Текст книги "Досье Дракулы"

Автор книги: Джеймс Риз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Вытащив из кармана бумагу и карандаш, я взялся за письмо, адресованное миссис Лидии Квиббел, в недавнем прошлом смотрительнице за смотрительницами кошек «Лицеума», признав одновременно перед Кейном свою вину в ее увольнении.

– Я был крайне раздражен, когда уволил ее, – честно признался я. – Вообще-то эта особа мне нравилась и, более того, приносила определенную пользу. Она в театре следила за Тамблти, ну, как кролик следит за ястребом, и обходилась эта служба «Лицеуму» совсем недорого.

– Что ж, – сказал Кейн, – если немного моей наличности поможет побудить ее поработать на тебя, я буду считать, что деньги потрачены с толком.

К счастью, приблизительный адрес кошачьей смотрительницы миссис Квиббел – Кинг Джордж-стрит, Грейт-Уолворт – у меня сохранился, и именно туда я адресовал записку с предложением выполнить поручение, вознаграждение за которое будет пропорционально его «не слишком приятному» характеру. Предлагалось следующее:

1. Она отправится по адресу Виктория-стрит, 114, Альберт-Мэншнз.

2. Она сделает это ночью, в одиночестве, позаботившись о том, чтобы ее никто не видел.

3. Она поднимется в комнаты, дверной колокольчик которых помечен инициалами «Г. X. Кейн», и войдет внутрь, воспользовавшись приложенным ключом.

4. И тут ей нужно будет морально подготовиться к тому, что она увидит: это последствия несчастного случая, произошедшего с одним пациентом моего друга, хирурга. Ее задача заключается в том, чтобы привести в порядок комнату, отмыть кровь и т. д., разумеется, за подобающую плату. В конце записки я сообщил, что заняться этим нужно поскорее. Разумеется, она вправе отказаться и просто вернуть ключ по обратному адресу, но если она возьмется выполнить поручение, то пусть пришлет в дом № 17 по Сент-Леонардс-террас надежного мальчишку с вышеназванным ключом, который скажет, что дело сделано, и я передам ему ее вознаграждение.

Мы покинули «Зайца и арфу», чтобы отправить нашу записку, и, учитывая чрезвычайностьситуации, я решил, что выспаться Сперанца сможет в другой день, в какой-нибудь, может быть, не столь уж далекий день, когда нам больше не придется иметь дело с древним демоном и его Пожирателем Сердец. Да и вообще именно сейчасбыл самый подходящий момент, чтобы отвести к ней Кейна.

Итак, мы двинулись в направлении Гросвенор-сквер и прибыли, когда едва пробило два часа дня, слишком рано для дома № 116 по Парк-стрит. Бетти и та спала, но мой настойчивый стук поднял обеих – и служанку, и хозяйку.

– Месье Стокер и Кейн, – проворчала Сперанца, устраиваясь среди подушек, таких же пухлых, как ее припухшие со сна глаза. – Надеюсь, у вас имелись основательные причины для того, чтобы вламываться в мой будуар посреди… дня?

– Да, Сперанца, – ответил я, – у нас имелись чрезвычайноуважительные причины для того, чтобы явиться в столь неурочный час, как – тут я выдержал многозначительную паузу, демонстративно посмотрев на часы, – как четверть третьего.

Сперанца охнула:

– Это даже хуже, чем я думала. Мне не остается ничего другого, как в отместку послать кого-нибудь к вамдомой, чтобы он разбудил вас посреди ночи.

– Пришлите снайпера, Сперанца, если вы выбрали мишенью наш сон.

– И то сказать, выглядите вы оба кошмарно. Присаживайтесь где-нибудь, джентльмены, пока не упали, но только не вздумайте отдергивать занавески. Я просто не выношу дневного света. Он вульгарен, определенно вульгарен.

Сперанца знала, что я уважаю и ее, и ее привычки, каковы бы они ни были. Я ни разу не потревожил ее сна без веской причины, не говоря уже о том, чтобы привести постороннего в ее личные комнаты, как сделал это сейчас.

Кейн, естественно, пребывал в растерянности: он сидел, как прогульщик перед классной дамой, в то время как Сперанца, кивнув в качестве приветствия своей головой в чепчике, произнесла:

– Мистер Холл Кейн, сэр… Вести о вашем грандиозном успехе опережают вас, и я должна сказать, я рада тому, что мы еще не подружились, ибо успех моих друзей обычно меня печалит. Правда, что-то во мне умирает. Ничего не могу с этим поделать. А вот успех посторонних, напротив, воодушевляет меня, поэтому я могу сказать вам, сэр, на французский лад: Félicitations! – мои поздравления.

Кейна это повергло в еще большее замешательство.

– Ну… э… спасибо, леди Уайльд.

– И хотя мы ещене имели возможности стать друзьями, мистер Кейн, а это вопрос минут, и раз уж вы увидели меня, можно сказать, почти раздетой, тем более поскольку мистер Стокер организует из нас ансамбльдля охоты на демона, я настаиваю, чтоб вы называли меня Сперанцей.

– Благодарю вас… Сперанца.

Скоро Бетти с затуманенным взором принесла ужасный чай. Пудинг выглядел так, словно его выкопали в саду, во всяком случае, он был больше похож на гриб и так и остался нетронутым. Сперанца не поблагодарила и не отпустила служанку, пока та наконец сама не захлопнула дверь и не удалилась, топая, как прусский солдат на плацу.

К сожалению, это зрелище подвигло Кейна задать вопрос:

– Сперанца… может, это неделикатно, но… можно ли доверять вашей служанке?

–  Разумеется, нет, – заявила леди, изображая обиду. – Кому, мистер Кейн, нужна заслуживающая доверия служанка? Это просто смешно.

Сконфуженному Кейну я сказал, что он вполне может не бояться вмешательства служанки в наши дела. Что подтвердила и Сперанца, заявив:

– Это чистая правда, мистер Кейн. Глухоту моей горничной превосходит только ее нелюбознательность. Так что давайте, сэр, лучше поговорим о вас и вашем весьма завидномположении.

Кейн начал возражать, но Сперанца уточнила:

– Нет, я имею в виду вовсе не ваши чернильные триумфы и даже не доходы, которые они приносят; деньги – это тема для разговора купцов, сэр, а никак не людей искусства, каковыми мы являемся. Нет, моя зависть связана скорее с тем, что, судя по словам мистера Стокера, вы находитесь на грани un vrai scandale. [176]176
  Настоящего скандала ( фр.).


[Закрыть]

Пока Кейн соображал, как к этому отнестись, я, пытаясь разрядить обстановку, со смехом сказал:

– Леди Уайльд знает, о чем говорит.

– Уж конечно, мне ли не знать, – подтвердила Сперанца. – В былые времена в Дублине мы, Уайльды, оказывались в центре множества скандалов. И хотя иные из них трудновыносимы, все они, поверьте, пре-крас-нопереживаемы.

– Я был бы счастлив заручиться в этом вашим словом, – холодно произнес Кейн, – ибо очень надеюсь никогда не выносить и не переживать скандалов, связанных с моей личностью. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, леди Уайльд?

Она, конечно же, поняла, и тем, как нарочито медленно сняла чепчик и поправила прическу, дала Кейну понять, что он заговорил не в свою очередь.

– Неужели вы, мистер Кейн, полагаете, будто я вам угрожала? Или вы заперли свое чувство юмора в башне вашего замка? Что это вы взъерошились, сэр, как кот, загнанный в угол?

Это было некстати, совсем некстати.

– Минуточку, минуточку, – вмешался я. – Мне кажется, со всеми присутствующими сторонами было согласовано, что наши секреты, всенаши секреты будут сохранены. Может быть, нам лучше сейчас, когда мы вместе, принести такие обеты вслух? А, Кейн?

– Несомненно. И я попросил бы отнести это благоразумное условие к неблагоразумным поступкам своей юности. Правда, на мой взгляд, с нашей стороны было бы не слишком умно выносить наши суждения за пределы этого круга и предлагать кому-то поверить в невероятное. Что из этого может выйти? Скорей всего, нам предложат полный пансион в Бедламе.

– Полностью согласен. Сперанца?

– Прошу прощения, мистер Кейн. Мне и в голову не приходило вытаскивать на свет ваши тайны, достойные сожаления. Это я понимаю. Речь шла лишь о том, что я предпочитаю, чтобы обо мне говорили как можно дольше, и неважно, какие при этом употребляют слова. Может быть, вы поняли бы это, откажись мир произносить ваше имя.

Кейн кивнул леди, и та доброжелательно добавила:

– Хотя, конечно, имя Кейн мир не устанет повторять еще долгое время.

– Как и имя Уайльд, – отозвался Кейн. – О гении вашего Оскара говорят даже на улицах.

Бедняга Кейн. Я мог лишь гадать, что у него было на уме изначально, но сейчас его явно понесло не туда.И опять пришлось вмешаться мне.

– Друзья мои, – сказал я, – нам нужно многое обсудить и выработать план. Может быть, приступим?

Так мы и поступили, хотя наше обсуждение сначала сводилось к некоему репортажу, который каждый из нас вел по очереди. Кейн открыл Сперанце свою историю с Тамблти. На мой взгляд, это было довольно смело с его стороны, и на ее взгляд, кажется, тоже. Потом Сперанца поведала нам, по возможности просто, все, что узнала об одержимости от своего римского друга, – это было нам уже известно – и добавила то немногое, что ей удалось извлечь из книг Баджа. Я, в свою очередь, проинформировал Сперанцу о недавних событиях. Затем мы с Кейном совместно сообщили обо всем, что нашли в Альберт-Мэншнз, а после этого – в доме № 17… Но тут ход нашего разговора изменился.

– Вы в опасности, Брэм? – спросила Сперанца, сидя на кровати и рассеянно попивая маленькими глоточками чай, капавший на страницы рукописи. – Скажите мне правду.

– Вполне возможно, – подтвердил я.

– В таком случае это относится и к вам, мистер Кейн, причем угроза не ограничивается тем, что могут всплыть некоторые письма щекотливого содержания.

– Но уж вам-то, Сперанца, нечего бояться. О вашем участии злодей ничего знать не может.

– Ваши слова, мой дорогой мистер Стокер, пусты, и боюсь, вы меня просто успокаиваете. Для всех нас очевидно: мы понятия не имеем о том, что этот мистер Тамблти знает. Да что там, мы даже понятия не имеем, кто он такой на самом деле или кем недавно стал. И этот зов, который вы слышите, эти трупы, которые вы находите в вашем доме, та непостижимая легкость, с которой этот человек появляется и исчезает… Нет никаких оснований полагать, будто наш недруг не знает все и всех, кто против него выступает.

Конечно, Сперанца была права, и я содрогнулся при мысли о том, что поставил ее под угрозу.

– О, Сперанца, простите меня. Я не знал…

– Понимаю, Брэм. Вы не знали этого человека, когда привели его сюда. Но вы, мистер Кейн, знали, вы один.

– Но что… что я могу сделать сейчас?

Впрочем, Кейн тут же с явным воодушевлением добавил:

– Мы могли бы все втроем отправиться в Гр и ба. В замке мы будем в безопасности.

– Спасибо, мистер Кейн, – сказала Сперанца. – Вообще-то обычно я принимаю все приглашения в замки, но, мне кажется, в настоящее время мы нигде не можем чувствовать себя в полной безопасности. Более того, если мы укроемся там, то укроем только себя.

– Ну да, конечно, – сказал Кейн. – А кого еще мы можем укрывать?

Но до меня мысль Сперанцы дошла.

– Кейн, если мы спрячемся подальше, что тогда будет с теми, кто ничего не подозревает? С «никчемными»?

– Боже всемогущий! – воскликнул потрясенный Кейн, тяжело падая обратно в кресло. – Что за кошмар впустил я в Лондон! Ты прав, Брэм: я трус.

– Нонсенс, мистер Кейн, будь вы трусом, вас бы сейчас здесь не было. Можно даже сказать, что из нас троих вы самый храбрый, поскольку рискуете чем-то большим, чем… жизнь. Полагаю, те, кто считает, будто репутации мертвеца уже ничто не повредит, сильно ошибаются.

– Я… я… – начал было Кейн, но так и не пошел дальше горестного стона.

– Самообвинения непродуктивны, мистер Кейн, – продолжила Сперанца, – это как кресло-качалка. Вы что-то делаете, двигаетесь, но остаетесь где были. Это нас никуда не приведет. Сейчас нам нужен план.

– Вот именно, – поддержал я, и мы занялись его выработкой.

К рассвету этого дня, пятницы, его можно было считать сформулированным. Беда, однако, в том, что после всех наших споров, предложений и разглагольствований пресловутый план свелся фактически к двум пунктам.

Выжидать и наблюдать.

Именно этим мы сейчас и занимаемся, в ночь с пятницы на субботу. Кейн несет стражу у окна, и мы все трое ждем: мы с Кейном – здесь, Сперанца – за засовами своих дверей. Хотя я переживаю насчет Сперанцы, на самом деле в заботе в первую очередь нуждается Кейн. Когда мы несколько часов назад сели перекусить и у дверей зазвонил колокольчик, он чуть из кожи не выскочил.

Но то был всего лишь мальчишка, нанятый миссис Квиббел доставить весточку об успешном завершении порученного ей дела. Что он и сделал, отдав ключ Кейну и выпалив на одном дыхании, что было велено.

– Миссис К., – протарахтел он, пятясь от моей двери, даже когда говорил, – клянется, что, если вы забудете ее, она забудет вас.

Я кивнул в знак понимания и потянулся за монетой, но мальчишка уже был таков, припустив к реке.

Итак, мы наблюдаем и выжидаем. И я пишу, точнее, писал, ибо пришла моя очередь заступать на наблюдательный пост в темной гостиной.

Дневник Брэма Стокера

Суббота, 21 июля

Никто из нас его не видел, хотя мы по очереди следили за двором всю ночь. ( Вопрос.Хочет ли он, Тамблти, если это не Сет, чтобы мы преследовали его?) Эта недреманная вахта убивает Кейна. Он не знает, как долго еще сможет остаться в городе. Если я сейчас назову его трусом, это добьет его окончательно. То же будет со мной, если он назовет меня сумасшедшим. Но таковы мы оба и есть, перетрусившие безумцы, обезумевшие трусы. Но кто бы не стал таким на нашем месте среди всех этих странностей?

Тем временем мы наблюдаем. Тем временем мы выжидаем. Молюсь о том, чтобы нам никогда не пришлось сказать, что мы ждали слишком долго.

Дневник Брэма Стокера

Среда, 25 июля

Кейн пока здесь, хотя его багаж упакован и стоит у кровати.

Телеграмма
Брэм Стокер – Леди Джейн Уайльд

Четверг, 26 июля 1888 года

Примите нас сегодня, в 3.00. Необходим новый план – План Действий.

Дневник Брэма Стокера

Пятница, 27 июля

Встал на рассвете. Эффект опиумной настойки ослабевает, но, в отличие от Кейна, я не рискую увеличить дозу. Обыскал помещение в поисках трупов, ничего не нашел и сейчас сел за стол, чтобы записать, что мы имеем и что следует предпринять. Мне, как никогда, необходимы точность, четкость, определенность.

Таким образом:

Ада и Мэри отосланы и не грустят, благо Кейн платит им жалованье.

Генри остается на море. Послал ему телеграмму:

«Все в порядке, все спокойно. Работа у Харкера продвигается быстро…» и т. д.

Флоренс и Ноэль в безопасностив Дублине, где им придется пробыть еще некоторое время.

Послал Торнли настоятельную просьбу встретиться и поговорить, где и когда ему удобнее. В Лондоне? В Дублине?

…Теперь еще и позавтракал: немного яиц и рагу. Молю о том, чтобы все это удержалось в моем желудке и помогло отчитаться на бумаге о вчерашнем совещании со Сперанцей.

Итак.

К дому Уайльдов мы шли в тишине. Я прислушивался, но никакого зова не раздавалось, что Кейн воспринял с должным облегчением. ( Вопрос.Только вот добрый на самом деле знак эта тишина или дурной? Нам это не известно.)

Свернув на Парк-стрит, мы увидели на тротуаре перед домом № 116 или где-то поблизости от него Уайльда, который на моих глазах повернулся и двинулся в противоположном от нас направлении. Поскольку на таком расстоянии его еще можно было окликнуть, я прибавил шагу, поднял руку и открыл было рот, но меня остановил Кейн.

–  Тссс! – такой или похожий звук неожиданно издал мой спутник. – Уж не Уайльд ли это? Его ни с кем не спутаешь, он словно из вареной картошки слеплен.

Не слишком лестная характеристика, но что сказано, то сказано.

– А мне представлялось, – сказал я, – что его выдает зеленый бархатный костюм и кудрявые волосы.

– Кудряшки под стать кривым зубам, – фыркнул Кейн. – А костюм! Трудно вообразить что-либо более нелепое.

И это говорит человек, вырядившийся в нью-йоркский твид апельсинового цвета.

– Кейн, ну зачем так резко?

– Да затем, что мне неинтересно водить компанию со столичными содомитами вроде Уайльда, – задиристо выкрикнул он.

Вот как? Ну, это было уж слишком. На что я и указал ему самым строгим и назидательным тоном, наводившим на мысль о британском законодательстве:

– Осмелюсь ли я напомнить достопочтенному мистеру Томасу Генри Холлу Кейну, что ему самому некогда довелось быть столичным содомитом?

– Стокер, как ты смеешь? – вскинулся Кейн, в гневе сжав кулаки.

– Нет, Кейн, – возразил я. – Как тысмеешь порочить человека, которого совсем не знаешь, тем более сына той, кого я, нет, мысчитаем своим другом?

– Ну, – принялся, запинаясь, оправдываться Кейн, – слухи ходят такие, что уши вянут.

– Ага, слухи! А ты не находишь, друг мой, что некие письма могут очень быстро заставить выглядеть правдивыми подобные слухи насчет тебя?

– Ладно, Брэм, хватит. Довольно об этом.

И действительно: каждый свое уже высказал. Я дал Кейну понять, что его слова жестоки, а он показал, что боится Уайльда. Ибо, осознанно или нет, он Уайльда боялся.

Так или иначе, к тому моменту мы уже упустили шанс повстречаться с Уайльдом, ибо он удалялся по улице весьма торопливо, но при этом читая вслух что-то, написанное на зажатых в руке листках бумаги, не иначе как наброски новой пьесы. Сперанца уже говорила мне, что Ас-кар теперь пробует силы в драматургии, и просила ознакомиться с результатами. [177]177
  Оскар Уайльд не просто «пробовал силы», он революционизировал театр. К моменту его последующего падения, связанного с вынесением в 1895 году обвинительного приговора за непристойные действия, его пьесы гремели на подмостках Лондона: «Идеальный муж» и «Как важно быть серьезным» шли одновременно. Однако читал ли Стокер пьесы Уайльда до их постановки на сцене, неизвестно, во всяком случае, в «Лицеуме» они не ставились.


[Закрыть]

Если Кейн сожалел о своем выпаде против Уайльда, то это чувство лишь усугубилось, когда, войдя в салон Сперанцы, мы обнаружили, что она буквально сияет после визита сына.

– Вы не встретили Ас-кара? Если нет, то, должно быть, разминулись всего на несколько минут, ведь он…

Я прервал ее, выразив по поводу того, что мы разминулись, крайнее огорчение.

– О да, – со вздохом сказала она, опускаясь в свое кресло. – Может быть, в другой раз. Хотя, конечно, бедолага Ас-кар смертельнозанят – и тут, и там, и повсюду. Вам, мистер Кейн, Ас-кар просил передать свое уважение особо. Что я и делаю.

– Благодарю вас, Сперанца, – сказал Кейн. – Передайте ему привет от меня.

– Непременно. Непременно так и сделаю, – сказала Сперанца, с довольным видом похлопывая книгу, чуть ли не затерявшуюся на ее коленях среди оборок и глубоких складок ткани, в расцветке которой горошек соперничал с широкими, ослепительно яркими полосками.

( Вопрос.Не действую ли я в союзе с рыбой-ласточкой?Похоже, мои друзья не из тех, кто держит свет под спудом.)

Подойдя к Сперанце для поцелуя, я разглядел книгу – то была грамматика русского языка, – а также заметил вложенные между ее листами фунтовые банкноты – свидетельство того, что визит Оскара имел материальный характер, во всяком случае отчасти.

Сперанца стыдливо засунула купюры поглубже и пояснила:

– Я привыкла, пробуждаясь, ждать от мира новостей, но сейчас, когда два мира, не без вашего, джентльмены, участия, перепутались, предпочитаю, чтобы отвлечься, начинать день с каких-нибудь нелегких грамматических штудий. Например, ничто так не проясняет сознание, как номинатив предиката некоторых славянских глаголов.

– Всегда считал так же, – подхватил Кейн.

Однако, поскольку мы пришли сюда не для светской беседы, Сперанца не стала останавливаться на этой скользкой теме и перешла к делу.

– Что же до вашего нового плана, джентльмены, Плана Действий, как вы его представили… ну что ж, позвольте мне в этой связи высказаться. Да, наше наблюдение и выжидание оказались губительными для наших нервов, да еще и опасными для Лондона вообще, во всяком случае, для населяющих его домашних животных. Поэтому я тоже не удовлетворена старым планом и не буду удивлена, если обнаружится, что мы с вами легкомысленно подошли к этому вопросу.

– К одержимости, – сказал я.

– Вот именно, – подтвердила она. – Мы волей-неволей возвращаемся к понятию одержимости, а точнее, к разнице между одержимостью полной и неполной.

Сперанца взяла на себя задачу объяснить и прояснить то, о чем размышляли мы все, в то время как мы с Кейном устраивались в розоватом сумраке ее салона на своих слишком маленьких для нас сиденьях.

– Мы должны выбрать один из двух путей: если говорить упрощенно, высокий или низкий, – выразительно заявила она. – Высокий, не по моей, заметьте, оценке, – это путь Церкви. Низкий же путь – мирской, он разветвляется на много отдельных троп. Если мы последуем путем Церкви, нам потребуется прибегнуть к ритуалу изгнания демонов, и я знаю священника, готового его исполнить. Но если Тамблти увлечет нас на низкий, мирской путь, тогда… боюсь, нам придется следовать по одной из непроторенных, неведомых троп. Но так или иначе, на настоящий момент… – тут она помолчала, переводя взгляд с меня на Кейна и обратно, – на настоящий момент существует по меньшей мере один вопрос, требующий незамедлительного ответа. Без него мы не можем выбрать правильный путь. Без него мы сможем лишь наблюдать и выжидать дальше. Не зная даже, чем это грозит.

Я согласился, что и озвучил самыми простыми словами.

Кейн же уточнил:

– Насколько я понимаю, вопрос в том, полной или неполной является одержимость Тамблти.

– Да, мистер Кейн, это было и остается вопросом, – сказала Сперанца.

– Хорошо, – отозвался Кейн, – но как мы удостоверимся…

И тут он осознал особый, практический аспект проблемы.

– О нет! Нет!

– Как еще, Кейн?

– Боюсь, мистер Стокер прав. Боюсь, злодея необходимо найти. И Сперанца, сняв кусок ткани, покрывавшей кресло рядом с ней, открыла взору орудия, которые могли пригодиться на том пути, на который мы ступили. Распятия и револьверы, оружие духовное и материальное.

Помогая дрожащему Кейну встать, я сказал:

– Посмотрим на это так: во всяком случае, ожидание окончилось, поскольку решение принято. Сегодня вечером мы идем в Уайтчепел.