Текст книги "Непокорная тигрица"
Автор книги: Джейд Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Глава 9
Чжи-Ган подождал, пока жены губернатора покинут комнату. Вскоре из коридора донеслись скорбные вопли и стенания. Видимо, первая жена наконец-то вспомнила о том, что им надлежит оплакивать смерть своего мужа, а не радоваться полной и окончательной свободе.
После того как он сообщил им эту печальную новость, женщины вздохнули с облегчением. На лице младшей жены появилась слабая улыбка. Даже если бы Чжи-Ган не знал, каким человеком был покойный губернатор Бай, то, глядя на этих женщин, сплошь покрытых синяками и ссадинами, сразу бы понял, что после его смерти в Китае стало на одного мерзавца меньше.
Как это ни странно, но ложную скорбь обычно выражают гораздо громче, чем настоящее, неподдельное горе. Когда рыдания и вопли превратились в пронзительный, оглушающий крик, Чжи-Ган просто закрыл глаза. Ему показалось, что от этих резких звуков у него вот-вот расколется голова. По традиции жены должны оплакивать смерть мужа в течение сорока пяти дней. Как хорошо, что завтра утром он уедет отсюда. Однако сейчас ему необходимо было допросить свою беспутную жену.
Одетая в великолепное платье из черного шелка, которое плотно облегало ее полную грудь и было свободным в талии, Анна вызывала у него искреннее восхищение. Если бы они сейчас были в Пекине, то он нанял бы лучших портных и разодел бы ее в платья, которые выгодно подчеркивали бы ее соблазнительные формы. Но он не собирается возвращаться в Пекин. Будучи императорским палачом, Чжи-Ган имел неограниченную власть в отдаленных китайских провинциях, поэтому никто не посмеет ему перечить, если он захочет взять себе белую женщину. В Пекине же все было по-другому. Там руководствовались соображениями высокой политики, и это, как всегда, портило дело. Невозможно предугадать, как отнесутся к его решению жениться на белой женщине вдовствующая императрица и послы европейских государств. Во всяком случае Чжи-Ган предполагал два возможных варианта: либо его будут считать прогрессивным человеком, либо – и это вероятнее всего – устроят показательную казнь, чтобы другим было неповадно.
Он вздохнул и опустился на стоявший рядом с ним стул. Анна сидела в противоположном конце комнаты, съежившись от страха и напряженно прислушиваясь к каждому звуку. Когда он увидел ужас в ее широко раскрытых глазах, ему стало не по себе. Тем не менее он понимал, что сейчас ничем не может ей помочь. Чжи-Ган во что бы то ни стало стремился узнать правду, но для того, чтобы заставить сестру Марию во всем признаться, нужно было ее как следует напугать.
Он вздохнул.
– Ты сочинила чудесную историю. Да у тебя просто талант придумывать небылицы.
Анна потупилась и до боли сжала руки. Наверное, мелькнуло у него в голове, она не хотела, чтобы он видел, как дрожат ее пальцы. Но когда она заговорила, ее голос звучал так уверенно и громко, что его не могли заглушить даже громкие вопли губернаторских жен.
– Они хотели услышать красивую сказку. Женщинам просто необходимо верить в то, что на свете существует любовь.
Палач нахмурился, явно озадаченный ее ответом.
– Зачем?
– Потому что люди очень редко находят ее.
– Значит, ты действительно веришь в то, что любовь существует?
– А ты действительно собираешься помочь мне уехать из Китая живой и невредимой?
Чжи-Ган удивленно заморгал, никак не ожидая того, что она посмеет дерзить ему. Все это было так забавно, что он даже улыбнулся. Сестра Мария, однако, крепкий орешек.
– Я дал слово, что помогу тебе уехать из Китая, и сдержу его. Мне абсолютно все равно, каким образом ты исчезнешь из этой страны – уплывешь на корабле или твое бездыханное тело зароют в землю.
– Тогда отпусти меня. Я просто хочу уехать из вашей ужасной страны.
Он покачал головой.
– Согласно твоей истории, мы с тобой безумно любим друг друга. Что скажут люди, если ты возьмешь и уедешь сейчас?
Она сидела, низко опустив голову, и молчала. Как это ни странно, но роль послушной китайской жены очень шла ей. Правда, под этой маской смиренной женщины скрывалась...
– Ты – не монахиня, – вдруг заявил он. – Тот опиум, который курил Цзин-Ли, принадлежал тебе.
Услышав слово «опиум», Анна быстро подняла голову и посмотрела на него. Ее лицо было бледным как полотно.
– Да, – настаивал палач. – Цзин-Ли курил его вместе с нашим капитаном и его семьей. Я нашел и уничтожил твой опиум, но я не уверен, что это был единственный тайник. Я не рискну плыть на этой лодке, пока не очищу ее от заразы. Капитан, обкурившийся опиумом, не может управлять судном. Не хватало, чтобы он посадил его на мель или разбил о скалы.
Чжи-Ган замолчал и пристально посмотрел на нее. Она изо всех сил старалась казаться спокойной, чтобы скрыть свое отчаяние и страстное желание получить опиум. Ему часто приходилось видеть людей, подверженных этой пагубной страсти.
Он глубоко вздохнул, чувствуя нестерпимую боль во всем теле.
– Ты – наркоманка, – жестко произнес он. И это была горькая правда.
Анна вздрогнула, но не проронила ни слова. Какой смысл отрицать очевидную истину?
– Но как это могло произойти? – не скрывая удивления, спросил он. – Где и у кого белая женщина может приобрести такое количество опиума? – добавил он и посмотрел на свою красавицу жену – лгунью и мошенницу. – По всей вероятности, ты – наркокурьер. Притворившись миссионером, ты доставляла опиум в отдаленные провинции Китая, продавала его, а потом снова возвращалась в Шанхай за новой партией.
Лицо Анны стало смертельно бледным, однако глаза были ясными, а голос звучал громко и уверенно.
– Если это правда, то зачем мне нужно было бежать на юг с мешком опиума?
Всю дорогу до Хуай-ань он задавал себе этот вопрос, но так и не смог найти на него ответ. Все прояснилось несколько минут назад, когда он случайно услышал рассказ сестры Марии о любви и ее желании. Достаточно было внимательно послушать эту историю, и все тайное сразу же стало явным.
Она говорила о страстном желании, о том, что сильно нуждается в чем-то таком, что для нее является необходимостью, без которой ей не жить. И если этопопадет к ней в руки, то она уже не расстанется с ним ни за что на свете. В своем рассказе она называла это любовью, но Чжи-Ган знал, что это неправда. Ей нужен был опиум, она думала только о нем.
Он засмеялся, однако смех его был невеселым.
– Ты наркоманка, попавшая в собственные сети. В те сети, которые ты расставляла для моих соотечественников. Ты убежала, потому что не могла продавать наркотик, в котором сама отчаянно нуждалась. – Он покачал головой, удивляясь подобной глупости. – Ты прекрасно знаешь, что тебя могут убить. Это сделает либо покупатель, который не получил свой товар, либо тот, кто поставляет тебе опиум. И что же ты собираешься делать, когда израсходуешь весь свой порошок? – спросил он и снова покачал головой. – Глупо, все это ужасно глупо.
– Ты хочешь сказать, что так может поступить только женщина, – медленно, растягивая каждое слово, произнесла Анна и тоже засмеялась. – Жить только настоящим и не задумываться о будущем. Умный мужчина обычно оставляет что-нибудь для себя. Это даже в порядке вещей – так сказать, плата за выполненную работу. Можно украсть немного для себя, а остальное продать. В результате мой товар останется целым, я получу свою долю опиума и никому в голову не придет мысль о том, чтобы убить меня. Ты думаешь, что я не могу мыслить ясно, потому что я женщина?
Так оно и было. Но то, как уверенно она держалась, свидетельствовало об обратном. А если она и в самом деле говорит правду? Нет, это невозможно! Однако ему очень хотелось верить ей.
– Тогда расскажи мне всю правду. Кто ты? Почему ты развозишь опиум?
Анна покачала головой, тем самым подтвердив его подозрения.
– Твой друг Цзин-Ли, – сказала она, уходя от ответа, – он ведь тоже наркоман?
«К сожалению, она права», – подумал Чжи-Ган, но сказал совсем другое:
– Речь сейчас не о моем друге.
– Неужели он не делает глупостей, когда накурится опиума? – Анна с присущим ей упорством продолжала гнуть свою линию и не обращала на его возражения никакого внимания. – Он, наверное, болтает без умолку или молчит как рыба, а может, делится своими, а заодно и чужими тайнами?
И да, и нет. Палач и его друг до сих пор живы только по одной причине: евнухи думали, что Цзин-Ли, одурманенный опиумом, не понял того, что императрица организовала заговор против собственного сына. Цзин-Ли проснулся слишком поздно и не смог помочь императору, но зато успел спасти Чжи-Гану жизнь.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– А что бы ты делал на моем месте, – ответила Анна вопросом на вопрос, – если бы тебя с самого детства заставляли заниматься торговлей опиумом? Если бы, кроме этого, в твоей жизни ничего больше не было?
– У белых людей есть и другие возможности заработать себе на жизнь. Мы не приглашали вас в Китай, и мы не хотим, чтобы вы жили в нашей стране.
Она кивнула в ответ.
– Я тоже не хочу здесь жить. Но женщины – англичанки или китаянки, не важно – всегда зависят от мужчин, – сказала она и, вскочив на ноги, стала быстро расхаживать по комнате с пылающим от злости лицом. – Я не-на-ви-жу эту страну! Я ненавижу опиум, который мне приходилось доставлять. Я ненавижу людей, покупающих этот чертов порошок и отравляющих им крестьян, которые потом до конца своей жизни попадают в зависимость от этого зелья. Знаешь, я видела всех этих людей – крестьян, их детей, торговцев и даже высокопоставленных чиновников. После нескольких лет употребления опиума все они оказывались в нашем госпитале. В том, что находится в миссии. Я видела, как они медленно умирали и все равно умоляли дать им в последний раз покурить эту отраву. Я видела всех этих людей, – яростно прошипела она.
– И ты стала такой же, как они?
– Да! – закричала Анна. На ее глазах заблестели слезы, и она отвернулась от него.
Она еще никогда не была так красива, как сейчас, когда ее душили слезы отчаяния, вызванные тем, что ей пришлось обнажить перед ним свою душу. Тем не менее ничего не изменилось. Она осталась такой же, какой была раньше.
– И ты решила украсть опиум, который должна была доставить покупателям. Но зачем? Чтобы потом самой его выкурить?
– Нет... То есть да, – сказала она, раздраженно взмахнув рукой. – Я не знаю. Да и какое это сейчас имеет значение?
Но для Чжи-Гана это имело значение. Сестра Мария призналась в том, что занималась нелегальной торговлей опиумом. Он должен (ведь это входило в его обязанности) казнить молодую женщину за совершенные ею преступления. Торговлю опиумом необходимо прекратить. В этом деле нельзя проявлять мягкотелость и снисходительность, особенно ему, императорскому палачу. Но... ему не хотелось убивать ее. Он во что бы то ни стало стремился во всем разобраться.
– Куда же ты направлялась?
Анна не ответила. Подняв руку, она коснулась пальцами шеи. Он помнил, что еще недавно у нее на шее висел крест. Похоже, что она до сих пор по привычке прижимает руки к груди как раз в том месте, где он находился.
– Куда? – прорычал он.
Испугавшись, Анна опустила руку и посмотрела на него.
– В Англию! Или в Австралию! – крикнула она, подавшись вперед всем телом. Похоже, она действительно хотела уехать. – Какая разница, куда именно, – сказала она и отвернулась от него. – Я просто хотела уехать.
– С опиумом?
– Я больше не могла его продавать! – воскликнула она. – Его продавали крестьянам, матерям, людям, у которых просто не было денег для того, чтобы купить опиум. Неужели ты не понимаешь? Мы продаем самих себя, продаем наши семейные реликвии, даже собственных детей, лишь бы купить этот мерзкий порошок! Я не могу больше этим заниматься! Просто не могу, – пробормотала она сквозь слезы.
Чжи-Ган резко вскочил на ноги, намереваясь подойти к ней, обнять и крепко прижать к своей груди. Ей сейчас было очень плохо. Он видел, что она вся сжалась от боли и отчаяния, он слышал ее прерывистое дыхание. Однако он – палач, и ему необходимо узнать всю правду до конца. Ему нужно выяснить, кто же она такая и что она сделала. Только тогда он сможет спасти ее.
– Что ты сделала? – мягко спросил Чжи-Ган. – Что ты продала?
Анна покачала головой, отказываясь отвечать на его вопросы. На этот раз он все же подошел к ней, обнял ее и прижал к себе. Он гладил руки молодой женщины, окружая ее своей силой и успокаивая. И все же он должен выяснить правду.
– Что ты продала? – повторил он свой вопрос.
Чжи-Ган чувствовал, как ее тело напряглось от волнения. Ему следует только немного подождать, и она сама все расскажет. Он понимал это, но, тем не менее, не желал признавать. Ему хотелось помочь ей спрятаться от мучительных воспоминаний о том, что она совершила.
– Мария... – произнес он.
– Анна, – прошептала она. – Меня зовут Анна. И я не знаю...
Он удивленно заморгал.
– Чего ты не знаешь?
Он все еще обнимал ее за плечи.
– Я не знаю, что я продала, – сказала она, опустив голову. – Я тогда накурилась опиума. А когда проснулась... – Она осеклась и замолчала. Похоже, что каждое слово давалось ей с трудом.
Он обнял ее еще крепче, пытаясь передать свою силу. Вскоре она немного успокоилась и снова заговорила:
– Когда я проснулась, то увидела, что была совершенно голой. Потом заметила кровь... там, где ее не должно было быть. И у меня болело все тело. – Она всхлипнула. – Помню, что я боролась с ним. С ними. Но они были гораздо сильнее меня, – сказала она, глубоко вздохнув, и слезы ручьем потекли по ее щекам.
Чжи-Ган осторожно развернул ее к себе. Она даже не сопротивлялась и сразу уткнулась лицом ему в грудь.
– Тогда я в первый раз попробовала опиум. Потом я попробовала его еще и еще раз... – произнесла она. – Для того чтобы забыть о том, что случилось со мной...
– Кто это сделал? – решительно спросил он.
Анна вздохнула.
– Он тоже курьер. Именно он обучал меня премудростям этого ремесла, – призналась она. Внезапно выпрямившись, она посмотрела на него полными отчаяния глазами. – Убей меня, прошу тебя. Только... сделай это быстро. Но сначала дай мне немного покурить. Совсем немного. У первой жены губернатора есть опиум. Я уверена в этом. Разреши ей дать мне немного. Совсем немного, а потом... потом ты можешь делать со мной все, что захочешь. Ты можешь делать это вместе с Цзин-Ли. По очереди. Делайте что хотите, только дайте мне немного покурить... Я не буду сопротивляться...
И тут Чжи-Ган понял, что случилось с ней на самом деле. Он не знал, когда и как она стала наркоманкой. Наверное, не сразу, а через несколько лет. Продавцы всегда выкуривают немного опиума перед своими покупателями, чтобы показать им, что опиум не отравлен.
А если продавец – красивая женщина, то ее просили выкурить еще немного, а потом еще и еще. Привыкнув к этому наркотику, она уже не могла остановиться. Разве она способна была сопротивляться, находясь в состоянии опиумного дурмана? Сколько раз ее насиловали? Сколько мужчин – продавцов и покупателей – пользовались ею, прежде чем она дошла до того, чтобы просить палача лишить ее жизни?
Смерть для нее будет избавлением. По законам империи он должен сделать это немедленно. Торговцам опиумом нет пощады. Быстрым движением выхватив один из своих ножей, он высоко поднял его над головой сестры Марии и даже прижал клинок к ее шее.
Она вздохнула, и лезвие дрогнуло, но не дрогнула его рука.
– Что такое? – усмехнувшись, спросил Чжи-Ган. – Ты не проклинаешь мои яйца и все моих потомков в последнюю минуту своей жизни? Куда подевалась та женщина, которая три дня назад стояла передо мной на коленях, навевая на всех ужас? Взрослые мужчины хватались за свои члены и испуганно убегали от тебя. Куда же она исчезла?
– Быстрее, умоляю тебя, – прошептала Анна.
Нет, он не сможет сделать это. Он не сможет перерезать горло женщине. И совершенно не важно, кто она такая и какое преступление совершила. Так он уговаривал себя, хотя понимал, что все это ложь. Ему уже приходилось убивать женщин – наркокурьеров и содержательниц борделей, потому что они наживались на страданиях других людей. Он убивал их без всякой жалости.
Однако эту женщину он не сможет убить – несмотря на то что она заслуживает смерти и сама умоляет его об этом. И не важно, по какой причине. Просто не сможет и все.
Но ведь и остановить ее он тоже не сможет! Чжи-Ган вдруг резко повернулся и схватил Анну за руку. Потом он вложил ей в ладонь свой нож и снова прижал лезвие к ее шее.
– Немного отведи руку назад, – инструктировал он ее. – Нужно быстро отвести локоть назад, и тогда ты сможешь перерезать собственное горло. Все произойдет быстро, ты почти не почувствуешь боли.
Затем он убрал руку и отошел от нее. Она смотрела на него округлившимися от ужаса глазами. Он и не знал, что у белых женщин глаза могут быть такими темными. Глаза Анны стали почти черными. Зрачки так расширились, что не было видно радужной оболочки. Он представил, что через эти зрачки заглядывает ей в душу.
Там, внутри, Чжи-Ган увидел боль и страстное желание, даже потребность испытать еще более сильную боль. Он увидел себя самого – свое отчаяние и все свои страхи. И конечно, свою надежду. А еще он увидел, как она напряглась, закрыла глаза и крепко сжала рукоятку ножа. Она приготовилась к смерти! Она собралась убить себя прямо у него на глазах!
В следующее мгновение он бросился к ней, чтобы выхватить из ее рук нож.
Но было уже поздно. Громко вскрикнув, Анна размахнулась и... швырнула нож на пол. Не в силах остановиться, Чжи-Ган налетел прямо на нее, и они оба упали на пол. Обхватив Анну руками, он придавил ее своим телом. Она все еще кричала, и ее голос эхом отдавался в его голове. Женский крик. Нет, это кричит девочка. Нет, женщина. Нет, все-таки девочка. Она все кричала и кричала, пока кто-то не оттащил его от нее.
Вряд ли все это происходило наяву. Скорее он снова окунулся в один из своих ночных кошмаров. Но на этот раз он должен что-то сделать, дабы предотвратить несчастье. Анна безутешно рыдала. Чжи-Ган крепко прижал ее к себе и держал так до тех пор, пока рыдания не превратились в тихие всхлипывания.
– Ну что ж, – прошептал он, касаясь губами ее волос, – вероятно, ты просто не хочешь умирать. И ты начинаешь понимать, что тебе больше никто не даст опиум.
Продолжая дрожать всем телом, она молчала.
– Скажи, ты хочешь жить? Ты хочешь навсегда избавиться от этого кошмара?
Анна, признаться, не понимала, о чем он ее спрашивает. Он рассказал ей слишком мало, чтобы она могла его понять. К тому же для него это не имело никакого значения. Сейчас ему нужно было услышать от нее только одно слово. И Чжи-Ган молился о том, чтобы, произнеся его вслух, она потом не отреклась от своего обещания.
Но Анна молчала, уткнувшись лицом ему в грудь. Он чувствовал на своей коже горячее дыхание женщины и едва сдерживал охватившее его волнение.
– Скажи это вслух! – потребовал он. – Ты хочешь жить?
Она снова содрогнулась всем телом, но он крепко держал ее в своих руках. Еще сильнее сжав ее плечи и слегка откинув назад голову, чтобы посмотреть ей в глаза, Чжи-Ган настойчиво повторил свой вопрос:
– Ты хочешь жить? Скажи это!
– Да! – яростно закричала она. – Да, я хочу жить!
– Значит, ты будешь мне помогать? – не отставал от нее он.
Анна настороженно посмотрела на мандарина. Лампа светила уже не так ярко, и ее лицо было наполовину в тени. Однако они находились так близко друг к другу, что Чжи-Ган мог разглядеть каждую черточку ее лица. Она была напугана, причем страшно напугана, но он по-прежнему не отпускал ее.
– Я хочу найти тех, кто поставляет опиум и продает крестьянских девочек, – сказал Чжи-Ган. – Я хочу пройти по всей этой цепочке от работорговца до губернатора и обратно, к самому источнику.
– И куда же ведет этот след?
– В Шанхай. В этом признался губернатор Бай перед тем, как я его убил. Он сказал, что тех девочек продали в Шанхай.
Он почувствовал, что Анна снова напряглась, и прижал ее к себе еще крепче.
– Твой поставщик тоже из Шанхая?
Она неуверенно кивнула.
– Даже не пытайся лгать мне.
– Я тебе не лгу, – прошептала она. – Мой поставщик... он живет в Шанхае.
– Твой выдуманный отец? – уточнил Чжи-Ган. Он достаточно внимательно слушал ту историю, которую она придумала для жен губернатора.
Она вновь кивнула.
– Значит, мы сможем пройти по этому следу до самого Шанхая. Мы найдем этих девочек и твоего мнимого отца. Ты поможешь мне в этом?
На этот раз Анна кивнула более уверенно.
– Если ты поможешь мне выявить всю эту порочную цепь от начала до самого конца, то я клянусь, что посажу тебя на корабль, плывущий в Англию или в Австралию. Ты отправишься туда, куда захочешь, подальше от презренных берегов моей родины, и я навсегда забуду о тебе.
В ее глазах засветились огоньки надежды.
– Ты клянешься? Клянешься своими предками и... и своими яйцами?
Он усмехнулся.
– Клянусь своими молодыми, здоровыми яйцами, – сказал он и потянулся губами к ее губам. К тому моменту его дракон успел стать тяжелым и твердым, а женщина так плотно прижалась к нему своими бедрами, что он ощутил тепло, пульсирующее у нее между ногами. Он посмотрел ей в глаза и увидел в них неприкрытое желание. Он все еще лежал на ней, придавив ее своим телом, и она затаила дыхание, а потом... Неужели она тоже слегка сдавила его своими бедрами?..
– Я расскажу тебе о своем так называемом отце, – сказала Анна. Хотя она говорила довольно быстро, ее слова звучали как клятва. – Я расскажу тебе все о Сэмюеле Фитцпатрике.
– Прекрасно. – Чжи-Ган довольно улыбнулся. Он даже не сдвинулся с места, продолжая лежать между ее бедрами и пристально смотреть ей прямо в глаза. Он чувствовал, как в узком пространстве между их телами начал нарастать жар. – Ты хочешь опиум? – спросил он низким завораживающим голосом.
Анна, пораженная услышанным, уставилась на него.
– Да, – прошептала она. – О да.
Он быстро вскочил на ноги, легко увлекая ее за собой.
– Тогда пойдем.
– Куда? – Растерявшись, она отступила на шаг назад.
Он улыбнулся, глядя на ее заплаканное лицо. При каждом вздохе ее груди соблазнительно поднимались. Вид у нее был ужасный, но, тем не менее, Чжи-Ган с удовольствием представлял, как раздвигает ее бедра и кладет свою голову на ее пышную грудь. Мысль эта была довольно порочной, однако его всегда называли порочным.
– Я – императорский палач, поэтому не могу дать тебе опиум. Если ты все время будешь курить опиум в моем присутствии, то мне придется убить тебя.
Она кивнула, похолодев от страха.
– Ты больше никогда не прикоснешься к трубке. Ты понимаешь меня?
– Да, я понимаю, – твердо произнесла Анна. – Опиум убивает человека. Я осознала это еще много лет назад.
Он больше не наседал на нее. Похоже, она действительно понимает, что играет с огнем. Не многие наркоманы способны на такое.
– Прекрасно. Теперь, когда мы поняли друг друга, самое время сделать следующий шаг: нужно подумать, как нампоступить с этой сжигающей нас страстью.
Она удивленно заморгала, даже не догадываясь, что он имеет в виду.
– Я не заставляю тебя, – сказал Чжи-Ган, – но ведь это тебе взбрело в голову придумать красивую сказку.
– Какую сказку? О чем ты говоришь?
– О том, что мы страстно любим друг друга, – напомнил Чжи-Ган, гордо вскинув подбородок. – Ты рассказывала об этом женам губернатора. Или это я все выдумал?
– Да, но...
– Не беспокойся, – сказал он, предупреждая все ее возражения. – Я знаю, что нужно делать. – Чуть наклонившись вперед, он хотел нежно поцеловать ее, но вместо этого прижал свои губы к ее губам и начал ласкать языком ее рот. Он нежно поглаживал ее губы до тех пор, пока она слегка не приоткрыла их. А потом он отстранился он нее.
– Со мной, прекрасная Анна, тебе никогда не захочется курить опиум.
Фыркнув, она недоверчиво посмотрела на него.
– Это невозможно.
Чжи-Ган усмехнулся.
– Я принимаю твой вызов. А теперь пойдем, моя возлюбленная жена. Пришло время показать всем, как сильно мы любим друг друга.
* * *
Анна похолодела от страха.
– Это всего лишь выдумка, – мягко произнесла она. – Мы не любим друг друга, – пробормотала она и почувствовала, как сжалось ее сердце. – Жены будут оплакивать губернатора Бая всю ночь. Нет никакой необходимости...
– Неужели тебе сейчас не хочется опиума?
О да. Казалось, что это слово, подобно гулкому эху, прокатилось по ее телу и душе. Но она не захотела открыто признаваться в этом.
– Почему? – не унимался Чжи-Ган.
– Что почему?
– Почему ты хочешь опиум? Когда мы увидели тебя возле Великого канала, ты не была в состоянии наркотического ступора. Ты пронесла опиум через полстраны. Признайся, ты иногда покуривала?
– Нет, – заявила Анна. Она постоянно думала об этом, поглаживая мешок с опиумом, но не курила. Один раз ей представился случай, однако... – Опиум – это моя плата за билет на корабль.
Он кивнул, как будто заранее знал ее ответ.
– Тогда почему сейчас тебе так хочется покурить?
Анна просто задохнулась от злости.
– Потому что ты хотел убить меня! Потому что ты собираешься...
– И что же я собираюсь сделать? – перебил он, провоцируя ее. Она вся напряглась, но в конце концов решилась ответить.
– Ты собираешься изнасиловать меня! – бросила она ему в лицо обвинение.
Губы палача растянулись в мягкой, доброй улыбке. В его глазах светилась неподдельная нежность. Такими же нежными были и его прикосновения. Он ласково провел пальцем по ее щеке и сказал:
– Я ничего не сделаю против твоей воли. Клянусь тебе.
Она не поверила ему, но не посмела обвинить его во лжи и сказать ему об этом прямо в лицо. Не посмела она признаться и в том, что ей хотелось, чтобы он прикоснулся к ней. Анна испытывала неукротимое желание понять, что же она почувствует к мужчине, находясь в трезвом уме, а не под действием опиумного дурмана. Сейчас, когда она все осознает и... даже чувствует себя слегка заинтригованной.
Чжи-Ган отвел руку от лица Анны и заглянул ей в глаза.
– Мои друзья... – сказал он, тяжело вздохнув. – Цзин-Ли, например, принимает опиум, когда ему ни о чем не хочется думать. Я же считаю, что если человек никому не подчиняется и, так сказать, сам себе господин, то у него появляется слишком много свободного времени и он растрачивает свои силы и способности впустую. Другие же, например, евнухи, таким образом пытаются на некоторое время забыть о своей однообразной и беспросветной жизни.
Анна кивнула.
– Блаженное забытье, – прошептала она. – Все мы хотим о чем-то забыть.
Он подошел к ней еще ближе, и она, испугавшись, хотела отстраниться от него, но передумала, заметив веселые огоньки в его глазах.
– Я знаю более приятное средство, которое наверняка поможет тебе забыться на некоторое время. Честно говоря, мне уже не раз приходилось проверять на себе его действие.
Она презрительно поморщилась.
– Мужчины забывают обо всем, когда занимаются сексом, но с женщинами такого не происходит.
– Ты в этом уверена? – спросил он.
Нет, конечно. Однако она ничего не сказала ему, а просто еще плотнее сжала губы.
– А что, если мы заключим с тобой сделку? Всего-то на несколько минут. Этого будет достаточно, чтобы убедить жен губернатора в том, что все, о чем ты им рассказала, – чистая правда и мы действительно любим друг друга.
– Но это же просто смешно! Мы не должны им ничего доказывать! Кроме того, они думают, что ты злишься на меня за то, что мой отец шантажирует меня, требуя вернуть ему опиум.
Чжи-Ган кивнул.
– Совершенно верно! Однако ты ведь знаешь, как хорошая жена обычно успокаивает своего мужа.
– Нет, не нужно этого делать! – воскликнула Анна. – Все это сплошной обман! – Сжав кулаки, она уже хотела ударить Чжи-Гана в грудь, но он схватил ее за руки и крепко прижал к себе, так что она ощутила его запах – запах пряного вина. Да, ей казалось, что он него пахнет каким-то пряным, необычайно чарующим вином.
Они стояли буквально в шаге друг от друга, и он по-прежнему держал ее за локти. Потом Чжи-Ган притянул ее к себе, но она стыдливо отвернулась от него. Он был так близко, что ее сердце бешено забилось от волнения, а губы затрепетали в ожидании его прикосновения.
Неужели ей нравится этот мужчина? Нет, этого не может быть! И все же в глубине души Анна понимала, что это правда. С той самой минуты, когда она увидела его возле Великого канала, ее голова постоянно была занята мыслями об императорском палаче. Когда она ласкала себя, сидя в ванне, то представляла рядом с собой этого молодого человека. И даже убежав от него, она все время думала о том, ищет ли он ее и что с ней будет, если ей не удастся скрыться от него. А когда он спас ее... Она почему-то была уверена в том, что именно он должен был спасти ее.
Может, это любовь? Конечно нет. Скорее, это просто какое-то влечение. Возможно... сильное сексуальное желание?
– Я научу тебя, как можно забыться, не принимая опиум. Я покажу тебе, как сделать так, чтобы ты думала только о моем языке, ласкающем твои соски, о всепоглощающем огне, который обжигает твое лоно. Я постараюсь, чтобы ты не видела ничего, кроме наших слившихся в порыве наслаждения тел.
– Значит, ты собираешься заменить один грех другим? Ты толкаешь меня на то, чтобы я занималась сексом с кем попало, лишь бы не курила опиум? По-твоему, лучше быть развратницей, чем наркоманкой?
Чжи-Ган пожал плечами, так и не ответив на ее вопрос. Он решил не говорить, а действовать и придвинулся к ней еще ближе. Анна подумала, что он хочет о чем-то сказать ей на ухо. Но вместо этого Чжи-Ган провел языком по мочке ее уха. Его язык был влажным и холодным. Сначала она подумала, что это вызовет у нее отвращение, но все оказалось совсем наоборот. Ощутив на своей коже его горячее дыхание, она с наслаждением вдохнула исходивший от него аромат.
Что же ей суждено пережить – ужас или... неземное наслаждение? Может, ночь, проведенная с мандарином, подарит ей такое же блаженство, как и наркотический дурман? А может, все это закончится тем, что она будет испытывать к палачу такое же непреодолимое влечение, как и к опиуму? И во что тогда превратится ее жизнь?
– Я даже не знаю твоего имени.
– Чжи-Ган, – ответил он. – Тау Чжи-Ган.
– Палач императора, – сказала она.
На какое-то мгновение он замер. Прислушавшись к его дыханию, она поняла, что он сейчас чувствует. Похоже, его охватила какая-то непонятная тревога, смутное беспокойство. Признаться, она даже не могла объяснить, каким образом ей удалось понять, что творится в его душе.
– Да, – после довольно продолжительной паузы произнес Чжи-Ган. – Я жестокий человек. Я убиваю людей. И ты знаешь об этом.
– Но кроме этого, мне известно, что ты – ученый, – заметила она. – Ты изучаешь Конфуция и Лао-Цзы [1]1
Лао-Цзы (Ли Эр) – легендарный автор древнекитайского трактата «Лао-цзы» (VI—III вв. до н. э.), канонического сочинения даосизма. (Примеч. ред.)
[Закрыть]. Это, наверное, тяжело – быть ученым и воином одновременно.
Он чуть отодвинулся от Анны и, заглянув ей в глаза, прошептал:
