Текст книги "Пожар Сиболы"

Автор книги: Джеймс С. А. Кори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Красный скафандр извивался, пытаясь пережечь лини горелкой. Хэвлок поднял свой пистолет, и враг замер. Теперь под шлемом уже видно было лицо. Астерская женщина – темнокожая, курчавые волосы липнут к потному лбу. На лице горькая досада.

– Привет, – заговорил он. – Не паникуйте. Меня зовут Хэвлок. Я сейчас заменяю главу службы безопасности «Эдуарда Израэля», и вам придется проследовать за мной.

ИНТЕРЛЮДИЯ
СЫЩИК

Оно тянется, тянется, тянется, тянется…

Сто тринадцать раз в секунду – и то, до чего оно дотягивается, не становится сигналом к окончанию поиска; это орудия, и оно их изучает, не зная, что изучает. Оно течет как вода, проникающая между камешками на дне ручья. Когда оно может двигаться – двигается, то, что может открыть, – открывает. Что можно закрыть – закрывает. Начинает проявляться огромная сеть – древняя, мертвая, – и оно тянется к ней. Те его части, что могут мыслить, силятся в ней разобраться. Некоторым она представляется мумией с высохшим сердцем, качающим пыль по окаменелым венам. Отзывается не все, но оно тянется, нажимает, движется. И кое-что отзывается движением. Старые артефакты просыпаются – или не просыпаются. Все это – не то, что оно ищет. Того не будет никогда. Оно экспериментирует, не думая об экспериментах, и понемногу образуется карта. Карта не материального пространства, а логическая – связи того с этим. Оно создает модели, и добавляет их к уже готовой модели, и не сознает, что именно делает. Оно тянется. Сто тринадцать раз в секунду оно тянется.

Что-то, работавшее прежде, прекращает работу. Оно тянется, и то, что прежде отвечало, теперь отвечает слабее. Что-то перегорает, что-то отказывает, что-то ломается при попытке подняться. Часть карты затемняется, умирает, и оно тянется к мертвым черным фрагментам. Что-то в нем ощущает бессильную досаду, но оно не сознает этого и продолжает тянуться. Что-то в нем хочет заорать, хочет умереть, хочет сблевать через рот, который в воображении этой части много лет назад образовался из чего-то иного. Оно не ощущает своих частей, хотя некоторые из них способны чувствовать. Оно тянется.

И отдергивается назад.

Оно не сознает отступления, но один раз на семнадцать миллионов попыток оно чего-то касается и не желает коснуться этого снова. Оно не сознает отступления, потому что оно ничего не сознает, но неудача влияет на него. Образуются незаполненные места, пустоты, бездны. Ямы. Я-и-мы… «Господи, – думает старуха, – теперь еще и каламбуры!»

Карта нематериальна, но она обладает формой. Это – модель части Вселенной. Она становится подробней, конкретней. Кое-что на ней оживает, а потом умирает. Кое-что вообще не отвечает. Что-то становится орудием, и эти орудия оно использует, чтобы дотянуться – только не туда.

Пустота тоже становится определенней. С каждым неудачным соединением, с каждым отступлением ее границы очерчиваются четче. Оно пытается разобраться в форме недоступной ему пустоты. Над ней бьются умы, сохранившие жизнь у него внутри. Это циста. Это – отрицательное пространство. Табу. Вопрос, который нельзя задавать. Оно не сознает своих мыслей. Ему не известно, что такое пространство существует и что, попав туда, оно умирает.

Оно и не нуждается в осознании проблемы. Для этого у него есть орудие. Вещь, которая находит то, что пропало. Приспособление, задающее вопросы, которых нельзя задавать. Средство, позволяющее зайти слишком далеко. Сыщик размышляет над цистой, над тенью, над местом, где ничего нет.

Ну-ка, что там такое? «Ага, – думает сыщик, – в мое время это называли уликой».

ГЛАВА 23
ХОЛДЕН

Давай, – обратился Холден к пустыне и человеку, которого здесь не было. – Ты всегда объявляешься, когда не нужен. А когда есть о чем поговорить, тебя нет.

То, что было Миллером, не ответило. Холден вздохнул и приготовился ждать и надеяться.

Он почти привык к Илосу. Безлунное небо все еще казалось слишком темным, но не темнее, чем в земное новолуние. Нос приспособился к странным запахам планеты. Теперь пахло просто выпавшим ночью дождем. Привычка и утешала, и печалила Холдена. Люди через сеть врат выйдут в тысячу миров. Осядут в маленьких городках вроде Первой Посадки, потом распространятся, выстроят фермы, города, заводы – ведь это так по-человечески. И через несколько веков многие из новых миров станут очень похожи на Землю. Фронтир уступит место цивилизации, которая переделает его по образцу своей родины.

Холден вырос в североамериканской Монтане. Этот район казался исполненным ностальгии по забытому фронтиру. Он дольше других областей бывших Соединенных Штатов сопротивлялся ползучей урбанизации. Люди там держались за свои фермы и ранчо, даже когда те перестали окупаться. Поэтому Холдена невольно тянуло в необжитые места. Романтика видов, где никого не видно. Земли, по которой никто не ходит.

Этого нового фронтира хватит на жизнь Холдена. Завоевание и приручение тысячи с лишним планет – работа на несколько поколений, даже при той форе, которую дали им хозяева протомолекулы. Но в душе Холден знал: все миры будут завоеваны, укрощены. И тогда появится тысяча Земель, покрытых городами из стекла и стали. Тень далекого завтра, в котором нет тайны, уже сейчас касалась Холдена чувством потери.

В безлунном черном небе двигалась звезда. Двигалась слишком быстро. Один из кораблей. «Израэль» или «Барбапиккола». «Росинант» был слишком мал и находился слишком далеко, чтобы отразить свет. Думают ли люди там, наверху, о том, как важно их дело? Холден опасался, что не думают. Что чужое уже стало обычным, как ночной запах Илоса. Что они сейчас видят только конфликт, в котором надо победить, и урожай, который надо собрать.

Вздохнув, Холден повернул обратно к поселку. Амос, верно, гадает, куда он подевался. Координатор поселка, Кэрол, просила о встрече после ужина – ее тоже надо будет найти. Толстая, похожая на собаку тварь с тяжелой лягушачьей головой вышла перед ним на тропинку и изобразила звук хрустящих по гравию сапог. Местные называют таких ящерицами-пересмешниками. Кожа ее действительно была чешуйчатой, как у ящерицы, но вот лапы показались Холдену совсем непохожими. Он достал ручной терминал, осветил тварь слабым светом экрана. Пересмешник моргнул на него и снова захрустел гравием.

– Из тебя вышел бы хороший домашний зверек, если бы только ты не выворачивал нутро наизнанку, – сказал Холден, присаживаясь на корточки, чтобы разглядеть животное вблизи. Ящерица заворчала в ответ. Слов, конечно, не было, но голос и интонация оказались похожими на удивление. Холден подумал, что этого зверька, наверное, можно научить повторять слова, как попугая.

Загудел терминал у него в руке. Ящерица шмыгнула прочь, загудев через плечо.

– Холден слушает.

– Капитан, – сказал Алекс, – у меня дурная новость.

– Дурная вроде «туалет для невесомости разладился» или настолько дурная, что мне пора искать след торпед в небе?

– Ну… – Алекс протяжно вздохнул. Холден взглянул в небо. Только звезды.

– Ты меня уже напугал. Выкладывай.

– Наоми… – начал Алекс, и у Холдена упало сердце. – Она устанавливала на челнок дистанционный прерыватель, а они проводили какие-то учения с выходом из «Израэля» и засекли ее. Чистое невезение.

– Что случилось? Она цела?

«Пожалуйста, – подумал Холден, – пусть она будет цела!»

– Они ее достали, кэп.

В груди у Холдена стало пусто.

– Достали… застрелили?

– Ох, нет, капитан! Она не ранена. Безопасник с «Израэля» связался со мной, чтобы заверить, что она невредима. Но они обвинили ее в саботаже и заперли.

– Черт… – сказал Холден, когда снова начал дышать. Он знал, кто отдал распоряжение, – Мартри! И теперь у шефа СБ «Израэля» большое преимущество в торговле, которым он воспользуется на полную катушку. – Кто-нибудь еще об этом знает?

– Ну, Амос сейчас хотел с ней поговорить…

Дальше Холден не слушал – он уже бежал к поселку. И чем дольше он не слышал выстрелов, тем больше надеялся, что Амос, сообразив, как ненадежна ситуация, дождется своего капитана, прежде чем действовать. Он наделся, что Амос еще не вызвал на связь «Израэль», приставив пистолет к голове Мартри и требуя освобождения Наоми.

Надежда оправдалась наполовину. Влетев в помещение службы безопасности, он застал ее шефа прижатым к стене. Амос левой рукой держал его за глотку, а правой упирал в лоб пистолет. По крайней мере, «Израэлю» пока не предъявили никаких требований. Вероятно, потому, что у Амоса не хватило рук набрать вызов. Кроме Амоса и Мартри здесь были четверо безопасников, нацеливших личное оружие в спину Амосу.

Одна из них – черноволосая женщина по имени Вэй – приказала:

– Брось пушку, или мы стреляем.

– Давай, – пожал плечами Амос, – пали, красотка. Обещаю, что прихвачу с собой эту кучу дерьма. Я готов. А ты?

Он склонился над пленником, выстукивая ритм слов стволом пистолета у него на лбу. Из ссадины по лицу Мартри уже текла кровь.

Тот улыбнулся.

– Собака лает… мы оба знаем, что не укусишь. Застрелишь меня – она покойница.

– Ты об этом не узнаешь, – сказал Амос.

– Амос, нет! – приказал Холден.

– Давай-давай, – почти шепотом выдохнул Мартри. Холден задержал дыхание в полной уверенности, что сейчас раздастся выстрел. К его удивлению, Амос не нажал на спусковой крючок. Вместо этого он пригнулся так, что оказался нос к носу с Мартри, и пообещал:

– Я тебя убью.

– Когда? – ответил Мартри.

– А вот над этим вопросом ты пока поразмысли, – сказал Амос и выпустил его.

Холден со всхлипом начал дышать снова.

– Я этим займусь, Амос.

Великан-механик, к облегчению Холдена, вложил пистолет в кобуру, но уходить и не думал.

– Серьезно, я разберусь. Ты сейчас возвращайся к себе и держи связь с Алексом. Доложишь мне все. Я через минуту приду.

Ему показалось, что Амос готов заспорить. Он смотрел в упор, щеки раскраснелись от гнева, челюсти были стиснуты так, что зубы скрипели.

– О’кей, – процедил он наконец и вышел. Четверо безопасников проводили его стволами.

– Умно, – заметил Мартри. Он достал из коробки салфетку и промокнул кровь со лба. Вокруг ссадины расплывался уродливый синяк. – Еще немного, и ваш парень остался бы здесь навсегда, посредник.

Холден удивил его, рассмеявшись.

– Ни разу не видел, чтобы Амос ввязался в драку, если не готов победить. Не знаю, что было у него на уме, но поставил бы на него пять к одному.

– Рано или поздно всякий проигрывает, – возразил Мартри.

– Хороший девиз.

– Вы критикуете мои методы, а на самого работает настоящий убийца.

– Есть разница. Амос готов потерять лицо, защищая тех, кого любит. Сверх того, чтобы друзья были живы, ему победы не нужны. Вот почему у вас нет ничего общего.

Мартри согласно кивнул, пожал плечами.

– А если бы вы не поспели спасти своего человека, что бы вышло?

– Эскалация продолжается, – сказал Холден. – Отчасти это моя вина. Я велел Наоми заняться челноком.

– Саботаж… – начал Мартри.

– Но это был ответ на ваши действия. Вы превратили его в оружие. Каждый из нас реагирует на то, что сделал другой до него, – мы оправдываем себя, как ребятишки на детской площадке: «Он первый начал!»

– Почему бы вам первому не прервать эту цепь?

– Если бы я мог, – ответил Холден. – Вы слишком далеко зашли, Мартри. Разоружите челнок и верните Наоми. Давайте поищем способ разрядить напряженность.

Неопределенная улыбка Мартри сменилась столь же неопределенной мрачностью. Шеф службы безопасности достал еще одну салфетку и прижал ко лбу. На салфетке осталось одно алое пятнышко. Затем он скрестил руки – непринужденно и решительно. Холден понимал, что это обдуманный жест, который намеренно выдают за случайный. Люди, столь тщательно контролирующие каждое движение, его восхищали и пугали.

– Я действую исключительно в рамках своих полномочий, – заявил Мартри. – Защищаю имущество и персонал.

РЧЭ.

– Вы убили группу колонистов и похитили моего старшего помощника, – возразил Холден, постаравшись, чтобы голос не дрогнул. Не удалось.

– Я убил несколько самозахватчиков, чтобы не дать им убить нас. Все они участвовали в заговоре и подготовке атаки на имущество и персонал РЧЭ. Защищать которые, как я уже сказал, – моя работа.

– А Наоми…

– И я захватил саботажницу, которую задержу на время расследования. Термин «похищение» не только оскорбителен, но и неточен.

– Вам нужен взрыв, – вздохнул Холден. – Вы только и ждете очередного шанса испортить дело, да?

Снова улыбка. Ни нахмуренные брови, ни улыбки его ничего не значат. Просто новая маска. Холден представил, что творится в голове у Мартри, и его передернуло.

– Я на каждой стадии ограничиваюсь необходимым минимумом мер, – проговорил тот с той же пугающей улыбкой.

– Нет, – возразил Холден. – Вы могли бы уйти. У вас был «Израэль». После первой атаки вы могли отвести своих и дождаться расследования. Если бы вы это сделали, многие были бы сейчас живы.

– О нет, – покачал головой Мартри. Он встал и расцепил руки. Каждое движение медлительно, обдумано, несет угрозу. – Нет, вот на это мы не пойдем. Не уступим ни сантиметра. Захватчики могут биться об нас, пока не рассыплются в пыль, но мы никуда не уйдем. Потому что… – улыбка Мартри превратилась в оскал, – это тоже моя работа.

Дорога от офиса службы безопасности до комнаты за общей столовой была недолгой, но очень темной. Голубоватое свечение Миллера ничего не освещало, но странно успокаивало.

– Привет, старик, – поздоровался Холден.

– Надо поговорить. – Миллер улыбнулся собственной шутке. Теперь он еще и шутил. Он был почти настоящий. Почему-то это пугало больше, чем его прежний бред.

– Знаю, но я немножко занят: мешаю людям перестрелять друг дружку. Или нас, понимаешь ли.

– И как дела?

– Ужасно, – признался Холден. – Я потерял единственное преимущество, какое у меня было.

– Да уж. Пока Наоми на их корабле, «Росинант» можно в расчет не принимать. Какая глупость – подпустить ее к тому кораблю.

– Я тебе этого не рассказывал.

– Мне что, притвориться, что я не из твоей головы? – Миллер по-астерски пожал плечами. – Могу, если тебе так уютнее.

– Эй, Миллер, – быстро спросил Холден, – о чем я сейчас думаю?

– Очко за творческий подход, малыш. Ответ получился бы долгим и не таким забавным, как тебе кажется.

– Вот и не лезь ко мне в голову!

Миллер остановился и придержал Холдена за плечо. И опять прикосновение его пальцев оказалось на удивление реальным. Сжал, как клещами. Холден попробовал вырваться и не сумел. А ведь призрак просто нажимает соответствующие кнопки у него в мозгу.

– Я не шутил, нам надо поговорить.

– Выкладывай, – кивнул Холден и отодвинулся, когда Миллер выпустил его плечо.

– К северу отсюда есть место, которое мне надо осмотреть.

– То есть я должен его осмотреть?

– Ага. – Миллер кивнул по-астерски, кулаком. – Так.

Холден против воли заинтересовался.

– Что там?

– Оказывается, наше появление вызвало у местных маленький переполох, – объяснил Миллер. – Наверное, ты заметил. Хлам по всей планете начал просыпаться.

– Да, я о том и хотел с тобой поговорить. Ты виноват? Ты можешь этим управлять?

– Шутишь? Я – кукла на чужой руке. Протомолекула так глубоко запустила палец мне в задницу, что я мог бы обгрызть на нем ноготь. – Миллер засмеялся. – Я и собой-то не управляю.

– Просто кое-что из этого хлама выглядит опасным. Скажем, тот робот. А ты ведь сумел отключить станцию в медленной зоне.

– Потому что оно этого от меня и хотело. Ты можешь приказать солнцу взойти – если выберешь подходящее время. Но не я веду автобус. Подчинить его себе не проще, чем уговорить человека прекратить судорожный припадок.

– Ясно, – сказал Холден. – Нам надо убираться с планеты.

– Только прежде еще эта штука. Эта не-штука. Слушай, я составил очень приличную схему глобальной сети. Занес в нее весь просыпающийся хлам. Кроме одного места. Там вроде как большой шар пустоты.

– Может, там просто место, где нет узлов этой сети? – пожал плечами Холден.

– Малыш, вся планета – один узел сети. В нем не должно быть недоступных мне мест.

– И что бы это могло значить?

– Например, то место просто совсем-совсем сломалось, – сказал Миллер. – Вариант любопытный, но бесполезный.

– А какой вариант полезный?

– Найти обломок того, что убило эту планету.

Минуту они стояли молча. Холодный вечерний бриз Илоса дергал Холдена за штанины, а сыщика вовсе не задевал. В основании позвоночника у Холдена зародился холодок, медленно пополз вверх по хребту. Волоски на предплечьях встали дыбом.

– Не хочу я этого искать, – сказал он наконец.

– А я хочу? – Миллер улыбнулся – дружелюбно, насколько было в его силах. – Свобода воли довольно давно не желает иметь со мной ничего общего. Но там улики. Ты должен идти. Рано или поздно так все равно будет.

– Почему это?

– Потому что настоящие чудовища не исчезают, когда ты закрываешь глаза. Потому что тебе не меньше меня нужно знать, что здесь произошло.

Улыбка Миллера оставалась дружеской, но в ней был и страх. Страх, который Холден узнавал и разделял.

– В первую очередь Наоми. Я никуда не пойду, пока не верну ее.

Миллер кивнул и рассыпался голубыми светлячками.

Амос ждал Холдена в баре. Сидел один за столиком с полупустой бутылкой, от которой несло антисептиком, и курил.

– Догадываюсь, что после моего ухода ты его не убил, – заговорил он, когда Холден сел.

– Мне кажется, я иду по канату, до того тонкому, что и не разглядишь, – отозвался Холден и покачал головой, когда Амос протянул ему бутылку. Тогда механик сам сделал добрый глоток.

– Это кончится кровью, – сказал он, помолчав. Голос звучал мечтательно, словно издалека. – Без крови не обойтись.

– Ну, поскольку мне поручено добиться как раз обратного, очень надеюсь, что ты ошибаешься.

– Не ошибаюсь.

Холден не нашел что возразить, и сказал только:

– Что говорит Алекс?

– Мы составили список требований к капитану «Израэля». Чтобы с Наоми, пока она там, все было хорошо.

– А что мы можем предложить взамен?

– Алекс не станет сию минуту превращать «Израэль» в облачко атомов.

– Надеюсь, они оценили наше великодушие.

– Однако, – продолжал Амос, – он постоянно держит реактор «Израэля» под прицелом рельсовой пушки.

Холден расчесал волосы пятерней.

– Значит, не так уж мы великодушны.

– Не забывай говорить «пожалуйста», но держи под рукой килограммовую вольфрамовую болванку, готовую разогнаться до чувствительного процента световой.

– Кажется, я это уже где-то слышал, – ответил Холден и поднялся. Он вдруг очень устал. – Пойду лягу.

– Наоми, черт побери, в кутузке у Мартри, как ты можешь спать?

Амос сделал еще глоток.

– Спать не могу, но могу лечь. Тогда завтра я начну соображать, как вытащить своего старпома из рук взявшего ее заложницей маньяка, чтобы потом заняться поисками обломка жуткого снаряда чужаков, засевшего в этой планете.

Амос кивнул, как будто что-то понял.

– Вечер у тебя, стало быть, свободен.

ГЛАВА 24
ЭЛВИ

Элви спала, и ей снился сон. Во сне она видела Землю, которая была в то же время коридорами «Израэля». Элви куда-то страшно спешила и с ужасом чувствовала, что опаздывает. Где-то что-то горело – горело от того, что она не заполнила какую-то анкету. Надо было заполнить, пока не сгорело совсем. Она находилась в университетской канцелярии, и губернатор Трайинг там тоже был, только он ждал свидетельства о смерти, а его все не выдавали. Она не могла сдать анкету. Посмотрела на листки папиросной бумаги – обозначен ли там крайний срок сдачи, но слова все время менялись. Сначала нижняя строчка читалась как «Элви Окойе, старший научный сотрудник и аргонавт», а в следующий раз уже «Штраф платить прямо в висок: кролик и волк». От страха опоздать она закричала, и тогда папиросная бумага начала распадаться в пальцах. Элви попыталась сложить клочки, но они не складывались.

Кто-то тронул ее за плечо, и это оказался Джеймс Холден, только выглядел он иначе. Моложе и смуглее, но она его узнала. И поняла, что все это время была голая. Ей стало стыдно и немножко приятно. Его рука коснулась ее груди и…

– Элви, проснись!

Она медленно подняла тяжелые веки. С трудом сфокусировала взгляд. Она не помнила, где находится, знала только, что какой-то тупица прервал то, что ей хотелось продолжать. Темные линии перед глазами понемногу сложись в знакомую картину. Крыша ее домика. Она шевельнулась, потянулась к кому-то, еще не зная, к кому. Она лежала в постели одна. Ручной терминал слабо светился. Аппаратура мигала, отмечая пересылку данных наверх, вовне, в огромную темноту перед кольцом, станцией «Медина», Землей. Оттуда к ней летели ответы. Все было хорошо. Все было в порядке, так какого черта она проснулась?

Раздался тихий стук в дверь, затем прозвучал голос Фаиза:

– Элви, проснись, ты должна это видеть.

Элви зевнула так, что заныли челюсти. Села в кровати. Сон уже таял. Что-то про пожар и чье-то прикосновение, которого ей очень хотелось. Подробности рассыпались, когда она села и потянулась за халатом.

– Элви, ты здесь?

Ответ вышел медленным, тяжелым, не совсем внятным.

– Если там какая-то глупость, я тебе глотку вырву и нассу в дырку.

Фаиз расхохотался. Сквозь его смех пробились и другие голоса. Тихо, так что слов было не разобрать, что-то сказала Садьям. И еще послышался голос Аймы Чаппел, геохимика. Элви поколебалась, отбросила халат и оделась нормально, натянула рабочие сапоги. Выйдя из домика, она увидела человек десять, стоявших парами или маленькими группами на темном плато. Все смотрели вверх. А в черной вышине мерцал тусклый красный уголек побольше звезды. Присевший на землю Фаиз оглянулся на Элви.

– Что это? – спросила та, инстинктивно понизив голос, словно боялась спугнуть огонек.

– Одна из лун.

Элви шагнула вперед, запрокинула голову, прищурилась в небо.

– Что с ней?

– Плавится.

– Почему?

– Ничего себе, да? – спросил Фаиз, вставая.

Откуда-то слева подала голос Садьям:

– Жалеешь, что не послал туда зонд?

– У нас один корабль на целую, черт бы ее побрал, планету, – ответил Фаиз. – Да еще мы столько сил израсходовали, убивая друг друга.

– Хоть какая-то информация есть? – спросила Садьям.

Фаиз развел руками:

– Заняты мы были.

Луна изменила цвет на ярко-оранжевый, потом на желтовато-белый и пошла обратно по спектру, темнея так же быстро, как разгорелась.

– Кто-нибудь снимает? – спросила Элви.

– Каски с Фаранжиром бросили программу высотной рефракции и переключились на запись, как только увидели, что происходит. Там в основном видимый спектр, тепло и гамма-частиц процентов на тридцать больше фонового. Датчики «Израэля» показывают примерно ту же картину.

– Это опасно? – Элви, не договорив, уже знала ответ. Может быть. Может, опасно, а может, нет. Пока они не поймут, что случилось, остается только гадать.

В свете звезд Элви не сумела разобрать, что выражает лицо Фаиза. Недоброе предчувствие в уголках его губ и прищуре глаз могло ей и померещиться. Очередной сон.

– Остальные знают?

– Надо полагать, – усмехнулся Фаиз. – Если не слишком заняты захватом пленных и поджогами жилых домов.

– Ты сообщил Мартри?

– Я – нет. Но кто-то мог сообщить.

– А Холден? Он знает?

– Если и знает, что он может сделать? Завязать с луной мирные переговоры?

Элви обернулась к Первой Посадке. Несколько огоньков в домах – как горсточка упавших на землю звезд. Достав терминал, он сделала экран белым и стала светить им перед собой, как фонариком.

– Ты куда? – крикнул ей вслед Фаиз.

– Поговорить с капитаном Холденом.

– Ну конечно, – раздраженно хмыкнул Фаиз. – Что ему сейчас нужнее всего, так это мнение биолога.

Стрела попала в цель, но Элви не позволила втянуть себя в спор. Фаиз – хороший ученый и друг, но от его привычки все высмеивать сейчас было мало проку. Кто-то из сотрудников оповестит всех о случившемся наверху. Ей ни к чему этим заниматься. И все же она втайне надеялась, что окажется первой вестницей.

Сухой воздух пахнул пылью и аналогами ночных цветов. За несколько месяцев в ковре жестких стелющихся растений протоптали тропу, и идти по ней ночью было не труднее, чем при дневном свете. Элви не в первый раз подумалось, что домики научной станции, руины и даже сама Первая Посадка стали для нее почти родными. Она ориентировалась на местности, узнавала каждый ветерок, определяла время дня и ночи по запахам земли. За последний месяц она стала глазами и ушами оставшихся на Земле ученых. Даже после убийства Рива террористами и прилета Мартри она часть каждого дня уделяла сбору образцов и передаче данных. Она чаще, чем кто бы то ни было, проводила время не просто в окружающей среде, а с ней.

Крошечная красная луна над головой напомнила Элви, сколь многого она еще не знает. Обычно она принимала неведение как радостный вызов. Однако в темноте новотерранской ночи оно ощущалось как угроза.

Элви вошла в ритм, ее сапоги постукивали по выглаженным ветром камням.

В поселке люди тоже высыпали на улицу. Они стояли перед домами и на крылечках, разглядывая тлеющую в небе точку, уплывающую к горизонту. Элви не сумела разобрать, было им страшно, любопытно или просто хотелось отвлечься от конфликта между РЧЭ и местными. Между нами и ними.

А может быть, им это представлялось знамением. Горящий глаз, взирающий с высоты, судья и предвестник войны. Элви когда-то слышала похожую сказку, но не помнила где.

Вэй с другими безопасниками прохаживалась по улице, держа винтовку наготове. Элви кивнула им и получила в ответ такие же молчаливые кивки. Наверняка кто-то уже предупредил Холдена, но раз уж она дошла до поселка, с тем же успехом могла проверить.

На улице перед общей столовой, где жил Холден, болтался Яцек Мертон. Мальчик на ходу всем телом клонился вперед, сжимал в кулаки опущенные руки. Взгляд его был устремлен в точку на три фута впереди, как на экран, а плечи сутулились, словно прикрывая что-то. Элви собиралась поздороваться, но в голове у нее загудела тихая тревожная сирена.

На миг между двумя ударами сердца она перестала быть Элви Окойе, навещающей среди ночи капитана Холдена под довольно дурацким предлогом. И перед ней оказался не сын Люсии и Баси Мертона. И кругом был не поселок. Она стала биологом, наблюдающим примата в природных условиях. И с этой точки зрения картина казалась вполне очевидной: мальчик заводил себя, готовясь к нападению.

Она замедлила шаг, хотела уже повернуть. До Вэй было несколько десятков метров и два поворота. Стоило Элви крикнуть, прибегут безопасники. Пульс у нее частил, сердце билось в горле. Кошмаром вернулись долгие часы после смерти Рива. Надо кричать. Надо звать на помощь.

Только этот мальчик не был приматом. Не был животным. Он брат Фелисии. А если позвать на помощь, его могут убить. Она сглотнула, застряв между страхом и отвагой – в нерешительности. Что сделал бы на ее месте Фаиз? Предложил парню пивка?

Мальчик остановился и взглянул на нее пустыми глазами. Его легкая куртка чуть отвисала на один бок, словно карман оттягивал тяжелый предмет.

– Привет, – с улыбкой сказала Элви.

После короткой паузы Яцек отозвался:

– Привет.

– Жутко, правда? – Она указала на красное пятнышко. Сейчас оно выглядело особенно угрожающим. Яцек бросил взгляд в небо, но остался равнодушен.

– Жутко, – согласился он.

Они стояли друг против друга в многозначительном, напряженном молчании. Элви отчаянно придумывала, что сказать.

Как разрядить обстановку, наладить все. Фаиз сумел бы сейчас пошутить, рассмешить мальчика, и смех объединил бы их, а Элви так не умела.

– Мне страшно, – сказала она, и голос нее немного дрогнул. Мальчик удивился не меньше нее. – Мне так страшно…

– Все нормально, – утешил ее Яцек. – Просто там идет какая-то реакция. Она же ничего не делает, просто плавится на орбите.

– Все равно страшно.

Яцек уставился себе под ноги, разрываясь между делом, к которому так яростно готовился, и желанием ободрить и утешить эту явно беззащитную, чужую женщину.

– Все будет нормально, – решился он.

– Ты прав, – кивнула Элви. – Просто… понимаешь… Я хочу сказать, ты же понимаешь, да?

– Наверное.

– Я пришла повидаться с капитаном Холденом, – сказала она, и Яцек сверкнул глазами, словно услышав оскорбление. – Ты тоже к нему?

Она по лицу видела, как он пытается вернуть прежнее равнодушие, пустоту, в которой свернутой пружиной таился гнев. Он не из тех, кому легко дается насилие. Ему это дорого стоит. Элви видела, с каким трудом он готовился.

– Он забрал моего отца, – сказал Яцек. – Мама боится, что мы его больше не увидим.

– Ты поэтому пришел? Попросить?

Яцек смешался.

– Попросить… о чем?

– Поговорить с отцом.

Мальчик моргнул и бессознательно шагнул к ней.

– Он не даст с ним поговорить. Он взял отца в плен.

– С пленниками тоже разговаривают. Кто-нибудь тебе сказал, что ты не можешь поговорить с папой?

Яцек молчал. Он сунул руку в карман куртки – тот, что отвисал, – и снова вынул.

– Нет.

– Тогда идем, – шагнула к нему Элви, – попросим.

Холден расхаживал по залу столовой от двери к задней стене. Здоровяк, Амос, сидел на столе с колодой карт, с пугающей сосредоточенностью раскладывая пасьянс. Холден казался бледнее обычного, от с трудом сдерживаемых эмоций его тело напряглось так, что он был не похож на себя. Когда Элви, держа Яцека за плечо, вошла в зал, Амос поднял голову. Глаза у него были пустые и твердые, как камешки, а голос, как всегда, звучал бодро.

– А, привет, док. Что стряслось?

– Две вещи, – сказала Элви.

Холден остановился. Ему не сразу удалось найти вошедших глазами. Что-то ему мешало. Наконец он встретил ее взгляд и улыбнулся. У Элви вдруг комок подкатил к горлу. Она прокашлялась.

– Яцек хотел узнать, нельзя ли ему поговорить с отцом, – продолжала Элви. Кажется, в комнате не хватало воздуха, трудно было дышать. Может, у нее аллергия?

– Конечно, – отозвался Холден и оглянулся на Амоса. – Нет проблем, а?

– Радио работает, – кивнул Амос. – Наверное, надо будет предупредить Алекса о времени сеанса, у него сейчас работы через край.

– Хорошая мысль. – Холден покивал, скорее самому себе, чем кому-то из них. – Это я устрою. У тебя есть ручной терминал?

Яцек не сразу понял, что вопрос относится к нему.

– Он не работает. У нас нет сети. Только в поле зрения.

– Принеси его как-нибудь, я посмотрю, нельзя ли через него войти в нашу сеть. Так будет проще, чем постоянно назначать время, когда тебе можно было бы поговорить через мой терминал. Идет?

– Я… да, спасибо! – Элви чувствовала, как дрожит плечо мальчика. Яцек развернулся и вышел, не встречаясь взглядом ни с кем, но особенно избегая ее. Дверь за ним закрылась.

– Парень пришел с подарочком, босс, – сказал Амос.

– Я заметил, – ответил Холден. – И что, по-твоему, я должен делать?

– Знать, только и всего.

– Хорошо, я знаю. Но прямо сейчас мне не до перестрелок.

Холден переключился на Элви. Прядь волос упала ему на лоб, и выглядел он усталым. Словно держал на плечах всю планету. И все же он сумел выдавить улыбку.