Текст книги "Я - гнев"

Автор книги: Джен Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Джен Робертс
Я – ГНЕВ

Фионе, прекрасной музе и еще более прекрасной подруге

Ничто

Приветствую.

Знаю, вы по мне соскучились.

Я и сам по себе соскучился.

Что вам сказать? Я шатался там и сям. Ходил и осматривался. Крался по улицам. Полз по туннелям. С пылающим взором шел по воде. Слизывал с ложек засохшую грязь и отдирал жвачку от ботинок, чтобы подкрепиться.

На самом деле все это неважно. Сейчас они оставили меня в покое, но я знаю, что это продлится недолго. Я нужен загонщикам. Они на секунду отпустили ниточки – и непослушная марионетка рванулась прочь. Во второй раз они не допустят такой ошибки. Я слышу, как они меня зовут. А теперь начали еще и высматривать. Я у них под колпаком. Рано или поздно они меня найдут и притащат за шиворот обратно.

И тогда все изменится.

Не успеете вы и глазом моргнуть, как история повторится. Помните, мы это уже проходили? Когда человечество только-только вышло из первобытной жижи, они уже были рядом. Очевидно, кто-то выжил – иначе бы нас здесь не было. Но многие ли переживут этот раунд?

Тик-так. Тик-так.

Время на исходе.

Когда посреди города падает дерево, кто-нибудь это замечает? Слышит треск ствола? Видит, как над головой дрожат листья? Ощущает на лице порыв ветра? У кого-нибудь заходится сердце от отчаяния?

Спустя мгновение гравитация берет свое, и ствол, некогда величественный, превращается в дрова.

В рухлядь!

Или все просто идут мимо по своим делам, спешат на работу, с кофе в руке, с орущими плеерами, с трезвонящими телефонами, не обращая внимания на происходящее?

Нас предупреждали. Нас всегда предупреждают. Но мы пропустили все знаки. Мы решили их не замечать. Мы не верили.

И теперь с нами разделались.

Игра окончена.

Загонщики собирают армии по всему миру. Они завоевывают города и перекраивают цивилизацию по своим лекалам. Они себе на уме. И вам бы не понравились их мысли, ох как не понравились бы.

Люди теперь считаются вирусом. Мутацией. Болезнью. Нужно очистить от них мир. Загонщики приглядят за теми, кто останется, чтобы те не вернулись к своим мерзким повадкам.

Иногда я просыпаюсь среди ночи. От необъяснимого ужаса, вызванного сном, которого я не могу вспомнить. Значит, вот такая у меня теперь жизнь? Я обречен до конца дней пытаться понять, что из этого кошмар, а что – реальность?

Кто я?

Я Ничто.

Правда?

Или я тот, из кого они вырастили верного слугу?

Я бы хотел, чтобы она просыпалась рядом со мной, когда лучи утреннего солнца щекочут ее подушку. Хочу, чтобы мы шли вдоль моря, держась за руки и нежно глядя друг на друга. Хочу спрятать ее подальше – в замок ли, в хижину, – туда, где она будет в безопасности и больше ничто не заставит ее плакать.

Но скорее я приставлю ей к горлу нож.

Тик-так. Тик-так.

Что дальше? Кто бы знал.

ТРИ НЕДЕЛИ
ДО ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЙ
ДО КОНЦА СВЕТА
ДО ПРОБУЖДЕНИЯ ЗАГОНЩИКОВ

Мужчина

Он любил подвал. Там было тихо. Очень тихо.

И голоса в этой тишине звучали особенно громко.

Когда они впервые с ним заговорили, он старался не обращать на них внимания. Он видел по телевизору людей, которые съехали с катушек. Голоса в голове не сулили ничего хорошего. Он пытался их заглушить. Пил, глотал снотворное. Но голоса не уходили. Алкоголь все только усугубил. Голоса начали говорить жуткие вещи. Они шептали ему о грядущем. О том, что вот-вот должно произойти. О землетрясениях. Смерти. Хаосе. О том, какую важную роль он должен был во всем этом сыграть. Он не хотел верить.

Но со временем пришлось.

Ему объяснили его задачу в мельчайших подробностях. Он узнал, что от него требуется, и воодушевился. Он сыграет особую роль в событиях. Он нужен этому новому миру.

В подвале он всегда чувствовал себя комфортно. Там было темно и холодно, и жена не любила туда спускаться, считая это место слишком уродливым. Уродливым. Да, именно так она и говорила. Она предпочитала кружевные занавески и кровать с горой подушек, куда ему нельзя было ложиться, не помывшись.

Он держал в подвале почти все инструменты. Там стоял шкаф, сверху донизу заполненный всякими чудесными вещами. Там была электродрель. Бензопила, Десятки пластиковых коробочек с гвоздями, винтиками и прочей мелочовкой; он убедил жену, что все это ему необходимо. Он любил работать руками, а ей было не на что жаловаться – вещи у него получались отменные. Это занятие было ему по душе.

Сейчас он сидел за рабочим столом посреди подвала. Перед ним возвышалось диковинное устройство, которое он смастерил своими руками. Почти все необходимые сведения он почерпнул из Интернета; подумать только, сколько всего можно отыскать в Сети! До пришествия голосов он обычно залезал в Интернет только затем, чтобы проверить почту да обновить какой-нибудь порнушный сайт, пока жена не видит.

Теперь все это было неважно.

Сегодня утром жены не стало.

Он был слегка разочарован. Он знал, что ему предстоит убить жену, но не думал, что это придется делать в такой дикой спешке. Он хотел бы посмаковать убийство, насладиться моментом, отыграться за все эти годы. Но жена его опередила. Пришла в его уютный рабочий уголок с каким-то дурацким вопросом. Увидев, чем он занят, она так и вытаращила глаза. Все смотрела и смотрела на динамит.

Посмотрев мужу в глаза, она закричала. Пришлось ее успокоить.

Теперь ее тело лежало в углу. Он даже и не подумал, что стоило бы избавиться от трупа. Он не собирался задерживаться в этом доме. Приближались землетрясения, а сразу после них он должен был встать и пойти туда, куда прикажут голоса. Впереди еще много работы. Но сначала надо добраться до соседнего города.

Когда он покончит с делами, там не останется ни одной живой души.

Сверху послышался шум – дети вернулись из школы. Трое детей. Мальчик и две девочки. Двенадцати, десяти и семи лет. Он ругнулся и посмотрел на часы, недоумевая, как это день так быстро прошел.

– Мам? Пап? – Старший сын кричал так громко, что и мертвого бы разбудил.

– Сейчас поднимусь, – сказал он, довольный тем, как спокойно прозвучал его голос.

Он взял со стола ружье и еще раз проверил, заряжено ли оно. Встал и чуть скривился – колени хрустнули. Потом развернулся и зашагал к лестнице. В голове шептали голоса, мягко обволакивали, соблазняли. Они знали, что делать, и их слова звучали очень убедительно.

Не будет никаких угрызений совести.

Это просто-напросто работа.

Даниэль

– Привет, Даниэль.

Он не поднял взгляд, продолжая рассматривать стены. Кто-то их недавно отмывал. Пытался оттереть грязные пятна. Трещины. Что-то с размаху врезалось в стену. Черные трещины на белой стене. Странно. Он почему-то ждал, что здесь будет чисто, но ошибся. На пыльном кафельном полу виднелись следы – кто-то пододвигал стул чуть ближе к окну. Ободранная дверь, погнутые, покореженные жалюзи – видимо, уборщики отлынивали от работы.

У женщины, которая стояла перед ним, не было белого халата и стетоскопа на шее. Она была одета в бежевый костюм, обута в кроссовки. С распущенными волосами, без очков.

Она выглядела во всех отношениях нормальной.

– Я доктор Коутс, – продолжила она, так и не дождавшись ответа. – Мне нужно кое о чем с тобой поговорить. Ну, ты и сам знаешь.

Даниэль скрестил руки на груди. Потом вспомнил, что читал об этой позе в статьях о психологии. Она считалась защитной. Так он сразу начинал выглядеть виноватым. Как будто он что-то скрывает. Так что он засунул руки в карманы джинсов и принялся постукивать ногой о стол. Шнурки у него были грязные.

– Даниэль?

Он бросил на нее быстрый взгляд. В руках у нее был планшет с ручкой, но она пока ничего не писала – ждала, когда он заговорит. Изольет ей душу. Тогда она запишет его слова и сделает соответствующие выводы.

Ему было нечего сказать.

– Даниэль, ты знаешь, почему ты здесь?

Не говори ни слова. Они все равно ничего не могут сделать. Скоро это кончится.

Однако надо было сказать хоть что-нибудь. Он не хотел целый час таращиться на грязные стены. И почему люди все время хотят заполнить тишину звуками? Даже его мама круглыми сутками не выключала телевизор. Она говорила, что телевизор ее успокаивает, но никогда не приглядывалась к тому, что происходит на экране.

Дело в том, что он не знал, с чего начать. От этого разговора многое зависело. Он мог рассказать о том, что творилось в его голове, сотней разных способов – с разными последствиями. На чем же остановиться?

– Даниэль?

– Он первый начал.

Вот. Три слова. Не лучший выбор. Нужно было сказать что-то другое. В груди у него все сжалось.

Доктор Коутс приподняла уголки губ в улыбке:

– Значит, ты все-таки можешь говорить. Я уж подумала, что ты немой.

Даниэль пожал плечами.

– Отличное начало. Но нет, мы здесь не потому, что он первый начал.

Она подошла к столу и присела на краешек. Даниэль чувствовал запах ее шампуня. Или, может, лосьона для рук. Кокосового.

В комнате повисла тишина – доктор Коутс ждала, пока он снова заговорит. Даниэль знал: нужно что-то сказать, но что? Он был уверен, что обсуждать это бессмысленно. Что случилось, то случилось. Прошлого не изменишь.

Время не повернешь вспять.

А он хотел бы…

Нет, не хотел бы. Ты бы снова это сделал. Не отрицай. Ты ненавидел Чака Стейнберга. Ненавидел. Он всю жизнь обращался с тобой как с мусором. Помнишь, как он пнул бродячую собаку, которую ты кормил? И сказал твоей маме, что ты сам это сделал. А потом что было, помнишь? Нет, он это заслужил.

– Ты сказал полиции, что не помнишь, как это сделал. – Она свинтила с ручки колпачок и помолчала. – Так откуда же ты знаешь, что он первый начал?

– Это я помню.

Перед тем как продолжить, она сделала кое-какие записи.

– Не хочешь об этом рассказать? О том, что помнишь?

Ты попал, красавчик. Сейчас тебе мало не покажется.

Раньше взрослые почти никогда его не замечали. Теперь его знали все. Всего за несколько минут он превратился из обычного, ничем не примечательного студента в человека, о котором постоянно говорили в учительской и в родительском комитете. Черт возьми, он даже в газету попал. Теперь его все избегали. Другие студенты делали крюк, чтобы обойти его шкафчик. Девчонки, которые раньше хихикали, когда он проходил мимо, теперь отворачивались и смотрели в другую сторону. Последнее, впрочем, его не слишком тревожило. Он предпочитал одиночество.

Так безопаснее.

Скоро все кончится.

– Даниэль! – Доктор Коутс смотрела прямо на него, постукивая кончиками пальцев по планшету. – Все, что ты здесь скажешь, останется между нами, помни об этом. Но напомню тебе еще кое-что. Если ты мне не поможешь, я не смогу помочь тебе.

Он очень хотел бы, чтобы она перестала повторять его имя. Никому не нравится, если ему постоянно напоминают о его существовании.

Даниэль вздохнул:

– Он подошел ко мне после уроков. Прижал меня к шкафчикам. Сказал, что я поцарапал своим велосипедом бок его машины. А я к его машине и близко не подходил. Я даже не знаю, как она выглядит. Я ему это сказал, и он дважды меня стукнул.

В комнате было тихо – только доктор Коутс скрипела ручкой по бумаге. Она писала несколько минут, потом снова подняла глаза на Даниэля. Тот молчал. В кармане у него зазвонил телефон – он забыл его выключить. Песня Райана Адамса показалась оглушительной – звуки гитары словно отражались эхом от стен. Он сбросил звонок.

Вдруг у Даниэля запылали щеки, и ему стало стыдно. Как будто пришел на эту встречу в одном плаще и паре мокрых ботинок. Он на секунду взглянул на доктора и заметил, что она внимательно его изучает.

– Что еще ты помнишь, Даниэль?

Во рту у него пересохло, он не мог сглотнуть. Что он помнил? Ему рассказывали, что он словно сошел с ума. Схватил Чака за шиворот и несколько раз ударил его по лицу. Когда Чак упал на пол, пинал его ногами по голове, пока учитель математики вместе с учителем биологии не оттащил Даниэля. Чак попал в больницу с сотрясением мозга. Ему сделали рентген – врачи боялись, как бы после этой драки у нею не треснул череп. Потом Даниэль увидел, что его кроссовки пропитались кровью до самых носков.

Но он ничего не помнил.

Он знал только то, что ему рассказали.

– Не знаю, – сказал он. – Вроде больше ничего.

Доктор опустила планшет.

– Ничего-ничего не припоминаешь?

– Нет.

– А раньше с тобой такое бывало? Ты забывал когда-нибудь, что с тобой происходило?

Он поколебался и затем помотал головой. Лег. Подождал, пока она сделает еще несколько записей.

– Были травмы головы?

– Нет. Ну, может, когда я был совсем маленький. Но ничего серьезного. Как у всех детей. Кажется, как-то раз я свалился с кровати, и пришлось ехать в травмпункт.

– А в последнее время ничего такого не было?

Даниэль покачал головой.

– А драки?

– Не-а. – По крайней мере, достойные упоминания.

– Приступы агрессии? Хотел когда-нибудь причинить людям боль?

Даниэль никогда не считал себя жестоким. Он был тихим, спокойным мальчиком – каждый день ходил в школу и потом гулял с близкими друзьями. Был не слишком популярным парнем, который во время обеденного перерыва всегда читал, а в хорошую погоду сидел на лужайке и играл на гитаре. Он привык любить, а не драться. Несколько девчонок могли бы это подтвердить. Все думали, что он поступит в колледж, выучится на какую-нибудь гуманитарную специальность и станет невероятно успешным писателем. Даже подпись к его фотографии в школьном альбоме гласила, что «если кто и получит Пулитцеровскую премию по литературе, то это он».

Но жестокость? Нет, не в его духе. По крайней мере, так ему казалось. Так ему хотелось думать…

Заставь их страдать. Они все умрут.

Даниэль потянулся за курткой:

– Мне пора идти.

Доктор Коутс удивленно подняла на него глаза:

– У нас еще сорок пять минут. Если ты сейчас уйдешь, мне придется об этом доложить. Ты же знаешь, это не добровольная процедура.

Неважно. Все это неважно.

– Простите, – сказал Даниэль. – Я не хочу больше ни о чем разговаривать. Мне пора.

Он взялся за ручку и вышел за дверь, прежде чем доктор успела возразить.

Снаружи шел дождь. Даниэль натянул на голову капюшон и засунул руки в карманы куртки. Обернулся и посмотрел на больницу, готовый увидеть здоровенных санитаров, посланных за ним в погоню. Но сзади никого не было – только человек в инвалидной коляске, чьи ножки-палочки торчали из-под больничного халата. Инвалид пытался открыть банку пепси.

В ботинки Даниэлю затекла холодная вода. Он посмотрел под ноги и увидел, что стоит посреди большой лужи. Даниэль все смотрел и смотрел на воду, зачарованный тяжелым стуком дождевых капель, барабанивших о землю.

Ему захотелось искупаться. Может быть, сесть на автобус до озера Бунтцен и поехать поплавать? Еще не слишком холодно. Было бы здорово полежать на воде среди гор, чувствуя, как капли дождя щекочут лицо. Может, удастся раздобыть маску – тогда он нырнет и понаблюдает за рыбами.

Сзади просигналил автомобиль и вывел его из оцепенения. Даниэль отступил на бордюр и легонько потряс головой, чтобы привести мысли в порядок. Купаться? Сейчас? Нашел время. Есть более насущные дела.

Даниэль еще раз оглянулся на больницу. Он знал, что, уйдя раньше срока, нажил себе проблем. Его отпустили на поруки с условием, что каждую неделю он будет посещать врача и работать над своими вспышками ярости.

Но все это казалось ему абсолютно несущественным.

Даниэль не знал, что именно должно случиться, – он знал только, что это случится.

Скоро.

И все станет совершенно неважно.

Мейсон

– Это самоубийство.

– Не-а, ничего подобного. Это уже не первый год делают. Мне папа рассказывал прошлым летом. Когда-то целую футбольную команду на это подбили – ради инициации или типа того. Папа сказал, что ноги мне переломает, если за этим застукает. Но он и сам это делал. Я по глазам видел.

Мейсон и его друзья стояли на краю железнодорожного моста Дифенбакер. Они провели там уже полчаса, пытаясь набраться смелости, залезть на металлические балки и дойти по ним до середины реки Саскачеван.

Стоял сентябрь, но погода была невероятно теплая. Все ходили в шортах, и удивительно было заходить в торговый центр и видеть в витринах школьную форму. А снежная зима казалась запредельно далекой.

Река так и манила поплескаться, и все спешили этим воспользоваться (кто-то – на пару со своей собакой), даром что был будний день. Люди катались на водных лыжах, гребли на каяках. Несколько минут назад под мостом прошла моторная лодка, полная симпатичных девчонок в крошечных купальниках. Проплывая мимо, они вопили и размахивали пивными бутылками. Том и Курт кричали им в ответ, чтобы те возвращались.

Отличная летняя погода. Девочки в сарафанах и коротких шортиках… Да уж, в школу ходить совершенно не хотелось.

Но даже Мейсон не мог не признать: наверное, у него что-то не то с головой, если он сейчас стоит под мостом и придумывает, как бы так на него забраться, чтобы не свалиться и не сломать шею.

Это был старый мост. Его нижние металлические балки давным-давно почернели от выхлопов локомотивов. Выше лежали деревянные доски, тоже потемневшие, два стальных рельса и бесчисленное множество шпал. Пешеходного перехода на другой берег не было. Мост даже окружала металлическая сетка – чтобы никто не вздумал по нему ходить. Конечно, подростков такая мелочь остановить не могла. В нескольких местах ребята проделали в ограде дыры. Мост находится на границе парка Дифенбакер, но по ночам за ним никто особенно не следил, поэтому здесь можно было спокойно устраивать вечеринки. Мейсон в свое время не раз тут выпивал.

Но сейчас был день, а не вечер, четверг, а не выходной. Никто из них, к счастью, не успел приложиться к бутылке. Хотя это могло бы придать их поступку хоть какую-то логику.

В Саскатуне знали, что лучший способ проверить свою храбрость – спрыгнуть с моста в реку.

– Мейсон. Чувак. Братец. Что думаешь? – Том усмехнулся. Мейсон знал эту улыбку. Обычно она означала, что они с другом собираются влипнуть в крупные неприятности.

– Это точно самоубийство, – сказал Мейсон.

Кажется, остальные были с ним согласны.

Скотти и Курт закивали в унисон.

– Никто не обещал, что мы будем жить вечно. – Том через голову стянул рубашку и швырнул в густую траву. Вынул из кармана ключи от машины и телефон и кинул их сверху. – Потеряю это – мама с катушек съедет.

– Ну не знаю, – протянул Скотти. – Как по мне, идея не блестящая. Помните того паренька, что несколько лет назад сломал позвоночник? Об этом в газетах писали. Ударился о камень и сломал шею – или что-то в этом роде. Река сейчас не очень глубокая. Лучше сначала проверить.

– Я все это слышал, а как же, – отозвался Том. – Чувак был пьян в стельку. Хотел сделать сальто и неудачно приземлился. Сам виноват, что сломал хребет. А потом, река сейчас глубокая. Посмотрите на берега. Будь сейчас мелко, они бы все были открыты. Отмелей тоже не видно. Там, ребятки, бездонные воды. Все будет в порядке.

Мейсон кивнул:

– Да, дождей в этом месяце было много. У нас даже подвал затопило. Вроде такой опасности нет.

– Ну не знаю, – повторил Скотти.

Курт шагнул вперед, стянул рубашку и бросил ее рядом с вещами Тома.

– Я в деле, – сказал он. – Того факта, что какой-то парень стал овощем и до конца жизни обречен ходить в подгузниках, недостаточно, чтобы меня напугать.

Мейсон кивнул, хотя для него-то этого факта было достаточно. Но если уж остальные ребята уперлись рогом и хотят это сделать, он не будет отставать. Еще не хватало, чтобы Том взял над ним верх! Он этого Мейсону до конца жизни не забудет. Они считали себя назваными братьями и прирожденными сорвиголовами. Если один что-то делал, это проделывал и второй. Таков был неписаный закон. К тому же Мейсон хороший пловец. Если что-то пойдет не так, он сможет помочь.

– Может, пойдем уже? – сказал Скотти. – Скоро стемнеет. А мне еще домашку делать.

– Не трусь, – откликнулся Курт. – Дамы смотрят!

Он показал на Стейси и Бритни, которые пытались поизящнее перелезть через забор. Бритни, казалось, запуталась волосами в металлической сетке.

– Как успехи, девчонки? – закричал Курт. – Застряли? Я всегда готов помочь!

Стейси показала ему средний палец.

Парни подождали, но через какое-то время стало очевидно, что волосы основательно застряли, так что Мейсон подбежал поближе.

– Как это тебя угораздило? – спросил он. Целая прядь волос намоталась на проволоку. Стейси пыталась их распутать, но только туже затягивала узел.

– А я откуда знаю? – буркнула Бритни. – Чтобы меня еще хоть раз в это втянули! Вы меня никогда больше не подобьете на всю эту фигню, Мейсон. В следующий раз пойдем в торговый центр.

– Справедливо, – кивнул Мейсон. – Придется резать.

– Отлично, – хмыкнула Бритни. – Давай уж все отрежь, что мелочиться! Похожу до конца семестра лысая, подумаешь. Я же все равно ни с кем не гуляю.

Мейсон вытащил свой складной нож – последний подарок отца перед смертью.

– Не волнуйся, я не испорчу тебе прическу. Просто не шевелись, а то ухо откромсаю. – Он усмехнулся и увернулся от ее шутливого тычка.

Мейсону удалось освободить Бритни, особенно не повредив ее волосы. Оказавшись на воле, та подобрала сумку и взяла Стейси под руку.

Они вернулись к остальным Том и Курт спорили, как лучше залезть на бетонные подпорки. Оттуда можно было забраться на железные балки и осторожно дойти до середины моста. Потом они собирались по очереди спрыгнуть в воду и доплыть до берега. Девушки должны были выступить судьями и оценить, кто дальше прыгнул.

Проще простого.

– Ты, конечно, тоже можешь прыгнуть, если хочешь. – Том подмигнул Бритни и поцеловал ее в щеку. Та с улыбкой отмахнулась.

– Хватит с меня травм на сегодня. – Она пригладила волосы. – И потом, мы не сумасшедшие. Ты меня в эту реку не затащишь. Она же грязная. Может, тебя устраивают выпадающие волосы и зеленая кожа, но меня как-то не очень.

– А еще там на глубине течение, – добавила Стейси. – Мама говорила, что тут погибали даже самые крутые пловцы. Тебя просто утягивает течением, и ты не можешь выплыть. И тонешь. А я тонуть не хочу. Я не идиотка.

– Ты что, правда в это веришь? – спросил Том. – Я тут сто раз плавал, и меня не утягивало никаким течением. Родители впаривают эту фигню детям, когда те еще маленькие, чтобы они не купались в реке. Назови хоть одного человека, кто здесь погиб. Хоть одного. Спорим, не назовешь?

– Я их не помню по именам, – ответила Стейси. – Но знаю, что тут умирали.

– Не умирали.

– Детки, не ссорьтесь, – усмехнулся Мейсон. – А то пойдем домой.

– Сейчас или никогда, – сказал Курт. Он полез вверх по бетонной опоре, опираясь на трещины и подтягиваясь все выше. Скоро он взобрался уже на два метра.

Мейсон посмотрел на Тома. Тот пожал плечами.

– Ты же не собираешься это делать, правда? – спросил Скотти.

– Если Курт полез, то и я полезу, – сказал Том. Он шагнул вперед и начал взбираться по опоре.

– И я тоже, – произнес Мейсон. Они его не раскусят, ни за что! Он стянул рубашку через голову, бросил на траву и отдал Стейси свой мобильник. Положил руки на опору, нащупывая подходящую трещину, чтобы упереться в нее кроссовкой. Через несколько минут он добрался до верха, подтянулся и встал.

Отсюда была хорошо видна нижняя часть моста. Если собраться с духом и дойти до балкам до следующей опоры, оттуда можно будет спрыгнуть. До середины реки можно добраться всего за несколько минут. Внизу выругался Скотти – у него соскользнула кроссовка. Скотти, видимо, решил, что лучше рискнуть жизнью, чем остаться на берегу с девчонками.

– Вот это будет непросто, – заметил Курт, подпрыгивая и хватаясь одной рукой за балку. Он повис, раскачиваясь взад-вперед, как обезьяна. Он явно рисовался перед девчонками, махал им рукой – а они даже не смотрели. Бритни что-то показывала Стейси в мобильнике. Обе хихикали. Курт осторожно начал продвигаться к середине реки.

Мейсон дождался, пока он преодолеет добрую треть пути, и последовал за ним. Затем Том и Скотти. Лезть оказалось сложнее, чем думал Мейсон. Грубое железо резало руки. В принципе не обязательно было так сильно вцепляться в балки, но мозг было не переубедить. До воды далеко, и Мейсону было нетрудно представить, как он срывается и падает вниз. Все знали, что река глубока только посередине; ближе к берегам было достаточно мелко, и падение могло оказаться фатальным. Если не убьешься, то на всю жизнь останешься калекой. Не слишком заманчивые перспективы.

Так что Мейсон сосредоточился на движении вперед, переставляя одну ногу за другой и стараясь не смотреть на ярко-голубую воду. Когда он сделал передышку и обернулся, то с удивлением заметил, насколько далеко он ушел от берега. Стейси и Бритни казались отсюда совсем крошечными; он даже не мог разглядеть, продолжают ли они копаться в телефоне. Том был совсем рядом, Скотти отставал от него всего на пару метров. На пунцовом лице Скотти выступили капли пота.

– Что такое? – с усмешкой сказал Том, пододвигаясь поближе. – Устал, старичок? Хочешь прилечь?

– Ничего подобного, – парировал Мейсон. – Так, хочу удостовериться, что ты не свалился и не сломал шейку.

– Не надейся, – обнадежил его Том. – И даже если я каким-то чудом умру, я стану призраком и буду до конца дней тебя преследовать. Просто представь: я буду тебя повсюду сопровождать, посмеиваясь всякий раз, когда ты попытаешься заигрывать с девчонкой. Ты даже пописать больше не сможешь в одиночестве.

– Очень мило.

Через несколько минут все они были готовы к прыжку. Здесь было ветренее, чем на берегу; Мейсон чувствовал, как его обдает прохладой. Погода вдруг перестала казаться такой уж жаркой. Мейсон с грустью посмотрел на берег, недоумевая, зачем было снимать рубашку.

– А водичка-то холодная, – заметил Том, словно прочитав его мысли. – Надо было прыгать в июле или в августе.

– Сейчас тоже нормально, – отозвался Курт. – Подумай только, что мы завтра всем расскажем! Да мы станем королями!

– Не думаю, что нам кто-то поверит, – усомнился Мейсон. – Надо было попросить девчонок нас сфоткать. Как считаете, они догадаются? У Стейси на телефоне приличная камера.

– Может быть, – сказал Том.

С реки налетел порыв ветра, и шея у Мейсона покрылась мурашками. На западе солнце уже клонилось к горизонту. Где-то через полчаса настанут сумерки, и будет слишком темно для их дурацкой затеи. Надо прыгать сейчас – или возвращаться на берег, поджав хвост.

– Я не буду прыгать, – вдруг заявил Скотти. – Я дно отсюда вижу. Здесь слишком мелко.

Мейсон посмотрел, но не увидел ничего, кроме темно-синей воды, омывающей подножие опоры. До поверхности воды была добрая дюжина метров.

– Да глубоко здесь, – сказал Мейсон, но уже без особой уверенности. – Давайте что-нибудь туда бросим и проверим.

– Может, сначала Скотти туда швырнем? – пошутил Том. – Если он утонет, вернемся на берег. Если выплывет – прыгнем.

– Не смешно, – буркнул Скотти.

– А что, неплохая идея, – заметил Курт. Он перекинул ногу через балку и встал рядом со Скотти. – Что скажешь, трусишка? Орел – выплываешь, решка – тонешь.

– Первым я не буду.

– А кто сказал, что тебя будут спрашивать? – Курт попытался схватить Скотти за руку. Тот дернулся в сторону и чуть не споткнулся.

– Чувак, осторожнее, – предостерег Том. – Ты же его скинешь.

Курт ухмыльнулся и снова рванулся к Скотти:

– В этом вся штука.

Скотти отступил назад и поднял руки, чтобы отразить его выпад. Нога Скотти соскользнула с балки, он потерял равновесие и зашатался. Мейсон видел все это словно в замедленной съемке. Все произошло так быстро, что он не успел ничего предпринять. Скотти вытаращил глаза и открыл рот. Курт рассмеялся.

Мейсон рванулся вперед – и схватился за воздух. Скотти врезался коленом в балку и издал что-то среднее между воем и визгом. Он уцепился в почерневший металл и сжал балку мертвой хваткой, в то время как сила тяжести неуклонно тянула его вниз, в пустоту.

– Хватай меня за руку! – прокричал Мейсон. Одной рукой он для надежности обхватил перекладину, другой вцепился Скотти в плечо.

Курт больше не смеялся. Он стоял недвижный, бледный как полотно, не в силах пошевелиться. Том обогнул его и подскочил к Мейсону, чтобы помочь. Скотти все еще висел в воздухе; его ноги беспомощно пинали пустоту. Внизу стремительно неслась река.

– Не отпускайте меня, – повторял он. Слова вылетали у него изо рта, словно пулеметные очереди.

Пусть падает.

У себя в голове Мейсон услышал шепот. Он несколько раз моргнул. Что это, черт возьми, за мысли? Он стиснул руку, так что костяшки побелели.

– Не отпущу, – заверил он Скотти.

– Я его держу, – сообщил Том. Он опустился на живот, потянулся вниз и схватил Скотти за ремень.

– Я не хочу умирать. Я не хочу умирать. Я не хочу умирать.

Мейсон лег на живот, последовав примеру Тома. Обеими руками ухватил Скотти за плечи. Ладони у него вспотели, и он чуть не упустил друга, но тут на помощь внезапно пришел Курт. Он ухитрился стряхнуть оцепенение и теперь держал Скотти за плечо.

– Чувак, расслабься, – проговорил Том сквозь стиснутые зубы. – Перестань брыкаться. А то мы тебя не вытянем.

Кажется, прошла вечность, прежде чем они втроем втянули Скотти обратно на балку. Уселись на ней, тяжело дыша. Мейсон наконец вспомнил про девушек и поглядел на берег, откуда на них смотрели Стейси и Бритни. Он помахал им и прокричал, что все в порядке.

– Ты чем вообще думал, черт тебя побери? – наконец спросил Том. – Совсем тупой, что ли? Ты чуть нас всех не угробил!

– Прости, чувак, – сказал Курт. – Не думал, что он так всполошится. – Он повернулся к Скотти – тот стоял на коленях и все еще пытался отдышаться. – Извини меня. Ты же понимаешь, что я пошутил? Я бы тебя ни за что не столкнул. Не надо все принимать всерьез.

Скотти долго смотрел на него и наконец кивнул.

– Пошли отсюда, – предложил Мейсон.

Возражать никто не стал.

Том первым полез по перекладинам обратно к берегу. Мейсон двинулся следом. Но не успел он пройти и трех метров, как услышал всплеск. Обернувшись, Мейсон увидел одного Скотти. Тот уставился на него глазами, потемневшими от злости.

– Ну что, кто теперь главный шутник? – сказал Скотти.

– Ты что наделал, мать твою?

Не дожидаясь ответа, Мейсон перелез по металлическим балкам под брюхом моста на другую его сторону. Он попытался высмотреть в воде Курта – но ничего не видел. Река неслась невероятно быстро. Мейсон пытался подсчитать, как далеко мог уплыть Курт. Наконец он заметил на поверхности воды какое-то движение.

Мейсон не раздумывал. Никто ему не нашептывал изнутри, что делать. Он просто прыгнул.

Вода оказалась холодной, как он и боялся. От неожиданности Мейсон сделал глубокий вдох – и в легкие полилась вода. Изо всех сил толкаясь ногами, он поплыл к поверхности и наконец высунул голову наружу. Прокашлялся и огляделся в поисках Курта. Тот был примерно в десяти метрах – он несся вниз по течению, то и дело ныряя головой в воду.