Текст книги "Единородная дочь"

Автор книги: Джеймс Морроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

У сегодняшнего кавалера Фебы, Лусиуса Богенрифа, была кожа цвета клубничного йогурта, фигурой он напоминал сандвич, и пахло от него соответственно. Но, кроме прочих достоинств, у него была «Уличная Красотка», семейный «вин-небаго», нечто вроде сухопутной яхты с кухонькой, баром и даже спальней. Когда они вчетвером, засидевшись во время сеанса, вышли в холл кинотеатра, Лусиус вынул ключи и торжественно вручил их Фебе.

– Сегодня у штурвала капитан Спаркс!

– Чего только не сделаешь ради возможности как следует оттянуться, – прокомментировала Феба, озорно подмигнув. – Так что, все шестьдесят ярдов мои?

Роджер как-то съежился и сделал вид, что рассматривает афишу «Десяти тысяч психов». У Джули похолодело внутри. Феба за рулем? Целью сегодняшнего вечера было попробовать секс, а не проститься с жизнью. Они забрались в «вин-небаго». Лусиус занял пассажирское место, Феба вцепилась в Руль, как в поручень кресла на «американских горках», Джули с Роджером, скользнув за кухонный стол, ерзали и жались друг к другу, словно слепые щенята.

– Как в кают-компании, – восхищенно выдохнула Джули.

– А мне напоминает скворечник, – сказал Роджер. – У меня был такой, только его ветром снесло с дерева.

Джули не понимала, что такого Роджер нашел в ней, разве только его католические инстинкты подсказывали ему, кто она на самом деле. Он был членом школьного совета, издавал стенгазету и был красивым, как Иисус, точь-в-точь как тот, на портрете в воскресной школе у Фебы. Его единственным недостатком, а по мнению Фебы, достоинством было увлечение ужастиками, в частности фильмами про чудовищ и романами Стивена Кинга. Джули объясняла его пристрастие тем, что в детстве на него произвел сильное впечатление «Ватикан-2» с его яркими, будоражащими воображение картинами ада.

Феба взяла в руки микрофон.

– Внимание, говорит капитан. – Усиленный динамиками голос гремел, как мраморные кубики в стеклянной вазе. – Вечеринка начинается в полночь!

– Вечеринка! – эхом отозвался Роджер. – Класс! – Судя по голосу, он был и взволнован, и встревожен одновременно.

Как и следовало ожидать, «Красотка» всколыхнула в Фебе все худшее и подняла его на поверхность.

– Боже! – взвизгнула Джули, когда «виннебаго» сорвался с места. – Не надо!

Они неслись по прибрежному шоссе так, будто Феба поставила кругленькую сумму на то, что ее непременно оштрафуют за превышение скорости. Мимо проносился Нью-Джерси с его убогими фермами, грязными нефтеперегонными заводами, мелькали кричащие вывески, приглашавшие выиграть состояние «У Цезаря» или в «Золотом слитке». «Виннебаго» дребезжал, как скворечник во время грозы.

– И что, в скворечнике кто-нибудь был? – спросила Джули.

– Да я же и был, – улыбнулся Роджер. – Просто чудо, что уцелел.

Это многое объясняет, сделала вывод Джули. Дыхание смерти, как ничто другое, делает из человека благочестивого христианина.

– Ага! – закричала Феба, сворачивая на стоянку Соммерского университета. Что с того, что они здесь не учатся? Как и студенты университета, они тоже были членами многомиллионного клуба путешественников под названием «Юность», и эта приветливая и гостеприимная, словно сельская гостиница, стоянка была для них. Феба припарковала «Красотку» на неосвещенной площадке и вырубила мотор. Джули засмеялась и чмокнула Роджера в щеку. Грязные баскетбольные сетки, покореженные решетки для велосипедов, похожие на виселицы фонари – это была их стихия.

Лусиус с Фебой ввалились к ним в кухоньку и принялись деловито выставлять из бара бутылки со спиртным. Внимание Джули привлекли наклейки: «Cutty Sark», «Dewar’s», «Beefeater» – каждый логотип с англосаксонским достоинством вписан плотным строгим шрифтом, так, словно алкоголь – это разновидность литературной критики, а вовсе не причина фатальных дорожных происшествий и разжижения мозгов. Феба готовила напитки. Сначала себе – ром с колой, затем Лусиусу – водку с тоником. После их с Фебой «кутежа» в полуразвалившемся «Довиле» отношение Джули к спиртному почти не изменилось. Все же она согласилась попробовать «Черный Русский»; во всяком случае, ее мама выбор напитка с таким названием явно бы не одобрила.

– Феба, можно тебя попросить, плесни и мне того же, – вежливо попросил Роджер.

– Запросто.

– А я тебя видел на корте в прошлый вторник. – Лусиус подал Джули стакан. – Ты была на высоте.

– Джули всегда на высоте, – с дурацкой улыбочкой вставил Роджер.

– Шестьдесят четыре – тридцать один? Круто, ничего не скажешь, – возразила Джули, потягивая из своего стакана. М-м, сладко, грешно, исключительно порочно!

– Стоит Джули захотеть – и мяч в корзине. – Феба смешивала коктейль Роджера с заправской уверенностью сумасшедшего ученого из «Десяти тысяч психов». – У нее связь с Космосом.

Лусиус открыл дверь спальни. Вся задняя стенка была оклеена вкладышами из «Плейбоя». Джули задумчиво рассматривала некую «Мисс Март». Кто бы ни вдохнул жизнь в пробу отца, проложив ей дорогу к обретению плоти, она была в неоплатном долгу перед этим существом. А вот у «Мисс Март» взгляд какой-то умилительно-жалостливый. И почему мужики так сходят с ума от женской груди? Что они только находят в этих обычных тканевых уплотнениях? А в результате – сколько нежелательных беременностей! Взять хотя бы их Высшую лигу. И безусловно, часть вины ложится на ее мать. Ведь это она устроила, что ребята так легко заводятся.

– Не волнуйся, – похотливо подмигнул Лусиус, – здесь мы еще не трахались.

Роджер провел Джули в крошечный закуток и поставил их стаканы на тумбочку. Джули и Роджер одновременно подпрыгнули. «Мы, как пара перекормленных щенят, – подумала Джули, – пугливые и капризные недотроги».

Вдруг мотор «виннебаго» ожил.

– Эй, что ты делаешь? – встревожилась Джули.

– Что происходит? – закричал Роджер.

– Говорит капитан, – раздался из динамика голос Фебы. Фургон покачивало и водило в разные стороны. – Следующая остановка – романтический пустынный пляж на острове Дюн.

Едва успев подхватить стаканы, Роджер закричал:

– Сделай одолжение, Феба, – как всегда, он был безупречно вежлив, – помедленнее, пожалуйста.

– Сделай ей одолжение, Роджер, – раздался в ответ голос из динамика, – помедленнее, пожалуйста.

– Тебе не следовало садиться за руль, – упрекнула подругу Джули.

– А что следовало? Помочь тебе насиловать Роджера?

У Джули кружилась голова – то ли от «Черного Русского», то ли от вихляний «виннебаго». Глубоко вздохнув, она сделала небольшой глоток. Так-так, чужая спальня с дверью, оклеенной порнографическими плакатами. Откидной матрац, обтянутый белой простыней, как барабан кожей. Так, так, так. Действительно ли она хочет, чтобы Роджер, пыхтя и толкаясь, двигался в ней? Сумеет ли ее пухленькое тело должным образом ответить? Он не стал дожидаться острова Дюн. Словно по команде «ложись», Роджер повалился на матрац, увлекая за собой Джули. Его руки, казалось, были везде одновременно: мяли блузку, расстегивали джинсы.

Джули отстранилась.

– Прости, – быстро сказал Роджер. Его излюбленное словечко.

– Это не по правилам. Мы должны…

– Хорошо, мы кое-чем воспользуемся. – Роджер вынул из кармана вельветовых штанов запечатанный презерватив и игриво помахал им перед носом Джули. – Если ты не возражаешь.

– Я имею в виду наши отношения! – Несмотря на любопытство, несмотря на желание бросить вызов Богу, Джули хотелось, чтобы сегодня все произошло, как сказала бы тетя Джорджина, по законам вселенской гармонии. – Ты меня любишь?

– Ну конечно.

– Очень?

– Я очень тебя люблю, Джули. И мне ни капельки не мешает, что ты еврейка.

– Повтори.

– Повторить, что я тебя люблю?

– Ага.

– Я люблю тебя.

Чудесно. Теперь они не просто удовлетворяют естественное желание бросить вызов и эякулировать – теперь это пылкая страсть, взаимное обожание.

– Внимание, – снова затрещал динамик. – Расстегните ремни и прочее, до чего вы там успели добраться.

Джули помогла Роджеру снять с нее блузку и лифчик. Сердце, казалось, увеличилось вдвое. Это будет здорово? Ей понравится? Что она здесь делает?

– Я хочу полететь к звездам, – сказала она в тот вечер Фебе.

– Когда выберешься в полет в первый раз, – парировала та, – дальше астероидного пояса не улетишь.

Ее тело прониклось вибрацией «виннебаго», туфли и джинсы уже были сброшены, и лишь тоненькая полоска трусиков оставалась между ней и кусающим локти Богом. Да, все это нелепо, но не мы это придумали, решила Джули, расстегивая молнию на штанах Роджера. Мы оба невинны. Все вокруг девственно. Вся Вселенная – вместилище чистых, безотчетных пульсаций и нравственно-нейтральных законов гидравлики.

– Мама! Феба.

«Виннебаго» накренился, как корабль во время шторма, сбросив Джули и Роджера с матраца.

– Черт! Лусиус.

Остатки «Черного Русского» выплеснулись на ковер, кубики льда покатились по полу, как игральные кости. Дверь распахнулась, в спальню влетела Феба. Пальцы судорожно вцепились в дверную ручку, смуглое лицо, побледнев, высветлилось до цвета виргинского табака.

– Скорее!

– Закрой дверь! – взорвалась Джули.

– Ты что, не за рулем? – удивился Роджер.

– На помощь! – кричала Феба. – О господи, как же это я…

Джули выбралась из-под Роджера и, натянув блузку и джинсы, поспешила за Фебой в кабину.

Ее взгляду предстала жуткая картина. Лобовое стекло, боковые окна – все погрузилось в илистую непроглядную тьму. Со всех сторон их окружала жидкая грязь пролива. Космос? Только такой, каким его знает червь.

– Она съехала с моста! – Стоя на пассажирском сиденье, Лусиус размазывал проступавшую сквозь обивку грязь. – Как же так?! – В глазах у него блеснули слезы. – Феба, тупица!

«Виннебаго» снова накренился, бросив всех троих на правую дверь. Из кондиционера потекла черная струйка. Похоронены заживо. Тонут. Неделей раньше двадцать пять тысяч жителей округа Колумбия погибли в грязевом потоке. Дети и взрослые, благочестивые и развращенные, всех погребла бесстрастная жижа. Но это было лишь сообщение из сводки новостей, очередная вырезка для храма Джули.

– Что стряслось? – Спотыкаясь и застегивая на ходу штаны, в кабину ввалился Роджер.

По ширинке Лусиуса расползлось мокрое пятно.

– Нам конец, – всхлипывал он.

– Кац, сделай что-нибудь! – Словно задраивая люки подводной лодки, Феба выключила кондиционер и закрыла его шторки.

– Что она сделает? – вскинулся Лусиус.

– Эта девчонка такое может! – задыхалась от волнения Феба. – Она же дочь Бога, любимая и единственная.

– Кто? – опешил Роджер.

– Она спасет нас, ведь правда, Джули?

– Ну конечно, спасет! – простонал Лусиус.

– Ну конечно, спасет! – не могла перевести дыхания Феба.

Джули подняла глаза к небесам. Ну конечно, она изменит своим принципам. Ну конечно, она, как настоящая ханжа, спасет себя и троих друзей, оставив всех хербов мельхиоров умирать от рака? Ну конечно, она, как эгоистка, вытащит «Уличную Красотку» из болота, в то время как вся земля истекает кровью?

Нет! Она не настолько испорчена!

– Мама, – прохрипела она. «Виннебаго» продолжал погружаться. – Все в твоих руках, мама.

– Господи, прости меня, грешного, за то, что оскорбил тебя, – причитал Роджер, упав на колени. – Я отказываюсь от всех своих грешных помыслов, не оставляй меня, Господи, я боюсь мук ада, но больше всего…

– Мама! – горячо выдохнула Джули. – Мама, ты должна мне это!

Феба схватила Джули за руку.

– Не время разводить религиозные сопли. Сделай что-нибудь!

– Мама, я на грани!

– Джули, пожалуйста! – закричал Лусиус.

– Спаси нас! – умолял Роджер.

Спасти? Джули бросилась к рулю и крепко ухватилась за прорезиненный обод.

– Мама, я тебя предупреждаю! – Она изо всех сил крутанула руль. – Мама!

И был свет.

Повсюду свет. Он окутал фургон так, словно жидкая грязь вдруг стала расплавленным золотом. Руль превратился в сияющий ореол, рычаг – в огненный меч, спидометр – в комету.

– Мама, это ты? Ты?

Вневременная Вселенная залила кабину. Керамические осколки сложились в чайнички, пышные цветы сжались в бутоны, стрелки часов побежали в обратном направлении… И словно мамонт, высвобождающийся из смоляной ямы, «виннебаго» устремился вверх сквозь слой илистой жижи. – Мама! – О да, кто, как не Первичный Гермафродит, прибыл им на помощь, освободил их от земной гравитации, как фермер вылущивает зерна из кукурузного початка. – Спасибо, мама! Я люблю тебя!

Не прошло и минуты, как «Уличная Красотка» уже висела над мостом, словно вертолет.

– Невероятно, – выдохнул Лусиус.

– Господи Иисусе! – воскликнул Роджер.

– Как тепло, – всхлипнула Феба.

«Виннебаго» вдруг превратился в обитель неизъяснимой доброты и заботливого тепла: желтки выкарабкались из разбитой скорлупы и плюхнулись на сковородки, спящие малютки были нежно опущены обратно в колыбельки. С легким толчком фургон опустился на мост, прокатился немного и замер. Безудержные крики радости наполнили кабину, лаская слух Джули.

– Невероятно, твою мать!

– Матерь Божья!

– Еще теплее.

Дрожа от охватившего ее восторга, Джули повернула ключ зажигания, и, как озорное дополнение к свершившемуся чуду, забитый грязью мотор завелся.

– Куда? – спросила она, победоносно улыбаясь.

– На пляж! – Феба сияла от переполнявшей ее гордости. Как же, лучшая подруга дочери Бога! – От моста налево.

– Ребята, не знаю, что такое с нами произошло сейчас, – Лусиус разглядывал мокрое пятно на штанах, – но то, что я всю оставшуюся жизнь буду об этом помнить, это точно. – Он осторожно потрогал Джули за локоть, тотчас же отдернув руку, словно ожидал удара электрическим током. – Не знаю, может быть, ты могла бы, э-э…

– Что?

– Почистить фургон?

– Ничего подобного.

– Я просто подумал…

– И не надейся.

Джули съехала на песок и заглушила мотор. Ночь наполнил хриплый шепот прибоя. Девушка опустила боковое стекло, и на колени ей шлепнулся комок грязи. У Джули кровь вскипала в венах, ее охватило сладостное возбуждение. Исцеление слепого несмышленыша ничто в сравнении с тем, что ей пришлось пережить сейчас. Мама, ее мама была с ней!

– Я хочу на свежий воздух. – Феба запечатлела у Лусиуса на губах свой сногсшибательный чувственный поцелуй, которым она одарила Джули в ее храме. – И ты тоже, Лусиус.

– Ты чуть нас не убила, Феба, – ворчал Лусиус. – У меня неделя уйдет, чтобы все отмыть. Неделя!

– Она не чуть, а убила нас, – хрипло проговорил Роджер. – А потом Джули…

Лусиус с Фебой быстренько собрали весь необходимый для оргии реквизит – шесть презервативов в упаковке, пляжное полотенце – и, выпрыгнув из «виннебаго», помчались по прибрежному песку. Вскоре апрельская ночь поглотила их. Значит, они испытывают то же, что и она. То самое эротическое возбуждение, рожденное угрозой близкой смерти и усиленное внезапным озарением. А вот Роджер на своем барном табурете кажется таким ошарашенным. Интересно, он тоже так завелся? Спрыгнув с водительского кресла, Джули подбежала к своему другу и втиснулась меж его ног. Она желанна, великолепна, она – дочь, которую божественная мать любит и о которой заботится.

Но Роджер… он ее оттолкнул!

Джули опешила.

– Дочь Бога, – хрипло проговорил он. Нервная испарина несколько подпортила его красивое, как у Иисуса, лицо. – Феба сказала…

– Ты разве не хочешь?..

– Я не могу сделать это с дочерью Бога!

Но тут она все поняла. Этот запах, который ни с чем не спутаешь! Не в силах сдерживать свое обожание, Роджер выплеснул его наружу. Все ясно. Концерт окончен. Что ж, хорошо. Прекрасно. Она еще успеет расстаться со своей девственностью. Сегодня и так незабываемый день, Бог наконец-то дала о себе знать.

Она устало поплелась в спальню, подобрала лифчик и мокасины и прошла обратно сквозь фимиам восхвалений.

– Я допускал, что вернусь в лоно церкви, – задыхаясь, бормотал Роджер. По его щекам катились слезы откровения. – Но не думал, что это произойдет вот так… – Его благоговейные излияния оплетали Джули, словно скользкие змеи, сжимали горло, гнали прочь из фургона на еще не остывший песок, к благодатному ветру, к звездам. – Восхитительная Дева Церковь…

Джули спрыгнула на песок и принялась приводить себя в порядок. Надела лифчик, блузку, мокасины.

Ночь была прохладной и безлунной. Древесные лягушки заливались, словно орава мальчишек, дружно звенящих велосипедными звонками. Джули весело побежала к морю, к пенистой кромке. Как вдруг:

– Здравствуй, детка.

– Что?..

– Здравствуй, говорю.

Сладкий запах свежих апельсинов коснулся ноздрей Джули, и внезапно она снова почувствовала себя десятилетней девочкой, случайно наткнувшейся на странного незнакомца в отеле «Довиль».

– Мистер Вайверн, что сейчас было! Представляете, Бог спас меня!

Из дрожавшего на ветру ивняка шагнул друг мамы. В руке он держал керосиновый фонарь. В его рассеянном свете темнел силуэт шхуны, покачивавшейся на рейде недалеко от острова.

– Так ты меня не забыла? – заговорил он, чеканя каждое слово. – Похвально. – С узких острых плеч свисал темный сюртук. Пламя фонаря бросало на глаза красноватые блики и золотило бороду. – Бог? – Он хрюкнул, как страдающий одышкой боров. – Ты говоришь – Бог? Прости, Джули, но он не имеет к этому ни малейшего отношения. Это я спас тебя.

– Вы? – У Джули внезапно пересохло в горле. Колени подкосились, внутри все перевернулось. – Да нет же, это Бог, моя мама!

– Это был я, прости.

– Нет! – Джули рухнула на песок. Пережитое разочарование было не сравнимо ни с чем. Она рыдала, как в тот вечер, когда папа влепил ей пощечину за то, что она оживила краба. – Не-ет!

– Не мог же я допустить, чтобы ты провела лучшие годы жизни на дне соленого болота в ожидании, ты знаешь кого. Это было бы так нелепо.

– Вы лжете, это был Бог!

– Ничего подобного. – Взяв Джули за руку, Вайверн поднял ее и, ласково смахнув слезу со щеки девушки, повел к небольшому островку осоки.

Вот так, раздавить ее, уничтожить. Ошибки быть не могло. Она ничуть не сомневалась, что для Дьявола Джули Кац значит больше, чем для собственной матери. Джули сердито топтала песок, словно вся планета была одним огромным отвратительным насекомым, которое необходимо раздавить.

– Вы ведь Дьявол, да?

Вайверн коротко кивнул, словно представляясь.

– Благодаря моим усилиям Атлантик-Сити навсегда лишился милости Божьей.

– Вы же сказали, что вы друг мамы.

– «И был день, когда сыны Божьи предстали перед Господом, – процитировал он, – и Сатана также был среди них». Это было золотое время. Увы, оно безвозвратно ушло.

Джули шмыгнула носом.

– Я старалась быть хорошей, я бывала плохой – хоть бы что. Как мне привлечь ее внимание? Принести в жертву козленка?

– Возможно, тебе следовало бы стать основоположницей новой религии. Нести в массы новое представление о Боге.

– Как же я могу нести в массы представление о Боге, если у меня самой его нет?

– Подключи воображение, все так делают.

Джули сняла левый мокасин и вытряхнула из него песок.

– Скажите честно, мистер Вайверн, Бог ведь и с вами не говорил? Исцеление этого мальчишки, Тимоти, это ведь была ваша идея?

– Правда, правда, – признался Дьявол.

– Вы лгун!

– Я – Дьявол. Меня еще и не так называли. – Вайверн откинул полу сюртука и достал свой серебряный портсигар. – Никому мы не нужны, да, детка? Два заблудших ловца душ, два неудачливых экспериментатора…

– А зачем вам было нужно исцеление Тимоти? Вайверн откинул крышку портсигара и поднес его к заплаканным глазам Джули.

– Добродетель представляет для меня серьезный интерес. Мне было любопытно узнать, что произойдет дальше. Смотри…

И Джули разглядела в зеркальце смутную фигуру человека, стоявшего на церковной кафедре и проповедовавшего многочисленному приходу.

– Это отец Тимоти. Тебе бы он не понравился, настоящий фанатик, путает с Провидением всплески больного воображения. – Священник ходил взад-вперед по проходу, показывая своей пастве нечто вроде пурпурной женской рубашки. – Долгие годы он боялся, что все видения могут оказаться его собственной выдумкой, но когда сын прозрел, он воспринял это как знамение свыше. И теперь он, что называется, вдохновлен. Поверь мне, однажды этот человек совершит нечто ужасное.

– Насколько ужасное?

– Совершенно ужасное.

– И мое чудо…

– Вдохновило его.

– Никогда, ни за что больше не буду никого исцелять.

– Вот и умница, – ухмыльнулся Дьявол. В свете фонаря блеснули золотые зубы.

– Я буду жить нормальной жизнью. Замужество, дети, карьера – все будет как у людей.

– Ну конечно. Чего еще может желать благоразумная маленькая еврейка? Колледж уже выбрала?

– Принстон.

– Если могу чем-нибудь помочь, только скажи.

– Обойдусь.

– Без вопросов. Может, рекомендация нужна? – Вайверн захлопнул портсигар. – Ты даже ничего не хочешь спросить? Я мог бы объяснить, почему Вселенная состоит из материи, а не из антиматерии. Или почему электрон несет свой заряд. Мог бы объяснить…

– Да, есть, пожалуй, один вопрос.

– Давай.

– Моя мама…

Вайверн слегка прикрыл веко, и пламя фонаря потускнело.

И сам он сделался каким-то прозрачным.

– Так или иначе, все упирается в нее, правда?

– Почему она так безразлична к людям? – Весенний ветерок высушил слезы Джули. – Зачем все эти эпидемии и землетрясения?

Последний поворот ключа – и тело Вайверна превратилось в едва различимую туманную дымку. Погасший фонарь упал, зарывшись в песок.

– Все эти грязевые потоки, да?

– Да. Грязевые потоки.

– Знаешь, ответ довольно прост. – В сумраке ночи светились лишь два красных глаза.

– Правда? Так объясните, почему Бог допускает Зло? Теперь даже глаза исчезли, остались лишь фонарь и непроглядная ночь.

– Да потому, что власть развращает, – прозвучал бестелесный голос Вайверна. – А абсолютная власть развращает абсолютно.