Текст книги "Безжалостные Существа (ЛП)"
Автор книги: Джей Ти Джессинжер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
30
Нат
Глядя на Моджо, удивленно приподняв брови, Слоан говорит:
– О, нет, это совсем не странно, собака. Что с тобой не так?
Уставившись в окно, я бормочу:
– Хороший вопрос.
Могла бы поклясться, что видела какое-то движение снаружи, но сейчас слишком темно, чтобы сказать наверняка.
Я встаю из-за стола и выглядываю во двор. За маленьким желтым пятном света из кухонного окна, которое освещает снег в нескольких футах за домом, стоит кромешная тьма.
Кто-то может стоять там, разглядывая меня, и я не смогу его увидеть.
По рукам ползут мурашки.
Я опускаю штору и поворачиваюсь к Слоан. Моджо уже на ногах, но все еще смотрит в окно и рычит.
– Все в порядке, мальчик. Хорошая собачка.
Он скулит, подбегая ко мне, чтобы уткнуться мордой в мою протянутую руку. Затем Моджо садится рядом со мной и прислоняется к моей ноге, тревожно оглядываясь и дрожа.
Слоан говорит:
– С каких это пор он нервничает?
– С никогда.
Мы обмениваемся взглядами.
– Я запру входную дверь. На тебе задняя.
Слоан смотрит на меня так, будто я только что предложила покурить крэка и воткнуть иголки в глазные яблоки.
– Ты не запираешь двери, когда остаешься в доме одна? Ты что же хочешь, чтобы к тебе вломился какой-нибудь сумасшедший и напал на тебя?
– Позволю отчитать себя после того, как мы проверим замки.
Моджо следует за мной, я быстро иду через дом к входной двери. Конечно же, она не заперта – я забыла сделать это после того, как вошла Слоан. Ругая себя, я задвигаю засов. Затем убеждаюсь, что все окна в гостиной заперты.
Я делаю то же самое со спальней и остальной частью дома, переходя из комнаты в комнату, задергивая жалюзи и закрывая шторы там, где я нахожу их открытыми.
Собака все время держится рядом со мной.
Я не могу сказать, кто больше беспокоится, он или я.
Когда я возвращаюсь на кухню, Слоан спокойно откупоривает еще одну бутылку вина.
– И что?
– Твоя задняя дверь была заперта. Я также проверила гараж. Все хорошо. Никаких сумасшедших.
С облегчением я сажусь за стол и почесываю Моджо за ушами. Он кладет морду мне на бедро и смотрит на меня, нахмурив свои мохнатые брови.
– Не волнуйся, приятель. У мамы есть незаряженный дробовик, которым она может размахивать и, вероятно, отпугнуть незваного гостя.
Слоан вытаскивает пробку из бутылки с вином.
– А у тетушки Слоан в ботинке лежит заряженный Магнум 357-го калибра, так что тебе не стоит беспокоиться.
Это заявление меня шокирует.
– С каких это пор ты носишь оружие в ботинках?
Налив себе еще один бокал вина, Слоан останавливается и смотрит на меня.
– С тех пор, как я отправилась в круиз по Средиземному морю с дюжиной гангстеров.
– Но они должны были защищать тебя!
Слоан усмехается.
– Никогда не знаешь, когда один из этих идиотов решит, что его честь уязвлена, и начнет палить из всех орудий по всем, кого увидит. К тому же, если кто-то другой, кроме Ставроса, решит поднапрячься, я должна была объяснить ему, почему это не такая уж хорошая идея, на языке, который он поймет. Дуло пистолета, приставленное к яйцам мужчины, дает ему довольно четкое представление о сути моего высказывания.
Слоан... эта девушка просто потрясающая. Я чертовски люблю ее.
– Откуда у тебя пистолет?
Она снова начинает наполнять свой бокал, потом мой.
– Я украла его у Ставроса.
– Украла.
Она корчит рожицу.
– Вряд ли он заметит. У парней повсюду валялось оружие подобно тому, как люди оставляют гостям тарелки с конфетами.
– Ух ты. Должно быть, это был тот еще круиз.
Ее улыбка едва заметная и загадочная. Слоан пододвигает ко мне стул и садится.
– Когда-нибудь я тебе все расскажу. Но прямо сейчас мне нужно услышать грязные подробности о том, что ты делала с этим прекрасным монстром, Кинг-Конгом Кейджем. И начни с секса в попку.
Мои щеки вспыхивают.
– Что заставляет тебя думать, что у нас был секс в задницу?
Мгновение молча рассматривая меня, она наклоняет голову. Ее маленькая улыбка становится шире.
– У тебя это анальное послесвечение.
Какое-то мгновение я пристально смотрю на нее.
– Это даже не важно.
– Нонсенс.
– Ты все выдумываешь! Никто не светится, только потому что у них был анальный секс!
С невозмутимым лицом Слоан говорит:
– Конечно. Это от фосфоресцирующих желез в твоем сфинктере. Как ты думаешь, почему у меня такой красивый цвет лица?
Я смотрю в потолок и вздыхаю.
– Хорошо, хорошо, кайфоломщица. Не рассказывай мне о своем потрясающем анальном сексе. Но тебе придется рассказать мне одну вещь.
– Что?
Положив локти на стол, она наклоняется ближе и понижает голос.
– У него как у коня, верно?
Теперь моя очередь загадочно улыбнуться.
Она возмущенно ахает и хлопает ладонью по столу.
– Ты дуреха! Ты не можешь держать это при себе!
Когда я только потягиваю вино и продолжаю улыбаться, она сердито смотрит на меня.
– Если ты не начнешь говорить, я пристрелю тебя из этого пистолета в моем ботинке. Клянусь, я так и сделаю.
– Нет, не пристрелишь.
– Назови мне хоть одну вескую причину.
– У меня есть твоя фоточка с тех самых пор, как ты впервые надела брекеты, когда тебе было пятнадцать. Помнишь, как это было во время твоего пубертата, когда ты ходила с ирокезом и черной помадой, когда ты хотела убежать и присоединиться к цирку, чтобы стать эмо-клоуном? И экспериментировала с пирсингом на лице? Тогда у тебя тоже были такие милые веснушки.
Слоан решительно говорит:
– Ты же знаешь, что это были прыщи. И это был панк-акробат, а не гребаный эмо-клоун. И ты сказала мне, что выбросила эту фотографию!
Я мечтательно вздыхаю, словно погрузившись в приятные воспоминания.
– Я солгала. Но я уверена, что местная газета с удовольствием поместила бы фотографию третьей участницы конкурса «Мисс Тахо-2014»...
– 2015.
–... в разделе «Образ жизни». Ты такая популярная учительница йоги в этой области. Сколько у тебя сейчас подписчиков в Instagram? Четыре тысячи?
– Сорок тысяч. Что ты знаешь. Ведьма.
– Эй, может быть, они захотят сделать фото До и После! Это всегда весело. Я думаю, что у меня все еще есть куча фотографий с лета между пятым и шестым классами, когда твои родители отправили тебя в лагерь для толстяков.
– Сучонка.
– Я тоже тебя люблю.
Через мгновение она поднимает свой бокал за меня в тосте.
– Отлично. Ты победила. Я просто буду продолжать думать, что у него член длиннее моего предплечья.
Я морщусь.
– Я бы сейчас отлеживалась в больнице.
В этот момент она замечает кольцо на моем пальце и замирает. Слоан смотрит на него так, словно это волосатый тарантул, ползущий по моей руке.
– Что это... такое?
– Кольцо.
– Ни хрена себе! Ты обручилась, не сказав мне?
Я кручу переплетенные золотые ленты на пальце, качая головой.
– Это кольцо обещания, – тихо произношу я.
Изучая выражение моего лица, она прищуривается.
– Было ли это обещание договором о самоубийстве?
Я вздыхаю, вытираю лицо руками, затем делаю большой глоток вина. Моджо решает, что пора снова спать, и сворачивается калачиком под столом.
– Это не обручальное кольцо, потому что мы не можем обручиться. Ему не разрешается жениться ни на ком, кроме тех, о ком скажет ему его босс. – Когда Слоан в шоке открывает рот, я смотрю на столешницу и добавляю с несчастным видом: – Мы также не можем жить вместе. Он не думает, что это безопасно для меня. И мы будем видеться только время от времени, когда он сможет уйти. Как бы часто это ни происходило, похоже, что это будет не очень часто. – Я колеблюсь. – И…
– Боже милостивый, это еще не все?
– Ага. – Я делаю еще один глоток вина, затем тяжело выдыхаю. – Он не может иметь детей. Нет, дело не в этом – он не хочет детей, поэтому ему сделали вазэктомию, когда он был еще молод.
Тишина.
Когда я поднимаю на нее взгляд, Слоан смотрит на меня в таком ступоре, который наступает у нее только тогда, когда она беспокоится обо мне.
– Ты видела свое лицо?
– Я просто надеюсь…
– Что?
Взглянув на свой бокал, Слоан медленно водит пальцем по ободку. Затем она поднимает свой взгляд на меня и тихо говорит:
– Я надеюсь, что он того стоит, детка. Потому что это звучит так, как будто ты многое отдаешь только для того, чтобы оседлать член парня.
– Эй, разве не ты так хотела, чтобы я с ним переспала.
– Да, переспи с ним. А потом двигайся дальше, как нормальный человек.
– Я говорила тебе, что это произойдет! Я говорила тебе, что влюблюсь в него, если пересплю с ним, а ты смеялась надо мной!
– Прости, не знала, что твое сердце находится внутри твоего влагалища.
Я с горечью говорю:
– Мы не можем все быть такими счастливыми, как ты, и иметь осколок льда вместо сердца.
Как только это вылетело у меня изо рта, я сожалею об этом. Я протягиваю руку и сжимаю ладонь Слоан.
– Прости. Я не это имела в виду.
Она сжимает мою руку в ответ, затем вздыхает.
– Ничего страшного. Потому что ты права. Но не думай, что мне повезло, потому что это не так. Я… – Она с трудом подыскивает слово, затем кривит губы. – Дефективная.
– Ты не дефективная.
Затем Слоан в не характерно мрачной для нее манере говорит:
– Мне не хватает той значимой части, которая заставляет людей влюбляться. Я единственная девушка, о которой я когда-либо слышала, которая закатывает глаза слыша песни о любви и ненавидит, когда парни привязываются к ней, и предпочла бы присутствовать на похоронах, а не на свадьбе.
– Это правда, ты в основном такая. Но ты все еще не дефективная. Говорю тебе, ты просто еще не встретила того самого, которого должна встретить.
Слоан смерила меня взглядом.
– А я тебе тут втираю, что не могу влюбиться, если что.
– Ты преувеличиваешь.
– Я не преувеличиваю. Я буквально неспособна на это. Мой мозг так не работает. Это как с математикой. Быстро, ответь: сколько будет девять на двенадцать?
После минутного сильного умственного напряжения я говорю:
– Хорошо, значит, ты не можешь влюбиться.
– Понимаешь? Насколько это удручающе?
– По крайней мере, ты можешь удвоить количество ингредиентов в рецепте. В последний раз, когда я готовила банановые кексы, мне пришлось позвонить маме, чтобы выяснить, как удвоить две трети чашки муки.
На мгновение мы делим дружеское, подавленное молчание на двоих, затем Слоан оживляется.
– Я знаю, что нам сейчас нужно!
– Если ты сейчас скажешь «член», я за себя не ручаюсь.
Она игнорирует мое замечание.
– Пицца. Никто не может быть грустным, когда он поглощает сырный, мясистый кусочек пиццы.
– Звучит довольно аппетитно.
Изучая мое мрачное выражение лица, Слоан приподнимает брови.
– Ну и дела, не слишком перевозбуждайся. А-то кто теперь из нас эмо-клоун?
– Просто подумала… что, если мы закончим как две раздражительные одинокие старушки, живущие вместе, когда нам исполнится восемьдесят, дерущиеся из-за пульта от телевизора и кричащие соседским детям, чтобы они держались подальше от лужайки? Что, если вся эта история с любовью не должна была бы получиться ни у одной из нас, а в итоге... мы бы стали друг для друга любовью всей жизни?
Она тепло улыбается мне.
– Так и есть. Но не волнуйся, ты уедешь в закат с мафиозным Ромео. Это произойдет, даже если мне самой придется угрожать ему смертью.
Из всех случаев, когда Кейдж, вероятно, сталкивался с перспективой смерти, я не сомневаюсь, что перспектива быть убитым моей лучшей подругой оказалась бы страшнее всего.
Задыхаясь от переполняющих меня чувств, я говорю:
– Я так рада, что ты вернулась.
Поднявшись из-за стола, Слоан направляется к ящику у плиты, где я храню меню блюд на вынос.
– Я тоже. Но ты можешь передумать, когда я закажу пиццу с корочкой из капусты.
– Даже звучит отвратительно.
– С корочкой из цветной капусты.
– Что за приманка и подмена! Это претит самому понятию пиццы. Почему бы не сделать салат, ради всего святого?
– Потому что я ела салат на обед.
– Не сомневаюсь. Твоя зависимость от овощей вышла из-под контроля.
Держа меню в одной руке, другой Слоан набирает номер ресторана.
– То, что родители называли тебя «обезьянкой» все твое детство, оставило на тебе неизгладимый след, сестренка. До сих пор разбираюсь с последствиями.
Я встаю и обнимаю Слоан сзади, кладу голову ей на плечо, пока она заказывает пиццу с капустой и сверху с цветной капустой.
Я знаю, что это будет ужасно.
Но я все равно съем ее.
Кейдж – не единственный, ради кого я делаю что-то смертельно опасное.
Укол в сердце моментально заставляет меня начать скучать по нему так сильно, что у меня перехватывает дыхание. Пока Слоан зачитывает номер своей кредитной карты в пиццерии, я достаю из кармана телефон и отправляю Кейджу сообщение, затем допиваю свой бокал вина и наливаю еще один, стараясь не думать о том, чем он может быть занят прямо сейчас.
Что бы это ни было, это не связано со мной.
И, вероятно, это что-то не совсем законное.
31
Кейдж
Когда приходит сообщение, я стою посреди холодного склада в Нижнем Ист-Сайде, окруженный девятнадцатью вооруженными до зубов и смертельно опасными русскими.
Надеюсь, это от моей девочки. Мне требуется что-то по-настоящему хорошее сегодня вечером.
Не обращая внимания на звон во внутреннем кармане пальто, я продолжаю.
– Немедленно обрубите все. Ничто не проходит, если это не наше. Порты, границы, входящие рейсы и регулярные перевозки отовсюду и везде. Я хочу, чтобы они почувствовали давление. Сделайте невозможным для них ведение бизнеса. Когда денежные потоки прекратятся, они будут более сговорчивы и назначат новую встречу. Тогда мы пустим молоток в ход. Доведите до сведения всех ваших капитанов и солдат, что мы находимся в состоянии войны. Правила мирного времени отменены.
Я смотрю на каждого парня в этом круге по очереди. Все они смертоносны. Все они преданы. Каждый из них готов убить или умереть, в зависимости от того, что я им прикажу.
Несмотря на то, что приказы исходят от Макса, я тот, кто их отдает. Руки и уста короля, я правлю в его отсутствие.
А правлю я железным кулаком.
– То, что произошло в канун Рождества, – это сигнал к действиям. Наши партнерские отношения с другими семьями шли слишком гладко. Они вконец осмелели. Пришло время напомнить им, кто мы такие и почему мы здесь главные.
Я обращаю свое внимание на одного из парней, стоящих напротив меня. Он крепкий, с бритой головой и шрамом, идущим от левой брови до челюсти. Глава Чикагской братвы, он неизменно предан нам. И не менее злобен.
– Павел, к тебе направляется большая партия скота Асифа. Проследи, чтобы он прибыл вовремя.
Он кивает, ему не нужно объяснять, что коровы, которых он собирается угнать, имеют до ста фунтов кокаина Асифа, тщательно упакованного в их кишечнике.
Я обращаюсь к другому члену круга, пожилому мужчине с длинной бородой, безумными глазами и обесцвеченными зубами. Его настоящее имя Олег, но все называют его Каннибалом из-за его пристрастия вскрывать грудную клетку каждого убитого им человека и откусывать по кусочку их окровавленных сердец.
В лицо его, конечно, так не называют.
Никто из нас не настолько глуп.
– Олег, контейнеры Чжоу прибудут в доки Майами завтра вечером. Полиция должна добраться туда первой.
– Я бы хотел оставить одну из девушек себе.
Мужчины по кругу обмениваются взглядами, но я не отрываю взгляда от развратного лица Олега.
– Нет. Мы не трогаем товар.
– Павел оставит себе кокаин! А что получу я?
– Продолжишь дышать. Только попробуй ослушаться меня, и ты тут же потеряешь это право.
Олег скалит зубы, шипит. Но я знаю, что он хочет остаться главой семьи Майами больше, чем иметь при себе одну из похищенных девушек в контейнере, так что у нас не будет проблем. Я продолжаю.
– Иван, у Родригеса дюжина наркокурьеров на рейсе в Лос-Анджелес из Мехико. Я расскажу тебе подробности. Забери их, как только они пройдут таможню.
– А после того, как мы извлечем продукт?
Он хочет знать, что делать с телами.
– Убедись, что Родригес увидит своих мертвых наркокурьеров в вечерних новостях.
Все хихикают. Им не только нравится идея разозлить высокомерного главу картеля Синалоа, но и не терпится увидеть, какое гротескное зрелище устроит Иван с телами.
В этом отношении у него репутация творческого человека.
– Александр.
– Да, Пахан?
Я замолкаю, застигнутый врасплох этим почтительным обращением.
Все остальные тоже удивлены, стоят, переминаясь с ноги на ногу и поглядывая друг на друга, ожидая, как я отреагирую на это обращение.
Однако выбора нет. Пока Макс жив, я не Пахан, «большой босс». Именно поэтому он и провоцирует.
Я ясно дам понять, что я не предан нашему лидеру и намерен сам занять трон, если среагирую на ошибку Александра.
Если только это не было ошибкой.
Может быть, это было своеобразной проверкой.
И, возможно, эту проверку мне устроил тот, кто гораздо умнее Александра.
Мой взгляд леденеет, а тон смертельно мягкий, когда я говорю:
– На колени.
Александр не колеблется.
В шелковом костюме за пять тысяч долларов, туфлях ручной работы и пальто, сшитом из шерсти детенышей тибетских антилоп, он молча опускается на колени на холодный цементный пол склада.
Затем Александр ждет вместе со всеми остальными. Облака пара от его дыхания белеют в холодном ночном воздухе.
– Выверни карманы.
Александр сглатывает. Порывшись в карманах пальто, он достает сотовый телефон и сложенную пачку стодолларовых купюр. Он бросает их на пол, затем лезет в карман пиджака. Вскоре пистолет, складной нож, шариковая ручка и маленькая расческа летят вслед за деньгами и телефоном на пол.
Последнее, что Александр достает, – это плоскогубцы.
Он собирается бросить и их в импровизированную кучу вещей, но я останавливаю его:
– Постой.
Александр замирает. Он бросает на меня горящий взгляд.
Я вижу страх в его глазах, но также и смирение.
Он уже знает, о чем я его попрошу.
– Один из передних. И не вздумай его реставрировать. Я хочу, чтобы твое неуважение к Максиму видели все.
Александр выдыхает. Он смотрит на плоскогубцы в своей руке, затем зажимает металлические зубцы вокруг одного из своих передних коренных зубов и вырывает его.
Это длительный, кровавый процесс. Остальные парни наблюдают за происходящим с разной степенью скуки и интереса. Павел смотрит на часы. Олег облизывает губы. Когда все закончилось, Александр тяжело дышал, а костюм у него на груди был пропитан кровью.
Я жестом приказываю ему встать.
Он так и делает, сплевывая кровь на пол.
– Как я и говорил. Через два дня в порт Хьюстона прибудет грузовое судно, набитое АК и боеприпасами нашего армянского друга, господина Курдяна. Оружие отправится на поезд, направляющийся в Бойсе. Пустить поезд под откос. Чем сильнее будет взрыв, тем лучше.
Александр кивает: Его лицо бледное, и он весь в поту, но он не издает ни звука боли или каким-либо образом не проявляет неповиновения.
Обычно это доставляло бы мне удовольствие. Сейчас это просто утомляет меня.
После того, как я провел неделю в объятиях Натали, жизнь, которую я здесь веду, кажется мне кислой.
Я раздаю оставшимся инструкции. Когда с этим покончено, я их распускаю. Они исчезают в тени склада, возвращаясь к своим семьям и территориям, разбросанным по США.
Я распускаю всех, но оставляю подле себя одного.
Михаил – самый молодой член руководства Братвы, а также один из самых агрессивных и амбициозных ее представителей. Он был заместителем главы семьи Бостона, но был повышен в должности в прошлом году, когда его босса убили.
Положив руку на плечо Михаила, я говорю:
– Мне нужна твоя помощь.
Я вижу удивление в его глазах. Удивление же быстро сменяется гордостью.
– Благодарю за доверие. Что угодно.
– Я обнаружил несанкционированную операцию по онлайн-казино на Озере Тахо. Они – одни из наших, но не платят десятину.
– Что я должен сделать?
Я жестом приглашаю Ставроса выйти оттуда, где он ждал возле двери. Он нерешительно подходит, заламывая руки.
– Получи отчет об общей выручке, начиная с тех пор, как они начали работать. Они должны половину Максиму. Пусть пришлют мне ее не позднее понедельника на следующей неделе. Затем поставь их в ежемесячный график в двадцать процентов вперед.
– А если они не смогут найти деньги?
Я колеблюсь. Все было бы намного проще, если бы Ставрос не был связан с подругой Натали.
Если бы это было так, и он не смог бы предъявить деньги, я бы отрезал ему пальцы на руках и ногах за каждый день задержки, пока он этого не сделает.
А если это продлится десять дней, я начну отсекать другие вещи.
– Не волнуйся об этом сейчас. Просто убедись, что он понимает, каковы будут последствия, если он снова облажается.
Не то чтобы он уже не знал, но никогда не помешает подчеркнуть эти вещи.
Я отправляю Михаила на встречу со Ставросом. Затем я выхожу со склада к машине, ожидающей меня снаружи. Как только я сажусь в «бентли», я достаю свой сотовый телефон.
«Уже скучаю по тебе. Целую, обнимаю».
Мое желание исполнилось: сообщение от Натали.
В моей голове мелькает образ ее улыбающегося лица. Затем всплывает другой образ, воспоминание о ней, обнаженной и раскрасневшейся подо мной, с закрытыми глазами и приоткрытыми губами, синяк от моего жадного рта темнеет пятном на ее стройной шее.
Стальная лента обвивается вокруг моего сердца. Тяжело вздохнув, я бормочу:
– Я тоже скучаю по тебе, детка.
Пока мой водитель выводит машину с пустынной парковки на главную улицу, я набираю ее номер, нетерпеливо ожидая, когда Натали возьмет трубку.
На третьем гудке она ее берет.
– Привет!
Похоже, она рада меня слышать. Удавка затягивается.
– Слышал, ты скучаешь по мне.
– Здесь странно скучно без властного русского, выкрикивающего мне приказы. Предлагаю тебе разобраться с этим.
– Тебе нравится, когда я отдаю тебе приказы.
– Только когда мы в постели.
Я представляю Натали с завязанными глазами и руками, сосущей мой член и покачивающей бедрами, когда я скольжу вибратором в ее мокрую киску и выхожу из нее, и почти издаю стон вслух от желания.
Мой голос падает.
– Готов отдать вам несколько приказов прямо сейчас. Ложись в постель.
Она смеется, затаив дыхание.
– Я бы так и сделала, но Слоан здесь. Это может быть неловко.
– Она вернулась из поездки.
– Ага. Она порвала со Ставросом… но ты, наверное, уже в курсе.
Я этого не знал, но теперь рад, что знаю. Все станет проще, если он не найдет денег для Макса.
– У тебя девичник?
– Мы заказали пиццу. Откупорили пару бутылок вина. Так что да, я думаю, это означает, что у нас будет девичник. Что ты собираешься делать сегодня вечером?
Я провожу рукой по волосам, откидываю голову на подголовник и закрываю глаза. Мой голос мягок, я говорю:
– Жаль, что я не зарылся лицом между твоих сладких бедер.
Натали, должно быть, слышит тоску в моем тоне, всю тоску и отчаянную потребность, потому что ее голос становится обеспокоенным.
– Ты в порядке?
Я отвечаю честно.
– Нет.
Натали повышает голос.
– Что стряслось?
– Я кое-что оставил в Калифорнии.
– Что?
– Мое сердце, детка. Мое холодное, мертвое, никчемное сердце, которое даже не билось до того, как я встретил тебя.
Наступает пауза, затем Натали шепчет:
– Я влюблена в тебя.
Теперь я действительно издаю стон вслух.
Она только что выпустила стрелу мне прямо в грудь. Я, блядь, убит.
– Я не говорила этого, когда ты был здесь, потому что… ну, в основном потому, что ты мне так сказал. Требовательно, на самом деле. Ты же в курсе, как ты добиваешься…
– Повтори еще раз.
Ее смех мягкий и теплый.
– Видишь? Такой требовательный.
– Пожалуйста. Пожалуйста, повтори это еще раз.
Натали, должно быть, слышит боль в моем голосе, потому что весь смех и поддразнивание исчезают, когда она говорит дальше. Ее голос торжественен и тих.
– Я люблю тебя, Кейдж. Я люблю тебя. Безнадежно. Я думала, что раньше знала, что значит быть влюбленной, но до тебя я этого точно никогда не знала. Как будто свет гаснет, когда ты выходишь из дома. Как будто мои легкие работают только тогда, когда ты со мной. Вообще-то, я… немного растеряна. Я не знаю, как с этим справиться. Все, чего я хочу, – это быть с тобой все время… – После короткой паузы Натали снова берет трубку, в ее голосе слышится раскаяние. – Прости. Все дело в вине. Клянусь, я не хотела, чтобы это было так... так…
– Отлично, – рычу я, мое горло сжимается так же, как и грудь.
Это никогда не сработает.
Я не могу быть вдали от Натали. Я не могу сосредоточиться. В моей голове нет ничего, кроме Натали, когда она должна быть сосредоточена на всем остальном. Я веду своих людей на войну, и мне все равно, что произойдет.
Ничто больше для меня не имеет значения.
Кроме Натали.
Женщина, которая заплатит своей жизнью, если два наших мира когда-нибудь столкнутся.
Женщина, чья сладкая любовь превратится в жгучую ненависть, если она обнаружит, какой я двуличный.
Женщина, с которой я не могу жить, но и без которой я не могу жить.
На мгновение мы замолкаем, пока она мягко не произносит:
– Оно будет здесь, ждать тебя. Твое сердце, я имею в виду. Я позабочусь о нем, пока тебя не будет. Но ты должен сделать мне одолжение.
– Просто скажи.
– Ты должен позаботиться о моем, потому что ты взял его с собой, когда уходил.
Придя в себя, я бормочу:
– Я буду рядом, как только смогу. Повтори снова, что любишь меня.
Я слышу улыбку в голосе Натали, когда она отвечает.
– Я люблю тебя, властный человек. Теперь ты – моя жизнь. Возвращайся ко мне поскорее.
Я должен отключиться, не отвечая.
Просто не могу.
Потому что впервые с тех пор, как я был еще мальчишкой, я борюсь с тем, чтобы не расплакаться.
