Текст книги "Безжалостные Существа (ЛП)"

Автор книги: Джей Ти Джессинжер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

БЕЗЖАЛОСТНЫЕ СУЩЕСТВА

Любовь – это яд. Сладкий яд, да, но он всё равно убьёт тебя.

~ Джордж Р. Р. Мартин

Джей Ти Джессинжер

Серия «Королевы &  Монстры» #1

Новый взрывной роман о любви, лжи и одержимости от автора бестселлеров Джей Ти Джессинжер.

Перевод:  Лена

Редактор: Ms. Lucifer

Вычитка:  Квазар

Посвящение

Посвящается Джею – моему персональному яду.

Плейлист

“Desperado” Rhianna

“Beautiful Girl” Junge Junge

“My Oh My” Camila Cabello

“Black Magic” Jaymes Young

“Is This Love?” James Arthur

“Superposition” Young the Giant

“Infinity” Jaymes Young

“Fall For You” Leela James

“Don’t Give Up on Me” Andy Grammar

“All Over Again” Leela James

“Rise Up” Andra Day

1

Нат

– Прости. Я просто больше не в состоянии это делать. Очевидно, что я единственный, кто пытается.

Голос на другом конце провода мрачен. Я знаю, что Крис говорит мне правду. Он действительно сожалеет, что у нас ничего не получается. Но это не удивительно. Я знала, что так произойдёт. Если бы только у меня было достаточно энергии, чтобы заботиться о нём.

Однако, если бы это было так, мы бы не оказались в такой ситуации.

– Отлично. Я поняла. Тогда, наверное, ещё увидимся.

В последовавшей за этим короткой паузе он переходит от сожаления к раздражению.

– И это всё? Это всё, что ты собираешься сказать? Мы встречаемся уже два месяца, и всё, что я получаю, это «увидимся»?

Он хочет, чтобы я расстроилась, но на самом деле я чувствую облегчение. Хотя, конечно, я не могу произнести этого вслух.

Стоя у кухонной раковины, я смотрю в открытое окно, на маленький огороженный дворик за стеклом. Снаружи светло и солнечно, в воздухе витает свежий запах осени – типичный сентябрьский день на озере Тахо.

Идеальное время года для свадьбы.

Я отбрасываю эту неприятную мысль в сторону и возвращаюсь к разговору.

– Я не знаю, что ещё ты хочешь от меня услышать. Ты тот, кто бросает меня, помнишь?

– Да, и я думал, что у тебя будет более сильная реакция, чем эта. – Его тон становится сухим. – Наверное, мне следовало знать.

Крис неплохой парень. Он не вспыльчивый, как последний парень, с которым я пыталась встречаться, и не плаксивый прилипала, как тот, что был до него. Он на самом деле очень хороший.

Думаю, я попытаюсь свести его со своей подругой Мэрибет. Они были бы милой парой.

– У меня просто много работы, вот и всё. У меня действительно нет времени вкладываться в отношения. Я знаю, ты понимаешь.

Снова пауза, на этот раз чуть дольше.

– Ты учишь рисовать пальцами шестиклассников.

Я ощетинилась от его тона.

– Я преподаю искусство.

– Ага. Группе двенадцатилетних подростков. Я не пытаюсь тебя обидеть, но у тебя не такая уж высокострессовая работа.

У меня нет сил спорить с Крисом, поэтому я молчу. Он воспринимает это как сигнал к продолжению лобовой атаки.

– Знаешь, мои друзья предупреждали меня о тебе. Они сказали, что я не должен встречаться с кем-то с историей вроде твоей.

Моей «историей». Прехорошенький способ высказать невысказанное.

Для девушки, у которой пропал жених за день до их большой церковной свадьбы пять лет назад; у меня в целом не так уж и много багажа, сколько груза прошлого. Чтобы взять меня на абордаж, нужно обладать недюжинной уверенностью.

– Надеюсь, мы сможем остаться друзьями, Крис. Я знаю, что я не идеальна, но…

– Тебе нужно жить своей жизнью, Нат. Мне очень жаль, но это должно быть сказано. Ты живёшь в прошлом. Все это знают.

Я знаю, что это правда. Я вижу взгляды.

Кингс-Бич – обалденный маленький пляжный городок на северном берегу озера с населением около четырёх тысяч человек. Даже после всех этих лет иногда кажется, что каждый из них всё ещё молится за меня по ночам.

Когда я не отвечаю, Крис выдыхает.

– Это вышло неправильно. Я не имел в виду…

– Да, верно. Всё в порядке. Слушай, если ты не против, давай просто распрощаемся сейчас. Я имела это в виду, когда сказала, что хотела бы остаться друзьями. Ты хороший парень. Без обид, ладно?

Через мгновение Крис решительно говорит:

– Конечно. Никаких обид. Никаких чувств в любом случае, я знаю, что это твоя специальность. Береги себя, Нат.

Крис отключается, оставляя меня слушать мёртвый воздух.

Я вздыхаю, закрывая глаза.

Он ошибается насчёт того, что у меня нет чувств. У меня гамма самых разных чувств. Тревога. Усталость. Депрессия низкого уровня. Непоколебимая меланхолия в сочетании с нежным отчаянием.

Понимаете? Я не тот эмоциональный айсберг, в котором меня обвиняют.

Я вешаю трубку обратно на рычаг на стене. Телефон тут же звонит снова.

Я колеблюсь, не зная, хочу ли я ответить или начать пить, как делаю каждый год в этот день в это время, но решаю, что у меня есть ещё десять минут или около того, которые нужно убить, прежде чем я начну ежегодный ритуал.

– Алло?

– Ты в курсе, что случаи шизофрении резко возросли на рубеже двадцатого века, когда заводить кошек в качестве домашних питомцев стало обычным делом?

Это моя лучшая подруга, Слоан. Она просто не заинтересована в том, чтобы начинать разговор как все, и это одна из многих причин, по которым я её люблю.

– И вообще, что у тебя за претензии к кошкам? Это патология.

– Это мохнатые маленькие серийные убийцы, которые могут заразить тебя амебоподобными паразитами, обитающими в их экскрементах, но я сейчас не об этом.

– К чему ты клонишь?

– Я подумываю завести собаку.

Пытаясь представить себе отчаянно независимую Слоан с собакой, я бросаю взгляд на Моджо, дремлющего в луче солнечного света на полу в гостиной. Это чёрно-подпалая овчарка, сотня фунтов любви в лохматой шерсти, с хвостом, похожим на пёрышко, который постоянно виляет.

Мы с Дэвидом спасли его, когда ему было всего несколько месяцев. Сейчас ему семь, но ведёт себя так, будто ему семьдесят. Я никогда не видела, чтобы собака так много спала. Я думаю, что Моджо отчасти ленивец.

– Ты же знаешь, что тебе каждый день придётся собирать его или её какашки, верно? И выгуливать? И купать? Это как иметь ребёнка.

– Вот именно. Это будет хорошей практикой, когда у меня появятся дети.

– С каких это пор ты думаешь завести детей? Ты даже не в состоянии сделать так, чтобы твоё комнатное растение не загнулось.

– С тех пор, как сегодня утром я увидела эту глыбу мужественности в Sprouts. Мои биологические часы начали бить, как Биг-Бен. Высокий, смуглый, красивый… И ты же знаешь, как я обожаю щетину, – вздыхает Слоан. – Она была эпической.

Я улыбаюсь, представляя, как она пялится на парня в продуктовом магазине. Эта ситуация обычно происходит наоборот. Занятия йогой, которые она ведёт, всегда посещает очень много наполненных надеждами одиноких людей мужского пола.

– Эпическая щетина. Хотела бы я на это посмотреть.

– Это как лёгкая щетина, появляющаяся на лице у мужчин к концу дня, только на стероидах. У него был такой пиратский вид. Это то слово? В любом случае, он источал такой преступно опасный флёр. Настоящий красавец. Рав-вр.

– Красавец, да? Не похож ни на кого из местных. Должно быть, турист.

Слоан издаёт стон.

– Мне следовало спросить его, нужен ли ему кто-то, кто готов показать ему достопримечательности!

Я смеюсь.

– Достопримечательности? Вот как ты теперь называешь свои сиськи.

– Не завидуй. Есть причина, по которой их называют активами. Мои сисечки отработали немало бесплатных напитков для меня, тебе ли не знать. – Слоан на мгновение замолкает. – Кстати, давай сегодня пойдём к «Даунриггерс».

– Не могу, извини. У меня есть планы.

– Ч-т... Я знаю, какие у тебя планы. Пришло время всё изменить. Положить начало новой традиции.

– Пойти напиться, вместо того чтобы остаться дома?

– Вот именно.

– Я пас. Блевать на публике – это не для меня.

Слоан усмехается.

– Я точно знаю, что тебя никогда в жизни не рвало. У тебя нулевой рвотный рефлекс.

– Это очень странно знать такое обо мне.

– Здесь нет никаких секретов, детка. Мы были лучшими подругами ещё до того, как у нас с тобой оволосился лобок.

Я сухо отвечаю:

– Как трогательно. Теперь я вижу карточку «Холлмарк».

Слоан игнорирует меня.

– Кроме того, плачу-то я. Это должно понравиться твоему внутреннему Мистеру Скруджу.

– Ты хочешь сказать, что я дешёвка?

– Вещественное доказательство «А»: в прошлом году ты вручила мне подарочный сертификат на стейк-хаус за двадцать долларов на Рождество.

– Это была шутка!

– Хм. ― Она не кажется убеждённой.

– Ты должна передать его кому-то другому, я уже говорила тебе об этом. Это вещь. Это забавно.

– Да, если твоя лобная доля была повреждена в ужасной автомобильной аварии, это забавно. Для остальных из нас, с нормально функционирующим мозгом, это не так.

Делаю большой и драматичный вздох.

– Отлично. В этом году я куплю тебе кашемировый свитер. Довольна?

– Я заеду за тобой через пятнадцать минут.

– Нет. Сегодня я никуда не пойду.

Она твёрдо отвечает:

– Я не позволю тебе сидеть дома на очередной годовщине твоего репетиционного ужина, которого никогда не было, и тратить впустую шампанское, которое ты должна была выпить на свадебном приёме.

Слоан оставляет остальное невысказанным, но это всё равно тяжело повисает в воздухе между нами.

Сегодня исполняется пять лет с тех пор, как пропал Дэвид.

Если человек объявлен пропавшим без вести в течение пяти лет в штате Калифорния, он считается умершим в юридическом смысле слова. Даже если пропавшие люди всё ещё где-то там, во всех смыслах и целях, они находятся на глубине шести футов под землёй.

Это веха, которой я так боялась.

Я отворачиваюсь от окна и красивого солнечного пейзажа за стеклом.

На мгновение я думаю о Крисе. Я помню горечь в его голосе, когда он сказал, что я живу в прошлом… и как все это знают.

Все, включая меня.

Я тихо говорю:

– Хорошо. Заедешь за мной через пятнадцать минут.

Слоан взволнованно вскрикивает.

Я вешаю трубку, прежде чем успеваю передумать, и иду переодеваться в юбку.

Если я собираюсь напиться на публике, то, по крайней мере, буду хорошо выглядеть, делая это.

~

«Даунриггерс» – это непринуждённое место прямо на озере, с круглой террасой и захватывающим видом на Сьерру с одной стороны и озеро Тахо с другой.

Закат сегодня будет прекрасным. Солнце уже превратилось в огненно-оранжевое светило, опускающееся низко над горизонтом. Слоан и я располагаемся внутри рядом с окном, что позволяет нам видеть и воду, и бар, который переполнен людьми. Большинство из тех, кого я знаю.

В конце концов, я прожила здесь всю свою жизнь.

Как только мы садимся, Слоан наклоняется ко мне через стол и шипит:

– Смотри! Это он!

Я в замешательстве оглядываюсь по сторонам.

– Кто он?

– Пират! Он сидит в конце бара!

– Парень с эпической щетиной? – Я поворачиваюсь и вытягиваю шею, чтобы оглядеть толпу. – Который из них…

Это всё, что я успеваю произнести, прежде чем замечаю его, занимающего значительную часть стойки бара, из-за чего барный стул под ним кажется изобретённым для карликов. Первое впечатление ни с чем не спутаешь.

Широкие плечи. Взъерошенные тёмные волосы. Твёрдая челюсть, которая уже несколько недель не знала прикосновения бритвы. Чёрная кожаная куртка в паре с чёрными джинсами и парой чёрных берцев – всё выглядит как-то одновременно дорогим и потрёпанным, небрежно поношенным. Массивные серебряные кольца украшают большой и средний пальцы правой руки.

Одно из них похоже на печатку. Другое украшает череп.

Тёмные очки скрывают его глаза.

Мне кажется странным носить солнцезащитные очки в помещении. Как будто незнакомцу есть что скрывать.

– Я не столько за пирата, сколько за рок-звезду. Или главу банды байкеров. Он выглядит так, словно пришёл прямиком со съёмочной площадки сериала «Сыны Анархии». Десять баксов на то, что он – наркоторговец.

– Какая разница? – шепчет Слоан, глядя на него. – Он может быть Джеком Потрошителем, и я всё равно позволю ему кончить мне на грудь.

– Шлюшка, – любовно произношу я.

Она отмахивается.

– Поэтому мне нравятся опасные альфа-самцы с энергетикой большого члена. Не суди.

– Тогда иди и делай свой ход. Я возьму чего-нибудь выпить и понаблюдаю из-за кулис, чтобы убедиться, что он не вытащит нож.

Я жестом подзываю официанта. Он вздёргивает подбородок и улыбается, показывая, что подойдёт, как только сможет.

– Нет, это слишком отчаянно. Я не гоняюсь за мужчинами, какими бы горячими они ни были. Это недостойно, – произносит Слоан.

– Если ты не кокер-спаниель, то то, как ты пыхтишь и пускаешь слюни в его сторону, уже само по себе недостойно. Иди и свяжи этого жеребца, пастушка. Я иду в туалет.

Я встаю и направляюсь в женский туалет, оставляя Слоан в нерешительности кусать губы. Или, может быть, это похоть.

Я не спеша пользуюсь туалетом и мою руки, проверяя помаду на губах в зеркале над раковиной. Этот оттенок ало-красной помады называется «Сладкий яд». Не знаю, почему накрасилась ей, так как я почти никогда больше не пользуюсь косметикой, но я полагаю, что не каждый день твой пропавший жених становится юридически мёртвым, так что какого черта.

О, Дэвид. Что с тобой случилось?

Внезапная волна отчаяния обрушивается на меня.

Прислонившись к краю раковины, чтобы успокоиться, я закрываю глаза и медленно, прерывисто выдыхаю.

Я давно не испытывала такого сильного горя. Обычно это чувство похоже на беспокойное бурление, которое я научилась игнорировать. Тупая боль за грудиной. Вопль боли внутри моего черепа, который я могу приглушить, пока он не станет почти тихим.

Почти, но не совсем.

Люди говорят, что время лечит все раны, но эти люди – придурки.

Такие раны, как у меня, не заживают. Я только что научилась контролировать кровотечение.

Приглаживая рукой волосы, я делаю несколько глубоких вдохов, пока не чувствую себя более уверенно. Я быстро подбадриваю себя, приклеиваю на лицо улыбку, затем рывком открываю дверь и выхожу.

И тут же врезаюсь в огромный и неподвижный объект.

Я отшатываюсь, спотыкаюсь и теряю равновесие. Прежде чем успеваю упасть, большая рука тянется и хватает меня за плечо, чтобы придержать.

– Осторожнее. – Голос приятный, хрипловатый. Я поднимаю глаза и обнаруживаю, что смотрю на своё отражение в солнцезащитных очках.

Это пират. Тот самый наркоторговец. Чувак с энергетикой большого члена и эпической щетиной.

Треск чего-то, похожего на электричество, пробегает по моей спине.

У него массивные плечи. Он массивный. Когда сидел, он выглядел большим, но прямо сейчас – он гигант. В нём роста не меньше ста девяносто пяти сантиметров. Под два метра точно. Да, два, я не знаю, но мужчина смехотворно высокий. Викинг.

Меня никогда нельзя было назвать миниатюрной, но этот парень заставляет меня чувствовать себя положительно изящной.

Он пахнет, как дегустационные оттенки дорогого каберне: кожа, сигарный дым, намёк на лесную хвою.

Я уверена, что моё сердце бьётся так сильно, потому что я чуть не приземлилась на задницу.

– Мне так жаль. Я не смотрела, куда иду. – Почему я извиняюсь? Это он стоял прямо за чёртовой дверью уборной.

Он не отвечает. Но и не отпускает мою руку, не улыбается. Мы стоим молча, ни один из нас не двигается, пока не становится очевидно, что он не собирается убираться с моего пути.

Я приподнимаю брови и смотрю на него.

– Извините, пожалуйста.

Парень наклоняет голову. Даже не видя его глаз, я могу сказать, как внимательно он изучает меня.

Как раз в тот момент, когда это становится странным, он убирает свою руку с моей. Не говоря больше ни слова, мужчина толкает дверь мужского туалета и исчезает внутри.

Нервничая, я хмуро смотрю на закрытую дверь, прежде чем вернуться к Слоан. Я нахожу её с бокалом белого вина в руке и ещё одним, ожидающим меня.

– Твой пират только что зашёл в туалет, – говорю я, опускаясь на стул. – Если ты поторопишься, то сможешь поймать его на выходе, чтобы по-быстрому перепихнуться в тёмном углу коридора, прежде чем он отвезёт тебя обратно в «Чёрную жемчужину» для дальнейшего опустошающе пьянящего перепиха.

Слоан делает большой глоток вина.

– Ты имеешь в виду изнасилование. И ему это неинтересно.

– Откуда ты знаешь?

Она поджимает губы.

– Он прямо сказал мне об этом.

Я в шоке. Это беспрецедентно.

– Нет!

– Да. Я бочком подошла к нему со своей лучшей версией Джессики Рэббит, сунула свои сисечки ему в лицо и спросила, не хочет ли он угостить меня выпивкой. Его ответ? «Не интересуюсь». И он даже не взглянул на меня!

Качая головой, я делаю глоток вина.

– Что ж, решено. Он гей.

– Мой гей-радар говорит, что он натурал аки стрела, детка, но спасибо за вотум поддержки.

– Значит, глубоко женат.

– Пфф. Ни единого шанса. Он совершенно не одомашнен.

Я думаю о том, какой аромат источал мужчина, когда я врезалась в него возле туалета, о мускусе чистых сексуальных феромонов, исходящих от него волнами, и решаю, что она, вероятно, права.

У льва, бродящего по Серенгети, нет жены. Он слишком занят охотой за чем-то, во что можно вонзить клыки.

Официант подходит, чтобы принять наш заказ. Когда он уходит, мы со Слоан проводим несколько минут, болтая ни о чём важном, пока она не спрашивает меня, как идут дела с Крисом.

– Ох. Ему. Хм…

Она бросает на меня неодобрительный взгляд.

– Ты не…

– Прежде чем ты начнёшь показывать пальцем, это он порвал со мной.

– Не уверена, что ты понимаешь это, но мужчина ожидает, что в конечном итоге у него будет секс с женщиной, с которой он встречается.

– Не будь такой саркастичной. Я ничего не могу поделать, если двери моего лона закрыты для него.

– Если ты в ближайшее время не засунешь член туда, то оно тебе больше не понадобится. Ты больше никогда не сможешь заниматься сексом.

Меня это устраивает. Моё либидо исчезло вместе с моим женихом. Но мне нужно отвлечь Слоан, прежде чем этот разговор превратится в сеанс терапии.

– Всё равно ничего бы не вышло. Крис думает, что кошки так же умны, как и люди.

Она выглядит потрясённой.

– Скатертью дорога.

Зная, что это изменит её настроение, я улыбаюсь.

– Я думаю свести его с Мэрибет.

– Твоей коллегой? Та, которая одевается как амишка?

– Она не амишка. Она школьная учительница.

– Она учит тому, как взбивать масло и обслуживать багги?

– Нет, преподаёт естественные науки. Но она увлекается квилтингом. И у неё пять кошек.

Содрогнувшись, Слоан поднимает свой бокал в тосте.

– Это брак, заключённый на небесах.

Я чокаюсь своим бокалом о её.

– Пусть они живут долго и счастливо с трихобезоаром в радости.

Мы выпиваем. Я выпиваю свой бокал вина до дна, зная, что Слоан наблюдает за мной.

Когда я ставлю пустой бокал обратно на стол и жестом приглашаю официанта принести ещё один, она вздыхает. Слоан тянется через стол и сжимает мою руку.

– Я люблю тебя, ты же знаешь.

Зная, к чему это приведёт, я смотрю в окно на озеро.

– Я думаю, что вся та капуста, которую ты потребляешь, нарушила нормальную работу твоего мозга.

– Я беспокоюсь.

– Тебе и не нужно. Я в полном порядке.

– Ты не в порядке. Ты выживаешь. Есть разница.

И именно поэтому мне следовало остаться дома.

Тихим голосом я говорю:

– Прошло два года, прежде чем я смогла сесть за руль, не думая: «Что, если я не нажму на тормоз на этом повороте? Что, если я наткнусь прямо на эту кирпичную стену?» Ещё через год после этого я перестала гуглить «безболезненные способы самоубийства». Затем минул ещё один, прежде чем меня перестало беспрестанно пробивать на слёзы. Только в последние несколько месяцев я могу войти в комнату, не сканируя её автоматически в поисках его лица. Я живу с призраком человека, с которым, как я думала, состарюсь, с удушающим грузом вопросов, на которые никогда не будет ответа, и сокрушительной виной за то, что последнее, что я ему сказала, было: «Если ты опоздаешь, я убью тебя».

Я отворачиваюсь от окна и смотрю на Слоан.

– Итак, учитывая все обстоятельства, простое выживание – это победа.

– О, дорогая, – бормочет Слоан с сияющим взглядом.

Я сглатываю внезапный комок в горле. Она снова сжимает мою руку, а затем говорит:

– Знаешь, что нам нужно?

– Электрошоковая терапия?

Отпустив мою руку, она откидывается на спинку стула, качая головой.

– Ты и твой чёрный юмор. Я хотела сказать гуакамоле.

– Ты платишь? Потому что гуакамоле здесь стоит десять баксов за две столовые ложки, и я слышала, что я гонюсь за дешевизной.

Слоан нежно улыбается мне.

– Это один из твоих многочисленных недостатков, но идеальные люди по природе своей скучны.

– Хорошо, но я предупреждаю тебя прямо сейчас, я не ела с самого завтрака.

– Детка, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы держать руки на безопасном расстоянии, когда ты ешь. Помнишь, как мы разделили миску попкорна, пока смотрели «Дневник памяти»? Я чуть не потеряла палец.

– Я не могу дождаться, когда мы состаримся и у тебя будет слабоумие. Эта твоя фотографическая память – самая плохая.

– Почему это у меня будет слабоумие? Это ты отказываешься есть овощи!

– Я собираюсь съесть несколько пюрированных авокадо. Разве это не считается?

– Авокадо – это фрукт, гений.

– Он зелёный, не так ли?

– Да.

– Тогда это овощ.

Слоан качает головой.

– Ты безнадёжна.

– Полностью с тобой согласна.

Мы обмениваемся улыбками. В этот момент я случайно бросаю взгляд на противоположную сторону ресторана.

Сидя в одиночестве за столиком, спиной к окну, с пинтой пива в руке, незнакомец, с которым я столкнулась у туалета, смотрит на меня.

Поскольку мужчина снял тёмные очки, на этот раз я вижу его глаза.

Они глубокого, насыщенного карего цвета а-ля «Гиннесс стаут», широко посажены под суровой линией лба в окружении густых чёрных ресниц. Сфокусированный на мне с поразительной интенсивностью взгляд этих глаз неподвижен. Он смотрит, не моргая.

Но, о, каким же тёмным кажется огонь в глубине этих глаз.