Текст книги "Досье Дракулы"

Автор книги: Джеймс Риз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Письмо
Торнли Стокер – Брэму Стокеру

Пятница, 21 сентября 1888 года

Брэм, мой дорогой брат!

Спешу заверить, что задержка с ответом на твое письмо от 17-го числа вызвана лишь тем, что здесь, в Дублине, у меня было много хлопот с Эмили, которой стало хуже. Твоя Флоренс, должен сказать, для нас настоящий бальзам, а Ноэль – сущее благословение. Уверяю тебя: я буду только рад, если они пробудут здесь, в Эли-плейс, столько, сколько потребуют твои обстоятельства. Их общество приятно и мне, и моей бедной жене. Но прости, я краду твое время: твои заботы сейчас гораздо важнее моих.

На твоем месте я бы беспокоился и по поводу американца, и по поводу Эбберлайна – именно в таком порядке. Не хочу утверждать очевидное, Брэм, а просто предупреждаю. Не стоит недооценивать инспектора! Разумеется, Эбберлайн наблюдает за вами. Он знает многое, раз нашел вас у леди Уайльд, расследуя дело об окровавленном плаще. Но ведь вы предполагаете, что за этим стоит Тамблти? Если это так – берегитесь! Вполне возможно, с помощью этого краденого предмета одежды он хотел пустить инспектора по вашему следу. Впрочем, ладно – вы ведь все равно больше об этом плаще не слышали.

Что касается ваших предстоящих действий – вызывайте демона с крайней осторожностью. Я бы не сказал, что полностью согласен с предложением леди Уайльд, но это мое личное, а никак не профессиональное мнение. Я хорошо знаю безумцев и встречал среди них немало убийц, но с такой степенью одержимости не имел дела никогда! Должен признать, что для меня этот вид озверения столь же нов, как и для тебя. Короче говоря, это нечто потустороннее, и попытка извлечь демона на свет из преисподней, как и указывает Сперанца, чревата риском, огромным риском. Результатом может стать как желаемый «диалог» – но можно ли урезонитьодержимого? – так и новое кровопролитие.

И разумеется, я приеду, если вам потребуется моя помощь. Просто скажу Флоренс, что меня вызывают на консультацию, и попрошу ее заняться моим домом и женой. Она, между прочим, восприняла твое письмо с пониманием, согласна остаться в Дублине, пока переделка столовой не будет закончена, и очень интересуется тем, что получится в итоге у оформителей Кейна. Так что тебе, Брэм, придется действительно переустроить столовую, отделать настолько шикарно, насколько позволят деньги Кейна. Вы выиграете время, а заодно ты избавишься от ужасных воспоминаний.

Ну а пока ты не вызовешь меня, держи в курсе событий всеми возможными способами.

И пусть это будет всего лишь весточка из нескольких слов, молю, чтобы это были слова: «Все хорошо». Каким-то образом все непременно закончится хорошо, но знать бы каким! О, если бы я мог дать тебе более полезный совет, чем «будь осторожен»! И если бы вы, Чада Света, смогли использовать свои перья как оружие против этого Тамблти, преследуемый вами троими, он не смог бы улизнуть. Но, увы, Тамблти не плод писательского вымысла, он реален, хотя такая действительность причудливее любой фантазии.

С благословением и братской любовью.

Торнли Стокер

Дневник Брэма Стокера

Понедельник, 24 сентября, полночь

Как посмели мы затевать игру, зная, что ставками в ней могут стать и другие жизни, кроме наших собственных? Как искупить свою вину и очиститься? Ибо мы призвали его и он откликнулся обещанием убивать снова.

Вчера мы, трое глупцов, повторили путь, пройденный нами в пятницу 14-го, к месту захоронения миссис Чэпмен на кладбище Манор-Парк, ибо полагали, что воскресенье – день усопших. Было сумрачно, моросил дождь. Сперанца в этот день поднялась пораньше и облачилась в траурный наряд, а мы с Кейном, хотя, понятное дело, вуалей не имели, тоже постарались принять скорбный вид, чтобы не бросаться в глаза.

Мы шли в Манор-Парк долгим обходным путем, высматривая людей из Скотленд-Ярда, но ни одного не заметили – ни по дороге на кладбище, ни на месте. На кладбище мы оказались к полудню.

Нам пришлось подождать, пока завершатся похороны. Тем временем Сперанца должна была оплакивать чью-нибудь анонимную душу, надеясь, что это прозвучит как зов, подобно тому, что произошло в случае с миссис Чепмен. И тогда, если предположить, что Сет откликнется на зов и пошлет Тамблти к нам, я соглашусь на взвешивание, какую бы форму это ни приняло, с тем условием, чтобы он, Тамблти, прекратил убийства. И если внутренняя борьба пробудит в нем разумное начало, мы отыщем нужные слова, будем урезонивать его и дальше, может быть, даже потребуем сохранения в тайне писем Кейна или их ликвидации в обмен на «сами-не-знаем-что». Только после того, как мы получим гарантии, что имя Кейна не будет запятнано, мы двинемся дальше. Если появится такая возможность, мы заманим Тамблти поближе к инспектору Эбберлайну. Мы поставим демона-пожирателя в безвыходное положение, так что его можно будет схватить и уничтожить. Теперь-то ясно, что это был самонадеянный и совершенно неосуществимый план.

Мы выяснили, что в полдень там похоронили ирландца, и, увы, леди Уайльд сочла это удачей. Она заявила, что никто ни в чем не заподозрит вдову, оплакивающую своего незабвенного Пэдди. И выглядела она именно так, как надо: вдова в трауре, медленно опускающаяся на колени перед свежей могилой. Кейн и я наблюдали за ней, стоя в отдалении. Наконец траурная песнь Сперанцы была спета, дело сделано. Некоторое время она приводила себя в порядок, а потом с колыхающейся на легком ветерке черной вуалью поплыла обратно к нам, словно пиратский корабль по спокойному морю.

Мы еще долго оставались на кладбище, сами не зная зачем. Может быть, мы думали, что Тамблти неожиданно проявит себя? Или что из сгустившихся туч громом прозвучит голос Сета? Я стыжусь того, что мы тогда думали, а потому отмечу лишь то, что мы ждали, ждали и ждали, еще и еще, пока наконец мне не стало страшно возвращаться домой. Мне казалось очевидным, что если он услышал наши призывы, то снова даст о себе знать, и я содрогался при мысли о том, как именно это случится.

И он услышал. И дал о себе знать. Хотя на сей раз это были только слова, но как ужасны они были, эти слова! Впрочем, не были, а есть, ибо это письмо прибыло с сегодняшней почтой. [215]215
  Стокер вклеил это письмо в дневник – большая удача, миссис Дюран. Пусть ваши адвокаты устроят проверку «Досье» на ДНК. Как и остальные послания, письмо написано на пергаментной бумаге, посередине пятно, похожее на кровь. (NB: конверта не сохранилось.)


[Закрыть]

Вы не слушаетесь. Вы насмехаетесь. МЫ сказали, что сообщим, когда все будет готово к ВЗВЕШИВАНИЮ. Теперь ждите новых мертвых потаскух, еще двух, да, да. Ибо всемогущий СЕТ разрешил мне делать все, что я хочу, а твой клинок, СТО-КЕР, такой острый. Я отложу исполнение обряда и вместо этого – жжик-жжик выпотрошу двух шлюх – одну для СТОКЕРА, другую для Кейна. Ждите письма с доказательством. Ах, какая забава. ПОПРОБУЙТЕ ОСТАНОВИТЬ МЕНЯ. Суббота подходит для резни, ха-ха. Расскажите обо всем боссу, пусть меня ловит. Если можете ОСТАНОВИТЬ МЕНЯ – пожалуйста. Буду резать, потрошить и с сердцами в АД сходить.

Ф. Дж. Т.

Дневник Брэма Стокера
(продолжение)

– Фрэнсис Дж. Тамблти, да, так оно и есть, – сказал Кейн. – Джон, кажется, или Джеймс. Ну и что из того, Брэм?

– Да, – повторила Сперанца, прибывшая в кебе по моему зову. – Что из того? Средний инициал отправителя не выглядит особенно важным в такого рода переписке.

Может, и так, но у меня появилась идея.

– Эта буква таит в себе угрозу двум женщинам, не так ли? Жизни которых могут быть отняты в следующую субботу, через пять дней.

С этим все согласились, угроза была очевидной.

– И что тогда нам делать, если…

– Да, – встрял Кейн, – что мы должны делать? Просто следить и ждать толку мало.

– И посмотрите, к чему приводят наши действия! – сказала Сперанца. – О боже… Боже…

Мы едва успели подставить стул, чтобы не дать ей упасть в обморок.

– У нас у всех есть основания винить себя, Сперанца, – сказал я, – но предлагаю от этого воздержаться. Вместо этого давайте укрепимся сердцем… Нет, совершенно неудачное выражение. – Я хотел сказать, нам нужно не падать духом, ведь на первый раз мы предупреждены. У нас есть еще пять дней, пять дней на то, чтобы действовать.

– Каким образом? – спросил Кейн.

– Чтобы спасти две жизни, – ответил я.

– Но как, мистер Стокер? Умоляю, скажите нам.

– Нужно делать то, что мы умеем лучше всего, – писать.

Воцарилось молчание, которое длилось, пока его не нарушила Сперанца:

– Вы что, предлагаете нам рыскать по Уайтчепелу и окрестностям, чтобы, выследив убийцу, треснуть его по черепу толстенным томом с именем нашего мистера Кейна на обложке?

Кейн охотно включился в игру:

– Ага, можно еще попытаться довести его до эмоционального паралича, цитируя стихи леди Уайльд.

– Хорошо, хорошо, друзья мои! Что вы предлагаете? Ты, Кейн, часом, не собираешься ли поджать хвост и убраться в свой замок? А вы, леди Уайльд? Вы намерены и дальше погружаться в сверхъестественное в поисках иных, лучших способов довести изверга до исступления?

– Ладно, – пробормотала леди Уайльд, видя, как я раскипятился. – Писать… надо же! Допустим, это действительно единственное, что мы все трое умеем делать хорошо, но… Объясните, пожалуйста, мистер Стокер.

– Вообще-то, идею подал мне Торнли. В последнем письме он выразил сожаление по поводу того, что мы трое не в состоянии использовать против убийцы оружие, которым владеем лучше всего, – наши перья. «Тогда, – заметил он, – от вас не ускользнул бы ни один преступник». И тут меня осенило. Почему бы нам не написать?

– О чем? – спросила Сперанца.

– Кому? – спросил Кейн.

– Да! Кому – вот в чем вопрос? И ответ один – Эбберлайну, чтобы Скотленд-Ярд об этом позаботился.

Свое предложение я обосновал следующим образом.

В нашем распоряжении пять дней, по прошествии которых он намеревается совершить два убийства, и мы все знаем, что эти убийства произойдут. Произойдут в том случае, если в течение этих пяти дней мы не сумеем переключить внимание Эбберлайна с нас на Тамблти: ведь пока мы ограничены в своих действиях, наш враг свободен. Женщинам из Уайтчепела требуется прямо противоположное: мы свободны, а он обложен со всех сторон. Выходит, нам следует написать Эбберлайну, чтобы заставить его поднять на ноги весь Ярд. Они должны быть начеку в субботу, да и в предшествующие дни тоже.

– Но ведь мы все время твердили инспектору, что знать ничего не знаем о Тамблти, – сказал Кейн. – Что ж нам теперь – отказаться от своих слов?

– Дело в том, что Эбберлайну напишем не мы, – пояснил я. – Ему напишет… Тамблти.

– Ты хочешь сказать, мы – от его имени? – уточнил Кейн, и я кивнул, помахав последним письмом злодея.

– Да, – задумчиво произнесла Сперанца, – это идея. И если в следующую субботу весь Уайтчепел будет наводнен представителями власти…

– А он не может затаиться? – перебил Кейн. – Отложить удар на более позднее время?

– Нет, – ответили мы со Сперанцей одновременно.

Она пояснила:

– Помните, мистер Кейн, наш враг одержим демоном, а демон не спасует перед человеком. Разве Люцифер не есть воплощенное высокомерие? И Тамблти будет действовать именно так: самонадеянно. Но самонадеянность присуща многим убийцам, она-то их и выдает.

– А что, если он успеет совершить убийство раньше? – спросил Кейн. – Что тогда?

Но размышлять над этим никто не стал. Вместо этого Сперанца предложила: «Приступим», – и тут же спросила, есть ли у меня красные чернила.

– Вы имеете в виду, красные, как кровь? Блестящая мысль! Да, да, есть. Генри требует, чтобы я обозначал дебет именно ими.

– Принесите их, мистер Стокер. И выберите перо по своему усмотрению. Мне кажется, писать лучше вам, ибо у мистера Кейна дрожат руки, а мои каракули ужасны даже по меркам сумасшедших преступников. Короче говоря, мистер Стокер, по-моему, это лучше сделать вам.

Так оно и получилось.

Я устроился за недавно доставленной конторкой, раз уж представился случай обновить ее, а друзья маячили у меня за спиной, комментируя каждое движение моего пера. «Слишком коряво». «Слишком сильный наклон влево». Сперанца также указала мне на необходимость соблюдать определенный стиль.

– Помните, Брэм, вы сумасшедший.

– Еще бы не помнить, когда так оно и есть, – буркнул я.

И мы погрузились в сочинительство.

Обращение предложил Кейн.

– Почтеннейший босс, – произнес он, и я с готовностью это написал, ибо именно так Тамблти называл Эбберлайна.

– Не забывайте, он американец, – напомнила Сперанца.

– Буду иметь в виду, не знаю только, как донести этот факт до понимания инспектора. С помощью американизмов? И вот еще: может быть, стоит использовать анатомические термины, которые в ходу у докторов?

– Я думаю, да, – сказала Сперанца, – В конце концов, они ведь должны искать именно Тамблти.

– Правильно, – подтвердил Кейн. – И мы должны намекнуть, более чем намекнуть, на его безумие.

– Но никакого упоминания о демоне, – сказала Сперанца. – Это чересчур для людей из Скотленд-Ярда. Простосумасшедший, простоубийца – вот то, что им надо.

– Все это замечательно, – сказал я. Мои соавторы тесно обступили меня, глядя на перо с вожделением, словно собаки на кость. – Но сейчас нужны конкретные слова.

Я указал на все еще чистый лист:

–  Слова, пожалуйста.

Кейн начал расхаживать взад и вперед, видимо подбирая эти самые слова. Леди Уайльд медленно опустилась на новый малиновый ковер, наверно, надеясь, что в этом положении словам не будет так тесно, как ее бывшей талии в корсете. Беспокоилась она напрасно, ибо, когда Сперанца предложила первую строчку, она тут же была одобрена. Речь здесь шла о многочисленных подозреваемых в жестоких убийствах, задержанных полицией:

«Я слышал, будто бы полиция меня поймала, хотя они меня еще даже не нашли».

– О да, – одобрил Кейн, – Замечательно, особенно «еще даже не нашли». Не забыть бы намекнуть на еврея, который у них в руках, или они его уже отпустили?

– Ты имеешь в виду Кожаный Фартук? [216]216
  Под подозрение попал польский еврей-эмигрант по фамилии Каминский, занимавшийся починкой обуви и прозванный по роду занятий Кожаным Фартуком. Вскоре он был оправдан, но это подозрение переполошило всю большую еврейскую общину Уайтчепела, состоявшую в значительной степени из эмигрантов, недавно бежавших от погромов в своих странах.


[Закрыть]

И я расправил пальцы, чтобы рука напряглась и мой почерк мог показаться… каким? Нормальным?

– Да, Кожаный Фартук, – сказал Кейн. – Как насчет такой фразы: «Я покатывался со смеху, видя, как они воображают себя умниками и думают, будто напали на верный след»?

Я подчеркнул красным слово «верный», как Тамблти свои «ха-ха».

«От этой шутки насчет Кожаного Фартука я чуть вусмерть не ухохотался».

– Хорошо, – подала голос с пола Сперанца. – А вы, мистер Стокер, часом нигде не учились писать по-простонародному?

– Да как-то не пробовал.

– Давай дальше, но только без излишеств, – сказал Кейн. – Немного ловкости, и дело будет сделано. Нам сейчас нужно что-то американское? Что-то… хвастливое и пахнущее кровью. А, Брэм?

И я написал следующую строку:

«Терпеть ненавижу потаскух и не перестану потрошить их, покуда меня не остановят».

Оборот «терпеть ненавижу» предложила Сперанца: кажется, очень уместно.

Дело пошло, мы сочиняли письмо в неведомой нам прежде гармонии. Появились следующие строки:

«В последний раз работа была сделана великолепно. Я не дал ей времени заорать. Как могут они меня поймать? Моя работа нравится мне, я хочу взяться за нее снова, и скоро вы опять услышите о моих маленьких веселых проделках. Я сохранил чуток крови в бутылочке из-под имбирного пива, чтобы написать это как следует, да только вот незадача: все загустело, как клей, и для пера не годится. Ладно, сойдут и красные чернила. Ха-ха».

Эта последняя строчка была обязана своим появлением моему наблюдению, что высохшие красные чернила с кровью никак не спутаешь. Во всяком случае, если это понятно мне, то и полиции тоже.

Я продолжил:

«В следующий раз я откромсаю у женщин уши и пошлю вашей полицейской братии. Просто для хохмы, правда ведь забавно?»

Кейн сказал, что слово «откромсать» в данном контексте не самое удачное, поскольку звучит не совсем по-американски. Я не согласился, и мы призвали в третейские судьи Сперанцу, которая встала на мою сторону. После чего мы продолжили, согласившись на том, что письмо должно быть написано и отправлено с таким расчетом, чтобы в следующую пятницу его прочел Эбберлайн.

«Попридержите это письмо, вы попомните меня, когда я поработаю еще. Мой ножичек такой хороший, такой острый и мне так нравится моя работенка, что я стараюсь выполнять ее при всякой возможности. Желаю удачи!»

И хотя я был против упоминания о ноже, ибо не хотел привлекать внимание к моему кукри, оставшись в меньшинстве, я вынужден был сохранить эту строчку. Теперь нужно было подписать письмо, что я и сделал, написав сначала машинально «искренне ваш», а уж потом, по наитию, быстро дописав: «Джек Потрошитель».

– Отлично! – заметил Кейн. – Джек, это из-за «Дж.» – одного из инициалов Тамблти?

Я пожал плечами:

– Да, наверно.

– Но мы нигде не указали на его знакомство с медициной, – заметил Кейн, всматриваясь через мое плечо во вторую страницу, после чего добавил: – К тому же письмо слишком аккуратно написано для психа. Ты бы его чуток подпортил, а, Брэм.

Так я и сделал, размазав кое-где чернила, насажав красных клякс и приписав:

«…было бы не слишком умно отправлять его до того, как я смою с рук эти проклятые красные чернила. А еще толкуют, будто я доктор, – ха-ха».

На этом я закончил, с облегчением избавившись и от пера, и от чужой личины.

– Ну, теперь все готово? – спросила Сперанца. Это заставило нас с Кейном поднять ее с ковра. – В пятницу оно будет отправлено Эбберлайну?

– Даже не знаю, – пробормотал я, переосмысливая свою первоначальную идею. – Вы не находите, что посылать его Эбберлайну – это как-то… слишком нарочито, слишком предсказуемо?

– Тогда кому же? – спросил Кейн.

Я ответил не задумываясь: не зря ведь моими стараниями четыре сотни журналистов получили анонс нашего нового сезона, открывавшегося «Джекилом и Хайдом».

– Мы отправим его в Центральное агентство новостей.

Для публикации? – уточнил Кейн. – Я не думаю, что…

Вовсе нет. Оно попадет к Эбберлайну черезЦентральное агентство новостей.

Да, согласилась Сперанца, – мне кажется, сумасшедший убийца мог бы предпринять что-нибудь в таком роде, это будет выглядеть правдоподобно. Иметь дело со Скотленд-Ярдом напрямую было бы довольно рискованно. Но что, если, упаси господи, газетчики его опубликуют?

Они не станут этого делать, – заявил я. – Я знаю газетчиков и могу сказать: в большинстве своем они так же честны, как и люди других профессий. Если это письмо предназначено или, скорее, кажется предназначенным инспектору Эбберлайну – а на конверте будет пометка: «Лично для босса», – они позаботятся о том, чтобы он его получил. Ясно же, поскольку дело касается кошмара в Уайтчепеле, кого еще могут называть боссом? Конечно, Эбберлайна, больше некого.

– Брэм, – промолвил со вздохом Кейн, – я сам причастен к работе прессы и отнюдь не разделяю твоего высокого мнения о журналистской братии. Однако, судя по тому, как леди Уайльд покачивает головой, она на твоей стороне. Стало быть, я остался в меньшинстве и потому уступаю… Пошлем письмо в Центральное агентство новостей в пятницу утром. Пошлем и будем надеяться на небеса, на все силы небес и ада, на то, что оно будет прочитано вовремя, и что вся полиция будет поднята по тревоге в следующую субботу, и что он, Тамблти, будет арестован прежде, чем заметит угрозу.

О состоянии дел в настоящее время: письмо написано и готово к отправке. [217]217
  Отметим, что пресловутое письмо «почтеннейшему боссу» было отправлено в четверг, 27 сентября 1888 года, а не в пятницу 28-го, как договорились авторы. Мог Стокер опасаться, что оно не дойдет до Эбберлайна вовремя? Мы не знаем.


[Закрыть]

Письмо
Брэм Стокер – Торнли Стокеру

25 сентября 1888 года [218]218
  Вторник – через день после сочинения письма «почтеннейшему боссу».


[Закрыть]

Дорогой Торнли!

Огромное спасибо Ноэлю за его записочку на прошлой неделе.

Я, конечно, просил его об этом в своем письме, но подзатыльник от дядюшки Торнли вместе с несколькими словами о том, как много эти каракули значат для «старого папочки», уверен, повлияли на мальчика куда больше. А Флоренс? Мне так их не хватает, но им нужно оставаться в Дублине, и, пока дело не будет сделано, придется довольствоваться письмами.

Письма. С письмами, не теми, что от любимых и близких, я в последнее время имел более чем достаточно дел. Не могу объяснить всего на этой странице, но сделаю это сразу же при нашей встрече. Сейчас сообщаю только, что твое последнее письмо привело план в действие, и мы трое действительно взялись за перья. Следи за прессой, и скоро увидишь результаты.

Брэм

P. S. Торнли, я молю Бога о том, чтобы наше письмо попало по назначению. О том, чтобы оно возымело действие. Ибо, если егоне остановят, в следующую субботу мы увидим еще две жертвы.

Телеграмма
Брэм Стокер – Леди Джейн Уайльд

29 сентября 1888 года

Новости из Ярда. Письмо прибыло на день позже, чем нужно. Они думают, это розыгрыш. Ожидается ночной кошмар. Мы с К., как стемнеет, отправимся в Уайтчепел. Когда будут новости – сообщим.

Дневник Брэма Стокера

29 сентября 1888 года

Дурачье! Ничего не понимают! Считают, что и вправду – розыгрыш! Мы с Кейном взываем снова и снова: ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ! Остается лишь молиться, чтобы они наконец так и сделали. Взять открытку – и скорее на почту! [219]219
  Из этого можно предположить, что Стокер с Кейном сочинили также послание, известное как «записка Наглого Джека», отправленное почтовой открыткой и написанное той же рукой и теми же красными чернилами, что и письмо «почтеннейшему боссу». Содержание приводится ниже: «Я не дурачил старину босса, когда дал вам зацепку: завтра вы услышите сразу о двух выходках Наглого Джека, хотя одно дело осталось недоделанным. Не хватило времени, чтобы подарить полиции уши. Спасибо, что хранили последнее письмо, пока я снова не взялся за работу». И снова подпись: «Джек Потрошитель». Поскольку в записке упоминалось о «двух выходках» до того, как это случилось, власти, получив ее 1 октября 1888 года, встревожились, но уже было слишком поздно.


[Закрыть]