Текст книги "Чёрные сердца (ЛП)"
Автор книги: Дж. С. Андрижески
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)
Дж. С. Андрижески
Чёрные сердца
Информация о переводе:
Перевод: Rosland
Русификация обложки: Rosland
Пролог
Место в конце
Прощаться было сложно.
В этот раз, как ни в какой другой… прощаться было сложно.
Может, потому что Блэк был со мной.
Может, просто потому, что я знала – этот раз я запомню. Я запомню этих людей, запомню это место в отличие от множества предыдущих прыжков, когда я покидала эти золотистые берега и возвращалась на свою версию Земли.
Впервые я запомню, ну…
Всё.
Каждую деталь каждого облака на каждом голубом небе.
Каждый рассвет и закат.
Всех животных, растения и птиц.
Умиротворённость деревни внизу, доброту всех, с кем я познакомилась, рынки, ночные вечеринки и дневные походы, плавание в океане, видящих, живущих в своих землянках для медитации в холмах, странных животных, на которых мы ездили, которых ласкали и с которыми плавали.
Я запомню это место.
Этот рай.
Я запомню, и буду поистине скучать по этому курорту в конце дороги, где у местных жителей, похоже, осталась одна работа – держать свет для нас остальных, быть солнцем для всех миров.
А может, это чистый эгоизм с моей стороны. Может, это вообще не имело никакого отношения к нам. Может, это окончательное вознаграждение, которое приходит лишь в конце жизни или серии жизней и даёт нечто больше, чем стандартный выход в отставку.
Я знала, что кузен Блэка, Ревик, воспринимал это в такой манере.
Жена Ревика, Элисон, похоже, также смотрела на это.
Они вдвоём расслабились в этом месте, словно погрузились в ванну с пеной после долгого рабочего дня… или, точнее говоря, после слишком, слишком многих дней тяжёлой работы подряд, когда не видно конца, и так продолжалось, наверное, дольше, чем я могу себе представить.
Может, это место отдыха, передышка.
Однако это так не ощущалось.
Это действительно казалось концом дороги для них. Как одна из версий конца дороги, как минимум. Может, одна версия из миллионов, из миллиардов…
Может, поэтому так сложно было отпустить.
Огромная часть меня просто хотела остаться.
Та часть меня хотела поставить на всём крест прямо сейчас, не в будущем, не в какую-то неопределённую, неизвестную дату… дату, которая, как мы все знаем, могла никогда не наступить. Я хотела остаться сейчас, пока у нас ещё был шанс, пока мы всё ещё относительно не-помятые и невредимые.
Я понимала, что Блэк тоже думал об этом.
О том, чтобы остаться.
Мы даже обсуждали это несколько раз – так, как люди делятся своими фантазиями в ленивые летние деньки. Мы растянулись на песке, слушали шум прибоя и местных «выдр» (размером с немецкую овчарку), которые лаяли, пищали и трещали друг на друга в волнах, а мы с Блэком говорили о том, чтобы построить дом ниже по побережью от дома кузена Блэка.
Блэк мечтательно рассуждал о том, чтобы найти местечко под деревьями, возле океана, со средненьким пляжем и «слишком далеко, чтобы быть бл*дскими няньками по вызову», но достаточно близко, чтобы «время от времени пешком преодолевать холмы и наслаждаться готовкой Ревика».
Блэк шутил о краже фруктов из сада Ревика.
Он шутил о том, чтобы «позаимствовать» у семьи его кузена isthelay – больших квази-драконовых созданий, похожих на помесь котов и лошадей. Местные ездили на них верхом. Isthelay бегали как гепарды, имели привычку неожиданно взбираться на деревья, были милыми и ласковыми и одинаково любили хрустеть печеньем и мёртвыми грызунами.
Он говорил о том, чтобы брать с нами в походы дочь Элли и Ревика, Лили. Он говорил о том, чтобы подкупить Лили и заставить ту стащить пистолеты Ревика, его инструменты, случайные предметы его одежды… например, все его левые ботинки… не говоря уж о еде. Он шутил о том, чтобы заручиться ещё и поддержкой Мэйгара, взрослого сына Ревика, который тоже поможет приколоться над ним.
Похоже, придумывание способов побесить его кузена по какой-то причине доставляло Блэку извращённое удовольствие.
Зная его, это можно считать каким-то своеобразным проявлением привязанности.
Блэк говорил и о практических вещах, например, как строить в том органическом стиле, который они применяли здесь – дома выглядели так, будто выросли из земли как деревья. Он говорил о том, чем он может здесь зарабатывать себе на жизнь, как мы оба могли влиться в общество.
Мы мечтали о том, как пошлём к черту всё то дерьмо, что оставили на Земле. Мы шутили, что все, наверное, испытают облегчение, избавившись от нас.
Но я знала его.
Я знала Блэка.
Он ни за что не уйдёт вот так просто. Существовал миллион причин, миллион вещей, которые делали это невозможным. Самая главная, которая на голову и плечи возвышалась над остальными – это то, кого мы оставляли позади.
То, что могло случиться с ними, если мы их попросту бросим.
Даледжем, который всё ещё числился пропавшим.
Ник, который всё ещё был вампиром и, наверное, к этому времени уже убил Даледжема или, что ещё вероятнее, просто поработил его своим ядом.
Моя сестра Зои, с которой я вообще не представляла, что делать. Я просто не могла уложить в голове тот факт, что моя младшая сестра жива… спустя десятилетие, на протяжении которого я считала её мёртвой.
Видимо, теперь мне оставалось просто привыкнуть к тому, что среди членов семьи есть вампиры.
В конце концов, я давно считала Ника членом моей семьи.
Я всё ещё не имела ни малейшего представления, что делать с этой информацией, но не могла вынести даже мысли о том, чтобы никогда не говорить с ними, вампиры они или нет. Даже после того, что Ник сделал со мной. Теперь, когда я более-менее приняла факт, что той ночью действительно видела Зои в парке Золотые Ворота, и у меня не было галлюцинаций, я много думала о ней. Даже здесь, на этой прекрасной, дикой, магически-идеальной версии Земли Зои никогда не покидала моих мыслей надолго.
Я ловила себя на том, что думаю и о Нике.
Я изо всех сил старалась скрыть это от Блэка, но не могла не думать о нём.
В любом случае, суть в том, что в нашем мире происходило много всего.
То есть… до хрена всего.
Когда мы ушли, все эти люди, расы и силы как будто сходились вокруг нас в своеобразной воронке… будто мы с Блэком составляли гигантскую чёрную дыру, затягивающую всё в себя. Временами казалось, что один лишь факт нашего с Блэком существования изогнул прямую линию истории и превратил её в спелёнатую петляющую тропу, с которой мы никогда не могли сойти или изменить что-либо, или даже адекватно планировать движение вперёд.
По правде говоря, учитывая это всё, находиться в этом идиллическом мире вообще казалось откровенно безответственным.
Я знала, что Блэк чувствует то же самое.
Я знала, потому что ощущала это в нём, когда он думал, что я не замечаю.
Блэк не мог сбежать от сражения, только не от такого большого.
Блэк не мог бросить своих друзей.
Он не мог позволить Чарльзу воплотить своё извращённое мировоззрение в его мире.
Не с его людьми, бл*дь.
Не мы одни верили, что наше пребывание здесь будет недолгим.
Никто в этой версии Земли, в этом видении умиротворения, чистого воздуха, белых пляжей и долгих миль залитых солнцем долин и холмов, рек с таким количеством рыбы, что можно шагать по их спинам и преодолеть прозрачные как стекло воды… никто здесь не говорил этого, но все они знали, что нам здесь не место.
Я сомневалась, что они сказали бы хоть слово, если бы мы заявили, что остаёмся, но ощущение, что мы с Блэком здесь проводим отпуск, было осязаемым, и не только для нас двоих.
Мы должны были вернуться.
Наше время ещё не пришло.
Судя по тому, что я знала о кузене Блэка, Ревике, и его жене Элисон, или Элли, эти двое уже сразились в своей большой битве. Они прожили десятилетия войны; возможно, в случае с Ревиком даже века. Они пережили разрушение своего родного мира с их друзьями и семьями, с их врагами и союзниками. Они проигрывали сражения, потеряли друзей, потеряли семью… чуть не потеряли друг друга.
В итоге они выбрались на другую сторону.
Теперь они закончили со всем.
Они закончили.
Это их дом. Они тут не в отпуске. Они жили, чтобы воспитывать своих детей и служить в другой, более тихой манере вместе с другими, которые делали то же самое.
Эта манера определённо не подразумевала сражение в очередной войне на несколько фронтов, которая вызывала новую череду событий, в лучшем случае непредсказуемых, в худшем – откровенно катастрофических. В тот единственный раз, когда Блэк пошутил о том, как бы нам пригодился видящий-телекинетик на нашей версии Земли, молчание было оглушительным.
Ревик практически наградил его убийственным взглядом.
Элли была более дипломатична.
Она объяснила, что их с Ревиком роли специфичны и ограничены, и с их стороны было бы совершенно неэтично отправляться на незнакомую планету и вмешиваться в ситуацию, пытаясь создать желаемый исход.
Она выразилась вежливо, как я и сказала.
И всё же, чем дольше она говорила, тем больше я понимала, насколько это ужасная тема даже для шуток.
В конце концов, Элли и Ревик практически разрушили их мир.
Надо отдать должное, у них были весомые причины.
Но да, приводить их на нашу Землю – это всё равно что притащить две ходячие ядерные бомбы в ситуацию, которая и без того напряжена и потенциально смертоносна, и надеяться, что ничего не случится, что они не окажутся в неправильных руках… и не нацелятся в неверном направлении.
Думаю, последствия дошли и до Блэка по мере того, как Элли продолжала говорить.
К концу его лицо залилось тёмно-красным румянцем. Напомнив им обоим, что он пошутил, он действительно извинился за то, что вообще поднял эту тему.
В любом случае, смысл в том, что мы с Блэком – не Элли с Ревиком.
Как бы нам с Блэком ни хотелось верить, что мы достигли той конечной точки, победного этапа в жизни, это не так. Мы оба знали, что это не так.
Мы ещё не закончили.
Мы оба это чувствовали.
Именно это чувство, не дававшее покоя моему разуму, в первую очередь говорило мне, что пора возвращаться домой.
Глава 1
Накануне
– Тебя там быть не должно, – сказал Декс. – Тебя там правда быть не должно, Кикс.
Наверное, он сказал это в двадцатый раз.
То есть, за один лишь этот разговор.
Слова и голос Декса одновременно ранили и успокаивали её. Трогательно знакомый, трогательно переполненный эмоциями в своём глубоком ворчливом баритоне, трогательно милый вопреки всем угрозам и язвительности, трогательно оберегающий, он делал ей больно всякий раз, когда открывал свой рот.
Просто от звуков его голоса её сердце болело.
– Ты должна быть здесь, Кикс, – выразительно повторил он. – Прямо здесь. Возле меня. По крайней мере, пока не встанешь на ноги. Я честно не знаю, чем, чёрт его дери, думал Блэк, посылая тебя туда.
Кико отключила видеоданные.
И всё же она буквально видела, как Декс стоит там, наверное, в главном конференц-зале на верхнем этаже здания на Калифорния-стрит, которое они с недавних пор прозвали Гнездом Раптора.
Раньше у них никогда не было прозвища для этого здания, но ведь оно и не являлось каким-то подобием главной операционной базы, как теперь. А ещё там никогда не жило так много людей, так или иначе связанных с командой Блэка.
Декс вздохнул – наверное, в ответ на её молчание.
Она буквально видела его глубокие карие глаза.
Она буквально видела его обеспокоенно поджатые хмурые губы, небольшие морщинки в уголках глаз после всего времени, проведённого на открытом воздухе, часто в боевых операциях, как эта. Его красивое лицо наверняка приняло суровое, напряжённое выражение.
Она видела его выражение даже здесь, хоть и не видела в буквальном смысле – ту перемену в его глазах, когда он перестал быть милым и приготовился высказать, что он думает на самом деле.
Почему-то от этого ей захотелось плакать.
Ей захотелось плакать и одновременно орать на него.
Это заставило её жалеть, что его здесь нет, и одновременно радоваться этому.
Она знала, что будь он здесь, она в итоге расплакалась бы на его груди, а она не делала такого чертовски долго… лет, может быть, двадцать.
Если она заплачет сейчас, разговаривая с ним по коммуникатору, он узнает.
Хуже того, он наверняка прыгнет на вертолёт и прилетит сюда.
Или позвонит шести самым крупным парням в её команде и заставит их силой притащить Кико обратно к нему, в Сан-Франциско.
Он почти не оставлял её одну с тех пор, как…
Кико опустошила свой разум.
Она подавила образ обеспокоенного лица Декса, его длинного подбородка, того сострадания, злости и беспомощности, которое она увидела в его глазах, когда впервые пришла в себя в больнице.
Она подавила это всё, продышавшись сквозь комок в груди, заставив себя сосредоточиться на том, где она находится. Она задышала глубже, вспоминая успокаивающие упражнения, которым научил её мозгоправ из общества ветеранов, чтобы помочь справиться со всем дерьмом после Афганистана.
Тот контракт – возвращение после месяцев, проведённых там, и увиденных там вещей – был первым случаем, когда ей пришлось иметь дело с симптомами ПТСР. Не будь с ней тогда Декса и, в конечном счёте, Блэка, возможно, она не задержалась бы в этой сфере работы.
Она могла бы отправиться домой, в Сан-Диего, где жила её семья.
Её семья не особенно уважала мозгоправов… или психиатрию.
Как и семья Декса, если на то пошло, и поэтому он знал, как надавить на неё, как не дать отмахнуться от этого, прижать её к стенке и заставить честно разобраться со своим дерьмом.
Забавно, но во второй раз именно Блэк сильнее всех донимал её обратиться к специалисту, когда они взяли несколько боевых контрактов, которые пошли не по плану и привели к нескольким смертям в их команде. Она не знала, стоял ли за этим Декс или, что вероятнее, Блэк сам просто что-то уловил.
Вот одна вещь, которая ей всегда нравилась в Блэке – он не боялся и не стеснялся открыто разбираться с эмоциональными проблемами. Он не притворялся, будто такие проблемы его не беспокоят. Он не зацикливался на мужественности, хоть со своими сотрудницами, хоть с сотрудниками. Он не притворялся, будто у него иммунитет к тем ужасным вещам, которые они видели в ходе работы.
Кико видела, как Блэк плакал.
Ещё даже до Мири она видела, как Блэк плакал.
Блэку было насрать, кто и что о нём подумает. Он не ощущал необходимости притворяться крутым или что-то доказывать. И Декс тоже.
Это заставляло её любить их обоих.
Они были для неё семьёй.
В некотором роде они даже были роднее её биологической семьи.
Считая задом наперёд, Кико сознательно представила свои ноги на утоптанной земле, как учил её мозгоправ. Она ощутила каждый нюанс земли, каждое неровное местечко, жар солнца в песчанике и земле. Как только она ощутила опору под своими пальчиками ног и ступнями, она прочувствовала свои лодыжки, икры, колени… поднималась выше, закрепляла себя в настоящем моменте времени и пространства.
Она ни на секунду не отводила глаз от горизонта.
Она уже бывала прежде примерно в этой части Калифорнийской пустыни, но теперь пейзаж изменился. Там, где ранее она помнила бескрайний бежевый и жёлтый океан, жёсткие кустарники, кактусы и изогнутые пустынные деревья… вид изменился.
Горизонт был поломан.
Вмешалась рука человека.
Тёмная линия змеилась по долине, обрамлённая земляными дорогами, изборождёнными колёсами. Отсюда эта длинная змеящаяся линия казалась трещиной в земной коре.
Но это не так.
Это была стена.
Кико смотрела на кажущийся монохромным ландшафт, который окружал эту линию по обе стороны – желтоватые тона пустыни, испещрённые тенями. Некоторые из этих теней были военными транспортными автомобилями. Поверхность пустыни усеивалась и неровными линиями маленьких теней, которые тянулись от стены; Кико предположила, что что-то из этого было людьми, камнями, мотоциклами.
Она замечала шесты с камерами видеонаблюдения.
Через мощный бинокль, в том числе и тот, что в её гарнитуре, она знала, сколько «птичек», которых она видела, на самом деле были облаками беспилотников, патрулировавшими вдоль баррикады.
Подальше от стены она видела тени, казавшиеся естественными образованиями: впадины и возвышения холмов и канав, низкие корявые кустарники, перекати-поле, кактусы, деревья, булыжники, цветы, даже изредка койоты.
Один узор теней в особенности заинтересовал Кико.
Почти симметричный набор тёмных линий на светло-жёлтой земле рядами тянулся из стены со стороны Соединённых Штатов. Эти тёмные линии и черты, казалось, группировались в скопления, странные скученные схемы, которые концентрировались лишь в нескольких местах.
Глядя на эти тени, Кико поначалу подумала, что они должны иметь геологическое происхождение.
И всё же что-то в их почти симметричном расположении не давало ей покоя.
Это также заставило её подозревать, что они созданы рукой человека.
Её бинокль был недостаточно мощным, чтобы найти ответ на загадку. Она хотела послать туда беспилотник, но незарегистрированные беспилотники будут замечены и наверняка сбиты.
Кико всё ещё думала об этом и рассматривала варианты, когда поднялся ветер и взъерошил её волосы. Она ощутила на губах песок, жар и дым. Этот дым имел слегка сладковатый медовый привкус на её языке и губах – привкус, в котором она теперь узнавала те странные самокрутки, которые курили многие видящие.
Она посмотрела вправо от себя.
Там стоял Джакс.
Она не слышала его приближения, но теперь он безмолвно стоял на краю скалы, и его красивое смуглое лицо было лишено выражения.
Как и Декстер, Джакс, похоже, почти не отходил от неё в эти дни.
Он задерживался возле неё с тех пор…
Ну, с тех пор, как это случилось.
С тех пор, как случился Ник.
Однако Джакс – это не Декс.
В отличие от Декса Кико едва знала видящего с фиалковыми глазами.
Его угловатые, почти резкие черты лица стали знакомыми для неё, как и до странного идеальные губы, которые даже по меркам ртов большинства видящих обладали совершенством греческой статуи. Его черты, которые казались ост-индскими, и в то же время определённо не ост-индскими тоже стали для неё знакомыми. Её взгляд скользнул по его мускулистому телу, опять почти отрешённо замечая, что он был не таким безумно высоким, как многие видящие в их лагере, и всё же сумел перевалить за метр восемьдесят.
Вопреки теперешнему знакомству с ним, она его не знала.
То немногое, что было ей известно, даже происходило не от него. Это исходило из тех крупиц и кусочков, которые ей сказали другие, в основном жена Блэка, Мири.
Из-за этого (из-за того, что она его не знала), её должно было обеспокоить, что Джакс всё время торчит рядом с ней.
Странно, но это её не беспокоило.
Она не возражала, что сейчас он был здесь, стоял и курил.
Она не возражала, что он по ночам сидел снаружи её палатки, словно держал караул.
Она не возражала против него и в Сан-Франциско, когда она часто просыпалась и обнаруживала, что он спит на стуле в её больничной палате или стоит возле окна, глядя на небольшой газон и редкие деревья, которые составляли вид из её частной палаты, которую Блэк организовал для неё в тамошнем медицинском центре.
Видящий никогда не пытался её побеспокоить, так что, возможно, отчасти дело в этом.
Он не бросал на неё беспрестанные обеспокоенные или печальные взгляды, как многие члены её команды.
Он не задавал вопросов. На самом деле, он даже не пытался говорить с ней.
Он просто держался рядом.
Кико ощущала на себе его взгляд, его внимание, но он не вмешивался.
Странно, но она находила его присутствие успокаивающим. Не таким успокаивающим, как с Дексом, которого она знала много лет, чью жизнь она спасала много раз, и кто столько же раз спасал её жизнь. И всё же что-то в присутствии Джакса расслабляло её разум.
Она чувствовала себя в безопасности с Джаксом.
Может, что ещё более важно, Джакс был страховкой, но при этом не заставлял её чувствовать себя дерьмово из-за того, что она хотела его присутствия.
Кико помнила, как док, жена Блэка, говорила ей, что у Джакса ПТСР.
Ну, во всяком случае, Мири сказала, что у Джакса есть какие-то проблемы с былыми травмами, каким-то мощным шоком или остаточным страхом, или что там служило эквивалентом этого у видящих.
Что бы там ни было, по словам дока, Джакс по-прежнему страдал от довольно серьёзных побочных эффектов, хотя Мири не вдавалась в подробности, к чему это сводится.
Кико подозревала, что Мири вообще ничего не сказала бы (конфиденциальность между доктором и пациентом, и всё такое), но после получения разрешения от Джакса Блэк попросил свою жену ввести часть руководящей группы в курс дела относительно состояния Джакса. Блэк объяснил, что делает это для того, чтобы они смогли лучше подстроиться под Джакса, а также потому, что хотел, чтобы Джакс их просветил.
Блэк хотел, чтобы они понимали, как именно у Джакса появились эти проблемы.
Неудивительно, но это случилось на той другой версии Земли.
Джакс был ветераном последней большой войны там, которая привела к тому, что планета была практически разрушена. Однако вопреки обширному боевому опыту Джакса, док не считала, что именно боевая операция вызвала его специфические проблемы.
Скорее, она окрестила его проблемы «связанными с боем».
Блэк вмешался, чтобы объяснить.
Он сказал им, что на той другой Земле видящие сражались грязно.
Он говорил, что военные видящие там нарочно воздействовали на головы людей и видящих, воздействовали на сознание своих противников и на то, что Блэк называл «светом». Милитаризованные видящие того мира применяли для этих целей целый набор извращённых психологических тактик – тактик, нацеленных на то, чтобы травмировать, напугать, эксплуатировать уже имеющиеся травмы, подорвать силу духа и даже свести с ума вражеских солдат.
Виновато взглянув на Джакса, Мири подтвердила это и сказала, что с Джаксом произошло нечто подобное. В результате его поведение в некоторых полевых военных операциях может быть непредсказуемым, особенно если Чарльз и его видящие применят те же самые трюки.
Джакс не стал оспаривать её слова.
Даже хотя он стоял там, стоически соглашаясь со словами Мири, это обсуждение стало дискомфортным и отрезвляющим для всех них.
Даледжем, Ярли, Холо и Мика тоже высказались на эту тему.
Они детально описали некоторые вещи, которые использовались против них в том другом мире.
Мика описывала, что «видела» мёртвых людей из своего прошлого, слышала, как они пытаются убедить её сдаться, даже присоединиться к ним на том свете. Ярли говорила, что ей приходилось не спать несколько дней подряд, чтобы не допустить осушения её «света», о наплыве эмоций, которые ей не принадлежали, об атаке воспоминаниями, которые были тревожными или пугающими.
Холо говорил в целом об ощущении измотанности и истощения, эмоционального и физического, из-за непрекращающихся экстрасенсорных атак. Он говорил о том, что части его «света» были сломаны или погружены в темноту, что у него вызывали ложные депрессии, тревоги, даже панические атаки.
Даледжем описывал, как его заставляли мысленно видеть, как тех, кого он любил, раз за разом пытали. Он описывал, как его заставили заново переживать смерть его сестры, с которой он был чрезвычайно близок, и чья смерть оставила на нём шрам в детстве.
Всё то время, что он говорил, Мика, Ярли и Холо сочувственно кивали с пониманием в глазах.
Их описания были чужеродными, пугающими.
А ещё их оказалось пугающе легко вообразить себе в плане того, что могло бы быть использовано против самой Кико в схожей ситуации.
Что касается того, что именно случилось с Джаксом, Мири не сказала.
Он не стал делиться своими переживаниями, как другие видящие.
Кико знала, что в том мире Джакс был рабом и принадлежал людям – по крайней мере, часть времени. Само собой, у большинства бывших рабов-видящих остались шрамы. Большинство терпело насилие в том или ином виде, по словам Даледжема. На некоторых экспериментировали в лабораториях или других квази-научных учреждениях, часто для военных целей.
Многие, как и Блэк, были проданы или брошены членами семьи.
Многие терпели насилие от человеческих охранников и других видящих в загонах рабов. Некоторые часто меняли хозяев в юном возрасте, их продавали, разлучая с братьями, сёстрами, родителями…
Ощутив на себе взгляд видящего, Кико покраснела.
Иногда сложно было помнить, что они могут её слышать.
Прочистив горло, она опять сосредоточилась на гарнитуре и на своём лучшем друге, внезапно остро осознав затянувшуюся тишину.
– Декс, – она качнула головой, чтобы сбросить с глаз прямую чёрную чёлку, но пустынный ветер опять её взъерошил. – Тебе не нужно обо мне беспокоиться, ладно? Я в порядке.
– Ты не в порядке, Кикс.
В ответ на её молчание его голос вновь понизился до того глубокого баритона.
– Не дури мне голову, ладно? – сказал он. – Ты в тысяче миль от «нормально». Ты из больницы выписалась когда? Неделю назад? И ты запрыгиваешь на долбаный вертолёт, летишь в место, которое чертовски близко к превращению в полноценную горячую точку…
– Декс, – произнесла она, вздыхая. – Я правда в норме… в том плане, который важен для пребывания здесь.
Когда он промолчал, она выдохнула.
– От торчания в больничной палате мне становилось хуже, – призналась она. – Торчать в здании на Калифорния-стрит мне тоже не шло на пользу. Я на стены лезла. Ты прекрасно знаешь, что я не лучшим образом переношу ничегонеделание. Особенно когда столько всего происходит.
Прикусив губу, она добавил:
– В любом случае, мне отнюдь не шло на пользу наблюдение за тем, как все, даже ты и Блэк, постоянно пялились на меня и гадали, как у меня дела…
Почувствовав, что он собирается запротестовать или, может, оправдаться, Кико его перебила.
– …и неважно, какими бы благими ни были ваши намерения, Декстер, – раздражённо произнесла она. – Декстер. Дорогой. Я люблю тебя. Ты знаешь, что я тебя люблю. И Блэка я люблю. Я ценю вас обоих настолько, что не могу выразить словами. Просто мне нужно немного свободы.
Почувствовав, как напряглись её челюсти, она добавила:
– Более того, мне нужно работать. Сидеть как инвалид и смотреть дерьмовые фильмы по большому телевизору мне не поможет. И как я уже сказала, физически я в порядке. Я получила допуск от докторов…
– Хрень собачья.
Несмотря на резкость выражения, голос Декса звучал более смиренно.
Он снова казался беспокоящимся, словно ничего не мог с собой поделать.
Он заворчал на неё, словно и с этим ничего поделать не мог.
– …Мне они сказали другое, – добавил он. – Ты и половину швов не сняла, Кикс. Ты всё ещё побита и покрыта синяками. У тебя нехватка веса. Тебе надо отдыхать, больше спать. Вот что мне сказали…
– Это швы, Декс, – раздражённо отозвалась она. – У меня швы. После этого у меня будут шрамы. И они никуда не денутся. А отосплюсь на том свете…
– Кикс.
Она замолчала, услышав боль в его голосе.
Прикусив губу, она подумывала повесить трубку.
Просто разорвать соединение.
Но она знала, что это причинит ему ещё больше боли, или хуже того, вызовет у него стыд из-за того, что он сделал больно ей. Или заставит беспокоиться, что он втянул её в своё эмоциональное дерьмо. В любом случае, Кико и так знала, что желание повесить трубку вызвано не тем, что она боится его эмоций.
Она боялась собственных эмоций.
В глубине души ей просто хотелось и дальше подавлять это всё – может, вечно.
– Кикс, – произнёс он тихо. – Позвони мне, ладно? Попозже. Если захочешь.
Прикусив губу, она кивнула, забыв, что он не может её видеть.
Она снова кивнула, невольно вытирая слёзы и моргая от песка, который тёплый порыв ветра швырнул ей в лицо.
– Позвоню, Декс.
– Обещаешь? – мягко переспросил он. – Только если тебе это нужно. Но пообещай, что позвонишь, если тебе это понадобится. Пообещай, что не станешь от меня отгораживаться, Кикс.
– Позвоню, – она прикусила язык. – Я никогда не отгорожусь от тебя, Декс. Никогда.
Она подумывала сказать больше.
Она подумывала озвучить более гладкое прощание, менее неловкий переход.
Она повесила трубку, щёлкнув гарнитурой и постаравшись контролировать своё дыхание.
Стоя там, она постепенно вновь осознала присутствие Джакса.
Она не видела, как он двигался, но теперь он определённо стоял ближе, чем когда она в первый раз посмотрела на него.
Опять-таки, видящий не давил на неё своим присутствием.
Он никоим образом не вторгался в её пространство.
Он просто стоял там, курил эту тёмную, завёрнутую в лист самокрутку, которая слегка пахла мёдом и жжёной листвой. Он смотрел на долину, на стену вниз, и его тёмно-пурпурные глаза пробегались взглядом по её длине. Выражение лица оставалось неизменным.
Пока она вытирала глаза пальцами и тыльной частью перчаток без пальчиков, он не смотрел на неё.
Он не перевёл взгляд даже тогда, когда Кико прочистила горло.
– Сканирование что-нибудь показало? – спросила она, кашлянув во второй раз. – Помимо того, что мы видим глазами?
Только тогда Джакс посмотрел на неё.
Его пурпурные глаза скользнули по её глазам. Вопреки тому, какими тёмными они были, особенно в сравнении с радужками многих видящих, они всё равно умудрялись радикально выделяться на его смуглом лице. Он окинул её черты странно интимным, пытливым взглядом.
Он один раз кивнул, почти по-военному.
– Да, – сказал он. – Несколько вещей. Я только что получил весточку от Туза, который управляет беспилотниками.
Кико кивнула, продолжая вытирать лицо, хотя пустынный воздух высушил его за секунды. Она делала это импульсивно, осознавая, что слёзы могли прочертить линии на её коже, каждый миллиметр которой, казалось, был покрыт песком.
– Нет, – Джакс сделал затяжку, качая головой. – Вообще нет, сестра. Ты выглядишь отлично.
Она слегка опешила, ошарашенная его словами.
Осознав, что он имел в виду – что он услышал её мысли и заверял, что она не выглядит заплаканной, хоть она и плакала – Кико кивнула, взглянув на него с невольной благодарностью.
– Спасибо, – сказала она.
Джакс не ответил.
Он также не подвинулся ближе.
Опять-таки, что-то в этих обеих вещах было странно успокаивающим.
В отличие от некоторых видящих, с которыми она сталкивалась, он не пытался извиниться за своё мимоходное чтение мыслей. Он не пытался убедить её, что он услышал мало, или что он не слушал нарочно. Когда она не запротестовала, он не стал продолжать и дальше вторгаться в её пространство. Он не пытался прикрыть неловкое молчание какой-то ерундой.
Он относился ко всему этому практически без интереса.
– Ты хочешь знать, что сказал Туз, сестра? – вежливо спросил он, делая ещё одну затяжку завёрнутой в листочек сигареты.
Кико посмотрела на него, изучая его угловатое лицо.
– Да. Больше всего я хочу знать, нашёл ли он безопасное место для нашего приближения.
– Приближения?
– К стене.
Джакс вскинул бровь.
– Короткий ответ? – уточнил он. – Нет.
Она моргнула, затем проследила за его пальцами, когда он с инопланетной грацией показал на долину. Уловив его посыл, хоть он ничего не сказал, Кико нахмурилась.
