Текст книги "Сорок имен скорби"

Автор книги: Джайлс Блант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

50

Насчет герметика для труб Эди с Эриком оказались правы. Куда эффективнее, чем лекарства, да и хлопот с такой лентой меньше. Кийт Лондон напрягался изо всех сил, но лента не подавалась ни на миллиметр. Оба запястья и обе лодыжки были надежно примотаны к креслу. Ему удалось чуть-чуть ослабить лишь ленту, закрывающую рот. Смачивая ее слюной, он постепенно размягчил ее и мог теперь издавать хоть как-то слышимые звуки.

А еще у него получалось понемногу расшатывать кресло, к которому его привязали. Качаясь из стороны в сторону, он чувствовал, как подаются стыки.

Когда Эрика и Эди не было дома, вот как сейчас, Кийт пользовался случаем и раскачивал кресло, ощущая при этом, как отверстия для винтов расширяются, а те продолжают вгрызаться в дерево. Его уже дня два не кормили, и эти упражнения его изматывали. Приходилось каждые несколько минут останавливаться, чтобы перевести дух.

Скоро Эрик и Эди его куда-то перевезут. Вколют ему успокаивающее, перетащат в какое-то уединенное место, а там… Он попытался изгнать из памяти то, что видел на кассете.

Сегодня утром он раскачивался больше часа, начал, как только проснулся, и теперь запястья и лодыжки были стерты в кровь, а раненая нога доставляла жуткие мучения. Но продвижение наметилось: он чувствовал, что кресло подается все больше. Когда Кийт двигался туда-сюда, оно наклонялось градусов на двадцать в каждую сторону.

Он замер, прислушиваясь. Сквозь потолок донеслись шаги, потом – скрип передвигаемых стульев. Эрик и Эди – прямо над головой. Кийт снова принялся раскачиваться, несмотря на страх быть услышанным. Нет, убеждал он себя, кресло стоит на бетоне, шум до них не дойдет, они ничего не заметят.

Он снова стал двигаться – из стороны в сторону, из стороны в сторону, – раскачивая кресло и напрягая мышцы, затянутые лентой. Раз. Два раза. Три раза. Да, спинка кресла явно подается. Сейчас он может ее немного повернуть. Если он приложит усилия в правильном направлении, навалится в нужном месте, обрушит давление туда, где спинка кресла крепится к сиденью, кресло должно сломаться.

Наверху Эрик открыл наплечную сумку – сумку Кийта – и вытряхнул содержимое на пол. У него не было чувства, что он без спросу трогает чужое имущество, выставляет его на обозрение: пара аккуратно сложенных носков, длинные, слегка запачканные трусы, солнечные очки и лосьон для загара. Господи, он что, собирался на лыжах кататься? Путеводитель Фроммера по Онтарио и дешевое затрепанное издание «Игры в бисер».

Эрик встал и отряхнул джинсы:

– Я буду читать список. А ты клади вещи в сумку. – Он вынул из заднего кармана листок и развернул его. – Клейкая лента.

Эди вынула ее из ящика стола у холодильника и положила в сумку:

– Клейкая лента.

– Веревка.

Эди нашла тугой моток бельевого шнура, купленного в Торонто, и опустила в сумку.

– Отвертка плоская…

– Отвертка плоская…

– Отвертка Филипса…

– Боже, Эрик. Ну кому еще могло прийти в голову составлять список отверток? По всем видам.

Эрик холодно глянул на нее:

– Кое-кто еще давно попался бы. Щипцы…

– Щипцы.

– Паяльная лампа…

– Надо сперва убедиться, что она работает. – Эди достала из ящика коробок спичек. Эрик отвернул латунное кольцо, и горелка зашипела. Эди чиркнула спичкой и сунула ее внутрь. Раздался тихий хлопок, и пламя зажглось. Она отвернула кольцо побольше, и синий язычок огня в форме пули чуть не подпалил ей рукав. – О-о, – сказала она. – Это будет потрясающе. – Она привернула кольцо, и язык пламени улегся обратно в свое отверстие.

– Ломик.

– У нас нет лома.

– После острова я его оставил здесь. Он в подвале, рядом с лестницей.

Эди вышла из-за стола и направилась в подвал.

– Заодно проверь, как там узник.

Эрик вынул из рюкзака разделочный нож. Вытащил его из чехла и проверил на большом пальце. Потом повернулся в сторону подвала и крикнул:

– И точильный камень принеси, если у тебя есть!

Он вынул аптечную упаковку из коробки от «энергетика» и выложил на край стола шесть таблеток в ряд. Нашел в буфете стакан и пустил воду, дожидаясь, чтобы она стала холодной и прозрачной. Потом сел за стол и одну за другой проглотил таблетки, каждый раз закидывая голову, чтобы помочь им проскочить. По спине у него пробежала дрожь.

– Эди! – снова заорал он в дверной проем. – Точило принеси!

Какое-то время он прислушивался, склонив голову к подвалу. Потом очень осторожно, беззвучно поставил на стол стакан. Вставил нож в чехол и сунул в передний карман. Вышел на верхнюю ступеньку лестницы. И окликнул, на этот раз – тихо:

– Эди?

– Приди и возьми ее, мерзкий ублюдок.

Эрик, мягко ступая, спустился вниз. Он может выкрутиться, он может с этим справиться. Главное – эмоциональная победа. У нижней ступеньки он подобрал ломик и засунул его под ремень за спиной. Инструмент тяжело и предостерегающе позвякивал, но спереди его видно не было – если только не сорвется с ремня.

Эрик сделал глубокий вдох и вошел в комнатку. Пахло тут дерьмом и страхом. Вместо кресла была куча обломков дерева вперемешку с обрывками ленты. Пленник обхватил Эди сзади, приставив к ее горлу деревяшку от кресла.

– Ложись на пол.

– Нет. Отпусти ее.

– Ложись на пол, а то я ей шею сломаю.

Никого он не убьет, подумал Эрик. Если бы у него были силы убить, он бы заставил Эди подняться наверх. Эди выглядела перепуганной и как никогда уродливой. Кожа блестела там, где корка экземы треснула и начала сочиться; ее хныканье заглушала лента. Деревянная палка плотнее прижалась к горлу, и лицо у нее побагровело.

– Ложись на пол, черт тебя дери! Я ее убью, сукин ты сын, мне по хрену.

Сохраняй спокойствие, убеждал себя Эрик. Узник помирает с голоду, он напуган, к тому же ранен, ну сколько у него может быть сил? Если будет драка – победа за мной. Думай.

– Проблема в том, Кийт, что, как только я лягу, тебя уже ничто не остановит, и ты нас убьешь.

– Я ее прямо сейчас убью, если ты не ляжешь.

– Успокойся, Кийт. Ты ее задушишь.

– То-то и оно, придушу, на хрен. – Слова грубые и жесткие, но по лицу узника текут слезы, он так всхлипывает, что это мешает ему говорить. Странная реакция, подумал Эрик. Нервы? Жалость к себе? Но, каким бы ни было эмоциональное состояние заключенного, деревянный брусок неумолимо впивается Эди в горло. Ох, заключенный, какую же ты делаешь ошибку, из-за этого ты умрешь очень неприятной смертью.

– У тебя в переднем кармане нож. Я вижу ручку. Медленно вынь его и брось сюда.

Эрик сделал, что ему было сказано: вынул нож вместе с чехлом и швырнул его мимо узника, туда, где тот не сможет до него дотянуться.

– Теперь ложись на пол, сволочь. – Эрик медлил, и узник стал визжать: «Мигом!», – снова и снова, пока Эрик не начал неторопливо опускаться.

Сзади с ремня свешивался тяжелый ломик. Но если он кинет его в пленника, то зацепит Эди.

– Я ложусь, Кийт. Никому не делай больно, идет? Уже ложусь.

Он стал медленно наклоняться.

Дальнейшее произошло в одно мгновение. Эрик тянет руку назад, за ломом. Кийт издает дикий вопль и виснет на горле у Эди, пытаясь ею прикрыться. Но Эрик метит не в узника, а в Эди.

Железный прут мощно бьет ее по голове, сбоку. Ноги у нее подгибаются, и она валится на пол. Узник, пошатнувшись, разжимает хватку. Бросается к двери, но Эрик уже подхватил ломик и теперь держит его за конец. Пленник и полпути не пробежал, когда в него с чудовищной силой попал лом, сзади, в шею, как раз под черепом, и он рухнул, как бык на бойне.

51

У Троя был записан адрес: Пратт-стрит, восток, 675. Сейчас они ехали туда, не включая сирены. По радио обещали метель, но оттепель пока держалась, и в крышу машины молотил дождь. «Дворники» визгливо скрипели по ветровому стеклу. Кардинал уже вызвал подкрепление, но, когда они добрались до угла Пратт и Макферсон, никаких машин в поле зрения не было.

– Не знала, что за пятисотым номером есть еще какие-то, – сказала Делорм. За пятисотым домом Пратт-стрит пересекала железная дорога Онтарио – Север, а дальше улица уже не была заасфальтирована; жалкие домишки вдали прятались за россыпями камней.

В приемнике послышался треск атмосферных разрядов, и машину заполнил голос Мэри Флауэр.

– Подкрепления придется подождать. На эстакаде застрял тягач, движение на две мили блокировано.

– Вас понял, – ответил Кардинал в микрофон. – Что компьютер выдал на Эрика Фрейзера?

– Пусто. По Эрику Фрейзеру – полный ноль. Пусто.

– Это меня не удивляет, – проговорил Кардинал. – Трой сказал – ему не больше двадцати семи – двадцати восьми.

– По национальной базе – тоже ничего, – сообщила Флауэр. – Чист как стеклышко.

– А база по малолетним? Вот где его можно найти, если он вообще есть в картотеке.

– Минутку. По малолетним – уже делаем. – Они слышали, как Флауэр кричит на кого-то, призывая по возможности принести ей распечатку раньше Рождества. – По малолетним – есть. Готовы слушать?

– Жестокое обращение с животными, – предсказал Кардинал, повернувшись к Делорм. – Что угодно ставлю. Давайте, Мэри.

– Тринадцать лет: кража со взломом. Четырнадцать лет: кража со взломом. Пятнадцать лет: жестокое обращение с животными.

– Это наш, – откликнулась Делорм.

У Кардинала словно слабый электрический ток пробежал по кончикам пальцев. Если уж приходится уходить в отставку, вот отличный повод: останови серийного убийцу в расцвете его карьеры. Более красивого ухода не придумаешь.

Маклеод («дворники» вовсю елозят по стеклу) затормозил на углу Макферсон. Кардинал успел предупредить, чтобы все держались подальше от дома, пока он не прибудет на место. Увидев их, Маклеод вылез из машины и пустился бегом через перекресток, одной рукой придерживая капюшон, чтобы прикрыться от дождя. Вместе с Коллинвудом он забрался на заднее сиденье, не переставая браниться.

– Паршивый февраль, вот что я вам скажу. Когда это у нас в феврале шли муссонные дожди? Это всё они, в своем долбаном Садбери, поганят среду. У нас весь город поплыл, на хрен.

Флауэр доложила:

– Кроме того, Фрейзер отбыл срок в исправительной школе Святого Варфоломея. Ровным счетом два года.

– Видимо, за оскорбление действием, – сказал Кардинал в микрофон.

– При отягчающих обстоятельствах, – уточнили из динамика. – У него были разногласия с учителем труда относительно местонахождения некоторого оборудования.

– И он выполнил резьбу по живому?

– Нет-нет. Прямо в классе набросился на него с паяльной лампой.

52

Кийту Лондону снилось, что он плавает в ярко-зеленом бассейне далеко в джунглях, а на низко свисающей ветке сидят рядком мартышки и жадно пьют из пригоршни. От рук обезьянок разлетались брызги, вызывая рябь на воде, в остальном же ее поверхность была гладкой, как стекло. От воды шел сильный запах.

Он открыл глаза. Да, запах воды. От дождя? Слышно, как дождь стучит по дереву.

Голова болела так, словно череп раскроили от макушки до основания; от боли тошнило. Он слегка повернул голову, и его чуть не вырвало. Что бы это ни было за место, тут очень темно, очень сыро и очень холодно. Сейчас он был одет, причем сам не помнил, чтобы натягивал этот драный свитер и джинсы; от холода такой наряд не спасал. Сбоку яростно алел нагреватель, но до него тепло не доходило. Метрах в трех Эрик Фрейзер устанавливал камеру на штатив.

Я на столе. Я у них на столе, где-то в подвале. Эта сырая вонь. Я у озера. Вонючая сырость пробирает до костей. Еще и дождь: бьет в заколоченные окна. Над головой скрещиваются огромные трубы, исчезая в темноте. Ну конечно. Насосная станция.

Он попытался пошевелиться, но руки были накрепко прикручены к бокам и к столу. Он мог двигать лишь головой. Эрик сосредоточенно выравнивал камеру, наклонялся, чтобы поправить одну, потом другую ножку штатива. Попробовать поговорить с ним разумно, достучаться до него, пока он не обезумел, как на той видеокассете.

– Послушай, Эрик, – тихо позвал Кийт. – Моя подруга уже меня разыскивает. Я ей сообщил, где я и у кого. В том письме.

Никакого ответа. Негромко напевая, Эрик Фрейзер возился с третьей ножкой штатива и потом, видимо оставшись довольным своей работой, начал вынимать из дорожной сумки – сумки Кийта – и выкладывать на деревянный столик предметы.

Кийт старался туда не смотреть. Он сосредоточился на том, чтобы совладать с голосом.

– Эрик, я могу достать деньги. Я не богатый, но я могу их где-нибудь добыть. У меня довольно обеспеченная семья. И у моей подруги – тоже. Они тебе заплатят. Я уверен.

Эрик Фрейзер словно и не слышал. Он что-то вытащил из сумки – щипцы с длинными острыми концами, – затем подошел к Кийту и, глядя на него посверкивающими глазами хорька, стал щелкать инструментом у самого его носа.

– Можно устроить оплату так, что никто не узнает твоего имени. Это реально. И не обязательно, что это будет одна выплата. Это может продолжаться некоторое время, тут нет никаких препятствий. Пожалуйста, Эрик. Ты слушаешь, Эрик? Ты можешь заработать на этом тридцать или сорок тысяч долларов. Или даже пятьдесят. Представь, сколько всего ты на них сможешь купить, и так много лет. Давай ты мне разрешишь им позвонить, Эрик?

Эрик Фрейзер вытащил из сумки бумажный мешочек и вынул из него сэндвич. Сразу запахло тунцом. Он сидел в темноте, закрывая своим телом поток тепла от нагревателя. При каждом жевательном движении челюсть у него похрустывала. Помолчав, он произнес:

– Хотел бы я, чтобы Эди принесла сюда фонари. – Носком сапога он постучал по большому аккумулятору, лежащему на полу. – Тогда освещение будет получше. Терпеть не могу, когда не видно, что творится.

– Подумай, Эрик. Ты можешь порядочно разбогатеть. Тебе не надо будет работать. Сможешь покупать себе разные вещи. Путешествовать. Поехать куда захочешь, делать что хочешь. Какая тебе польза от того, что ты меня убьешь? Рано или поздно тебя поймают. А так ты хотя бы получишь какие-то деньги. Это же лучше, чем меня убить?

Эрик покончил с сэндвичем и кинул обертку на пол.

– Хотел бы я, чтобы Эди принесла сюда фонари, – повторил он.

– Эрик, я тебя умоляю, понимаешь? Если хочешь, чтобы я на колени встал, я встану на колени. Ну скажи мне, что я должен сделать. Эрик! Эрик, ты меня слышишь? Я тебя умоляю, не убивай меня. Я сделаю все, что ты хочешь. Что угодно. Только дай мне жить.

Опять никакого ответа.

– Эрик, я достану еще денег, обещаю. Я украду. Ограблю магазин. Сделаю все, что угодно, Эрик. Ты только отпусти меня.

Эрик соскользнул со своего стула и выбрал пару ножниц. Встав над Кийтом, он широко развел лезвия и вновь сомкнул их. Потом, ухватив Кийта за волосы над самым ухом, он отстриг небольшую прядь и поднес ее к полосе тусклого дневного света.

– Хотел бы я, чтобы Эди принесла сюда фонари.

53

За железной дорогой стоял покосившийся от времени старый дом. С козырька подъезда безжизненно свисал кусок водосточного желоба, облепленный тающими сосульками. На углу крыши, словно подстреленная птица, хлопал на ветру обрывок толя. С эстакады доносились гудки машин.

Маклеод помнил это здание еще по патрульной службе.

– Приходилось почти каждую субботу вышибать им дверь. Старый Стэнли Маркхем – ты-то, Кардинал, должен помнить Стэнли, – так вот, старина Стэнли приходил домой нажравшись и разносил все в клочья. Ну и мощный же был, сукин сын. Сломал мне руку в двух местах. Это маленькое упражнение обошлось ему в три года. Несколько лет назад его доконала-таки печенка, но я по нему нисколько не скучаю, нет. В этой долбаной халупе вечно воняло кошачьей мочой.

– Кто здесь теперь живет? – спросил Кардинал. Они смотрели на дом сквозь «дворники», ходившие по стеклу, и создавалось впечатление, что он в любую минуту может оторваться от фундамента, сорваться, как белье с веревки, и кануть в ледяную морось.

– Кто теперь здесь живет? Теперь тут обитает милашка Селеста, законная вдовушка Стэнли, типичная троглодитка. Сто сорок кило, голос зубодробительный, и злобная, как ее муж-скотина. Если бы у нее был чуть пониже коэффициент интеллекта, ее можно было бы просто пришибить, как бешеную собаку.

– У Фрейзера «форд-виндстар», – тихо сказала Делорм. – Не вижу его машины возле дома.

– А еще у Фрейзера заложник. И я не собираюсь тут зря торчать и ждать, пока мы поймем, дома он или нет.

– Погоди ты. Как насчет небольшого подкрепления, прежде чем мы туда рванем? – осведомился Маклеод. – Мы же не опергруппа, в конце концов. – Больше он ничего не добавил, но явно подразумевал: с нами балласт – баба и эксперт, нам нужна помощь.

Сзади с грохотом остановился коричневый грузовик службы доставки. Древние тормоза протестующе взвыли.

– Подождите минуту, – сказал Кардинал.

Он выбрался из машины; дождь словно осколками резал лицо. Он показал водителю свой полицейский значок и залез на пассажирское сиденье. Водитель был индиец, звали его Клайд. Широкие скулы под остроконечной коричневой шапочкой придавали ему сходство с монгольским воином.

– Клайд, мне нужна ваша помощь в полицейской операции. Одолжите мне ненадолго вашу спецодежду.

Клайд не отрываясь глядел в окно, словно обращался к дождю и к оплывающим кучам снега.

– Хотите замаскироваться?

– Всего минут на десять. Тогда мы сможем не вынимать оружия. Не хотим среди бела дня открывать огонь в жилом квартале.

– Может, поменяемся? Я вам одежду, а вы мне свой значок. – Он по-прежнему говорил с дождем.

– Сам по себе значок не сработает, Клайд.

Повернувшись, индиец просиял улыбкой. Кардинал в жизни не видел таких идеальных зубов.

– Можете забирать у меня форму, на здоровье. Ненавижу ходить в ней.

Кардинал снял свою куртку и стал натягивать Клайдову коричневую. Она была ему узковата в плечах, но налезла.

– Это какой пистолет у вас?

– «Беретта».

– Часто пользовались?

– Никогда. Новенький. Ну, как я выгляжу?

– Как коп в форме службы доставки. Возьмите вот пару пакетов… так вас хоть в дом впустят.

– Хорошая мысль, Клайд. Тебе бы в полицию.

– Не выношу фараонов, – заявил Клайд, опять обращаясь к уличной стихии. – Ну как, готовы? У меня срочные заказы.

– Мне и грузовик нужен, Клайд. Ты не мог бы подождать где-нибудь в другом месте? Двое в одной кабине такого грузовика – это как-то нелепо. Вы не ездите парами.

– Верно. – Он взял с приборной доски пачку сигарет. – Я буду в «Тоби». Это заведеньице на углу. – Индиец выскользнул наружу. – Вторая передача – паршивая. Газуйте на всю катушку и сразу переключайтесь на третью. Точно не хотите, чтобы я вас подвез?

– Спасибо. Справлюсь.

Кардинал чуть не застрял на путях: умница, мысленно похвалил он себя, так тебя и раздавит товарняк, даже подкрепление не успеет подойти; потом дал газ, как учил Клайд, и переключился на третью передачу. Грузовик затрясся, потом снялся с места – и Кардинал повел его через болото слякоти к машине. Делорм опустила стекло.

– Подъеду к парадной двери, – объяснил Кардинал. – Дайте мне ровно три минуты после того, как она откроет. Как только войду, Маклеод берет ее на себя, а ты следуешь за мной. Все ясно?

– Ты входишь. Маклеод – с ней. Я – за тобой.

– Коллинвуд сразу идет в подвал.

Маклеод нагнулся к нему с заднего сиденья:

– Берегись Селесты. Все знают о ее неприязни к органам правопорядка.

Кардинал подрулил к фасаду. Он выбрал средних размеров сверток, который мог прикрыть «беретту» у него в руке. Жаль, что вместо «беретты» с ним нет его тридцать восьмого. Надо было потренироваться в тире, укорил он себя; не привык я к этому новому оружию. Дуло пистолета, который он держал в руке, казалось слишком длинным, а сам пистолет – неудобным.

Селеста Маркхем открыла дверь, и Кардинал чуть не задохнулся от вони кошачьей мочи. Глаза женщины, две черные пуговки, терявшиеся в непропеченном тесте лица, излучали одновременно тоску и враждебность. Замызганный халат в цветочек наполовину открывал массивные выпирающие груди. На верхней губе поблескивали тонкие светловатые усики.

– Ошиблись адресом, – мрачно проворчала она. – Ничего я не заказывала.

– Миссис Маркхем, я – сотрудник полиции, у меня дело к Эрику Фрейзеру.

Лестница – справа, гостиная – слева. Значит, дверь в подвал должна быть под лестницей.

– Нету его дома. И вы сюда не войдете.

Она уже начала закрывать дверь, и Кардинал вставил ногу. Когда Делорм и Маклеод оказались на ступеньках крыльца, он протиснулся мимо женщины, на мгновение погрузив локоть в ее толстый рыхлый живот.

Взбегая по лестнице через две ступеньки, он слышал, как внизу миссис Маркхем осыпает проклятиями Маклеода. Пробегая мимо спальни, где сверкало всеми красками телевизионное шоу, Кардинал мельком увидел примерно дюжину кошек, растянувшихся вокруг двухлитровой бутыли «Доктора Перца» и громадной чаши с кормом «Чито». Неосвещенная ванная. А в конце коридора – закрытая дверь, с виду новая.

– Полиция!

Дверь была заперта. Кардинал ударил по ней ногой, и Селеста Маркхем заорала снизу:

– Не вздумайте ничего ломать!

Дверь была дешевая, пустотелая, и ее оказалось легко пробить насквозь. Кардинал просунул руку в образовавшуюся дыру и отпер замок изнутри, затем шагнул в комнату с «береттой» на изготовку. За ним – Делорм.

По сравнению с грязью и вонью в остальной части дома здесь было невероятно чисто. Вместо кошачьей мочи тут слабо пахло мылом. Покрывала на кровати туго натянуты, уголки идеальные, как в больнице. Из окна, хотя и обшарпанного, открывался изумительно четкий вид на эстакаду. Окно было тщательно вымыто, и Кардинал никак не мог заподозрить в этом Селесту Маркхем. За стеклом катили машины. Кардинал часто отмечал у людей, которым некуда девать время, даже у молодых, такую особенность: их комнаты были опрятны, как каюты военных моряков.

В шкафу – четыре костюма, все выглаженные, все на плечиках. Две пары брюк, тоже глаженые, тоже на вешалках. Пара ботинок с кубинскими каблуками, изношенные, но начищенные.

На столе пусто. В маленьком ящике – шариковая ручка и желтый блокнот без каких-либо записей. Под столом они нашли коробку с аккуратными стопками книг; книг было около тридцати.

– Так пусто. – Делорм вслух произнесла то, о чем думал Кардинал. – Как будто здесь вообще не живут.

Позади в дверном проеме возник Коллинвуд.

– В подвале – ничего. Большая Мамаша говорит – он пользуется только этой комнатой и больше нигде в доме не бывает.

– А где же он ест? – обратился Кардинал в пространство. – Как будто он не человек.

– Тут что-то есть внизу. – Голос Делорм звучал глухо: она стояла на коленях, шаря под кроватью. Вытащила наружу гитарный кофр. Осторожно, чтобы не смазать отпечатки, открыла замки, нажав на них. Внутри лежала гитара «овация», в хорошем состоянии.

– Кийт Лондон играет на гитаре. По-моему, мисс Стин как раз говорила, что это «овация». Опечатаем комнату, потом я запущу сюда Арсено.

Еще несколько минут обыск продолжался в молчании. Гитара была веским доказательством, она убедительно связывала Фрейзера с Кийтом Лондоном, но сейчас она никуда их не вела. Кардинал все больше приходил в отчаяние от аккуратности обитателя комнаты. Он вынул из шкафа коробку с бумагами: ничего, кроме бережно сложенных квитанций. Открутил крышку со старой жестянки из-под печенья: ничего, кроме скрепок и резинок. Потом открыл обувную коробку. Она была перевязана голубой бархатной лентой, точно в ней хранились какие-то особо ценные сувениры. Кардинал ожидал увидеть там фотографии, может быть – дневник. Но то, что он там обнаружил… Это было даже хуже, чем когда он нашел труп Тодда Карри.

– Чисто, как в больнице, – отметила между тем Делорм. – Надо мне нанять этого парня, чтобы он у меня прибрался.

– Нет уж. Не думаю, что тебе захочется его пригласить. – Кардинал чувствовал, что говорить ему трудно. Он смотрел на три предмета, аккуратно лежащие в коробке из-под обуви, три предмета, при виде которых он ощутил внезапную слабость. Делорм заглянула в коробку, и слышно было, как у нее перехватило дыхание – эхо его собственных чувств.

В коробке находились три пряди волос, все разного цвета и фактуры, каждый пучок аккуратно замотан с одного конца клейкой лентой. Одна прядь – черная и прямая, как сабля, видимо, это Кэти Дайн. Другая почти наверняка принадлежит Тодду Карри: волосы темно-каштановые, вьющиеся, более тонкие. Светлые волосы – Билли Лабелля. От Выдры – ничего. Убийство не планировалось и произошло почти случайно. Не было и волос Кийта Лондона, длинных, прямых, светло-каштановых.

Внизу Селеста Маркхем и Маклеод обрушивали друг на друга потоки угроз. Если он не уберется с дороги, она, чтоб ей провалиться, и другую руку ему сломает. Маклеод предложил ей повторить это в суде.

– Коллинвуд, – наконец попросил Кардинал, – скажи Маклеоду, пусть угомонятся, чтобы мы могли поразмышлять. Пусть перебираются в машину и там пререкаются.

Кардинал один за другим выдвигал ящики платяного шкафа: носки, словно штабеля боеголовок на складе; футболки, сложенные ровными квадратами; свитеры выглядят так, как будто их никогда не надевали. Да, ничего не скажешь, повезло, парень – просто гений аккуратности. Даже мусорная корзина и та пустая. Кардинал снова взял большой желтый блокнот и пролистал страницы. Ничего не выпало. Он посмотрел первый листок на свет и увидел слабые очертания букв – какой-то список.

– Что такое, по-вашему, «Н. С.»? – спросил он в благословенной тишине, которая теперь воцарилась в доме. Только где-то мяукала кошка.

– Н. С.? Может, инициалы неизвестной нам жертвы?

– Нет, тут написано – «Форельное озеро, Н. С.». Мы знаем, что наш голубчик любит менять места: то шахта, то заброшенный дом. И мы знаем, что он хорошо ориентируется в окрестностях Форельного озера: Выдру ведь нашли возле гавани. Смотрите, что он планирует взять с собой: клейкую ленту, щипцы…

– Кажется, следующее слово – «лом». Что там еще? – Делорм почти перегнулась через его плечо. Он чувствовал ее влажное дыхание у себя на шее. – А ниже написано – «аккумулятор».

– Все-таки что такое «Н. С.» на Форельном озере? Что на озере начинается с этих букв?

– Неоконченная стройка! За «Святым Александром» есть такая. Точно, Джон. Еще один пустой дом, на этот раз – недостроенный!

– Только возле озера никакой неоконченной стройки нет. «Новые стапели»? Но там нет ничего похожего.

– Н. С. на Форельном… – Делорм тронула его за рукав. – Можем посмотреть по справочнику, проверить все ближайшие к озеру улицы, найти всех, у кого такие инициалы.

– Слишком долго. Должно быть что-то простое. Я все думаю – «пляжный спуск», но это «П. С.», а не «Н. С.». Что там еще есть? Водохранилище, гавань, а еще?

– Ну вот, само водохранилище. Здоровенное. И оно довольно далеко от всего остального.

В последующие дни в управлении много спорили о том, кто произнес это первым. Кто-то считал, что Делорм, кто-то – что Кардинал. Коллинвуд несколько раз менял мнение, а ведь он сам при этом присутствовал. Но Кардинал навсегда запомнил, как Делорм взглянула на него расширенными карими глазами – прекрасными от светящейся в них уверенности. В конце концов, не важно, кто первым произнес:

«Насосная станция». Кардинал потом стыдил себя за то, что чуть не отверг эту идею.

– Насосная станция? Не может быть. На Форельном ее нет.

– Да, сейчас нет, – ответила Делорм. – Но раньше она там была.