Текст книги "Безжалостные Существа (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
6
Нат
Очевидно, что за словами Кейджа скрывается некий скрытый смысл. Это не тот человек, который сидит за столом в колл-центре в наушниках и пристаёт к должникам по телефону, чтобы те оплатили просроченные счета по кредитным картам.
Я убираю свою руку из его ладони, но сохраняю зрительный контакт, чувствуя любопытство, дискомфорт и крайнее возбуждение. Это сбивающее с толку сочетание.
Стремясь казаться беспечной, произношу:
– Сборщик долгов. Это интересное направление работы. Так вот почему ты переехал на озеро Тахо? Для работы?
Откинувшись на спинку стула, Кейдж берёт сигару и задумчиво затягивается на мгновение, пристально глядя на меня, словно тщательно подбирает слова.
Наконец, Кейдж произносит:
– Предполагалось, что это будет рабочий визит.
– Но теперь всё изменилось.
Взгляд Кейджа снова опускается на мой рот. Его голос звучит хрипло.
– Без понятия.
Я наэлектризована. Все мои нервы встали на дыбы, буквально крича, и всё, что для этого потребовалось, – это чтобы этот темноглазый незнакомец посмотрел на меня определённым образом.
Определённым голодным, двойственным способом. Так голодающий человек смотрел бы на стейк, который он отчаянно желал бы отведать, даже понимая, что он ядовит.
Вспоминаю своё первое впечатление о Кейдже, когда увидела его вчера вечером в баре, и как я сказала Слоан, что он выглядит так, будто сошёл со съёмочной площадки «Сынов Анархии», и понимаю на клеточном уровне, что человек, сидящий напротив меня, – это тот, к кому обычные правила общества неприменимы.
Я также понимаю, что он опасен.
И что он хочет меня, но одновременно и не хочет.
И что я тоже хочу его, хотя и не должна.
Потому что люди, которые поднесут руку слишком близко к пасти льва, уйдут с окровавленным обрубком в том месте, где раньше у них была эта самая рука.
Подходит официант. Кейдж отсылает его прочь по-королевски пренебрежительным щелчком пальцев, не сводя с меня пристального взгляда.
Когда он уходит, Кейдж говорит:
– Итак, твой жених исчез. И в течение следующих пяти лет, в каждую годовщину того, что должно было стать днём твоей свадьбы, ты напиваешься.
– Звучит ещё ужаснее, когда ты произносишь это вслух. Мне следует тебя опасаться?
Мы смотрим друг на друга через стол. Тишина наэлектризована. Если его и удивил мой вопрос, то Кейдж никак этого не показывает.
Он тихо говорит:
– Что, если я скажу «да»?
– Я бы поверила тебе на слово и поехала бы отсюда прямо в ближайший полицейский участок. Ты говоришь «да»?
Кейдж колеблется.
– Большинство людей, которые меня знают, боятся.
Моё сердце колотится так сильно, что я удивляюсь, как Кейдж этого не слышит.
– Я хочу услышать «да» или «нет».
– Ты поверишь мне, если я скажу «нет»?
Я отвечаю мгновенно, не задумываясь.
– Да. Ты не из тех мужчин, которые прячутся за ложью.
Кейдж рассматривает меня пристальным взглядом в напряжённом молчании, медленно вращая сигару между большим и указательным пальцами. Наконец, Кейдж хрипло произносит:
– Ты такая чертовски красивая.
Дыхание, которое я задерживала, вырывается порывисто.
– Это не ответ.
– Скоро и до него доберёмся.
– Доберись до него уже быстрее.
На губах Кейджа появляется слабое подобие улыбки.
– Я уже говорил тебе, что я не рыцарь в сияющих доспехах...
– Между этим и тем, о чём я спрашивала, много миль.
– Ещё раз прервёшь меня, и я перекину тебя через колено прямо здесь и отшлёпаю твою идеальную задницу, пока ты не закричишь, – рычит Кейдж.
В устах любого другого подобное заявление – произнесённое таким жёстким, властным тоном – привело бы меня в ярость.
Но когда это произносит Кейдж, это почти заставляет меня громко стонать от желания.
Я прикусываю язык и пристально смотрю на него, не зная, кто из нас мне больше не нравится в данный момент.
Кейдж давит сигару в пепельнице, проводит рукой по тёмным волосам и облизывает губы. Затем качает головой, печально смеясь.
– Хорошо. Ты хочешь получить ответ? Вот он.
Кейдж смотрит мне в глаза, смех затихает, пока челюсть не становится твёрдой, губы не превращаются в тонкую ниточку, а взгляд в тлеющий жар.
– Нет. Тебе не нужно меня бояться. Даже если бы я хотел причинить тебе боль, я бы этого не сделал.
Я удивлённо приподнимаю брови.
– Почему-то звучит не так обнадеживающе.
– Прими это или уходи. Но это правда.
Официант возвращается, ухмыляясь. Не отводя от меня взгляда, Кейдж рычит на него:
– Посмей явиться ещё раз, когда тебя не зовут, и я всажу пулю тебе в башку.
Я никогда не видела, чтобы парень так быстро разворачивался и убегал.
Чувствуя себя опасно безрассудной, я говорю:
– Раз уж ты в настроении говорить правду, почему ты заплатил за свой дом наличными?
– Чтобы отмыть деньги. Никому этого не повторяй. Следующий вопрос.
Мой рот открывается. В течение нескольких мгновений я ничего не могу произнести. Когда мне удаётся взять себя в руки, произношу:
– Почему ты доверяешь мне нечто подобное?
– Потому что я хочу, чтобы ты доверяла мне.
– Почему?
– Потому что я хочу тебя. И я подозреваю, что для того, чтобы заполучить тебя, требуется определённый уровень доверия. Я могу сказать, что ты не из тех, кто спит со всеми подряд. Следующий вопрос.
Боже, моё сердце бьётся так, так быстро. Так быстро, что я едва могу дышать. Кроме того, я думаю, что у меня может случиться припадок.
Я говорю:
– Ты всегда такой...
– Прямолинейный? Да.
– Я собиралась сказать противоречивый. Вчера мне казалось, что ты ненавидишь меня. Я всё ещё не уверена, что это не так.
Кейдж понижает голос.
– Вчера ты не была под моей защитой. А теперь да.
У Кейджа гипнотический взгляд. У него гипнотический голос. Этот человек околдовывает меня.
– Я почти уверена, что понятия не имею, о чём ты говоришь.
– Это не важно. Важно то, что ты веришь, что со мной ты в безопасности.
Я издаю еле слышный смешок.
– В безопасности с тобой? Боже, нет. Я думаю, что рядом с тобой я в большей опасности, чем с любым другим мужчиной в моей жизни.
Что-то в этом ему очень нравится. Кейдж искривляет губы, но при этом качает головой.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Давай обсудим это позже. Мой мозг в данный момент не работает должным образом.
Своим мягким упрекающим тоном он произносит:
– Я хочу услышать «да» или «нет».
– Если ты будешь говорить моими же словами, это делу не поможет.
– Решай скорее. У нас не так много времени.
– Почему это?
– Я недолго пробуду в городе.
Это заставляет меня замолчать на добрых тридцать секунд. Я осознаю, что мы оба наклонились ближе друг к другу над столом и заперты в маленьком напряжённом пузыре, исключающем всех и всё остальное, но я чувствую себя странно бессильной сопротивляться влечению.
Теперь я понимаю, как чувствуют себя мотыльки, летящие на открытое пламя.
– Зачем ты купил здесь дом, если не собираешься оставаться?
– Я уже говорил тебе об этом.
Кейдж тянется через стол. Медленно и нежно он проводит большим пальцем по моей скуле и вниз к челюсти, его горячий взгляд следует за движением пальца.
Мурашки бегут по моим рукам. Мои соски покалывает. Я облизываю губы, борясь с непреодолимым желанием броситься через стол и поцеловать его или убежать с криком.
Это чистое безумие. Ты слишком благоразумна для этого. Встань из-за стола и уходи.
Мне удаётся игнорировать голос разума в моей голове.
– Как долго ты здесь пробудешь?
– Несколько дней. Мне нужно поцеловать тебя.
– Нет. – Протест получается слабый и не совсем убедительный.
– Тогда садись ко мне на колени и позволь мне отыметь тебя пальцем, пока я кормлю тебя ужином.
Чтобы справиться с взрывом шока и похоти, вызванным этим удивительным предложением, в моём теле, я резко откидываюсь на спинку стула и отвожу взгляд, подавляя недоверчивый смех.
– Должно быть, это всё шампанское, которое я выпила. Не может быть, чтобы ты только что это сказал.
– Я сказал именно это. И тебе это понравилось.
– Взгляни на меня, – требует Кейдж после паузы.
– Не могу. Это безумие. Я знаю тебя двадцать четыре часа. Никто никогда в жизни не говорил со мной так, даже мой жених.
Кейдж молча выжидает, пока я перегруппируюсь, но сомневаюсь, что это возможно. Я думаю, что этот разговор оставит у меня неизгладимые шрамы.
Когда я, наконец, набираюсь смелости взглянуть на Кейджа, по моему телу пробегает дрожь от того, что я вижу в его глазах.
Я прочищаю горло.
– Кроме того, это звучит так, как будто тебе понадобится очень хорошая координация, чтобы справиться с задачей. И, может быть, лишняя пара рук.
Впервые Кейдж улыбается мне.
Это происходит медленно и чувственно, постепенно уголки его губ ползут вверх, открывая ряд белых ровных зубов. Это одновременно прекрасная улыбка, и в то же время пугающая.
Пугающая из-за того, как сильно мне это нравится.
Взволнованная и вмиг вспотевшая, я вскакиваю на ноги.
– Ну, это, безусловно, было... интересно? – мой смех звучит безумно. – Приятного вечера.
Прежде чем Кейдж успевает ответить, я разворачиваюсь и бегу к выходу.
Я вне себя, что чуть не падаю с лестницы, когда выхожу. Тяжело дыша, как терьер, я врываюсь в стеклянные двери казино и буквально набрасываюсь на одетого в униформу камердинера у маленькой стойки под широким чёрным зонтом.
– Мне нужно такси, пожалуйста.
– Конечно, мисс.
Он берёт портативное двустороннее радио и просит такси у того, кто слушает на другой стороне. Обычно в казино поблизости есть парковка, где такси ждут клиентов, так что, надеюсь, мне не придётся долго здесь стоять.
Я боюсь, что разобьюсь на миллион зазубренных осколков, если не уберусь как можно дальше от Кейджа как можно скорее.
«Тогда садись ко мне на колени и позволь мне отыметь тебя пальцем, пока я кормлю тебя ужином».
Его слова снова и снова звучат в моей голове. Чистая пытка.
Хуже? Я могу себе это представить. Как и моя киска, потому что она вся мокрая и саднит у меня между ног, жалобно умоляя, чтобы большая грубая рука Кейджа погладила её.
Когда я встретила Дэвида в двадцать лет, я была наивна. У меня не было опыта разгульной жизни в средней школе или в колледже, или каких-либо других выходок, которыми наслаждалась Слоан, когда уезжала в штат Аризона. Я жила дома, пока училась в скромном и скучном Университете Невады, за холмом в Рино.
Я была хорошей девочкой. Девушкой из маленького городка. Девственницей.
За исключением того единственного раза с моим школьным учителем математики, но десять секунд, вероятно, не в счёт.
Дело в том, что у меня нет такого опыта, чтобы иметь дело с красивым, опасным, мужественным мужчиной в расцвете сил, говорящим мне такие вещи.
Я лучше заеду в магазин по дороге домой и куплю дополнительный комплект батареек. Мне действительно нужно разобраться с этим вопросом.
– Прошу прощения, если обидел тебя.
Я напрягаюсь, испуганно втягивая воздух.
Говоря тихо, Кейдж стоит позади меня, достаточно близко, чтобы я могла чувствовать запах и тепло его тела. Кейдж не прикасается ко мне, но он должен быть всего в нескольких дюймах от меня. Я чувствую себя так, словно обжигаюсь прямо через платье.
Я отвечаю, не поворачивая ни тела, ни головы.
– Это было не столько оскорбительно, сколько шокирующе.
Его выдох шевелит завиток волос у меня на шее.
– Не часто я...
Кейдж переосмысливает всё, что собирался сказать, и начинает сначала.
– Я не отличаюсь терпением. Но проблема не в тебе. Если ты попросишь меня оставить тебя в покое, я выполню эту просьбу.
Я не знаю, как на это ответить. По крайней мере, не честно, это уж точно. Потому что, если бы я сказала ему правду, мы бы уже были где-нибудь голыми.
Я останавливаюсь на нейтральном варианте.
– Я не та девушка, которая прыгает в постель с незнакомцами. Особенно с тем, кто уезжает из города через несколько дней.
Всё ещё находясь позади меня, Кейдж придвигается ближе и прижимается губами к моему уху. Бархатным голосом Кейдж говорит:
– Я хочу попробовать на вкус каждый дюйм твоего тела. Я хочу услышать, как ты выкрикиваешь моё имя. Хочу заставить тебя кончить так сильно, чтобы ты забыла саму себя. У меня нет времени валять дурака – извини за каламбур – с теми ухаживаниями, которые я бы предпринял, чтобы завоевать тебя, вот почему я так прямолинеен. Попроси меня оставить тебя в покое, и даю тебе слово, что я это сделаю. Но пока я этого не услышу, я должен сказать тебе, Натали, что я хочу трахнуть твою сладкую киску, твою идеальную задницу, твой сочный рот и всё остальное, что ты позволишь мне трахнуть, потому что ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел в своей жизни.
Кейдж делает глубокий вдох в районе моей шеи.
Я чуть не падаю на проезжую часть.
Большой чёрный внедорожник останавливается перед стойкой парковщика. Кейдж проносится мимо меня и шагает к водительскому месту, передаёт деньги парковщику, который выскакивает, и с рёвом уезжает, даже не взглянув в мою сторону.
7
Нат
– Он сказал именно это?
– Дословно.
– Срань господня.
– Такой была в значительной степени и моя реакция.
Слоан делает паузу.
– И ты не бросилась на колени, не расстегнула молнию у него на брюках и не вцепилась в него, как рыба-прилипала?
Закатив глаза, я вздыхаю.
– И ещё говорят, что романтика мертва.
Это уже следующее утро. Я дома, где занимаюсь тем же самым, чем занималась с тех пор, как такси высадило меня у дома прошлой ночью. А именно, расхаживаю взад-вперёд.
Когда я вернулась домой, в окнах соседского дома свет не горел. Сегодня утром в его доме тоже не было никакого движения. Там вообще не было никаких признаков Кейджа. Я даже не знаю, там он или нет.
– Серьёзно, детка, это, должно быть, самая горячая вещь, которую я когда-либо слышала. Если учесть, что я слышала практически все.
Грызя ноготь на большом пальце, я разворачиваюсь и шагаю в другую сторону.
– Согласна, звучит горячо. Причём даже слишком. Какая женщина отреагировала бы так: «Конечно, отлично, пожалуйста, трахни все мои дырки, мистер Совершенно незнакомый человек, звучит как совершенно надёжный и совсем не опасный план»?
– Ну, для таких новичков... как я.
– Да ладно тебе! Ты бы на это не пошла!
– Ты вообще-то меня знаешь. Я бы точно так и сделала! Если бы он был по уши влюблён в меня, я была бы готова уйти с ним в баре прошлой ночью, даже не зная, как его, черт возьми, зовут!
– Я думаю, тебе пора серьёзно пересмотреть свой жизненный выбор.
Слоан усмехается.
– Слушай сюда, сестра Тереза…
– Вообще-то она мать Тереза, и перестань сравнивать меня с чёртовыми монахинями.
– ...этот человек не тот, от кого ты отказываешься, когда он предлагает тебе прокатиться на его слоне.
Я перестаю расхаживать на достаточно долгий промежуток времени, чтобы посмотреть в потолок и покачать головой.
Слоан всё ещё говорит.
– С таким уровнем игры в грязные разговоры за пределами безопасной территории я готова поспорить на миллион баксов, что он даст тебе тридцать оргазмов в течение десяти минут, если ты переспишь с ним.
– У тебя нет миллиона долларов, и к тому же это даже физически невозможно.
– Это с ним. Черт возьми, я могла бы кончить дюжину раз в одиночку, просто взглянув на него. Это лицо! Это тело! Господи, Натали, он мог одним взглядом растопить полярные льды, а ты ему отказала?
– Успокойся.
– И не подумаю. Я возмущена от имени всех изголодавшихся по хорошему перепихону женщин во всём мире.
– Извини, но единственный изголодавшийся по сексу человек в этом телефонном разговоре – это я.
– Хочу просто напомнить, что такой шанс на незабываемый трах выпадает раз в жизни. Тебе могли бы сниться прекрасные сны о нём в восемьдесят лет, когда ты будешь сидеть в своём кресле-качалке в доме престарелых и пачкать подгузники. Вместо этого ты здесь, ведёшь себя так, будто тебя постоянно осыпают первоклассными сосисками, как конфетти.
Через мгновение я начинаю смеяться.
– О боже. Мысленный образ. Мне придётся поискать этот мем в Интернете.
– Перешли его мне, когда найдёшь. Ты слушала что-нибудь из того, что я тут говорила?
– Да. Я идиотка. Ты высказала свою точку зрения.
– Не думаю, что она у меня имеется.
– Мне нужно будет занять место поудобнее? У меня странное чувство, что мне предстоит долгая лекция.
– Позволь мне просто обрисовать для тебя картинку того, насколько это идеально.
– Под словом «это» ты имеешь в виду его член?
Слоан игнорирует мой вопрос.
– Он великолепен. Это данность. Он по уши влюблён в тебя. К тому же он скоро уезжает.
– В смысле?
– Это означает, что не может быть никаких эмоциональных затруднений. Это твоя любимая вещь, помнишь?
Я неохотно признаю, что эта проверка в колонке «за» пройдена.
– Кроме того, это нарушило бы твой период трагического воздержания. Это может даже помочь тебе двигаться дальше. Думай об этом как о терапии.
– Терапии?
– Для твоей вагины.
– О, боже мой.
– Всё, что я хочу сказать, это то, что я не вижу здесь минусов.
Слоан могла бы их усмотреть, если бы я поделилась лакомым кусочком сведений о том, что Кейдж купил дом за наличные, чтобы отмыть деньги, и как он сначала уклонился от ответа, когда я спросила его, стоит ли мне его бояться.
С другой стороны, это, вероятно, заставило бы Слоан полюбить его ещё больше.
Судя по тому, что она рассказала мне о Ставросе ранее в разговоре, похоже, что его работа в качестве айтишника – прикрытие для его настоящей работы в качестве торговца оружием. Никому не нужно столько паспортов или грузовых самолётов.
– Я просто чувствую, что… Я ничего о нём не знаю. Что, если он преступник?
– Ты что, баллотируешься на государственную должность? Кого волнует, что он преступник? Ты не выходишь за него замуж, ты просто прыгаешь вверх и вниз на его члене в течение нескольких дней, пока он не уйдёт. Не усложняй.
– Что, если у него венерическое заболевание?
Слоан вздыхает громко и протяжно.
– Ты слышала об этой новомодной штуке, называемой презервативом? В наши дни это в моде у подростков.
– Даже при наличии презерватива есть вероятность заразиться ЗППП.
– Отлично. Я сдаюсь. Наслаждайся своим венцом безбрачия. Остальные из нас будут здесь вести образ раскрепощённой сексуальной жизни с совершенно неподходящими партнёрами, как нормальные люди.
Мы на мгновение замолкаем, пока она не говорит:
– О. Я поняла. Дело не в том, что ты думаешь, что не будет никаких эмоциональных привязанностей... но ты думаешь как раз о таких привязанностях.
Я собираюсь громко и горячо опровергнуть высказывание Слоан, но вместо этого задумываюсь на секунду.
– Кейдж первый мужчина, на которого я хоть как-то отреагировала после Дэвида. Другие парни, с которыми я встречалась, ощущались больше как братья. Типа, они были милыми, и мне нравилось проводить с ними время, но на этом всё. Я была бы так же довольна, сидя дома с Моджо, а не встречаясь с любым из тех парней. У меня, конечно, ни разу не возникало никакого желания спать с ними. Они были просто... подушкой безопасности. Но Кейдж приводит мою эндокринную систему в состояние повышенной готовности. Кейдж заставляет меня чувствовать себя так, словно я подключена к электродам и напитываюсь, словно монстр Франкенштейна. И это при том, что я едва его знаю.
– Ты не влюбишься в него, если переспишь с ним разок или три.
– Ты уверена? Потому что это именно та ужасная вещь, которая могла бы приключиться со мной.
– Ах! Ты хоть себя-то слышишь?
– Я так, для справки.
– А я просто говорю, что ты не можешь прожить всю оставшуюся жизнь в страхе перед тем, что может случиться, Нат. Ну и что с того, что ты действительно стала такой эмоциональной из-за него после секса? Ну и что? Он вернётся к своей жизни, ты вернёшься к своей, и ничего не изменится, кроме того, что у тебя останутся прекрасные воспоминания и твоя вагина будет восхитительно болеть. Ничто не может причинить тебе такую боль, какую тебе уже причинили. Ты пережила самое худшее, что только могла себе представить. Пришло время снова начать жить своей жизнью. Ты хочешь вести со мной подобный разговор через двадцать лет?
Некоторое время мы дышим в трубку, пока я не произношу:
– Нет.
Слоан тяжело вздыхает.
– Хорошо, тогда я сейчас кое-что скажу. Это будет больно.
– Больнее, чем ты только что мне здесь наговорила?
– Дэвид мёртв, Нат. Он мёртв.
Эта фраза повисает там во всей своей ужасной завершённости, когда у меня сжимается грудь, и я изо всех сил стараюсь не разрыдаться.
Её голос смягчается.
– Должен быть мёртв. Он бы никогда добровольно тебя не бросил. Он любил тебя как сумасшедший. Его не похищали инопланетяне, не промывали мозги в какой-нибудь секте или что-то подобное с ним вовсе не происходило. Он отправился в поход в горы и с ним произошёл несчастный случай. Он поскользнулся и упал с тропы. Это единственное логическое объяснение.
Мой голос срывается, когда я отвечаю.
– Дэвид был отличным спортсменом. Он знал эти тропы наизусть. Он ходил по ним тысячу раз. Погода была идеальной…
– И ни одна из этих вещей не защищает людей от несчастных случаев, – тихо говорит Слоан. – Дэвид оставил свой бумажник дома. Он оставил свои ключи. Дэвид не просто ушёл хрен знает в какие дали. Он не исчез бесследно по своей прихоти. Деньги на его расчётном счёте так никто и не снял. Никто не вытряс его кредитки. Ты в курсе, что полиция не нашла никаких следов инсценировки? Мне так жаль, детка, и я так сильно люблю тебя, но Дэвид никогда не вернётся. И ему бы очень не хотелось видеть, что ты с собой сделала.
Я проигрываю битву, пытаясь сдержать слёзы. Они бесшумно скользят по моим щекам извилистыми горячими дорожками, пока не стекают с моей челюсти на рубашку.
Я не утруждаю себя стирать их с лица. Здесь нет никого, кто мог бы увидеть меня, кроме собаки.
Закрыв глаза, я шепчу:
– Я всё ещё слышу его голос. Я всё ещё чувствую его прикосновение. Я до сих пор помню ту улыбку на его лице, когда он поцеловал меня на прощание перед своим походом утром в день репетиционного ужина. Я чувствую… – Я прерывисто вдыхаю. – Я чувствую, что он всё ещё здесь. Как я могу быть с кем-то другим, когда это было бы похоже на измену?
Слоан издаёт сочувственный вздох.
– О, милая.
– Знаю, что это глупо.
– Это не глупо. Это преданно, романтично и, к сожалению, совершенно неоправданно. Ты думаешь, что изменила бы памяти о Дэвиде, а не этому мужчине. Мы обе знаем, что единственное, чего он когда-либо хотел, это чтобы ты была счастлива. Дэвид не хотел бы этого для тебя. Ты почтишь его память гораздо больше, если будешь счастлива, чем застрянешь в тупике.
Моя нижняя губа дрожит. Голос становится высоким, в нём проскальзывает дрожь.
– Черт возьми. Почему ты всегда должна быть права?
Потом я не выдерживаю и начинаю рыдать.
– Я сейчас приеду. Буду через десять минут.
– Нет! Пожалуйста, не надо. Я должна… – Я пытаюсь дышать, хотя это больше похоже на серию вздохов. – Должна продолжать жить своей жизнью, и часть этого – перестать полагаться на тебя так сильно, как на мой персональный эмоциональный фамильяр.
– Ты могла бы просто сказать «костыль», – сухо произносит Слоан.
– Это слово не несёт нужной окраски. Плюс, мне нравится представлять тебя в виде большой зелёной игуаны, которую я беру с собой в самолёты.
– Игуаны? Я грёбаная рептилия? Разве я не могу быть милой маленькой собачкой?
– Либо собачкой, либо сиамской кошечкой. Подумала, что тебе бы понравилась идея побыть игуаной.
Посмеиваясь, Слоан говорит:
– По крайней мере, ты не потеряла чувство юмора.
Я вытираю нос рукавом рубашки и тяжело выдыхаю.
– Спасибо, Сло. Я абсолютно ненавижу то, что ты только что сказала, но спасибо тебе. Ты единственный человек, который не ходит вокруг меня на цыпочках, как будто я стеклянная.
– Ты моя лучшая подруга. Я люблю тебя больше, чем людей в моей собственной семье. Я бы сделала для тебя всё что угодно. Никогда не забывай об этом.
Я не могу сдержать смеха.
– Теперь мы можем повесить трубку?
– Да, – говорю я, шмыгая носом. – У нас всё хорошо.
– И ты собираешься отправиться по соседству, чтобы оторваться по полной с этим прекрасным образцом мужественности?
– Нет, но моя вагина благодарит тебя за твою заботу.
– Хорошо, но не жалуйся мне, когда у следующего парня, который пригласит тебя на свидание, будут бородавки в зоне гениталий и убийственный запах изо рта.
– Спасибо тебе за этот вотум доверия.
– Не за что. Поговорим завтра?
– Да. Тогда до скорого.
– Но позвони мне до того самого момента, когда ты случайно поскользнёшься и упадёшь на огромный чл…
– До свидания!
Я вешаю трубку, улыбаясь. Только со Слоан я могу перейти от рыданий к смеху в течение одной минуты.
Мне повезло, что она у меня есть. У меня имеется смутное подозрение, что все эти годы она была для меня больше, чем просто лучшей подругой и плечом, на котором можно поплакать.
Я думаю, она спасала мне жизнь.
Звонок в дверь отвлекает меня от моих мыслей. Я беру салфетку из коробки на кофейном столике, сморкаюсь, провожу рукой по волосам и пытаюсь притвориться, что я взрослый человек.
Когда я подхожу к входной двери и смотрю в глазок, там стоит незнакомый мне молодой парень с белым конвертом в руке.
Когда я открываю, он спрашивает:
– Натали Петерсон?
– Да, это я.
– Привет. Меня зовут Джош Харрис. Моему отцу принадлежат апартаменты в Торнвуде на Лейкшор.
Я замираю. Перестаю дышать. Моя кровь превращается в лёд.
Дэвид жил в Торнвуде, когда исчез.
Мне удаётся прохрипеть:
– Да?
– Недавно мы затеяли ремонтные работы – сделали крышу, много внутренних работ. Прошлая зима была жестокой…
– И? – Я перебиваю, мой голос повышается.
– И мы нашли это.
Джош поднимает конверт.
Дикими и испуганными глазами я смотрю на конверт, как будто в нём спрятана бомба.
Он выглядит смущённым.
– Э-э, мой отец рассказал мне, что случилось. С вами. Тогда я жил ещё не здесь. Я жил со своей мамой в Денвере. Мои родители в разводе, но, э-э…
Явно чувствуя себя неловко, он прочищает горло.
– В любом случае, этот конверт был зажат между стеной и задней частью почтовых ящиков в вестибюле. Они открываются спереди, понимаете?
Он ждёт, что я что-нибудь скажу, но я потеряла дар речи.
Я вижу своё имя и адрес на лицевой стороне конверта.
Это почерк Дэвида.
Кажется, меня сейчас вырвет.
– Мы не уверены, что произошло. Я имею в виду, что ящик для исходящей корреспонденции был сильно повреждён. С одной стороны была щель, где он заржавел, и я думаю, что… Я думаю, письмо просто провалилось в щель и застряло сзади. Когда мы перешли к замене ящиков, мы нашли его.
Джош протягивает мне конверт. Я отшатываюсь в полнейшем ужасе.
Когда я просто стою там, разинув рот, как сумасшедшая, он произносит:
– Э... оно адресовано вам.
Я шепчу, задыхаясь:
– Хорошо. Отлично. Просто... подождите секунду.
Джош смотрит налево. Он смотрит вправо. Джош выглядит так, будто очень, очень сожалеет о том, что позвонил в мою дверь.
– Простите. Мне так жаль. – Я выхватываю конверт из его руки, разворачиваюсь и бегу обратно внутрь, затем захлопываю за собой дверь. Я приваливаюсь к двери, сжимая конверт и хватая ртом воздух.
Через мгновение я слышу его голос.
– Вы хотите, чтобы я… Вам нужно, чтобы кто-то был с вами, когда вы его откроете?
Мне приходится засунуть кулак в рот, чтобы не разрыдаться вслух.
Как раз в тот момент, когда вы думаете, что мир – это бесполезная куча бессмысленного дерьма, доброта случайного незнакомца может сбить вас с ног.
– Я в порядке, – говорю я сдавленным голосом, который, я уверена, точно передаёт, насколько я не в порядке. – Спасибо, Джош. Так мило с вашей стороны. Спасибо вам.
– Тогда ладно. Берегите себя.
Я слышу шаркающие шаги, потом он уходит.
Поскольку мои колени больше не могут выдерживать вес моего тела, я соскальзываю на пол. Я сижу, дрожа, прислонившись к двери, не знаю, как долго, уставившись на конверт в своих потных руках.
В нескольких местах она испачкан. Бумага сухая, с лёгким желтоватым оттенком. В правом верхнем углу имеется штамп: американский флаг. Оно не прошло через почтовое отделение, поэтому на нём нет штампа с датой, указывающей, когда Дэвид положил его в ящик для исходящих писем.
Но, должно быть, прошло всего день или два, прежде чем он исчез. Если бы прошло больше времени, он бы спросил, получила ли я его.
И с чего бы ему вообще мне что-то посылать? Мы были вместе каждый день.
Я медленно переворачиваю конверт в руках. Нежно. Благоговейно. Я подношу его к носу и принюхиваюсь, но там нет и следа его запаха. Я провожу пальцем по буквам своего имени, написанным выцветшими чёрными чернилами его чётким почерком с небольшим наклоном.
Затем я выдыхаю, переворачиваю его обратно, просовываю ноготь под клапан с его хрупким, крошащимся клеем и разрываю его.
В мою ладонь скользит тяжёлый серебряный ключ.
