Текст книги "Как поцеловать кинозвезду (ЛП)"

Автор книги: Дженни Проктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Но я ведь была собой рядом с Флинтом. Одетой в то, что действительно моё. Он мало знает о моей работе, но он знает, что я была готова пробраться на его участок, замаскировавшись под куст.

Он может... правда испытывать ко мне чувства?

Или это часть спектакля?

В любом случае, не должно иметь значения. Флинт – кинозвезда. Я знаю, какая у него жизнь. Мне нельзя влюбляться в него.

И это проблема.

Потому что, похоже, я уже влюблена.

Глава 18

Флинт

Я ждал Одри несколько часов, предвкушая её приход, и всё равно оказался совершенно не готов к тому, что она появится на моём пороге – как видение, будто сошедшее с картинки в моих самых личных фантазиях.

Впервые я увидел её возле магазина Feed ’n Seed и сразу заметил. Особенно глаза.

Потом мы познакомились, я узнал её поближе, и она только стала привлекательнее. Даже в своих карго и футболках, с волосами, стянутыми в практичный хвост, с чистым, ничем не накрашенным лицом. Даже когда она была наряжена в куст – я находил её милой.

Но сейчас?

Я не знаю, что думать. Как дышать.

Я уж точно не знаю, как говорить.

– Привет, – хриплю я, всё ещё держась за дверную ручку. – Ты выглядишь... Вау.

Я выгляжу полным идиотом, и мне плевать. Любой мужчина на моём месте чувствовал бы то же.

Одри поднимает руку к своим распущенным волосам, пробегает пальцами по блестящим прядям. Глаза опускаются вниз, будто она нервничает или, по крайней мере, чувствует себя не в своей тарелке. Я стараюсь взять себя в руки. Последнее, чего бы мне хотелось, – чтобы она подумала, будто внимание она заслужила только благодаря новой причёске и платью.

– Это не значит, что... Я имею в виду, ты всегда выглядела... – О боже. Стоп! Отбой! Всё идёт не туда. – Я просто хотел сказать, что ты красивая. Вот и всё.

Я наконец отхожу от двери и машу рукой в сторону дома.

– Заходи.

Она следует за мной в гостиную и бросает сумку на кресло. Опускает руки к подолу платья, разглаживая его, и я стараюсь смотреть только на её лицо, а не на длинные стройные ноги.

– Можешь сказать, что я выгляжу по-другому, – говорит она, поднимая взгляд. – Я видела себя в зеркале, Флинт. – Она смотрит на платье, разводит руки в стороны, чуть приподнимая их. – Довольно радикальное преображение, да?

Я засовываю руки в карманы.

– Ты выглядишь великолепно. Правда.

Она закатывает глаза.

– Ты просто говоришь так, потому что обязан.

– С чего бы это?

Она машет руками в воздухе, будто подчёркивая очевидное.

– Ну, ты знаешь. Вся эта история с фальшивой девушкой. Спектакль. Сказать мне, что я красива, – это же как бы твоя роль.

Я приподнимаю брови и оглядываюсь по сторонам.

– Здесь больше никого нет, Одри.

Она с лёгким, почти обиженным вздохом опускается на диван.

– Я знаю. Но я подумала, что ты, может, ну... репетируешь?

Я сажусь на другой край дивана, разворачиваясь к ней.

– Есть, конечно, вещи, которые стоит отрепетировать, – говорю я, наклоняясь вперёд, сцепив пальцы и опершись локтями о колени. – Но, Одри, если мы наедине, если нас никто не видит и не слышит, для меня важно, чтобы ты знала: я не стану тебе врать. Не буду притворяться.

Она кивает и прикусывает губу.

– Хорошо. Это важно знать.

– Я правда считаю, что ты сейчас выглядишь прекрасно.

Она глубоко вздыхает.

– У меня до сих пор болят брови после всех пыток в салоне. Удивительно, что они вообще на месте.

Я улыбаюсь.

– Тебе станет легче или хуже от того, что я считал тебя красивой и до этого?

Она поднимает одну из безупречно оформленных бровей.

– Ты серьёзно? Даже когда я была в своей шляпе-кусту?

– Особенно тогда.

Она качает головой, поднимает руки к щекам.

– Такое ощущение, будто с тех пор прошла целая жизнь. Столько всего произошло. Ну, у меня, по крайней мере. У тебя, наверное, всё по-прежнему?

Я долго смотрю ей в глаза.

– Нет, у меня тоже всё изменилось.

В её взгляде – вопрос, и как бы мне ни хотелось, я не могу на него ответить. Я и сам не до конца понимаю, что происходит между нами. Знаю только, что мне нравится сидеть напротив неё.

– Флинт, спасибо за сегодняшний день, – говорит она тихо. – Это было как волшебство. И твоя семья – потрясающая.

Грудь наполняется теплом.

– Пожалуйста. Я рад, что тебе понравилось.

Пальцы подрагивают от желания прикоснуться к ней, и я сжимаю кулаки. Если так и дальше пойдёт, мне придётся сесть на руки.

– Ну что, – говорит она наконец, обхватив колени, – фото сделаем сначала?

– Точно. Да. Давай.

Я беру телефон со стола, благодарный за возможность хоть на что-то направить энергию.

Сейчас чуть больше восьми, и солнце только что скрылось, оставив в небе алые, жёлтые и оранжевые полосы.

– Сейчас, наверное, как раз идеальное время. Посмотри на это небо.

Одри подходит к окну.

– Красота.

– Подожди. Стой так. Можно я тебя сфотографирую?

Она оборачивается через плечо, губы чуть приподнимаются в мягкой улыбке.

Моё сердце, кажется, выпрыгнуло из груди и упало на пол.

– Смотреть в окно? – уточняет она, поворачиваясь обратно к закату.

– Именно.

Я смотрю на неё. Она поднимает руку, откидывая волосы набок, открывая длинную линию шеи. Одна рука покоится на голове, волосы струятся вниз – и я делаю снимок. Когда смотрю на фото, мне хочется рассмеяться. При таком свете, на фоне заката и гор, с её силуэтом в оконной раме – это выглядит как обложка журнала.

Я подхожу, показываю ей снимок.

– Ты прирождённая модель.

Она берёт телефон.

– Что? Это не я. Как ты вообще так снял?

– Это ты всё сделала. Я только кнопку нажал, – говорю я, забирая телефон. Открываю Инстаграм. – Можно выложу?

Она кивает, и я публикую фото, озвучивая подпись.

– «Наслаждаюсь видом, как она наслаждается видом...» – Показываю экран. – Подходит?

Она тихо смеётся.

– Мне нравится игра слов.

Она облизывает губы, и я заставляю себя отвести взгляд. Нельзя думать о поцелуях. Не сейчас, когда нам ещё столько надо обсудить. В том числе – поцелуи. Согласится ли она? И хочу ли я, если это будет не по-настоящему?

– Готово. – Я бросаю телефон в кресло, решив больше его не трогать. Саймон увидит пост и сам разберётся с реакцией. Пока моя часть выполнена.

– Что теперь? – спрашивает Одри.

– Теперь – детали.

Она кивает и возвращается со мной на диван. Я начинаю с расписания, используя схему, которую принесла Джони. Сейчас план такой: мы летим в Лос-Анджелес вместе и появляемся в аэропорту, держась за руки. Саймон предупредит пару папарацци о нашем прибытии, чтобы пресса отметила, что я прилетел не один. С утра начнётся пресс-тур – серия интервью, вечером – премьера, а на следующее утро – обсуждение с участием всего актёрского состава в UCLA, куда будет допущена пресса.

– Во время пресс-тура ты тоже будешь рядом, – говорю. – Чтобы журналисты тебя видели, но на камеру ты попадать не будешь. Я не буду напрямую говорить о наших отношениях, но мы дадим понять своим поведением, что мы вместе.

– Ага. Только... что именно это значит? Как мы это покажем? – Она теребит край платья, складывая его гармошкой, а потом разглаживая.

Я жду, чувствуя, что она хочет что-то сказать, но слова так и не приходят.

– Эй, – говорю я, касаясь её колена. Пальцы задерживаются достаточно, чтобы я успел ощутить, насколько мягкая у неё кожа. – Не обязательно всё должно быть так. Если тебе что-то некомфортно, это сразу исключается. Ты можешь сказать, что вообще передумала, и я приму это – без вопросов.

Она тихо смеётся.

– Ты сегодня потратил на меня миллиард долларов. Я уже не отступлюсь.

– Ну, не совсем миллиард. Но ладно. Тогда скажи, как тебе будет удобно.

Она долго молчит, а потом встаёт и протягивает мне руку.

Я вкладываю пальцы в её ладонь, и она тянет меня на ноги. Мы оказываемся прямо друг напротив друга, между нами не больше тридцати сантиметров.

– Покажешь? – спрашивает она тихо. – Если я просто начну представлять, как это будет, то моя фантазия уведёт меня куда-нибудь не туда, в какую-нибудь неловкость. А если ты покажешь, я буду точно знать, чего ожидать.

– Показать, как мы будем касаться друг друга?

Она кивает, серьёзная. Если бы это была любая другая женщина, я бы мог подумать, что она просто ловит момент. Но Одри не играет. Ей действительно нужно это понять. А может, не просто нужно – необходимо.

Я беру её руки в свои, переплетаю пальцы.

– Мы можем держаться вот так, – говорю я, понижая голос. – И когда мы рядом, будем стоять близко, будто нас постоянно тянет друг к другу какой-то магнит.

Это ощущение совсем несложно представить, потому что я и вправду каждый раз это чувствую, когда Одри рядом. Но вслух я этого не говорю. Что-то подсказывает: такая правда только напугает её и заставит бежать.

– Хорошо, а ещё? – спрашивает она.

Я поднимаю её руку и кладу на свою грудь, прямо над сердцем.

– Ты можешь положить сюда ладонь во время разговора. Или, например, на плечо.

Она двигает руку вверх, потом дальше – к шее, и пальцы запутываются в моих волосах.

– А так? – шепчет она.

Я сглатываю, ощущая ком в горле.

– Да... так подойдёт.

Я кладу свободную руку ей на талию, скольжу к пояснице и притягиваю к себе. Она отпускает мою руку и обхватывает меня за плечи, сцепив пальцы у меня за шеей.

Мы стоим так близко, что тела почти соприкасаются. Я на грани.

Она – всё, что я вижу. Всё, что чувствую. Всё, чем дышу.

Я хочу её.

Это чувство яркое, обжигающее, как бушующий пожар. Но сразу же оседает где-то глубоко в груди, наполняя меня пугающей уверенностью.

Я хочу её. Но больше того – мне правильно её хотеть. Держать её так в объятиях.

Это ощущается как нечто настоящее. Как будто мы предназначены быть вместе.

Одри поднимает на меня глаза. Я не разбираюсь в макияже, но что бы она ни нанесла, это заставляет её глаза казаться вдвое больше. Вдвое голубее.

– Мне придётся тебя поцеловать? – спрашивает она. – Это будет частью спектакля?

Если такое возможно, сердце начинает стучать ещё сильнее.

– Ты не против?

Она прикусывает губу, взгляд падает вниз, на щеках появляется лёгкий румянец.

– Я не умею целовать кинозвёзд, Флинт.

Я сильнее прижимаю её к себе, и она уступает, её тело расслабляется в моих руках.

– Не думай обо мне так. Просто представь, что я парень, который любит ухаживать за двором, копаться в саду и проводить время с братьями и сёстрами. Дядя, который обожает племянников. Сын, который каждую неделю звонит маме.

Она смотрит на мои губы, но я не двигаюсь. В её взгляде – вопрос. У меня его нет. Я готов. Готов поцеловать её по-настоящему. Но если это случится, то только потому, что она этого захочет. Потому что выберет это сама.

Она подаётся вперёд, голова чуть наклоняется, и я тоже тянусь к ней. Наши носы едва касаются друг друга… Но вдруг она резко вдыхает, отстраняется, руки соскальзывают, и она отходит, поворачивается и начинает шагать по комнате, прижав ладонь к животу.

Она резко разворачивается, в глазах – пламя.

– Что мы делаем, Флинт? Что это было?

Она качает головой, будто пытается разобраться в происходящем, но потом из неё начинают вырываться слова.

– Мы репетировали. Ты показывал мне, как всё будет, когда мы будем притворяться парой. – Она упирает руки в бока. – А потом мы чуть не... и мы не можем. Это не...

Она снова опирается руками в бока. Я чувствую, что бы она ни пыталась сказать, мне нужно подождать. Дать ей дойти до конца.

– Ты говоришь мне думать о тебе как о простом парне, но это же не обычная ситуация. Мы едем в Голливуд, чтобы я красовалась на красной дорожке как твоя фальшивая девушка. В этом нет ничего обычного.

Я упираюсь ладонями в спинку дивана. Она права. Но почти-поцелуй не был притворством. По крайней мере, не для меня.

– Я знаю, что ты не просто кинозвезда. Знаю, – говорит она. – Но я должна думать о тебе так. Это единственный способ защититься.

Плечи её опускаются, она обхватывает себя руками, будто сдерживая что-то внутри. Я едва сдерживаюсь, чтобы не подойти и не заключить её в настоящее объятие. Но её слова останавливают меня.

Она хочет защититься? От меня? От чувств ко мне?

– У тебя пятьдесят шесть миллионов подписчиков в Инстаграме, Флинт, – продолжает она. – Куда бы ты ни пошёл – тебя узнают.

– Это правда, – медленно говорю я. – Но, Одри, это не всё, кем я являюсь.

Я морщусь, потому что даже мне эти слова кажутся фальшивыми. Я не люблю это, но это всё равно часть правды – нравится мне это или нет.

– Это не всё, чем я являюсь, – поправляюсь я, но и эта версия кажется недостаточной.

– Я понимаю, – тихо говорит она. – И верю тебе. Но это не меняет реальность. Люди, папарацци, внимание. Я вчера смотрела видео. Интервью с тобой. Эти толпы, как все орут, как пытаются привлечь твоё внимание. Я не понимаю, как ты это выдерживаешь. Я справлюсь с премьерой. Потому что буду знать, чего ждать. Знать, на что иду. Но потом мне, наверное, неделя потребуется, чтобы отойти. Ты сам увидишь. Я не... не приспособлена к такому.

Я всю жизнь изучаю язык тела – малейшие движения, тонкие сигналы, которые говорят в десятки раз больше, чем любые слова. И сейчас язык тела Одри кричит: она боится.

Но чего она боится? Моих фанатов? Моих чувств? Или своих собственных?

– Ты не готова к настоящим отношениям? – осторожно спрашиваю я, стараясь понять, о чём речь.

Она пожимает плечами.

– Я ошиблась? То, что было между нами... почти поцелуй. Это не казалось притворством.

И то, что она признаёт это – не отступает, не отрицает – только заставляет меня хотеть её ещё сильнее. И это паршиво, потому что она как раз говорит, что, несмотря на всё это, она не хочет нам давать шанс.

Но и отрицать я не стану. Я чувствую то же самое.

– Это тоже не казалось фальшивым для меня, – говорю я, усаживаясь на диван. – И что нам теперь делать?

Она садится рядом.

– Мы справляемся с премьерой. Играем свои роли. Затыкаем Клэр. Спасаем твой фильм.

Я киваю, усмехаясь её честному резюме. Наклоняюсь вперёд, локти на коленях.

– А потом?

Она снова пожимает плечами.

– Всё возвращается на круги своя. Ты – в свою жизнь. Я – в свою.

– А белки? Ты больше не приедешь их проведать?

Она тяжело вздыхает.

– Я не говорю, что мы больше никогда не увидимся. Просто... мы не можем. Я не хочу...

Я кладу руку ей на колено.

– Эй. Всё в порядке, – мягко говорю я. – Я понимаю.

Она поднимает глаза.

– Правда понимаешь?

– Я никогда не буду настаивать на том, чего ты не хочешь, Одри. Это не моя цель.

Она обхватывает себя руками, и мне даже кажется, что на её лице мелькает тень... разочарования?

– Это хорошо. Здорово, – говорит она. – Я это ценю.

– Ты уверена, что по-прежнему хочешь поехать со мной в Калифорнию?

Она кивает.

– Конечно. Я же дала обещание. И всё, что... – Она делает неопределённый жест рукой, и я замечаю, как дрожат её пальцы. – Все эти прикосновения. Всё это – нормально. – Она поднимает подбородок. – И поцелуи тоже, если понадобится. Я могу... мы можем... как потребуется.

– Не думаю, что это обязательно, – говорю я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало разочарование. – Но, возможно, это поможет.

– Значит, включим в план, – отвечает она, и голос её становится всё более деловым.

Если бы я мог заглянуть в её голову, то, наверное, увидел бы армию строителей, возводящих кирпичную стену – толстую, неприступную, с единственной целью: отгородить меня от Одри.

И тут до меня доходит: даже если она согласна, я не хочу целовать её просто ради притворства. Потому что теперь, когда я действительно хочу её поцеловать, всё, что не по-настоящему, кажется дешёвым. И даже жестоким. Нет ничего хуже, чем получить крошечную толику того, чего ты по-настоящему хочешь, зная, что больше тебе не светит.

– Только если это будет абсолютно необходимо, – говорю я, уже зная, что сделаю всё, чтобы этого не понадобилось.

Потому что, если коротко, я слишком сильно к ней привязался.

Между нами повисает долгая, неловкая тишина. Настолько неловкая, что я почти уверен: вот-вот Одри сорвётся и сбежит. У нас ужин на кухне, фильм готов к просмотру. Но что-то подсказывает – она не останется. Не если я срочно не вырулю разговор обратно в зону дружеского общения.

Часть меня хочет просто отпустить её. Устроить себе вечер самобичевания, зализывать раны. Я не признался ей прямо в своих чувствах, но намекнул достаточно ясно.

Но другая часть – возможно, глупая – хочет, чтобы она осталась. Этот дом – большой, пустой и одинокий. А мне нравится её компания. Просто нужно сменить угол зрения. Как-то выбить её обратно в категорию «друг».

Придётся сыграть роль. К счастью, у меня есть опыт.

Я встряхиваю плечами, легко задеваю её колено своим и заставляю себя улыбнуться дружелюбно и беззаботно.

– Эй, – говорю я, мягко сжав её плечи, а потом убирая руки. – Всё в порядке. Я в порядке. Благодарен тебе, что согласилась, и рад, что мы делаем это как друзья.

Я смотрю ей в глаза.

– Просто друзья.

– Думаю, это лучший вариант, – тихо говорит она. – Я рада, что ты понял.

Я пожимаю плечом.

– На самом деле, ты, наверное, права. Наши жизни слишком разные. Мы, скорее всего, избавим себя от кучи проблем, если определим всё сейчас.

Она кивает, но при этом всё ещё хмурится.

– Да. Конечно.

Я поворачиваюсь к кухне.

– Я же обещал тебе ужин. Останешься? Я подумал, что мы можем поесть и посмотреть кино.

На её лице мелькает сомнение, взгляд скользит к входной двери, а потом снова возвращается ко мне.

– Как друзья, Одри. Обещаю. Никаких скрытых мотивов. Мне просто приятно с тобой, и я бы хотел, чтобы ты осталась.

И я произношу это настолько убедительно, что почти сам в это верю.

Почти.

Но этого недостаточно. Я должен поверить в это сам. Найти способ быть довольным тем, что Одри – просто подруга.

Она кивает.

– Хорошо. Мне бы этого хотелось. Мне нравится, как звучит «друзья».

Я веду её на кухню, готов – пусть и не в восторге – принять новые правила игры. Сначала всё немного напряжённо, но потом мы оба расслабляемся и снова входим в ту лёгкую, живую динамику, какая была у нас у бассейна. Разговор идёт легко, между нами летит энергия, и Одри часто улыбается – искренне и беззаботно.

Мы едим, сидя за островом на кухне, наши колени почти соприкасаются под столешницей, и каждый раз, когда Одри встаёт – за салфеткой, налить воды, взять ещё хлеба – она обязательно касается моего плеча. Я даже не уверен, осознаёт ли она это. Но одно я знаю точно – это подтверждает моё предыдущее предположение. Она, возможно, боится. Возможно, борется с тем, что между нами.

Но оно есть.

Она тоже это чувствует.

И это наполняет меня очень сильным и очень опасным чувством.

Надеждой.

Глава 19

Одри

Я даже не понимаю, что со мной случилось.

Ещё секунду назад я была в нескольких сантиметрах от того, чтобы поцеловать Флинта Хоторна, от того, чтобы позволить сердцу поддаться всему, что между нами происходило. А в следующую – меня накрыла почти слепящая паника.

Перед глазами сразу возникло будущее, в котором нас с Флинтом преследуют фотографы, выныривающие из-за каждого угла. Поклонники, которые будут с ним разговаривать, касаться его, писать фанфики о нём. Потом я начала думать, что эти фанаты подумают обо мне. Будут ли они меня осуждать? Критиковать мою причёску? Мой гардероб? Мой выбор карьеры? Станут ли рыться в моих старых фотографиях из школьного альбома и задаваться вопросом, как такой, как Флинт Хоторн, вообще может встречаться с такой полной занудой?

Одна мысль о всём этом внимании, о всём этом шуме в моей жизни – и мне стало невыносимо.

Так что я отстранилась.

И это было правильно.

Правда ведь?

Я не хочу встречаться с мужчиной, чьё лицо Энн из местного магазина Feed ’n Seed решила поместить на печенье.

Я хочу обычную жизнь. Простую жизнь.

Да, ладно. В субботу вечером мне действительно понравилось. Особенно после того, как мы решили, что никаких поцелуев не будет.

Мы поужинали, смеялись, болтали больше часа, прежде чем устроились смотреть фильм – драму о биологе, оказавшейся в ловушке в Амазонии и выжившей в одиночку три недели до спасения.

Флинт оказался прав. Мне правда понравился фильм. От начала и до конца. Он был глубоким и познавательным и, как показали мои поиски после возвращения домой, в целом исторически достоверным. Я, конечно, ещё не киноман, но, пожалуй, готова признать, что в мире есть фильмы, которые не тратят моё время впустую.

Хотя, если честно, я бы могла просидеть на диване и смотреть «Улицу Сезам» два часа, лишь бы Флинт был рядом.

И именно поэтому всё это так сложно.

Я не хочу, чтобы он мне нравился.

Мне не должно нравиться быть с ним.

Всё логичное, разумное и здравое во мне твердит, что влюбиться в него – плохая идея.

Но он мне нравится. И когда я рядом с ним, никакие разумные доводы уже не имеют значения.

С тех пор, как прошла та суббота, я видела его уже раз шесть, и не надо меня осуждать, белки действительно очень интересные, и с каждым разом мне всё труднее воспринимать его как просто знаменитость. Ну ладно, не совсем обычного, он слишком обаятелен для этого. Обаятельный, красивый, остроумный, внимательный. В общем, почти идеальный. А «идеальный» и «обычный» как-то не очень сочетаются. Но я к тому, что с ним рядом забываешь, кто он. Он не ведёт себя как звезда. По крайней мере, не со мной.

Я застёгиваю последний чемодан и ставлю его у двери. Джони приходила с утра помочь собрать вещи, и, честно говоря, она напихала мне гораздо больше, чем, как мне кажется, мне понадобится. Единственное, что я не укладывала сама, – это платье для премьеры. Реми пообещала, что оно будет выглажено, идеально висеть в моём гостиничном номере к моменту прибытия.

Мои сёстры умилялись моему новому гардеробу несколько часов подряд, умоляя и торгуясь за право первыми примерить то, что им особенно приглянулось. Я выше их, у меня пошире плечи и грудь побольше, но несколько платьев и парочка жакетов подойдут и им.

Хотя, если честно, им и уговаривать особо не пришлось. Я же не собираюсь в этих нарядах по лесу бегать. По крайней мере, не после выходных. Мои аспиранты и лесничие, с которыми я делю лабораторию, вообще не интересуются, что я ношу на работу.

И белкам всё равно.

Мне просто нужно пережить эти несколько дней. Посетить мероприятия. Сыграть роль с Флинтом. А потом вернуться в Силвер-Крик. В свою нормальную жизнь, в свой нормальный город.

Давайте не будем говорить о том, что я, скорее всего, всё равно ещё увижу Флинта после этих выходных. Он ведь здесь живёт. А я в лесу провожу половину времени – так что шанс столкнуться остаётся.

Но он не останется в Силвер-Крике навсегда. В конце концов, у него будет новый фильм. Он улетит куда-нибудь далеко, например в Бразилию, и влюбится в эффектную девушку, которая обожает свет софитов и с радостью проведёт остаток жизни, купаясь в его славе.

По венам прокатывается неприятная волна ревности. Что просто нелепо. Я ведь даже не должна к нему ничего чувствовать и уже ревную к женщине, которую сама же и выдумала?

Кажется, у меня всё хуже, чем я думала.

– Ты готова? – спрашивает Саммер, заглянув в мою комнату. – Флинт уже подъехал.

– Он за рулём?

– Ага. В своей красивой машине. И, кажется, один.

– Но мы ведь не вдвоём летим… Странно.

Саммер пожимает плечами.

– Может, вы встретитесь с остальными в аэропорту?

Она говорит о его команде так буднично, словно это самое обычное дело – путешествовать с сопровождающими. За неделю, что прошла после ужина с Флинтом – или, как любит мне напоминать моё строптивое тело, «той ночи, когда мы почти поцеловались», – мои сёстры, кажется, свыклись с тем, что я провожу столько времени с кинозвездой. Или просто устали от того, что я каждый раз пресекаю любые разговоры на эту тему.

Как бы то ни было, я рада, что сегодня всё выглядит как обычный день. Я просто еду в аэропорт. И всё.

– Я готова, – говорю я, подхватывая свою сумку через плечо – мягчайшее чудо, купленное в Нью-Йорке.

Я согласилась добавить её к покупке только потому, что она из веганской кожи. Я не против натуральной кожи. Но я, пожалуй, против кожи за две тысячи долларов. Эта стоила в разы меньше, но при этом такая же мягкая, роскошная, и, что приятно, ещё и удобная. Достаточно большая, чтобы уместить книгу, бутылку воды и iPad – вдруг мне захочется поработать или провести пару исследований в дороге.

Саммер берёт мой чемодан (да, он тоже новый – и да, знаю, это глупо, не осуждайте), а я подхватываю ручную кладь и иду за ней в гостиную. К тому моменту, как мы открываем дверь, Флинт уже на крыльце.

Саммер тихонько ахает, когда он ей улыбается.

– Саммер? – спрашивает он, явно угадывая. Вряд ли он может отличить моих сестёр друг от друга.

– Отличная попытка, – улыбается она.

– Пятьдесят на пятьдесят, – с лёгкостью отвечает он. Поворачивается ко мне. – Привет. Ты хорошо выглядишь.

– Спасибо. А Нэйт с Джони не едут?

– Они уже в аэропорту. С рейсом пересадочным что-то случилось, и Джони решила, что проще будет разобраться на месте.

– Мы летим обычным рейсом? – я слышу, как глупо и надменно это прозвучало, и едва не морщусь. Мы ведь точно не летели обычным, когда отправлялись в Нью-Йорк, так что я просто подумала, что и сейчас будет так же. – Не то чтобы я против, – быстро добавляю я. – Конечно, нет. Учитывая, что в частном самолёте я была ровно один раз, у меня нет никаких оснований что-то ожидать. Кто вообще думает, что это норма – путешествовать на частных самолётах?.. И я уже снова болтаю. Всё, молчу.

Флинт тянется к самому большому чемодану.

– Осторожно, он тяж... – начинает Саммер, но замолкает, когда Флинт с лёгкостью поднимает чемодан, будто я набила его перьями, и закидывает в кузов своего пикапа. – Или не такой уж и тяжёлый, – бормочет она себе под нос.

– Я почти всегда летаю обычными рейсами, – возвращается он за моей ручной кладью. – Всё это выбросы углекислого газа – как-то уж слишком расточительно для одного человека.

Саммер хватает меня за руку и ахает.

– Одри! Он говорит на твоём языке!

Я вырываю руку и бросаю на неё взгляд, который недвусмысленно говорит: «Ещё слово и выселю тебя из подвала». Только потому, что это проще, чем признать: тот факт, что Флинт Хоторн беспокоится об углеродных выбросах, вытворяет с моим сердцем какие-то дикие вещи.

– Частный самолёт был ради тебя, – говорит он, и Саммер мечтательно вздыхает:

– А теперь он говорит уже на моём языке.

Я подхватываю последний чемодан и иду за Флинтом.

– Передай Люси, что я сказала ей пока, – бросаю я через плечо, игнорируя последний комментарий сестры. – Я напишу вам, когда мы приземлимся.

Саммер пожимает плечами.

– Конечно. Но не переживай. Если ты не напишешь, мы просто включим TMZ (*TMZ – это известный американский тематический таблоид, сосредоточенный на сплетнях и горячих новостях из мира знаменитостей и шоу‑бизнеса.) и подождём, пока ты там появишься.

– Ти-что?

– Это такой сплет... Знаешь что, неважно. Просто напиши нам, – говорит Саммер.

Я уже пристёгнута на пассажирском сиденье, сумка у ног, прежде чем мы с Флинтом снова заговорим. Он смотрит на меня, и я протягиваю руку, касаясь его щеки.

– Прямо видно, как отрастает.

В последнее время его борода – горячая тема. Он не брился всю неделю – попытка замаскироваться для прохождения аэропорта. Сначала я не понимала, ведь весь смысл поездки, чтобы нас увидели. Но Флинт заверил меня, что узнают его в любом случае, с бородой или без.

– Многие узнают меня в любом случае, – сказал он. – Но всё равно надо как-то пройти досмотр и пройти через аэропорт, не нарвавшись на толпу. Тут главное – баланс.

– Чешется, – признаётся он. – Побреюсь, как только приедем в Лос-Анджелес.

– А мне нравится, – говорю я. – Это придаёт тебе загадочности.

Он легко улыбается.

– Братья говорят, что я выгляжу так, будто слишком стараюсь.

– Ерунда.

Он пожимает плечами, сдавая назад с подъездной дорожки.

– Они просто стараются не давать мне зазнаться.

– Ну и зря. Тебе очень идёт, – говорю я, потому что это правда. У него отличная линия подбородка, так что он в любом виде чертовски красив, но как девушка, обожающая природу, я особенно ценю этот чуть более «лесной» образ.

– Да? – Он, похоже, искренне радуется, и это удивляет, но и заставляет меня улыбнуться.

До этого лета я никогда не задумывалась о том, каково быть знаменитостью. Но после встречи с Флинтом, после того как я узнала о его славе, деньгах, бесконечном внимании к нему, я как-то автоматически решила, что он просто не может испытывать неуверенность в себе. Когда вокруг столько доказательств успеха, как можно сомневаться? Но в такие вот моменты, когда он кажется не суперзвездой, а просто человеком, становится так по-доброму на душе.

И это смешно. Потому что когда мы только познакомились, и мои сёстры пришли в дикий восторг, именно я твердилa, что он просто мужчина. И как же мало понадобилось, чтобы я забыла об этом. Один полёт на частном самолёте до Нью-Йорка и я уже тоже начала видеть в нём кинозвезду.

Неприятная мысль шевелится где-то на границе сознания.

А что, если именно это и произошло, когда я оттолкнула его в прошлые выходные? Когда остановила перед поцелуем? Что если я увидела в нём звезду, а не мужчину?

– Флинт, это тяжело? – внезапно вырывается у меня, и он бросает на меня короткий взгляд, прежде чем снова сосредоточиться на дороге.

– Что именно тяжело?

Я пожимаю плечами.

– Ну… вот так жить. Отращивать бороду, чтобы тебя не затоптали в аэропорту. Тратить кучу денег на наряды для девушки, которая только притворяется твоей?

Он улыбается.

– Боже, Одри, – говорит он с насмешкой. – Может, добавишь ещё пару деталей, чтобы я звучал совсем жалко?

Я улыбаюсь в ответ, радуясь, что он может об этом шутить.

– Если это важно, то мне правда очень нравится мой новый гардероб.

– Это действительно важно, – говорит он. – Рад, что тебе по душе.

– Хотя, должна тебя предупредить – нам придётся остаться в Калифорнии минимум на три недели, чтобы я успела надеть всё, что купила Оливия. Ну, то есть ты.

– Я так и думал. Потому и попросил сестёр поехать с тобой.

– Это было очень мило с твоей стороны. Думаю, я бы не справилась одна. Но вообще я имела в виду другое. Тяжело ли быть знаменитым?

Он пожимает плечами.

– И да, и нет. Мне, в принципе, нравится быть в центре внимания – это просто часть моей натуры. Но иногда отсутствие личного пространства достаёт. Именно поэтому я вернулся домой. В Северной Каролине всё гораздо проще, чем в Лос-Анджелес. Но я стараюсь не зацикливаться на минусах. Я занимаюсь любимым делом. Мало кто может так сказать, так что жаловаться вроде как и неправильно.

– У меня тоже так бывает на работе, – говорю я. – Один раз я с утра рано собирала пробы воды из ручья, который пересекает нижнюю часть твоего участка – ещё до того, как ты его купил – и вдруг вижу: передо мной тропу переходят лань с двумя оленятами. Солнце пробивается сквозь деревья, воздух тихий, свежий, всё вокруг спокойно… И я думаю: это же моя работа. Мне за это платят. Я чувствовала себя невероятно счастливой.