Текст книги "Тамариск Роу"

Автор книги: Джеральд Мернейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Мельбурнские дела о Стерни и скачках в Джерраме вылетели у него из головы. Августин говорит жене, что имеет право на часть выигрыша Стэна Риордана, что, если он поставит на Стэна тридцать фунтов семь к одному, то, согласно негласному джентльменскому соглашению о скачках, он должен будет поставить на Стэна только шесть к одному. Он не говорит ей, сколько своих денег собирается поставить, но она соглашается дать ему четыре фунта из запаса двухшиллинговых монет, которые хранит где-то в туалетном столике. Рано утром в субботу он уезжает на велосипеде, а Стерни медленно бежит за ним, к конюшне человека, предложившего Августину и его лошади место в своём грузовике. Скачки в Джерраме не транслируются на станции 3BT Bassett, но в шесть часов вечера мать Клемента включает программу спортивных результатов и стоит в ожидании, перебирая в пальцах чётки. Ближе к концу программы диктор бодрым голосом зачитывает результаты скачек в Джерраме. Каждый раз, объявляя забег, он делает паузу перед объявлением имени победителя, словно подразнивая женщин, ожидающих новостей о лошадях своих мужей. Он объявляет: «Гандикап новичков на семь фарлонгов», делает вид, что внимательно всматривается в список имён перед собой, а затем выпаливает с такой радостью, словно сам поставил на победителя: «Выиграл Послушный Дж. О'Муллейн, ставка пять к двум; второе место занял Май Гелиотроп К. Беннетт, ставка семь к одному, а третье место досталось Стерни Х. Мой, ставка четыре к одному». Миссис Киллетон тут же выключает радио. Она велит Клементу ни слова больше не упоминать о гонках до конца жизни и предупреждает, что если она когда-нибудь застанет его за чтением «Спортинг Глоб», за чтением последних полос газет или за прослушиванием трансляции гонок по радио, то набросится на него с отцовским ремнём для бритвы, пока ему не придётся пролежать в постели целый месяц. Клемент лежит без сна в темноте, пока не слышит, как к воротам подъезжает грузовик. Он прислушивается к шуму у открытого окна, пока отец вытаскивает Стерни из машины и говорит водителю: «Спокойной ночи и ещё раз спасибо за всё». Пока Августин укладывает Стерни в денник и даёт ему корм и воду на ночь, Клемент выбирается из кровати и встаёт у двери своей комнаты. Он слышит, как отец говорит матери, что, если бы не его долги, он был бы очень доволен результатом Стерни, потому что тот отыграл полдюжины корпусов у лидеров на прямой и шёл так же хорошо, как победитель, когда они прошли финишную черту. Он слышит, что Стерни был побежден менее чем на два корпуса, и что если бы где-то в ближайшие несколько недель появилась бы девственница на милю, Стерни был бы

В этом есть уверенность. Джин Киллетон говорит: – Я думала, ты будешь думать о месте, куда мы все могли бы уехать, сбежать от всех этих проклятых букмекеров и долгов, и где на сотни миль вокруг не было бы ипподрома – где-нибудь вроде Западного округа, о котором ты вечно увиливаешь. Августин бодро отвечает: – Не волнуйся, я и сама в последнее время несколько раз думала о том же – конечно, в Западном округе тоже полно ипподромов – но в скачках нет ничего плохого, если только человек ставит только то, что может позволить себе проиграть. Она спрашивает его, сколько он проиграл в Джерраме, но он отвечает, что не может сейчас об этом думать, и спрашивает, не забыли ли она или Клемент покормить кур и принести яйца.

Августин доверяет букмекеру

Августин ждёт несколько дней после третьего места Стерни в скачках для новичков в Джерраме, а затем звонит Гудчайлду в Мельбурн. Ни один из них не упоминает о деньгах, которые Гудчайлд должен был отправить Августину перед скачками. Гудчайлд напоминает Августину, что Стерни – не та лошадь, на которой можно выиграть, что он чуть не разбил сердце своему предыдущему владельцу, всегда показывая хорошие результаты, но ни разу не побеждая, и что он (Гудчайлд) объяснил Августину, когда передавал ему лошадь, что тот должен был участвовать в скачках со Стерни на северных скачках исключительно как хобби. Он смеётся, напоминая Августину, что некий еврейский джентльмен однажды наложил проклятие на лошадь. Августин говорит, что его жена в последнее время несколько раз задумывалась, не лучше ли им переехать на ферму где-нибудь в Западном округе, потому что они никак не могут свести концы с концами на его зарплату, а у него есть несколько проблемных долгов, которые начинают его беспокоить. Гудчайлд говорит: «Давай разберёмся сейчас, Гас!»

Не может же быть, чтобы всё было так плохо – в любом случае, если ты подождёшь ещё пару недель, все твои тревоги закончатся, потому что наши мужчины планируют кое-что, что позволит нам всем заработать достаточно, чтобы выйти на пенсию. Гудчайлд пока не может раскрыть больше информации, но он настоятельно просит Августина поддерживать с ним связь и подготовить большой банк, потому что Мастер и все его верные последователи наконец получат свою награду. Августин снова ведёт Клемента на холм к дому Риорданса. Он оставляет мальчика играть в

Сад и заходит в кабинет Стэна. Он рассказывает историю о забеге Стерни в Джерраме и несколько раз извиняется перед Риорданом за то, что тот потерял 13 килограммов из-за Стерни. Букмекер говорит – не обращай внимания, Гас –

Но что важнее, неужели вы собираетесь сейчас отдать Стерни?

Августин говорит: – Пожалуй, мне придётся, Стэн, – но я хочу тебе кое-что рассказать. Прежде чем я тебе расскажу, я хочу сказать, что никогда раньше не делал этого за все годы, что связан с гонками, так что ты поймёшь, в каком я сейчас отчаянии. И более того, я говорю тебе, потому что знаю, что могу доверять тебе как католику и лучшему другу, которого я приобрёл в Бассете. Стэн Риордан смотрит в окно.

Августин говорит – Стэн, умнейшие люди в скачках – группа людей, которых я годами обхаживал и с которыми поддерживал связь, готовятся вскоре сделать действительно большую ставку на что-то в городе – Я никогда не думал, что буду говорить букмекеру такие вещи, но, как я уже говорил, я стал думать о тебе как о друге, которому я могу доверять больше, чем букмекеру – ну, Стэн, короче говоря, я пока не могу сказать тебе имя этой лошади, потому что я сам его не знаю – ну, когда наступит этот важный день и я получу от них весточку, они захотят, чтобы я поставил на них изрядную сумму у крупнейших букмекеров в Бассете – я знаю, что не скажу тебе ничего нового, когда скажу, что я почти исчерпал свой кредит у всех приличных мужчин в этом городе – я предлагаю, чтобы ты делал ставки за меня – можешь позвонить Хорри Аттриллу или Эрику Хуперу за несколько минут до скачек и поставить все деньги на Мельбурн плюс столько, сколько захочешь для себя – Если вы отложите ставку на последние минуты перед забегом, у Хорри, Эрика или кого там вы сделаете ставку, не будет времени позвонить кому-нибудь из крупных букмекеров Мельбурна и сделать ставку – этого мои люди всегда боятся, как вы знаете. Худшее, что может случиться, – это если кто-нибудь из крупных и умных букмекеров Мельбурна в штате Пенсильвания переведет деньги на скачку и снизит цену на лошадь. Что ж, если мы предотвратим это, никто из моих людей в Мельбурне не узнает об этом. Стэн Риордан сидит и размышляет. Августин говорит: «Как видите, я делаю отчаянный поступок – рискую доверием самых крутых парней в игре – ребят, которые были очень добры ко мне все эти годы – но всё же в моих предложениях нет ничего нечестного – они всё равно получат свои деньги, а вы выиграете достаточно, чтобы покрыть то, что я вам должен – что касается меня, мне большего и не нужно – если я смогу вернуть вам долг, это будет так же хорошо, как и крупная победа». Стэн Риордан говорит: «Я прекрасно понимаю вашу позицию».

Ты в Гасе, и я не стал хуже о тебе из-за того, что ты пытаешься работать над чем-то подобным. Единственное, что меня беспокоит, – это то, есть ли у твоих друзей другие агенты, кроме тебя, в таком большом месте, как Бассетт.

потому что если они это сделают, а я в последнюю минуту сделаю ставку, то, скорее всего, тот парень, которому я позвоню, уже будет настолько загружен деньгами на благое дело, что я не выйду на торги – с деньгами твоих друзей и с деньгами, которые мне нужно будет поставить, чтобы начать всё сначала, это может оказаться неплохой ставкой, на которую я бы хотел попасть – и мы бы выглядели замечательно, не правда ли, держа все эти деньги у себя, когда шлагбаум рухнет? Августин говорит: – Я понимаю, что ты имеешь в виду, и я хочу максимально упростить тебе задачу, Стэн. – Могу только сказать, что ответственный человек неоднократно говорил мне, что я его агент в Бассетте, но я дважды удостоверюсь в своей позиции, прежде чем мы продолжим в этом деле – предположим, мы больше ничего не скажем, пока что, и я обещаю еще раз поговорить с тобой задолго до большого дня. Пока мужчины находятся в доме, Клемент находит Терезу Риордан и ее подругу, девушку Мендосу, ждущими в тени виноградной лозы, листья которой давно скрыли из виду поддерживающие их шпалеры, так что они свисают, словно пышные складки небрежно задрапированного зеленого шатра. Девушка Мендоса говорит ему, что они ждут ее отца, который приедет на своей машине и отвезет их в баню, потому что там очень жарко. Она рассказывает Терезе Риордан, что на днях загадала Клему три желания у себя дома, и у нее еще осталось два, которые она ему должна. Все, что связано с желаниями и тайнами, привлекает Терезу, и впервые за много месяцев она с интересом смотрит на Клемент. Она говорит: о, расскажи нам, что это было, Пэт. Клемент говорит: ха-ха, ты только что исполнила одно из них, не так ли, Пэт? Пока Тереза смотрит на девушку, а затем на него в ожидании объяснений, он решает, что наконец-то Тереза Риордан, которая красивее даже Барбары Кинан, которая, в конце концов, никогда не позволяла ему исследовать ее сад или смотреть, как она играет с сокровищами, такими как Лисья долина, собирается смягчиться по отношению к нему и даже, возможно, доверить ему те самые секреты, которые уже доверила простоватая Пэт Мендоса, потому что она знает, что ему можно доверять, и он не желает ей вреда, а просто хочет иметь с ними такое взаимопонимание, чтобы он мог сидеть с ними в тенистых местах в жаркую погоду и вытягивать ноги для прохлады на замшелых каменных плитах так, чтобы один из его яичек был ясно виден, лежащим вяло и потеющим прямо внутри штанины его шорт, и каждая девушка видела бы это, но не смеялась бы, не кричала бы и не дразнила его по этому поводу, а просто вытягивала бы свои ноги дальше вдоль

Удобные камни, и ему было всё равно, насколько хорошо он видит её штаны, и даже насколько её белая кожа виднелась из-под них, когда она расстегивала их, чтобы охладиться. Он рассказывал о своих самых тайных играх и сокровищах, не боясь, что они усмехнутся над их странностями. В благодарность Пэт Мендосе за всё, что она для него сделала, и чтобы показать Терезе Риордан, что у них больше нет секретов друг от друга, он тихонько стонет и сжимает себя между ног. Он отходит на несколько шагов и останавливается лицом к клумбе с папоротниками. Он стоит спиной к девушкам. Он слышит, как Пэт Мендоса говорит: ну, одним из его желаний было увидеть меня без штанов, и я, конечно, не позволила бы ему этого, но теперь, когда под платьями на нас надеты купальники, мы могли бы немного приподнять их, не так ли? Он вынимает член и направляет его на папоротники, но вода не поступает. Тереза говорит:

Это глупо, Пэт, и я не хочу об этом говорить. Другая девушка говорит: «Да, мы могли бы… ну, я всё равно буду, ничего страшного, посмотри на меня, Киллетон, у меня под платьем нет штанов… Давай, Тереза, это может преподать урок маленькому ребёнку». Клемент энергично трясёт членом вверх-вниз, видя, как отец стряхивает последние капли воды. Он пытается повернуться к девушкам, всё ещё держа член в руках, но в последний момент колеблется и засовывает его в брюки, боясь Терезы Риордан. Когда он поворачивается к ним, его ширинка всё ещё расстёгнута, и он возится с пуговицами. Тереза почти кричит: «Посмотри, что он вытворял в наших папоротниках, грязный маленький мерзавец… Это ты виноват, Пэт, что так говоришь…»

Я больше никогда не буду с тобой разговаривать, Клемент Киллетон, ты грязный маленький пройдоха. Клемент боится взглянуть на неё. Он идёт домой, убеждённый, что ни одна из девушек больше никогда с ним не заговорит.

Августин видит город букмекеров и скотоводов Всякий раз, когда Августин уезжает от Риорданса, он вспоминает изобилие вещей в их доме – массивный покрытый ореховым лаком радиоприёмник и радиолу, вращающиеся пепельницы из нержавеющей стали и стекла, картины в позолоченных рамах с изображением зимородков, парящих над одиноким заливом туманного озера, и «Вечернего света в лесу Джиппсленд», электрический камин с копией кучи тлеющих углей, деревянные тумбы на тонких ножках

держа в руках латунные жардиньерки, наполненные колеусами с багряными листьями, статуэтки птиц и животных на каждом подоконнике и каминной полке, хрупкие тюльпаны из расписного стекла, свисающие с вазы в центре широкого, темного, зеркального обеденного стола, возвышающийся шкаф для посуды с ромбовидными стеклянными панелями в дверцах, а внутри на каждой полке ряды хрустальных изделий, расставленных вплотную друг к другу, словно купола и башенки замысловатого стеклянного города с узкими улочками, – и с трудом верится, что все это было куплено на деньги, оставшиеся после того, как Риорданы заплатили за свой внушительный дом, свой «бьюик», свои шкафы, полные одежды, еду, которую они едят, и виски, которое Стэн любит потягивать после чая, и деньги, которые Стэн безропотно жертвует приходу Святого Бонифация, монахиням в монастыре, братьям в колледже, приюту Святого Роха, обществу Святого Винсента де Поля и полудюжине других католических благотворительных организаций. У Августина всегда был один дорогой костюм, одна мягкая серая шляпа с аккуратно выровненными вмятинами и складками, с огненно-зелёным павлиньим пером на ленте и одна пара ботинок с блестящими голенищами, так что в толчее букмекерской конторы или на просторах конного двора он выглядел равным любому Гудчайлду или Риордану. Он никогда не ставил на ипподроме на сумму меньше фунта или на пять фунтов в кредитной ставке по телефону. Он путешествовал на большие расстояния на такси, предпочитая не признавать некоторым своим знакомым-гонщикам, что у него нет машины. И всякий раз, когда группа его друзей шарила в карманах в поисках стоимости книги скачек или пропуска в загон для сёдел, именно Гас Киллетон почти всегда доставал десятишиллинговую купюру, платил за всех и отмахивался от монет, которые наконец находили и протягивали ему. Поскольку он иногда туманно говорит о семейном имуществе в Западном округе, некоторые из мужчин, с которыми он общается на ипподромах Мельбурна, полагают, что он происходит из богатой семьи скотоводов, а те, кто замечал, что ему иногда удается ходить на собрания в середине недели, подозревают, что он не работает за зарплату, а живет на доход от своей доли семейного имения, но когда он распахивает ржавые железные ворота на Лесли-стрит и пробирается по неопределенной тропинке сквозь гравий и сорняки к задней двери, входит в крошечную кухню и видит деревянный стол, покрытый синим линолеумом, потертым по краям, четыре шатких деревянных стула, обвязанных вокруг ножек проволокой для забора, горохово-зеленый деревянный холодильник, ножки которого покоятся в крышках от банок, полных воды, чтобы не заползли муравьи, и шкаф из лакированной фанеры, где его жена хранит остатки единственного обеденного сервиза, который у них когда-либо был, и

Разбросав в «Коулз» набор чашек, блюдец и тарелок, которые она покупает в качестве замены, Августин удивляется смелости, которая позволяла ему столько лет выдавать себя за преуспевающего скакуна. У его жены есть сберегательный счёт, на котором никогда не бывает больше нескольких фунтов, но сам он редко бывал в банке. Когда ему удаётся хорошо выиграть, что случается раз в три-четыре месяца, он хранит пачку купюр днём в кармане брелока, а ночью – под подушкой. Он откладывает две-три десятифунтовые купюры и отдаёт их жене, чтобы та купила одежду себе и Клементу и что-нибудь для дома. Большую часть оставшихся денег он тратит на оплату самых срочных счетов в букмекерских конторах Бассетта. Оставшиеся деньги становятся его банковским счётом на следующие несколько недель. Когда ему отчаянно нужны деньги, он иногда занимает их у какого-нибудь богатого католического букмекера или владельца скаковых лошадей и обычно в конце концов ему удаётся вернуть долг. Никто из его друзей-скакунов, даже Стэн Риордан, никогда не заходил в его дом. Они приветствуют его как равного в своих домах, потому что по его одежде, по тому, как он держится, расправив плечи, и по беглости его речи они знают, что по всем правилам он должен был родиться владельцем тысячи акров земли в Виктории.

Августин никогда даже не задумывался, стоит ли ему жить только на зарплату помощника управляющего фермой в психиатрической лечебнице Бассетт. Он никогда не думал снять небольшую лавку и постепенно накопить капитал, как это делает мистер Уоллес. Он верит, что есть только одно место, где человек с небольшими средствами, но с выдающимся умом и хитростью может надеяться завоевать свою законную долю богатства, которое он ежедневно видит у людей гораздо менее способных, чем он сам. Почти двадцать лет на ипподромах по всей Виктории Августин Киллетон, опираясь лишь на свою природную смекалку и аккуратно выглаженный костюм, пытался вырвать у скотоводов, фабрикантов и букмекеров хотя бы немного того богатства, которое позволяет им сидеть в прохладных домах и наблюдать за закатом в лесах Джиппсленда или за ошеломляющими сумерками среди хрустальных дворцов.

Клемент заглядывает в Фокси-Глен

Однажды утром на ипподроме Бассетт Августин отправляет Стерни галопом на милю против лошади, которая недавно выиграла открытый гандикап в маленьком городке в Малли. Стерни бежит галопом на два или три корпуса позади другой лошади. Ближе к концу галопа оба всадника подгоняют своих лошадей руками и пятками. Стерни медленно набирает скорость, а затем и поравняется со своим соперником. Гарольд Мой потом говорит Августину, что он едва мог удержать старого коня в конце мили и что, похоже, они наконец-то нашли дистанцию, которая подходит ему лучше всего. Он настоятельно советует Августину выставить лошадь на открытый гандикап в девять фарлонгов и забыть о том, что он всего лишь девственник, потому что он может оставаться на скачках весь день и все равно прийти к финишу сильным.

Августин говорит: «Могу сказать тебе, Гарольд, хотя ты, наверное, и сам не догадался, но дела у меня сейчас идут не очень хорошо, и я едва ли могу позволить себе тренировать Стерни, не говоря уже о том, чтобы найти деньги на его следующий старт». Гарольд говорит: «Не волнуйся об этом, Гас».

У меня есть хороший приятель, который был бы только рад поставить на тебя побольше собственных денег и дать тебе коэффициент до пяти фунтов – я бы давно тебе о нём рассказал, но я думал, ты доволен небольшой ставкой на Стерни и не нуждаешься в спекулянте. Августин понимает, что друг Гарольда, кем бы он ни был, – это тот самый постоянный спекулянт, которого каждый жокей тайно использует для ставок на своих лошадей, что этот человек, вероятно, пробирался через букмекерскую контору в Джерраме, имея свои тридцать или сорок фунтов на Стерни, и что теперь, когда он, Августин, признал себя банкротом, спекулянт выйдет на открытое обсуждение и получит всё самое лучшее на рынке. Он догадывается, что причина, по которой Гарольд оставался с ним все эти годы, не в том, что Гарольд предан владельцу-тренеру Клементии, а просто в том, что жокей и его тайный спекулянт ждали возможности получить свою долю от любого победителя, которого ему, Августину, удастся обучить. Он говорит Гарольду:

Передайте своему человеку, что он может пойти с нами, когда Стерни выйдет на следующий старт, но не нужно, чтобы он бросал мне что-то – я уверен, что смогу собрать деньги на свою собственную солидную ставку. Несколько дней спустя Августин снова ведёт Клемента на холм к Риордансу. Ещё до того, как он увидел высокие тёмно-зелёные кипарисовые бастионы и сложные гребни и долины крыши, Августин знал, что не посмеет снова попросить Стэна поставить на Стерни. Дойдя до ворот, он увидел машину Мендосы, припаркованную снаружи, и с облегчением подумал, что Стэн не сможет говорить о долгах и займах в присутствии третьего человека. Августин оставил Клемента бродить по низкой ограде вокруг затонувшего сада и пруда с рыбками. Мальчик отправился на поиски.

Тереза Риордан и Пэт Мендоса, но находит только девочку Мендосу. Она одна в папоротниковой роще, раскладывая группы маленьких белых камней или жемчужин из сломанного ожерелья, чтобы изобразить птичьи яйца в хорошо спрятанных гнездах. Она сообщает Клементу, что Тереза вернётся с урока музыки только к обеду. Он спрашивает, интересуются ли она птицами и их гнёздами, и она отвечает, что не прочь стать птицей, потому что тогда она могла бы жить с мужем на тенистом дереве возле чьего-нибудь дома и наблюдать за людьми в ванной или спальне, но никто не мог бы увидеть, что она делает в своём гнезде.

Клемент рассказывает ей, что всегда очень интересовался птицами, потому что они не обращают внимания на дороги и заборы, путешествуют, куда им вздумается, и прокладывают себе дорогу, пока не найдут безопасное место, где люди каждый день ходят туда-сюда, но никогда не догадываются, кто живёт где-то неподалёку. Она говорит: «Я и не знала, что тебя так интересуют девчачьи игры. Единственный другой мальчик, которого я знаю, похожий на тебя, – это тот, кого ты, вероятно, никогда не видел».

Клемент говорит: «Сильверстоун». Она говорит: «Всё верно, его любимой игрой было прятать некоторые из своих сокровищ и говорить, что никто не сможет их найти, кроме любимого человека. Иногда он говорил, что может стать невидимым и найти все сокровища, которые спрятал любимый человек. И, кстати, я до сих пор не исполнил все твои три желания, не так ли? Если пообещаешь держать пасть на замке, я прокрадусь внутрь и достану ту жестянку Терезы, которую ты всё время называешь «Лисьей долиной». Она заходит в дом Риорданса, возвращается с жестянкой, спрятанной под платьем, и говорит: «Я посчитаю до ста, пока ты будешь в ней смотреть», и прослежу, чтобы ты всё вернул на место, иначе Тереза узнает и больше никогда со мной не заговорит». Он легко открывает жестянку и сначала находит иконку, изображающую маленькую девочку или мальчика, взбирающегося на алтарь, чтобы добраться до дарохранительницы и поговорить с младенцем Иисусом в Святых Дарах. На обороте иконы мелким аккуратным почерком написано: « А». Счастливого и святого Рождества маленькой Терезе от сестры М. Филомены. Он мельком заглядывает в конверт, полный открыток. Под конвертом – сломанные чётки с бусинами «Богородица» из полупрозрачного голубого материала и «Отче наш», похожими на отполированные осколки жемчужно-белого камня. По углам жестянки лежат крошечные разноцветные камешки, некоторые из которых немного похожи на молочные камни. В стеклянной трубке, в которой когда-то хранились таблички для праздничных подарков, – несколько крупинок чистого золота, вероятно, из заброшенных раскопок вокруг Бассетта. Между листами папиросной бумаги завернуты несколько коричневых хрупких лепестков какого-то цветка, который Климент не узнает. На пожелтевшем газетном листке написано: « Знаете ли вы?» Обруч и мяч – эти…

популярные современные игрушки, как известно, использовались детьми в древности Египет. Джудит Кеннеди, 9 лет, из Шихан-стрит-Бассетт, получает синюю награду. Сертификат. Клемент собирается открыть маленький блокнот в синей обложке с надписью детским почерком « Мои истинные секреты», когда Патрисия Мендоса подходит к нему сзади и говорит: «Время вышло, отдай и убедись, что все сложено на своих местах». Он расставляет вещи в том порядке, в котором, по его мнению, они находятся, и передает жестяную банку девушке Мендосе. Она говорит: «Твоя задача – вернуть жестяную банку в комнату Терезы, а мне нужно поговорить с миссис Риордан и взрослой женщиной, которая только что пришла в гости к Риорданам». Клемент держит жестяную банку за спиной и один идет в дом. Он добирается до двери Терезы незамеченным, но не решается войти. Он толкает жестяную банку на несколько футов в комнату и оставляет ее там. Он знает, что Тереза никогда больше не заговорит с ним, если узнает, что он заглянул в ее Лисью Долину, но он подозревает, что Патрисия Мендоса могла обмануть его и подложила в жестянку какие-то бесполезные мелочи, прежде чем принесла ее ему, и что настоящие секреты Лисьей Долины спрятаны там, где он никогда их не найдет, в месте, похожем на занавешенную шелком дарохранительницу, к которой невинные дети, никогда не чувствовавшие липких рук других людей, ощупывающих, мнущих и щипающих между ног, могут взобраться на алтарь, белый, как редчайшие молочные камни, открывающий тем, к чьим невинным языкам они прижимаются, тропинку, вымощенную фотографиями, которые монахини, матери и тетушки год за годом дарят своим любимым детям, чтобы те думали о святых вещах, которая ведет мимо решетки, в которой решетка темно-зеленая, как те немногие сады, которые – все, что они хотят помнить о своих путешествиях по засушливому городу, в то время как золотое поле, которое она закрывает, – это все, что осталось от улиц что им никогда не приходилось идти из конца в конец, размышляя о том, какое утешение или откровение может скрываться за пределами их привычного пути. Он ждёт отца у ворот дома Риордан и размышляет, стоит ли ему начинать всё сначала – искать настоящую Лисью Долину или нечто подобное, что скрывает не Тереза Риордан, а какая-то другая девушка. Августин идёт по тропинке, берёт мальчика за руку и говорит: «Что ж, мы не получили того, за чем пришли, но, возможно, в конечном счёте так и было лучше, ведь теперь мы все предоставлены сами себе в последней битве».

Августин отдает свои последние три фунта Стерни

Августин выставляет Стерни на участие в гандикапе «Пабликанс» в Сент-Эндрюсе. Он просит Гарольда Мойя позаботиться о том, чтобы его друг, занимающийся скачками на плоскодонке, приехал в Сент-Эндрюс с как можно большей суммой наличных, поскольку комиссионные за конюшню могут составить всего лишь горстку мелочи. За несколько дней до скачек в Сент-Эндрюсе Августин раскладывает на кухонном столе карту Виктории. Он узнаёт, что поездка в Сент-Эндрюс станет самым долгим путешествием в его жизни – из Бассета на скачки на севере.

Августина, Гарольда Мойя и Стерни везёт из Бассета в Сент-Эндрюс человек по имени Айвен Маккаскилл. С ним его подруга Рита. Несколько раз во время долгого путешествия между загонами, такими широкими, что целые системы невысоких холмов поднимаются и снова опускаются за их далеко простирающимися оградами, Августин искоса смотрит на Риту, которая уже немолода и пухленькая, но всё ещё привлекательна. Он видит обручальное кольцо на её пальце и гадает, чьей женой она является или была когда-то. Он замечает на её груди, над подолю платья, дугу бледных веснушек, которая, по его мнению, должна доходить до самых грудей. Он вспоминает, что две недели молился Пресвятой Богородице, прося её о том, чтобы Стерни добился успеха в борьбе за титул публиканцев.

Гандикап в Сент-Эндрюсе и сожаление, что Маккаскилл, вероятно, потратит большую часть своего выигрыша на пиво, крепкий алкоголь и сигареты, чтобы одурманить себя, прежде чем он приблизится ближе к краю веснушек. На главной улице Сент-Эндрюса Маккаскилл останавливает машину, и Августин подходит посмотреть на Стерни в машине позади него. Остальные трое идут к веранде отеля. Маккаскилл смеётся и говорит: «Не могу встретить день скачек без чего-то крепкого и влажного внутри». Августин следует за ними внутрь. В зале, где они сидят, почти темно. Женщина по имени Рита ловит на себе взгляд Августина. Она добродушно улыбается и говорит: «Наверное, ты, должно быть, нервничаешь в такой день, когда на кону так много». Августин ёрзает на стуле, смотрит на Гарольда и говорит: «Ах, когда ты занимаешься этим так долго, как я, ты теряешь всякую волю в своих нервах», и спрашивает себя, не звучит ли он невежливо. Маккаскилл спрашивает: «Что будете пить, джентльмены?» Гарольд говорит: «Лучше сделай мне шанди, Иван, чтобы я мог отпраздновать с чем-нибудь покрепче, когда закончу свой рабочий день».

Августин говорит: «Сделай мне лимонно-соковый коктейль», и спрашивает, восхищается ли женщина его непьющим поведением. Рита молчит, но Маккаскилл приносит ей стакан пива. Маккаскилл тут же осушает половину стакана и тихо говорит Августину: «Ты здесь главный, Гас, какие у тебя инструкции по ставкам?» Августин смотрит на женщину и говорит:

– Рита тоже будет нам помогать? Маккаскилл смеётся и говорит: – Какой вопрос!

– она наш мозг – мы работаем как команда. Женщина снова улыбается Августину. Августин говорит – ну, как Гарольд, вероятно, сказал тебе, у меня не так много денег для себя – я коплю деньги на большую ставку в Мельбурне скоро. Он понимает, что ему не верят. Он говорит – вы радуйтесь тому, что у вас есть, но мой опыт подсказывает мне, что вы, вероятно, получите восемь или даже десять к одному, если на поле будет больше полудюжины участников – вы понимаете, что лошадь все еще девственница? Маккаскилл говорит – мы достаточно знаем о нем, чтобы быть уверенными, и мы не забудем тебя после скачек, Гас. Августин предполагает, что Гарольд Мой месяцами информировал их о Стерни и его способностях. Гарольд встает, чтобы купить еще выпивку. Августин говорит – я посижу на своем сквош, спасибо, Гарольд.

Маккаскилл говорит: «Мы расстанемся, как только доберёмся до трассы, – вы с Гарольдом можете вести себя так, будто вам с нами не место». Августин говорит: «Да, это разумно». Женщина спрашивает: «Твоя жена тоже увлекается гонками, Гас?»

Августин говорит, что, по сути, нет, дома у неё столько всего интересного, что она редко приходит. Он встаёт, чтобы заказать третью порцию выпивки.

Когда он проходит позади женщины, она подносит руку к лицу так, что ее рука прикрывает переднюю часть платья, которое сползло с ее тела.

Стоя в баре отеля, Августин размышляет о том, что подумал бы Лен Гудчайлд, увидев его утром в день скачек, когда нужно было решить важные дела и выпить в пабе с такими бедняками, как Маккаскилл и его подруга, после всех лет, что он держался в стороне от скаковой чепухи. Большую часть дня Августин проводит со Стерни в деннике. Когда начинаются ставки на победу Стерни, он оставляет лошадь и ставит тридцать фунтов к трем на Стерни, стыдясь своей жалкой ставки и надеясь, что никто на ринге не узнает в нем владельца-тренера. Встретив Гарольда Мойя на конном манеже, он говорит: