Текст книги "Чёрные сердца (ЛП)"

Автор книги: Дж. С. Андрижески

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

Глава 24
На пределе

Я смотрела в окно, хмурясь.

Я чувствовала на себе взгляды.

На самом деле, я чувствовала, что на меня смотрят из каждого угла комнаты, но одна пара глаз сверлила меня особенно интенсивно.

Это начинало испытывать моё бл*дское терпение.

Потрогав ошейник и вздрогнув, потому что я по привычке потянула за него и дёрнула соединительные элементы, которые обхватывали кости моего позвоночника там, где ошейник впивался в шею, я прикусила язык, стараясь не сказать того, что мне хотелось сказать на самом деле.

Я уже знала, что от этого не будет прока.

Чёрт, да этот мудак, похоже, воспринимал мою ярость как прелюдию.

Это даже слишком напоминало мне Солоника.

Подумав о Солонике сейчас, я нахмурилась, глядя в окно на ночной город и всполохи света над Москвой-рекой, усеянной лодками, от которых по отражениям небоскрёбов шла рябь. Мой взгляд устремился влево, к мосту, который пересекал реку и вёл к скоплению зданий на другой стороне.

Под зданием, в котором находилась я, вплоть до реки струилась темнота – массив деревьев и леса, который занимал, наверное, несколько акров.

Я понятия не имела, где находился Солоник.

Если уж на то пошло, он мог быть настоящей причиной, по которой я очутилась здесь.

Наши люди пытались найти его после первой ночи беспорядков в Сан-Франциско, когда он возглавлял разведчиков моего дяди в охоте на вампиров, но он больше ни разу не объявился. Он исчез так же бесследно, как Ник… и Даледжем.

Подумав об этом, я нахмурилась.

Позади меня раздалось деликатное покашливание.

Я не повернулась.

Но так сильно заскрежетала зубами, что даже сама это услышала.

– Миссис Блэк? – осведомился голос с сильным акцентом. – Вы присесть на минутку? Визит со мной? Я принёс для вас вечерний перекус, поскольку мне сказали, что вы не спите… и торты.

Я продолжала смотреть, как машины снуют туда-сюда по мосту, направляясь к асимметричному скоплению зданий, и их разноцветные огоньки мерцают в отражениях на воде.

– Нет, спасибо, – произнесла я после небольшой паузы.

– Я настаиваю.

В этот раз в голосе прозвучал мрачный тон.

Я узнавала этот тон. Я знала, что он означал.

Я также знала, что угроза не была пустой, и с этого засранца станется использовать ручные настройки ошейника, чтобы ударить меня током и заставить подчиниться.

Он делал такое прежде. Он делал это четыре раза за эту неделю.

Нет. Пять.

Пять раз, когда я была просто не в настроении для его дерьма.

Мысленно взвесив, стоит ли ему противиться, если он неизбежно в итоге добьётся своего, я усилием воли заставила себя отвернуться от окна и окинула взглядом пастельную комнату, которую они отвели под мои «апартаменты».

Комната была просторной, до абсурдного огромной, как переделанный бальный зал.

Размер не делал её менее похожей на тюрьму… как и роскошная еда, которой они меня пичкали, или дорогие платья, халаты и туфли, которые занимали два огромных антикварных гардероба; или ванна с ножками-когтями в мраморной уборной; или высокие потолки с золочёной отделкой; или рояль в углу у противоположного окна.

Я чувствовала себя как Рапунцель в башне.

Вот только у меня не было красивых золотистых волос.

С другой стороны, даже если бы у меня были такие волосы, я сомневалась, что Блэк вскарабкался бы по ним – при условии, что он вообще планировал явиться сюда. Он скорее сказал бы мне спрятаться в той толстой фарфоровой антикварной ванне с ножками в форме лап, пока он атаковал это здание несколькими дюжинами боеголовок «Джавелина»[12]12
  «Джавелин» – американский переносной противотанковый ракетный комплекс. Предназначен для поражения бронетехники и низколетящих малоскоростных целей.


[Закрыть] или таким же количеством «Томагавков»[13]13
  «Томагавк» – семейство американских многоцелевых высокоточных дозвуковых крылатых ракет большой дальности стратегического и тактического назначения подводного, надводного, сухопутного и воздушного базирования. Совершает полёт на предельно малых высотах с огибанием рельефа местности.


[Закрыть] в зависимости от того, какой подход он выберет.

Хотя, подумала я, опять-таки, ему это может уже и не понадобиться.

Я не хотела думать о том, где он находился сейчас.

Я не хотела думать о том, кто или что на него охотилось.

Я вообще едва могла вынести хоть какие-то мысли о нём, учитывая своё совершенно беспомощное состояние, бл*дь.

А ещё боль.

Боль ухудшалась как будто с каждым днём.

Каждую ночь я просыпалась от того, что провоцировала ошейник, потому что мой свет неизбежно устремлялся на поиски моего мужа, пока я спала.

– Идите сюда, – сказал Алексей.

В этот раз его тон сделался уговаривающим, словно я была напуганной собакой.

Они дали мне пса.

Ну, Алексей дал мне пса.

Угольно-чёрный щенок ирландского волкодава. Алексей окрестил его «Пётр» и вручил его мне в коробке высотой почти в мой рост. Он обернул эту коробку обёрточной бумагой цвета «золотистый металлик», украсил пурпурно-синим бантом и ввёз на тележке, запряжённой маленьким пони. Два мужчины стояли у двери и трубили в трубы, а упряжь лошадки украшалась колокольчиками.

Эти говнюки реально считали, что всё ещё жили в эпоху царей.

Тем не менее, я один раз посмотрела на щенка, он один раз посмотрел на меня… и мы оба решили, что он – мой. Он спал со мной каждую ночь. Он не приближался ни к кому, кроме меня. Я просыпалась от того, что он лизал место, где ошейник встречался с моей шеей сзади, впиваясь в мою кожу.

Он скулил, так что понимал суть.

Я переименовала щенка, назвав его «Пантер»[14]14
  В оригинале слово Panther, которое буквально означает «пантера», но поскольку в русском языке это слово женского рода, а щенок – мужского пола, мы решили оставить буквальную транскрипцию английского слова – Пантер, мужского рода.


[Закрыть].

Он был всего лишь щенком, не старше шести недель, когда они вручили его мне, а теперь ему было, может, восемь или девять недель, но я знала, что он превратится в монстра, когда вырастет.

Я решительно намеревалась забрать его с собой, если сумею выбраться из этого бл*дского места живой. Если я уйду, Пантер тоже уйдёт.

– Мириам?

Голос Алексея звучал мягко. Угрожающе мягко.

Этот тон также был мне знаком.

Я неохотно повернулась.

Ощущая, как он смотрит на меня с края антикварного французского дивана, и чувствуя намерение, вложенное в этот взгляд, жёсткость в этих бесстрастных глазах, я не дала отвращению отразиться на моём лице.

Со дня нашей первой встречи его тёмные волосы всегда были зализаны назад.

Он одел своё мускулистое, сложенное как у боксёра тело в «варёные» джинсы и шёлковую рубашку с серебристыми и чёрными узорами спереди. Он носил дорогие кожаные туфли (наверное, итальянские), несколько золотых цепей на шее, кольцо с бриллиантом в золотой оправе на мизинце, и бриллиантовую серёжку в ухе, также в золотой оправе.

Он выглядел в точности как то, чем он и являлся – еврошваль и сутенёр.

Диван, на котором он развалился, выглядел так же нелепо.

Он походил на репродукцию свадебных диванов XVIII–XIX вв. в стиле французского рококо, но мог быть и подлинным антиквариатом.

Корпус был золочёным (наверное, настоящее золото, с этих клоунов станется), обивка – чёрной, и дополнялось это всё тёмно-пурпурными и розовато-лиловыми круглыми подушками. В длину диван был примерно три с половиной метра, и это только та часть, где можно было сидеть. Резные золочёные ножки выступали на несколько футов во все стороны, замысловатая резьба поднималась по высокой спинке с мягкой обивкой, которая тоже украшалась несколькими дюймами золотой филиграни в виде листочков и цветочков.

Диван был настолько огромным, что я посчитала бы его секционным, если бы не эти резные изогнутые ножки, а также низкая посадка, отчего этот предмет мебели походил на присевшее животное, выжидавшее подходящего момента, чтобы напасть на меня.

Алексей похлопал по чёрной обивке рядом с местом, где сидел он сам.

Я это проигнорировала.

Вместо этого я свистнула Пантеру.

Щенок ирландского волкодава скатился со своей постели и понёсся ко мне на своих долговязых лапах. Пока он бежал, я обошла диван и выбрала одно из кресел в таком же стиле, которое стояло напротив низкого столика, где слуги подали чайный сервиз и бутерброды.

Я опустилась в кресло, нарочно скрестив ноги под шёлковым платьем, в которое я была одета. Пантер добрался до меня в то же мгновение, когда я устроилась на месте. Он запрыгнул на удивление легко и грациозно для пёсика его возраста, присоединился ко мне на кресле и развалился на моих коленях.

Посмотрев на меня, он одарил меня щенячьей улыбкой, колотя лохматым хвостом.

Я улыбнулась ему в ответ, почёсывая за ушками.

Всё это время я ощущала на себе взгляд Алексея.

Я чувствовала, что он особенно пристально пялится на мои ноги в коротком, неуместно летнем платье, затем задерживается взглядом на моих обнажённых ступнях. Мне ненавистно было носить такую лёгкую одежду, особенно в присутствии этого отвратительного мудака, но они предоставили мне мало выбора даже в двух битком набитых гардеробных шкафах.

В любом случае, они поддерживали здесь такую высокую температуру, что мне наверняка было бы ещё некомфортнее в джинсах или кардигане. В каждой комнате пылали камины, в том числе и здесь, и это тоже не помогало.

В итоге я слегка потела даже в шёлковом платье с запахом.

Я знала, что от щенка на коленях будет ещё жарче, но не приказала ему слезть на пол.

Я опять подумала, стоит ли пнуть Алексея в горло.

Я представила себе весь процесс.

Как я небрежно опустила бы Пантера на пол…

Пока Алексей наблюдал, как я глажу собаку, я бы оттолкнула кресло назад, сместила свой центр тяжести вбок и совершила пинок прежде, чем он успел бы отреагировать – пнула бы его прямо в трахею голой пяткой.

Этот удовлетворительный хруст.

Созерцание того, как он хрипит, лежит парализованный на этом нелепом диване, выпучивает глаза и знает, что умирает, но ничего не может поделать. Я сажусь обратно в кресло, свистом подзываю Пантера вернуться ко мне на колени.

Я потягиваю чай, дожидаясь, когда он закончит умирать.

Я поглаживаю щенка и жду, когда появится команда безопасности.

Я жду, как они активируют удалённое управление, чтобы вырубить меня с помощью ошейника.

Будет ли это стоить того?

Какая-то часть меня была очень, очень убеждена, что это того стоит.

В то же время я невольно размышляла о том, насколько иначе я могла бы ответить на этот вопрос всего несколько лет назад.

От моего внимания не ускользнуло то, насколько более жестокими в последнее время были мои мысли. Я гадала, было ли это вызвано обстоятельствами, какими-то отголосками того, что я чувствовала от Блэка – того, что Блэк хотел от меня, той тяги, которую я ощущала от Блэка, пока он старался найти меня. Он хотел, чтобы я выбралась отсюда. Он хотел, чтобы я сделала всё возможное, чтобы убраться отсюда нахер и найти его.

Я тоже этого хотела, но не готова была умирать ради этого.

Какая-то часть меня ждала, но я не была уверена, чего именно.

Удобного момента, наверное.

Может, я просто ждала самого Блэка.

Потому что Блэк искал меня.

Это я точно знала.

Совсем как я искала его всякий раз, когда моя бдительность ослабевала, и я забывала про ошейник, он тоже искал меня. Мой свет кричал и звал его даже через ошейник. Какая-то часть меня ощущала, что его свет кричит и зовёт меня, даже если я не могла его услышать.

Мой свет так сильно нуждался в нём, что я вообще не могла мыслить связно.

Его свет нуждался во мне.

Я знала это, даже не задаваясь вопросом, откуда мне это известно.

Может, это само собой нахлынуло на меня.

Может, что-то между нами опять изменилось, пока мы находились в том другом измерении, где мы с Блэком играючи тренировались, познавая новые структуры в нашем свете.

Сейчас я думала об этом с каким-то изумлением.

Мы воспринимали это всё как забаву. Мы дурачились, учились новым навыкам, показывали друг другу всякие штуки, но никогда не воспринимали это всерьёз. Напротив, мы говорили себе, что тут ничего особенного, и всё это практически безобидно.

Но, видимо, это очень даже особенное.

Видимо, это не так уже безобидно.

Учитывая облик, в котором мой муж пребывал, скорее всего, даже в этот самый момент… и то, что он мог делать в этом облике… это совершенно не безобидно.

– Разве вы не станете спрашивать? – поинтересовался Алексей.

Я перевела на него взгляд.

Алексей наливал чёрный чай в две фарфоровые чашки с блюдцами.

Он использовал антикварный чайный сервиз, который казался французским, как и диван с креслами, и примерно из той же эпохи. Чайник, чашечки, блюдца, сахарница и сливочник все были такими же до нелепости узорчатыми, как диван: белый фарфор был вручную расписан лиловыми и пурпурными цветами. Цвет слоновой кости и причудливые фиолетовые узоры на огромном, похожем на кувшин чайнике, одновременно сочетались и не сочетались с подушками на диване и его чёрной бархатной обивкой.

Окинув взглядом остальную часть просторной комнаты, которая по большей части была оклеена обоями в тех же лиловых, пурпурных и чёрных тонах, контрастирующих с яркой позолотой и мраморными полами, а также медвежьими и тигриными шкурами, я ощутила лёгкую тошноту.

Я знала, что дело не только в комнате.

Боль возвращалась.

Она как будто становилась хуже всякий раз, когда я позволяла себе замечать её.

– …О вашем муже? – продолжал Алексей, когда я не клюнула на его наживку. – Вы не собираетесь спрашивать о нём? Где он сейчас?

Я закусила губу.

Алексею нравились его маленькие игры.

Одной из таких игр было утаивание от меня информации о Блэке, сообщение её в такой манере, которая была ему угодна – обычно он заставлял меня выпрашивать.

Иногда он заставлял меня просить раз за разом и в итоге давал лишь размытое сообщение, которое вовсе не помогало восполнить пробелы в том, что я ощущала краешками своего света.

И снова я подумывала пнуть его в трахею.

Но в этот раз добавила ещё один шаг.

После того первого стремительного пинка я взяла бы этот узорчатый чайник и швырнула ему в лицо с такой силой, чтобы он разбился на сотни кусочков. Я надеялась, что несколько острых как нож кусочков этого дорогого безвкусного фарфора вопьются ему хотя бы в один глаз.

Может, ещё больше осколков вонзится в его щеки и губы.

Образ был отвратительным.

Это заставило меня улыбнуться.

– Вы находите это забавным? – Алексей нахмурился, подавшись вперёд и предлагая мне чашку с блюдцем. – Я бы подумал, что вы беспокоиться за него. Где бы он ни был сейчас, у него идёт кровь как любого другого, разве нет? Хоть дышит он огнём, хоть нет, он не обладает иммунитетом к пулям, ведь так? Или к ракетам… или к торпедам?

Лёгкая усмешка заиграла на этих полных губах.

– Я подозреваю, что у него также нет иммунитета к ядерным боеголовкам, миссис Блэк… Мириам. Моя прекрасная птичка, Мириам. Он теперь тоже как птица, да? Но думаю, ему придётся лететь очень быстро, чтобы увернуться от такого оружия, каким бы большим он теперь ни был. Ещё быстрее, учитывая, насколько он большой. Большое тело – большая мишень, da?

Я уставилась на него.

Когда я не приняла предложенную чашку с блюдцем, он в итоге сдался, вздохнув. Он аккуратно поставил чашку на низкий столик так близко ко мне, как только мог, не рискуя опрокинуть чай на белый ковёр под ножками столика.

– Я хочу кое-что получить от тебя этой ночью, – произнёс Алексей.

Я напряглась, но не позволила ничему отразиться на моём лице.

Я тоже знала, что это грядёт.

Каким-то образом я даже знала, что это случится сегодня.

– Жест доброй воли, – сказал русский, подбородком указывая на мои колени. – Я дал тебе эту бл*дскую псину… – он обвёл жестом низкий столик. – Я приносить тебе чай. Торты. Я приносить тебе много вещей.

Его голос посуровел.

– Но то, что я приносить, я могу отнять, – произнёс он.

Он уставился на щенка на моих коленях, наблюдая, как я поглаживаю шелковистую шёрстку.

– Я могу задушить этого щенка, – произнёс он ровным, безразличным тоном. – Я могу сломать его бл*дскую шею прямо у тебя на глазах. Если я почувствую, что ты не показывать подобающую благодарность за всё, что я для тебя делаю, Мириам, я могу забрать свои хорошие подарки.

Воцарилось молчание.

Это молчание отличалось от всех пауз, что прежде возникали между нами.

Я сидела совершенно неподвижно, моя ладонь прекратила медленное поглаживание собачьей шерсти. Мой взгляд остановился на Алексее, как остановился бы на ядовитой змее, когда я не сомневалась – эта змея нанесёт удар.

Но я понимала.

Я прекрасно понимала.

– Чего ты хочешь? – спросила я. – Что именно, кузен, покажется тебе демонстрацией подобающей… – мои губы изогнулись в жестокой улыбке. – …Благодарности?

Он улыбнулся.

Я смотрела, как его лицо расплывается в ленивой улыбке, и он наклонился поближе к золочёному столику. Он сжал ладони между коленями, пристально наблюдая за мной и явно испытывая удовольствие от того, что он наконец-то завладел моим безраздельным вниманием.

– Я желаю увидеть жест доброй воли, моя маленькая птичка, – сказал он.

– Какой жест?

Я знала, что он имел в виду. Я намеревалась добиться, чтобы он сказал это вслух.

Он развёл руками.

– Уверен, ты сможешь что-нибудь придумать.

– А я уверена, что не смогу, – холодно ответила я.

– Ну же. Ты же умная, да? Изобретательная? Уверен, что ты сможешь придумать что-нибудь, что утихомирит бушующего во мне зверя. Что-то, что позволит мне прийти в благодушный настрой и не расстраиваться из-за всех отличных подарков, которые я приношу.

Я уставилась на него, не моргая.

Затем я пожала одним плечом в манере видящих.

– Боюсь, мне ничего не приходит в голову, – кротко сказала я.

Подавшись вперёд, я подняла чашку чая с блюдцем, которую он оставил на столике передо мной. Откинувшись на спинку кресла, я сделала глоток, сохраняя нейтральное выражение лица.

– Ничего такого, в результате чего тебя не убьёт мой муж. Или я сама, – я наклонилась, поставив чашку и блюдце обратно на столик. – Но с другой стороны, если ты убьёшь моего щенка, или хоть напугаешь его… я определённо убью тебя. Вот тут я непременно буду изобретательной.

Молчание вернулось.

Опять-таки, оно отличалось от прежних пауз между нами.

Улыбка Алексея сделалась ещё более жестокой.

Как и его глаза.

У меня определённо сложилось впечатление, что ему не понравился мой ответ.

Более того, я испортила ему забаву. Я лишила его веселья от попыток шантажом принудить меня к действиям сексуального характера, порушила кайф, которым он упивался, имея надо мной власть. Я не отреагировала так, как ему хотелось. Хуже того, я не отреагировала так, как он ожидал – он не получил той реакции, какую привык получать от людей в подобной ситуации, особенно от женщин.

Я всё ещё пристально смотрела на него, сохраняя нарочито нейтральное выражение, когда он шарахнул кулаком по золочёному столику, заставив чайный сервиз задребезжать.

Чай пролился через края обеих чашек.

Он разлетелся по столику светлыми брызгами, но по большей части оказался в блюдцах. Моя чашка, находившаяся так близко к краю, пролила немного коричневой жидкости на белый ковёр, покрывавший ту часть пола.

– Ты будешь сосать мой член, мелкая сучка, – произнёс он с сильным акцентом. – Ты будешь сосать мой член, а эта твоя бл*дская псина будет смотреть…

Я уже качала головой.

– Ты уверен, что хочешь совать его мне в рот? – поинтересовалась я, вскинув бровь. – Ты, может, и способен ударить меня током через ошейник, но я всё равно успею откусить тебе член.

– После этого ты проснёшься и обнаружишь своего щенка со сломанной шеей, бл*дь…

– А член у тебя всё равно будет как у Франкенштейна, – ответила я. – Или, может, я прожую его и проглочу. Тогда у тебя вообще не останется члена.

Его глаза выпучились.

Шок, который отразился на его лице, когда он переварил мои слова, мог бы быть комичным, если бы моё чувство юмора не испарилось почти полностью. Я уставилась на него в ответ с неподвижным выражением, и я видела, как в его глазах промелькнул страх.

– Ты е*анутая сука, – пробормотал он. – Ты действительно сделала бы это.

– Ещё как сделала бы, – согласилась я.

– Кем, бл*дь, ты себя возомнила? Ты должна понимать, кто мы. Ты должна знать… – он запнулся, и его лицо покраснело, пока он пытался подобрать слова. – …Мы можем убить тебя в любое время, когда нам вздумается. Ты это знаешь, да? У тебя, может, и есть магические способности, но, в конечном счёте, важен твой муж, а не фригидная киска его жены…

– Если ты думаешь, что сможешь хоть как-то контролировать моего мужа без меня, ну удачи тебе, – сказала я, гладя Пантера по ушкам. – А ещё тебе надо получше узнать мой вид, если ты думаешь, что можешь убить меня и всё равно заполучить его.

Увидев непонимающий взгляд Алексея, я закатила глаза.

– Мы связаны на всю жизнь, идиот. Если я умру, он тоже умрёт. И наоборот. Вот только я практически гарантирую, что если ты убьёшь меня, он определённо это почувствует. И перед своей смертью он определённо найдёт тебя. И одни лишь боги ведают, что он сделает с тобой, когда найдёт. Но подозреваю, что он будет очень, очень изобретательным. У моего малыша богатое воображение…

Увидев, как побледнел русский, я заговорила нарочито бодрым тоном.

– О, и ещё один момент… если ты, бл*дь, ещё раз станешь угрожать моему щенку, я прослежу, чтобы он сам сожрал твой член, – помедлив, чтобы убедиться, что он всё расслышал, я добавила: – Если честно, та линия поведения, которую ты сейчас избрал – это для тебя тупик. Если ты действительно хочешь меня… или Блэка… или хоть какое-то преимущество над Чарльзом в лице одного из нас или обоих, тебе лучше убираться отсюда нахер и надеяться, что я забуду весь этот вечер.

Алексей уставился на меня.

Я наблюдала, как меняется выражение его лица по мере того, как мои слова откладываются в сознании.

Поначалу его лицо обвисло, будто смысл моего ответа попросту не дошёл до него.

Затем, пока утекали секунды, оно превратилось в суровую маску, когда он осознал простую реальность – та, от кого он ожидал трусости и раболепства, отреагировала совершенно иначе. Я видела, как все мои слова откладываются в его мозгу вместе с пониманием, что я говорила совершенно серьёзно.

Я видела, что он осознал, как я его вижу.

Я видела, как у него в мозгу щёлкнуло, и он понял абсолютное презрение, которое я испытывала к нему и ко всему, что с ним связано.

Я видела тот самый момент, когда он полностью это осознал.

Его взгляд метнулся к щенку на моих коленях.

В ту же самую секунду Пантер зарычал на него.

Я никогда прежде не слышала, чтобы он рычал.

Это был мягкий, слишком высокий и очаровательный щенячий рык, но не оставалось ни капли сомнений, что Пантер рычал совершенно всерьёз и адресовал это Алексею. Как раз когда я подумала об этом, рык сделался более низким и гораздо более угрожающим.

Я уже упоминала, что однажды Пантер вырастет чертовски крупной собакой?

Я улыбнулась.

Не сумела сдержаться.

– Хороший пёсик, – заворковала я, почёсывая ему за ушками. – Хороший пёсик, Пантер. Нам не нравится мужик, который угрожает мамочке и папочке… да ведь, дорогой?

– Е*анутая сука, бл*дь…

Мой взгляд скользнул вверх, и Пантер снова зарычал на него, ещё громче.

– Думаю, тебе лучше уйти, – посоветовала я ему. – Я вполне рассудительна. Я готова забыть все, что мы сказали этим вечером, но это может измениться, если ты задержишься здесь ещё дольше.

Помедлив, я добавила:

– Я бы посоветовала тебе тоже попытаться забыть сегодняшний вечер. Очевидно, что у тебя нет никаких новостей о моём муже… ничего хоть сколько-нибудь нового… и признаюсь, я немного устала. И Пантер тоже, – добавила я, почёсывая щенка за ушками. – Почему бы нам не закончить на сегодня? Завтра можно попробовать ещё раз. Но уже с уважением и вежливостью, пожалуй. Особенно учитывая, что я замужняя женщина… замужняя женщина, которой сейчас почти нечего терять.

Страх, который я видела в глазах Алексея, исчез.

Там жила ярость.

Ярость и усиливающийся накал, за которым я наблюдала более тщательно.

Он об этом не забудет.

Увидев глубины ненависти, зреющей в этих тёмных глазах, в изгибе полных губ, я на мгновение задалась вопросом, не совершила ли я ошибку.

Люди вроде него не забывали таких обид от людей вроде меня. От тех, кого они считали от природы ниже себя, от тех, кто должен вставать на колени по щелчку их пальцев, и в это они верили каждой фиброй своей души.

Лишь вопрос времени, когда этот мудак найдёт способ нанести ответный удар.

Мне надо выбираться отсюда, пока этого не случилось.

Мне нужно выбираться отсюда к херам.

А теперь, благодаря моим проблемам с гневом, мне нужно сделать это как можно скорее.