Текст книги "Тайны полуночи"
Автор книги: Дженел Тейлор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
Нет, не может быть, что она лжет, думал он, с такими ясными чистыми глазами нельзя быть обманщицей! Вслух он сказал:
– Я рад, что вы поняли, почему я был строг, Анна. Мы теперь в очень опасном краю.
У нее потеплело на сердце, когда она увидела его смягчившийся взгляд.
– Я так счастлива, что вы вошли в мою жизнь, – тихо призналась она. – Спасибо, что вы меня нашли. – И она порывисто обвила руками его шею и потянулась к его губам. Тело его запылало. Много дней его терзали сомнения, и все-таки он скакал, чтобы найти эту женщину и спасти ее. Каждую милю пути его снедало беспокойство: он представлял, что найдет растерзанные трупы ее и Чарльза Эвери… с ужасом воображал, как бандиты насилуют ее. Если они погубили ее, думал он, то я настигну их хоть на краю света и предам мучительной смерти с ужасными пытками, каким меня научили индейцы. Чувство вины перед нею не оставляло его, пока он не настиг ее. А теперь он уверил себя, что она невиновна, но он-то обманывал ее, и она не захочет больше принадлежать ему. Тогда все кончено… пусть это будет последний раз! Он уступил ее порыву и неистово прижал к себе.
Джинни охватило желание. Хорошо, что она искупалась вчера вечером и переменила одежду. Она чувствовала, что от Стива исходит властный, неудержимый призыв, и не могла противиться ему.
Он так же стремился к ней, как и она – к нему, они отчаянно, неудержимо, пылко ласкали и целовали друг друга, прижимаясь все теснее и теснее, и наконец упали на мягкую траву.
Жадные пальцы Стива ласкали ее груди сквозь рубашку, губы покрывали поцелуями ее лицо, ушки, стройную шею с шелковистой кожей. Он расстегнул пуговички ее рубашки, под которой не оказалось сорочки, коснулся щекой ее обнаженной груди и впился губами в розовый сосок. Минуту он сосал и впивал его, потом перешел к другому. Она застонала от восторга, их страсть словно накалилась до предела, и, когда он скользнул рукой вниз, она выгнулась дугой ему навстречу, и его пыльцы ощутили горячую влагу.
Джинни окутало горячее облако страсти и наслаждения. Все, что он делал с ней, усиливало ее желание, она торопила миг свершения. Она нежно и сильно ласкала его шею, грудь, волосы; охватив руками его спину, прижимала его к себе. Только что она пережила самый страшный миг своей жизни, теперь переживала сладчайший миг почти нестерпимого блаженства. Она даже не чувствовала, как его отросшая в дороге щетина колет и царапает ее нежную кожу, она вся устремилась к нему. Стив Карр был величайшим чудом в ее жизни, и она знала, что это – навсегда.
Стив снова впился в ее рот, покусывая губы, целуя лицо множество раз – быстрыми и нежными, долгими и страстными поцелуями. Он уже не в силах был сдерживать себя, каждое касание зажигало его огнем. Сердце его неистово колотилось. На свете не было подобного ей соблазна, в его жизни не было более полного свершения, более сладостной награды. Как он боялся, что смерть отнимет у него эту девушку! К вот она снова с ним – теперь она с ним, но не навсегда – это невозможно.
Джинни хотела его скорее, как можно скорее… Она льнула к нему, осязая его кожу и вдыхая его запах. Она не в силах была вынести даже нескольких мгновений сладкой муки ожидания. Охваченные смятением души, их пылающие тела страстно жаждали соединения. Джинни расслабила напряженные бедра, и Стив раздвинул ее ноги. Не прерывая поцелуя, он расстегнул пояс и с ее помощью стянул вниз брюки, обнажив ягодицы. Она подняла юбку, рукой направила его член, и два тела задвигались в волшебном ритме. Джинни обвила Стива ногами… потом они лежали, не выпуская друг друга из объятий, счастливые и умиротворенные.
Стив перекатился на спину и закрыл глаза, раздумывая над тем, как вести себя после этого неожиданного эпизода. Ведь он не хотел…
– Ну, – сказал он, стараясь выдержать спокойный тон, – теперь пойди умойся перед едой, а то ты, наверное, с голоду умираешь.
Она тоже была смущена своим страстным порывом неодолимого влечения к мужчине, и его спокойствие ободрило ее.
– О, – сказала она, – ты во всем совершенство. Всегда знаешь, что, как и когда надо делать.
– Хотел бы я, чтобы это было так, женщина, – возразил он и, скинув рубашку, вошел в реку. Пока он плескался и плавал, она заштопала порванный рукав его рубашки. Он кивнул ей в знак благодарности, натянул одежду и стал разжигать костер и готовить завтрак, пока Анна купалась.
– Поедим, и сразу в путь, – сказал он. – Надо проехать побольше до темноты.
Она почувствовала, что он избегает говорить о том, что сейчас произошло между ними. Стесняется? Не хочет? Когда же она осмелится спросить его, любит ли он ее или только удовлетворяет свою страсть. Наверное, все-таки любит, подумала она с надеждой.
Когда они съели скудную еду и уложили вещи, Стив сказал:
– Сядешь на коня за моей спиной, женщина, а потом мы достанем тебе лошадку.
Она улыбнулась.
– Ах, как я буду рада вернуться в свой фургон!
Как это она забыла и о похищении, и о смерти отца, который лежит непогребенным, о похищенных драгоценностях. Это странно!
– Мы не вернемся к обозу, – сказал он. – Мы поедем вслед за бандитами.
Джинни вовсе не забыла про убийство Чарльза Эвери, но инстинктивно постаралась вытолкнуть его из памяти, может быть, чувствуя какую-то свою невольную вину. Чарльз подверг себя риску ради нее и был убит; теперь Стив хочет подвергнуть свою жизнь риску ради мести за нее.
– Пожалуйста, не надо, Стив! – взмолилась она. – Их схватит полиция. Ведь они мне ничего не сделали, за что же мстить?
– В дорогу, в дорогу, женщина! – оборвал ее Стив. – Они опередили нас на много миль, но я их настигну. – Он поднял ее, посадил на лошадь и сам вскочил в седло. – Держи меня за пояс!
– Пожалуйста, не надо! – умоляла Джинни, вспоминая страшную картину последней стоянки. – Их пятеро. Они вооружены и опасны. Я верю в тебя, Стив, но один ты с ними не справишься. Не следуй за ними в одиночку.
Джинни почувствовала, что тело Стива как будто закаменело. Ровным невыразительным голосом он сказал:
– Это – мое настоящее дело, Анна. Мне поручено настичь их и предать в руки правосудия.
– Настоящее дело?! Что ты хочешь этим сказать? – прошептала Джинни.
12
Нервы Джинни были натянуты как струны. С тяжестью, которая легла на сердце свинцовым грузом, от двух слов, сказанных спокойным бесстрастным тоном, Джинни ожидала ответа. В этих двух словах, поняла она, разгадка. Он ринулся вслед за нею не из любви к ней, не для того, чтобы спасти ее, а для Своего Настоящего Дела. Прекрасная мечта Джинни о любви и союзе на всю жизнь рухнула и лежала в развалинах. Джинни едва удерживалась от крика и рыданий, но смотрела на Стива прямым и требовательным взглядом.
– Я должен нагнать их и вернуть похищенные драгоценности, – коротко объяснил он.
К ее собственному удивлению, ответ Стива не был для Джинни неожиданностью:
– Вы знали о драгоценностях? О том, что… он вез их?
– Да, – сказал он, – только я не знал, кто преступник и где он их прячет. Я не сразу заподозрил Чарльза Эвери, думая, что обнаружу преступника при переправах через реки, но потом понял, что он прикрепил кошелек с бриллиантами на поясе, на теле.
– И все-таки я не понимаю, Стив. Вы должны были…
– Да, я имел приказ обнаружить драгоценности, отнять их у преступника и задержать его самого и его сообщников. Это – мое задание, Анна, и я должен его выполнить.
Каким небрежным тоном он говорит…
– Ваше задание? – переспросила Джинни.
– Да, я получил его и обязался выполнить, хотя с ним не справились представители закона и мой лучший друг. Но теперь задача разрешена, осталось только поставить точку. А ведь я уже думал, что спасую. Мы приближались к Далласу, а разгадки я еще не нашел. Ваш отец хорошо сыграл роль простака и доброго малого.
– Но вы же наш проводник, возглавляете обоз переселенцев.
– Теперь – нет; Большой Эл договорился со мной, что сначала я буду работать в одиночку, чтобы лучше познакомиться с переселенцами. Он присоединился к нам в Колумбусе – я думал, что к этому времени уже справлюсь со своей задачей. Но мне пришлось и после его приезда продолжать разыгрывать свою роль, зато теперь он все возьмет на себя, а я докончу свое дело.
– Вы… разыгрывали роль? – упавшим голосом переспросила Джинни.
– Да. Уверенность возникла у меня только в Бриксбурге, когда я получил телеграмму о том, что Чарльз Эвери никакого ранчо в Вако не покупал. Если бы я немедленно после получения телеграммы вернулся в лагерь, разоблачил и… – Он не сказал «убил»… – преступника… Но я ждал в городе.
– Неужели он ждал для того, чтобы провести с нею ночь в гостинице? – промелькнуло в голове Джинни. Но эта мысль исчезла в бешеном вихре других: вот почему он так приглядывался ко всему и расспрашивал обо всем… вот почему (неужели?!) он ухаживал за ней и соблазнил ее… чтобы разоблачить Чарльза Эвери, сблизившись с ним через «дочь»… Как все ужасно, думала Джинни, и я ввела его в заблуждение, но и он меня тоже.
– Вы шпион? – сорвалось у нее.
– Нечто в этом роде, – спокойно согласился Стив, не удивляясь, что умница Анна угадала истину. Пожалуй, особого агента можно так назвать. – Выполняю разные задания…
«В том числе и заказы на убийство?» – холодея, подумала Анна.
– Ладно, не будем больше это обсуждать, – сказала она вслух.
– Да и некогда, – согласился Стив. – Я и так потерял время, разыскивая вас. Это увеличило дистанцию между мною и преступниками.
В воображений Стива возник лагерь бандитов с непогребенным телом Чарльза Эвери. Как только он поймает преступников и доставит их властям, он сообщит об этой последней стоянке бандитов, и прах Эвери похоронят. Сейчас он не будет говорить об этом с Анной, чтобы уберечь ее от страшного воспоминания. Он скачет по следу преступников, он точно знает, куда они направились – это не просто догадка, а уверенность.
Джинни заботило другое: как мог Стив, считая, что она – дочь преступника и подозревая ее в сообщничестве, делить с ней любовь сегодня утром? И с такой страстью! И в то же время он признался, что ринулся не спасать ее, а выручать похищенное бандитами сокровище… Сожалел, что потерял время на ее поиски… Он гнался не за ней, а за Чарльзом – участником группы Красные Магнолии, за драгоценностями, за бандитами… он хотел выяснить связи Чарльза Эвери…
– Его имя – Тимоти Грэхем, – вдруг вспомнила она.
– Чье имя? – удивленно спросил Стив, обдумывавший в это время, как ему извиниться перед Анной за нечаянно сорвавшиеся с языка обидные слова о потере времени на ее поиски.
– Человека, которому отец должен был передать драгоценности в обмен на оружие и боеприпасы. Бандиты сказали, что место встречи перенесено из Сент-Луиса в Литтл-Рок; но и я, и отец сомневались, что они везут нас туда: на самом деле они задумали присвоить драгоценности.
«Проклятье тебе, женщина!» – возмущенно подумал Стив, а вслух язвительно сказал:
– Так вы все знали! Да, не очень приятно видеть утонченную леди, замешанную в столь грязные дела.
С тех пор как они стали близки, всякая колкость Стива вызывала в душе Джинни мучительную боль. Как он мог обвинять ее столь беспощадно? Как он мог судить о ней так ложно? И это он, использовавший ее симпатию к нему в интересах своего пресловутого Дела. Он, хладнокровный, жестокий, способный на все для достижения своей цели… Сердце ее словно оледенело, и она сказала спокойным тоном:
– Нет, мистер Карр, я узнала обо всем от отца перед его смертью, на последней стоянке. До этого я ничего не знала.
«Это правда или уловка, Анна?» – подумал он и спросил:
– А зачем вы мне об этом рассказываете?
– Чтобы не дать им ускользнуть, чтобы помочь вам их настигнуть.
– Почему?
– Потому что они творили и творят зло.
– Так ведь и ваш отец тоже?
Джинни не могла признаться ему, что Эвери – не отец ей. Ее возлюбленный обманывал ее, но ей обмана не простит. Она была оскорблена, разгневана, но чувствовала, что должна помочь ему предотвратить чудовищное преступление, и она признала:
– Да, мистер Карр, но он был введен в заблуждение. Кроме того, он был ослеплен жаждой мести, ведь другая его дочь, моя сестра, была изнасилована солдатами янки и умерла. Судебные чиновники из Лояльной Лиги оправдали насильников «за неимением доказательств». Янки захватили наш дом, землю и разрушили бизнес отца. Он жаждал отмщения, требовал справедливости и был прав, как и тысячи других южан с подобной участью. Но он был не прав, связав свое дело с Красными Магнолиями. Насилие нельзя победить насилием, ненависть – ненавистью. Многие члены Клана считают, что борются за правое дело, но слишком много преступников вступают в Клак и творят страшные дела. Это может только повредить нам, южанам. Я не знала, что мой отец – член Клана, о своей «миссии», как он назвал ее, он поведал мне в последний день своей жизни. Я рассказала вам все, что знаю. Больше мне нечего сказать.
Стив надеялся, что она не лжет. В голосе ее звучали тоска и боль, и он не мог ей не верить. Он ответил, осторожно выбирая слова:
– Простите меня за все, Анна. За то, что я обманывал вас. Но это дело, которое мне поручено, – словно пороховая бочка, к которой Красные Магнолии вот-вот подведут запал и зажгут его. Я должен был бороться любыми средствами.
В душе Анны неожиданно вспыхнула ярость. И это все, что он ей может сказать, этот человек, предавший ее любовь? Она надеялась, что его извинение рассеет черное облако обиды, омрачавшее его душу, и посеребрит сиянием надежды небо любви. Но его скупые слова не оставляли сомнений, что превыше всего он ставит свое Дело и не поступится им ради любви.
– И ты думаешь, что это извинение? – гневно вскричала она. – Ни за что не прощу твоего предательства, гнусный ублюдок! «Простите меня» – два словечка, и я должна простить! Да чего и ждать было от ублюдка!
Нервы Стива были натянуты как струны: как больно было услышать ненавистное ему слово, слетевшее с губ, которые он целовал! Слишком много оскорблений и испытаний он перенес в жизни, чтобы отдать себя в ее руки… И он заставил себя сказать холодно и резко:
– Я же предупреждал вас, Анна, что я – ублюдок, и не только в переносном смысле этого слова.
Сердце Анны переполнилось негодованием: значит, он не отрицает, что вел себя как негодяй?
– Да, лучше бы я тогда сразу поверила вашим словам! – вскричала она. – Видно, это был единственный раз, когда вы мне сказали чистую правду. Вы меня арестуете?
– Разве вы были замешаны в этом деле? Ведь вы сказали, что нет.
В его вопросе звучало сомнение. Значит, она не убедила его!
– Нет, я невиновна, но вы этому не верите, сколько бы я ни твердила. Однако не волнуйтесь, я сумею оправдаться.
– Постарайтесь это сделать, Анна, тюрьма вряд ли вам понравится.
– Вы говорите так, словно сами там побывали.
– Побывал. Во время войны, когда янки издевались над южанами как хотели.
Джинни была потрясена. Значит, он был военнопленным. Все знали, какие беды и унижения перенесли эти люди. Эти страдания у Стива наложились на те, что он перенес в детстве и юности, и он ожесточился. Неудивительно, что он замкнут и насторожен. Что у него нет доброжелательства к людям. Она хотела бы понять его, простить его, довериться ему. Но в состоянии ли она это сделать? Или лучше порвать с ним, забыть о нем навсегда? Но сможет ли она?..
– Значит, вы теперь работаете для Союза Штатов, на своих бывших врагов и мучителей?
– Да.
– Против южан, которые только хотят защитить себя?
– Есть одна только сторона сегодня, которая права, – Соединенные Штаты. Это так, Анна.
– И вы – патриот, который исполняет славную миссию?
– Нет, я просто работник, который любит свое дело и знает, как за него взяться.
– Проклятая ваша работа! Вы только о ней и думаете. Ответьте на вопрос: я ваша пленница?
– Вовсе нет! Просто я не могу отправить вас одну – слишком большой риск – и не имею времени отвезти вас в город. Единственный выход – оставить вас при себе. Мы оба в опасности, и от вашего послушания зависят и ваша собственная жизнь, и моя. Делайте все так, как я скажу. А когда я схвачу этих людей, я отвезу вас в ближайший город. Там вы решите, что делать. Может быть, для вас лучше всего будет поехать к вашей тетке в Даллас и жить с ней. Ведь никакого ранчо в Техасе нет.
– А как вы об этом узнали? Когда?
– Разве это имеет значение? – сердито буркнул он.
Но это имело значение для Джинни: когда он узнал, до или после того, как они стали близки.
Он понял смысл ее вопроса и проворчал еще сердитей:
– Ах, вам надо точно знать, когда мне стало ясно, что вы и ваш отец лжете мне!
Он почувствовал, что она словно закаменела сзади него в седле. Он не хотел ее обидеть, не хотел ссоры, но хотел бы, чтобы она поняла важность его миссии и помогла, рассказав все, что знает. Но времени не было, и он продолжал все тем же резким тоном:
– Перестаньте отвлекать меня ненужными расспросами. Я должен сосредоточиться на поиске преступников.
– Подумаешь, какая трудная задача для вас! Вы их с завязанными глазами найдете. Меня же нашли и взяли в плен.
Он заметил, что она не сказала «вы меня нашли и спасли», а сказала «взяли в плен».
– Я нашел вас быстрее, чем они, не потому, что я так уж искусен, а потому, что они, думаю, решили вас не искать. Нам надо, торопиться, женщина. Самое важное – застать их врасплох. Если это не удастся, вы вновь станете их пленницей, а ведь это нежелательно, не правда ли? Вы плохо думаете обо мне, Анна, но я сделаю все, чтобы мы оба остались в живых. Поэтому перестаньте дуться на меня, слушайтесь моих распоряжений и помогайте мне. Не моя вина, что ваш отец вовлек вас в это преступное дело, а мне поручено его распутывать. Мы с вами могли бы попасть и в худшую беду.
Джинни выслушала его молча и кивнула. Она была смущена словами Стива. Он ведь действительно не виноват, что именно ему поручили искать драгоценности. Он не мог ей открыться, но ведь и она скрыла от него правду о себе. Может быть, признаться ему, и у нее станет легче на сердце? Нет, несмотря на то, что они стали любовниками, этот человек непостижим, понять его невозможно. Нет, открыться еще рано. Надо подождать.
Стив пустил Чууна по следу бандитов, Анна была легка, и ее вес не снижал ровной скорости крупного сильного коня. Карр внимательно смотрел на дорогу, но все время ощущал женщину, обхватившую его сзади за пояс и прижавшуюся к нему, обонял ее запах, чувствовал ее дыхание и неистово желал ее – пусть только она окажется честной и невиновной в этом деле с Магнолиями.
Душа Джинни полнилась тоской и смятением. «Ты – холодный и жестокий человек, Стив Карр, – думала она. – Я, наверное, не смогу простить тебя, даже если ты будешь молить о прощении. Твое рождение и воспитание наделили тебя дурными инстинктами; иногда ты их подавляешь в себе, но чуть что – и они оживают. Я думала, что смогла бы изменить тебя, но теперь не уверена в этом. Оставь свои мечты, Джинни. Надежды нет. Я не в силах простить твое предательство, Стив Карр».
Джинни томило одиночество, ей некому было излиться… да и негде выплакаться. Она не могла ни зарыдать, ни застонать, хотя тоска сжимала ее сердце, словно железный обруч. Но она знала, что справится с жестоким переживанием и заставит себя забыть все, что было… Мужайся, Джинни, возьми себя в руки… а потом ты расстанешься с ним навсегда. Когда его не будет рядом с ней, она сможет уврачевать свое сердце… Наступит целительное забвение. У нее есть важные задачи, она отвлечется от мыслей об этом коварном человеке и сможет забыть его. Джинни попыталась бы даже отомстить ему, но мщение – обоюдоострый меч, и она может ранить самое себя еще глубже. Нет, лучше забыть… Если она захочет мстить, он озлобится, и ее положение может стать опасным. Ведь ее легко обвинить в сообщничестве с Чарльзом… а если Стив решится на это? Боже, как ужасно, что жизнь привела его к такой озлобленности… Но своей душе она не даст ожесточиться, хотя сейчас ее и одолевает смятение.
«Ты сохранишь спокойствие и стойкость, Джинни Марстон», – решила она.
Полный месяц освещал их стоянку. Стив ехал, не останавливаясь, до наступления ночи. Джинни всю дорогу молчала, отвечая на его обращения или замечания только кивком – она боялась расплакаться.
На короткой стоянке они поели сушеной говядины и кукурузных лепешек, запив водой из его фляжки.
В дороге они иногда спешивались, чтобы дать отдохнуть гнедому, и шли рядом с конем: он – с одной стороны, она – с другой. Он несколько раз заговаривал с ней и сообщил, что бандиты углубляются в горный район Уачиты, и, если они будут ехать с той же скоростью, через день удастся их настигнуть.
На следующей стоянке Стив зажарил подстреленного им кролика, испек маисовые лепешки и сварил крепкий кофе – все это сам, не обращаясь к Джинни за помощью. Да она и не предлагала помочь, и только коротко поблагодарила его, когда он подал ей еду.
Да, подумала она, этот человек ни в ком не нуждается. Он привык со всеми справляться сам.
Стив хмыкнул, когда она нарушила свое упорное молчание, и насмешливо сказал:
– О, вы еще не лишились дара речи. А я уже думал, что вы язык проглотили.
Джинни поглядела на него и ответила бесстрастно:
– Вы велели мне замолчать, разве не помните? А еще до этого сказали, что мы выживем, если я буду повиноваться вам. Я не получала еще разрешения говорить, вот я и молчала. А если бы вы и раньше разрешили мне говорить, то мне нечего было бы сказать вам, Стив Карр. Могла бы только повторить, что вы лгун и обманщик.
Он предполагал, что она настроена подобным образом, но все-таки не думал, что так непримиримо. Она теперь его ненавидит, понял он и спокойно сказал:
– Не переживайте, Анна, через несколько дней мы расстанемся, и вы будете довольны.
– Я думаю, мы оба будем довольны, когда эта ужасная история закончится.
– В самом деле? – заметил он, сузив устремленные на нее глаза.
Не надо вступать в ссору, думала Джинни. Он провоцирует ее, чтобы еще больше оттолкнуть от себя. Ну что ж, она отстранится. Она спокойно поела и вежливо заметила:
– Очень вкусно, мистер Карр. Вы готовили, так я помою посуду.
– Незачем, – заметил он, добирая еду пальцами со сковородки: единственную тарелку и прибор он отдал Джинни. Да, он привык жить один, есть в одиночестве. Такие привычки неискоренимы. – Я сам помою, особенно сковородку, – сказал он, собрав посуду, чтобы пойти к ручью. – Сковородку надо чистить самому, не то она станет плохо жарить. А это отличная сковородка, я к ней привык. Она видала со мной всякие виды.
Джинни хотела сделать какое-нибудь вежливое замечание, но у нее язык не повернулся. Лучше не вступать с ним в разговор. Да, он все умеет, он всему научился во время войны, испытав немалые трудности («всякие виды», которые «видела сковородка»!). Однако множество людей прошли через тяжелые превратности войны, но не стали ни лжецами, ни обманщиками, ни ненавистниками, как ты, Стив Карр! Но это и верно, и неверно, одернула она себя. Разве война не изменила всех: Чарльза Эвери, тех, кто ехал с ними в обозе, да и ее саму… Вот недавно в порыве гнева назвала его «ублюдком», а ведь он доверил ей свою тайну, и она не должна была злоупотреблять его случайным признанием. Как она могла? Да, ее душа тоже ожесточилась. И ожесточила ее жизнь: потеря матери, смерть Джоанны, смерть Чарльза Эвери, на которого она полагалась… и его обман… обман Стива…
Но зачем думать о Стиве? Действительно, если они не погибнут в стычке, то очень скоро навсегда расстанутся. Она перенесет эту потерю, жизнь в Америке закалила ее. Она найдет Чепмена и отомстит ему за подругу, она найдет своего отца и…
Голос Стива прервал ее мысли:
– Возьмите мою скатку, Анна, не то простудитесь. А я подстелю себе плед. Да не ложитесь очень далеко от меня – для безопасности лучше быть рядом.
Джинни заметила, что его тон смягчился, но не показала этого.
– Не беспокойтесь за меня, мистер Карр, – сухо сказала она. – Лучше плед возьму я, или на землю посплю. Совсем мне не нужна ваша скатка. – В нее впитался твой запах, Стив Карр, и я всю ночь не засну, думая о тебе. Зачем это мне?
– Это я привык спать на земле, Анна, а вы – нет. Вы должны хорошо отдохнуть, а не то вы свалитесь с седла и задержите меня. Так что я вовсе не забочусь о вас, а просто принимаю меры предосторожности, и вы не должны возражать из самолюбия или из духа противоречия.
Его мягкий взгляд не согласовывался с его доводами, но, как бы то ни было, Джинни пришлось согласиться. Ведь она не могла открыто высказать свой довод: мол, скатка источает его мужской запах, и это не даст ей заснуть. Так око и было, и Джинни ворочалась с боку на бок, пока Стив не наклонился над ней:
– Ну-ка, выпейте это!
– Что это?
– Виски, – сказал он, поднося кружку к ее губам. – Ни один из нас не сможет заснуть, если вы будете вертеться, словно в муравейник спать улеглись…
– Вы хотите, чтобы у меня язык развязался, и я вам что-нибудь выболтала? – пробормотала она в полусне.
Стив невозмутимо возразил:
– Если не хотите со мной разговаривать, то я вовсе на этом не настаиваю. У вас было много переживаний, надо расслабиться. Не опасайтесь, что я вас напою и воспользуюсь этим.
– Значит, вы с утра сильно переменились? – насмешливо заметала Джинни. – Ну что ж, тем лучше для нас обоих. – Она взяла из его руки кружку, глотнула, поперхнулась и закашлялась. Ее бросило в жар, из глаз брызнули слезы. Стив похлопал ее по спине и дал глотнуть воды из фляги. – Черт… вас… возьми… – пробормотала она, задыхаясь и вытирая слезы. – Я дохнуть не могу… желудок огнем жжет… – Она еще раз глотнула воды из фляжки, и ей стало легче. – Вы должны были сказать мне, чтобы я пила маленькими глотками! – укорила она Стива.
– Да я просто не успел, женщина! Ничего, сейчас придешь в себя. Даже лучше принять это снадобье одним духом. Ложись, закрой глаза и сразу заснешь…
Джинни повиновалась. Тело ее сразу охватило мягким жаром. Голова стала как воздушный шарик, рвущийся в облака. Веки опустились. Она чувствовала, как крепкая мужская рука гладит ее волосы и щеки, почувствовала поцелуй в губы, на который не в силах была ответить, счастливо зажмурилась и провалилась в сон.
Стив глядел на нее с нежностью и состраданием. Уж он-то понимал, сколько она пережила за эти дни. Мучения и ненависть пришлось перенести и ему самому. Он должен помочь ей избежать худшего. Помочь и самому себе… Доказать, что она невиновна и была вовлечена в дела отца помимо своей воли. А не то она может быть подвергнута незаслуженному наказанию. А ведь, возможно, не так легко будет доказать ее невиновность. Как жаль, что он не встретился с Анной при других обстоятельствах, что она оказалась дочерью преступника… Но не только это… Если б у них обоих были другие характеры… и судьбы… Но это невозможно. Если она узнает о нем всю правду, она отпрянет от него… Разоблачение убьет чувство, которое она, может быть, испытывает к нему… нежность, доброе отношение. На миг возникла мечта, что она примет его, даже если все о нем узнает, что она полюбит его… Но разве сможет она открыть свое сердце ему, человеку, который для всех чужой, которого отверг родной отец?
– Спи спокойно, Анна, я охраняю тебя.
– Спокойной ночи! – сквозь сон прошептала Джинни.
Стив посидел около нее, гладя ее лицо и навивая на палец выбившиеся из косы локоны; потом не удержался и поцеловал ее. Он подумал, что на его постели, где она сейчас спит, сохранился его запах… и запах их любви сегодня утром – так недавно и так давно, словно в далеком прошлом. Он должен был быть нежнее и добрее с ней сегодня утром, ведь она только что потеряла отца…
– Отцы! – раздражено подумал он. – Предают своих детей, словно злейшие враги! И отец Анны, и мой собственный отец… Я хотел бы довериться тебе, Анна, но неужели ты предашь меня, как предал отец? Я боюсь этого… Мы с тобой обманываем друг друга, и я не знаю, чей обман хуже…
Джинни очнулась. Спокойствие, которое вселили в нее тихая ласка Стива, его подобревший голос, его уверение, что он защитит ее, бесследно исчезло. Ее вновь охватила тревога. Он сказал, что она должна оправдаться, а не то попадет в тюрьму, и она ответила ему, что оправдается с легкостью. Но если она заявит, что она – не Анна Эвери, ее все равно могут судить как сообщницу ее мнимого отца. А может быть, чиновники-янки и не поверят ее заявлению и по-прежнему будут считать ее дочерью преступника и судить вместе с бандитами за похищение драгоценностей. Может быть, потому Стив и был так резок, так взвинчен, что она может оказаться на скамье подсудимых, хотя бы он этого не желал…
А кто может подтвердить, что она – Вирджиния Марстон? Обратиться к мачехе – значит подвергнуть риску отца: та может догадаться, что он жив и вызвал к себе Джинни. Отец скрывается в Колорадо, может быть, и убит.
Ее жизнь запуталась в таких хитросплетениях, что и не распутаешь. Чарльз предупреждал ее, что лучше не раскрываться: если она признается, что лгала, то навсегда прослывет лгуньей. И все-таки единственное спасение – на ранчо Чепмена, то есть еще одна ложь.
Она сидела на лошади перед Стивом, касаясь его, вдыхая его запах, заглядывая иногда в его красивое лицо. Он был задумчив – наверное, его тоже многое беспокоило… Иногда он обвивал ее рукой за талию и поддерживал на подъемах и спусках – местность была неровная – и задерживал руку дольше, чем было необходимо. Она была уверена, что он думает о ней… желает ее… Но было ли это только физическое желание? Желание вопреки рассудку? Или, наоборот, обдуманное намерение снова воспламенить ее, соблазнить и выведать то, что ему нужно? А может быть, его по-настоящему влечет к ней, только он не желает в этом признаться – ни себе, ни ей. Может быть, они оба захвачены любовью… Нет, нет, не думай этого, Джинни! Его сердце не затронуто, только твое! Или он слишком ожесточен и не верит, что кто-то может полюбить его истинной любовью, и поэтому боится любви, боится ее, Джинни, боится полюбить сам…
Стив готовил завтрак, двигаясь тихо и осторожно, чтобы не разбудить спящую усталую женщину. Вчера вечером ему пришлось снова дать ей виски, чтобы она заснула. Что-то с ней было не так. Она по-прежнему была озабоченной, чем-то подавленной, совсем не похожей на ту бодрую мужественную Анну, которую он знал по путешествию в фургонах. Ее подавленность огорчала и беспокоила его. Уж лучше бы она бранила и проклинала его, Стива, требовала бы еще разъяснений по его «миссии». Конечно, она еще печалится об отце, да и предстоящая встреча с бандитами не может не волновать девушку. Или все-таки она боится разоблачения? Значит, она была сообщницей Чарльза.
Джинни проснулась и втянула ноздрями упоительный запах жареного бекона, смешанный с запахами кофе и бисквитов.