Текст книги "Черная книжка"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

Соавторы: Дэвид Эллис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

53

Лейтенант Пол Визневски выжидательно смотрит на меня. Его брови подняты, а на лице – ярко выраженное ликование. Он хочет, чтобы я стал возражать. Ему нужно, чтобы я произнес какие-то слова, которые впоследствии можно было бы использовать против меня.

Мне очень многое хочется ему сказать. «Это не мой пистолет и не мой нож. Ты просто подставил меня, Визневски. Ты знал, что я собираюсь уличить тебя в том, что ты ради наживы занимаешься „крышеванием“, и потому ты решил остановить меня таким бесчеловечным способом… И это вторая попытка остановить меня. Первая заключалась в том, чтобы меня застрелить… Но я не умер. Тебе не удастся повалить меня и со второй попытки. Во всяком случае, я обязательно буду сопротивляться».

Но я не произношу ни слова. Пользы от этого все равно не будет. Моему поврежденному рассудку необходимо оставаться сосредоточенным. Я не могу прямо сейчас остановить то, что на меня надвигается. Однако здесь идет и какая-то гораздо более масштабная игра.

– Давай поговорим об Эми Лентини и твоей напарнице Кейт, – меняет тему Визневски.

Он достает из коробки папку и раскладывает передо мной фотографии места преступления.

Я вижу на снимке мертвую Кейт, лежащую на ковре возле дверного проема.

На другом снимке – мертвая Эми, лежащая в постели. Кто-то перевернул ее, и она лежит спиной к фотоаппарату на самом краю кровати, едва не падая.

Меня на этих фото нет. К тому моменту, когда делались снимки, медики прощупали у меня пульс и унесли с места преступления.

– По просьбе твоего отца мы провели повторную баллистическую экспертизу, – торжествует Виз. – Тот же самый результат. Из твоего пистолета – то есть из пистолета, обнаруженного в твоей руке, – были убиты Эми и Кейт.

Я качаю головой. Это не может быть правдой.

Я крепко сжимаю веки – как будто, если закрыть глаза, ко мне моментально вернется память. Но память не возвращается: все в тумане.

– Взгляни на спину Эми, – говорит Виз. – Видишь, как разбрызгана кровь?

Я открываю глаза. Я, конечно же, вижу кровь в центре и нижней части спины.

– Это твоя кровь, Харни, – сообщает он. – Ты ведь знаешь, что это означает, не так ли?

Ну конечно знаю. Значит, Эми перевернули – возможно, уже мертвую – еще до того, как выстрелили в меня и полилась моя кровь. А иначе она забрызгала бы переднюю часть ее тела.

– Прорисовывается следующая последовательность событий, – рассказывает Визневски. – Сначала ты выстрелил в Эми. Затем Кейт выстрелила в тебя, а ты в ответ – в нее. Она умерла, а ты выжил. Получается, что та чушь, в которую все пытались заставить меня поверить: что, дескать, Кейт застала вас с Эми занимающимися сексом и сильно приревновала, – на самом деле полный бред. Ты выстрелил первым. Первым огонь открыл ты.

То, что он сейчас говорит, звучит вроде бы логично. Но это не может быть правдой.

Мне очень-очень нужно, чтобы ко мне вернулась память.

Визневски обходит стол и наклоняется надо мной. Исходящий от него запах табака заглушает аромат его лосьона после бритья.

– Кейт тебя в чем-то обвинила, – высказывает предположение он. – Эми при этом присутствовала, она все слышала, а потому превратилась для тебя в такую же угрозу, как и Кейт. Тебе пришлось убить обеих. Лично я выстрелил бы в первую очередь в Кейт. Она ведь была вооружена. А ты дал ей возможность выхватить свой пистолет и выстрелить. Это было ошибкой. Но люди склонны совершать ошибки, не так ли?

– Все произошло совсем не так, – говорю я.

– Я думал, что ты ничего не помнишь, Харни.

– Не может быть, чтобы произошло именно так.

Он наклоняется и говорит мне почти прямо в ухо.

– Кейт тебя раскусила. Она поняла, чем ты занимался.

– И чем же я занимался, Виз?

Он тихонько хихикает с таким видом, как будто мы оба знаем ответ на этот вопрос.

– Ты торговал своим значком полицейского, – говорит он. – Ты занимался «крышеванием». И тебя вот-вот должны были уличить.

– Нет, – говорю я.

Визневски выпрямляется и вздыхает.

– Нет? – переспрашивает он.

– Нет, – повторяю я.

– А мы ведь так и не смогли найти смартфон Кейт. Тебе это известно.

– Да, известно.

– А твой смартфон был разбит вдребезги и валялся на ковре.

Я бросаю взгляд на фотографии с места преступления. На них видно, что рядом с кроватью – там, где я находился, когда получил пулю в голову, – лежит мой смартфон. Его дисплей разбит, да и корпус треснул – едва не развалился на две части.

– Мне известно и это, – соглашаюсь я.

– Как же так получилось? Ты что, выбросил ее смартфон в окно? И зачем ты разбил свой смартфон? Полагал, что уничтожишь доказательства?

– Доказательства чего? – недоумеваю я.

– Ты, должно быть, впал в отчаяние и стал действовать безрассудно, Харни. Тебе следовало знать, что мы в конце концов восстановим все СМС. Даже если телефоны уничтожены физически. Это называется «технологии».

Я качаю головой, но внутри меня что-то опускается.

– СМС? – переспрашиваю я.

Визневски хихикает:

– Как будто ты не знаешь.

– Я не знаю. Я не пом…

– Ну, ты точно знаешь, что следователь, расследующий убийства, полагает, что перестрелка произошла приблизительно в десять часов вечера, не так ли?

– Да, – говорю я. – Правильно.

– Так вот, взгляни-ка на обмен эсэмэсками между тобой и детективом Кейт Фентон за несколько минут до перестрелки.

Визневски кладет передо мной лист бумаги с распечатанным журналом текстовых сообщений, сгенерированным компьютером. В журнале содержится информация о времени, отправителе, получателе и содержании сообщения. Я нахожу глазами «21:49» – время того дня, когда произошла перестрелка.

Кейт, мне: «Мне нужно с тобой поговорить».

Мой ответ: «Не сейчас».

Кейт: «Я у входной двери открой».

Мой ответ: «Ты у двери квартиры Эми?»

Кейт: «Да открой дверь прямо сейчас».

Мой ответ: «Зачем мне это».

И, наконец, последнее адресованное мне сообщение Кейт: «Потому что она знает о тебе идиот. Она знает и я знаю».

Я бросаю листок на стол и вскакиваю со стула. Визневски на всякий случай делает шаг назад.

– Нет, – закипаю я. – Невозможно. Такого… просто не может быть.

Убийственные лазерные лучи пронизывают мой мозг. Все переворачивается вверх дном, смешиваясь в невообразимую кучу – слова, факты, отрывочные воспоминания – и улетая в черную дыру…

– Все еще думаешь, что перестрелка началась на почве ревности? – ухмыляется Визневски. – А вот мне так не кажется. Я полагаю, что Эми Лентини тебя раскусила. Да и Кейт тоже.

– Нет… нет.

Я чувствую, что в прямом смысле слова валюсь на пол. В переносном же смысле чувствую, как все выскальзывает из рук. Мне очень нужно, чтобы ко мне вернулась память. Очень-очень нужно.

«Дело не в том, что вы не можете вспомнить, Билли, – сказала мне тогда женщина-психиатр. – Что бы тогда ни произошло… Вы не хотите вспоминать».

– Билли Харни, – сообщает Визневски, – вы арестованы.

Прошлое

54

Я вышел из дома Рамоны Диллавоу, который теперь стал местом преступления – местом совершения жестокого убийства, сопряженного с пытками. Пока я находился в доме, отбиваясь от вопросов Виза и переглядываясь со своей сестрой, прибыли представители прессы. Они собирались кучками возле дома, возились со своими фотоаппаратами и телекамерами и забрасывали вопросами всех, кто, по их мнению, мог обладать какой-то информацией. Сложно упрекать их в том, что они толпятся здесь: распорядительнице особняка-борделя навечно заткнули рот в ту самую неделю, когда должно было начаться судебное разбирательство относительно секс-клуба.

Пэтти, выскользнувшая наружу раньше меня, быстро пошла по тротуару мимо орды репортеров к своему автомобилю. Я ускорил шаг и окликнул ее. Она никак не отреагировала. Я пошел еще быстрее. Она ведь не перейдет на бег: это выглядело бы слишком странно, особенно на виду у репортеров. В конце концов я ее догнал. Схватил ее за руку и подтолкнул к дорожке, ведущей к другому дому – за полквартала от места преступления.

Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, взгляд ее был пристальным. Она слегка приоткрыла рот, из которого при дыхании вырывался парок, похожий на дым.

– Стало быть, женщина с маленькой черной книжкой уже вне игры, – сказала она. В голосе чувствовалось обвинение в мой адрес.

– Да, ты права. Ты хочешь мне что-то сказать, Пэтти?

Она слегка прищурилась и сжала челюсти.

– Когда я увидела тебя вчера вечером, ты пребывал в полном смятении, – проговорила она. – Пьяный и расстроенный. Плакал в комнате дочери. А ведь ты отнюдь не плакса, Билли.

– А что ты там вчера делала? – спросил я. – Зачем ты пришла ко мне домой вчера вечером? Что – просто случайно оказалась рядом и зашла?

Она кивнула – не в знак согласия, а просто давая понять, что услышала мои слова и задумалась над ними.

– Тебе следовало бы радоваться, что я побывала у тебя, – сказала она.

– Почему?

– Потому что я – твое алиби, – ответила она. – Я могу подтвердить, что ты вчера вечером был дома. И что ты не убивал Рамону Диллавоу.

Я отступил на шаг:

– Что?

– Люди будут думать именно так, – нахмурилась она. – Не будь наивным, Билли. Все в курсе твоей возни по поводу маленькой черной книжки, и вдруг женщину, у которой хранилась книжка, обнаруживают мертвой. Я видела, как смотрел на тебя Визневски. Он думает, что убийца – ты.

Меня бросило в жар.

– Значит, ты – мое алиби? – переспросил я.

Она кивнула:

– Именно так.

– Мне кажется, это улица с двусторонним движением, – огрызнулся я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, – пояснил я, – что я, в свою очередь, твое алиби.

Ее глаза вспыхнули, а тело – напряглось. Она бросила взгляд направо – на скопление телекамер, фотоаппаратов и микрофонов.

– Именно поэтому ты зашла в мой дом? – поинтересовался я. – Чтобы я мог тебя выгородить? Чтобы я совершенно честно расставил все по своим местам: «Пэтти была со мной бо́льшую часть вечера, укладывала меня спать, устраняла бардак, который я устроил, пела мне колыбельные и держала меня за руку»?

Пэтти наклонила голову, словно пыталась получше меня рассмотреть.

– Ты устал, – вздохнула она. – Перенапрягся. Говоришь то, во что сам не веришь.

– Ну а теперь скажу то, во что верю, – разозлился я. – Недавно я следил за Рамоной Диллавоу. Обычная слежка в надежде на то, что, может быть, удастся обнаружить что-нибудь интересное. Угадай, Патрисия, что я обнаружил в ресторане «Тайсонс» на Раш-стрит? Я увидел, что Рамона Диллавоу ужинает там в компании с тобой.

Пэтти на несколько секунд стала абсолютно неподвижной – как будто окаменела. Лишь облачка пара при дыхании вырывались изо рта. Щеки у нее побледнели – стали такого же цвета, как сахарная вата.

– Я пыталась уговорить ее отдать маленькую черную книжку, – призналась она. – Хотела помочь тебе. Разве это преступление?

– Нет, – ответил я. – Это не преступление.

– Кто-нибудь еще видел меня с ней? – спросила она.

– Только я.

– Ты фотографировал?

Я отрицательно покачал головой.

Пэтти бросилась ко мне и схватила меня за руки.

– Скажи правду – ты сделал какие-нибудь снимки смартфоном? Ты даже не знал бы, как им пользоваться, если бы не я, – горько усмехнулась она.

– О господи, нет. – Я оттолкнул ее. – Но, может, мне следовало бы сделать пару снимков.

– А может, и не следовало. – Она взяла себя в руки и начала говорить уже тише. – Может, пора уже начать разбираться, кто на твоей стороне, а кто – нет.

Для выразительности она ткнула указательным пальцем мне в грудь.

– А ты на моей стороне, да?

Она снова посмотрела на меня. Глаза наполнились слезами, но выражение лица оставалось невозмутимым.

– Ты – мой брат-близнец, – пробормотала она. – Ты – мой близкий родственник. Мы всегда держались друг за друга. Мы не рассказывали никому свои секреты. Не так ли, братик?

Я покачал головой.

– Это уже выходит за пределы родственных связей.

– Ничто не выходит за пределы родственных связей. Ничто.

– Ты убила ее, Пэтти?

Теперь уже она отступила на шаг – всего лишь на маленький шаг, как будто для того, чтобы лучше видеть меня.

– Вчера вечером я прихожу к тебе домой и обнаруживаю, что ты – в состоянии полного замешательства, а на полу валяется пустая бутылка от виски «Мэйкерс Марк» – в общем, все выглядело так, как будто ты недавно прошел через что-то ужасное, – и ты спрашиваешь меня, убила ли ее я?

Я кивнул.

– Именно об этом я и спрашиваю, – подтвердил я.

– Неправильный вопрос, – возразила она.

– Да? А какой вопрос правильный?

Пэтти снова посмотрела направо – в сторону места преступления и толпы репортеров.

– Правильный вопрос, – нравоучительным тоном сказала она, – следующий: сдала бы ты меня полиции, если бы это сделал я?

Я начал было что-то говорить в ответ, но услышал, как кто-то произнес мою фамилию. Мы оба повернулись и увидели Ким Бинс – репортера. Она бежала к нам с диктофоном в руке.

Пэтти придвинулась поближе ко мне.

– Так вот знай, мой маленький братик, – прошептала она, – что я никогда-никогда не сдала бы тебя полиции.

Повернувшись на каблуках вокруг своей оси, она оказалась ко мне спиной и пошла дальше вдоль по улице.

55

– Здравствуйте, Билли Харни.

– Здравствуйте, Ким Бинс, – сказал я, глядя, как Пэтти идет по улице, унося ноги от женщины-репортера, которая только что подошла ко мне. Я развернулся к Ким – красивой женщине, которая когда-то работала телерепортером, а теперь готовила материалы для интернет-газеты «Чикаго-П-П». Ее пышные курчавые волосы были слегка «укрощены» шерстяной повязкой, закрывавшей лоб и уши. Длинное черное шерстяное пальто в такую холодную погоду было застегнуто до самого подбородка.

– Итак, – завела она разговор, – Рамона Диллавоу убита. Какие-нибудь комментарии на этот счет? – Она выставила вперед диктофон.

– Только самые общие сведения, – попытался отделаться я.

– Ой, не надо так говорить. Скажите что-нибудь такое, что бы я смогла записать. Событие огромной важности. На этой неделе – судебное разбирательство десятилетия, а одного из ключевых свидетелей только что убили. Говорят, что ее пытали.

Я посмотрел на Ким.

– Только самые общие сведения, – повторил я. – Выключите свою дурацкую штуку.

– С вами не очень-то интересно.

Однако она подчинилась, выключила записывающее устройство и запихнула его себе в карман.

– Мне очень понравились ваши фотографии всех крупных игроков, заходящих один за другим в особняк-бордель и выходящих из него, – забросил удочку я. – Где вы их взяли?

Снимки продолжали появляться в рубрике, которую вела Ким. Член совета района из западной части Чикаго. Выборный окружной администратор, отвечающий за состояние улиц и канализацию. Высокопоставленный управленец одной из крупных технических компаний Чикаго. «Позорное шествие» – так называла это в своих статьях Ким. На всех фотографиях запечатленные люди неизменно подходили к особняку с таким видом, как будто сильно стеснялись и хотели остаться незамеченными: голова опущена, взгляд – настороженный. Особняк, по-видимому, приносил баснословный доход, пока не появился я и не испортил им «вечеринку».

Интенсивность публикаций постепенно снижалась: поначалу Ким выкладывала что-то новенькое ежедневно, а теперь – раз в неделю. Каждую неделю в день, когда на сайте должна была появиться очередная фотография, люди во всем Чикаго – да и во всей стране – с нетерпением заходили на страничку «Чикаго-П-П», чтобы узнать, кто еще из «очень важных людей» поднимался, случалось, вверх по ступенькам печально известного особняка-борделя.

Ким изобразила жеманную улыбку:

– Вообще-то вроде я начала задавать вопросы. Вам ведь известно, что я обязана держать источник информации в тайне.

– Пресловутая Первая поправка,[55]55
  В Первой поправке к Конституции США гарантируются, в частности, свобода слова и прессы.


[Закрыть] – с пониманием отметил я.

– Да. Но кое-что я вам все же скажу, – смилостивилась она. – От фотографии, которая появится на этой неделе, у вас глаза станут круглыми.

Возможно. Лично мне было наплевать, но, в принципе, подобные фотографии явно приковывали к себе внимание всего Чикаго. Ким мастерски держала в напряжении своих читателей, растягивая историю насколько возможно, чтобы достичь максимального эффекта – а заодно и прославиться.

– Итак, Билли, как, по-вашему, отразится смерть Рамоны на данном уголовном деле?

Я пожал плечами.

– Она в любом случае не собиралась давать показания. Она не сообщила нам абсолютно ничего – ни одного слова. Тут же обратилась за помощью к адвокатам и держала рот на замке. Еще одна пресловутая поправка – Пятая.[56]56
  В Пятой поправке к Конституции США гарантируется, в частности, право не свидетельствовать в уголовном деле против себя.


[Закрыть]

Ким нахмурилась – такое впечатление, что она мне не верила. Видимо, по ее мнению, я что-то утаивал.

– Я слышала другое, – сообщила она. – Прокуроры пообещали ей иммунитет, если она даст показания. Вы ведь знаете прыткую женщину-следователя, которой прокурор штата поручила заниматься данным делом? Ту самую, которую они притащили сюда из штата Висконсин после того, как она разоблачила сенатора. Эми Лентини.

Что-то внутри меня зашевелилось.

– Ну и что она?

– Я слышала, что она обещала Рамоне полностью снять с нее обвинения, если она отдаст маленькую черную книжку. Полный иммунитет.

Я посмотрел на Ким ничего не выражающим взглядом. По крайней мере, я надеялся, что мой взгляд ничего не выражал. Однако в действительности то, что она только что сказала, было для меня новостью. Я об этом слышал впервые.

– Говорят, что вся эта возня – уголовное дело – зациклилась на маленькой черной книжке, – продолжала Ким. – Якобы женщина-прокурор – Лентини – побеседовала отдельно с каждым из арестованных, даже с мэром, и поклялась, что снимет обвинения, если они расскажут о маленькой черной книжке.

Я покачал головой, но это не означало, что я не доверяю ее словам. Просто они показались мне бессмысленными.

А затем вдруг меня осенило. Ведь после того, как я арестовал посетителей особняка-борделя, все, что хотела знать Эми Лентини, – местонахождение маленькой черной книжки.

– Даже… с мэром? – переспросил я. – Она предложила мэру иммунитет?

Ким кивнула.

– Мои источники говорят, что прокурор Лентини вела переговоры с мэром: если он обеспечит ей доступ к черной книжке и согласится уйти в отставку, они снимут обвинения.

Я провел ладонью по губам, но промолчал.

– Вы об этом не знали, – сделала вывод Ким. – Вы – главный свидетель по данному делу, и вам ничего не было известно.

Нет, не знал, и меня это больно укололо.

Я мог понять, почему Эми считала маленькую черную книжку очень важной уликой, но мне было невдомек, почему это более важно, чем привлечение к уголовной ответственности людей, пойманных в борделе. Ведь она и без того поймала довольно крупную рыбу. Разве мэр и архиепископ – недостаточно большие трофеи?

Кто, черт возьми, мог быть выше их?

Я пошел прочь – хотелось сосредоточиться и поразмыслить над вновь открывшимися обстоятельствами. Я и сам не понимал, что меня раздражало больше: то, что Эми ничего мне не сказала, или то, что я так сильно из-за этого распереживался.

Ким семенила по тротуару рядом со мной.

– Получается, теперь вы у меня в долгу, – начала ныть она. – Так что не отмалчивайтесь. В нашем городе это самая шумная история за несколько лет. Кое-кто жаждет крови мэра. Я слышала, что конгрессмен Тедеско дожидается, пока мэра признают виновным, и сразу же выставит свою кандидатуру на освободившееся кресло. Вот это будет предвыборная гонка, правда? Конгрессмен Тедеско против Максималистки Маргарет.

Я остановился и воззрился на Ким.

– Что вы имеете в виду? Максималистка Маргарет? Кандидат на пост мэра?

– Ого, да вы вообще не в курсе. – Ким ухмыльнулась, довольная собой. – Я слышала, что ее политические механизмы уже приходят в движение. Она собирается добиться признания мэра виновным и затем попытаться занять его место. Она подождет до суда, а затем выставит свою кандидатуру. Она ведь как-никак слывет борцом с преступностью и позиционирует себя как сильного человека, который сможет навести порядок в городе. Такой у нее имидж.

Выглядело вполне правдоподобно. Но вот только мне самому почему-то это в голову не пришло. Впрочем, я, хотя и прожил в Чикаго всю жизнь, смотрел на местную политическую возню как бы издалека, со стороны. Не интересовался, не участвовал и не собирался участвовать.

– Вы уверены, что занимались этим уголовным делом, Билли? – удивилась Ким. – Похоже, я знаю о нем гораздо больше, чем вы.

Да, она явно владела большим количеством информации, чем я. Эми была ближайшим соратником Маргарет Олсон, ее правой рукой, но я ни разу не слышал от нее ни одного высказывания ни о политических амбициях Маргарет, ни о компромиссных сделках с обвиняемыми. «Возможно, меня это и не должно было касаться. – Я мысленно попытался себя убедить. – Эми не упоминала ни о чем таком, потому что мне знать и не следовало».

Но мне все равно было неприятно. Каждый раз, когда казалось, что я полностью раскусил Эми, я тут же узнавал о ней что-то новое.

И если она так старательно скрывала от меня важную информацию, то что еще она утаила?