Текст книги "Чёрные сердца (ЛП)"
Автор книги: Дж. С. Андрижески
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)
Глава 14
Намордник
Наоко умирал.
Он определённо умирал.
Он умрёт.
Его грудь болела так сильно, что он мог лишь лежать там, хватать ртом воздух, не нуждаясь в кислороде. Облегчения не было даже в бл*дском воздухе.
Лежать неподвижно совершенно исключалось.
Он извивался в удерживавших его руках, каждый мускул в его теле напрягся. Он делал это не в попытках вырваться… или даже ослабить эту хватку.
По правде говоря, он не хотел, чтобы эти руки его отпускали.
Жёсткий стержень удерживал его рот открытым, разжимая челюсти. Сделанный из того же материала, что и оковы на его запястьях, лодыжках, ногах, горле, груди и руках, стержень держался так же неподвижно, как и другие цепи, заточая его в качестве узника в этой примитивной, до клаустрофобии маленькой хижине посреди какой-то безымянной глуши.
По правде говоря, против этой части он тоже не возражал… уже нет.
Этот стержень, удерживающий его клыки разведёнными и делающий его более-менее безвредным – единственная причина, по которой он проходил через это не один.
От этой мысли боль в его груди усилилась.
Он вжался в существо позади него, издав раздражённый звук от того, что не сумел повернуть голову. Он уже даже не знал, чего он хотел.
Секса, конечно.
Может, даже честной драки.
Но если честно, отчасти его бы так же устроило, если бы другой мужчина раз за разом бил его кулаком по лицу. Его бы так же устроило, если бы его вырубили наркотиками, болью или палкой по голове… всё что угодно, лишь бы покончить с этим.
Всё что угодно, лишь бы это прекратилось.
Голос звучал низко, как будто прямо возле его уха.
– Ты хочешь опять поговорить? – спросил он.
Этот голос приводил в бешенство – полу-рычание, полу-урчание ему на ухо, которое одновременно усиливало его тревогу и вызывало желание зарычать на другого мужчину в ответ, откровенно угрожать ему, хотя тут он не был уверен.
– Мне придётся тебя отпустить, – произнёс голос тем же ровным тоном. – Я выйду за пределы досягаемости перед тем, как убрать стержень. Мне придётся отпустить тебя, Ник…
Наоко перебил его, протестующе зарычав.
Протест был не особенно сильным.
Скорее, он был полон смятения из-за противоречивых желаний.
Он знал, что видящий прав.
Он бы в мгновение ока укусил этого мудака.
Он бы воспользовался любой возможностью, даже самой маленькой, самой скоротечной – чтобы укусить его.
Но вопреки обыкновению он не стал бы кусать его, чтобы сделать больно.
Он хотел его крови так сильно, что едва мог мыслить связно, ощущая его запах. Он находился совсем рядом, так близко, но совершенно недосягаемо, и это доводило до безумия, вынуждало его подвывать, как связанного, наполовину оголодавшего пса.
Как обычно, Даледжем, похоже, знал большую часть его мыслей, хоть Ник и ничего не озвучивал вслух, ничего не говорил до сих пор.
Даледжем просто… знал.
– Определись, – сказал Джем. В этот раз его голос прозвучал твёрже, но всё равно не резко, а раздражающе терпеливо. – Я могу или держать тебя, или слушать тебя. Мы можем чередовать. Но я не могу делать и то, и другое одновременно. Не сейчас.
Его руки крепче сжались вокруг Наоко, когда он договорил.
Несколько минут он держал его, крепко стискивая возле стены и словно давая Наоко возможность подумать, решить, в чём он нуждался больше.
Через несколько секунд Наоко осознал, что ему нужно поговорить.
Он съедет с катушек, бл*дь, если не поговорит с ним.
Ему отчаянно нужно было от чего-то оттолкнуться, даже если это что-то существовало только в его сознании. Он нуждался во взаимодействии, в эмоциональном контакте… в любом контакте, который был чем-то большим, нежели базовая телесность. Ему нужно, чтобы кто-то отвечал на вещи, которые крутились у него в голове. Ему нужно было, чтобы кто-то сказал ему, что он ошибается; что объяснения, которые он даёт самому себе – это лишь ещё одно доказательство того, насколько он заврался.
Ему нужно было, чтобы кто-то наорал на него, назвал его ублюдком.
Ему нужно было, чтобы кто-то кивал, говорил ему, что он понимает.
Ему нужно было, чтобы кто-то сказал ему, что в его словах нет смысла.
Ему нужно было, чтобы кто-то послал его нах*й.
Ему… чёрт подери, может, ему просто надо было кого-то отматерить.
Ему нужно было, чтобы кто-то заменил демонов в его голове.
Даже учитывая, каким правдивым это всё казалось, он знал, что хотел не только этого. Иронично, но возможно, это настоящая причина, по которой он хотел, чтобы видящий отпустил его, и они могли пообщаться. Но это не единственная причина и даже не самая срочная из причин.
В первую очередь он хотел получить ещё одну возможность попытаться убедить видящего.
Он хотел ещё одну возможность спросить.
– Ладно? – спросил Даледжем.
Опять-таки, видящий, похоже, точно знал, в какой момент он принял решение.
После этого Наоко поколебался всего долю секунды.
Затем он кивнул и закрыл глаза.
Он заскрежетал бы зубами, если бы мог свести челюсти. А так он чувствовал себя, как пёс с палкой в пасти, пытающийся перегрызть эту штуку, которая не даёт сомкнуть зубы. Но он не мог впиться в неё клыками или коренными зубами… куда уж там перегрызть. Он не мог найти нормальную точку опоры, чтобы бороться хоть с какой-то из своих оков.
Несмотря на свой кивок, несмотря на своё решение, он слегка заскулил, когда Даледжем его отпустил.
Звук вырвался из него против его воли.
Он слетел с его губ прежде, чем Наоко успел себя остановить.
Когда Наоко сделал это, Даледжем вздрогнул, но продолжил выбираться из-за него. Его руки действовали твёрдо, но не грубо. Видящий выскользнул со своего места между Наоко и стеной, и Наоко вновь посмотрел в его лицо, находившееся на расстоянии каких-то тридцати сантиметров.
Он невольно рванулся к нему, заскулив.
– Gaos, – Даледжем окинул его взглядом, и его зелёные глаза содержали такую глубину, за которой Наоко невольно следил.
– Ты реально в раздрае, бл*дь, – заметил видящий. – Наверное, мне лучше тебя оставить. Позволить тебе успокоиться. Может, тебе надо немного повыть на луну в одиночестве, брат.
Наоко рьяно помотал головой.
Мысль о том, чтобы остаться в одиночестве, заставила его поморщиться, отпрянуть от видящего, заскулить ещё громче. Вновь сумев сосредоточиться на этих светло-зелёных глазах и нечеловечески идеальном лице, он увидел там сочувствие – возможно, впервые.
Возможно, Даледжем просто впервые позволил ему это увидеть.
– Gaos, – пробормотал видящий, убрав влажные волосы с лица Наоко. – Ник. Я сожалею, что это случилось с тобой. Я должен верить, что у этого есть какое-то предназначение… что для тебя в этой форме есть какое-то предназначение. Иначе в мире нет справедливости.
Затем видящий его поразил.
Наклонившись поближе, он поцеловал его в щёку.
Наоко издал изумлённый стон, который превратился в нечто более слабое, и видящий вновь поцеловал его, погладил по нижней челюсти, которая оставалась приоткрытой из-за органического металла.
– Это доводит до исступления, знаешь, – добавил видящий, похоже, твёрдо решивший высказаться перед тем, как дать слово Наоко. – Я не квалифицирован, чтобы помочь тебе в этом. Будь ты всё ещё человеком, я всё равно был бы не вправе поучать тебя об этом. Ибо вопреки всем моим словам тебе за прошедшие недели… когда я знал тебя как человека, я питал к тебе лишь уважение. Я хотел, чтобы мы были друзьями.
Наоко уставился на него, замерев и умолкнув в первый раз.
В этих зелёных глазах стояли слёзы.
Наоко уставился на него, скорее сбитый с толку, нежели тронутый или даже шокированный.
Некоторая часть его разума слушала, как видящий продолжал говорить.
– …Я хотел, чтобы мы были чем-то намного большим, по правде говоря.
Даледжем помедлил, всматриваясь в его глаза.
– …Вместо того чтобы сказать тебе это, – добавил видящий. – Вместо того чтобы дать тебе возможность отказать мне или отвергнуть, я соблазнил человеческую женщину, которую ты хотел уложить в постель, и я ткнул тебя в это носом, как подросток, – кадык на его длинном горле дёрнулся от глотка. – Я сожалею об этом. Я знаю, что слишком поздно извиняться… но я сожалею, Ник.
Наоко вздрогнул, уставившись на него.
Даледжем не шевелился, лишь смотрел на него в ответ.
Всматриваясь в глаза Наоко, он стиснул зубы.
– Я недобро к тебе относился, брат, – сказал он. – Поистине, и не только в ситуации с Кико. Я сожалею, что вёл себя с тобой как трус. Я сожалею, что так долго ждал и не говорил о своих чувствах. Я сожалею, что мне понадобилось столько времени, чтобы сказать тебе это, даже когда это уже не имеет значения. Моё оправдание не очень-то меня оправдывает… я сам себе не признавался в этой правде. У меня были свои проблемы. У меня были свои примеры неудачных отношений… свои отказы. Раны от этих отказов оказались свежее, чем я хотел признавать или даже думать об этом.
Его губы поджались, зелёные глаза посуровели.
– Твой друг, Блэк… он знал. Он вызвал меня на разговор. Даже не раз. Он выказывал своё недовольство. Он злился на то, как я веду себя с тобой.
Наоко снова моргнул, охваченный очередной волной неверия.
Блэк?
Блэк злился на Даледжема из-за него, Ника Танаки?
– Под конец он наехал на меня, – признался Джем. – Это случилось незадолго до того, как мы все пошли на ту операцию на острове. Он обвинил меня в том, что я скрываю фиксацию на тебе. Он предупредил, чтобы я разобрался с этим, и разобрался в уважительной манере, иначе он меня отошлёт. Он сказал, что я повёл себя как засранец, соблазнив Кико. Он сказал, что я засранец, раз не поговорил с тобой. Он сказал, что вообще вышвырнет меня из команды, если я не возьму себя в руки.
Взгляд Даледжема вернулся к Наоко.
– Если тебе интересно, насколько достойно я с этим разобрался… я фактически послал его нах*й.
Выдохнув, видящий балансировал на подушечках своих босых стоп, продолжая всматриваться в лицо Наоко.
– Он разозлился ещё сильнее после того, как я порвал с Кико, – признал Даледжем, проводя пальцами по своим длинным чёрно-каштановым волосам. – Я думал, он ищет, кого бы обвинить в случившемся с тобой. Я рассказал ему, как ты вёл себя в тех пещерах, как ты относился ко мне, пока те островитяне мучили меня, и это, похоже, разозлило его ещё сильнее. Что ты защищал меня после того, что я сделал с тобой… Блэк, казалось, пришёл в ярость, потому что я «позволил» тем вампирам забрать тебя, учитывая это.
Заскрежетав зубами, Даледжем пробормотал:
– Признаюсь, я сам вёл себя не совсем здраво после твоего исчезновения. Я не очень хорошо отнёсся к Кико. Я выместил всё на ней. Я порвал с ней грубее, чем следовало – отчасти потому, что я понял, каким трусом был в отношении тебя.
Он посмотрел Наоко в глаза, и в его голосе прозвучала грубая злость.
– Я отмахивался от злости Блэка, считая, что он слишком опекает тебя… и Кико. Я думал, что он обращается с вами обоими как детьми. Я говорил себе, что он расист. Я говорил себе, что он думал, будто вы нуждаетесь в особенной защите из-за того, кто вы. Я говорил себе, что он не видел, как Брик нацелился на тебя… как вампир хотел тебя… потому что ты был человеком. Я говорил себе, что он слишком пёкся о своей жене, чтобы увидеть, что происходило у него под носом. Брик месяцами присматривался к тебе. Это началось в Луизиане, и потом стало только хуже.
Даледжем поджал губы, уставившись на огонь.
Покачав головой, он щёлкнул языком.
– По правде говоря, я виню себя. Я должен был увидеть, бл*дь. Я видел, что вампир хотел тебя. Я видел это, но не понимал, что это значит. Вместо этого я ревновал. Я говорил себе, что я не в том положении, чтобы вмешиваться… что тогда я буду обращаться с тобой, как с ребёнком. За это я мог убить себя. Я определённо мог убить Брика… и даже Блэка. Я винил Мири. Я винил Холо и Джакса. Я винил всех нас. Я винил каждого из нас, чёрт подери, за то, что мы позволили такому случиться с тобой.
Он поднял взгляд.
Его зелёные глаза изучали Наоко, словно пытаясь одним лишь физическим зрением прочесть его реакцию.
– Я прошу прощения, – сказал видящий. – Я сожалею о стольких вещах, что даже не знаю, как выразить это тебе, Ник.
Его подбородок напрягся, взгляд все ещё не отрывался от Ника.
– Прости, что тебя оставили на том бл*дском дереве, – прямо сказал он. – Прости, что мы вообще подпустили к тебе Брика. Прости, что я не заставил Блэка увидеть, что Брик нацелился на тебя. Прости, что я убедил себя, что это лишь ревность, моя паранойя, неуместное собственничество. Прости, что не поднял из-за этого знатную шумиху, чтобы Блэку даже в голову не пришло посылать того мудака-вампира в джунгли на поиски тебя. Тогда бы, как минимум, Блэк приказал бы каждому члену команды искать тебя, быть настороже… не оставлять тебя с Бриком или его вампирами ни при каких обстоятельствах.
Даледжем умолк и стиснул зубы.
Когда он заговорил в следующий раз, его голос понизился до рычания, а взгляд теперь сосредоточился на огне в костровой яме.
– …Прости, что я не вытащил нас всех из этого бл*дского бардака на острове до того, как нас взяли в плен. И самое главное, прости, что я не сказал тебе о своих чувствах. Я говорил себе немало лжи, Ник. Я назвал тебя хорошим лжецом…
Он издал невесёлый смешок.
– Ты и есть хороший лжец, Ник. Но теперь я думаю, что я и сам не хуже. Я определённо научился лучше лгать себе. Но эти недели, похоже, изматывают и меня тоже.
Видящий умолк, всё ещё сидя на корточках перед ним и балансируя на подушечках стоп.
Наоко уставился на него.
Он наблюдал, как видящий смотрит в костёр, на потрескивающее пламя.
Он понятия не имел, что за выражение царило на его лице.
Он понятия не имел, как на всё это реагировать. Он мог лишь смотреть на видящего, но перестал хватать ртом воздух. Он перестал задыхаться. Всё его тело замерло совершенно неподвижно.
Его сердце болело.
Не его грудь… его сердце.
Он уже много дней называл это болью в «груди», словно он не знал, почему ему больно, или что это за боль. Но он знал. Он знал, и боль была адской.
Он хотел поговорить со своей матерью.
Он ощутил внезапное, возможно-патологическое, определённо странное-при-таких-обстоятельствах желание поговорить со своей матерью.
Должно быть, она беспокоится о нем.
После обращения он звонил ей довольно регулярно.
Он даже не знал, почему звонил, но это граничило с компульсивным поведением, зудящим местом, которое надо почесать каждые несколько дней, иначе он становился взбудораженным, даже хорошо питаясь… даже когда он получал столько секса, крови и стимуляции, сколько он хотел.
Он ощущал порыв позвонить ей, приободрить, и он делал это, и та жгущая боль в грудь успокаивалась к тому времени, когда он клал трубку телефона.
Эта боль успокаивалась даже тогда, когда он ещё говорил по телефону и слушал её голос.
Эта боль превращалась в урчание, как у насытившегося животного.
Может, он держался за последнюю частицу своей человечности.
А может, наоборот, он в какой-то извращённой косвенной манере показывал себе, что ему здесь больше не место, что он вынужден притворяться человеком, что его человечность ушла, что ему уже не нужно об этом беспокоиться. Может, он показывал себе, что его душа мертва, что у него больше нет матери… что он больше и не заслуживал её.
Может, он просто показывал себе, что ему не нужно вредить ей.
Ему не нужно вредить никому из них, несмотря на то, что с ним случилось.
Его семье необязательно знать.
Он мог скрывать это от них.
Опять-таки, может быть, просто может быть, что превращение в бессмертного заставило его подумать о том, как мало времени ему осталось провести с ней; как много лет, десятилетий, веков он проживёт без неё. От этой мысли его сердце заболело ещё сильнее.
Боль сделалась ослепляющей, но он не пошевелился.
Он не отворачивался от лица видящего, от этих бледных нефритовых глаз с фиолетовыми ободками вокруг каждой радужки.
Почему Даледжем говорит ему всё это?
Почему он рассказал ему про Блэка?
Какая-то часть его разума задавалась вопросом, не дурачит ли его Даледжем.
Не из дурных намерений – это доводило до бешенства, но видящий, похоже, никогда и ничего не делал с дурными намерениями. Но возможно, это всё – лишь очередной способ пробиться через ментальные и эмоциональные защиты Наоко. Возможно, видящий хотел, чтобы Наоко ощущал вину за то, что сделал с Блэком, за злость, которую направил на мужа Мириам, не говоря уж о самой Мири. Возможно, Даледжем просто хотел запутать все его предположения, заставить усомниться во всём, что он думал о своих давних друзьях.
В любом случае, от этого его грудь болела.
От этого его грудь болела так сильно, что Наоко думал, будто это убьёт его.
– Ты голоден? – спросил Даледжем.
Наоко поднял взгляд. Осознав, что он отвернулся от видящего, он сосредоточился на его лице, стараясь думать вопреки его выражению.
Даледжем, похоже, всё ещё был на эмоциях.
Он выглядел почти так, будто ставил под сомнение всё, что сказал Нику. Его глаза и лицо выражали уязвимость, которую Наоко находил тревожной.
– Эй, – Даледжем положил ладонь на бедро Ника, и тот подпрыгнул. – Это не вопрос с подвохом. Я просто думаю, не надо ли притащить другого… Солоника… сюда. Честно говоря, сейчас будет легче, пока ты не можешь говорить. Я правда не хочу иметь дело и с тем, и с другим одновременно… и с Солоником, и с тем, что ты хочешь мне сказать. Я бы предпочёл сначала притащить его. Дать тебе покормиться. В любом случае, ты можешь сказать то, что хочешь сказать.
Воцарилось молчание.
Даледжем так и не убрал руку.
– Ну? – спросил он мгновение спустя. – Ты хочешь покормиться, Ник?
Наоко подумал об этом.
Он правда хотел питаться. Он хотел питаться так сильно, что одна лишь мысль об этом делала его твёрдым. Но он не хотел питаться от Солоника.
Даледжем слегка пихнул его в ногу; его ладонь отяжелела и стала теплее.
– Ник?
После секундного колебания Наоко покачал головой.
Даледжем всматривался в его глаза.
– Ты уверен?
Вампир снова поколебался. В этот раз пауза была менее долгой.
Посмотрев видящему в глаза, он кивнул.
Даледжем смотрел на него в ответ, затем тоже кивнул.
– Ладно.
Видящий полностью опустился на пол, затем скользнул назад по грубой древесине. Он устроил свои конечности, устроившись со скрещёнными ногами сразу же, как только занял желаемое место. Наоко невольно заметил, что Даледжем очень тщательно расположился вне досягаемости Наоко – то есть, вне досягаемости его рук и ног, и уж тем более его челюстей и рта.
Что-то в этой детали резко усилило тревогу Наоко.
Он ничего не мог с этим поделать, и, возможно, в этом и смысл.
– Ладно, – сказал Даледжем, оценивая его глаза и слегка хмурясь. Он аккуратно положил ладони на свои колени. – Давай поговорим.
Глава 15
Сколько раз?
Стержень из органического металла, который не давал челюстям Наоко сомкнуться, резко убрался.
Или, может, не убрался… не совсем.
По правде говоря, Наоко не мог понять, как эта штука перестала существовать вокруг его рта. Такое чувство, будто намордник сделался жидким, постепенно растворился и оставил лишь изначальный ободок из органического металла, который огибал его затылок и шею.
Каким бы ни был механизм, продолжение этого ободка, находившееся между его челюстями во рту, исчезло.
Это случилось так быстро, что Наоко поначалу не отреагировал.
Он продолжал держать челюсти разведёнными, в приоткрытом положении на секунду или долю секунды дольше, чем требовалось. Когда его рот наконец-то закрылся, это был скорее рефлекс, нежели решение. Что-то в его теле в целом дёрнулось, и челюсти захлопнулись с резким сокращением мышц и костей.
Наоко содрогнулся, закрыл глаза от ноющей боли в челюсти и губах, которая вызвала резкую острую боль в висках. Его вампирские зубы тоже болели – предположительно от того, как сильно он сжал челюсти. Он даже издал невольный звук, а в ушах всё ещё слышался металлический звон.
Эти чёртовы штуки ощущались так, будто были сделаны из бриллиантов.
В сравнении с его прежними человеческими зубами они были практически несокрушимыми. Однако этот звон от щелчка зубами нервировал; он влиял на него так, как на человека действовал скрежет ногтями по школьной доске.
Поводив нижней челюстью по кругу, он несколько раз сглотнул, не глядя на видящего и дожидаясь, пока боль в его голове и челюстях утихнет.
Это произошло через несколько секунд.
Наоко всё ещё ничего не сказал.
Он осознал, что тянет время.
Залп признаний, объяснений и извинений видящего выбил его из колеи. Он даже не мог вспомнить, что хотел сказать видящему раньше, когда они просто молча сидели вместе, и мускулистые руки видящего обхватывали его грудь.
Всё, что он помнил – это то чувство и своё раздражение.
Всё, что он помнил – это те руки, ощущение груди Даледжема за его спиной, его раздражение, его желание заговорить…
Однако вспомнив это, он осознал, что память к нему вернулась.
Он всё равно позволил молчанию затянуться.
По правде говоря, теперь он не хотел всё это говорить. Большая часть того, что он намеревался сказать, было манипуляциями, так что, может, отчасти дело в этом. Может, манипулирования там было даже больше, чем Наоко хотел признавать.
Он ещё не определился, почему видящий сказал ему это всё, и чего он хотел добиться. Завоевать его доверие, может быть? Он пытался сбить его с толку?
А может, Даледжем знал, что Наоко собирался попытаться манипулировать им. Может, Даледжем сказал эти вещи, чтобы предотвратить это.
Наоко не мог определиться, так что несколько секунд просто сидел там, всматриваясь в светлые глаза другого мужчины.
В какой-то момент этого молчания Даледжем изменил позу на деревянном полу и подтянул ноги почти в позу лотоса.
Он не говорил и не отводил взгляда от лица Наоко.
Очевидно, он выжидал.
– Ладно, – произнёс Наоко. – Признаюсь, я теперь не знаю, что тебе сказать.
Даледжем кивнул. Его глаза оставались спокойными и неподвижными как нефритовое украшение.
– Что ты собирался сказать? – спросил видящий. – …Любопытства ради?
Наоко криво улыбнулся, качая головой. Он подумывал попросту не ответить, затем какая-то его часть решила «нахер всё, это неважно».
– Я собирался попросить тебя о сексе, – сказал Наоко. – …опять. Минет. Подрочить рукой. Да что угодно, на самом деле…
– Я предложил тебе Солоника… – перебил Даледжем.
– Я не хочу Солоника, – прорычал Наоко.
Глаза видящего вспыхнули.
Это была едва заметная, секундная вспышка, но вампирские глаза Наоко это засекли.
Внешне Даледжем притворился, что не слышал его.
– …Конечно, с оговоркой, что если ты его убьёшь, – добавил видящий, – то потеряешь свой источник крови видящих и, возможно, твой источник свежей крови, поскольку я не планирую похищать кого-нибудь другого, чтобы ты мог использовать его в качестве личного запаса.
Даледжем выдохнул, стиснув зубы и прищёлкнув языком себе под нос.
– По правде говоря, я отношусь к этому не очень хорошо, – тише добавил видящий. – Учитывая, что это по-прежнему не обоюдное согласие. Я знаю, что ты уже фактически сделал его зависимым от твоего кормления, и секс – часть этого, так что он едва ли может отказать. Но поскольку урон уже нанесён, и каждый раз, когда я позволяю ему говорить, он умоляет меня позволить возобновить и кормление, и секс между вами…
– Я не хочу Солоника, – прорычал Наоко.
Даледжем встретился с ним взглядом.
– Нет, Ник.
Подбородок вампира напрягся.
– Ты должен понимать. Ты должен понимать, что дело не только в крови…
– Я это знаю, – Даледжем перебил его, слегка раздражённо махнув рукой. – Я тоже не дурак, Ник. Я знаю, что твой яд делает с представителями моего вида. Я знаю, что Солоник не «слаб», раз реагирует таким образом. Он страдает от уязвимости, которая присуща всей моей расе. Блэк предупреждал нас о вампирском яде практически с тех самых пор, как полностью завербовал в свою команду. Он выразился предельно ясно. Он на удивление открыто говорил о собственных проблемах в этом отношении. Ну, – видящий поправился. – …Это удивило меня в первый раз. Теперь это удивляет меня меньше. С тех пор я смог узнать его получше.
Наоко уставился на него.
Затем он невольно фыркнул
– Почему ты внезапно так усиленно пытаешься разрекламировать мне Блэка?
– Не пытаюсь. Я говорю тебе правду о нём. Похоже, или ты забыл, или ты слишком зол, чтобы быть честным с самим собой.
– Честным в чём? – Ник в очередной раз презрительно фыркнул, но его голос ожесточился настоящей злостью. – Честным в том, что он признается в своей зависимости от яда? Честным в том, что он жаждет этого, хоть он и женат, хоть и видящие должны быть такими «верными» своим супругам? Честным в том, что он питает слабость к вампирским членам…?
– Честным в том, что он чувствовал к тебе, – перебил Даледжем, и в его голосе прозвучало холодное предостережение. – Среди всего прочего.
Увидев выражение лица Наоко, Даледжем выдохнул. Его голос почти не изменился, но у Наоко сложилось впечатление, что он раздражён.
– Ну… преимущественно. Я хотел, чтобы ты увидел его с другой стороны, увидел, как он справляется с чувствами к дорогим ему людям. Включая тебя. Я знаю, что он производит впечатление эгоистичной задницы, и ему как будто безразличны все, кроме него самого. Но я также знаю, что ты достаточно умён, чтобы видеть сквозь это, даже когда тебе совсем не хочется.
Светлые глаза Даледжема посуровели.
– …И да, полагаю, я хотел напомнить тебе, что у него есть принципы и в других отношениях. Что, несмотря на его личину мудачества в целом, Блэк вообще-то неплохой мужчина. А ещё он хороший лидер. Который старается сохранить своих людей в живых, любыми способами, какими только может. Даже если это означает необходимость признаться в постыдных для него вещах, да.
Наоко закатил глаза.
– Как скажешь, чувак.
– Он любит тебя, – твёрдо произнёс Даледжем. – Всё ещё любит. Как думаешь, почему, бл*дь, он так зол из-за того, что ты сделал? – видящий холодно фыркнул. – Чёрт подери. Почему, как думаешь, ты всё ещё жив? Ты правда воображаешь, что он до сих пор не мог тебя убить? Если бы твоё убийство было для него приоритетом, он нашёл бы нас здесь. Чёрт, да он убил бы тебя ещё раньше. На том складе. На пожарной лестнице. На крыше его здания…
– Он пытался убить меня на той крыше… – начал Наоко, усмехаясь.
Но Даледжем уже качал головой, раздражённо щелкая языком.
– Поэтому ты хотел избавиться от намордника? – спросил видящий. – Чтобы ты сумел найти причины ненавидеть Квентина Блэка? Потому что это нагоняет скуку. Это нагоняет ужасную скуку. Я пойду на прогулку, если это всё, чего ты хочешь.
Он показал пальцами на видящего, прикованного к стене в другой части комнаты.
– Можешь поговорить вон с ним. Он будет слушать, как ты жалуешься на Блэка. Можешь рассказать ему, какой Блэк кусок дерьма. Скажи Солонику, как ты одолел Блэка, едва не убив двух людей, которых Блэк любит больше всего…
Наоко невольно вздрогнул.
Судя по лицу Даледжема, видящий заметил, но лишь сильнее стиснул зубы.
– Почему бы нам не сделать так, брат? – холодно произнёс он. – Брату Солонику хотя бы не придётся отвечать. Он может просто лежать и кивать на те фразы, с которыми он согласен. Тебе явно не нравится, когда люди говорят тебе неудобную правду о людях, которых ты решил недолюбливать. Так что, может, тебе лучше говорить с тем, на кого надет намордник. Так тебе не придётся иметь дело с тем, что кто-то перебивает твои инфантильные монологи…
– Почему ты называешь меня «брат»? – спросил Наоко, невольно раздражаясь. – В этом нет смысла. Я даже уже не человек.
Даледжем пожал плечами.
По его лицу Наоко понимал, что он не ответит.
Наоко понятия не имел, почему он не хотел отвечать, но это его чертовски раздражало.
Очевидно, молчание начинало доставать и Даледжема тоже.
Когда тишина продлилась ещё минуту, Даледжем вскинул ладони – этот жест был грациозным, даже несмотря на его явное раздражение.
– Мы закончили? – спросил он. – Мне уйти? Похоже, ты вытерпел немало проблем лишь для того, чтобы попросить о минете и несколько минут снова оскорблять Блэка. Я думал, что даже тебе к этому времени наскучит такое времяпровождение, Ник.
Наоко заскрежетал зубами.
Видящий не ошибался.
Он опять его подначивал. Почему?
В последнее время он делал это не так часто.
Словно услышав его, видящий произнёс:
– Это обеспокоило тебя… то, что я тебе сказал? До того, как снял намордник?
Когда Наоко вздрогнул, отведя взгляд, видящий вздохнул.
– Я полагаю, так и есть, – сказал Даледжем, показывая на него взмахом пальцев. – Ты уже какое-то время не играл в эти игры. Что из того, что я сказал, тебя встревожило? Дело действительно в Блэке? В том, что он злился из-за тебя? Что он пытался защитить тебя от меня?
Подумав об этом, Наоко покачал головой.
– Нет.
Когда другой промолчал, он стиснул зубы, затем склонил голову набок.
– То есть, это меня удивило, – ворчливо добавил он.
– Что Блэк тебя защищал?
– Что он вообще заметил, – признался Наоко. – Я честно не думал, что он уделял хоть сколько-то внимания мне… или вообще кому угодно, кроме Мири. Иногда Энджел. Иногда Ковбою. Иногда вам, другим видящим…
– Но не тебе? – уточнил Даледжем.
Наоко уставился на него.
Подавив раздражение, он лишь пожал плечами.
– Я вовсе не плакал в подушку ночами из-за этого, – он фыркнул.
Когда другой промолчал, Наоко пожал плечами и заговорил скучающим тоном.
– По правде говоря, я считал его нарциссистом. Ну, – поправился он, фыркнув и поудобнее положив скованные руки на бёдра. – Сначала я посчитал его психопатом. Когда впервые его встретил. Когда я думал, что он серийный убийца…
– Я уже слышал эту историю, Ник, – напомнил ему Даледжем.
В его словах звучали нотки предостережения.
Наоко на мгновение стиснул зубы, затем кивнул.
– Ладно, – произнёс он, пожав плечами. – Я удивился. Я и сейчас удивлён. Если честно, то всё, что ты сказал, удивило меня. Ничто из этого не вяжется с тем, как я воспринимал ситуацию в то время. Как я и сказал, я не думал, что ты вообще знаешь, кто я такой. Я не думал, что ты «трахнул Кико и ткнул меня в это носом»… Я думал, ты трахнул её, и тебе было наплевать, кому об этом известно. Я даже не знал, что тебе вообще было известно о моём интересе к ней. Я не был уверен, что ты знал, как меня зовут. Я подумал, что ты хотел её, она хотела тебя, так что…
Наоко умолк, подняв руки.
Он позволил им упасть обратно на его колени вместе с оковами.
– Каждая женщина в том лагере хотела тебя, – ворчливо добавил он. – Почему бы Кико не переспать с тобой? И почему бы тебе не переспать с ней? Она сексуальная. Она весёлая, умная. Она круто держится на ринге… и в полевых операциях. Она также достойный человек, пусть и немного перегибает палку с верностью Блэку. Мне никогда не приходило в голову, что я вообще как-то присутствую в картине для кого-то из вас.
