Мне тоже, – согласился Холден. – Но мы и так знали, что они просыпаются, раз зашевелились.

– Нет, дело в другом, – сказала Элви. – Всегда какой-то процент организмов не просыпается или неправильно выходит из спячки. Вот эти, наверное, как раз вышли неправильно.

– Пока я слежу за вашей мыслью, – сказал Холден.

– Обычно процент неудачных пробуждений невысок. И вот в чем вопрос: где же куча тварей, проснувшихся правильно?

Холден отошел к столу и присел на край. Он выглядел испуганным. Уязвимым. Странно было, что человек, который столько совершил, прославился на всю Солнечную систему своими словами и делами, выглядит таким хрупким.

– Так вы считаете, что эти твари – очень много этих тварей – уже активировались, а мы их просто не видим?

– Такой вариант согласовывался бы с моделью, – пробормотала Элви.

– Понятно, – сказал Холден и, помолчав, прибавил: – Хотя мне от этого не легче.

ГЛАВА 25
БАСЯ

Бася был в рубке один. Он пристегнулся к креслу рядом с постом связи. Пульт молчал, дожидаясь, пока кто-нибудь запросит соединения, только помаргивал иногда огоньками, проверяя состояние системы. Тогда на экране появлялась невразумительная мешанина сокращений, имен и чисел. Нежно-зеленый цвет шрифта подсказывал, что ничего срочного в них нет.

Алекс находился в своей кабине. Люк был закрыт. Это ничего не значило – люки при переходе на другую палубу закрывались автоматически на случай аварии с потерей атмосферы. Это была просто мера безопасности, не более того. И все равно Басе казалось, что его заперли.

На экране взорвался вихрь помех, затем кто-то что-то сказал. Громкость была отрегулирована так, что Бася различал голоса говорящих, но не понимал слов. В углу замигала надпись «Записывается» – «Росинант» мониторил и сохранял все радиопереговоры с Илосом. Возможно, таким способом Холден готовил отчет о своей миссии, или военный корабль проделывал все по умолчанию. Все это не касалось сварщиков. И подрывников – или кем он там работал на Купа и Кейт.

Бася стал искать переключатель громкости, чтобы послушать разговор, когда с пульта прогремел голос Алекса:

– Вызов принят.

– Хорошо, – отозвался Бася, сомневаясь, слышит ли его пилот. Он не знал, какую кнопку следует нажать для ответа.

Сообщение на панели связи сменилось, мужской голос произнес:

– Тебе ничего делать не надо.

Неприятно, когда читают твои мысли. Бася собирался ответить, когда другой, мальчишеский голос сказал:

– Просто говорить?

Яцек. Второй голос – это был Яцек. Теперь Бася узнал и первого – Амоса Бартона. Того, кто охранял его на взлетной площадке.

– Ага, – ответил Амос, – я установил связь с «Роси».

– Алло? – произнес Яцек.

– Привет, сын, – выдавил Бася сквозь ком в горле.

– Они сделали так, чтоб наш терминал снова работал, – сказал Яцек. Бася догадался, что «они» означает Холдена и Амоса.

– Да ну? – воскликнул он. – Это здорово.

– Но говорит он только с кораблем. – В высоком голосе Яцека звенело волнение. – Видео не показывает и остального, что раньше делал, не делает.

– Ну, может, со временем они и это наладят.

– Они говорят, когда-нибудь у нас появится сеть, как по всей Солнечной системе. Тогда все можно будет.

– Это верно, – сказал Бася. Капли воды на глазах мешали рассмотреть вспыхивающие на экране мелкие сообщения. – У нас будут релейные станции и узлы связи, и мы сможем пересылать и принимать данные сквозь врата. Хотя лаг все равно останется большой.

– Ага, – ответил Яцек и запнулся. После долгой паузы спросил: – А какой этот корабль?

– Большущий, – с натужным энтузиазмом ответил Бася. – У меня собственная комната и все такое. Я познакомился с Алексом Камалом, он знаменитый пилот.

– Ты в тюрьме? – спросил Яцек.

– Нет-нет, по кораблю я могу ходить, куда хочу. Они очень милые. Хорошие люди, – ответил Бася, а сам подумал: «Я люблю вас. Мне так жаль. Пожалуйста, пожалуйста, пусть с вами все будет хорошо!»

– А поводить корабль он тебе дает?

– Так я не прошу, – рассмеялся Бася. – Все равно не решился бы. Корабль большой и быстрый. И на нем много пушек.

Снова долгая пауза. Потом Яцек сказал:

– Ты мог бы с него расстрелять корабль РЧЭ.

– Вот этого я не могу, – ответил Бася, надеясь, что в его голосе прозвучала улыбка. Что удастся перевести все в шутку.

– А надо бы.

– Как мама?

– Нормально. – Бася почти увидел, как сын пожал плечами. – Грустит. Я стал больше играть в футбол. У нас набралось две команды, только игроки часто меняются.

– Да ну? Ты кем играешь?

– Сейчас в защите, но хочу быть нападающим.

– Слушай, защита – это серьезно. Важное дело.

– Но не такое веселое. – Мальчик вроде бы опять пожал плечами. Потом оба долго молчали, думая, о чем бы поговорить. О чем можно говорить. Яцек сдался первым.

– Ну, я пошел.

– Эй, погоди минуту, – сказал Бася, постаравшись, чтобы голос не изменился из-за кома в горле. Пытаясь говорить легко и весело. – Не убегай, я хочу тебя кое о чем попросить.

– У нас игра, – сказал Яцек. – Уже скоро, ребята будут злиться.

– Мама… – сказал Бася и высморкался в рукав.

– Что мама?

– Если ты за ней не приглядишь, она станет слишком много работать. Она все время трудится по ночам. По своей медицине. И не высыпается. Я прошу, позаботься, чтобы она спала.

– Хорошо.

– Это серьезно, малыш. Ты должен о ней позаботиться. Твоя сестра улетела, и это хорошо, но теперь помогать матери остался только ты. Поможешь?

– Хорошо, – сказал Яцек. Бася не понял, грустит его мальчик или сердится. Или думает о чем-то другом.

– До скорого, сын, – сказал он.

– До скорого, пап.

– Люблю тебя, – сказал Бася, но сигнал уже прервался.

Бася вытер глаза рукавом рубашки. Он плавал в ремнях, глубоко дышал, целую минуту восстанавливал рваное дыхание, потом отстегнулся и толкнулся к трапу. Двинулся он в сторону кормы. Палубный люк открылся перед ним и захлопнулся за спиной, звук эхом разнесся по пустому кораблю.

В каюте Бася переодел рубашку и несколько минут протирал лицо влажными салфетками. На корабле была большая душевая кабина – Бася не помнил, когда в последний раз принимал настоящий душ, – но работала она, только когда корабль шел под тягой.

Убедившись, что больше не выглядит плаксой, Бася проплыл к кабине пилота. Пока он размышлял, стоит ли постучать, электронный глаз у люка засек его и открыл створку.

Алекс был пристегнут к пилотскому креслу, а на большом дисплее перед ним прокручивались сводки о состоянии корабля и снимки Илоса. Большой континент испещрили красные и желтые точки. Единственная зеленая обозначала Первую Посадку. Пилот напряженно щурился на экран, словно усилием воли что-то приказывал вселенной. Заставлял ее вернуть команду на борт.

Бася собирался уйти, когда грохнул закрывшийся люк и Алекс поднял голову.

– Привет, – сказал он, отстучав что-то на пульте.

– Здравствуй, – сказал Бася.

– Поговорил? Все нормально?

– Да. Спасибо, что позволил воспользоваться рацией.

– Не проблема, напарник, – усмехнулся Алекс, – у нас оплата не повременная.

Затянулось неловкое молчание. Алекс делал вид, что ще замечает паузы, нажимая кнопки на пульте.

– Мне разрешено здесь бывать? – спросил наконец Бася.

– Я не против. Только ничего не хватай.

Бася подтянулся к креслу за спиной у Алекса и пристегнулся. Подлокотники кресла оканчивались сложными на вид джойстиками. Бася постарался их не задеть.

– Это пост канонира, – заметил Алекс, вместе с креслом развернувшись лицом к Басе.

– Мне нельзя?..

– Да ничего, оно же не подключено. Нажимай любые кнопки. О, хочешь, покажу крутую штуку?

Бася кивнул и опустил руки на джойстики. Они были усеяны кнопками. Место канонира. Эти кнопки управляют смертоносным оружием «Росинанта». Видел бы его здесь, за рычагами, Яцек!

Отвернувшись, Алекс нажал что-то на своем пульте, и экран перед Басей ожил, показав такой же вид, как у Алекса. Бася всматривался в яркий лимб планеты, отыскивая Первую Посадку. Днем без точки-указателя это было невозможно. Ночью он увидел бы искорку света.

Алекс еще что-то сделал, и изображение планеты сменилось тускло-красной грудой лавы.

– Это луна плавится. Не самая большая, но все равно задумываешься, что бы могло расплавить такую уйму камня.

– А ответ мы знаем?

– Ни фига. Я бы сказал – работа чертовой протомолекулы.

Больше Бася ничего спросить не успел, потому что запищала рация.

– Алекс, – отозвался пилот.

– Малыш ушел, проверка связи, – произнес голос Амоса.

– Как там капитан? – спросил Алекс.

– Не слишком. И опять не дал мне сделать того, что следовало.

– Пристрелить в упор шефа РЧЭ?

– Ух, – проворчал Амос, – как приятно, когда тебя понимают.

– Она у них, дружище, – ласково, но твердо сказал Алекс. – Давай не будем усугублять положения.

– Да-да…

– Ты там за капитаном присмотри, – продолжал Алекс, – а я позабочусь о нашем старпоме.

– А если ее… обидят?

– Тогда обломки РЧЭ год будут сыпаться на Илос.

– Это уже не поможет, – вздохнул Амос.

– Верно, – согласился Алекс, – не поможет. Но так будет.

– Ладно, пойду искать капитана. Амос, конец связи.

Алекс поиграл кнопками, и камера снова отвернулась от планеты. Сначала экран был пуст, потом загорелась крошечная точка, не больше одного пикселя. Зум превратил ее в тяжелый корабль, раскрашенный в цвета РЧЭ. Алекс еще раз нажал приближение, и корабль заполнил весь экран, в центре которого мерцал маленький красный крестик.

– Я с вас глаз не свожу, – выдохнул Алекс.

– Что там? – Бася указал на крестик.

– Расположение реактора. «Роси» держит его под прицелом. Я могу пробить им сердце гауссовым снарядом в любой момент – у них и тревоги поднять не успеют.

– А это будет… ну, ты понимаешь?.. – Бася руками изобразил взрыв.

– Нет, просто продырявит. Может, убьет какое-то количество техников.

– Они знают, что они под прицелом?

– Пока нет, я как раз собираюсь сообщить. Чтобы моего старпома не придушили.

– Хорошо, что у тебя есть такое средство, – сказал Бася и хотел на этом остановиться, но слова сами просочились сквозь зубы: – У меня дочь на «Барбапикколе» и сын внизу, на Илосе. И я не могу ни помочь им, ни защитить.

Он ждал пустого сочувствия.

– Да уж, – протянул Алекс, – напортачил ты, а?

Он отстучал что-то на экране, и поверх картинки с «Эдвардом Изралем» вспыхнули на секунду красные слова: «Рельсовая пушка готова».

– Сейчас буду их вызывать, – сказал Алекс.

– Предупредишь?

– Скорее пригрожу, – ответил Алекс. – Хуже подарка человеку, которого любишь, не придумать, но ничего другого у нас не осталось. – Он приподнялся, повернул что-то на переборке, и из вентилятора ударила струя прохладного воздуха, взъерошила редкие волосы пилота и высушила пот. Алекс прикрыл глаза и вздохнул.

– А вот мне и пригрозить нечем. – Бася сам почувствовал, что скулит. – Даже этого я не могу.

– Ага. Я вот двадцать лет летал в марсианском военном флоте, – сказал Алекс, не открывая глаз.

– О?.. – недоуменно отозвался Бася.

– Был женат, – продолжал пилот, подставляя под струю воздуха то лицо, то шею. Бася промолчал. Он чувствовал, что предстоит история, а не беседа. Алекс расскажет сам, если не передумает. – У супругов флотских жизнь довольно дрянная, – через минуту продолжил Алекс. – Рейс военного корабля занимает от девяноста до четырехсот, а то и пятисот суток. В зависимости от расположения флота и твоего места в ведомости.

– Места в ведомости? – переспросил Бася.

– От того, кем ты работаешь. В общем, ты на корабле, партнер дома, занят своими делами. Многие переходят к групповому браку и тому подобному. Но я однолюб, и жена моя была такой же, так что мы придерживались традиционного варианта.

Бася покивал, хотя и знал, что Алекс его не видит. Когда строили новые купола, он проводил на поверхности по четыре-пять дней подряд. Медицинская практика Люсии не позволяла выезжать вместе с мужем, хотя детей у них еще не было. Те недели тянулись долго. Представить, как это, когда таких недель десять или двадцать подряд, Басе не удалось.

– Так, значит, она оставалась дома, пока я летал, – еще помолчав, сказал Алекс. – Занималась своей работой – она была инженером-программистом. Хорошим программистом, кстати. Не то чтобы она из-за меня не могла оставить дом. Но все-таки, когда кого-то любишь, хочется быть с этим человеком, а мы друг друга любили. Даже хранили верность, представь себе. Нам обоим трудно давались мои отлучки. Когда я возвращался, под нами кровать трещала.

Алекс дотянулся, выключил вентилятор и развернулся лицом к Басе. На его широком лице застыла грустная улыбка.

– Дерьмовая ситуация, но она меня не бросила. Двадцать лет, пока я служил, оставалась со мной. И пока я находился в порту, все было хорошо. Она брала работу домой, а я – побольше увольнительных, так что мы поздно просыпались и завтракали вместе. Работали в саду…

Алекс снова закрыл глаза, и на минуту Басе почудилось, что пилот засыпает.

– Бывал на Марсе?

– Нет, – ответил Бася, – жена бывала.

– Те районы, что поновее, построенные, когда мы разобрались, что людям нужно для счастья, – уже другие. Без узких каменных коридоров. В последние годы строят широкие переходы с уймой зелени посередине.

– Как на Церере, – кивнул Бася. – Я был на Церере.

– Ага, именно так. На Церере тоже так строят. В общем, можно получить разрешение на уход за частью этого бульвара. Сажать, что захочется. Нам отвели ломтик у нашей двери. Жена посадила огород, немного цветов, несколько саженцев острого перца. Там мы и возились.

– Приятное занятие, – заметил Бася.

– Да… – не открывая глаз, кивнул Алекс. – Тогда я не понимал. Мне казалось, лишний горб на спину. Честно говоря, я никогда не увлекался садоводством. Но жене нравился сад, а мне – жена, и тогда этого было довольно.

– Она умерла? – спросил Бася.

– Что? Господи, да нет же!

– А что случилось?

– Случилось то, что она двадцать лет ждала моей отставки. И вот я ушел с флота, и нам не приходилось больше расставаться. Она на полставки занималась своей работой, я на полставки – вождением суборбитальных челноков. Мы много времени проводили в постели.

Алекс открыл глаза и подмигнул. Кажется, он ждал отклика, поэтому Бася спросил:

– И что тогда?

– И тогда я как-то раз привел транспортник на орбиту и, пока он разгружался, чуть не отправился заново вербоваться в МВФ[22]22
  Здесь: Марсианский военный флот.


[Закрыть].

– Они тебя взяли?..

– Нет, я все-таки не пошел, да и все равно был слишком стар. Но, когда я вернулся, мы страшно разругались из-за какой-то чепухи. Не помню даже, из-за чего. Черт, я уже тогда понял, из-за чего мы ссоримся, хотя вроде как и не понимал.

– Ты собрался уйти…

– Нет, я на самом деле никогда не собирался ее бросать. Я всегда хотел быть с ней. Но я не мог без полетов. Она ждала меня двадцать лет и привыкла думать, что после отставки мы станем целиком принадлежать друг другу. Она оттрубила свое так же, как я, и заслуживала того, на что рассчитывала.

Бася ждал продолжения, как удара в живот, – он невольно сравнивал эту историю с собственной.

– И все-таки ты ушел.

Алекс не отвечал и не шевелился, просто плавал в ремнях пилотского кресла, как труп в воде. А когда заговорил, голос прозвучал тихо и сдавленно, словно он признавался в чем-то постыдном. И надеялся, что его не услышат.

– Однажды я бросил работу в транзитной фирме и перешел через дорогу – к офису «Чисто-Прозрачно». Подписал пятигодичный контракт на перевозку льда от Сатурна. Вот кто я такой. Не садовод, и не пилот челноков, и – как выяснилось – не муж. Я – дальнобойщик. Я родился, чтобы гонять металлические пузырьки с воздухом через океан пустоты.

– Ты не виноват, – сказал Бася.

– Нет, – согласился Алекс. – Бывает, человек предает любимого только тем, что он такой, какой есть. Я такой, как есть, а не такой, как хотелось бы моей жене, и поэтому что-то сломалось. Ты решил заняться тем, чем занимался там, на планете, и потому ты здесь, со мной, а не там, с семьей.

Алекс подался вперед, взял руки Баси.

– Все равно оно на тебе. Я никогда не забуду, что оказался не тем, кого двадцать лет ждала моя жена. И никогда не смогу этого исправить. Не жалей себя. Черт с тобой. Ты подвел людей, которых любишь. Они расплачиваются за это уже сейчас, и ты предаешь их каждую секунду, когда не берешь все дерьмо на себя.

Для Баси это оказалось как пощечина. Он попытался вскочить, ремни отбросили его назад. Как муху в паутине. Первым движением было порвать ремни, высвободиться. Он сдержался и спросил:

– Так что же мне делать?

– Мне бы, – сказал Алекс, – свое разгрести. Куда мне думать еще и о твоем.

– Как ее звали? – спросил Бася.

– Талисса, – сказал Алекс. – Ее зовут Талисса. Каждый раз, когда я произношу это имя, я чувствую себя мешком дерьма, которое льет через край.

– Талисса, – повторил Бася.

– И вот что я тебе скажу: я больше не подведу людей, которые мне дороги. Никогда. Если это будет в моих силах. Да, кстати, мне надо сделать вызов, – закончил он с пугающе светлой улыбкой.

ГЛАВА 26
ХЭВЛОК

Трудно было сказать, что именно произошло на «Израэле» после захвата саботажницы, но Хэвлок чувствовал перемену в столовой и спортзале, за рабочим столом и в коридорах, где сталкивался с корабельной командой и сотрудниками РЧЭ. Отчасти тут присутствовал страх – ведь кто-то предпринял против них прямые действия, отчасти – возбуждение от того, что после месяцев бездействия в пустоте случилось хоть что-то – хоть что-то — не на планете, а на орбите. И еще заметнее ощущалось, что люди теперь точно представляют свое положение. Они – «Эдвард Израэль», легальная экспедиция на Новую Терру, и все остальные – против них. Даже посреднику от ООН нельзя доверять. И это, как ни странно, делало их свободнее.

Действия «Росинанта» только поддерживали такое настроение.

«Если попытаетесь изменить орбиту, – сказал человек с экрана, – ваш корабль будет обездвижен».

Его звали Алекс Камал, и он исполнял на «Росинанте» обязанности капитана. Если разведка РЧЭ не ошиблась, он же был и единственным членом команды, и при нем находился террорист из самозахватчиков, ожидавший доставки в земной суд.

Хэвлок скрестил руки и, покачивая головой, стал слушать дальнейшие угрозы.

«Если мы узнаем, что Наоми Нагате причинен вред, корабль будет обездвижен. Если ее подвергнут пыткам, корабль будет обездвижен. Если ее убьют, корабль будет уничтожен».

– Вот это номер, – заметил капитан Марвик. – Помнится, речь шла о том, чтобы обезопасить мой корабль?

– Это все слова, – сказал Хэвлок, заглушая речь Камала:

«Мы уже отправили петицию в ООН и РЧЭ с требованием немедленного освобождения Наоми Нагаты без всяких условий. Пока на петицию не получен ответ и Нагата не вернулась на „Росинант“, мы настоятельно советуем всем сотрудникам РЧЭ избегать эскалации напряженности. Это сообщение – последнее словесное предупреждение перед перечисленными мною действиями. Копия сообщения приложена к обращению к главам ООН и РЧЭ. Благодарю за внимание».

Круглолицый лысеющий мужчина еще секунду смотрел в камеру, затем отвернулся, и запись кончилась. Марвик вздохнул.

– Не слишком профессиональное выступление, – заметил он, – но вполне, я бы сказал, доходчиво.

– Чихнешь – пристрелю, – поморщился Хэвлок. – И если покажется, что ты собрался чихнуть, – пристрелю. Смотрите, чтобы старпом не подхватила простуду, не то пристрелю. Давайте ей на ночь одеяльце и чашку теплого молока, не то пристрелю.

– Однообразно мыслит, да? – сказал Марвик.

Хэвлок осмотрел каюту. Капитан занимал помещение теснее поста безопасности, но он развесил по стенам стальные зеркала, которые создавали ощущение простора. Это была иллюзия, конечно, но когда пять лет проводишь в замкнутом пространстве, иллюзия становится стеной между здравым рассудком и безумием. Экран на стене кашлянул и переключился на звездную панораму. Не на реальный вид за бортом, а на небо Солнечной системы. Старые созвездия сбивали с толку.

– Кто это видел? – спросил Хэвлок.

– Он прислал мне и Мартри, – ответил Марвик. – Не знаю, кому показывал Мартри, а я передал только вам.

– Хорошо, – кивнул Хэвлок, – и чего вы от меня хотите?

– Я хочу? Я хочу, чтобы вы освободили леди и отправили ее домой с суровым выговором в качестве напутствия, – ответил Марвик. – А потом я хочу включить тягу и увести корабль к черту домой, как сказано в моем контракте. А ожидаю я от вас, чтобы вы выяснили, действительно ли это только слова, или мой корабль под прицелом.

– Оружие у них есть.

– Это я помню как нельзя лучше. Но есть ли у них воля и умение им воспользоваться? Я интересуюсь только потому, что под угрозой жизни команды, и я несколько волнуюсь.

– Понимаю, – сказал Хэвлок.

– Да неужели?

– Да. И выясню, что смогу. Но пока давайте исходить из предположения, что он не шутит.

– Да… – Марвик провел ладонью по волосам и вздохнул. – Подписывая контракт, я думал, что мне выпало отменное приключение. Первый чужой мир. Ни станции, ни спасательного корабля, если дела пойдут хреново. Целая новая система, набитая бог знает чем. А какое дерьмо я получил вместо этого?

– Тут мы в одной лодке, сэр, – сказал Хэвлок.

Его пейнтбольная милиция, воодушевленная захватом пленника, рвалась в бой. Шлюз у них имелся. Орбитальная механика подвела «Росинант» достаточно близко, чтобы перебраться с корабля на корабль. «Захватим „Росинант“, – говорили они, – пока там не ожидают, и нечего ломать голову». Хэвлоку этот вариант казался соблазнительным. Если бы он не повидал, что творят орудия точечной обороны с человеческим телом, мог бы и согласиться.

Вместо этого они отключили питание скафандра пленницы и отбуксировали ее на «Израэль» раньше, чем она задохнулась. С тех пор она находилась в камере-вытрезвителе при офисе Хэвлока. Людей у него осталось так мало, что он отдал контроль приватности пленнице – женщин на постоянную охрану все равно бы не набралось.

Когда он вернулся в карцер, там находилась только Нагата. А та приветствовала его вздернутым подбородком. На ней был красный бумажный комбинезон, волосы плавали вокруг головы темной туманностью. По правилам пленным не полагалось тесемки для волос, ручного терминала и собственной одежды. Она провела в камере почти два дня. По опыту тренировок Хэвлок знал, что на ее месте уже сходил бы с ума от клаустрофобии. Она же поначалу смущалась, потом ушла в свои мысли. «Астеры, – подумал Хэвлок. – Несколько поколений живут и умирают без неба, и замкнутое помещение уже не кажется им могилой».

Он придвинулся к камере.

– Нагата, у меня к вам вопрос.

– А разве у меня нет права на адвоката или представителя профсоюза? – Судя по голосу, она шутила – хотя бы наполовину.

– Есть, – сказал Хэвлок, – но я надеюсь, что вы мне поможете по щедрости и доброте душевной.

Она ответила резким, коротким и неискренним смешком. Хэвлок вывел видеофайл на экран своего терминала и оставил его плавать перед стальной решеткой двери.

«Меня зовут Алекс Камал. Я – исполняющий обязанности капитана „Росинанта“. В свете последних событий…»

Хэвлок отодвинулся к своему столу, пристегнулся – скорее, по привычке. Он наблюдал за лицом Наоми незаметно, вскользь. Ей бы в покер играть. Трудно было угадать, что она чувствует, слушая, как пилот, с которым она летала много лет, угрожает ради нее целому кораблю. Когда запись кончилась, Хэвлок притянул к себе терминал.

– Не вижу, зачем вам моя помощь, – сказала Нагата. – Он не использует длинных слов.

– Смешно. А вопрос у меня такой: вы в самом деле готовы на то, чтобы ваши партнеры стали преступниками и убийцами, лишь бы вам не сразу ответить за свои преступления?

Ее улыбка могла означать разное, но Хэвлоку показалось, что он задел ее за живое. Или близко к тому.

– Похоже, вы хотите о чем-то попросить, дружок. Только не знаю о чем.

– Вы попросите «Росинант» сдать назад? – обратился к ней Хэвлок. – Вам это ничем не повредит. В любом случае мы не собираемся вас отпускать. А мы за ваше содействие замолвим за вас словечко после возвращения на Землю.

– Я-то могу, только это ничего не изменит. Вы с ним не летали. Вы в его обращении слышите список угроз, так?

– А что слышите вы?

– Как Алекс перечисляет факты, – сказала Наоми. – Все, что он перечислил, уже аксиомы.

– Очень жаль, – ответил Хэвлок. – Однако было бы неплохо, если б вы записали для него несколько слов, заверили, что прекрасно себя чувствуете и с вами хорошо обращаются.

Наоми шевельнулась, микротечения воздуха и легчайшая тяга микрогравитации сдвинули ее к задней стене камеры. Она тихонько коснулась стены, выровнялась.

– Дело не в Алексе, – сказала она, – давайте я вам расскажу про Джима Холдена.

– Давайте, – согласился Хэвлок.

– Он хороший человек, но немножко неповоротлив. Вот сейчас у него в голове идет спор. По одну сторону – то, что его сюда прислали устанавливать мир, и он хочет этого добиться. По другую – защита своих.

– Своей женщины?

– Своей команды, – не без резкости поправила Наоми. – Ему потребуется не так много времени, чтобы забыть о поручении и бросить карты на стол.

У Хэвлока загудел ручной терминал. Напоминание: проверить расписание вахт на следующую неделю. Даже в разгар кризиса мелкие офисные обязанности требовали своего. Он вывел на экран сетку расписания.

– И вы считаете, он решится? – спросил Хэвлок.

– С ним Амос, – сказала Наоми так, словно это все объясняло. – Так что они атакуют корабль и вытащат меня.

Хэвлок рассмеялся.

– Людей у нас маловато, но я не вижу, как они надеются к вам пробиться.

– Речь идет о человеке, который вывез людей с Ганимеда в разгар военных действий, – напомнила Наоми. – И в одиночку отправился на станцию чужаков. И разобрался с «Агатой.

Кинг», когда там было две тысячи зомби протомолекулы. И при первой катастрофе вырвался с Эроса.

– Вламывается туда, куда и ангелы не смеют ступить, – заключил Хэвлок.

– И проходит насквозь. Не упомню, сколько раз я прощалась с ним навсегда, но он всегда возвращался.

– Нелегко иметь такого парня в любовниках, – заметил Хэвлок.

– Нелегко, – усмехнулась Наоми, – но он того стоит.

– Почему?

– Потому что он всегда делает то, что обещал, – ответила она, – и если он сказал, что вытащит меня из клетки, значит, вытащит или умрет.

Она говорила спокойно, буднично. Не хвасталась. Скорее, в ее голосе звучала робость. Это встревожило Хэвлока больше, чем угрозы пилота.

Закрыв сетку расписания, он несколько секунд задумчиво рассматривал свой терминал. На поверхности сейчас была вторая половина долгого пятнадцатичасового дня.

– Простите, – сказал он пленнице, – мне нужно поговорить.

Хэвлок повернул рычажок контроля приватности, и сетчатая решетка камеры превратилась в матовую панель. Хэвлок запросил соединения с Мартри. Лицо шефа появилось на экране через несколько секунд. Тот загорел на солнце, и крошечная родинка на лбу смотрелась как индийский знак касты. Мартри кивнул Хэвлоку:

– Чем могу помочь?

– Хотел уточнить насчет пленницы, – сказал Хэвлок. – Сверить стратегии.

– А, ты уже видел истерику пилота?

– Знаете, босс, вы вот говорили раньше, что у них большие пушки и если им захочется в нас выпалить, они могут. Это все еще актуально.

На заднем плане хлопнула дверь, Мартри поднял голову, кивнул и снова обратился к Хэвлоку.

– Сейчас не настолько, как раньше. Пока их человек у нас на корабле, они стрелять не станут.

– Не станут?

– С меньшей вероятностью, – поправился Мартри.

– А что будем делать, если РЧЭ прикажет ее освободить? – спросил Хэвлок. – Может, стоит отпустить ее заранее? Продемонстрировать добрую волю?

– Стадию доброй воли мы вроде как миновали.

– Я не уверен, что мы вправе ее задерживать, а если…

– Ты у нее в карцере?

Хэвлок моргнул.

– Простите?

– Ты у нее в карцере?

– Нет, сэр.

– Вот именно. Это она – у тебя. У тебя есть камера, есть пистолет, значит, ты и шериф, – сказал Мартри. – Если головная контора не одобрит наших действий, подадим апелляцию. Не поможет апелляция, пошлем кого-нибудь для личной встречи. К тому времени все настолько переменится, что про это дело можно будет забыть. И главная контора все понимает, Хэвлок. У нас здесь руки развязаны.

– А, хорошо. Я просто хотел уточнить.

– Мои двери всегда открыты. – Тон Мартри подразумевал, что впредь не стоит беспокоить его всякими глупостями. Связь прервалась, но Хэвлок, прежде чем вернуть на экран сетку, еще несколько секунд разглядывал свой монитор. Потом деактивировал защиту приватности. Наоми плавала в клетке, толкаясь от стены к стене, словно заскучавший ребенок.