Текст книги "Тайны полуночи"
Автор книги: Дженел Тейлор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
– Я должна справляться сама, – настаивала она. – Не задерживайся со мной и не беспокойся обо мне. К утру опухоль пройдет – моя нога всегда дает о себе знать во время дождей.
– Я пойду с тобой, – возразила Джинни. – Наш придира-учитель поймет.
В глубине души Джинни не была уверена, что Стив поймет и не придерется, но он только посмотрел на опоздавших женщин, не сделав им замечания.
– Не надо, Анна, – протестовала Люси, глубоко тронутая в душе заботой подруги. Джинни готовила ужин возле фургона Ивзов, заставив Люси держать больную лодыжку в соленой воде.
– Ты только давай мне указания! – смеялась в ответ Джинни. – Я ведь никудышная стряпуха!
После того как семья Ивзов поужинала, Джинни перемыла тарелки, расставила все по местам и помогла мужу Люси подготовить фургон к предстоящей буре. Потом она села на землю перед Люси и стала втирать мазь.
– Не больно? – спрашивала она, нежно и твердо массируя больную ногу.
Люси вздохнула и сонно улыбнулась:
– Ой, ты такая добрая! Я чувствую себя как ребенок, которого баюкают. Словно на небе.
Джинни вернулась к своему фургону и, завязав в узелок чистые вещи, направилась помыться на участок, отгороженный для купания женщин. Надо было перед сном содрать с себя всю грязь, покрывшую днем ее одежду, тело, волосы. Но по пути на банный участок Джинни пришлось затаиться в кустах: она услышала голоса Стива и Кэтти, а ей не хотелось быть замеченной ими.
Стив был раздражен тем, что темноволосая красотка увела его на окраину лагеря – очевидно, хочет что-то выклянчить, безошибочно решил он. Наверное, ему придется быть с ней порезче, чтобы отвадить ее.
Кэтти просила избавить ее от участия в утомительных походах.
– Но вы же приобретаете необходимую закалку, миссис Кинг! – возражал он. – Лучше привыкнуть сейчас – легче будет в дороге.
– Но других же вы освобождаете, – капризно возражала она, – так скажите остальным, что у меня тоже нога заболела, как у Люси Ивз…
– Нет, ложь и увертки мне ни к чему!
– Но я вас отблагодарю! – воскликнула она и, закинув ему руки на шею, прильнула к нему и поцеловала. Стив отстранил ее руки и взял в ладони ее лицо, отодвигая от своих губ.
– Увольте, миссис Кинг.
– Но почему? Я хочу вас, а вы хотите меня.
– Нет, не хочу. Поймите это.
Джинни не могла больше смотреть на мучительное для нее зрелище: лицо женщины в ладонях мужчины… сейчас она его снова поцелует! Тихонько выскользнув из кустов, она быстро добежала до реки.
Дождь начался прежде, чем Джинни успела достирать брюки и рубашку и помыть сапожки. Ее чистая рубашка и юбка сразу промокли насквозь, но дождь как-то освежил и успокоил ее измученное тело и растревоженную душу. Она надеялась незаметно проскользнуть в свой фургон, но вдруг наткнулась на тропинке на Стива Карра.
– Иду, иду! – забормотала она, испуганная его сердитым выражением.
– Почему вы здесь, Анна? Разве можно быть одной во время грозы, когда все заперлись в своих фургонах и никто и крика вашего не услышит? Что за глупость – подвергать себя такому риску.
– Я задержалась, помогая Люси. Ее лодыжка ужасно распухла. Она не может ходить в походы, как все мы. Это низко с вашей стороны – заставлять ее.
– Она согласилась на это, – возразил Стив, – в дороге ей придется идти пешком часть пути, чтобы дать передохнуть мулам.
– Нет, она не должна ходить пешком, и вы это знаете. Лучше пусть она эту часть пути правит моим фургоном, а я буду идти пешком.
– А ваш отец? – напомнил Стив.
– Он может в это время ехать на своей лошади. Бывает, что надо помочь друг другу. Если человек не может что-то делать, другие должны взять это на себя.
Стив почувствовал, что она рассержена.
– Вы в плохом настроении сегодня вечером?
– А как же иначе! Вы изводите меня своими уколами. Я для вас словно собака на привязи, которую дразнят мальчишки, или скверный ученик, которого учитель все время одергивает. Вы явно невзлюбили меня, мистер Карр, так почему бы вам не оставить меня в покое? Прекратите эту жестокую дрессировку.
– Что вы имеете в виду? – спросил он, смущенный и заинтересованный.
– Хотите знать правду? – Джинни чувствовала себя как лошадка, сбросившая узду. «Говори, Джинни, – твердила она себе, – пусть все будет сказано и все прояснится между нами».
– Конечно, – согласился Стив, не подумав, что сулит блеск в глазах Джинни и рдеющий на ее щеках румянец.
– Вы вели себя со мной строго, но вначале это было оправдано: вы отвечаете за безопасность десятков людей и должны с них строго спрашивать, я это понимаю. Ко потом я просто стала раздражать вас – не своими проступками, а тем, что я такая, какая я есть. Я дружелюбная и открытая, вы – замкнутый и суровый. Наши взаимные различия стали причиной постоянных трений, вашего постоянного недовольства мною. Не поняв моего характера, вы приписали мне заносчивость и женскую хитрость. Прямо говоря, вы решили, что я – фальшивая, испорченная, не способная или не желающая усвоить ваши уроки, что я могу быть помехой в пути, что у меня на вас виды, что я кокетничаю с вами… Вы были уверены, что я – изнеженная дамочка, которая не выдержит путешествия. И, убедив себя в этом, вы постоянно были грубы со мной – более грубы, чем с кем-либо еще.
– А я думал, что вы доверяете мне… – Голос его звучал расстроенно.
– Да, я вам доверяю как прекрасному учителю и умелому проводнику.
– Но не как человеку?
– Да, вы меня поняли. Вы по-человечески несправедливы ко мне.
– Как же я должен с вами обращаться?
– Поймите же, когда вы недовольны Мэтти, или Луизой, или… вы не изводите их, как меня, хотя они тоже доставляют вам трудные минуты. Почему только одну меня вы браните и мучаете непрестанно?
Стив подумал и нашел логическое объяснение:
– Потому что именно вы нуждаетесь в моей усиленной строгости. Недостатки миссис Джексон, или миссис Ивз, или… – досадны, но не опасны. А ваша рассеянность опасна не только для вас самой, но и для окружающих. И потом, у этих женщин другой характер. Делать им выговоры – значит только раздражать их, и они станут вести себя еще хуже. А моя строгость по отношению к вам приводит к положительным результатам. И я надеюсь, что впредь мои замечания не будут раздражать вас.
– Я должна считать ваши слова комплиментом? – с досадой спросила она.
Стив нахмурился.
– Да, но, к сожалению, у вас иногда бывают вспышки упрямства и капризов. У вас неровный характер, словно… ящик с сюрпризами, – закончил он, желая шуткой и напоминаем о ящике, на который они наткнулись ночью в фургоне, смягчить острую ситуацию. Вспомнив эту ночь, он с неожиданной нежностью взял в ладони лицо Джинни и приподнял за подбородок.
Но она тотчас же вспомнила сцену с Кэтти, свидетельницей которой она была, и резко откинулась назад, рассерженно фыркнув:
– Я тебе не игрушка, ублюдок!
Стив замер и посмотрел на нее жестким суровым взглядом:
– Да, я – незаконнорожденный, мисс Эвери! Вы не ошиблись.
Она оцепенела. Это правда? Так вот почему он такой…
– Прошу прощения, мисс Эвери, нечаянно сорвалось с языка, – сказал он саркастическим тоном, но полное сочувствия горячее сердце Джинни уже раскрылось навстречу его боли:
– Стив, я не хотела… я не думала… Просто вы рассердили меня, все время забавляясь на мой счет… Но я хочу, чтобы мы стали друзьями, заключили мир…
Стив сразу спутал все ее карты:
– Пожалуйста, избавьте меня от вашего сочувствия. Да, я незаконнорожденный. Так разве я один? У этой шальной бабы, жены Кинга, четверо детей от троих мужиков. А теперь она липнет ко мне, и я не могу от нее отвязаться.
Значит, незаконнорожденность так повлияла на его отношение к женщинам, подумала Джинни. А сцена с Кэтти представилась в ее сознании совсем в другом свете. Он, оказывается, презирает женщин – как безжалостно он отозвался о Кэтти! И ее, Джинни, он тоже презирает? Она робко спросила:
– Вы ненавидите свою мать?
– Нет, – удивленно ответил он, – я ее люблю.
– Значит, он винит в своем позоре отца, – подумала она. Как странно… Обычно сыновья обвиняют мать…
Он почувствовал, что его так тянет к ней, что надо этому положить конец, и резко сказал:
– Если вы имеете на меня виды, Анна, то я говорю: нет. Я недоступен.
– Вы женаты или у вас есть возлюбленная?
– Нет, не было и не будет, ни жены, ни возлюбленной. В моей жизни нет места для женщин. Я ни в ком не нуждаюсь, только в самом себе.
– Это звучит холодно и жестоко, Стив. Одинокие люда несчастливы.
– Может быть, но мне это подходит. Связать с кем-нибудь свою жизнь значит стать уязвимым. Пока я один моя броня непроницаема, я никогда не потерплю поражения. Мой девиз: быть сильным и умелым.
– И вы никому не доверяете и никого не подпускаете к себе? – спросила она.
– Да, так. Я верю только в себя самого.
– Но ведь жить так очень тяжело, Стив!
– Вовсе нет.
– И вы никогда не измените свою жизнь?
– Никогда.
– Не верю вам.
– Почему?
– Мне кажется, вы не сможете прожить всю жизнь в одиночестве. Вы сами себя не знаете.
– Вы думаете? Такой мужчина, как я, не станет жить рядом с женщиной – я возьму у нее то, что мне нужно, а остальное мне ни к чему. Берегитесь таких дьяволов, как я, Анна. Мы опасны, мы эгоисты, и верить нам нельзя. – «Я еще хуже, но об этом ты не узнаешь…» – добавил он про себя.
Так ты боишься меня, подумала Анна. Вслух же сказала:
– Хотите, я докажу вам, что вы в себе ошибаетесь?
– Может быть, и докажете, но лучше не искушайте судьбу, а поверьте тому, что я сказал. Подумайте, и вы поймете, что я опаснее самой неистовой бури. Вернитесь в лагерь, буря не стихает, одной выходить в непогоду не следует. Никогда больше так не делайте.
Джинни почувствовала двойное значение его слов.
– Стив…
– Прочь, женщина, не то пожалеешь. Слушайся, пока я не вышел из себя… Джит! – выкрикнул он на индейском наречии.
Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, потом прислонился к дереву, глубоко дыша, чтобы успокоиться. Он прогнал ее, хотя больше всего на свете ему хотелось схватить ее в объятия и целовать. Он возмущался самим собой – какой дурак! «Нигуйяа» – голова, набитая камнями! Его сердце ныло – этого никогда с ним не случалось. Почему он открыл ей свой унизительный и горький секрет? Она растревожила его, выбила из колеи своими пылкими словами, выражением лица, движениями… Но она была «нту’и идзии» – «плохое лекарство», лекарство, которое его не исцелит.
Джинни взяла в фургоне веревку и, натянув ее между деревьями, развесила мокрые вещи. Не переодевшись, только проверив, как ведут себя мулы, она поспешила к фургону Девисов.
Джинни все думала о судьбе странного человека, которого ей довелось встретить и, кажется, полюбить. Эта судьба казалась ей трагической – расти без отцовской заботы, с клеймом позора… Наверное, его мать, «испорченная голубка», как называли таких женщин пуритане, забеременела от хозяина на ранчо… или добровольно отдалась такому же «недоступному» для женщин человеку, каким стал его сын.
Стив Карр представлялся Джинни человеком, душа которого корчится в муках, уязвленным, озлобленным, отгородившимся от людей. Ей казалось, что он нуждается в любви, ласке и сострадании. Может быть, время еще не упущено и эту больную душу можно исцелить.
Когда Элли откликнулась на стук Джинни, та сказала:
– Я вернусь к себе и переоденусь, а через пять минут пусть Стюарт приведет девочек, чтобы они у меня переночевали.
– Стоит ли нам затруднять тебя, Анна, мы привыкли в плохую погоду тесниться по ночам…
– Зачем тесниться, если можно этого не делать? – пошутила Джинни. – Мне это нетрудно, а вы лучше проведете ночь…
Джинни в ночной сорочке сидела на тюфяке, успокаивая младшую девочку, испуганную шумом дождя и вспышками молний. Джинни очень устала и нуждалась в отдыхе, но была рада отвлечься от своих дум.
– Давайте поиграем! – сказала она девочкам. – Ну-ка, придумывайте, на что похож шум дождя? Сначала я: слышите, фургон потрескивает под дождем, как будто ваша мама жарит цыплят или бекон… Гром ударил – словно ваш отец выстрелил из ружья на охоте…
– Гром гремит – как будто над нами тяжелую мебель двигают! – воскликнула старшая девочка.
– Как ты хорошо придумала! – отозвалась Джинни, и игра продолжалась. Потом она развлекала детей сказками, которые отец и мать рассказывали ей в детстве. Грянул гром, младшая девочка испуганно прижалась к Джинни, и та сказала:
– Ну, теперь ложимся под одеяло, и я убаюкаю вас песенками. – Прикрутив фонарь, Джинни пела, вспоминая, как пела ей по вечерам мать, пока девочки не заснули. Постепенно задремала и она.
Проходя мимо фургона Эвери, Стив услышал колыбельные песенки, которые пела Джинни. Он хотел бы заснуть под это тихое пение на ее руке… Да, она права, он был с ней слишком груб и резок… Но она не знала, что он не мог вести себя иначе. Она была для него словно живительный глоток свежего воздуха для человека, запертого в тесной каморке. Она была добра и нежна, ее улыбка согревала душу. Ему отрадно было говорить с ней, быть рядом с ней. Звук ее голоса бросая его в дрожь, желание сжигало его.
Он всегда думал, что жена, дом, дети – это не для него. Но когда в его жизнь вошла Анна Эвери, он временами стал мечтать о жизни, в которой он их обретет. Безумные мечты, уверял он себя. Ничему такому нет места в его жизни, в его ожесточенном сердце.
Она пробудила эти мечты… или жизнь среди дружных семей переселенцев?
Но он не имел никакого представления о том, как ухаживать за женщиной и любить ее, как подойти к такой леди, как Анна Эвери…
Любовь… Не пытайся укротить этого дикого коня, соскочи вовремя… Тебе не удастся пробудить любовь в Анне Эвери…
Стив сел в седло и пустил Чууна вскачь, чтобы свистящий в ушах ветер прогнал ненужные мысли. Завтра он дает женщинам последний урок, суббота предоставляется им для сборов, и в понедельник, 1 апреля, переселенцы отправляются в путь.
Он не обнаружил преступника, но сделает это во время путешествия. Если это окажется Чарльз Эвери и он убьет его, то что станется с его дочерью? И как быть, если она окажется замешанной в преступлении? Как он поступит с ней? Бог да поможет и ему, и ей!
Он пришпорил Чууна, и бешеная скачка развеяла докучливые мысли.
7
В субботу утром Джинни пошла помогать Люси Ивз в последних сборах. Люси показала ей крепкий костыль, который сделал ей Стив, чтобы женщина меньше утруждала больную ногу. И Люси рассказала Джинни, что Стив предлагал освободить ее от походов, но она сама отказалась от этого. Значит, он способен проявлять сочувствие, думала Джинни, и сердце ее было полно раскаяния. Очевидно, он скрывает хорошие черты своего характера и добрые поступки, а она-то обрушилась на него, когда Люси перетрудила больную ногу! Закончив с Люси домашние дела, Джинни решила разыскать Стива, чтобы извиниться перед ним.
– Стив, я так виновата! Простите за то, что я вам сказала вчера на дороге. Теперь я знаю, как вы старались помочь Люси. Простите меня, я была взвинчена бессонницей и вела себя просто ужасно. Больше этого никогда не будет, Стив…
– О чем тут говорить, мисс Эвери? Мой долг – помогать каждому. Миссис Ивз нуждается в помощи, и я ей помогаю.
– Нет, вы неправильно оцениваете свои поступки. Вы были добры к Люси, заботились о ней. Вы считаете себя холодным и бессердечным, но вы сами себя не знаете. Я понимаю, что вы много страдали, но можно забыть о прошлом и начать новую жизнь…
– С вашей помощью, мисс Эвери? Жизнь, осененную вашим милосердием и жертвенностью?
Слезы обиды заблестели в ее светло-карих глазах; она сказала звенящим голосом:
– Я знаю, вам трудно принять слова благодарности, но я говорю их искренне.
– Не обманывайтесь, не воображайте меня благородным героем. Повторяю вам: заботиться о людях, которых я опекаю, – моя обязанность, моя работа. Нежное сердце здесь ни при чем. Вы можете быть мягкосердечной, я – нет. Я объяснил вам, что я за человек, и вы должны мне поверить.
Джинни задумчиво качнула головкой:
– Должно быть, вы считаете, что доброта и сострадание – непростительные слабости, но вы ошибаетесь. И в вашем сердце они есть… иначе вы не пощадили бы меня тогда, в фургоне…
Глядя в ее доверчивые глаза и милое лицо, он не сразу нашелся, как ей солгать:
– Ничего такого нет в моем сердце. Я… пощадил вас, потому что в противном случае мог бы лишиться работы.
– Может быть, вы себя в этом уверили, но я знаю, что это не так.
Он гневно посмотрел на нее:
– Не так! А как же, по-вашему?
– Я думаю, что вы чувствуете то же, что я, но боитесь признать это, – смело ответила Джинни.
Глаза Стива сузились и сердито заблестели, но он не спросил ее, о каких чувствах она говорит, а выпалил:
– По-вашему, я трус? Слабак?
– Только в отношении чувств, – объяснила она. – Вы отважны и не боитесь рисковать своей жизнью, но в сфере чувств вы панически боитесь и избегаете малейшего риска, легчайшей раны. А ведь эти раны исцелимы – их лечит время или новые чувства.
– Бывают неисцелимые раны, Анна.
– Ваши раны не заживают, потому что вы раздираете их, не лечите их и не принимаете помощи тех, кто помог бы излечить их.
Он уже не в силах был продолжать этот бесцельный разговор.
– Вы не прожили такой жизни, которая стала моим уделом, поэтому вы не можете понять меня. Советовать легко. Если бы даже у меня возникли какие-то чувства – что бы вы под этим ни подразумевали, – это ничего бы не изменило. Я – одиночка. И останусь одиночкой.
У Джинни возникло чувство, что она старается напрасно и не добьется своего. Но, может быть, будет еще хуже, если она своего добьется? Если пробудит в нем чувства, которые заставят страдать их обоих.
– Вы – не единственный, кто испытал страдания, – сказала она. – Многие испытали потери.
Что-то в ее голосе и выражении лица задело и тронуло его, но он колко заметил:
– Какие же это страдания могла испытать такая леди, как вы?
Глаза Джинни наполнились слезами.
– Я не могу вам об этом рассказать…
– Вас дразнили девицы-янки в пансионе, и вы скучали вдали от родного дома… Это – не страдания, Анна.
– Нет, совсем другое. Да, по общему мнению, я росла как изнеженная барышня. Но никто ведь не знает… – Джинни опустила ресницы и замолчала. Об этом нельзя говорить. Ей хотелось зарыдать, но она взяла себя в руки и сказала Стиву:
– Не надо об этом. Я пришла поблагодарить вас, а не обременять своими горестями. У вас забот и без меня хватает. Да мы и слишком чужие друг другу, чтобы я могла вам довериться. Увидимся позже, мистер Карр.
Стив понял, что еще раз глубоко ранил ее и попытался снова навести мосты. Не из сочувствия к ней, уверял он себя, а в интересах своей миссии, для проверки подозрений относительно Чарльза Эвери.
– Анна! Хотите что-нибудь передать отцу? Я еду в город за припасами.
– Спасибо, Стив, ничего не надо.
– До свидания, скоро увидимся. – Он приподнял шляпу, кивнул ей и ушел.
В чем дело, Стив Карр, откуда вдруг такая заботливость? Что-то в тоне Става насторожило Анну. Наверное, он хочет посмотреть, в какой обстановке я жила в городе. Все-таки он – человек «себе на уме». Зачем ему нужно попасть в дом, где живет Чарльз Эвери?
Джинни тряхнула головкой – не стоит об этом думать. Увидев Руби Андерсон, она предложила присмотреть за ее детьми, пока та будет готовить и стирать; Руби охотно согласилась.
– Спасибо, Анна, это будет очень кстати. Дети остались одни, Джордж поехал в город вместе со Стивом Карром.
Через час Джинни терла и полоскала в реке свою одежду, выкладывая ее потом на расстеленную на берегу чистую простыню. Гладить в дороге будет невозможно, и Джинни заранее огорчалась, представляя себе, какой вид примут ее одежки.
Услышав отдаленный выстрел, она вздрогнула, но сразу вспомнила, что это мужчины охотятся невдалеке. Слава Богу, за всю стоянку не было ни одного нападения на лагерь. Может быть, и в дороге будет спокойно.
Стив сидел, прислонившись к дереву, на своей стоянке в лагере. Он только что приехал из города и не заметил ничего подозрительного в поведении людей, сопровождавших его, – все они неотлучно следовали за ним. Значит, драгоценности уже были укрыты в чьем-то фургоне либо вблизи лагеря… Либо их привезет Чарльз Эвери, который возвращается в лагерь Последним, может быть, именно с целью доставить бриллианты на место прямо накануне отъезда. В городе Стив зашел к сестре Чарльза Эвери, якобы для того, чтобы сообщить ему время отъезда. Ему открыла дверь приветливая пожилая женщина, которая передала ему для Анны еду и большой теплый платок.
Жилище показалось Стиву чистым и уютным. Убранство дома свидетельствовало о достатке, но не о богатстве. А ведь Чарльз Эвери должен был располагать большими средствами, чтобы отправить Анну в частный пансион на Севере. Впрочем, это же был дом его сестры – собственный дом он продал, чтобы снарядиться в путешествие, и, очевидно, продал со всей мебелью, которая должна была быть богаче, чем скромная обстановка бордингхауса Марты Эвери. Да, если бы Стив мог побывать в проданном Чарльзом доме, он составил бы себе более полное представление об Эвери. И все-таки Чарльз кажется ему наиболее сомнительным лицом из пятерки подозреваемых.
Стив подошел к Анне, когда она развешивала выстиранную одежду. Она встретила его улыбкой:
– Прямо не верится, что мы завтра наконец отправляемся…
– А вы хотите поскорее прибыть на место?
– Да, очень, – задумчиво ответила Джинни поглядела поверх веревки, надеясь увидеть Чарльза Эвери, который уже должен был вернуться из города. – Сгораю от нетерпения.
– Лучше спокойно наслаждайтесь дорогой. По прибытии вас ждет очень тяжелый труд. Ваша тетя прислала вам кое-что – я положил в вашем фургоне.
Она опустила руки с зажатой в них мокрой сорочкой и живо повернулась к нему:
– Вы ее видели?
– Да, я зашел сказать вашему отцу, что мы завтра отправляемся. Его не было, и я попросил вашу тетю передать ему.
– Боже мой, неужели он узнал в городе, что дочь Чарльза Эвери умерла и что я – самозванка? Нет, если бы он узнал, то вел бы себя с ней по-иному.
– Благодарю вас, мистер Карр, вы очень любезны, – спокойно сказала Джинни, продолжая развешивать постиранные вещи.
Стив заметил, как она встревожилась, когда он сказал, что заходил в дом Эвери. Почему бы это? Может быть, она стеснялась скромной обстановки бордингхауса Марты, ведь в лагере все сочли ее за богатую барышню, и не хотела, чтобы узнали о действительном положении дел Эвери? Правда, Стив не был уверен, что Чарльз Эвери разорился во время войны…
– Что это, мистер Карр? – спросил один из сынишек Элли Девис, протягивая ему нож. Мальчик вытащил его из-за голенища сапога задумавшегося Стива.
Стив мгновенным движением выхватил нож у ребенка:
– Нельзя, это опасная штука! Никогда не трогай ни ножей, ни ружей, малыш.
– Не буду, мистер Карр!
Мальчик убежал играть с остальными детьми, а Джинни, поглядев на Стива, сжимающего в руке нож, заметила, что он порезал ладонь.
– У вас кровь идет. Дайте, я посмотрю, – сказала она.
– А, пустяки… – ответил Стив. – Не беспокойтесь.
– Я перевяжу, мне это совсем нетрудно.
– Я привык обходиться без чужой помощи.
– А почему не разрешить, чтобы вам помогли? Люди помогают друг другу и нуждаются в помощи и заботе. А вы тоже человек – вот, кровь течет. Не думайте, что можно всегда быть сильным и неуязвимым. Разве чужая помощь – это обидно или унизительно? Вовсе нет!
Она взяла его за запястье и заставила войти в фургон.
– Сядьте, и я перевяжу вам руку. Сейчас достану свою аптечку.
Стив сел на снятую дверную створку фургона, скрестив ноги, и смотрел, как она достает из ящичка бинт и наливает воды в тазик.
Она осторожно смыла кровь, выступившую из пореза, но кровь продолжала течь тонкой струйкой.
– Ничего, порез неглубокий, сейчас промою джином и завяжу. – Он не вздрогнул, когда она залила порез жгучей жидкостью. Она забинтовала ладонь, укрепила повязку и сказала: – Все. Завтра посмотрим, как заживет, и я сменю повязку.
– Спасибо, доктор Эвери! – сказал он с улыбкой.
Джинни тоже улыбнулась и заметила:
– Вот видите, для разнообразия можно и принять чужую помощь. Ведь вы же все время помогаете другим!
– Пожалуй, что так, – медленно сказал Стив. Она еще не отпустила его руки, и его раненая кисть лежала в ее нежной ладони, сложенной чашечкой. Это было так приятно… Он встал и показал Джинни на сверток: – Вот, я положил здесь посылку от вашей тети.
Оставшись одна, Джинни вылила порозовевшую воду из тазика и положила на место аптечку. Как странно, он послушался ее, несмотря на то, что она говорила тоном приказа. Позволил взять себя за руку. Она чувствовала, что с каждым часом, проведенным рядом с ним, все больше желает, чтобы он навсегда вошел в ее жизнь…
Серебряный серпик месяца слабо освещал лагерь, здесь и там светились и дымились костры. Легкий ветерок шевелил ветви деревьев и травинки на земле, еще не высохшей после двухдневного дождя. Квакали лягушки, тихо стрекотали цикады, изредка раздавался крик ночной птицы. Из освещенных фонарями фургонов и от костров доносились смех и голоса – все позволили себе немного расслабиться и передохнуть перед сборами в дорогу.
Джинни выскользнула из фургона и вступила в тень под деревьями. Мгновенно перед ней возник Стив.
– О, – сказала она удивленно, – вы здесь! Не беспокойтесь, босс, я не собиралась отходить от лагеря. Хочу только постоять здесь… Я люблю ночь, ее звуки и ее тишину.
– На Западе вы не будете в безопасности Даже вблизи от лагеря и часовых. Бандит может подкрасться совершенно бесшумно, похитить или убить вас. Вы и вскрикнуть не успеете.
– Тогда хорошо, что вы здесь. Расскажите мне… вы воевали с индейцами?
– И да, и нет.
– Как это?
– Я воевал с индейцами, и у меня были друзья среди индейцев.
– Друзья? – удивленно повторила она.
– Да, Анна. Хотя я нечасто завожу друзей.
– Вы все время меня удивляете и ставите в тупик, Стив Карр. Кто же они были?
– Да никто особенно, вряд ли вам будет интересно, если я буду рассказывать о них… – Стив поспешил отвлечь внимание Анны, опасаясь, что может о чем-нибудь проговориться и повредить своей миссии. Но она продолжала расспросы.
– Откуда вы? Где вы живете?
– Я – с Запада, поэтому странник по характеру. Еду куда захочу и не живу подолгу в одном месте.
– У вас нет дома? Вы все время путешествуете?
– Да, я предпочитаю такой образ жизни.
– Ходили ли вы в школу?
– Что?
– Мне кажется, что вы получили образование…
– Вас это удивляет? Ведь я для вас ковбой, бродяга?
– Ничто в вас меня не удивит. Я поняла, что вы – человек-загадка.
– Моя мать.
Она все-таки не могла скрыть изумления.
– Что?
– Моя мать меня учила и воспитывала. Научила меня и правилам приличия.
– Что-то не верится. Вы бываете так резки с людьми, должно быть, оттого что жизнь была резка с вами.
– Напрасно вы так думаете, Анна, мне моя жизнь нравится. Я справляюсь со своим делом и доволен этим.
– Работали ли вы проводником у частных лиц?
Он насторожился. Какой-то намек на разгадку?
– Зачем вам это знать?
– Ответьте на вопрос, разве он такой уж странный?
– Ну, работал и соглашусь снова работать, если предложат, за хорошие деньги, конечно.
Джинни, получив ответ, переменила тему:
– Вы мне говорили, мистер Карр, что не хотите сближаться с людьми, держите их на расстоянии, чтобы они не уязвили вас чем-нибудь и не причинили вам ущерба. Какой ущерб могу причинить вам я?
– Сами знаете, Анна.
– Я догадываюсь, но не уверена. Волную ли я вас так же, как вы волнуете меня? Почему вы меня отталкиваете – потому что я вам не нравлюсь или из-за Кэтти? – Имя невольно соскользнуло с ее губ.
– Миссис Кинг? Ах да, все, конечно, заметили, и это мне неприятно, но я с ней разобрался. Вчера она подстерегла меня в лесу и, надеюсь, запомнит мою отповедь. Я рад, что эта кошечка не смогла запустит в меня свои коготки. Не люблю хищниц.
– Наверное, многие женщины гонялись за вами в дороге?
– Были такие.
– И вы их всех оттолкнули?
– Ну и любопытный же у вас нос, Анна Эвери! А если я спрошу о ваших любовных делах?
– У меня их нет и не было.
– Как тут поверит – вы такая красивая девушка!
– Да, за мной ухаживали. Но до сих пор я не встречала человека, которого хотела бы узнать ближе.
– До сих пор? – повторил он, ставя ей ловушку, но в то же время боясь развивать опасную тему.
Джинни посмотрела на Стива своим самым прямым и честным взглядом:
– До сих пор, пока не встретила вас.
– Вот как, меня вы хотели бы узнать поближе? Почему?
– Потому что вы интересный, сложный, привлекательный. Потому что вы мне нравитесь. Потому что мы могли бы стать добрыми друзьями. Я говорю слишком смело для леди?
– Да, с такой прямотой леди не говорят.
– Вы боитесь меня, потому что я – леди?
– Леди доставляют мужчинам затруднения и неприятности.
– Как это?
– Вы сами назвали причины, когда обругали меня вчера. А главное, леди желают от меня того, что я не мшу им дать.
– Почему не можете? Разве дружба – такая ужасная вещь?
Стив сжал ее лицо в своих ладонях, заглянул ей в глаза и спросил:
– Вы уверены, что хотите только дружбы, Анна Эвери?
– Я сама не знаю… Честно говоря, не знаю, Стив.
– Зато я знаю, Анна. Мы оба хотим большего, но это невозможно.
– Почему?
– Я не гожусь в мужья. Найдете подходящего парня в Техасе.
– Вы сами мне говорили: «Советы легко давать, трудно выполнить». Я не собираюсь искать мужа в Техасе, и вас не завлекаю в мужья.
– Но вы же не того сорта, чтобы завести с вами легкую интрижку…
– Я… – пробормотала она, обрадованная его словами и тем, как он с запинкой их выговорил.
Но прежде, чем она докончила фразу, он порывисто привлек ее к себе и поцеловал, проникая языком в ее рот. Он прижимал ее все крепче, она чувствовала сухой жар его крепкого тела. Он почувствовал, что она дрожит в его объятиях и отвечает на его поцелуй. Она такая горячая и нежная, так льнула к нему. Он мог взять ее до конца, научить любви… но что дальше? Она уступит ему, привяжется и будет отвлекать его от трудной миссии. Она может стать требовательной и капризной… А может быть, она уступит ему, чтобы отвлечь его внимание от преступных дел отца…
Поцелуи Стива воспламенили Джинни, в ее теле заструились удивительные могучие токи, и она знала, что имя им – Желание и Страсть. Она хотела отдаться им… Но, может быть, они опасны, враждебны, и, уступив им, она окажется в плену, в рабстве. Она отвечала на поцелуи и ласки, но рассудок контролировал страсть… когда желание овладело ею с такой силой, что отозвалось в ее теле острой болью, она прервала наваждение, оттолкнув от себя Стива.
– Стив… Я не могу…
– Я знаю, Анна… Что и требовалось доказать. Я вас убедил?
Джинни смотрела в его лицо и не хотела верить. Значит, он провел урок соблазна… чтобы доказать ей, что поддаваться соблазну они оба не должны? Но он так же пылал страстью, как и она, Джинни это чувствовала! Значит, он лжет.
