Текст книги "Одиннадцатая заповедь"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава пятнадцатая

У Владимира Большенкова, начальника петербургской милиции, забот был и так полон рот, а тут еще приходилось беспокоиться о четырех таинственных телефонных звонках. В понедельник в городе побывал Чернопов, и нужно было остановить все движение, потому что Чернопов хотел, чтобы его кортеж был не меньше, чем кортеж покойного президента.

Бородин отказался отпустить солдат из казарм, пока им не заплатят, и теперь, когда он вроде бы уже не имел никаких шансов быть избранным в президенты, снова пошли слухи о готовящемся военном перевороте.

– Нетрудно понять, какой город Бородин захочет взять первым, – сказал Большенков мэру Санкт-Петербурга.

Всех своих людей Большенков бросил на предотвращение террористических актов во время предвыборной кампании. Если кто-либо из кандидатов будет убит, то это должно быть не на его территории. Только за одну неделю его милиция получила двадцать семь предупреждений о предстоящем покушении на жизнь Жеримского. Большенков отмел их как обычные выходки маньяков и психов, но сегодня утром к нему ворвался молодой лейтенант; он был белый как мел и возбужденно тараторил.

Большенков сел и выслушал сообщение, которое лейтенант только что записал на пленку. Первый звонок поступил через пятьдесят одну минуту после того, как Жеримский прибыл в Санкт-Петербург.

– Сегодня во второй половине дня будет совершено покушение на жизнь Жеримского, – сказал мужской голос с акцентом, который Большенков не мог определить (это, возможно, был человек из Восточной Европы, но, во всяком случае, не русский).

– Покушение произведет убийца-одиночка, нанятый мафией, в то время, когда Жеримский будет выступать на Дворцовой площади. Через несколько минут я позвоню снова и сообщу некоторые подробности, но я буду говорить только лично с Большенковым.

На этих словах связь прервалась. Из-за того, что звонок был очень короткий, его было невозможно отследить. Большенков сразу понял, что имеет дело с профессионалом.

Через одиннадцать минут последовал второй звонок. Лейтенант пытался тянуть время, объясняя, что Большенкова нет на месте и его пытаются найти, но звонивший сказал только:

– Я позвоню через несколько минут. Позаботьтесь, чтобы Большенков был у телефона. Вы зря тратите время – свое, а не мое.

После этого лейтенант ворвался в кабинет Большенкова. Тот в это время объяснял одному из приближенных Жеримского, почему его кортеж не могут охранять столько же милицейских мотоциклистов, сколько охраняло кортеж Чернопова. Большенков сразу же погасил сигарету и пошел в отдел борьбы с терроризмом. Следующий звонок раздался через девять минут.

– Большенков здесь?

– Большенков на проводе. Я вас слушаю.

– Человек, о котором идет речь, маскируется под иностранного журналиста – корреспондента несуществующей южноафриканской газеты. Сегодня утром он прибыл на поезде из Москвы. Он работает один. Я позвоню снова через три минуты.

Через три минуты у телефона собрался весь отдел.

– Как я понимаю, каждое мое слово сейчас слушает весь отдел санкт-петербургской милиции по борьбе с терроризмом, – начал таинственный незнакомец. – Так что позвольте вам помочь. Наемный убийца – ростом около метра восьмидесяти пяти сантиметров, у него голубые глаза и густые светлые волосы. Возможно, он изменит свою внешность. Я не знаю, как он будет одет, но должны же вы что-то сделать, чтобы оправдать свою зарплату.

Телефон отключился.

В течение получаса весь отдел снова и снова слушал запись этих четырех звонков. Неожиданно Большенков потушил очередную сигарету и сказал:

– Проиграйте снова третье сообщение.

Лейтенант нажал кнопку магнитофона, удивляясь, что такое расслышал его начальник, чего все остальные не могли расслышать. Все напрягли слух.

– Стоп, – сказал начальник через несколько секунд. – Я так и думал. Включите еще раз – и начинайте считать.

«Считать что?» – хотел спросить лейтенант, нажимая кнопку. На этот раз он разобрал на фоне голоса отдаленный бой часов.

Он опять перемотал пленку, и они прослушали ее снова.

– Два удара, – сказал лейтенант. – Пробило два часа дня; информатор звонил с Дальнего Востока.

Большенков улыбнулся.

– Не думаю, – сказал он. – Более вероятно, что он звонил в два часа ночи с Восточного побережья Соединенных Штатов.

Мэгги подняла трубку и набрала номер 650. Через два звонка голос ответил:

– Тара Фицджералд. – Никаких «Алло, добрый вечер» или подтверждения, что звонивший набрал правильный номер. Только свое имя, чтобы зря не тратить времени. «Точь-в-точь, как ее отец», – подумала Мэгги.

– Это мама, дорогая.

– Привет, мама. Что, машина снова сломалась – или что-нибудь серьезное?

– Ничего, дорогая. Я просто скучаю по твоему отцу, – засмеялась Мэгги. – Надеюсь, у тебя есть время поболтать.

– Ну, по крайней мере, ты скучаешь по одномучеловеку, – ответила Тара. – А я скучаю по двум.

– Возможно, но ты, по крайней мере, знаешь, где находится Стюарт, и можешь ему позвонить когда захочешь. А я понятия не имею, где сейчас твой отец.

– Мама, в этом нет ничего нового. Мы все знаем правила, что нам делать, когда папа уезжает. Женщинам положено покорно сидеть дома и ждать, когда вернется их господин. Типично ирландская…

– Да, я знаю. Но я как-то особенно беспокоюсь именно из-за этойпоездки.

– Почему? Я уверена, для беспокойства нет никаких оснований. В конце концов, он уехал всего неделю назад. Вспомни, сколько раз он появлялся, когда ты его совсем не ждала. Я всегда думала, что он специально так делал, чтобы проверить, нет ли у тебя любовника.

Мэгги грустно засмеялась.

– Мама, тебя еще что-нибудь волнует? – тихо спросила Тара. – Хочешь мне об этом сказать?

– Я нашла в ящике комода конверт, адресованный мне.

– Старый романтик! Что он написал?

– Не знаю, я его не открывала.

– Почему?

– Потому что на конверте ясно написано: «Не открывать раньше 17 декабря».

– Мама, это, наверное, просто рождественская открытка, – беззаботно сказала Тара.

– Вряд ли. Многие ли мужья дарят своим женам рождественские открытки в коричневых конвертах, спрятав их в ящике комода?

– Если ты так беспокоишься, открой конверт, я уверена, что папа не будет против. Тогда ты поймешь, что волновалась напрасно.

– Нет, до 17 декабря я его не открою, – тихо сказала Мэгги. – Если Коннор вернется раньше и обнаружит, что я вскрыла конверт, он…

– Когда ты его нашла? – спросила Тара.

– Сегодня утром. Он был среди спортивной одежды в ящике, который я очень редко открываю.

– Будь он адресован мне, я бы открыла его в ту же минуту, – сказала Тара.

– Ты бы, наверное, да, – Мэгги вздохнула. – Но я, пожалуй, подожду еще несколько дней. Я положу его обратно в ящик на случай, если он неожиданно вернется. Тогда он никогда не узнает, что я его нашла.

– Может быть, мне прилететь в Вашингтон?

– Зачем? – спросила Мэгги.

– Чтобы помочь тебе его открыть.

– Не говори глупостей, Тара.

– Это ничуть не глупее, чем сидеть и думать о том, что́ может быть в этом конверте.

– Возможно, ты права.

– Если ты не знаешь, что делать, мама, почему бы тебе не позвонить Джоан и не попросить ее совета?

– Я уже это сделала.

– Ну, и что она сказала?

– Она сказала: «Открой его».

Сидя за столом в оперативном отделе, Большенков посмотрел на группу из двадцати тщательно отобранных милиционеров. Он закурил седьмую за это утро сигарету.

– Сколько людей сегодня ожидается на площади? – спросил он.

– Мы можем только гадать, – ответил милиционер, старший по званию. – Но нужно ожидать, что соберется около ста тысяч.

Милиционеры стали перешептываться.

– Тихо! – резко сказал Большенков. – Почему так много, капитан? Чернопов собрал только семьдесят тысяч.

– Жеримский – более харизматическая личность, и сейчас, когда, по опросам, он выдвигается на первое место, я думаю, слушать его придет гораздо больше людей.

– Сколько милиционеров будет на площади?

– Все, кто есть в наличии; и я отменил все отпуска. Я уже роздал им описание этого человека: авось, его схватят еще до того, как он дойдет до площади. Но мало у кого из наших людей есть такой серьезный опыт.

– Если на площади будет сто тысяч человек, – сказал Большенков, – то и для меня это будет первый столь серьезный опыт. Всем милиционерам роздано его описание?

– Да, но он может изменить свою внешность. И во всяком случае, там будет немало иностранцев с голубыми глазами и светлыми волосами. И не забудьте, милиционерам не сообщили, зачемего нужно схватить. Плохо, если начнется паника.

– Согласен. Но я не хочу спугнуть его заранее, а то позднее он может сделать вторую попытку. Есть еще какие-нибудь сведения?

– Да, у меня, – ответил молодой человек, прислонившийся к задней стене комнаты. Большенков кивнул.

– Официально предвыборную кампанию освещают три южноафриканских журналиста. Судя по описанию, которое дал ваш осведомитель, я почти уверен, что это тот, кого зовут Пит де Вильерс.

– Что-нибудь есть о нем в компьютере?

– Нет, но йоханнесбургская полиция очень нам помогла. В ее документах есть три человека с этим именем, которые совершили разные преступления, – от мелкой кражи до двоеженства, но ни один из них не подходит к нашему описанию; во всяком случае, двое из них сейчас сидят в тюрьме. В Йоханнесбурге не знают, где находится третий. Они также упомянули колумбийский след.

– При чем тут Колумбия?

– Несколько недель назад ЦРУ распространило конфиденциальный меморандум о подробностях убийства кандидата в президенты Колумбии в Боготе. ЦРУ проследило убийцу до Южной Африки, но там его след потерялся. Я связался с агентом ЦРУ, но он сказал мне только, что, по его сведениям, этот человек недавно всплыл наружу и что в последний раз его засекли, когда он летел из Лондона в Женеву.

– Это все, что мне нужно, – сказал Большенков. – Я думаю, де Вильерса не было сегодня утром в Эрмитаже, когда там был Жеримский.

– Нет, по крайней мере, среди журналистов. Там было двадцать три журналиста, но только двое из них отвечали описанию. Один из них – Клиффорд Саймондс, корреспондент телекомпании Си-эн-эн, а другого я знаю несколько лет, я с ним играю в шахматы.

Все рассмеялись, несколько разрядив напряжение.

– Что делается на крышах и в окнах?

– Двенадцать человек наблюдают с крыш вокруг всей площади, – сказал командир стрелкового подразделения. – Вы ведь знаете, жилых домов там нет, и я поставлю милиционеров в штатском у каждого входа и каждого выхода. Если кто-нибудь, подходящий по описанию, попытается пройти на площадь или в одно из зданий, окружающих ее, он будет задержан на месте.

– Будьте осторожны, не арестуйте кого-нибудь из важных иностранцев, а то у нас будут еще большие неприятности. Есть вопросы?

– Да. Не подумали ли вы о том, чтобы отменить митинг? – спросил голос сзади.

– Да, подумал, но решил этого не делать. Если я буду отменять митинг каждый раз, как получу угрозу покушения на общественного деятеля, наш телефон будет забит звонками от всех доморощенных радикалов, и возникнет полный хаос. Во всяком случае, возможно, это ложная тревога. И даже если этот де Вильерс бродит по городу, то, когда он увидит, как внушительно мы охраняем митинг, он может передумать. Есть еще вопросы?

Никто не шелохнулся.

– Если кто-нибудь заметит что-нибудь – я говорю: что угодно, – немедленно доложить мне. И чтоб никто не сказал мне потом: «Я об этом не доложил, потому что тогда мне это не показалось важным».

Пока Коннор брился, он смотрел телевизор. Хиллари Боукер [43]43
  Хиллари Боукер – популярная американская тележурналистка – комментатор и итервьюер компании CNN.


[Закрыть]держала телезрителей в курсе того, что происходит в Соединенных Штатах. Законопроект о сокращении вооружений был принят Палатой представителей с перевесом всего в три голоса. Тем не менее Том Лоуренс заявил, что этот результат – победа здравого смысла. Впрочем, знатоки предупреждали, что этот законопроект столкнется с гораздо большим сопротивлением в Сенате.

– Отнюдь нет, – заверил президент Лоуренс журналистов на утренней пресс-конференции; Коннор улыбнулся. – Палата представителей просто выполнила волю народа, и я уверен, что Сенат сделает то же самое.

На экране появилась красивая рыжеволосая девушка, которая напомнила Коннору о Мэгги. «При моей работе мне нужно было бы жениться на дикторе последних известий», – сказал он ей однажды.

– А теперь обратимся к предстоящим выборам в России. Предоставляем слово Клиффорду Саймондсу – нашему корреспонденту в Санкт-Петербурге.

Коннор перестал бриться и уставился на экран.

– Как показывают опросы общественного мнения, лидирующие кандидаты – премьер-министр России Григорий Чернопов и лидер коммунистической партии Виктор Жеримский – сейчас имеют одинаковый рейтинг. Кандидат от коммунистической партии сегодня выступит на митинге на Дворцовой площади; милиция предсказывает, что на площади соберутся около ста тысяч человек. Сегодня утром у мистера Жеримского будет встреча с генералом Бородиным, который, как ожидается, откажется от выдвижения своей кандидатуры ввиду своего низкого рейтинга в последнем опросе. Пока еще неясно, кого из двух лидирующих кандидатов он поддержит, и от его решения, возможно, зависит результат выборов. Это был Клиффорд Саймондс, международная служба Си-эн-эн, Санкт-Петербург.

На экране снова появилось лицо Хиллари Боукер.

– А теперь – о погоде, – сказала она, широко улыбаясь.

Коннор выключил телевизор: его мало интересовало, какая погода будет во Флориде. Он подбавил на щеку мыльной пены и продолжал бриться. Он уже решил, что не пойдет на утреннюю пресс-конференцию Жеримского, где его пресс-секретарь будет петь ему дифирамбы за то, что он успел сделать еще до завтрака, и не пойдет в Эрмитаж, где ему придется все время избегать слежки Митчелла. Он сосредоточится на главном выступлении Жеримского в этот день. Он уже обнаружил приятный ресторан на западной стороне площади. Этот ресторан не славился своей кухней, но имел преимущество – из него открывался вид на всю площадь. И, что еще важнее, у этого ресторана был вход сзади, так что Коннору не придется появляться на площади раньше, чем это будет необходимо.

Выйдя из гостиницы, он позвонил в ресторан из телефона-автомата и заказал себе столик у окна на двенадцать часов. Затем он пошел искать, где дают напрокат машины, что в Петербурге оказалось даже труднее, чем в Москве. Через сорок минут он поехал в центр города и оставил машину на стоянке неподалеку от Дворцовой площади, решив после митинга поехать на машине обратно в Москву, чтобы заодно узнать, следит ли кто-нибудь за ним. Он зашел в ближайший отель, дал портье двадцать долларов и объяснил, что ему нужен номер всего на один час, чтобы принять душ и переодеться.

Когда около полудня он спустился вниз на лифте, портье сперва его не узнал. Он оставил у портье брезентовую сумку и сказал, что придет забрать ее примерно в четыре часа. Портье сунул сумку под стойку и впервые заметил там портфель. Поскольку на портфеле и на сумке была бирка с одними и теми же инициалами, портье положил их вместе.

Коннор медленно пошел по улице, примыкавшей к Дворцовой площади. Он продефилировал мимо двух милиционеров, которые допрашивали высокого светловолосого иностранца. Не оглядываясь на них, он на лифте поднялся в ресторан, находившийся на втором этаже, назвал метрдотелю свою фамилию, и его провели к столику у окна. Он сел спиной к другим посетителям, чтобы в окно видеть всю площадь.

Коннор думал о Томе Лоуренсе: сколько еще времени потребуется президенту, чтобы принять решение? К Коннору подошел официант и вручил меню. Коннор взглянул в окно и удивился, увидев, что площадь уже заполняется народом, хотя до начала выступления Жеримского оставалось еще два часа. В толпе он увидел нескольких милиционеров в штатском. Один или двое из них уже стояли возле статуй на портике Зимнего дворца и внимательно осматривали площадь. Кого они ищут? Или начальник милиции предпочитает перебдеть? Или он боится какой-нибудь оппозиционной демонстрации во время выступления Жеримского?

К Коннору подошел официант.

– Будьте любезны сделать заказ, сэр, – сказал он. – Меня предупредили, что нужно закрыть ресторан до двух часов.

– Ладно, давайте бифштекс, – сказал Коннор.

Глава шестнадцатая

– Где он сейчас, по-вашему? – спросил Сергей.

– Он где-то там, но, насколько я его знаю, его будет совершенно невозможно найти в этой толпе, – пояснил Джексон. – Это все равно, что искать иголку в стоге сена.

– Кто когда терял иголку в стоге сена?

– Перестань делать дурацкие замечания и делай то, за что тебе платят, – сказал Джексон. – Даю тебе премию в десять долларов, если ты его углядишь. Помни, он может быть хорошо загримирован.

Сергей сразу же стал вдвое пристальнее вглядываться в толпу на площади.

– Видите того человека на верхней ступеньке на севере площади? – сказал он. – Того, который разговаривает с милиционером?

– Да, – ответил Джексон.

– Это Владимир Большенков, начальник милиции. Справедливый человек, хотя он – второй по власти человек в Санкт-Петербурге.

– А кто первый? – спросил Джексон. – Мэр города?

– Нет, его брат Иосиф. Он – глава городской мафии.

– Не вызывает ли это конфликта интересов?

– Нет. В Петербурге вас могут арестовать, только если вы – нечлен мафии.

– Откуда ты все это знаешь? – спросил Джексон.

– От моей матери. Она спала с обоими.

Джексон засмеялся, продолжая наблюдать за Большенковым, который разговаривал с милиционером в форме. Он был бы рад подслушать их беседу. Будь это в Вашингтоне, у ЦРУ была бы запись всего их разговора.

– Видите молодых людей, стоящих около статуй? – спросил милиционер Большенкова.

– Да, ну и что? – сказал Большенков.

– Если вы хотите знать, почему я их не задержал, то все они – члены моей команды, и они лучше всех видят площадь. Обернитесь назад: продавец сосисок, два продавца цветов и четыре продавца газет – все они тоже мои люди. А в квартале отсюда у меня – двенадцать автобусов, набитых омоновцами, которых можно в момент вызвать сюда. И еще сотня милиционеров в штатском будет в течение ближайшего часа сновать среди толпы. Все выходы с площади перекрыты, и около каждого, кто хорошо видит площадь, стоит один из моих людей.

– Если он такой дока, каким он себя считает, он уже обнаружил место, о котором вы не подумали, – усмехнулся Большенков.

Коннор заказал чашку кофе и продолжал следить за тем, что происходит на площади. Хотя до появления кандидата в президенты оставалось еще полчаса, площадь уже была полна людей – от поклонников Жеримского до простых любопытных. Коннора позабавило, как неумело продавец сосисок пытался скрыть, что он – милиционер. Беднягу только что опять обругали: он, наверно, забыл дать покупателю горчицу. Коннор посмотрел на другую сторону площади. Пустовало только небольшое ограждение, оставленное для журналистов. Коннор удивлялся, почему на площади толчется так много милиционеров в штатском – гораздо больше, чем необходимо, чтобы не допускать случайных прохожих в огороженную зону. Что-то тут было не так. Коннор отвлекся, когда официант принес ему кофе, и посмотрел на часы. Жеримский к этому времени должен был закончить свою встречу с Бородиным. Сегодня вечером результаты этой встречи будут объявлены по всем каналам радио и телевидения. Коннор подумал: «Интересно, можно ли будет по виду Жеримского понять, заключил ли он сделку с Бородиным или нет?»

Он попросил счет и в последний раз посмотрел на площадь. Ни один профессионал не счел бы Дворцовую площадь подходящим местом для покушения. Было ясно, что милиция приняла все возможные меры. Несмотря на это, Коннор решил, что такое скопление народа дает ему превосходную возможность изучить Жеримского вблизи, и поэтому он решил не сидеть среди журналистов.

Он уплатил по счету наличными, подошел к гардеробщице и вручил ей номерок. Она подала ему пальто и шляпу, и Коннор дал ей пять рублей на чай. Он где-то прочел, что старики всегда дают небольшие чаевые.

Коннор присоединился к толпе служащих из учреждений на первом этаже, которых, видимо, отпустили присутствовать на митинге. Начальство контор в радиусе километра от площади явно решило, что в такой день никто не будет всерьез работать. Два милиционера в штатском, стоявшие в нескольких метрах от двери, осматривали толпу служащих. Толпа, хлынув на тротуар, повлекла Коннора за собой.

Когда он попытался протиснуться сквозь толпу ближе к трибуне, с которой должен был вещать Жеримский, площадь уже была запружена народом: на ней было, наверно, добрых семьдесят тысяч человек. Коннор знал, что начальник петербургской милиции молится, чтобы началась гроза, но это был типичный петербургский зимний день – холодный и ясный. Коннор посмотрел на ограждение для журналистов; там уже началось оживление. Он улыбнулся, увидев Митчелла на его обычном месте – неподалеку от того места, где он должен был сидеть сам. Не сегодня, друг мой! Но, по крайней мере, теперь на Митчелле было теплое пальто и меховая шапка.

– Хороший день для карманников! – пошутил Сергей, осматривая толпу.

– Неужели они будут рисковать, когда вокруг столько милиции? – спросил Джексон.

– Милиция всегда тут как тут, когда она не нужна, – ответил Сергей. – Я уже видел пару блатных, которые стянули бумажники. Но милиции сейчас – не до них.

– Наверное, милиции сейчас и вправду не до них; тут на площади добрых сто тысяч человек, и того гляди прибудет Жеримский.

Сергей посмотрел на начальника милиции.

– Где он? – спросил Большенков сержанта с портативной рацией.

– Восемнадцать минут назад он закончил встречу с Бородиным, и сейчас его везут сюда. Он будет здесь примерно через семь минут.

– Значит, через семь минут для нас начнется самое горячее время, – сказал Большенков, посмотрев на часы.

– Вы не думаете, что этот человек, возможно, попробует выстрелить в Жеримского, когда тот будет ехать в машине?

– Нет, – ответил Большенков. – Мы имеем дело с профессионалом. Он не рискнет стрелять в движущуюся машину, особенно в машину с пуленепробиваемыми стеклами. И в любом случае он не может точно знать, в какой именно машине едет Жеримский. Нет, этот человек где-то здесь, в толпе, я это чувствую кожей. Не забудьте, в последний раз он стрелял в стоящего человека на открытом пространстве. Так почти невозможно застрелить не того человека, а в большой толпе – гораздо проще скрыться.

Коннор все еще пробирался ближе к трибуне. Он оглядывал толпу, примечая в ней немало милиционеров в штатском. Жеримский против этого не возражал бы: они только увеличивали численность его аудитории. Все, что ему было нужно, – это иметь более многочисленную аудиторию, чем у Чернопова.

Коннор посмотрел на крыши. Десяток снайперов рассматривал толпу в бинокли. Они не могли бы быть заметнее, если бы были одеты в ярко-желтые жилеты. По периметру площади стояли по крайней мере пара сотен милиционеров в форме. Начальник милиции явно надеялся запугать потенциального злоумышленника.

Окна зданий, окружавших площадь, были заполнены служащими, которые старались лучше разглядеть, что происходит внизу. Коннор снова посмотрел на ограждение для журналистов, которое начинало заполняться. Милиция тщательно проверяла все удостоверения – дело вполне обычное, за исключением того, что некоторых журналистов попросили снять шапки. Коннор некоторое время понаблюдал. Те, кого попросили снять шапки, имели одно общее свойство: все это были мужчины высокого роста. Затем краем глаза он заметил, что неподалеку от него в толпе стоит Митчелл. Он нахмурился. Неужели Митчелл его узнал?

Неожиданно позади него раздался громкий рев толпы, как бывает, когда на сцене появляется рок-звезда. Он обернулся и увидел, что вдоль края площади медленно движется кортеж машин Жеримского. Собравшиеся восторженно зааплодировали, хотя они не могли видеть Жеримского, потому что стекла машин были тонированы. Лимузины остановились, дверцы открылись, но Жеримского все еще нельзя было увидеть, потому что со всех сторон он был окружен дюжими телохранителями.

Когда через несколько мгновений Жеримский стал подниматься по ступенькам, толпа закричала еще громче, и рев стал совершенно оглушительным, когда кандидат взошел на трибуну. Он остановился и помахал рукой сначала в одну сторону, потом в другую. Теперь Коннор мог точно сказать, сколько шагов сделает Жеримский, прежде чем повернется и снова помашет толпе.

Люди подпрыгивали, чтобы лучше увидеть кандидата. Коннор не обращал на них внимания; он следил за милиционерами: большинство из них смотрели в сторону от трибуны. Они явно что-то – или кого-то– искали. У него мелькнула мысль… Но нет, это невозможно; им овладевает паранойя. Он вспомнил, как один старый агент сказал ему, что на последнем задании человек чувствует себя неувереннее всего.

Но если сомневаешься, надо соблюдать одно правило: удалиться из опасной зоны. Коннор быстро оглядел площадь, раздумывая, куда лучше уйти. Ожидая, когда Жеримский начнет говорить, толпа начала успокаиваться. Коннор решил двигаться к северному краю площади в тот момент, когда начнется взрыв долгих аплодисментов. Во время аплодисментов было менее вероятно, что заметят, как он выбирается из толпы. Он почти рефлекторно посмотрел в сторону Митчелла. Тот стоял в нескольких метрах справа – несколько ближе, чем когда Коннор впервые его заметил.

Жеримский подошел к микрофону и поднял руки, давая понять толпе, что он начинает говорить.

– Я увидел иголку, – сказал Сергей.

– Где? – спросил Джексон.

– Вон там, примерно в двадцати шагах от трибуны. У него волосы другого цвета, и он выглядит стариком. Вы должны мне десять долларов.

– Как ты усмотрел его на таком расстоянии? – спросил Джексон.

– Он – единственный, кто сейчас пытается уйти с площади.

Джексон протянул Сергею десять долларов. Жеримский подошел к микрофону.

– Друзья! Товарищи! – провозгласил он. – Для меня большая честь выступать здесь в качестве вашего кандидата. С каждым днем я все более и более убеждаюсь…

Оглядев толпу, Коннор снова увидел Митчелла, который сделал еще один шаг по направлению к нему.

– …Хотя мало кто из наших граждан хочет возвращения к прежнему тоталитарному режиму, огромное большинство…

«Лишь некоторые отдельные слова изменены», – подумал Коннор. Он заметил, что Митчелл сделал еще шаг по направлению к нему.

– …Хочу увидеть более справедливое распределение богатства, созданного вашим мастерством и трудолюбием…

Толпа начала издавать приветственные возгласы. Коннор быстро сделал еще несколько шагов вправо. Когда аплодисменты замолкли, он застыл на месте.

– Почему человек, сидевший на скамье, следит за вашим другом? – спросил Сергей.

– Потому что он – не профессионал, – сказал Джексон.

– Или профессионал, который точно знает, что он делает, – предположил Сергей.

– Боже, не говори мне, что я теряю сноровку, – сказал Джексон.

– Посмотрите на улицы Санкт-Петербурга, товарищи! – продолжал Жеримский. – Да, вы увидите мерседесы, БМВ и ягуары, но кто в них сидит за рулем? Только привилегированное меньшинство…

Когда толпа снова зааплодировала, Коннор сделал еще несколько шагов севернее.

– …Я жду того дня, когда мы перестанем быть страной, где больше лимузинов, чем скромных машин…

Коннор оглянулся назад и увидел, что Митчелл сделал еще два или три шага по направлению к нему. Чего он хочет?

– …и больше счетов в швейцарских банках, чем больниц…

Коннор решил увильнуть от Митчелла во время следующего шквала аплодисментов.

– Мне кажется, я его заметил, – сказал милиционер в штатском, оглядывавший толпу в бинокль.

– Где, где? – Большенков выхватил у него бинокль.

– Двенадцать часов, пятьдесят метров сзади, застыл на месте. Он – перед женщиной в красном шарфе. Он не похож на свою фотографию, но при каждом взрыве аплодисментов он продвигается вперед слишком быстро для человека его возраста.

Большенков сфокусировал на нем бинокль.

– Вижу, – сказал он. Через несколько секунд он добавил: – Да, должно быть, это он. Прикажите тем, кто на двух часах, подойти и задержать его, и пусть те, кто стоят в двадцати метрах впереди, их прикроют. Скорее! – Молодой офицер выглядел нерешительным. – Если мы ошибемся, беру ответственность на себя.

– …Не будем забывать, – продолжал Жеримский, – что Россия снова может стать величайшей в мире державой…

Митчелл теперь был в двух шагах от Коннора, который усердно старался его не замечать. Через несколько секунд должна была последовать долгая овация, когда Жеримский скажет, что́ он намерен делать, став президентом: никаких банковских счетов, на которых лежит наворованное у народа добро – это всегда вызывало самые громкие крики восторга. Затем Коннор исчезнет, тем самым обеспечив Митчеллу канцелярскую должность в какой-нибудь занюханной глухомани.

– …Я посвящу все свое время служению вами буду вполне удовлетворен президентской зарплатой, вместо того, чтобы брать взятки у бесчестных олигархов, которые заинтересованы только в том, чтобы грабить народное богатство…

Толпа взорвалась восторженными возгласами. Коннор повернулся и начал двигаться вправо. Он сделал почти три шага, когда первый милиционер схватил его за левую руку. Через секунду второй милиционер схватил его справа. Правило первое: если тебе нечего скрывать, не сопротивляйся аресту. Ему скрутили руки за спиной, повалили на землю и надели на запястья наручники. Вокруг трех человек, упавших на землю, образовались любопытные. Их сейчас гораздо больше интересовала эта интермедия, чем слова Жеримского. Митчелл слегка отодвинулся назад, ожидая неизбежного вопроса: «Кто это?»

– Киллер из мафии, – прошептал он прямо в ухо ближайшего человека. Он стал двигаться по направлению к ограждению для журналистов, периодически повторяя: «Киллер из мафии».

– Вы арестованы, – сказал третий милиционер, чьего лица Коннор не видел, потому что он был прижат носом к земле.

– Уведите его! – велел тот же властный голос, и Коннора потащили к северной стороне площади.

Жеримский заметил, что в гуще толпы что-то происходит, но, будучи опытным профессионалом, сделал вид, что не обращает на это внимания.

– …Если Чернопов станет президентом, американцы будут более заинтересованы во взглядах Мексики, чем во взглядах России, – без запинки продолжал он.

Джексон не отрывал глаз от Коннора, когда толпа быстро раздвинулась, чтобы пропустить милиционеров с арестованным.

– …Друзья мои, осталось шесть суток до того дня, когда народ примет решение…

Митчелл быстро направился к ограждению для журналистов.

– …Сделайте это не ради меня. Сделайте это даже не ради коммунистической партии. Сделайте это ради будущего поколения россиян…

Милицейская машина под эскортом мотоциклистов начала двигаться с площади.

– …которые смогут сыграть свою роль граждан великого народа на земле. Я прошу только одного – права руководить этим народом.