Текст книги "Одиннадцатая заповедь"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– То есть вы позволили ему сбежать, – сказал Жеримский. – Не так ли?

Романов опустил голову и ничего не сказал.

Президент понизил голос до шепота.

– Как я понимаю, у вас в мафии есть свой кодекс, – он закрыл затвор винтовки. – Тех, кто не выполняет соглашения, ждет наказание.

Романов в ужасе посмотрел на Жеримского, который поднял винтовку и нацелился ему в грудь.

– Да или нет? – спросил Жеримский.

Романов кивнул. Жеримский улыбнулся человеку, который принял приговор своего собственного суда, и нажал спусковой крючок. Пуля с обтекаемой хвостовой частью впилась Романову на сантиметр ниже сердца и отбросила его назад к стенке, где он оставался неподвижным пару секунд, а потом соскользнул на ковер. Стена, ковер, костюм посла и его плиссированная рубашка были забрызганы кровью.

Жеримский медленно повернул винтовку к своему бывшему представителю в Вашингтоне.

– Нет, нет! – закричал Петровский, падая на колени. – Я сам уйду, я уйду в отставку!

Жеримский снова нажал спусковой крючок. Услышав щелчок, он вспомнил, что винтовка была заряжена только одной пулей, и недовольно поднялся со своего места.

– Вам придется отдать костюм в чистку, – сказал он, как будто посол всего лишь запачкал рукав яичным желтком; президент положил винтовку на стол. – Я принимаю вашу отставку. Но прежде чем вы отсюда уберетесь, позаботьтесь отослать труп Романова в Петербург. Сделайте это побыстрее: я бы хотел быть там, когда его будут хоронить вместе с его папашей.

Петровский, все еще стоя на коленях, не ответил. Его мутило, и он был не в состоянии открыть рот.

Жеримский дошел до двери, затем повернулся к дрожащему от страха дипломату.

– В данных обстоятельствах было бы разумно послать труп в Россию дипломатической почтой.

Глава тридцать пятая

Когда Жеримский поднялся по трапу на борт Ил-62, падал густой снег, покрывая землю толстым белым ковром.

Том Лоуренс стоял на летном поле в длинном черном пальто. Помощник держал у него над головой зонтик.

Жеримский вошел в самолет, даже не обернувшись и, вопреки традиции, не помахав рукой телеоператорам. Он даже не вспомнил, что близится Рождество, время добрых пожеланий.

Государственный департамент уже разослал сообщение для печати. В нем в общих словах говорилось, что четырехдневный визит нового президента России оказался успешным, что были сделаны значительные шаги и что в будущем ожидается дальнейшее сотрудничество между обеими странами. На утренней пресс-конференции Ларри Харрингтон назвал этот визит «полезным и конструктивным», и добавил, что это «шаг вперед». Журналисты, видевшие отбытие Жеримского, перевели слова Харрингтона как «бесполезный и деструктивный визит – и, без сомнения, шаг назад».

Как только дверь самолета закрылась, Ил рванулся вперед, как будто ему, как и его хозяину, не терпелось поскорее убраться из Америки.

Едва лайнер начал выруливать на взлетную полосу, Лоуренс первым отвернулся от него и быстро пошел к ожидавшему его вертолету, где уже сидел Энди Ллойд, держа возле уха сотовый телефон. Как только лопасти начали вращаться, Ллойд быстро закончил свой разговор. Когда вертолет поднялся в воздух, Ллойд сообщил президенту об исходе неотложной хирургической операции, которая была проведена утром в госпитале имени Уолтера Рида. [59]59
  Уолтер Рид (1851–1902) – американский военный врач, который в 1900 году доказал, что малярию вызывает укус москита. Именем Рида назван военный госпиталь в Вашингтоне.


[Закрыть]Лоуренс кивнул. Ллойд изложил курс действий, который порекомендовал Брэйтуэйт.

– Ладно, я сам позвоню миссис Фицджералд, – сказал Лоуренс.

Во время короткого пути с аэродрома в Белый дом Лоуренс и Ллойд готовились к встрече, которая должна была состояться в Овальном кабинете. Президентский вертолет опустился на южной лужайке, и оба они молча пошли к Белому дому. Секретарша Лоуренса ждала их у входа.

– Доброе утро, Рут, – поздоровался президент в третий раз за это утро. Он и Ллойд ночью почти не спали.

В полночь в Белый дом приехал министр юстиции. Он сказал Рут Престон, что его вызвал президент. В два часа ночи президент, Ллойд и министр юстиции поехали в госпиталь имени Уолтера Рида – но в президентском расписании не было записи об этой поездке, и нигде не записали, какого пациента они там навещали. Через час они вернулись, и президент приказал, чтобы его не беспокоили, после чего они с Ллойдом провели еще полтора часа в Овальном кабинете. Когда Рут в десять минут девятого явилась в Белый дом, Лоуренс уже отправлялся на базу «Эндрюс» провожать Жеримского.

Хотя он сменил костюм, рубашку и галстук, Рут подумала: «Неужели он всю ночь так и не ложился?»

– Ну, что теперь, Рут? – спросил он, хотя он отлично знал, чтобудет теперь.

– Последние полчаса вас ждут посетители, которых вы вызвали, – ответила Рут.

– Вот как? Так пригласите их.

Президент прошел в Овальный кабинет, открыл ящик стола и вынул оттуда два листа бумаги и аудиокассету. Он положил бумаги перед собой и вставил кассету в магнитофон у себя на столе. Энди Ллойд вышел из своего кабинета с двумя папками под мышкой. Он занял свое обычное место сбоку от президента.

– У вас есть все бланки письменных показаний? – спросил Лоуренс.

– Да, сэр.

В дверь постучали. Рут открыла ее и объявила:

– Директор и заместитель директора ЦРУ.

– Доброе утро, господин президент, – оживленно сказала Элен Декстер, входя в кабинет. Ее заместитель трусил за ней. Директор ЦРУ тоже держала под мышкой папку.

Лоуренс не ответил.

– Вам будет приятно узнать, – продолжала Декстер, садясь в одно из двух пустых кресел перед президентским столом, – что я справилась с проблемой, которая, как мы боялись, может возникнуть в связи с визитом российского президента. У нас есть все основания полагать, что данный человек больше не представляет опасности для нашей страны.

– Не тот ли это человек, с которым я разговаривал по телефону несколько недель назад? – спросил Лоуренс, откидываясь в кресле.

– Не понимаю, что вы имеете в виду, – Декстер пожала плечами.

– Тогда позвольте мне вас просветить, – сказал Лоуренс. Он наклонился вперед и нажал кнопку пуска на магнитофоне, который стоял у него на столе.

– Я подумал, что я должен вам сказать, насколько важным я считаю это задание, – раздался президентский голос из магнитофона. – Потому что мне кажется, что вы лучше всех с ним справитесь. Так что я надеюсь, что вы согласитесь взять на себя эту работу.

– Я ценю ваше доверие, – ответил другой голос. – И спасибо за то, что вы нашли время лично мне позвонить.

Лоуренс нажал кнопку «стоп».

– Несомненно, у вас есть простое объяснение, как и почему состоялся этот разговор.

– Я не совсем вас понимаю, господин президент. ЦРУ не в курсе ваших личных телефонных разговоров.

– Это может быть так или не так, – сказал Лоуренс. – Но, как вы прекрасно знаете, данный разговор велся отнюдь не из моего кабинета.

– Вы обвиняете Управление в…

– Управление я ни в чем не обвиняю. Я обвиняю лично вас.

– Господин президент, если это ваш способ шутить…

– Разве я выгляжу шутником? – строго поглядел на Элен президент и снова нажал кнопку пуска.

– Я думаю, это наименьшее, что я мог сделать в этих обстоятельствах.

– Спасибо, господин президент. Хотя господин Гутенбург заверил меня, что вы это санкционировали, и потом у меня был разговор с директором, как вы знаете, я все же считал, что не могу принять это поручение, если не буду знать, что оно исходит непосредственно от вас.

Президент наклонился и снова нажал кнопку «стоп».

– Если хотите слушать дальше, разговор продолжается.

– Уверяю вас, что операция, о которой говорил данный агент, была всего лишь обыкновенной тренировкой, – Декстер явно занервничала.

– Вы хотите уверить меня, что убийство президента России агентом ЦРУ это всего лишь обыкновенная тренировка? – спросил Лоуренс.

– Мы вовсе не собирались убивать Жеримского, – резко ответила Декстер.

– Нет, вы только собирались добиться того, чтобы невинный человек был повешен за намерение совершить это убийство, – ответил президент; после долгого молчания он добавил: – И тем самым устранить любое доказательство того, что именно вы таким же образом распорядились убрать Рикардо Гусмана в Колумбии.

– Господин президент, уверяю вас, что ЦРУ непричастно…

– Это не соответствует тому, что рассказал нам Коннор Фицджералд сегодня ночью, – сказал Лоуренс.

Декстер застыла.

– Может быть, вы прочтете показания, которые он подписал в присутствии министра юстиции?

Энди Ллойд открыл первую из двух папок и передал Декстер и Гутенбургу копии показаний, подписанных Коннором Фицджералдом и засвидетельствованных министром юстиции. Когда они оба читали показания Фицджералда, Лоуренс не мог не заметить, что на лбу у Гутенбурга выступили капельки пота.

– По совету министра юстиции я приказал секретной службе арестовать вас обоих по обвинению в измене. Если вас призна́ют виновными, мне сообщили, что возможно только одно наказание.

Декстер молчала. Ее заместитель дрожал мелкой дрожью. Лоуренс повернулся к нему:

– Конечно, Ник, вы, возможно, не знали, что у директора ЦРУ не было никаких полномочий отдать такое приказание.

– Совершенно верно, сэр, – выпалил Гутенбург. – Собственно говоря, она заверила меня, что приказ об убийстве Гусмана исходил непосредственно из Белого дома.

– Я так и знал, что вы это скажете, – сказал президент. – И если вы сможете подписать этот документ, – он протянул Гутенбургу лист бумаги, – то, как указал мне министр юстиции, смертный приговор может быть заменен пожизненным заключением.

– Что бы это ни было, не подписывайте! – приказала Декстер.

Гутенбург несколько секунд поколебался, но потом вынул из кармана авторучку и около двух крестиков, поставленных карандашом, подписал свое заявление об отставке с поста заместителя директора ЦРУ с девяти часов утра сегодняшнего дня.

Декстер посмотрела на него с нескрываемым презрением.

– Если бы вы отказались это подписать, они не осмелились бы выполнить свою угрозу. Мужчины такие бесхарактерные.

Она повернулась к президенту, который протягивал ей другую бумагу с заявлением об отставке с поста директора ЦРУ, тоже с девяти часов утра сегодняшнего дня. Она посмотрела на Лоуренса и вызывающе сказала:

– Я ничего не подпишу, господин президент. Вы давно должны были усвоить, что меня не так-то легко запугать.

– Хорошо, Элен, раз вы не можете поступить так же благородно, как Ник, – сказал Лоуренс, – то, когда вы выйдете из этого кабинета, вы увидите, что вас ждут два агента секретной службы, которым приказано вас арестовать.

– Не запугивайте меня, Лоуренс, – Декстер поднялась и пошла к двери, оставив неподписанное заявление на столе.

– Мистер Гутенбург, – сказал Ллойд, – я полагаю, что пожизненное заключение без надежды на условно-досрочное освобождение – это в данных обстоятельствах слишком дорогая цена. Особенно если вас подставили и вы даже не знали, что происходит.

Гутенбург кивнул. Декстер дошла до двери.

– Я бы считал, что в вашем случае более подходящим приговором могли бы быть шесть или семь лет тюрьмы. А с небольшой помощью Белого дома – даже три или четыре.

Декстер замерла у двери.

– Но это – только в том случае, если вы согласны…

– Я на все согласен! На все! – захлебываясь, выкрикнул Гутенбург.

– …выступить свидетелем обвинения.

Гутенбург снова кивнул. Ллойд вынул из папки, лежавшей у него на коленях, показания на двух страницах и протянул их Гутенбургу. Бывший заместитель директора ЦРУ лишь бегло просмотрел этот документ и расписался в конце второй страницы.

Декстер, держа руку на ручке двери, немного поколебалась, затем повернулась и медленно пошла обратно к столу. Окинув Гутенбурга последним презрительным взглядом, она взяла перо и подписалась рядом с двумя карандашными крестиками.

– Вы дурак, Гутенбург, – сказала она. – Они никогда не рискнули бы выставить Фицджералда в качестве свидетеля. Любой хоть сколько-нибудь приличный адвокат сделал бы из него котлету. А без Фицджералда у них нет дела против нас. Министр юстиции наверняка им уже это объяснил.

Она повернулась, чтобы выйти из кабинета.

– Элен права, – сказал Лоуренс, забирая все три документа и передавая их Ллойду. – Если бы дело дошло до суда, мы не смогли бы выставить Фицджералда в качестве свидетеля.

Декстер снова замерла – еще до того, как на ее заявлении высохли чернила.

– К сожалению, – вздохнул президент, – я должен вам сообщить, что Коннор Фицджералд скончался сегодня утром в семь часов сорок пять минут.

Часть четвертая
Живые и мертвые

Глава тридцать шестая

Кортеж машин медленно поднимался по склону холма.

На Арлингтонском национальном кладбище собралось много людей – на удивление много, учитывая, что это были похороны человека, никогда не стремившегося к общественному признанию. По одну сторону могилы стоял президент Соединенных Штатов, рядом с ним – глава его администрации, а с другой стороны от него – министр юстиции. Напротив них стояла женщина, которая за последние сорок минут ни разу не подняла голову. Справа от нее стояла ее дочь, слева – ее будущий зять.

Эти трое прилетели из Сиднея через два дня после того, как им лично позвонил президент. Около могилы собралась большая толпа; у Мэгги Фицджералд не осталось ни малейшего сомнения в том, что Коннор Фицджералд имел массу друзей и доброжелателей.

Накануне на встрече в Белом доме Том Лоуренс сказал вдове, что перед смертью Коннор говорил о том, как он любит свою жену и дочь. Президент добавил, что хотя он встретился с Коннором только один раз, он будет помнить о нем до конца своих дней. «И это сказал человек, который каждый день встречается с доброй сотней людей», – записала Тара у себя в дневнике.

В нескольких шагах от президента стояли только что назначенный новый директор ЦРУ и группа людей, которые в этот день не собирались вернуться на работу. Чтобы быть здесь, они прибыли со всех концов земли.

Чуть в стороне от остальных стоял крепко сложенный человек с абсолютно лысой головой – это был Карл Кутер, прилетевший из Йоханнесбурга.

На похоронах также присутствовало много сотрудников ФБР и агентов секретной службы. Специальный агент Уильям Брэйтуэйт стоял во главе десятка снайперов, каждый из которых был бы рад закончить свою службу преемником Коннора Фицджералда.

На склоне холма, насколько хватало глаз, стояли родственники из Чикаго, преподаватели Джорджтаунского университета, игроки в бридж, ирландские танцовщики, поэты и другие представители всех слоев общества. Они стояли, склонив головы в память о человеке, которого любили и уважали.

Кортеж остановился на аллее Шеридана в нескольких метрах от могилы. Почетный караул из восьми человек поднял гроб с лафета и на плечах медленно понес к могиле. Гроб был покрыт американским флагом, поверх которого были положены орденские ленточки Коннора; в центре лежал орден Почета. Дойдя до могилы, почетный караул бережно опустил гроб на землю и отошел к остальным скорбящим.

Отец Грэм, который больше тридцати лет был семейным священником Фицджералдов, воздел руки к небу.

– Друзья мои! – начал он. – Священникам часто приходится петь хвалы своим скончавшимся прихожанам, с которыми они были едва знакомы и чьи заслуги не всегда были несомненны. Но этого никак нельзя сказать о Конноре Фицджералде. В студенческие годы он был одним из лучших защитников футбольной команды университета «Нотр-Дам» за все время существования этой команды. Как о военном о нем лучше всего сказал командир его взвода капитан Кристофер Джексон: «Бесстрашный офицер, в минуты опасности он всегда был готов рисковать своей жизнью ради сохранения жизней своих солдат». Как профессионал он отдал почти три десятилетия своей жизни служению своей стране; оглянитесь вокруг – и вы увидите, как высоко ценили его собратья. Но больше всего мы запомним его как мужа Мэгги и отца Тары. Мы скорбим вместе с ними.

Отец Грэм понизил голос.

– Мне повезло: я был его другом. Я ждал, что снова сыграю с ним партию в бридж во время рождественских праздников – собственно говоря, я надеялся отыграть у него десять долларов, которые я ему проиграл перед тем, как он отправился на свое последнее задание. Великий Боже, я бы отдал все, что имею, чтобы еще раз проиграть ему в бридж.

Спортсмен, солдат, профессионал, муж, отец, друг, а для меня – у меня никогда не хватило бы смелости сказать это ему в глаза, потому что он поднял бы меня на смех, – герой.

Недалеко от тебя, Коннор, похоронен другой американский герой. – Священник поднял голову. – Если бы я был Джон Фицджералд Кеннеди, я бы гордился тем, что похоронен на том же кладбище, что и Коннор Фицджералд.

Почетный караул снова выступил вперед и опустил гроб в могилу. Отец Грэм осенил его крестным знамением, поднял горсть земли и бросил ее на гроб.

– Прах ты есть и в прах возвратишься! – нараспев произнес священник, и морской горнист протрубил погребальный сигнал. Почетный караул снял с гроба флаг и свернул его. Флаг взял самый молодой, восемнадцатилетний кадет, родившийся, как и Коннор, в Чикаго. Обычно этот треугольник вручали вдове со словами: «Мэм, от имени президента Соединенных Штатов». Но не сегодня. Сегодня кадет проследовал в другом направлении. Семеро морских пехотинцев подняли ружья и залпами салютовали покойному, а молодой кадет встал по стойке «смирно» перед президентом Соединенных Штатов и передал ему флаг.

Том Лоуренс принял флаг, медленно обошел могилу и остановился перед вдовой. Мэгги подняла голову и попыталась улыбнуться, а президент передал ей национальное знамя.

– От имени благодарной страны я вручаю вам флаг республики. Вас окружают друзья, которые хорошо знали вашего мужа. Я лишь хотел бы, чтобы мог разделить с ними эту честь.

Президент склонил голову и вернулся на свое место по другую сторону могилы. Оркестр морской пехоты начал играть национальный гимн, и президент прижал руку к сердцу.

Два человека, которые во время этой похоронной службы стояли на вершине холма, прибыли сюда не для того, чтобы оплакать усопшего. Вечером им предстояло вернуться в Санкт-Петербург и доложить, что их услуги больше не требуются.

Глава тридцать седьмая

«Когда президент Соединенных Штатов приземлился в московском аэропорту „Шереметьево-2“, его самолет был окружен танками. Президент Жеримский не оставил никаких сомнений в том, что он не собирается дать Тому Лоуренсу возможность сфотографироваться для его соотечественников. И на взлетно-посадочной полосе не было трибуны, с которой были бы произнесены речи типа „Добро пожаловать в Россию!“

Когда хмурый Лоуренс спустился по трапу, его встретил только маршал Бородин, стоявший в башне танка.

Оба президента в конце концов встретились в Кремле в середине дня, и первым пунктом повестки дня было требование президента Жеримского, чтобы со своих позиций были выведены вооруженные силы НАТО, которые патрулируют западные границы России. После того как законопроект о сокращении ядерного, биологического, химического и конвенционального оружия был отвергнут Сенатом, а Украина добровольно вернулась в Советский Союз, президент Лоуренс знает, что он не может ни на дюйм ослабить роль НАТО в Европе, особенно учитывая, что недавно избранная в Сенат Элен Декстер постоянно характеризует его как „марионетку красных“.

После того как в прошлом году сенатор Элен Декстер подала в отставку с поста директора ЦРУ, чтобы „более решительно выступать против недальновидной внешней политики президента“, на Капитолийском холме все чаще говорят, что она может стать первой женщиной – президентом Соединенных Штатов.

На сегодняшних предварительных переговорах в Кремле президент Жеримский не пытался сделать вид…»

Мэгги в джинсах и свитере вошла на кухню, и Стюарт поднял голову от первой страницы газеты «Сидней Монинг Гералд». Они жили в одном и том же доме уже больше шести месяцев, и он ни разу не видел ее без тщательно уложенной прически.

– Доброе утро, Стюарт! – сказала Мэгги. – Есть в газете что-нибудь интересное?

– Жеримский все еще напрягает мускулы при малейшей возможности, – ответил Стюарт. – А вашему президенту приходится делать вид, что все в порядке. По крайней мере, так считает российский корреспондент «Гералд».

– Жеримский бросил бы атомную бомбу на Белый дом, если бы думал, что это может сойти ему с рук, – сказала Мэгги. – По случаю субботнего утра нет ли каких-нибудь более приятных новостей?

– Премьер-министр назначил дату выборов нашего первого президента.

– В вашей стране все делается так медленно, – сказала Мэгги, наполняя чашку кукурузными хлопьями. – Мы избавились от англичан более двухсот лет назад.

– У нас это не займет намного больше времени, – усмехнулся Стюарт.

Тара в халате вошла в комнату.

– Доброе утро! – сказала она сонным голосом. Мэгги сползла с высокой табуретки и поцеловала ее в щеку.

– Садись здесь и ешь кукурузные хлопья, пока я сделаю тебе омлет. Тебе не следует…

– Мама, я беременна, а не умираю от чахотки, – сказала Тара. – Кукурузных хлопьев мне хватит.

– Знаю, я просто…

– Всегда-то ты беспокоишься! – Тара обняла мать. – Я открою тебе секрет. Нет никаких медицинских свидетельств, что выкидыши передаются по наследству. Ну, что важного сегодня произошло в мире? – спросила она у Стюарта.

– Газета освещает мой судебный процесс – на шестнадцатой странице, – сказал он, указывая на три коротких абзаца в нижнем левом углу.

Тара дважды прочитала эти три абзаца и сказала:

– Но они даже не упоминают твоего имени.

– Нет. В данный момент их больше интересует мой клиент, – признал Стюарт. – Но если его оправдают, все может измениться.

– Надеюсь, его неоправдают, – сказала Мэгги, разбивая второе яйцо. – По-моему, твой клиент мелкий подонок, и его надо на всю жизнь отправить в тюрьму.

– За то, что он украл семьдесят три доллара? – изумленно спросил Стюарт.

– У беззащитной старушки.

– Но это была его первая кража.

– Ты имеешь в виду: первая кража, на которой он попался, – поправила Мэгги.

– Знаете, Мэгги, вы могли бы стать первоклассным обвинителем, – сказал Стюарт. – Вам не нужно было брать годичный отпуск; вам нужно было вместо этого поступить на юридический факультет. Хотя я подозреваю, что пожизненное заключение за кражу семидесяти трех долларов не всем придется по вкусу.

Послышался глухой стук о коврик у входной двери.

– Я возьму почту, – Стюарт встал из-за стола.

– Стюарт прав, – сказала Тара, когда Мэгги поставила перед ней тарелку с омлетом. – Тебе не нужно тратить время на то, чтобы быть бесплатной экономкой. Ты слишком умна для этого.

– Спасибо, дорогая, – ответила Мэгги, возвращаясь к плите и разбивая еще одно яйцо. – Но мне доставляет удовольствие жить с вами. Надеюсь, я вам не докучаю.

– Конечно, нет, – возразила Тара. – Но уже прошло полгода с тех пор…

– Знаю, дорогая, но мне нужно еще немного времени, прежде чем я смогу вернуться в Вашингтон. К осеннему семестру я буду в форме.

– Но ты не принимаешь приглашений даже на то, что тебе доставило бы удовольствие.

– Например?

– На прошлой неделе мистер Мур пригласил тебя в оперу на «Фиделио», и ты ему сказала, что в этот вечер ты занята.

– Честно говоря, не помню, чем я была занята.

– А я помню. Ты сидела у себя в комнате и читала «Улисса».

– Тара, Ронни Мур очень симпатичный человек, и я не сомневаюсь, что свою работу в банке он делает отлично. Но ему совсем не нужно проводить целый вечер с женщиной, которая все время думает, как ей недостает твоего отца. И точно так же мне не нужно проводить с ним целый вечер и слушать, как он обожал свою покойную жену – не помню, как ее звали.

– Элизабет, – сказал Стюарт, возвращаясь с утренней почтой. – Ронни очень милый человек.

– И ты туда же! – воскликнула Мэгги. – Пора бы вам обоим перестать беспокоиться о моей личной жизни.

Она поставила перед Стюартом еще больший омлет.

– Мне надо было бы жениться на вас, Мэгги, – Стюарт ухмыльнулся.

– И ты был бы мне более подходящим мужем, чем все, с кем ты пытаешься меня свести, – сказала она, погладив его по голове.

Стюарт засмеялся и начал сортировать письма; большинство из них было для него. Два письма он передал Таре и три – Мэгги; свои письма он отодвинул вбок, чтобы сначала прочесть спортивную страницу «Гералда».

Мэгги налила себе вторую чашку кофе и взялась за письма. Как всегда, она сперва рассмотрела марки, прежде чем решить, в каком порядке она вскроет письма. Две марки были с одинаковым портретом Джорджа Вашингтона. На третьей был изображен австралийский зимородок. Австралийское письмо она вскрыла первым. Прочитав его, она передала его Таре. Читая, Тара все шире и шире расплывалась в улыбке.

– Очень лестно, – Тара протянула письмо своему мужу. Стюарт быстро прочел его.

– Да, очень. Ну, и что вы ответите?

– Я отвечу, что я не ищу работу, – сказала Мэгги. – Но сначала я должна узнать, кого из вас мне за это благодарить. – Она помахала письмом.

– Не виновна, – сказала Тара.

– Mea culpa, [60]60
  Моя вина (лат.).


[Закрыть]– признался Стюарт; он давно уже понял, что обмануть Мэгги ему не удастся: она всегда в конце концов узнавала правду. – Я увидел в «Гералд» объявление о конкурсе на эту должность и подумал, что у вас достаточный опыт для этой работы. Даже, пожалуй, чересчур большой опыт.

– Ходят слухи, что глава приемной комиссии в конце этого академического года уходит на пенсию, – сказала Тара. – Так что очень скоро они будут искать замену. Кто бы ни поступил на эту должность…

– А теперь послушайте меня, – сказала Мэгги, начиная убирать тарелки. – Я в годичном отпуске, а в августе я собираюсь вернуться в Вашингтон и продолжать свою работу в качестве главы приемной комиссии в Джорджтаунском университете. Так что Сиднейскому университету придется подыскать кого-нибудь другого.

Она села и начала вскрывать второе письмо.

Мэгги вынула из конверта чек на 277 тысяч долларов, подписанный министром финансов США. Как объяснялось в сопроводительном письме, это была «полная компенсация» за потерю мужа, который погиб при исполнении служебного долга в качестве сотрудника ЦРУ. Где им понять, что означают слова «полная компенсация»?

Ни Тара, ни Стюарт не сказали ни слова.

Мэгги быстро вскрыла третье письмо. Она припасла его под конец, узнав по старинной машинке, кто его написал.

Тара подтолкнула Стюарта локтем.

– Если не ошибаюсь, ежегодное любовное письмо от доктора О’Кэйси, – сказала она театральным шепотом. – Не знаю, как он ухитрился узнать ее адрес.

– Я тоже, – сказала Мэгги с улыбкой. – По крайней мере, с ним мне не нужно притворяться. – Она открыла конверт.

– Жду вас обеих на улице через час, – сказал Стюарт, взглянув на часы. – Я заказал столик в кафе у моря на час дня.

– Будет выполнено, господин и повелитель! – нежно вздохнула Тара.

Стюарт хотел было шлепнуть ее по голове газетой, когда Мэгги воскликнула:

– О Боже!

Стюарт и Тара посмотрели на нее с изумлением. В ее устах это было почти богохульство.

– Что такое, мама? – спросила Тара. – Он снова предлагает тебе руку и сердце, или после стольких лет он наконец женился на ком-то другом?

– Ни то ни другое. Ему предлагают работу на математическом факультете университета Нового Южного Уэльса, и он прилетает, чтобы поговорить с проректором, прежде чем принять решение.

– Отлично! – воскликнула Тара. – В конце концов, он красавец ирландец, и он всегда тебя обожал. И, как ты нам не раз говорила, папа с трудом тебя у него отбил. Чего еще тебе желать?

– Боюсь, это не совсем так, – сказала Мэгги.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Тара.

– Это правда, он былкрасивый, и он отлично танцевал, но он был такой зануда!

– Но ты всегда говорила…

– Я знаю, что я тебе говорила, – сказала Мэгги. – И нечего на меня так смотреть, юная леди. Я уверена, ты иногда дразнишь Стюарта, когда рассказываешь ему о том молодом официанте из Дублина, который…

– Мама! Во всяком случае, он теперь…

– Теперь он – что? – спросил Стюарт.

– Лектор в Тринити-коледж в Дублинском университете, – сказала Тара. – И, мало того, он счастливо женат, и у него трое детей. Ты вряд ли сможешь сказать такое про большинство твоих бывших подружек.

– Верно! – признал Стюарт. – Так скажите мне, – он обратился к Мэгги, – когда доктор О’Кэйси прибывает в страну Оз?

Мэгги снова развернула письмо и прочла:

– «Я лечу из Чикаго четырнадцатого, прибываю пятнадцатого».

– Но это сегодня! – воскликнул Стюарт.

Мэгги кивнула и продолжала:

– «Я проведу в Сиднее ночь и на следующее утро встречусь с проректором, а потом вернусь в Чикаго».

Мэгги подняла голову от письма.

– Он улетит назад, прежде чем мы вернемся домой после уик-энда.

– Жаль, – сказала Тара. – После всех этих лет я бы хотела познакомиться с преданным доктором Декланом О’Кэйси.

– У тебя еще есть возможность с ним познакомиться, – Стюарт взглянул на часы. – Когда приземляется самолет?

– В одиннадцать двадцать сегодня утром, – сказала Мэгги. – Боюсь, мы не успеем. И он не написал, где он остановится, так что я не смогу с ним связаться до того, как он улетит домой.

– Не отчаивайтесь, – сказал Стюарт. – Если мы выедем через десять минут, то домчимся до аэропорта как раз к прибытию самолета. Можно пригласить его пообедать вместе с нами.

Тара посмотрела на мать, которая, судя по ее виду, была не в восторге от этой идеи.

– Даже если мы успеем его встретить, он наверняка откажется. Возможно, он будет плохо чувствовать себя после такого длинного полета, да еще через столько часовых поясов, а ему еще нужно подготовиться к завтрашней встрече с проректором.

– Но попытка – не пытка, – улыбнулась Тара.

Мэгги сложила письмо, сняла передник и сказала:

– Наверно, ты права, Тара. После стольких лет это наименьшее, что я могу сделать.

Она улыбнулась дочери, вышла из кухни и поднялась наверх.

У себя в комнате она открыла шкаф и выбрала свое любимое платье. Она не хотела, чтобы Деклан воспринял ее как пожилую женщину – хотя это было глупо, потому что она была пожилой, такой же, как и он. Она посмотрела на себя в зеркало: вполне прилично для пятидесяти одного года. Она не прибавила в весе, но за последние полгода у нее на лбу появилось несколько новых морщин.

Спустившись вниз, Мэгги увидела, как Стюарт расхаживает взад и вперед по прихожей. Она знала, что машина уже будет готова: даже двигатель наверняка будет запущен.

– Тара, пошли! – закричал он, похоже, что уже в третий раз.

Тара появилась на лестнице, улыбнулась, и нетерпение Стюарта в момент улетучилось.

Забираясь в машину, Тара сказала:

– Я жду не дождусь встречи с Декланом. У него даже в имени есть что-то романтичное.

– В свое время и мне так показалось, – сказала Мэгги.

– «Что значит имя?» [61]61
  «Что значит имя?» – слова Джульетты из трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта».


[Закрыть]– улыбнулся Стюарт и вывел машину из подъездной дорожки на улицу.

– Очень много значит для урожденной Маргарет Дейдре Берк, – ответила Мэгги; Стюарт засмеялся, и Мэгги добавила: – Когда я была студенткой, я однажды написала письмо самой себе, адресованное «доктору и миссис Деклан О’Кэйси». Но это не сделало Деклана более интересным.