Текст книги "Черная книжка"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Дэвид Эллис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

68

– Позвольте мне разобраться, правильно ли я понял, – продолжал Шоу Декремер. – Неделей раньше вы следили за своим подозреваемым. Видели, как он вошел в особняк, а через час вышел оттуда.

– Да.

– Вы пробыли некоторое время возле особняка и понаблюдали за ним.

– Да.

– Вы видели, как из здания вышли несколько привлекательных молодых женщин, одетых в провокационной манере.

– Да.

– Но вы не видели, что происходило внутри.

– Нет.

– Ни одного человека.

– По-моему, я только что ответил на вопрос. У меня не было с собой рентгена, и я не мог видеть сквозь стены. Я находился снаружи здания.

Такой ответ моего адвоката вполне устраивал. Эми Лентини начала вертеть в руках карандаш.

– Затем вы еще пару раз наблюдали за особняком в течение следующей недели.

– Да, именно так. В течение недели я два раза парковался на той улице и вел наблюдение.

– И картинка была та же. В здание входили немолодые мужчины. Затем наверх поднимались провокационно одетые женщины.

– Верно.

– Вы наблюдали, как кто-нибудь из них занимался сексом?

– Конечно нет.

– И заметили процесс передачи денег?

– Не заметил.

– Вы не видели, на какой этаж шли эти люди, не так ли? Здание ведь трехэтажное.

– Нет, не видел, но вооруженный охранник встречал каждого из гостей у входной двери. Женщин он просто пропускал внутрь – как будто давно с ними знаком. Что касается мужчин, то он проверял их личности по списку в планшете. Мужчины низко опускали головы и явно не хотели быть узнанными, они проходили секретную процедуру идентификации – следовательно, они приходили туда отнюдь не для того, чтобы навестить больную бабушку.

– Но вы все же не видели, чем они занимались внутри здания…

– Мужчины заходили в здание один за другим, а некоторое время спустя в таком же порядке один за другим выходили, мистер Декремер. Женщины же оставались в особняке в течение всего вечера. Большинство мужчин проводили в здании ровно один час – прямо как по расписанию, – но некоторые задерживались на два часа. Затем они покидали здание и вели себя так же настороженно, как и при входе. По вашему, это было тайное собрание масонов? Или, может, тапперуэровская вечеринка?[63]63
  Тапперуэровская вечеринка – рекламное мероприятие, проводимое в форме вечеринки с целью продажи пластиковых пищевых контейнеров «Тапперуэр». Такие вечеринки проводятся компанией «Тапперуэр корпорейшн» за свой счет, но в помещении клиента. Хозяйка, предоставившая свой дом для проведения мероприятия и пригласившая гостей – потенциальных покупателей – из числа своих знакомых, получает часть вырученной суммы.


[Закрыть] Вполне возможно, но мне особняк показался похожим на публичный дом.

– Он вам показался похожим на публичный дом.

Я повернулся, удивившись, что в разговор вступил сам судья. Мужчина, которого звали Уолтер Маккейб и который бросался в глаза своими изящно причесанными черными волосами и пышными усами, работал судьей более двадцати лет.

Судье дозволяется задавать вопросы. Он вообще может делать все, что захочет. Это ведь его маленькое феодальное владение. Однако обычно судьи не вмешиваются в допрос свидетелей, а значит, это плохой знак.

– Он показался вам похожим на публичный дом, – снова сказал судья, глядя на меня, – исходя из интенсивности перемещения мужчин, которые входили в посещение, а через час выходили?

– И исходя из того, как они себя вели. А также исходя из того, что туда заходили молодые женщины.

Судье, похоже, мои доводы показались неубедительными. Он был когда-нибудь в шкуре полицейского? Ему хоть раз в жизни доводилось действовать по наитию? И, кстати, кого-то интересует тот факт, что все продиктованное моей интуицией оказалось на сто процентов правильным?

– Детектив, пока вы вели наблюдение за особняком или в тот вечер, когда была проведена облава, в какой-либо момент времени вы видели совершаемое преступление? – наступал судья Маккейб.

– Каждый раз, когда какой-то мужчина заходил в особняк, я видел совершаемое преступление.

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, детектив. Заходить в то или иное здание – не преступление.

– Преступление, если это здание – публичный дом.

– Но вы не знали наверняка. Вы сами сказали, что оно показалось похожим на злачное место.

– Но…

– Вы видели, что кто-то занимается сексом? Или передает деньги? Вы застукали хотя бы одну из молодых женщин в компании с одним из посетителей-мужчин? Может быть, они касались друг друга или махали в знак приветствия? Вы уверены, что они были вместе на одном этаже?

– Нет, господин судья. И если бы туда зашел всего один мужчина или несколько, я не придал бы значения. Но это был целый поток. А охранник у двери всячески старался обеспечить анонимность. Он устраивал все так, чтобы никто на входе не встретился друг с другом. Он выглядывал из двери, убеждался, что на улице никого нет, и только после этого выпускал очередного гостя из дома. Все это выглядело весьма необычно.

– Может, и необычно, – сказал судья. – Но неужели это выглядело как преступление?

– С моей точки зрения – да. И у меня не было времени на получение ордера. К тому моменту, как я нашел бы судью и получил соответствующую бумагу, клиенты уже ушли бы. Так что времени у меня не было. Это одно из преступлений, когда хватать преступников необходимо быстро, иначе они скроются. Я был вынужден действовать немедленно.

Судья откинулся на спинку своего стула. Судя по его виду, мое объяснение его не удовлетворило.

«Черт бы его побрал», – подумал я. Полицейским часто приходится руководствоваться в своей работе интуицией. Все, что я видел около особняка, подсказывало, что это элитный публичный дом. И я оказался прав – да, прав. Неужели это ничего не значит? Но вот я сижу здесь, в чистеньком зале суда с отделкой из орехового дерева и блестящими полами, и слушаю разглагольствования судьи, который никогда не проводил целый день на улице. Адвокат пришел сюда в одежде, на которую не хватит моей двухмесячной зарплаты, и тоже никогда не копошился целый день в дерьме. И оба типа ведут себя так, как будто знают все лучше, чем я.

Слушания еще не закончились – по крайней мере, формально. Еще не вступала в игру Эми. Но я видел по выражению лица судьи, что я его не убедил. Он полагал, что я не имел достаточных оснований. Похоже, он собирался счесть произведенный мною обыск незаконным. Он собирался принять решение не в мою пользу.

И тем самым поставить крест на моей карьере.

69

Лейтенант Голдбергер аккуратно закрыл за собой дверь и повернулся ко мне и Кейт, которой предстояло давать свидетельские показания завтра. Мы находились в комнате опроса свидетелей, расположенной на том же этаже, что и зал суда, где мне только что вручили мою голову.

Я стоял и разминал суставы – устал сидеть весь день. Сначала меня в течение семи часов забрасывали вопросами шесть адвокатов, затем Эми подробно допрашивала относительно каждой детали. Но это уже ничего не меняло: с той секунды, как судья обратился ко мне с вопросами, стало ясно, что он не на нашей стороне.

– Похоже, все прошло не слишком хорошо, – констатировал Гоулди.

Все равно что сказать, будто во время первого рейса «Титаника» имели место некоторые трудности.

– Произведенный мною обыск был вполне обоснованным, – настаивал я.

– Мне, черт побери, это известно, – сказал Гоулди. – Но судья не на нашей стороне. Очевидный факт.

Я покачал головой.

– Какой-то шут в мантии, который не…

– Который не занимался такой работой ни одного дня, – пробурчал Гоулди. – Я знаю, знаю… Но время хорохориться прошло. Наступило время искать выход из сложившейся ситуации.

Я посмотрел на него. Гоулди ничего не говорил просто так.

Он показал на Кейт:

– Детектив Фентон, вы вместе с другими полицейскими вели наблюдение за особняком в течение двух вечеров до облавы. Когда наблюдение закончилось, Билли отправился домой. А что делали вы?

Кейт, ни на миг не задумываясь, ответила:

– Я тоже уехала, но затем вернулась к особняку.

Я резко повернулся и бросил взгляд на Кейт:

– Что?

Кейт продолжала смотреть вперед, на Гоулди, стараясь не встречаться со мной взглядом:

– Я приехала обратно к особняку. Подождала, пока начнут выходить женщины. Я проследила за двумя из них до самого дома.

Я слышал об этом впервые. Потому что в действительности ничего подобного не происходило.

– И что случилось дальше? – продолжал Гоулди, делая вид, что выступает в роли прокурора на судебном заседании и уже знает ответ.

Потому что он действительно знал ответ. Сейчас он услышит его не в первый раз.

– Две женщины приехали в свою квартиру, расположенную на втором этаже многоквартирного дома, – рассказывала Кейт. – Я подошла к их дому и осмотрела звонок, относящийся ко второму этажу. Рядом с ним фигурировали две фамилии – Санчес и Дэниелс.

– Чушь собачья, – не выдержал я. – Бред.

– На полу около почтовых ящиков лежала почтовая открытка, – продолжала Кейт. – Это оказался рекламный проспект. Какая-то распродажа в «Мейсис» или что-то в таком роде. На открытке был указан адресат – Эрика Дэниелс.

– То есть вы узнали имя и фамилию одной женщины и только фамилию второй, – сказал Гоулди. – Что произошло затем?

– О-о, я вас умоляю! – взвыл я. – Даже я могу закончить эту историю. – Я посмотрел на Кейт. – Ты приехала в полицейский участок и проверила, не числится ли каких-либо правонарушений за женщинами с такими фамилиями. Оказалось, что Эрику Дэниелс уже уличали в занятиях проституцией. Относительно Санчес ты обнаружила то же самое. На фотографиях в досье ты увидела, что это они и есть – две женщины, за которыми ты следила. Таким образом, получается – о господи, как все удивительно удачно для нас сложилось! – нам стало известно, что по меньшей мере две из женщин, которые находились в тот вечер в особняке, были проститутками. – Я резко поднял руки вверх. – Аллилуйя! У нас теперь есть достаточные основания!

Гоулди прислонился к стене:

– В общем-то, лучше и не скажешь.

– Да, кроме того, что в действительности ничего подобного не происходило. Кейт не следила за женщинами до самого дома. – Я опустил руки. – Так что о чем мы, ребята, сейчас разговариваем, а? – Я снова повернулся к Кейт. – Гоулди тебя надоумил, да? Я понимаю, что он хочет нас защитить, но ведь существует…

– Кто сказал, что идея принадлежит Гоулди? – взвилась Кейт, будто оскорбившись, что я приписываю лжесвидетельство ему, а не ей.

Она встала и подошла ко мне, оказавшись со мной лицом к лицу:

– Если мы проиграем это дело, всему конец, – прошипела она. – Мэр останется на своем посту, правильно? Ну конечно останется. Он выйдет на свободу. И его лучший друг Тристан Дрискол, назначенный им на должность суперинтенданта полиции, тоже останется.

– Сколько у суперинтенданта уйдет времени, чтобы найти причину для твоего увольнения? – как бы между прочим поинтересовался Гоулди. – А может, хуже того, он отправит тебя регулировать уличное движение на всю оставшуюся жизнь? Если дело будет проиграно, это отразится на твоем будущем, приятель.

– Я рискну, – нахмурился я.

– Ага, а вот я рисковать не буду. – Кейт пихнула меня в бок. – Это касается не только тебя, напарник. Моя карьера тоже может вылететь в трубу. У меня что, нет права голоса?

Я вздохнул:

– Кэти…

– О-о, теперь я уже «Кэти».

Она показала пальцами знак кавычек.

Я посмотрел на Гоулди:

– Когда вы все придумали? Я имею в виду вашу дурацкую историю…

– Ты имеешь в виду дурацкую историю, которая спасет карьеру не одного, а целых двоих полицейских – лучших полицейских из всех, кого я знаю? – спросил он. – Ту нелепейшую историю, которая поможет отправить плохих людей туда, где они и должны находиться? Именно эту дурацкую историю?

Я тяжело вздохнул. Сердце Гоулди всегда находилось в правильном месте. Ради меня он бросился бы останавливать приближающийся поезд. С его точки зрения, невинная выдумка была всего лишь маленьким отклонением от правды, безвредной уловкой с целью не допустить судебной ошибки и, что более важно, защитить меня. Он всегда меня оберегал.

– Кейт, – попросил Гоулди, – дай нам поговорить с глазу на глаз буквально минуту, хорошо?

Это показалось ей неплохой идеей. Она схватила свою сумочку и с раздраженным видом вышла в коридор, даже не взглянув на меня.

Гоулди слегка поднял руку:

– Ты сейчас подержи свое хлебало закрытым и послушай меня хотя бы раз. Мне это не нравится не меньше, чем тебе. Идея – не моя. Все придумала Кейт. Она – человек решительный. Я не смог бы ее остановить, даже если бы захотел. Я молил Бога, чтобы твои показания оказались убедительными и больше ничего не потребовалось. Однако ситуация повернулась по-другому. И нам выбирать не приходится.

Я сердито покачал головой.

– Это даст нам справедливый результат, – продолжал он. – Справедливый с точки зрения правосудия. Ты, как полицейский, хорошо выполнил свою работу. Все предположения, которые у тебя возникли, оказались правильными. Поэтому с какой стати все должно закончиться тем, что подонки выйдут на свободу, а два хороших полицейских получат нож в живот?[64]64
  Фразеологизм get а knife in one’s stomach (досл. «получить нож в живот») означает «нажить неприятностей на свою голову». (Примеч. ред.)


[Закрыть] Какое же это, черт побери, будет правосудие?

Я не в первый раз давал свидетельские показания в суде и понимал, что можно представить информацию в таком свете, какой тебе выгоден. Своего рода ожесточенная борьба – кто кого. Однако сейчас мне предлагали пустить в ход ложные показания. Такого я никогда не делал.

Гоулди словно прочитал мои мысли:

– Я никогда за миллион лет не попросил бы тебя говорить такое в качестве свидетеля. Я, черт возьми, не попросил бы и Кейт. Но она сама предложила. Я пытался ее отговорить. Ты когда-нибудь пробовал переубедить Кейт?

Тут я с ним спорить не стал. Питбуль и тот менее упрям, чем моя напарница.

– Послушай, иногда в конце дня, когда я опускаю голову на подушку, я пытаюсь мысленно положить правильное и неправильное на весы и посмотреть, что из них перевешивает… В общем и целом, я считаю, то, что она задумала, позволит правильному в данном случае перевесить неправильное. Это самое лучшее, что я могу сделать, дружище.

Я все еще негодовал, но ничего поделать не мог. Свои свидетельские показания я уже дал. Никто больше не собирался ничего у меня спрашивать под присягой.

– Это не твое решение и не мое, – резюмировал Гоулди. – Пусть она сделает это, приятель.

70

Судья Уолтер Маккейб поправил очки и окинул взглядом переполненный зал суда.

– Суд готов вынести решение, – объявил он.

Слушания длились три дня. На мои свидетельские показания ушел весь первый день. На показания Кейт – второй день и часть третьего. Адвокаты забросали Кейт всевозможными вопросами, подвергая сомнению неожиданное заявление, что она проследила за двумя женщинами из особняка, собрала сведения и выяснила, что за ними числится грешок. «Почему вы никак не задокументировали данную информацию? – наперебой интересовались адвокаты. – Почему не сообщили своему напарнику – детективу Харни? А может, мы впервые слышим об этом только потому, что показания детектива Харни оказались не совсем удачными для обвинения?»

В зале суда воцарилась тишина. Я почувствовал в ушах еле заметный звон, который часто возникает при подобной тишине. А может, что-то звенело в моей голове. Ведь решение судьи отразится на моей дальнейшей карьере.

– Суд считает обыск особняка законным, – сообщил судья. Точнее, не сообщил, а начал читать уже заготовленный текст.

Я глубоко вздохнул.

– Наблюдение, осуществляемое детективами, дало им определенные основания полагать, что особняк представляет собой не жилой дом, а бордель, то есть публичный дом. Еще более важно то, что показания детектива Фентон – относительно того, что она проследила за двумя женщинами, находившимися в особняке, проверила их по базе данных и выяснила, что они являются проститутками, – заслуживают доверия, и это вполне позволяет констатировать наличие достаточных оснований. В тот вечер, когда была проведена облава, у полицейских имелись достаточные основания полагать, что совершается преступление и за то время, которое понадобится на получение ордера, гости особняка уже покинут место преступления и, так сказать, улики исчезнут. Суд считает, что достаточные основания имелись и что действовать необходимо было безотлагательно. Стремление защиты опровергнуть факты не возымело действия. Обвинение?

Эми Лентини поднялась со стула.

– Обвинение готово к судебному заседанию, Ваша честь.

– Мистер Декремер? – обратился судья к адвокату мэра, который, похоже, был де-факто руководителем бригады адвокатов.

Шоу Декремер встал.

– Можем ли мы отложить выбор присяжных заседателей до завтра, Ваша честь?

Судья медленно кивнул. Он понял. Поняла и Эми. Суда не будет. Обвиняемые и их адвокаты попытались сделать ставку на нарушение юридических формальностей, но у них ничего не получилось. Если начнется суд, будут допрошены дюжина полицейских и дюжина проституток (всем был гарантирован иммунитет в обмен на согласие дать показания), и они обнародуют подробности происходящего в тот вечер за закрытыми дверями спален. А это – весьма пикантные и унизительные подробности. Потенциальный позор сильно перевешивает мизерную вероятность вынесения оправдательного приговора. Поэтому все обвиняемые признают себя виновными.

Шоу Декремер подошел к Эми, а за ним потянулись и остальные адвокаты. Они выстроились перед ней, как покупатели перед входом в магазин «Тойс-ар-ас» в надежде приобрести последнюю модель игровой приставки в Черную пятницу.[65]65
  Черная пятница – первая пятница после Дня благодарения в США, с которой начинается традиционный рождественский сезон распродаж.


[Закрыть]

– Мэр признает себя виновным, – заявил Декремер, стараясь говорить потише. Однако я сидел в переднем ряду и слышал все, что он шепчет Эми.

– Я подготовлю соответствующие бумаги, – сказала она, пожимая ему руку. Она вполне могла бы громко спросить: «Кто там следующий?» – потому что все эти адвокаты, которые сегодня, фигурально выражаясь, наточили ножи и пытались искромсать меня на кусочки, теперь один за другим стали заявлять, что их подзащитные признают свою вину. Таким образом они надеялись договориться о той или иной поблажке для них со стороны прокурора.

Я посмотрел назад, на Кейт. Она встала и произнесла три слова:

– Не за что.

Мне следовало бы насладиться произошедшим в гораздо большей степени. Внимание едва ли не всей страны было приковано сейчас к этому залу суда, и мы выиграли дело. Возможно, дорожка, по которой мы пошли, была немного скользкой, но лично я не сказал ничего, кроме правды, и Гоулди прав – правосудие восторжествовало.

Однако у моих ног стоял портфель, в котором лежала фотография размером восемь на десять дюймов, на которой была запечатлена Эми Лентини, поднимающаяся по ступенькам в особняк. Я пока не сказал Эми ни слова, потому что хотел сконцентрировать все внимание на слушаниях, но теперь они закончились, и я почувствовал, как что-то в моем животе забурлило и закипело.

Когда последний из адвокатов переговорил с Эми и зал суда опустел, она посмотрела на меня. В ее взгляде чувствовались одновременно облегчение и неудовлетворенность.

– Я бы отдала что угодно ради того, чтобы узнать, как возникли показания Кейт, – призналась она.

– Сомневаюсь, что ты отдала бы что угодно, – возразил я.

Ее брови сошлись на переносице:

– Она поклялась мне, что это правда.

– Я знаю, что она поклялась. Она поклялась и под присягой тоже.

Когда Кейт в первый раз рассказала Эми о том, что она планирует сказать под присягой, Эми отнеслась к идее не очень хорошо. Она давила на Кейт снова и снова. Она убеждала Кейт, что не одобряет лжесвидетельства и не позволит дать ложные показания. Однако Кейт никогда не давала задний ход. Она поклялась, что ее утверждения – правда. Они препирались подобным образом больше часа. Эми отнеслась к заявлениям Кейт скептически, но она не знала наверняка – и не могла знать, – что Кейт лжет.

Эми даже отвела меня в сторонку и спросила, можно ли верить Кейт. Однако Кейт довольно толково вывела меня из игры, заявив, что не сообщила мне о слежке. Таким образом, врать мне не пришлось. Я сказал Эми правду: лично мне это кажется чушью, и я не уверен, что Кейт не лжет, но собственными глазами не видел, следила она за теми женщинами или нет. Я тогда уехал домой. А чем после этого занималась Кейт, мне неизвестно.

В конце концов Эми сдалась. Впрочем, выбора у нее не было.

Судя по выражению лица Эми, она чувствовала себя примерно как картежник, который только что выиграл краплеными картами, но не знал наверняка, что они крапленые, а потому играл как получится.

– Ну вот и все, – подытожила она, воодушевляясь своей победой и позволяя чувству радости наполнить ее душу. – Может, отпразднуем?

Я окинул взглядом зал суда, чтобы убедиться, что мы одни. Затем полез в свой портфель, достал из него конверт и вытащил глянцевую фотографию, на которой была запечатлена Эми, поднимающаяся по ступенькам особняка. Я протянул фотографию Эми, но когда она попыталась ее взять, отдернул руку: у меня ведь всего одна такая фотография.

Выражение ее лица стало унылым, она напряглась:

– Где ты…

– Где я взял снимок? Этот вопрос вряд ли является самым важным. Хм, он, пожалуй, не входит даже в первую десятку.

Эми сильно заморгала и сделала шаг назад. Она заскользила взглядом по полу, но затем – после бесконечно долгих нескольких секунд, в течение которых мое сердце колотилось так сильно, что даже сжалось горло и я не смог бы выдавить ни слова, – она выпрямилась и посмотрела мне прямо в глаза.

Слегка прищурившись, она прошептала ничего не выражающим голосом:

– Не здесь.