Текст книги "Единородная дочь"

Автор книги: Джеймс Морроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Глава 3

Вначале твоя мама сотворила небо и землю. «Пусть вся вода, что под небесами, соберется вместе», – решила она.

Так получился Атлантический океан. И вот его благословенные воды омывают тебя, ты опускаешься все глубже, глубже, на самое дно залива, к заветной подводной пещере и ее обитателям, твоим тайным маленьким друзьям. Пузырьки воздуха щекочут щеки, подводные течения вздымают волосы. Ты полной грудью с наслаждением вдыхаешь драгоценный кислород пролива Абсекон. Это единственное чудо, на которое тебе удалось уболтать папу.

– А если я свалюсь в залив с привязанным к ногам камнем? – как-то спросила ты. – Мне можно будет дышать водой?

Отец так нахмурился, что у него сошлись брови.

– Придется, наверное, – сказал он. – Хотя, Джули, маловероятно, что ты свалишься в залив с привязанным к ногам камнем.

– Если мне все-таки разрешается дышать водой вместо того, чтобы позволить себе утонуть, то можно иногда я буду делать это просто так, чтобы развлечься? Ну пожалуйста, папочка, мне так хочется посмотреть, что там внизу.

Он целую минуту молчал, потом спросил:

– Это будет выглядеть так, словно ты задерживаешь дыхание?

– Ну конечно. Точь-в-точь будто я задерживаю дыхание.

– Что ж…

Ты победила! Теперь у тебя будут жабры. Но в отношении других способностей – оживления крабов и всего такого – папа был несгибаем: тебе строго-настрого запрещалось их использовать. Это правило – часть тебя самой, оно запечатлено пощечиной на лице подобно тому, как иудейский Бог запечатлел, то есть вырезал Закон на каменных скрижалях.

– У нас в школе есть класс глухих. Четырнадцать глухих ребят.

– Вот бедняжки.

– Я им не стану помогать.

– Умница.

– Даже думать об этом не буду. И Ронни Тринглу тоже, он у нас в инвалидной коляске ездит.

Вот ты и на дне. Между пальцами ног струится прохладный песок, угрюмый угорь, скользкий и черный, как кровяная колбаса, тычется тебе в живот и пощипывает купальник, подаренный папой на день рождения.

Как же было замечательно, когда праздновали твое десятилетие! Только вот мама ничего не прислала, даже плохонькой открытки. Феба подарила свитер, разрисованный крадущимися кошками, тетя Джорджина заявилась с целым ворохом отпадных безделушек от Смитти Смайла: гвоздикой с брызгалкой, солнцезащитными очками с дворниками, шляпой с тульей в виде подставки для кувшина и длинной пластиковой соломинкой, чтобы можно было пить колу, даже катаясь на велике.

Извиваясь, как тюлень, ты заплываешь в пещеру. Тебе не нравится быть пухленькой: ну совсем как кабачок, а так хочется быть морковкой. Вот Феба – точно морковка.

Твои питомцы здесь, сползаются и подплывают к тебе, с готовностью подставляя спинки, чтобы их погладили. Случайно ты ловишь обрывки их мыслей. Камбала проголодалась, звезда хочет, чтобы у нее были детки, паникер-омар, как всегда, чем-то встревожен.

«Привет, Джули», – телепатирует губка Аманда. «Нам нельзя разговаривать», – отвечаешь ты. «Почему?» – «Это похоже на чудо». – «Поговорить с обычной губкой – это тебе не солнце остановить», – возражает Аманда. «И все-таки лучше не стоит».

Ты скользишь дальше, все глубже и глубже в шоколадно-ледяную тьму.

Как-то, с год назад, вы с папой сидели на тахте и листали альбом шедевров живописи. На твоей любимой картине «Рождение Венеры» в огромной ракушке гребешка стояла женщина с длинными волосами такого же цвета, как начинка из тыквенного пирога «Тейстикейк». И тогда ты решила, что именно вот так к тебе приплывет когда-нибудь твоя мама. Здесь, на дне пролива Абсекон, раскроется гигантская ракушка и из нее выберется Бог, поднимется на поверхность и начнет расспрашивать людей: «Вы не знаете, где живет моя девочка, Джули Кац?» – «Да, да, она ждет вас. Отправляйтесь к маяку на мысе Бригантин». Каждый вечер перед сном воображение рисует тебе одну и ту же картину: на пороге домика появляется Бог, с белого мокрого платья стекает вода, волосы собраны сзади узлом и переплетены лентами из водорослей. «Джули?» – «Мама?» – «Джули!» – «Мама!» Потом мама с папой женятся, и вы все вместе живете на маяке, что расположен как раз над пещерой с морскими питомцами.

Однажды на полу пещеры что-то забелело. Ты осторожно потрогала ногой – что-то твердое, похороненное под слоем песка. И ты принялась разгребать песок. Так надеялась, что обнаружишь сейчас нечто такое… Будешь копать и копать, пока на поверхности не покажется та самая гигантская ракушка, и она откроется, и из нее…

Увы, перед тобой не врата в райскую обитель, а череп, белая безжизненная маска, как те, в которые наряжаются на Хэллоуин. Пустые глазницы, безгубый оскал. Ты продолжаешь копать. И вот леденящая душу находка полностью предстает твоему взору, каждая косточка на месте. Тебя пронимает дрожь. Это, наверное, моряк с одного из тех кораблей, о которых часто рассказывал папа. Бедняга пошел ко дну вместе с «Уильямом Роузом» или «Люси II». Ты сжимаешь костяную длань, грубую и холодную, как коралл, жмешь все крепче, крепче…

Оживлять нельзя. Они все ждут от тебя чуда. Совершишь чудо, и тебя заберут.

Возвращение требует большой осторожности. Всплывать сразу нельзя. Если спасатели увидят ребенка на опасной глубине, они такой трам-тарарам устроят! Поэтому ты медленно бредешь по дну, пока над головой не появляются чьи-то ноги, болтающиеся в воде, словно корни кувшинок.

Ты всплываешь, разбивая зеркальную поверхность, и ощущаешь на лице чистый горячий воздух. На Променаде толпа отдыхающих, снующих из одного казино в другое. А на дне залива солнце, словно чья-то мама, присматривающая за тобой, мягкое, спокойное, терпеливое. Здесь же оно горячее и безжалостное. Именно так многие представляют себе Бога. Бог – твоя мама, но что толку, если она ни разу не прислала тебе открытку на день рождения. С чего вдруг ей вздумалось запихнуть тебя в эту дыру, в этот грязный старый город, где взрослые только тем и занимаются, что играют в разные глупые игры? Это нечестно. Вот у Фебы есть мама. У всех есть.

Ты, прищурившись, поглядываешь на слепящее солнце и думаешь: что, если в этот момент Бог украдкой поглядывает с небес и видит, как здорово его крошка умеет плавать?

В конце четвертого класса Джули и ее одноклассники должны были написать сочинение на тему «Мой лучший друг». Проблема прежде всего состояла в том, как рассказать о Фебе и не навлечь при этом на себя и на подругу неприятностей. «Прежде всего, – начала Джули, – мне нравится дружить с Фебой Спаркс, потому что с ней всегда весело».

Благодаря Фебе Джули умела мастерски забрасывать камни в окна пустовавших бунгало и забираться в плавательные бассейны отелей. Только за последний месяц Феба научила Джули курить, разрисовывать из пульверизаторов фургоны, запускать бумажных змеев с написанными на них ругательствами, а еще, стоя на железнодорожном мосту, писать, как мальчишки, искристой струйкой.

«С моей лучшей подругой мы любим продавать герл-скаутское печенье», – продолжала Джули.

Корни этих многочисленных проказ уходили в магазин «Смитти Смайл». Редким вечером тетя Джорджина, которая точно знала, как должна вести себя добропорядочная мать, не приносила домой какую-нибудь забавную пищалку, аэрозоль-пукалку или что-нибудь не менее познавательное.

– Полусирот, вроде нас с тобой, всегда балуют, – заметила Феба, вручая Джули свои сокровища, которые хранила в седельной сумке, переброшенной через деревянного львенка. Этого львенка она в свое время стащила с разобранной карусели на Железном пирсе.

– Что значит «балуют»?

– Мы всегда получаем все, что захотим. Просто наши родители чувствуют себя виноватыми, что не женились или не вышли замуж.

– Ты что же, надеешься, что твой папа когда-нибудь заявится? Вот так возьмет и войдет однажды вечером в дверь, наверное, во время ужина?

– Я все время об этом думаю. Мама говорит, что он биолог-маринист, очень умный и талантливый. – Феба вытащила обойму дымовух, имитирующих сигареты. – Чудно, я никогда даже фотки его не видела, но запросто представляю, как он стоит в своей форме и смотрит в микроскоп.

– Знаешь, что я думаю? – Джули выудила из сумки резиновую какашку, которую они иногда засовывали в лотки игровых автоматов. «Машина какает!» – визжали они, непременно собирая толпу любопытных. – Я думаю, твоей маме и моему папе нужно пожениться.

Феба распечатала одну дымовуху и залихватски сунула в рот, как «Мальборо».

– Невозможно.

– Почему?

– Ты еще маленькая, чтобы понять.

– Я старше, чем ты.

– Все равно не поймешь, – отрезала Феба, попыхивая дымовухой.

«Мы любим играть в классики, прыгать через скакалку. Мы с моей лучшей подругой Фебой знаем столько разных игр», – писала Джули.

За два дня до своего десятилетия Феба решила отвязаться «на небольшой вечеринке, только ты и я, Кошка  [5]5
  Кац – кошка (идиш).


[Закрыть]», в пустующем отеле «Довиль», чьи рассыпающиеся останки купило новое стильное казино под названием «У Данте».

Обвисшая дверь на Сент-Джейкоб-авеню была слегка приоткрыта, и худая как тростинка Феба без труда проскользнула внутрь. Как следует долбанув ногой по двери, она заставила створку отойти настолько, чтобы толстенькая Джули с ее увесистой продуктовой сумкой тоже смогла протиснуться.

В подвале было темно и сыро, воняло, как из помойной ямы. Они поднялись по стонущей лестнице в ресторан под названием «Аку-Аку». Пол был усеян битым стеклом, на столах – грязные белые скатерти и кругом, словно выпавший снег, толстый слой пыли. Феба скинула армейский рюкзак матери на ближайший стол и извлекла из него шесть алюминиевых баночек, обтянутых полиэтиленом. У Джули все похолодело внутри. Это была не кола.

– Откуда это у тебя? – спросила она.

Пиво. «Будвайзер».

– Халява. – Феба придвинула запыленный стул и плюхнулась на него. – Для воров все бесплатно. – Противоположная стенка была оклеена фотообоями с изображением каменного идола в окружении пальм, явно на каком-то экзотическом острове. Синие волны облизывали песчаный берег, такой чистый и белый, словно из сахарозаменителя. – Давай мотнем туда когда-нибудь. – Феба вынула из упаковки две баночки. – Мы же не можем провести всю свою жизнь в этом вонючем городе. – Она открыла банку пива, продев тонкий палец в ушко крышки.

– Неплохая идея, – кивнула Джули. Глаза у идола были в форме полумесяцев, словно окошки на дверях двух поставленных рядом сараев. Пухлые губы образовывали ровный круг. Феба успела выдуть полбанки.

– «Буд» – самый класс, Кошка, я тебе говорю. То, что надо. – Удовлетворенно рыгнув и довольно улыбаясь, она тыльной стороной ладони вытерла «усы».

Джули открыла сумку и выложила на стол остальные компоненты пиршества: коробочку цукатов, упаковку шоколадных крекеров, большую бутылку диетической колы, а также четыре завернутых в фольгу пакетика «Тейстикейк Крампетс».

– Хорошая подборочка, высший класс. – В три жадных глотка Феба выхлебала остатки пива. – Эй, подруга, знаешь, как я себя сейчас чувствую, знаешь как? Я себя чувствую пьяной! Попробуй, детка, покайфуем вместе.

Джули открыла свою баночку и набрала полный рот. Ее передернуло. Ощущение было такое, словно на языке заплясали муравьи в туфлях на шпильках. Скривившись, она глотнула.

– Д-да.

– Вот. что значит жизнь, а? – Феба захохотала как чокнутая и открыла вторую банку «Буда». – Значит, так, пока я пьяная, я могу тебе откровенно сказать, какая ты на самом деле чудачка, стопроцентная законченная чудачка. Ты чудила, Кошка.

– Я? Это я чудила? А ты вот с моста писаешь!

– Вчера вечером я подслушала, как наши предки говорили, что у тебя какая-то миссия. Это еще что такое, колись.

– Я не знаю… – Она и правда не знала. Хотя, возможно, это как-то связано с мамой.

– Да знаешь, расскажи, никаких секретов.

– Наверное, это то, что превращает девочку в девушку.

– Да ты что?

– Ага.

«Тейстикейк Крампетс» были упакованы по три вместе. Три сказочных кирпичика бисквита с прослойкой из ирисочной глазури. Феба одним махом умяла всю упаковку, запивая пирожные пивом.

– «Буд» – это то, что надо, – пролепетала она, ковыляя к стене, словно шла босиком по раскаленному асфальту. – Остальные «Крампеты» оставим на потом.

– С днем рождения, Феба.

– Спасибо, Кошка. У меня важное сообщение. Угадай какое.

– Какое?

– Меня сейчас стошнит. – Феба расплылась в дурацкой улыбке, и ее вывернуло прямо на фотообои.

Джули подскочила. Каменного идола теперь украшала борода из блевотины.

– У-у, Феба, ты жива? – В ресторане и так воняло нестерпимо, так что стараниями Фебы ситуация не усугубилась.

– Вот черт, пиво слишком теплое, в этом все дело. – Феба стянула с ближайшего стола засаленную скатерть и утерлась. – Никогда не пей теплого пива, теперь будешь знать.

– Теперь буду знать.

Джули уже хотелось домой, но Феба заупрямилась, настаивая, что вечеринка еще только началась. Вместе они исследовали верхние этажи «Довиля», бродя по заваленным обломками штукатурки коридорам, глотая пыль, вдыхая затхлый воздух. Они кричали «жопа» и «писька» в лифтовую шахту и от души веселились, когда эхо послушно вторило им.

– Давай разделимся, – предложила Феба. Стоя на одной тоненькой коричневой ноге, поджав другую, словно цапля, и наклонившись в пустую шахту, она напоминала ножницы. – Ты пойдешь по верху.

– Это еще зачем?

– Так интереснее. Кто найдет что-нибудь прикольное, тот получит остальные «Крампеты».

– «Крампеты»? Тебя же стошнило.

– Наоборот, желудок прочистился. Самый раз хорошо поесть.

– А в каком смысле «прикольное»?

– Ну, не знаю. Что-нибудь действительно стоящее. Встретимся в холле через полчаса. Что-нибудь прикольное, не забудь.

Все комнаты были похожи одна на другую. Повсюду битое стекло, изгрызенные крысами ковры, голые матрацы с торчащими пружинами, напоминавшие иллюстрации сложного перелома или еще какой-нибудь страсти из скаутского пособия по оказанию первой медицинской помощи. Джули решила для себя, что отель напоминает один из тех самых папиных кораблей, какой-нибудь «Уильям Роуз» или «Люси II», выброшенный на скалы. А может, она неправильно представляет себе появление Бога? Это могло бы с таким же успехом произойти и на земле, не обязательно под водой. Бог даже может появиться прямо здесь, в одной из комнат. Что, если из раструба душевого шланга польется Божественный свет и примет форму мамы?

Джули прошлась по ванным – нигде ничего. Из душа даже не капало. Когда она попробовала спустить воду в унитазе, в бачке зашипело и заклокотало так, словно «Довиль» не мог безболезненно выполнить даже самую простую функцию.

Комната 319. Джули посмотрелась в зеркало. Глаза бирюзовые, как вода в заливе Сомерса, длинные темные волосы лежат беспорядочной копной, словно мех на костюме крысы-оборотня из Трансильвании, который тетя Джорджина подарила Фебе на Хэллоуин (Феба частенько отправлялась в нем в казино постоять на подхвате за карточным столом и приносила домой полные карманы четвертаков). Круглое личико, на лбу едва заметный шрам, аккуратный, слегка вздернутый носик, словно эльф ущипнул. Но главным ее достоинством была кожа, золотисто-медовая, как спелое яблоко.

Из 319-й Джули прошла в спортзал. Или в то, что от него осталось. Сквозь стеклянный потолок светило солнце, мириады пылинок плясали в его лучах вокруг турника и сломанной трапеции. Кольца уныло свисали с потолка, словно петли виселицы. Полуразрушенная перегородка отделяла спортзал от пустого теперь бассейна, огромного, как разрытая могила ископаемого динозавра.

Там, где дно бассейна углублялось, в пластмассовом пляжном шезлонге сидел человек.

– Привет. – Его бархатный голос, усиленный эхом, казалось, заполнял все помещение. На незнакомце был красный махровый халат и в тон ему красные плавки. Глаза скрывались за черными солнцезащитными очками. – Добро пожаловать в мое казино. – В одной руке он держал стакан чая со льдом, в другой – книгу. – Не бойся, детка.

– Вы, должно быть, заблудились, мистер, – если он двинется к ней, она запросто удерет: их разделял целый бассейн, – казино в соседнем здании.

– Так было до недавних пор, а теперь мы расширяемся. Мы снесем эту чертову развалюху и развернемся круче всех на Променаде. – Незнакомец высунул язык, свернул его трубочкой и принялся вылавливать из стакана кубики льда. Наконец ему это удалось. – Знаешь, детка, управлять казино непросто. Столько хлопот: левые счета, поддельные квитанции, фальшивые жетоны. Глупо платить больше налогов, чем необходимо на самом деле, правда? – Он захлопнул книгу и вытащил из кармана халата маленькую серебряную коробочку. – Можешь называть меня Эндрю Вайверном  [6]6
  Вайверн – геральдический крылатый дракон. Дракон – символ Дьявола. Имя «Эндрю» кощунственно намекает на Андрея Первозванного. В выборе имени и фамилии содержится скрытая отсылка к имени автора рок-оперы «Иисус Христос-Суперзвезда» Эндрю Ллойда Вебера. Таким образом, становится ясным второе, неназываемое, имя Вайвериа – Лорд, то есть Вайверн считает себя богоравным.


[Закрыть]. Вообще-то имен у меня превеликое множество. А ты Джули Кац, так?

– Откуда вы знаете?

– Я исходил всю землю вдоль и поперек и сверху донизу. Много чего узнаешь. Подойди ближе, птичка, у меня кое-что для тебя есть.

– Я думаю, мне не стоит этого делать.

– Это послание от твоей мамы, детка.

– От моей мамы?

– Бог – один из моих лучших друзей. Почитай Иова.

Джули почувствовала, как по телу разливается приятное тепло, будто все ее питомцы из подводного зоопарка собрались вокруг и нежно трутся о нее. Мама! Он знает ее маму!

– Какое послание?

– Подойди сюда, я все тебе расскажу.

Джули спрыгнула в бассейн. С ее стороны было совсем мелко. То здесь, то там валялись рваные маты, кафель потрескался и покрылся плесенью. Девочка, не раздумывая, побежала в противоположный конец бассейна и вскарабкалась по лесенке. От мистера Вайверна исходил странный запах: так пахнут апельсиновые дольки, политые медом.

– А какая она? – не удержалась Джули. – Красивая?

– О да, очень. – Незнакомец постукивал большими, похожими на воздушную кукурузу, ногтями по обложке книги с замысловатым названием «Malleus Maleficarum» – «Молот ведьм». – Она точь-в-точь такая, как ты себе представляешь.

– С желтыми волосами? Такая высокая?

– Вот именно. – Мистер Вайверн откинул крышку серебряной коробочки. Как выяснилось, это был портсигар с зеркальцем на тыльной стороне крышки.

– Курить вредно, – заметила Джули.

– Ты права, отвратительная привычка, – незнакомец потер свои уродливые пальцы, – замедляет рост.

По зеркальцу скользнул солнечный луч, и оно вдруг затуманилось, словно запыленный экран телевизора. Когда изображение прояснилось, Джули увидела в зеркале худенького мальчика в плавках. Странно, он собрался купаться, но казался растерянным и как будто чем-то напуганным.

– Хорошенько запомни лицо этого мальчика, однажды ты его встретишь.

– Я – его? Когда?

– Совсем скоро.

Мальчик в зеркале быстро замигал.

– Как его зовут?

– Тимоти. Видишь в нем что-нибудь необычное?

– Глаза…

– Да, Джули, он слепой. Врачи ничего не могут поделать. Но ты можешь.

– Папа запрещает мне творить чудеса.

– Я знаю, твой папа очень предусмотрителен. И все же в этом единственном случае мы должны сделать исключение. «Попроси Джули вылечить Тимоти» – вот слово в слово, что сказала твоя мама.

– Мама так и сказала? – У Джули снова защипало в горле, как будто пиво вернулось обратно. – Но они же могут меня забрать.

– После одного-единственного чуда? Нет.

– Вы уверены?

– Разве лучший друг твоей мамы станет тебе лгать? – улыбнулся мистер Вайверн, словно новенькие пенни, блеснули его зубы. – И еще, не рассказывай папе о нашей встрече. Ты же знаешь, он может рассердиться. – Портсигар захлопнулся. – Не забудь, мальчика зовут Тимоти, приготовься к встрече с ним. Это наш маленький секрет.

И в следующее мгновение незнакомец исчез. Джули зажмурилась и снова открыла глаза – нету. Сам незнакомец, книга, чай, портсигар – все исчезло, осталось только призрачное белое облачко, повисшее над шезлонгом.

– Мистер Вайверн. – Может, .ей все это привиделось? – Мистер Вайверн. – Лишь едва уловимый шум ветра за окном, только и всего.

Джули бросилась бежать через спортзал, потом вниз по ступенькам. Сердце прыгало, как мячик, который вели к сетке.

Феба уже была в холле и швыряла обломками кирпича в люстру.

– Представляешь, что сейчас произошло? Я встретила человека, который знает мою маму… – И тут Джули заметила, что подруга держит под мышкой охапку толстых красных стержней. – Э, а это что?

– А что, по-твоему? Динамит, Киса. Его тут навалом. Похоже, завтра они разнесут эту развалину вдребезги.

– Тут казино «У Данте» будет строиться, – объяснила Джули. – Оставь их, Феба.

– Оставить? Ты с ума сошла? – Феба запихнула динамит в рюкзак. – Ну что? Кому «Крампеты»? Нашла что-нибудь прикольное?

– Так, ничего особенного. – Видение, волшебный портсигар, послание с Небес. – Нет.

– Так кто там знает про твою маму?

Джули пожала плечами.

– Чудак один, от него апельсинами пахнет.

– Ладно, так и быть, один «Крампет» твой. Может, еще пивком побалуемся?

«Благодаря Фебе я впервые попробовала розовый лимонад, – заканчивала свое выпускное сочинение Джули. – В целом трудно найти подругу лучше, чем Феба Спаркс».

Эндрю Вайверн насадил на крючок Lumbricus latus, семиметрового червя-паразита, традиционно имплантируемого хирургами ада в кишечники проклятых, и закинул удочку. Он решил порыбачить с Железного пирса. А где-то посередине пролива Абсекон океан нежно колышет его шхуну, как мать, убаюкивающая.малютку. Леска натянулась, нырнул поплавок, Вайверн мастерски подсек добычу, наслаждаясь дрожанием крючка, рвущего нёбо рыбины.

И все же поводов для веселья маловато. Куда ни глянь, христианство приходит в упадок. Никто больше не сожжет на костре Джордано Бруно, который посмел утверждать, что Земля вращается вокруг Солнца, или Мигеля Сервета, заявившего, что легкие пронизаны кровеносными сосудами. Истребление ацтеков превратилось в смутное воспоминание, борьба против оспопрививания стала забытым сном, «Index Libroram Prohibitorum» – «Индекс запрещенных книг»  [7]7
  Регулярно публиковавшийся до первой половины XX века список книг, запрещенных Римской-католической церковью.


[Закрыть] – воспринимается как старая шутка, a «Malleus Maleficarum» давно не переиздавался. От Северного полюса до Южного христиане только тем и занимаются, что кормят голодных и одевают нагих. Не далее как на прошлой неделе Вайверн слышал, как один баптистский священник заявил, что убивать грешно. Правда, секта так называемых новых апокалиптиков вселяет надежду, но он и в ней до конца не уверен.

– Неоапокалиптики, – вслух сообщил он дергающей леску рыбе, – это капля в море. – Нет, должна появиться новая религия, нацеленная на будущее, как христианство, неистовая, как ислам, беспощадная, как индуизм, и стройная, как буддизм. И это будет Религия Джули Кац.

Одним уверенным движением Вайверн выдернул из воды добычу. Это была акула, рыба-молот. Свирепое чудовище тяжело упало на настил и теперь подпрыгивало и корчилось, словно на гигантской сковородке.

К сожалению, дочь Бога по природе своей лишена дара убеждения, да и не стремится к лидерству. И если этот зануда, ее отец, будет и дальше гнуть свое, она проживет тихую жизнь, так и не заявив о себе. Поэтому он должен разработать четкий план, одну ловушку за другой: слепота Тимоти Милка, лиловая рубашка Беверли Фиск, бульварная газетенка Бикса Константина – каждая уловка должна быть продумана до мелочей. Исподволь, незаметно его новая религия пустит корни, и уже ничто не сможет пошатнуть ее в будущем, как ничто не сможет изгнать Lumbricus из грешного нутра. Сатана тешил себя надеждой и предавался честолюбивым мечтам и гладил акулу, наслаждаясь ощущением шероховатой, как наждак, кожи под ладонью. Как жаль, что он вегетарианец: говорят, мясо акулы – настоящий деликатес.

Атлантик-Сити не всегда был центром обжорства, пьянства и разврата. Раньше он славился главным образом как оздоровительный курорт и сюда приезжали не для того, чтобы подхватить дурную болезнь и понервничать за зеленым столом, в ужасе ожидая, что следующая карта перебором проскачет заветный рубеж в двадцать одно очко. Приезжали отдохнуть и набраться сил. В одиннадцатое лето Джули город, казалось, ностальгически вспоминал свое праведное прошлое. Солнце щедро дарило тепло, прогревая застывшие косточки развратников и шулеров, так что они ночь напролет спали здоровым сном. Соленый ветерок проникал в носы и глотки почтенных рантье, исцеляя воспаленные миндалины и излечивая гайморит.

Что ни утро после завтрака Джули и Феба рулили на пляж, доверху набив багажные корзинки велосипедов бутербродами и всякими вкусностями. Дни напролет они занимались тем, что возводили сложные песочные замки, настоящие крепости с укреплениями из устричных ракушек, рвами, наполненными водой, и потайными бункерами, в которых, словно пришельцы с далеких планет, сновали крабы, плетя интриги межпланетного масштаба. Это занятие вовсе не было возвратом к невинным детским играм. Для Королевы Зенобии и Лесной Нимфы, как девочки втайне называли себя, смысл возведения песочных цитаделей заключался в том, чтобы после их взрывать. Не сразу и целиком, нет. В дело пошел вовсе не припрятанный Фебой динамит, каждая крепость должна была пасть поэтапно, башня за башней, словно уступая яростному натиску армии омаров при поддержке артиллерии середины XIX века. О соответствующей экипировке позаботилась тетушка Джорджина. Девочки располагали целым арсеналом дымовух, ракет, бенгальских огней, петард и прочего пиротехнического инвентаря, которого сейчас на складе у «Смитти Смайла» было навалом. Ведь 4 июля, которое играло для магазина такую же роль, как Рождество для «Детского мира», уже прошло.

– Эй, Кошка, да это же шимпанзе! Настоящий шимпанзе, чертяка!

Джули запустила ракету через западное укрепление крепости Боадицеи – это тетя Джорджина посоветовала называть их сооружения именами великих воительниц – и попала в главную башню.

– Шимпанзе? Где?

Но Феба уже рванула к полуразвалившемуся старому пирсу.

В шезлонге под красным пляжным зонтом дремала пожилая негритянка в платье гувернантки, а к зонту за кожаный поводок был привязан шимпанзе. Феба не ошиблась, «настоящий чертяка шимпанзе». Стоит вспугнуть обезьяну, подумалось Джули, и она сметет зонт, как Самсон разрушил капище Дагона. (Ты еврейка, обычно говорил ей папа, когда они заканчивали читать очередную библейскую историю, и должна все это знать.) Прибыв на место, Феба позволила шимпанзе обнюхать ей ноги и попку и в ответ понюхала аналогичные части тела животного. Тут же на песке, как раз на границе тени от зонта, сидел мальчик примерно их возраста. Тень четко разделила худенькое бледное тельце мальчика на темную и светлую половины. Разговаривая с Фебой, он как-то неуклюже улыбался и вдавливал ладони в сырой песок. Мальчик был слепой.

У Джули похолодело внутри. Слепой, как Самсон. Слепой, как скала. Слепой, как тот мальчик в зеркальце портсигара.

Тем временем Феба возвращалась в сопровождении шимпанзе и мальчика, державшего обезьяну на поводке, как водный лыжник – трос катера.

– С мартышкой играть нельзя, – объяснила Феба, когда они подошли к замку. Шимпанзе смотрел на Джули огромными влажными желтыми глазами. От него воняло грязными носками. Шерсть местами сбилась в колтуны. – Это мартышка-поводырь, она водит мальчишку.

У Джули по телу вдруг побежали мурашки, наверное, от песка, вдруг попавшего в купальник. Никаких чудес, не уставал повторять папа. А не то ее заберут.

– Не мартышка, а обезьяна, – поправил мальчик, – шимпанзе. – У него были волосы цвета вареной морковки. Круглое лицо, усеянное разнокалиберными веснушками. Глубоко посаженные глаза суетливо бегали, напоминая пару серых мышат, поселившихся в глазницах.

Вылечи его, сказал мистер Вайверн. Мама хочет, чтобы ты это сделала. Лучший друг твоей мамы ни за что не станет тебе лгать…

– Ах да, – спохватилась Феба, – Джули, это Арнольд.

– Значит, это не тот слепой мальчик Тимоти?

Ее сбили со следа.

– Тимоти – это я, – сказал мальчик. – Это моего шимпанзе зовут Арнольд.

От обезьяны воняло. Нестерпимо палило солнце.

– А как ты узнала, что его зовут Тимоти? – удивилась Феба.

– Да, как? – подхватил Тимоти.

– Случайно угадала.

– Сейчас мы будем взрывать замок, – гордо объявила Феба. – У нас есть бенгальские огни, петарды и ракеты.

– Я никогда не видел фейерверка, – вздохнул Тимоти, – он так странно шипит и бумкает.

Никаких чудес. Мама хочет, чтобы Тимоти мог видеть. Ее заберут. Мама просила… А если к Тимоти вернется зрение, ее мама наконец объявится? Спустится с небес на сияющем облаке с целой охапкой подарков для любимой доченьки? По одному с каждой планеты во Вселенной?

Джули украдкой глянула на старый пирс. Няня по-прежнему дремала.

Джули знала: чтобы совершить чудо, мало этого хотеть. Еще нужны какие-нибудь предметы. Как бы инструменты. Чтобы оживить краба, она тыкала в него карандашами. А чтобы исцелить слепого…

Джули взяла горсть сырого песка с развалин главной башни, поплевала на него и приложила к левому глазу мальчика, с силой прижав. Арнольд завизжал. Тимоти отпрянул.

– Стой смирно!

Мальчик застыл. Джули казалось, что от кончиков ее пальцев исходит тихое жужжание, словно что-то из них переливается в больной глаз.

– Что ты делаешь? – опешила Феба.

– Лечу его, наверное… – Сердце девочки бешено колотилось, ладони стали влажными. Джули взяла с Боадицеи еще песка и занялась правым глазом. – Не дергайся!

– Ты… что? – переспросила Феба.

Джули отступила, не сводя с мальчика взгляда. Он стряхнул с глаз сырой песок, смел тонкими пальцами остатки с ресниц и заморгал. Золотые волосы огнем горели на солнце.

– Иногда я кое-что могу, – пояснила Джули.

– Что это? – Тимоти дрожал, несмотря на августовскую жару.

– Кое-что можешь? – фыркнула Феба.

Ресницы Тимоти трепетали, как крылышки колибри.

– Что со мной? – повторил он, цокая зубами.

Напуганный Арнольд попятился к девочкам и втиснулся между ними, прижавшись к ногам Джули. Девочка слышала, как подрагивает его горячий бок. Мальчик водил глазами из стороны в сторону: девочка, обезьяна, девочка. В лице не промелькнуло даже тени, свидетельствующей о перемене. Девочка, обезьяна, девочка. «Не получилось, – разочарованно подумала Джули. Девочка, обезьяна, девочка. – Хорошо это или плохо, но у меня…»

– Кто из вас Арнольд?

– Чего? – опешила Феба.

– Кто из вас Арнольд? – Тимоти ткнул указательным в Фебу. – Ты – нет, так? Ты ведь девочка?

– Круто, черт возьми! – взвизгнула Феба, прыгая, как заводной мишка из маминого магазина. – Джули, получилось, получилось! Класс! – Она повернулась к Тимоти и похлопала шимпанзе по загривку. – Вот как выглядит мартышка, детка.

– Обезьяна.

Джули набрала полные легкие свежего, соленого морского воздуха и вдруг ощутила необычную приятную пульсацию в промежности.

А вот Феба все прыгала, как сумасшедшая.

– Вот потрясно, Котенок! Мы же сделаем на этом кучу денег! Да как, черт возьми, у тебя получилось? денег!

– У меня дар, – сказала Джули.

– Дар? – захлопала ресницами Феба. – Откуда?

– От Бога.

– А мне можно получить немножко?

– Понимаешь, Бог – моя мама.