Текст книги "Единородная дочь"

Автор книги: Джеймс Морроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Твоя Церковь в тебе нуждается, – восторженно улыбнулась Мелани. – Никто не знает, кого схватят следующим.

– Я поеду с тобой, Мелани, и спасибо огромное за приглашение, но я не могу остановить всех этих охотников за еретиками. Чтобы вернуться сюда, я пожертвовала своей божественностью.

– Мы живем в постоянном страхе, Шейла. Мы… Ты что?

– Я лишилась своей божественной сути.

Улыбка померкла.

– Не поняла.

– Да, Мелани, это так. Я больше ничего не могу, на счастье или на беду? Только так я смогла вернуться домой.

– Понятно, – процедила сквозь зубы Мелани. – Угу. Но когда ты увидишь, что здесь происходит, когда ты поймешь, в какой мы ловушке…

– Все в прошлом.

– …твои силы вернутся к тебе. Я точно знаю. Попытайся, Шейла. Ты должна попытаться.

У Моргейта и Вентнора дороги были запружены дорогущими автомобилями. Волна за волной потоки «кадиллаков», «мерседесов» и «линкольнов» несли «праведное» духовенство в деловой центр города. Влившись в этот поток, Джули с Мелани тащились вдоль украшенных драгоценными камнями стен Нового Иерусалима, мимо жемчужных ворот, выстроенных на пепелище «Золотого Тельца» и «Тропиканы», мимо монорельса, по которому, словно гусеница по прутику, полз трамвай. Они ехали на запад. Над соленым болотом высилось тридцатиэтажное здание гостиницы со странным названием «У камелька». При въезде на Новоиерусалимский хайвей толпы паломников текли к величественному собору, производившему впечатление космического корабля, предназначенного для переброски князей эпохи Возрождения на Альфу Центавра. Еще через милю между двумя крупными нефтеперегонными заводами раскинулся «Гефсиманский сад», ждущий воскресных посетителей.

Скелеты появились сразу же за Помонскими воротами.

Куда ни глянь – кости.

– Боже, – задыхалась Джули. – Скелеты. Господи милостивый!

Этот кошмар растянулся на несколько миль. Целая армия зловещих часовых, висевших на столбах линий электропередач, на телефонных вышках. Скелеты висели на фонарях, на изгородях загонов для скота, на рекламных щитах.

Они выстроились по обе стороны магистрали, как адский кошмар – один ухмыляющийся череп за другим. И все как один черные. Впечатление было такое, словно мир превратился в собственную негативную копию.

– Для тебя это новости? – спросила Мелани.

– Д-да, новости. Боже.

На черепах и ключицах расселись вороны, выклевывающие остатки мозга. На каждом скелете, словно ценник, висела табличка.

– Публичные казни, – вздохнула Мелани. – Желающих посмотреть хоть отбавляй.

– Их что, сожгли заживо?

– Заживо. В цирке. – В голосе Мелани одновременно звучали и горечь, и смирение. – Они гасят огонь, как только он добирается до костей, – просвещала она Джули, – иначе ничего не останется, кроме кучки пепла, и потеряется высокий смысл деяния.

– Какой высокий смысл?!

– Не будь еретичкой. Не богохульствуй.

Сердце словно оборвалось в груди у Джули и билось о ребра сгустком пульсирующей боли.

– А американцы, они знают об этом? Куда смотрит правительство? ООН? Кто-то же должен вмешаться?

– Все они знают, – безучастно парировала Мелани. – Но никто ни во что не будет вмешиваться, Шейла. До тех пор, пока Трентон стоит заслоном против социализма.

Скелеты проплывали мимо, как восставшие из гроба мертвецы, бредущие в Судный день навстречу божественному приговору.

– Они все мои… – слово застряло у Джули в горле, – последователи?

– Примерно треть. Остальные – убийцы, гомосексуалисты, евреи, католики и так далее. Но при этом добровольно идут на казнь только последователи Откровения Неопределимости.

– Добровольно?

– Некоторые из нас. Таких немного. Мы слышим твой голос и идем сдаваться.

– Но я ни с кем не говорю.

– Мы слышим тебя, Шейла. Со мной, правда, этого не случалось, но с некоторыми из нас…

Мелани сбавила газ, и марафонский бег скелетов превратился в медленную торжественную процессию. Теперь Джули смогла читать надписи на табличках. Под каждым именем: Дональд Торр, Мэри Бенедикт, Иаков Райан, Линда Рабинович, их здесь было не меньше тысячи, а то и две – одно-единственное слово, объяснявшее участие в этом зловещем параде. Ересь, ересь, измена, богохульство, – слова обвинения сливались в стихотворные строчки, – ересь, извращенство, воровство, убийство, социализм, алчность, ересь, ересь, содомия, ложное свидетельство, ересь, супружеская измена, убийство, богохульство, ересь…

Почти у самого Гаммонского проезда Мелани свернула на обочину и остановилась.

– Ты должна кое-что увидеть.

– Я все поняла, в последнее время здесь творится настоящий беспредел, – запротестовала Джули. – Я вижу, это просто безумие какое-то. Если бы у меня по-прежнему была моя божественная сила, я бы живо вывела Милка из игры. Нет необходимости…

– Есть необходимость. Прости, Шейла, но ты должна это увидеть.

Стиснув в кулак покрытую шрамами ладонь, будто зажав в ней все свое возмущение и гнев, Джули последовала за Мелани к четырем скелетам, болтавшимся на рекламном щите «Трамп-кастла». Завидев их, к ним тут же двинулся приземистый полицейский в зеленой униформе с автоматом наперевес. Он шел мимо выстроившихся в ряды грешников, вспугивая ворон, словно волк, выбравшийся на охотничью тропу.

– Он должен убедиться, что мы приехали не для того, чтобы стащить какую-нибудь реликвию, – тихонько объяснила подруге Мелани. – Твои последователи иногда это делают.

– Он нас арестует?

– Нас? Что взять с двух провинциальных теток, направляющихся на субботнюю службу. – Благодаря стараниям Мелани они действительно выглядели как две провинциалки. Мелани щеголяла в платье, напоминавшем кружевную салфетку, а Джули нарядилась в темно-бордовую шелковую блузу и широченную белую юбку, собранную у талии в сборку. У обеих на шее висели цепочки с серебряным агнцем. Что касается макияжа, то Мелани подобрала для них «оптимальный вариант»: они отдавали должное своей женственности, но не подчеркивали ее.

Опустив автомат дулом вниз, что в данной ситуации можно было расценивать как жест гостеприимства, капрал заговорил монотонным скрипучим голосом:

– Доброе утро, дамочки. – Он обвел рукой свой черный страшный лес. – Когда Иисус сойдет к нам, все будет точно так же, только скелетов будет побольше. Настоящий Армагеддон! Он оценит.

Джули мельком взглянула на ближайший скелет – широкий женский таз, обуглившиеся кости стянуты тонкой проволокой.

– Пойдем, солнышко. – Мелани легонько ущипнула Джули за локоть. – А то опоздаем на церемонию.

У Джули внизу живота словно образовалась дыра – туннель, уходящий прямо в преисподнюю: в эту дыру утекала ее жизнь.

Поняв, что тут ему ловить нечего, капрал удалился, оставив Джули на свободе рыдать, истекать кровью и тихо умирать.

На табличке тети Джорджины было два слова. «Извращенство» – неудивительно, но «ересь» – при чем здесь это?

О боже, нет! Джорджина, как же так? Джули провела пальцем по почерневшему ребру, оставив на нем белый след. Тетя, милая, ты, наверное, проклинала их на чем свет стоит. Наверное, плевала им прямо в морды? Конечно, я же знаю.

– Я всегда любила ее, – сказала Мелани, – она была Фебе хорошей матерью.

– Ты должна была предупредить меня, – прохрипела Джули.

– Прости. – Мелани украдкой взглянула в сторону удалявшегося полицейского. – Видишь, ты нужна нам, теперь-то ты понимаешь?

– Мелани, это же подло!

– Я знаю, поэтому ты нужна нам.

– Как же это, черт возьми, подло!

Она могла гордиться своей тетей. По костям Джули пыталась восстановить знакомые черты: легкие живые руки, узкое смеющееся лицо, быструю паучью походку. Но увы, перед ней были обгорелые останки, а не остов. Матрица слишком невыразительна, чтобы по ней можно было восстановить исчезнувшее навсегда уникальное создание, именуемое Джорджиной.

– А Феба знает?

Мелани пожала плечами:

– В цирке ее в тот день не было, она, наверное, уехала из Джерси много лет назад.

Джули провела рукой по табличке.

– Тут написано «ересь».

– Они предлагали ей обратиться в их веру, а она все твердила, что уже выбрала себе вероисповедание, говорила, что поклоняется Абсолютному Разуму. А когда ее привели к священному каналу, чтобы крестить силой, знаешь, что она сделала?

– Что?

– Она написала в него. Джорджина погибла достойно, Шейла. Она так и не сдалась, не попросила о пощаде.

* * *

Веры в благое дело и денег, благодаря которым Атлантик-Сити был превращен в Новый Иерусалим, на Кэмден пока не хватало. Он по-прежнему производил впечатление забытой Богом дыры, как и много лет назад, когда Джули пересекала его южную окраину по пути в колледж. Они подъезжали к мосту Уолта Уитмена; Джули с нетерпением вглядывалась в даль, туда, где начиналась Америка. Со стороны Делавэра Джерси обзавелся кирпичными стенами, сторожевыми вышками, колючей проволокой – этими металлическими лианами. Он так напоминал побитый садовой хворью Эдем, за которым теперь с упоением ухаживал Вайверн.

Съехав с моста, они повернули на бульвар Микль, забираясь все глубже в унылый полуразвалившийся городок. Улицы были усеяны битым стеклом, и все вокруг заполонили лопухи и одуванчики. Они захватывали пустующие стоянки, лезли в щели растрескавшихся тротуаров. Наконец Мелани остановила «БМВ» между двумя парковочными счетчиками с разбитыми солнцезащитными козырьками и покосившимися стойками.

– Не говори им, кто я, – схватила Джули Мелани за кружевной рукав, когда они подошли к перекрестку с Фронт-стрит. – Я откроюсь, когда буду готова.

Они остановились перед старой забегаловкой под названием «Ирландская таверна». Она была запечатана, как склеп. На окнах – ставни, на дверях – пудовые замки. «Холодное пиво навынос», – гласила треснувшая вывеска. Мелани открыла деревянную калитку, и они побрели в глубь двора по заваленной всяким хламом дорожке.

– Обещай, что не скажешь, – настаивала Джули.

– Обещаю, – бросила на ходу Мелани. Она постучала в маленькую боковую дверь и громким шепотом произнесла пароль: – Луна восходит.

В шестиугольном окошке мелькнуло чье-то лицо, и несколько секунд спустя дверь открыла молодая женщина в пышном белом платье, украшенном лентами и оборками. Она была такой хилой и тщедушной, что вызывала желание выступить в защиту программы комитета по контролю рождаемости.

– Луна восходит.

Мелани бросила на Джули многозначительный взгляд.

– Луна восходит, – спохватилась та и осторожно шагнула внутрь.

Худая женщина повела их через темный пыльный зал, уставленный громоздкой зачехленной мебелью. «Словно трупы, ожидающие вскрытия», – подумала Джули. Они спустились в подвал, шли по каким-то переходам, наконец оказались в центральном узле кэмденской канализации. Вдоль корявых кирпичных стен тянулись пучки кабелей и трубы, уносившие прочь все нечистоты города – испражнения, его заразную кровь и порочные мысли. По полу растекались зловонные лужи, и прямо среди них стояли в ряд полдесятка скамей, у стен – несколько стульев, а посередине – аналой с алтарем. Мелани устроилась в глубине комнаты, а Джули нырнула на последнюю лавку, спрятавшись за спинами других. Вдоль алтаря выстроились бронзовые подсвечники в форме маяков, над аналоем висел плакат с изображением, смутно напоминавшим соотношение неопределенности Гейзенберга. На пюпитре перед собой Джули увидела две книги большого формата в мягких обложках – переплетенные компьютерные распечатки. Заголовки на обложках были нарисованы от руки староанглийским шрифтом. Джули отложила в сторону сборник гимнов и открыла «Слово Шейлы». Каждая страница была посвящена выпуску колонки «Помоги вам Бог». Джули выхватила в тексте один из немногих ответов, которые нравились тете Джорджине. Там Шейла давала разъяснение по налоговым платежам группе ведьм из Пало-Альто.

О Джорджина, как же это могло случиться? Встретившая их женщина скользнула к алтарю и, повернувшись лицом к еретикам, объявила:

– Номер тридцать один.

Прихожане, сотня нарядно одетых мужчин и женщин, дружно подались вперед, словно пассажиры автобуса, отреагировавшие на внезапную остановку, и принялись листать сборники гимнов.

– Мы должны поучаствовать. – Мелани сунула Джули под нос открытый сборник, и тут вступила певческая капелла. Орган, конечно, звучал бы богаче, но попробуй затащи его. в кэмденскую канализацию.

Любая спорна истина,

Любая вера – ложь,

Но возлюби пророчицу

И славь, доколь умрешь.

Науку и сомнения

Она дарует нам;

Склоняться, братья, надобно

К ее святым стопам.

Когда прозвучали начальные слова следующего гимна а, вера – чушь, но мы гурьбой послушно двинем за то-ой…»), Джули вся сжалась и замерла и до конца семнадцатого гимна («Дочь Великой матери») так и просидела не шелохнувшись.

– Аминь, – пропели еретики и отложили свои книжечки, в канализационной трубы возле алтаря появился пастор.

– Отец Парадокс, – шепнула Мелани.

Отец был невероятно толст. Сначала вошел огромный живот, потом показались богатырские плечи и двойной подбородок. Белая сутана с изображением маяка на груди, словно парусина, наброшенная на дирижабль, облекала огромную тушу. Матушка моя небесная, святой братец в Аду, – он!

Постарел, отпустил бороду, надел очки, но сомнений быть не могло, это был он.

– Дорогие братья и сестры, скептики, логики, релятивисты, рационалисты, прагматики, позитивисты и энигматики, – обратился к прихожанам Бикс, – сегодня мы будем говорить с вами о Боге.

Ее бывший любовник обхватил пухлыми пальцами аналой, и Джули наконец поняла, что цилиндрическая форма кафедры и стеклянная поверхность были призваны символизировать камеру эктогенеза. Бикс Константин на кафедре? У Джули перехватило дыхание, а мозги заработали с удвоенной скоростью.

– Колонка пятая, стих двадцатый, – прогудел Бикс и открыл внушительных размеров книгу «Слово Шейлы».

Джули подвинула к себе аналогичный том. «Стих» двадцатый пятой колонки содержал ее ответ молодому человеку из Торонто, который желал обрести истинную веру.

Бикс прокашлялся, издав звук, напоминавший приглушенный грохот спущенных в мусоропровод отбросов.

– Шейла пишет: «За многовековую историю христианства было выдвинуто четыре основных доказательства существования Бога. Говоря откровенно, все они несостоятельны». – Захлопнув «Слово», Бикс сорвал с себя очки и взмахнул ими, как маэстро смычком. – Правда ли это? Выходит, методом простой дедукции доказать существование Бога невозможно? Доказательство первое – онтологическое – заключается в высказывании святого Ансельма: «Бог – это сущность, выше которой ничего невозможно постичь». К сожалению, в силу того, что человеческий разум самостоятельно формирует представление о совершенстве, бесконечности и всемогуществе, отсутствуют доказательства того, что эти понятия являются атрибутами вещественного мира.

– Верно! – хором отозвались прихожане.

А Бикс перешел к аргументу нравственному:

– Если бы Бог был источником человеческой способности различать добро и зло, то верующие совершали бы меньше дурных поступков, чем атеисты. Но исторически данный тезис не подтвердился.

– Верно!

Пришел черед космологического аргумента.

– Ни один человек не имеет права, отталкиваясь от причинно-следственных связей, действующих в пределах Вселенной, судить о соотношении этой Вселенной и некоей гипотетической трансцендентной сущности.

– Верно!

Аналогичным образом было покончено и с четвертым доводом – теологическим.

– От мифической Вселенной греков, хрустальных сфер Аристотеля и до современной всеобъемлющей модели – все схемы мироздания являются творениями человеческого разума. И соответственно, было бы неслыханной дерзостью приписывать какую бы ни было из них Богу.

– Верно!

– Как мы все знаем, – подвел итог Бикс, – существует лишь одно прямое доказательство существования Бога, и это доказательство – Она, Та, к чьим стопам мы приносим наши растерянные сердца и охваченные смятением умы. – Его голос звучал все громче и величественнее, поднимался все выше и выше, напоминая сверхзвуковой авиалайнер, взмывающий со взлетной полосы. – Шейла, открывшая нам Бога физики и проповедовавшая Завет Неопределимости! Шейла, которая вопреки логике и законам природы подчинила себе воды океана, погасила пожар и вознеслась! – Бикс отстранился от аналоя. – Благодарю вас, братья и сестры. На следующей неделе мы побеседуем о том, что Шейла имела в виду под «Империей Ностальгии».

И Бикс с живостью, как-то не вязавшейся с его формами, исчез в той самой канализационной трубе, из которой появился некоторое время назад. Тщедушная женщина заняла его место на кафедре, и под ее руководством прихожане исполнили последний гимн «И “Тропикана” была сожжена».

Джули не знала, что и делать. Вмешаться сейчас?

Нет, бессмысленно. Спорить с этими идиотами – все равно что биться головой о стенку. Да, да, о такую вот кирпичную стенку.

Так зачем же она встает? Зачем набирает побольше воздуху в грудь?

– Всем внимание! – Джули вышла в проход. – Это я, Шейла. – Дружеская болтовня ее последователей тут же стихла. – Да, это действительно я. Послушайте, друзья, нам нужно поговорить. К сожалению, я утратила свою божественность, но не исключено, что смогу вам как-то помочь. – На Джули устремилась сотня любопытных насмешливых взглядов. – Для начала вы все должны пройти крещение, пока они вас не схватили.

Изумленно раскрылись рты, сдвинулись брови, растерянно захлопали ресницы. Просто совиная стая какая-то!

– Не надо, Шейла говорит с нами в наших снах, – уверенно заявил мрачного вида господин в видавшем виды смокинге.

– И приказывает вам приносить себя в жертву? – спросила Джули.

– Случается.

– Да нет же! Мне это совершенно не нужно!

– Шейла вылечила мой диабет, – подключилась энергичная старушка, сморщенная, как печеное яблоко.

– А меня отучила от наркотиков, – признался молодой человек с бородкой, в синем саржевом костюме, типично богемного вида.

– Как вы докажете, что вы Шейла? – подбоченившись, выступила вперед женщина лет тридцати в белых перчатках до локтей.

– На Шейле платье из солнечного света, – со знанием дела заявил бывший наркоман.

– Она – живая радуга.

– И она летает, – поддакнул сухопарый.

– Она молодая, – взвизгнула дама в перчатках.

– Вы думаете, что дети Бога не стареют? Мы, как все люди, стареем и умираем. – Джули помахала над головой своим «Словом», словно спасшийся после кораблекрушения на необитаемом острове проплывающему мимо кораблю. – Все это я написала пятнадцать лет назад. Все это время я была в Аду, и ради Бога…

– Шейла вознеслась на Небеса, – поправила ее сморщенная старушонка.

Бывший наркоман двинулся к выходу, увлекая за собой остальных собравшихся, словно магнит железные опилки.

– Нет смысла сжигать себя! – кричала Джули им вслед. – Окреститесь! Прошу вас!

Не прошло и двух минут, как Джули с Мелани остались в смрадном склепе одни.

– Как головой о стену. – Джули уронила «Слово» на пол.

– Они представляют тебя совсем иначе, – оправдывалась за прихожан Мелани.

Поднявшись на кафедру, Джули обняла аналой, смутное подобие своего первого дома. Мой милый морж. Мой ласковый кит. Может, он сошел с ума, может, он чокнулся после ее удачного фокуса с Атлантическим океаном, но одно Джули знала наверняка: когда-то она его любила и, похоже, любит сейчас.

– Мелани, подожди меня здесь.

Канализационная труба, отходившая от кафедры, расширялась в просторный, сырой, поросший мхом бокс. Под ногами хлюпала вонючая жижа экскрементов Кэмдена. Влево, словно корни, уходили пять узких туннелей, курившихся мерзкими испарениями. Справа – вход в служебное помещение, освещенное керосиновой лампой.

Аскетизм отца Парадокса внушал уважение. Железная койка, треснувшее зеркало, железная печка, лабораторный шкаф – вот и вся обстановка. Единственным достижением технического прогресса был офсетный печатный станок, подключенный к проходившему под потолком кабелю: электричество откровенно воровалось у Нью-Джерси. Бикс сидел за шатким железным столиком и намазывал клеем тыльную сторону вырезки из «Помоги вам Бог».

– Привет, Бикс.

Всполошившись, он схватил очки, как застигнутый врасплох преступник хватается за револьвер.

– Что? – пробормотал он, положив очки на место; – Что вы сказали?

– Привет, говорю, Бикс.

– Я отец Парадокс.

Очки у него были с бифокальными стеклами – этакий атрибут эпохи Разума.

– Это я, твоя подружка Джули Кац.

Бикс прилепил вырезку к кусочку картонной упаковки. Клей томными воланами полез наружу.

– Мисс Кац я припоминаю, но мы с ней вовсе не были друзьями.

Не может быть, неужели он не узнал ее?

– Мы же встречались, – не теряла надежду Джули, – проводили вечера «У Данте».

– Я встречался… та женщина была значительно моложе.

– Ну конечно, я постарела, да и ты не мальчик. Ты что, забыл, как подбрасывал мне любовные записки? Ты же говорил, что любишь меня.

– Я люблю Шейлу.

– Помнится, ты любил кое-чем заняться со своей Шейлой. По-моему, тебе было неплохо с ней в постели, Бикс. И она – это я.

– Нет, – захрипел Бикс.

«Сдерживает чувства», – решила Джули. Подсознание связалось с уровнем бессознательного.

– Нет, – повторил он, на этот раз более уверенно и резко.

– Послушай, солнышко, уговори своих ребят прекратить весь этот еретический бред. Они должны стать неоапокалиптиками.

– Нет, ни за что.

– Да, это приказ Шейлы.

Бикс стянул очки: видимо, он хотел, смазав ее образ, оградить себя от внушаемого ею беспокойства.

– Шейла приказала океану восстать, и океан повиновался. Это кажется невозможным, но я видел все своими глазами. Теперь я знаю: Бог существует, а все остальное утратило для меня всякий смысл.

– Если мы помозгуем вместе, то, возможно, сумеем выбраться из этой Республики Полоумных. До Филадельфии рукой подать.

– До Филадельфии? – Бикс недоверчиво улыбнулся, словно она только что предложила ему отправиться на Нептун.

– Ну да. Какая-нибудь из этих труб выходит к реке?

– Там все опутано колючей проволокой.

– Мы ее срежем.

Бикс прижал вырезку кулаком.

– Вам пора, мисс Кац.

Слезы хлынули сами собой.

– О, Бикс, родной, они же убили Джорджину! Она всегда дарила мне на день рождения такие славные безделушки, а они ее сожгли.

– Уходите!

Слезы скатывались по щекам прямо в открытый рот, губы мелко дрожали. Обычные соленые слезы: время жгучей кислоты и небесного нектара кануло в небытие. «Мы плачем водами древнего океана, – говаривал Говард Либерман и пояснял: – Мощное доказательство биологической эволюции».

Джули, спотыкаясь, попятилась из каморки отца Парадокса и побежала по канализационной трубе, выбралась на кафедру – прямо в промозглое брюхо своего храма.