Текст книги "Как поцеловать кинозвезду (ЛП)"

Автор книги: Дженни Проктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 12

Флинт

Одри в лёгком сарафане, с открытыми плечами и распущенными по плечам волосами – это одно.

Но Одри в бикини?

Я совершенно не готов к тому, как она стягивает с себя платье и бросает его на шезлонг. Она поворачивается ко мне лицом, прижимая руки к животу, будто нервничает.

Я уставился.

Конечно, уставился. Одри – потрясающая. Я привык к женщинам, которые часами занимаются с личными тренерами, подтягивая, формируя, оттачивая. Но в Одри есть нечто иное. Не то чтобы она была менее привлекательной. Нет. Длинные ноги, мягкие линии фигуры. Просто она… настоящая.

Я отрываю взгляд, понимая, что если она заметит, как я на неё смотрю, ей станет не по себе. Поэтому делаю первое, что приходит в голову – бегу к бассейну, воплю во весь голос:

– Бомбочкой! – и прыгаю в воду.

Когда я выныриваю, Одри уже стоит у края бассейна. В руках у неё полотенце и бутылочка с солнцезащитным кремом. По выражению лица видно – она не совсем понимает, как вообще сюда попала.

Я и сам не понимаю. Но я рад, что она здесь.

Несмотря на то, что она ясно дала понять: между нами ничего настоящего не будет, я всё равно хочу её впечатлить. Очаровать. Завоевать.

Я хочу, чтобы Одри Каллахан нравился я.

Осознание того, что это не гарантировано, заводит. Это чувство – почти как наркотик.

Оно делает этот кусочек моей жизни нормальным. А сейчас мне как никогда нужна хоть капля нормальности.

Я подплываю к Одри и встаю на ногах, когда дно становится достаточно мелким. Не могу не заметить, как её взгляд скользит по моей груди и рукам, и с трудом сдерживаюсь, чтобы не напрячь мышцы. Что-то подсказывает: слишком откровенное демонстрирование точно её оттолкнёт.

Она выдавливает немного крема себе в ладонь, затем протягивает мне бутылку:

– Не хочешь быть полезным? – спрашивает. – Через пятнадцать минут без крема я превращусь в помидор.

Она втирает крем в плечи и руки, потом поворачивается спиной, приподнимая волосы.

Окей. Без проблем. Я взрослый мужик, а не четырнадцатилетний подросток, у которого гормоны бьют через край.

Я сглатываю ком в горле.

– Ну, этого мы точно не хотим. – Я выбираюсь из воды и сажусь рядом на край бассейна, вытираю руки о полотенце, которое она мне протягивает.

Протягиваю ладонь, она выдавливает в неё крем, я растираю его между руками и начинаю втирать в её спину. По коже Одри пробегает дрожь, и она выпрямляется, будто старается взять себя в руки.

Я улыбаюсь про себя, радуясь, что она тоже чувствует это напряжение. Замедляю движения, стараясь продлить прикосновения.

Одри поворачивает голову, бросая на меня взгляд через плечо.

– Ты, что, из тех счастливчиков, кто сразу загорает?

– Не сразу, – отвечаю. – Но после шести месяцев в Коста-Рике немного загорел, теперь держится. Если бы мы весь день были на солнце, я бы тоже намазался.

– Долго ты там был?

Мои руки опускаются ниже, к верхней части её плавок. Пальцы замирают, скользят к бокам, и я на мгновение чувствую, как она будто подаётся навстречу. Или мне показалось? Я возвращаю руки к лопаткам, прочищаю горло.

– Шесть месяцев на съёмках.

– Тяжёлая работа, должно быть.

– Ты бы по-другому запела, если бы увидела пауков.

Она оживляется, снова поворачивается ко мне.

– Голиафы? Ты правда одного видел?

Я смеюсь.

– Забыл, с кем разговариваю. Только ты можешь радоваться пауку размером с мою ладонь. – Я втираю последние капли крема под бретельку. – Всё. Готово.

Она разворачивается.

– Спасибо. – Опускает ноги в воду и начинает лениво ими болтать. – Я бы правда обрадовалась, если бы увидела одного. Ну, не в кровати, конечно, но они ведь потрясающие. Theraphosa blondi. Это же семейство тарантулов.

– Это те, которых в Коста-Рике запекают в банановых листьях и подают как деликатес?

Она загорается.

– Скажи, что ты попробовал.

Я снова опускаюсь в воду, позволяя ей омывать плечи.

– Только потому, что пришлось. Так было прописано в сценарии. Мы вообще их просто называли «паучары». Название я никогда не знал.

Она улыбается.

– Надо добиваться официальной смены названия.

– Поверь, оно подошло бы идеально.

– И каков вкус?

– Единственное, что я тогда чувствовал – это вкус виски. До и после каждого дубля. Ни за что бы не ел их на трезвую голову.

Она закатывает глаза и пинает в мою сторону немного воды.

– Да ладно. Неужели всё так плохо?

Я поднимаю ногу и плещу в ответ.

– На вкус как морепродукты. Что-то типа креветок. Только легче. Хрустяще.

Она кивает, без капли отвращения.

– Чёрт, мне срочно нужно больше путешествовать.

Я качаю головой. Кто она вообще такая? И когда она перестанет меня удивлять?

– А фильм-то о чём? – спрашивает она.

Я откидываюсь в воду, разворачиваюсь и опираюсь на край бассейна, устраиваясь рядом с ней, наслаждаясь солнцем на плечах.

– Американец по имени Пол вырос в Коста-Рике с родителями-эмигрантами. Он спасатель и занимается плаванием на длинные дистанции, мечтает участвовать в открытых соревнованиях по всему миру.

– Ты играешь Пола?

Я киваю.

– В отпуск к нему приезжает женщина – Клэр. Она попадает в обратное течение, он её спасает, и они влюбляются. Но фильм не только об этом. Потом происходит ураган, который разрушает весь район, где Пол жил с детства. И ему приходится решать, остаться ли в Коста-Рике, ради плавания или ради женщины, которая перевернула его жизнь.

– Значит, ты много времени провёл в воде?

– И до, и во время съёмок. До этого, по словам тренера, я плавал как поломанный вертолёт. – Я ухмыляюсь. – Пришлось поработать над техникой.

– Ну, а сейчас?

Я слегка брызгаю в неё.

– Прыгай и суди сама. Ты вообще плаваешь?

– Не быстро, но в аспирантуре плавала, чтобы не сойти с ума. – Она уже собирается залезть в воду, но вдруг замирает, оборачиваясь к шезлонгу: – Это мой телефон, – говорит она. Звонок глухой, но отчётливо слышен. – Это рингтон для родителей. Сейчас, секунду.

– Конечно. – Она уходит к шезлонгу, а я изо всех сил стараюсь не пялиться ей вслед. Погружаюсь с головой, надеясь, что вода остудит, но нет – не помогает. Если так будет каждый раз, когда я рядом с Одри, нас ждёт очень длинный месяц притворства.

– Мам, успокойся, пожалуйста, – говорит она, как только я выныриваю. Я тут же выпрямляюсь, сердце начинает колотиться.

Одри меня видит – поднимает руку, улыбается, давая понять, что никакой реальной угрозы нет. Она ещё немного слушает, потом прикусывает губу, сдерживая смех.

– Да, я понимаю, – говорит она. – Но, обещаю, он тебя не тронет. Он боится тебя не меньше, чем ты его.

Медленно она возвращается ко мне, опускается на край бассейна и снова садится, свесив ноги в воду. Подносит палец к губам, прося меня молчать, и включает громкую связь.

– ...он просто влез в окно! – вопит её мама. – О, Одри! Он на кровати! Он на нашей кровати! У нас будут беличьи какашки на подушках!

– Отойди, я его поймаю, – говорит мужской голос. Наверное, её отец. – Я надел прихватки.

– Пап, пожалуйста, не пытайся поймать белку, – говорит Одри. – Даже в прихватках. Там тесно, просто откройте окна и двери, и она сама выйдет. Обещаю.

– Белки могут заразить бешенством? – спрашивает мама. – У этой злобные глаза. О, она на шторах! Лезет по шторам!

– Белки не переносят бешенство, – спокойно отвечает Одри. – Открыто ли окно рядом со шторами? Она явно ищет выход.

– Дерек! – шепчет мама. – Сними прихватки и открой это окно.

Раздаются глухие удары и грохот.

– Ну что, теперь мы одни, – говорит отец Одри зловещим тоном. – Так что либо ты вылезаешь через окно, либо я меняю прихватки на биту, и у нас будет беличий рагу на ужин.

Я не выдерживаю и прыскаю от смеха, быстро прикрывая рот рукой. Одри округляет глаза, она же велела мне молчать, но видно, что ей самой едва удаётся сдержать смех. И неудивительно – её родители просто чудо.

– Папа! Даже не смей брать биту. Мам, у тебя есть орехи? Грецкие? Или пекан?

Шуршание, потом шёпот.

– У меня есть грецкие. И арахис.

– Тогда попробуй с грецкими. Выходите из автодома и рассыпьте немного орехов на полу, ведущих к двери, и ещё чуть-чуть снаружи. Потом просто подождите. Уверена, белка сама уйдёт. Она тоже не в восторге от происходящего.

– Орехи. Хорошо. О, Боже! Он бежит ко мне! Дерек! Уйди с дороги, болван!

Одри бросает на меня выразительный взгляд, и я изо всех сил прижимаю губы, чтобы не рассмеяться снова.

– Он взял орех! – восторженно шепчет мама. – Одри! Он его взял!

– Отлично! – шепчет в ответ Одри. – Вы уже снаружи?

Мне нравится, что она тоже перешла на шёпот.

– Мы снаружи, – говорит отец. – Ты уверена, что я не могу использовать биту?

– Никогда тебя не прощу, если сделаешь это, – отвечает Одри.

Мама взвизгивает.

– Он взял ещё один! Получилось!

Несколько секунд тишины, потом мама восклицает.

– Он ушёл! И, кажется, он счастлив, что нашёл еду.

– Мам, только, пожалуйста, не начинай кормить белок. Это разовая акция. Всё в порядке?

– Благодаря тебе, да, – говорит мама. – А у тебя как дела? Всё нормально?

– Всё отлично, но я не совсем в удобной ситуации для разговора. Я тебе потом перезвоню, ладно?

– Конечно. Беличий кризис устранён! Звони в любое время. Люблю тебя, Одс!

Голос отца вторит.

– Любим! Передавай привет сёстрам!

Одри заканчивает звонок и кладёт телефон на полотенце.

– Это были мои родители, – говорит она, глаза всё ещё смеются.

– Они классные, – говорю я.

– Ещё бы. Можешь подписаться на них в ТикТоке, если хочешь. Они путешествуют по стране на автодоме, ведут блог, и у них уже приличная аудитория.

– Серьёзно? Это круто.

– Они милейшие. До пенсии оба преподавали музыку в UNC-Эшвилл, а прошлым летом ушли на пенсию и решили путешествовать.

– Это восхитительно.

Она улыбается, по-настоящему, тепло. Видно, что с родителями у неё отличные отношения.

– Мама играет на виолончели, папа – на скрипке. Они везде берут с собой инструменты и устраивают мини-концерты там, где останавливаются. В кемпингах, в лобби гостиниц, на парковках ресторанов, в парках. – Она тянется за телефоном. – Сейчас покажу, какой ролик у них стал вирусным.

Листает, нажимает пару раз и подаёт мне телефон. Я подплываю ближе, кладу руки ей на колени – она не отстраняется, значит, всё в порядке.

На видео её родители – мама на табуретке, папа стоит за ней, оба в сандалиях, с солнечными шляпами на голове. На заднем плане – вывеска «Frank’s RV Park and Campground». Но музыка – изысканная, утончённая, контрастирующая с обстановкой.

– Это Бах, да? Его двухголосные инвенции?

Брови Одри взлетают вверх.

– Ты разбираешься в классике?

– Немного. – Возвращаю ей телефон. – У тебя замечательные родители. Не удивлён, что у них столько подписчиков.

– Постой, – говорит она, откладывая телефон. – Люди, которые «немного» разбираются, узнают Canon in D Пахельбеля. А ты узнаёшь двухголосные инвенции?

Я ухмыляюсь.

– Может, я разбираюсь чуть больше, чем немного? Я всегда слушаю классику, когда вхожу в образ.

Она изучает меня, прикусывает губу. Я с трудом удерживаюсь от желания притянуть её к себе в воду – просто чтобы быть ближе.

– Я тоже слушаю классику, когда работаю, – говорит она наконец. – И в детстве мы её слушали постоянно. – Она пинает воду, брызги долетают до моей груди. – Ты вообще собираешься залезать в бассейн?

Она кивает и скользит в воду. Вскидывается от холода, но тут же ныряет с головой, выныривая как какая-то водяная нимфа – ни капли не заботясь о макияже, которого, по всей видимости, у неё и нет, ни о прическе.

Я видел женщин, стремящихся к вниманию. Но это – не то. Одри не старается быть сексуальной. Но, чёрт возьми, она такая и есть. Может, даже более, потому что сама этого не осознаёт.

Она проводит рукой по лицу и влажным волосам.

– У тебя есть любимый композитор?

Мне нравится, что она, кажется, забыла, зачем вообще сюда пришла. Мы просто разговариваем. Узнаём друг друга. И ей, кажется, это по-настоящему нравится.

– Копленд, – говорю. – И Дворжак. И Эрик Уитэкер. Он современный. А у тебя?

– Наверное, Бах, – отвечает она сразу. – Он знаком с детства, но есть что-то в его чёткости, что цепляет мой научный мозг.

Однажды, после тяжёлой сцены в Turning Tides, Клэр нашла меня на пляже с наушниками и вырвала их, чтобы послушать, а потом скривилась, назвала мою музыку скучной и предложила пойти купаться голышом.

– Я тоже люблю Баха, – говорю я. – Понимаю, что ты имеешь в виду про структурность.

Одри смотрит на меня, наклоняя голову, потом медленно опускается под воду. Поднимает ладони к лицу – её выражение будто говорит: «Не верю».

Из-за того, что мы оба любим классику?

Или что-то большее?

Может, она тоже это чувствует? Всё это напряжение?

Если она чувствует хотя бы половину того, что чувствую я… Ей должно быть не по себе. Потому что меня это чувство сносит с ног.

Желание быть с ней – пытка и наслаждение. Мука и экстаз. Но мне плевать. Даже если из этого ничего не выйдет – я готов принять боль, если это даст мне хоть немного радости от её присутствия.

Одри Каллахан зацепила меня. Сильно.

Глава 13

Флинт

– Ну что, как мы это делаем? – спрашивает Одри с серьёзным выражением лица. – Где мне встать?

Она стоит в нескольких метрах от меня в воде, руки упёрты в бока.

Я мог бы назвать немало мест, где хотел бы её видеть, но заставляю себя сосредоточиться на задаче.

– Эм, да. Сейчас, дай я только… – я чешу затылок. – Возьму телефон, и что-нибудь придумаем.

Я выбираюсь из бассейна и иду к длинному столу на террасе, где оставил рубашку и телефон. С полки у двери хватаю полотенце, вытираю руки и только потом беру смартфон.

Мы с Джони обсуждали, стоит ли ей быть здесь, чтобы фотографировать или просто дать совет, но в итоге решили, что Одри будет спокойнее без зрителей. Теперь вот думаю, не помешал бы кто-то третий, если бы это помогло мне держать себя в руках. Эта женщина всего лишь притворяется моей девушкой, а я никак не могу выкинуть из головы, как ощущалась её кожа под моими ладонями, когда я помогал ей с солнцезащитным кремом.

Я возвращаюсь к бассейну с телефоном в руке, спускаюсь в воду по ступенькам. Телефон вроде как водонепроницаемый, по крайней мере, так утверждает производитель, но мне бы не хотелось это проверять. Одри теперь у края бассейна с видом на горы, её руки лежат на каменной кромке, а длинные тёмные волосы стекают по спине.

Не успеваю даже подумать, как поднимаю камеру и делаю снимок. Подплываю чуть ближе, делаю ещё пару кадров, и вот она оборачивается через плечо с лёгкой улыбкой.

Щёлкаю ещё раз. Этот снимок, скорее всего, не подойдёт, но она такая красивая, что невозможно удержаться.

– Я бы могла привыкнуть к такому виду, – легко говорит она, снова поворачиваясь к горам.

Я кладу телефон на бетон у края бассейна и подплываю ближе.

– Иногда я забываю, какая здесь красота, – говорю я. – Живёшь в других местах, мотаешься по миру… А потом возвращаешься домой – и каждый раз удивляешься. Повезло же, что я вырос здесь, видел это каждый день.

– А я никогда и не жила в другом месте, – отвечает Одри. – Но всё равно уверена: это самое красивое место на Земле.

– Серьёзно, ты никогда не жила где-то ещё?

Она качает головой.

– Ну, училась в старшей школе в NCSSM в Роли, потом университет. Но всё это было в Северной Каролине. Бакалавриат в Аппалачском университете, магистратура и аспирантура – в Каролина Саузерн.

– Это же где-то в Хендерсонвилле, да?

Она кивает.

– Там я и преподаю. Я бы хотела когда-нибудь попутешествовать, конечно. Но и здесь мне очень нравится. Да и мои исследования связаны с этими горами. Если уехать, придётся начинать карьеру с нуля.

Я разворачиваюсь и опираюсь спиной о край бассейна.

– А ты ведь выросла в Силвер-Крик? Всё ещё удивляюсь, как мы с тобой раньше не пересекались.

– Я же не была дома во время школы, помнишь? Приезжала только на лето. Да и поверь, даже если бы ты тогда меня увидел… ты бы не обратил внимания.

Я пристально на неё смотрю.

– Сомневаюсь.

Она слегка краснеет, затем смеётся, отводя взгляд.

– Серьёзно. Все возможные ботанские стереотипы – это была я. Брекеты. Огромные очки. Безумные волосы.

– Подумаешь. В школе мы все были чудаками.

– Нет, ты нет. Я – да. Интернет показал мне, как ты выглядел в старших классах. Ты явно был не из нашей компании.

– Подожди… Ты что, гуглила меня, Одри? Это ты сейчас призналась?

– Думаешь, я бы согласилась лететь на другой конец страны и притворяться твоей девушкой, не загуглив тебя? Я же учёный, Флинт. Конечно, я тебя гуглила.

Меня это не удивляет. Но интернет редко бывает добр к знаменитостям.

– Ладно, главное – проверяй источники. Большинство того, что там про меня пишут, неправда.

– Я надеюсь, – тут же парирует она. – А то объяснять своё присутствие твоей инопланетной жене будет непросто.

– Инопланетная жена, да? Что-то я этот заголовок пропустил.

– О, стоит поискать. Там даже фотографии твоих детей были. И выглядели вполне правдоподобно. На одном фото ты держишь на руках зелёного младенца. Очень убедительно.

Я хмурюсь. От этого мне становится не по себе. До какой степени они там фотошопят? Использовали мои настоящие снимки? Я снимался с младенцами в последнее время? Может, стоит позвонить Саймону и выяснить, нужно ли мне об этом беспокоиться?

Но потом Одри ухмыляется.

Она издевается надо мной. И это сработало.

– Жестоко, – говорю я. – Инопланетные младенцы, серьёзно? – Я провожу руками по воде, брызгая в её сторону.

Она вскрикивает и отпрыгивает от струи, а потом бьёт ногами по воде, обдавая меня брызгами в два раза больше.

– Ага, началось, – говорю я и бросаюсь за ней.

Я быстро её догоняю, обхватываю за талию и притягиваю к себе, её спина прижимается к моей груди, и мы вместе уходим под воду.

Она выскальзывает из моих рук, а потом запрыгивает на меня, прижимая меня под воду ладонями к плечам.

И так мы продолжаем – хватаем, тащим, ныряем, плещемся. Не знаю, думает ли Одри о том же, что и я, но для меня каждая такая возня – повод прикоснуться к ней, прижать к себе, даже если всего на пару секунд, пока я не окуну её в воду.

Я не могу насытиться этими прикосновениями. Её кожа на моей. Тепло её тела под моими пальцами, в резком контрасте с прохладной водой вокруг.

После особенно удачного захвата она выныривает, отплёвываясь, с широкой улыбкой и кидается на меня. Её руки ложатся мне на плечи, и я ловлю её, притягивая к груди. Но в этот раз, вместо того чтобы снова нырнуть с ней под воду, я просто держу её, мои руки на её талии, её тело плотно прижато ко мне.

Она тяжело дышит, грудь вздымается и опускается с каждым вдохом. Капельки воды висят на кончике её носа и ресницах, а на щеках проступили десятки новых веснушек.

Я убираю одну руку с её талии и провожу по скуле.

– У тебя новые веснушки, – тихо говорю я.

Она прикасается к тому же месту.

– Правда?

Я киваю и опускаю руку обратно в воду. На этот раз обвиваю её за спину обеими руками, притягивая ещё ближе. Впрочем, именно так нам и нужно будет встать для следующей фотографии, так что пора привыкать.

Она устраивается в моих объятиях так, будто ей здесь нравится. Будто она и правда хочет быть у меня на руках.

Мой взгляд опускается на её губы.

Это была бы плохая идея.

Правда ведь?

Но прежде чем я успеваю подумать об этом всерьёз, Одри отстраняется, делает большой шаг назад.

– Так что насчёт фотографий? – говорит она весело, нарочито бодро, и напряжение между нами тут же исчезает, словно кто-то перерезал нитку.

Я не знаю, что сейчас произошло, но готов поспорить – Одри это тоже почувствовала.

– Ага. Фото, – пробормотал я, отплывая обратно к краю бассейна и хватая телефон. – Я уже сделал несколько кадров, которые, думаю, подойдут. Осталось только одно – где мы вместе.

Одри кивает и подплывает ко мне.

Я показываю на край бассейна с видом на горы.

– Может, вот здесь?

Она следует за мной, дожидаясь, пока я устраиваюсь у края бассейна и переключаю камеру в режим селфи. Протягиваю к ней руку:

– Ну, как-то так? – подтягиваю её к себе, и она обвивает меня руками так естественно, будто делает это всю жизнь. Я обхватываю её за талию свободной рукой, прижимая к себе. Она поднимает ладонь к моей шее, но голову поворачивает в сторону, будто смотрит на пейзаж за нашими спинами. Я настраиваю кадр так, чтобы было видно моё лицо – чтобы люди поняли, что это я, и делаю пару снимков, потом ещё несколько – уже смотрю вниз, будто любуюсь Одри.

На фото виден изгиб её подбородка и водопад тёмных волос по спине. Но никто, глядя на этот снимок, не поймёт, кто она такая.

Зато выглядит она просто потрясающе – как богиня у меня на руках.

Эгоистично продолжая держать её обнятой, я листаю фотографии. Надо будет показать их Джони, а теперь ещё и Саймону, раз уж Джони посвятила его в нашу слегка изменённую версию плана. Но, кажется, кадры получились удачными.

Одри разворачивается ко мне, поднимая подбородок с моего плеча.

– Получилось?

Она так близко. Стоит мне наклониться на пару сантиметров и мои губы окажутся на её губах. В горле гудит пульс, Одри тоже чуть склоняется ко мне, и я невольно крепче сжимаю её талию.

Она прерывисто вздыхает и закрывает глаза, но потом делает шаг в сторону – точно так же, как и в прошлый раз. Выскальзывает из моих рук и отплывает на несколько метров.

Я поднимаю телефон.

– Да, всё получилось. Хочешь посмотреть? Я ничего не выложу, пока ты не одобришь.

– Эм... а ты не мог бы просто скинуть их мне? – Она отступает ещё немного. – Или пусть Джони пришлёт. У неё же есть мой номер.

Ясно.

– Конечно. Ты уже уходишь?

– Да. Вспомнила, что мне нужно заехать в лабораторию сегодня днём, – она постукивает пальцем по виску. – Я и моя голова – вечно всё забываем.

Что-то мне подсказывает, что её голова ничего не забывает. Но она явно хочет уйти, и я не стану спорить.

– Ладно. Тогда я позже отправлю. – Я сам отправлю. Джонины правила насчёт моего номера больше не касаются Одри.

– Отлично, – говорит она, выбираясь из бассейна. – Просто супер.

Она растеряна. Убегает. Ей очевидно не по себе.

Я перегнул палку? Слишком крепко её прижал?

– Одри, подожди, – я плыву за ней, вылезаю из воды как раз в тот момент, когда она берёт полотенце. – Всё в порядке?

Она заворачивается в полотенце и наклоняется за обувью.

– Конечно. А почему должно быть не в порядке?

Я останавливаюсь, упираясь руками в бока, чувствуя, что любое резкое движение спугнёт её окончательно.

– Просто… кажется, будто ты убегаешь. Я что-то не так сделал?

Она начинает смеяться – не так, как смеются от шуток. Скорее, как человек, который вот-вот сорвётся, и только смех помогает держаться.

– Всё нормально, – отвечает она, голос слишком высокий, чтобы я поверил. – Абсолютно нормально.

Я киваю, понимая, что остаётся только отпустить её. Больше я ничего не могу сделать.

– Ладно. Спасибо ещё раз. Было весело.

На долю секунды маска, которую она надела, когда решила уйти, спадает, и я вижу в её глазах настоящие эмоции. Но потом она снова натягивает напряжённую улыбку и исчезает в доме.

Я не иду за ней.

Не могу.

Потому что последнее, что я увидел в её взгляде, – это страх.