Текст книги "Черная книжка"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Дэвид Эллис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Настоящее

48

Запах братвурстов,[51]51
  Братвурст – свиная сарделька с большим количеством специй.


[Закрыть] шипящих на гриле, настраивает мой желудок на позитив, а голос моего брата Айдена возвращает меня к приятным воспоминаниям. Брат наклоняется над грилем и страшно ругается, когда мелкие брызги жира попадают ему в глаз.

– Почти готово, – объявляет Айден, сходя с настила на мягкую траву, растущую на заднем дворике, и вытирая пот со лба. – Они, похоже, будут идеальными.

Айден показывает пальцами знак, означающий, что все классно.

– Можно подумать, братвурсты так уж трудно приготовить, – бурчит себе под нос Брендан, бросая футбольный мяч в сторону Айдена. – Эй, шеф-повар Пьер, нужно всего лишь немного их поджарить, а затем положить на кусок белого хлеба.

Это шестьдесят первый день рождения моего отца. Мы отмечаем его скромно: просто устраиваем на заднем дворике пикник с мясными блюдами. Участвуют только ближайшие родственники. Брендан прилетел из Далласа, а Айден приехал на автомобиле из Сент-Луиса. Папа сказал, что не хочет организовывать ничего особенного, потому что мы и так уже на славу погуляли в прошлом году (как-никак, юбилей – шестьдесят лет!). Но я знаю, что истинная причина – это я. Все уделяют особое внимание мне – младшему сыночку, пострадавшему от черепно-мозговой травмы и, между прочим, единственному, кто остался в живых после перестрелки, которая унесла жизни детектива Кэтрин Фентон и заместителя прокурора штата Эми Лентини. Ко мне относятся так, как будто я – хрупкая фарфоровая кукла. «Давайте не будем устраивать грандиозного празднования, потому что Билли к нему не готов», – говорили они, наверное, друг другу.

Физически я вроде бы уже вернулся к нормальной жизни – а точнее говоря, почти нормальной. Я могу ходить без посторонней помощи. Я могу отжаться от пола одиннадцать раз. Я могу спать в течение пяти часов непрерывно. Ко мне вернулся аппетит, хотя я и не в состоянии есть овощи – по крайней мере, я заявляю об этом Пэтти каждый раз, когда она мне их предлагает.

Умственно – это уже совсем другая история. Я сильно скучаю по Кейт, потому что она довольно долго занимала важное место в моей жизни. Она была напарницей, другом и – хотя и очень короткое время – даже кем-то более близким, чем друг. Я видел ее почти каждый день на протяжении нескольких лет. Однако потом все странным образом переменилось. Наши отношения стали напряженными. Мы перестали друг другу доверять.

А затем появилась Эми. Последнее, что я о ней помню, – тот вечер, когда мы ужинали вдвоем. В конце вечера мы поцеловались, и я почувствовал, как внутри меня что-то взорвалось – как будто через ее и мои губы проскочил электрический разряд. Я почувствовал себя так, как никогда раньше – с тех пор, как умерла Валерия. Я помню, что это взбудоражило и даже напугало меня. Помню, мне показалось, что Эми испытывает такие же чувства по отношению ко мне.

Но теперь все, что я имею, – это тупая боль. Боль, которую я не могу идентифицировать, и я не в состоянии понять, откуда она исходит. Возможно, такую боль испытываешь, когда теряешь человека, в которого уже начал влюбляться? Или это ощущение вины, что не уберег?

Мне очень хотелось вспомнить, что тогда произошло.

– Мы всю зиму ворчим по поводу холодов, а когда наступает лето, мучаемся от жары.

Отец, держа бутылку пива «Бэд лайт», вытирает лицо. Хотя солнце уже начинает исчезать за деревьями, растущими на заднем дворике, в середине июля даже вечером еще жарко.

Папа ведет себя сдержанно. В таком поведении проявляется охватившая его озабоченность. Его представление о том, каким образом отвлечь меня от мрачных мыслей, состоит в том, что нужно говорить о погоде. Так ведут себя Харни. Мы не очень-то любим открыто выражать эмоции.

– Как проходит расследование? – спрашиваю я.

– Какое расследование? – недоумевает он.

Будучи начальником следственного управления, отец одновременно занимается бесчисленным множеством уголовных дел. В основном он контролирует их все.

Я посмотрел на него пристальным взглядом.

– Двойное убийство, – говорю я. – Ты, возможно, помнишь о нем. То самое происшествие, во время которого я получил пулю в голову.

Папа напрягается.

– Никто ничего не рассказывает, – вздыхает он.

Поскольку расследование имеет отношение ко мне – то есть к его близкому родственнику, ему не разрешают в нем участвовать и даже контролировать его.

– Если я все правильно помню, – возражаю я, – твои уши все еще функционируют.

Что мой папа, что Гоулди – трудно представить, что они не найдут возможности сунуть свой нос в расследование, если только захотят. А они хотят.

– Я уверен, что с тобой все будет в порядке, – говорит папа, явно пытаясь уйти от ответа и успокоить меня. – Лично я полагаю, что в данном случае все понятно. Кейт зашла и увидела тебя с Эми, у нее начался приступ ревности, она открыла огонь, а вы стали стрелять в ответ. В результате два человека погибли, а тебе повезло. С моей точки зрения, единственным человеком, совершившим в той комнате преступление, была Кейт, и она уже мертва. Если бы принимать решение доверили мне, я закрыл бы уголовное дело без предъявления обвинения.

В его голосе сквозит надежда. Но он все еще не ответил на мой вопрос.

Папа смотрит на меня с таким видом, словно может мне кое-что сказать и пытается решить, стоит ли говорить. Я жду, пока он поборет свои сомнения.

– Вот черт!.. – начинает нервничать он. – Я не хотел упоминать об этом сейчас. Когда угодно, но не сегодня вечером.

– Упоминать о чем?

Он шумно выдыхает.

– Они… Расследование теперь проводит другой полицейский.

– Кто?

Отец качает головой.

– Визневски, – говорит он.

Я делаю шаг назад:

– Как это…

– Он сам вызвался. Ходил к суперинтенданту полиции.

– К суперинтенданту, который желает, чтобы мою голову принесли ему на блюде.

– Да, именно к нему.

– Он передал проведение расследования Визу? Тому, который ради наживы занимался «крышеванием»? Тому, который пытался отговорить меня от проведения облавы в борделе, ибо он прикрывает политиков, которых я задержал? Тому, который убил менеджера борделя, чтобы она не указала на него? Который убил полицейского, встречавшегося со мной на платформе метро, – убил потому, что благодаря ему я уже подбирался к…

– Билли, Билли. – Папа поднимает руку в успокоительном жесте. – У нас нет доказательств. Я знаю, что ты прав. Но то, что думаю я, не имеет значения. Нам необходимо доказать, что Визневски – коррумпированный полицейский.

Он бросает в сторону пивную бутылку. К счастью, она попадает на траву, а не разбивается о крыльцо.

– Я бы уволился из полиции из-за того, как они с тобой обошлись, – признается он. – Но как это тебе поможет? Как частное лицо я не смогу быть тебе полезным. А вот в своей должности, даже если меня будут всячески сдерживать, возможно, смогу что-нибудь сделать.

Через заднюю дверь заходит Пэтти. Она несет салат в огромной стеклянной чаше. Никто из мужчин не станет его есть – если только Пэтти не выхватит и не наведет на них свой пистолет, что, вообще-то, вполне может произойти.

– Вы, ребята, оба упускаете один важный момент, – говорит она – говорит так, как будто все время участвовала в нашем разговоре – от начала и до сего момента. Я оглядываюсь и замечаю открытое окно на кухню. Возможно, через окно она все слышала.

– Какой момент? – спрашиваю я.

– А тот момент, – уточняет она, – что тебе необходимо вернуть память. И пока этого не произойдет, ты будешь игрушкой в руках у Визневски.

49

Доктор Джилл Ягода, щуря глаза, внимательно всматривается в меня. Она откидывается назад на высокую спинку обитого кожей стула, скрещивает ноги и снимает очки в черной оправе. Затем заводит за ухо прядь пепельных волос, свисающих сегодня ей на плечи.

– Это все? – спрашивает она. – Все, что вы помните?

– Да, пожалуй, все, – отвечаю я.

– У вас была встреча с Эми Лентини, которая вызвала у вас множество эмоций. Вы вернулись домой и утопили свою печаль в алкоголе. К вам в дом зашла сестра. У нее есть ключ?

– От моего дома? Да, конечно. У Пэтти есть ключ.

– А на следующее утро женщину, которая заведовала борделем, – Рамону Диллавоу – обнаружили мертвой. Перед смертью ее пытали.

– Именно так.

– Получается, что в течение двух дней были убиты двое – та женщина и полицейский, с которым вы встречались на платформе метро.

– Правильно. Как будто кто-то пытался убрать свидетелей и тем самым замести следы.

– А затем… – Она наклоняется вперед.

– А затем – ничего, – говорю я. – Я не помню ни одного события. Занавес закрывается. Конец представления. Надеемся, что вам понравилось. Спасибо, что пришли. Желаем без происшествий добраться домой.

Она закатывает глаза:

– Это произошло… за две недели до того, как вы получили пулю в голову.

– Я знаю.

– И две недели полностью выпали из памяти?

Я сжимаю ладонь в кулак, а затем резко разжимаю и поясняю:

– Вжик – и нету.

– Вы даже не помните судебное разбирательство относительно секс-клуба? – спрашивает она. – Когда мэр, архиепископ и все остальные, арестованные в том особняке, предстали перед правосудодием…

– Нет, – говорю я. – То есть я читал о нем позже – как и все остальные в этой чертовой стране. Но читал как будто не о себе, а о каком-то другом человеке. Судебное разбирательство выпало из памяти полностью.

– Я… Ну хорошо.

Женщина-психиатр с образованием, полученным в университетах, входящих в Лигу плюща,[52]52
  Лига плюща – ассоциация восьми частных американских университетов, расположенных в семи штатах на северо-востоке США. Это название происходит от побегов плюща, обвивающих старые здания в этих университетах. Считается, что члены лиги отличаются высоким качеством образования.


[Закрыть] закусывает нижнюю губу.

На ней сегодня еще одно длинное платье без рукавов – на этот раз ярко-синего цвета. Она, надо сказать, прямо-таки наряжается, когда идет на работу. Обручального кольца на пальце что-то не видно. Я замечаю детали просто в силу привычки – как детектив и как мужчина, не утративший основного инстинкта… Но вообще в известном смысле она меня не интересует. Может, заинтересует при других обстоятельствах.

– Скажите мне что-нибудь, – прошу я.

– Ну, это всего лишь… Причины, провоцирующие потерю памяти, могут быть физиологического и психологического характера, – объясняет она. – К потере памяти могут привести травматические повреждения. Например, вы попадаете в дорожно-транспортное происшествие и затем не помните момента столкновения. От удара вы потеряли сознание, и теперь у вас ретроградная амнезия.

– Это, видимо, физиологические причины.

– Да. Или же неврологическая амнезия – потеря памяти, вызванная черепно-мозговой травмой. Она тоже физиологического характера. Вы могли бы полностью утратить память в результате столь тяжелой травмы.

– Да, мог бы, – соглашаюсь я, – но ведь не утратил.

– Именно так. Не утратили. Ваш случай – очень специфический. У вас, похоже, прочная, отчетливая память, которая в определенный момент вдруг резко обрывается – как по щелчку пальцами. Вы переходите от полноцветной трехмерной памяти к абсолютно черной дыре.

– Верно. Я помню, как находился в квартире Рамоны Диллавоу, а затем, как я уже говорил: «Вжик – и нету».

– Ваши причины – не физиологические, – подытоживает она. – Они эмоциональные. Дело не в том, что вы не можете вспомнить, Билли. Что бы тогда ни произошло… Вы не хотите вспоминать.

50

Я гуляю по улицам – или, как я это называю, прохожу физическую терапию, которая предполагает, что я должен ходить пешком не меньше двух миль в день (если мое ковыляние с частыми остановками можно назвать ходьбой). Я двигаю ногами и руками и надеюсь, что они совместными усилиями высвободят что-то в моем мозгу и в голове внезапно прояснится. Я не прошел еще и одного квартала, а мое лицо уже покрылось потом, а рубашка – опять же от пота – стала прилипать к груди.

Потерять память – все равно что положить какой-то предмет в укромное место и забыть о нем, с той лишь разницей, что вы не только не можете найти нужную вещь, но еще и не помните, что это была за вещь. Поэтому вы продвигаетесь сквозь туман, надеясь на то, что натолкнетесь на нечто и сразу узнаете, что оно такое.

Или, как я уже сказал, вы проходите физическую терапию.

Сейчас лето, а потому везде полно детей. Они бросают друг другу через дорогу бейсбольные мячи, бегают по воде, хлещущей из открытого пожарного гидранта, съезжают вниз с металлических горок, карабкаются по подвесным веревочным лестницам и играют в песочницах. Куда ни глянь – везде предвыборные плакаты и баннеры, обернутые вокруг столбов или прикрепленные к заборам. Чаще всего попадаются на глаза ярко-зеленые с желтоватым отливом плакаты, на которых огромными белыми буквами написано: «МАРГАРЕТ – В МЭРЫ».

Когда мэр Фрэнсис Делани опозорился и был вынужден оставить свой пост, а законодатели штата приняли закон о досрочных выборах мэра, все полагали, что кандидатом номер один на должность градоначальника будет конгрессмен, представляющий северную часть города, а именно седовласый и симпатичный Джон Тедеско, который проработал в палате представителей четырнадцать лет. В его «сундуках» водились миллионы, которые он мог потратить на предвыборную кампанию. У него были связи, возникшие за долгие годы службы в государственном аппарате. Однако он, сославшись на ухудшающееся здоровье, добровольно выбыл из предвыборной гонки и стал поддерживать свою приятельницу – прокурора штата Маргарет Олсон.

В преддверии внеочередных выборов, связанных с отставкой мэра Делани, Максималистка Маргарет занимает теперь ведущие позиции среди кандитатов. Три члена совета района и два выборных окружных администратора тоже выдвинули свои кандидатуры, но Маргарет – единственная женщина. Кроме того, у нее намного больше денег, а ее репутация борца с преступностью, стремящегося положить конец коррупции, уже берет, похоже, верх.

Маргарет Олсон – везде: на телевидении, в Интернете, на ламинированных брошюрах в моем почтовом ящике… Самый свирепый и амбициозный прокурор из всех, которых когда-либо видели в округе, почти наверняка станет следующим мэром Чикаго.

Я потратил на ходьбу больше часа. Отправляясь на прогулку, прихватил с собой бутылку воды, но полчаса спустя она опустела. Я дошел до пересечения Норт-авеню с Дэймен-авеню и Милуоки-авеню, где хорошо одетые яппи и различные неформалы «зависали» в уличных кафе или тащили пакеты с покупками после шопинга на Дэймен-авеню.

Я все еще молод, но чувствую себя пожившим. Я уже побывал в браке, я был при смерти и сейчас иду как восьмидесятилетний старичок, прихрамывая и кряхтя во время кратких остановок, которые я делаю, чтобы собраться с силами. Когда возвращаюсь в свой квартал, то уже едва не валюсь с ног.

И вдруг я резко останавливаюсь.

На подъездной дорожке к моему дому и на проезжей части возле бордюра припаркованы три полицейские машины и два автомобиля без опознавательных знаков. То есть в общей сложности пять автомобилей, набитых полицейскими. Это может означать только одно.

По мере того как я приближаюсь, несколько полицейских, которые знают меня, кивают с извиняющимся выражением на лице. Я киваю в ответ. Это ведь не их вина. Они всего лишь выполняют приказ, делают свою работу.

Я подхожу ближе, и лейтенант Пол Визневски выходит из машины и протягивает мне лист бумаги. Честно говоря, мог бы по крайней мере скрыть свою радость по данному поводу.

– Уильям Харни? – спрашивает он – спрашивает так, как будто мы с ним не работали вместе на протяжении нескольких лет. – У нас ордер на обыск в вашем доме.

– Ой, как жаль, что я не знал заранее, – сокрушаюсь я. – Я мог бы навести там порядок. И испечь для вас печенье.

Визневски подходит ко мне так близко, что мы оказываемся почти нос к носу.

– Подумай лучше о приготовлении омлета,[53]53
  Имеется в виду идиома you can’t make an omelette without breaking the eggs (невозможно приготовить омлет, не разбив яйца), которая означает, что невозможно сделать что-то, не вызвав каких-нибудь проблем или последствий.


[Закрыть] – советует он. – Мы будем здесь весь день и всю ночь. Я найду то, что ищу, Харни. Это так же верно, как то, что я сейчас стою здесь.

51

Пэтти Харни выходит из своего автомобиля и направляется быстрым шагом к полицейским машинам, стоящим у дома Билли. Она узнает одного молодого полицейского в лицо, хотя и не знает его имени.

– Где он? – спрашивает она. – Где мой брат?

– В машине, детектив, – отвечает полицейский, кивая в сторону седана цвета ржавчины, припаркованного на проезжей части возле бордюра.

Пэтти видит Билли на заднем сиденье. Он прислонил голову к подголовнику и выглядит изможденным. Он изнурен в значительной степени именно физически. Он все еще не восстановился, ему не хватает сил. Врачи сказали, что может пройти целый год, пока он хотя бы приблизится к прежней форме и сможет делать то, что раньше.

Пэтти легонечко стучит костяшками пальцев по стеклу. Билли слегка поворачивает голову и смотрит на нее. Она открывает дверь.

– Хочешь подышать свежим воздухом?

– Я лучше останусь здесь, – отмахивается Билли. – А ты присмотри там за всем.

Пэтти садится в машину, захлопывает дверь и придвигается поближе к нему. Они склоняются головами друг к другу.

– Ты нормально себя чувствуешь, братик?

Он пожимает плечами.

– Я как в тумане, Пэтти. Я не знаю, как себя вести: то ли нервничать, то ли злиться, то ли грустить, то ли… что-то еще.

– Я понимаю, понимаю. Все будет в порядке. Просто Визневски так развлекается.

Она видит через окошко, как полицейские выходят из дома с коробками в руках. Один несет в руках старенький компьютер.

– Мне повезет, если они не вырвут из стены печку, – шутит Билли.

Сарказм Билли наводит Пэтти на мысль, что брат снова становится самим собой. Однако до полного восстановления еще далеко. Он раньше все время улыбался: всеобщий друг, комик… Бокал у него всегда был наполовину полным, а не наполовину пустым, и казалось, куда бы он ни пошел, за ним всегда следует солнце. Сейчас же он пребывает в удрученном состоянии. Бокал стал наполовину пустым, а солнце закрыла черная туча.

«Теперь ты знаешь, что я чувствую, Билли. Не очень-то весело, не так ли? Жизнь уже не столь прекрасна, когда блага не падают с неба прямо в руки, а люди не твердят без умолку, какой ты интересный и остроумный».

– Я никогда у тебя не спрашивал, – хмурится Билли. – Хотел спросить, но… Не знаю.

Она поворачивается к нему.

– Не спрашивал о чем?

– За сутки до того, как я получил пулю, я следил за Рамоной Диллавоу, – признается он. – И видел ее в ресторане «Тайсонс» на Раш-стрит в компании с тобой.

Пэтти напрягается.

– С какой целью ты встречалась с ней? Я никогда не спрашивал.

«Вообще-то спрашивал, Билли. Ты задавал мне этот вопрос. Ты просто не помнишь».

– Я пыталась раздобыть маленькую черную книжку, – отвечает она. – Я пыталась тебе помочь.

– Каким образом? Заплатив за ее выпивку? Ты думала, этого будет достаточно?

Пэтти вздыхает и ласково гладит Билли по ноге.

– Билли-Билли, – говорит она. – Ты всегда отталкиваешь людей, которые хотят тебе помочь, и тянешься к тем, кому не нужен.

– Это не ответ.

Пэтти качает головой и снова смотрит в окошко. Из дома выходит еще один полицейский с коробкой в руках.

– Не переживай ни о чем. – Она гладит его по руке. – Я не допущу, чтобы с тобой произошло что-либо плохое. Твоя сестра тебя защитит.

– Меня не нужно защищать. Я просто хочу узнать правду.

Она снова поворачивается и смотрит на своего измученного и сломленного младшего братика – братика, который моложе на несколько минут. Она для него старшая сестра, но всю жизнь казалось, будто она младше и ей требуется его помощь, поддержка и защита от опасностей окружающего мира.

– Помни, – шепчет она, – тебе не следует говорить ни одного слова этому Визневски. Не говори ему вообще ничего.

52

Я сижу в комнате для допросов. От меня не ускользает ирония происходящего: в этой комнате я сам за несколько лет допросил десятки подозреваемых. Я даже знаю, в каком месте на полу есть щели. Я знаю, куда и каким образом нужно посадить подозреваемого, чтобы он находился как раз под струей воздуха, исходящей из кондиционера, или же чтобы солнце светило сквозь шторы прямо в глаза.

Дверь открывается, и я вижу круглолицую физиономию лейтенанта Пола Визневски и чувствую исходящий от него сигарный запах. У него в руках – простенькая коричневая коробка. Он кладет ее на стол между нами.

– Ты, конечно же, понимаешь, что не арестован, – объясняет он. – И понимаешь, что можешь встать и уйти.

– Я понимаю, что ты говоришь это только для того, чтобы не зачитывать мне «права Миранды»[54]54
  Права Миранды – права лица, подозреваемого в совершении преступления, которыми оно обладает при задержании и которые должны быть ему разъяснены при аресте до начала допроса.


[Закрыть] и не записывать разговор на вон тот видеомагнитофон.

С этими словами я киваю в сторону видеокамеры, стоящей на треноге в углу комнаты.

Визневски криво улыбается и садится на свое место за столом.

Хоть зачитывай, хоть не зачитывай, а я, конечно же, свои права знаю. А еще я знаю, что и Пэтти, и мой папа, и Гоулди – все они советовали мне ничего не рассказывать полиции.

Однако есть одно обстоятельство: я сейчас снаружи и лишь пытаюсь заглядывать внутрь. Я не могу просто поднять телефонную трубку и спросить Виза о текущем статусе расследования. Даже моему отцу и то не скажут, как обстоят дела. Поэтому единственный способ, который заставит полицейских что-то говорить и поможет мне получить информацию, заключается в том, чтобы согласиться отвечать на вопросы.

– Что ты делал два-три последних дня после того, как мы виделись в предыдущий раз? – спрашивает он.

– После того как ты перевернул мой дом вверх дном? Я пытался навести порядок. Даже после трех дней уборки там все выглядит так, как после урагана.

– Да, ужасно. Послушай, я хочу тебе кое-что показать, – говорит он. – Это видео, сделанное на станции метро «Джексон».

Виз достает планшет и, повернув его так, чтобы я видел экран, нажимает на кнопку «воспроизведение».

Я не просматривал видеозапись, но помню, как встречался с Верблюжьим Пальто – сержантом Джо Вашингтоном. На ней запечатлены все наши действия в тот вечер, когда мы делали вид, что у нас конспиративная встреча: вели себя как тайные агенты и сержант незаметно для окружающих передал мне конверт.

– Ты знаешь его?

Я ничего не отвечаю.

– Это сержант Джо Вашингтон, – говорит Виз. – Ты, возможно, помнишь, что через несколько часов после того, как вы с ним изображали Джеймсов Бондов, его обнаружили убитым в результате выстрела в голову в собственной машине, припаркованной около парка Джексона. Может, тебе хочется что-нибудь сказать?

– Да, – соглашаюсь я. – Мне хочется сказать, что я не в восторге от запаха твоего лосьона после бритья.

– Если мне не изменяет память, в то утро ты приезжал на место преступления, – напоминает Виз. – Подумать только – я видел тебя и на месте убийства Рамоны Диллавоу днем позже. Ну да ладно, давай вернемся к Джо Вашингтону. К вашей с ним встрече на платформе метро.

– Если мне не изменяет память, – говорю я, передразнивая его, – то я видел тебя на противоположной платформе, Виз. И ты наблюдал за нашими действиями.

Его лицо расплывается в улыбке:

– Это установленный факт?

– Да.

– Хм. А на видеозаписи, похоже, не видно.

«Да, потому что ты старался держаться в тени и прятал свое лицо».

– Как бы там ни было… – Он не заканчивает фразу.

Виз с самым непринужденным видом протягивает руку к лежащей на столе коробке и достает из нее прозрачный полиэтиленовый пакет. Он приподнимает и держит его так, чтобы находящийся в нем пистолет оказался перед моим лицом.

– Знакомая штука? – спрашивает он.

– Основываясь на своих навыках детектива, я бы сказал, что это – огнестрельное оружие.

– Да, но вышло так, что оружие я обнаружил внутри старой коробки для сигар в твоем подвале.

Внутри меня что-то начинает закипать.

– У нас, черт возьми, ушло немало времени, чтобы найти эту штуку. Ты ее хорошенько припрятал.

– Это не мой пистолет, – возражаю я.

– Мы получили результаты баллистической экспертизы, – напирает он.

– Что-то очень быстро. Всего три дня – и у вас уже есть результаты баллистической экспертизы?

– Да – представь себе! Видишь ли, прокурор штата, как ты, возможно, заметил, – небезызвестная Максималистка Маргарет – баллотируется на пост мэра.

– Да. Я, помнится, видел пару предвыборных плакатов.

– Ну конечно видел. «Маргарет – в мэры». И это для нее первостепенная задача. Знаешь, ведь Эми Лентини была приближена к ней. Маргарет «натаскивала» Эми. Возлагала на нее большие надежды.

Визневски глубоко и как бы с удовольствием вздыхает.

– Ну да ладно. – Он снова поднимает пакет с пистолетом. – Итак, мы получили результаты баллистической экспертизы пистолета, который мы нашли в твоем подвале. Угадай, какие мы получили результаты? Не угадаешь за миллион лет. Поверь мне, они оказались прямо-таки ошеломительными.

Я щипаю себя за переносицу. Я понимаю, что он сейчас сообщит. Визневски уж слишком радостный, чтобы можно было предположить нечто иное.

– Ну давай, выкладывай побыстрее, – предлагаю я.

– Было установлено, что пистолет, который мы нашли в твоем подвале, – вещает он, тряся пакетом, – имеет самое прямое отношение к огнестрельному ранению сержанта Вашингтона. Именно из этого оружия убили Джо Вашингтона.

– Позволь-ка я кое-что угадаю, – вступаю я. – Нет отпечатков пальцев.

Виз грозит мне пальцем:

– Именно так. У тебя хватило ума их стереть.

– Но не хватило ума не прятать пистолет в собственном подвале.

Виз разводит руки в стороны и пожимает плечами. Да уж, он получает сейчас огромное удовольствие.

– Поступки людей – одна из великих тайн в этом мире. Возможно, где-то в глубине души ты хотел, чтобы тебя поймали, Харни. Может, ты пожелал покаяться в своих грехах, искупить вину и все такое прочее.

Я молчу. Он, можно сказать, схватил меня за горло. Мы оба это знаем. Но, сидя здесь, я не могу предпринять ничего, что могло бы улучшить ситуацию, в которой я оказался. Пусть он наслаждается моментом. Будет и на моей улице праздник. По крайней мере, я снова и снова мысленно повторяю это.

– Возможно, именно потому ты не избавился от него, – строит догадки Виз, снова засовывая руку в коробку и доставая из нее еще один прозрачный пакет, в котором лежит обычный кухонный нож – такой, каким чистят яблоки. Вот только на кончике ножа видна засохшая кровь.

– А это еще что за вещица? – спрашиваю я невозмутимым тоном.

– Я задал себе точно такой же вопрос, – говорит Виз, прикладывая палец к своей голове. – Я сказал себе: «Зачем детектив Билли Харни стал бы прикреплять скотчем кухонный нож к крышке унитаза в подвале?» Но, видишь ли, затем мы провели экспертизу, точнее, анализ ДНК.

– И получили результаты анализа ДНК буквально через три дня, – догадываюсь я.

– Ну, нас поторапливала Максималистка Маргарет. Вообще-то мы получили отчет по исследованию ДНК даже раньше, чем результаты баллистической экспертизы. В этом уголовном деле полно сюрпризов. – Он поднимает пакет так, чтобы я его получше видел. – Угадай с трех раз, что я обнаружил.

Я отодвигаюсь от стола.

– Кровь на ноже принадлежит Рамоне Диллавоу, – провозглашает он. – Этим тупым кухонным ножом пытали и убили менеджера особняка-борделя.

«Старайся не ввязываться в спор, – мысленно говорю я себе. – Ты не выиграешь ничего, если будешь реагировать на его слова».

– А знаешь, что здесь самое интересное? – спрашивает Визневски. – То, что на этом ноже есть твои отпечатки пальцев.