Текст книги "Преданный (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Хадсон, – говорю я в лацкан его пиджака. – Я в порядке.

В ответ он только крепче сжимает меня.

– Тебе не нужно беспокоиться обо мне. Я в порядке. – Запускаю руку под его пиджак сзади, чтобы потереть успокаивающими круговыми движениями по его спине. – Правда.

– Нет. – Это слово выплевывается сквозь стиснутые зубы.

Я расслабляюсь в его объятиях, позволяю ему обнимать меня, сжимать и брать от меня все, что ему нужно, чтобы найти утешение. В конце концов, Хадсон делает глубокий вдох, который дрожит на выдохе, как будто он все еще таит в себе какой-то гнев.

Он обхватывает мою челюсть и смотрит на меня сверху вниз с выражением, которое гораздо больше похоже на выражение Хейса, чем Хадсона.

– Ты великолепнее всех восходов и закатов вместе взятых. – Большим пальцем скользит по моей щеке. – Ты невероятная, творческая, чертовски веселая и потрясающая, за пределами любой красоты, описанной человеческим языком.

– Хадсон, ты не должен…

– Любой, кто этого не видит, – он опускает голову, чтобы поймать мой взгляд, – и я имею в виду любого, Лили…

Запертая в трансе его слов, в сочетании с искренностью в его взгляде, я киваю.

– Не заслуживает произносить твое имя, а тем более называть тебя семьей. Ты меня понимаешь?

Я снова киваю.

Теперь он обхватывает мое лицо обеими руками, его глаза лихорадочно изучают меня, как будто он читает выражение моего лица, как роман.

– Скажи это. Скажи, что ты понимаешь.

Я сглатываю бурю эмоций в горле.

– Я понимаю.

Хадсон продолжает изучать меня, пока не удовлетворяется, и только тогда приникает своим ртом к моему и запечатлевает страстный поцелуй на моих губах. Я наклоняю голову, открываю рот, и он погружает свой язык внутрь. Я ударяюсь спиной о стену лифта. Он поднимает меня достаточно высоко, чтобы я могла обхватить его ногами. Его стояк трется о крошечную полоску кружева между моих ног. Он глотает мой ответный вздох. Я видела его таким только один раз, в ночь, когда мы стали официальной парой. Его свирепость заставляет меня чувствовать себя принадлежащей. Желанной. И лелеемой.

Он засовывает руки мне под платье и сжимает мою задницу с пугающей силой. Его поцелуй основательный. Требовательный. Его язык, зубы и порочные губы опустошают меня до бесчувствия. Сейчас нас может увидеть кто угодно, а я не могу найти в себе силы оторваться от него. Я бы позволила ему раздеть меня догола и трахнуть на Таймс-сквер без всяких оговорок.

– Йоу, босс.

Ни один из нас не отстраняется при звуке голоса Карины.

– Давайте я отвезу вас домой. – Ее слова сопровождаются смехом. – Не делайте этого здесь.

Хадсон отрывает свои губы от моих и смотрит на Карину так, словно он лев, а она только что прервала его любимую трапезу.

Она качает головой, улыбаясь.

– Пойдемте, детки.

Только когда она отворачивается, Хадсон опускает меня обратно на землю.

– Что ты со мной делаешь? – спрашивает он с диким рычанием. – Я схожу от тебя с ума.

Мои ноги подкашиваются. Пульс настолько учащен, что у меня кружится голова. Я хватаюсь за его руку, чтобы устоять на ногах.

– То же самое.

Он поправляет мое платье и свою эрекцию, прежде чем оставить последний поцелуй на моих губах.

– Это еще не конец.

Я усмехаюсь, благодарная за это.

– Хорошо.

– Убиваешь меня, – говорит он с сексуальной, ленивой ухмылкой. Целует меня в макушку и ведет к ожидающей машине.

Карине хватает порядочности не пялиться и не шутить. Она, как всегда, профессиональна, но легкая улыбка играет на ее губах.

– Куда? – Она смотрит на нас в зеркало заднего вида.

Рука Хадсона лежит на моем бедре, и его пальцы проникают между моих ног и оказываются в опасной близости от моих трусиков.

– Черт, – стонет он.

– Вечеринка, – отвечаю я за него.

Он собственнически сжимает внутреннюю поверхность моего бедра.

– Только не уезжай, – говорит он Карине, а затем смотрит на меня так, что у меня внутри все сжимается. – Мы надолго не останемся.

Хадсон

Контролировать свой нрав я научился в раннем возрасте. Не потребовалось много времени, чтобы понять, что если я заговаривался, отнекивался или бунтовал, то получал от Августа серьезную взбучку. Из всех моих братьев я раньше всех научился держать себя в руках, чтобы избежать ударов. Александр так и не смог. А Хейс получал удовольствие, намерено доводя Августа до ярости. Кингстон появился позже и держался от него как можно дальше. Мой младший брат спросил меня однажды, как я это делаю. Как мне удавалось легко улыбаться перед лицом высоких требований и несправедливых правил Августа.

Легко.

Я отключаюсь.

Полностью.

У меня нет любви к Августу. Я не чувствую к нему ничего – ни уважения, ни гордости, ни заботы. Он донор спермы. Стал бы я плакать на его похоронах? Нет.

И как бы ни заботился о своих братьях, я никогда не испытывал такого неприкрытого собственнического гнева, который чувствовал сегодня вечером, слушая, как семья Лиллиан дразнит ее. Целая жизнь интенсивного обучения отстраненности прошла в одно мгновение. Нахлынул безжалостный голод, отчаянная потребность доказать Лиллиан, какая она невероятная, как своими словами, так и своим телом. Настолько, что я был готов трахнуть ее до бесчувствия в открытом лифте.

Даже сейчас это желание теплится у меня под кожей. Ярость и желание в равных частях, только благодаря теплу ее внутренней поверхности бедра в моей руке. Господи, я не лучше Августа, Хейса или даже Александра. На волосок от того, чтобы устроить зрелище, и все из-за женщины, сидящей рядом со мной.

– «Би Инспайед Дизайн». – Лиллиан, прочитав вывеску, вырывает меня из мыслей и предупреждает, что мы прибыли. – Мило. Это здесь будет вечеринка… Вау. – Она прищуривает глаза, когда оценивает мое выражение лица. – Ты выглядишь готовым к убийству. Ты в порядке?

Я быстро оцениваю свое лицо. Напряженные мышцы, плотно сжатые губы, ноющую челюсть. Потом отпускаю смертельную хватку своего выражения и сосредотачиваюсь на красивом лице Лиллиан. Улыбка непроизвольно появляется на моих губах.

– Я бы убил, чтобы поскорее с этим покончить.

Вернув себе контроль, я нежно целую ее в губы, следя за тем, чтобы держать язык во рту, иначе рискую перейти точку невозврата. Карина не обрадуется, если ей придется стоять у машины, пока я буду трахать свою женщину на заднем сиденье.

– Я думала, это ужин? – Лиллиан берет меня за руку, и я помогаю ей выйти из машины, не то чтобы она в этом нуждалась. Но мне это нужно. – В ресторане.

– Сегодня день рождения Габриэллы. Она – навязчивая идея Кингстона. – Когда Лиллиан смотрит на меня вопросительным взглядом, я поясняю. – А также его невеста. Он дает ей все, что она захочет. – А сегодня это, похоже, ужин в честь дня рождения в нашей компании.

Я кладу ее ладонь на сгиб своей руки.

– Максимум час, – говорю Карине, которая отвечает легкомысленным:

– Да, сэр.

– Это их здание. Дизайнерская компания находится на нижнем этаже, а они живут наверху.

– Ого, это круто. – Она подходит к стеклянной двери с надписью «Би Инспайед Дизайн» на стекле. – И удобно.

Я открываю дверь под отдаленные звуки джазовой музыки и негромкие разговоры. Мы следуем за шумом через вестибюль и попадаем в помещение, которое Кингстон называет «Станция вдохновения». Самая большая комната в здании полностью посвящена творческой стимуляции, стены выложены цветами и тканями, текстурами и металлами, деревом и стеклом. В одном углу стоит Будда в натуральную величину, а в другом – статуя Девы Марии, украшенная ярко-розовыми блестками и короной из перьев. Швейные машинки смешиваются с электроинструментами, а цветущий плющ обвивает очень фаллически выглядящую скульптуру. Станция вдохновения – это именно то, как я представляю себе мозг Кингстона, если бы он взорвался в пространстве и был освещен сказочными огнями.

Обычно в центре комнаты стоят мягкие диваны, гамак и несколько шезлонгов. Сегодня вечером в центре один длинный обеденный стол, украшенный десятками белых цветов, хрустальными бокалами и изысканной китайской посудой – роскошное мероприятие в честь второй половины его сердца.

Лиллиан теряет дар речи, рассматривая комнату, окидывает взглядом двадцатифутовые стены помещения, похожего на склад. Ее взгляд мечется от рулонов ткани к диско-шару, ее мозг обрабатывал переизбыток цветов и предметов, от которых у любого закружится голова.

Я замечаю Кингстона в другом конце комнаты возле небольшой барной стойки с барменом в смокинге. Он не сводит глаз с Габриэллы, которая оживленно разговаривает с женщиной с ярко-розовым ирокезом.

– Мы должны были принести подарок? – спрашивает Лиллиан, когда мы подходим к имениннице.

– Мы пожертвовали на стипендиальную программу балетной студии Габриэллы.

– Мы? – Лиллиан вопросительно смотрит на меня.

– Да, детка. – Я не могу удержаться от сладкого удивления в выражении ее лица и целую ее приоткрытые губы. – Мы.

– Лиллиан, – приветствует Джордан, жена Александра, обнимая мою женщину. – Я так рада видеть тебя здесь. Пойдем. Я познакомлю тебя с Габби.

Я не решаюсь отпустить Лиллиан, но не могу придумать логическую причину, кроме того, что мне хочется все время прикасаться к ней. Поцеловав, я отпускаю ее с Джордан и говорю себе, что не против расстояния, хотя у меня начинает дергаться глаз.

Мой брат Александр следит за Джордан своим взглядом, в то время как я держу свой на Лиллиан. Не могу не отметить наши одинаковые позы, готовые броситься на помощь по первому требованию. Вибрации, исходящие от наших тел, повторяют друг друга по интенсивности и страстному желанию. Как будто мы оба предпочли бы остаться наедине с нашими женщинами – в другом месте, очень конкретном и очень обнаженными. Я также осознаю гармонию внутри себя, чувство правильности, как будто Лиллиан была той частью, которой не хватало все это время, и теперь, когда она у меня есть, все ошибки исправлены. Все пустоты заполнены. Я чувствовал такое же спокойствие в Алексе с тех пор, как Джордан появилась в его жизни. Вот почему я так легко считываю его сейчас.

– Как думаешь, я люблю ее? – спрашиваю я своего старшего брата, который, знаю, ответит честно, потому что ни на что другое тот не способен.

Он смотрит на меня тем немигающим взглядом, который мне хорошо известен. Внимательно изучает меня, даже смотрит вниз на мои ноги и обратно, как будто что-то на моей одежде может выдать меня.

– Нет.

Мой взгляд несется к нему.

– Почему?

– Если бы ты любил ее, тебе не пришлось бы спрашивать.

И это Александр. Немногословный гений.

Если не любовь, то что? Что это за всепоглощающее чувство, которое я испытываю к Лиллиан? Это безумное, иррациональное чувство, которое заставляет меня желать запереть ее в своей комнате, чтобы прожить остаток своих дней в ее объятиях?

Неужели моя защитная отстраненность и дистанцированность от отношений сделали меня настолько изголодавшимся по общению, что стоило мне впустить ее, как я превратился в жадную, бездонную яму? Что, если я хочу больше, чем она готова дать? Что, если я действительно люблю ее, но просто не доверяю себе настолько, чтобы распознать это чувство?

 ГЛАВА 21

Лиллиан

Две вещи создают идеальный шторм чувств для такого человека, как я. Во-первых, оказаться в новой социальной ситуации с людьми, на которых я отчаянно хочу произвести впечатление. Во-вторых, оказаться лицом к лицу с человеком, обладающим уникальными физическими качествами, которые вызывают в моей голове миллион вопросов.

Я оказываюсь именно в такой ситуации, когда Джордан знакомит меня с Габриэллой. Брат Хадсона Кингстон наблюдает за мной с нежной настороженностью, как будто каким-то образом знает, на что я способна. Габриэлла полна энергии. Ее волнистые локоны двигаются, словно продолжение ее рук, когда она говорит, а на лице отражается неподдельное волнение. Вернее, на одной стороне ее лица. Другая сторона изуродована длинными неровными шрамами, которые тянутся от шеи до линии роста волос. И именно эти шрамы мешают мне сосредоточиться.

– …так много рассказывал мне о тебе. – Ее рука обвита вокруг поясницы Кингстона. Ее рот двигается, но я слишком зациклена на ее лице, чтобы услышать то, что она говорит. Только когда девушка смотрит на меня, подняв брови, ожидая чего-то от меня, я вырываюсь из этого состояния.

Полагаю, она ждет ответа.

– Прости, что? – хриплю я. – Я потеряла… эм… – Ход мыслей, глядя на твои шрамы.  Я прикусываю язык.

Джордан понимающе улыбается.

– Мы хотели спросить, давно ли ты живешь в Нью-Йорке?

– Почти год, – говорю я, пот выступает на моей коже от смущения и от усилий, которые прилагаю, чтобы не проболтаться о мыслях в моей голове.

Габриэлла, должно быть, видит, что я пялюсь на нее, но не пытается спрятать лицо или вести себя иначе, чем женщина, у которой нет шрамов на половине лица. У меня почти создается впечатление, что она позволяет мне смотреть.

Я перевожу взгляд на Кингстона в поисках чего-нибудь, хоть чего-нибудь, на чем можно сосредоточиться. Его рубашка представляет собой хаотичный рой абстрактных форм, очень похожих на…

– Это что, крошечные члены на твоей рубашке?

И жалею об этих словах, как только они покидают мой рот. Видите, вот почему меня нельзя никуда брать!

Извинение успевает сорваться с моего языка, когда Габриэлла разражается истерическим смехом, а за ней и Джордан.

– Ага. – Габриэлла отделяется от Кингстона и обнимает меня, прижимаясь шрамом к моему лицу. Я слегка вздрагиваю, гадая, больно ли ей. Габриэлла не реагирует, только берет меня за руку. – Я знала, что ты мне понравишься.

Кингстон разочарованно вздыхает.

– Это пейсли, черт побери!

Габриэлла смеется над ним.

– Я люблю тебя, и мне нравится эта рубашка.

От ее слов его взгляд становятся нежным, а улыбка – ленивой.

– Я собираюсь представить всем Лиллиан, – говорит Габриэлла и поворачивает нас к группе из четырех человек.

– Я не хотела его обидеть, – говорю я и тяжело сглатываю. – Я склонна болтать все, что приходит в голову.

– Ты шутишь? Это был лучший подарок на день рождения. Хочешь коктейль, Лиллиан? – Она такая дружелюбная, хотя я знаю, что она видела мои откровенные взгляды. – Выглядишь так, будто тебе не помешало бы выпить.

Я тяжело сглатываю и пытаюсь улыбнуться.

– От коктейля может стать еще хуже.

– Тогда я останусь с тобой на всю ночь. – Она подзывает бармена и смотрит мне прямо в глаза. – Любишь водку? Пьер делает убийственный «Сибриз». – После моего кивка она заказывает мне напиток. Когда оборачивается, то ловит мой взгляд на своих шрамах. – Я была на сафари в Ботсване и слишком близко подошла к львенку. – Держа руку, как когти, она проводит по израненной стороне лица.

– О, боже мой! – Я закрываю рот, чтобы избежать дальнейших восклицаний.

Она широко улыбается.

– Я шучу! – Ее смех громкий и заразительный. – Не думала, что ты купишься. – Она протягивает мне мой напиток.

Я высасываю половину.

– Боролась с лодочным винтом в заливе. – Она пожимает плечами. – Повезло, что я осталась жива. Поэтому, – она поднимает свой бокал, – я не принимаю ни одного дня как должное. Никогда не знаешь, когда все это у тебя отнимут. – Она подмигивает. – Я хочу познакомить тебя с Анжеликой. Она чертовски уморительна.

И это все? Так просто?

Она объясняет природу происхождения своих шрамов на лице так, будто просто рассказывает мне, где купила туфли. И при этом моя одержимость ответами сдувается. Ее открытость устранила мою потребность таращиться. Конечно, у меня все еще есть вопросы, но у меня хватает ума не озвучивать их. По крайней мере, пока.

Интересно, сработает ли подобная тактика в том, как я решаю свои проблемы? Что, если я скажу всем заранее, что у меня СДВГ и что мне трудно контролировать импульсы и следить за ходом мыслей. Что, если вместо того чтобы пытаться скрыть эту часть меня, я буду открыто афишировать свои невидимые шрамы?

Если я приму это, то, возможно, и другие тоже.

 

Вечеринка по случаю дня рождения небольшая, всего десять человек. Я замечаю, что Хейс и Август не присутствуют. Предполагаю, что это намеренный ход со стороны Кингстона, судя по его любви к Габриэлле.

Мужчины и женщины в смокингах подают нам ужин из пяти блюд, приготовленный известным шеф-поваром, имя которого я не могу произнести или запомнить. Мы поем: «С днем рождения», а затем Габриэлла задувает свечи на трехъярусном шоколадном торте с золотыми хлопьями и карамельной глазурью. Кингстон рассказывает Хадсону о последнем проекте своей компании, пока я размышляю над тем, как слизать соленую карамельную глазурь со своей тарелки. Вместо этого решаю соскрести как можно больше ложкой. Тайком отправляю глазурь пальцем в рот и надеюсь, что никто этого не видел.

– …наш клиент-музыкант просит что-то уникальное. – Кингстон непринужденно откинулся в кресле, его рука закинута на спинку стула Габриэллы, и он выглядит так же по-королевски, как предполагает его имя. – Что-то действительно необычное.

– Полагаю, ваша команда провела мозговой штурм, – говорит Хадсон с деловым выражением лица, одновременно лаская кожу на моем бедре большим пальцем.

– Да.

Анжелика с розовым ирокезом хмурится.

– Нам нужен свежий взгляд. Что-то, что встряхнет ситуацию. В последнее время мы сделали так много корпоративных офисов, что это парализовало наш творческий потенциал.

Кингстон рассеянно крутит прядь волос Габриэллы. Это напоминает мне о том, как рука Хадсона лежит на моем бедре под столом, его большой палец слегка касается моей обнаженной кожи, и я задаюсь вопросом, осознает ли он, что делает это.

– У нас все получится, – уверенно заявляет Кингстон.

Я осушаю последний бокал десертного вина, чувствуя себя немного пьяной.

– Что ты думаешь? – говорит Хадсон.

Я смотрю на нашего сервера, чтобы узнать, могу ли получить еще одну порцию вина.

– Лиллиан.

При звуке Хадсона, произносящего мое имя, я бросаю поиски сервера и сосредотачиваюсь на своем спутнике.

– Что?

Уголок его рта подергивается.

– У тебя отличные идеи.

Кингстон кладет оба предплечья на стол, чтобы опереться на него, и переводит взгляд на меня.

– Точно. Ты придумала отличную идею для «Ит ох». Хреново, что тебя за это уволили.

Его честность заставляет меня улыбнуться.

– Спасибо.

Хадсон ладонью скользит вверх по моему бедру, пока кончиками пальцев почти не касается шелка между моими ногами.

– У тебя есть какие-нибудь необычные дизайнерские идеи?

Я сжимаю бедра вместе, сжимая его руку, чтобы она не поднималась выше.

Он ухмыляется.

– Да, выкладывай что у тебя есть. – Анжелика указывает на стол, как будто я могу разложить свои мысли на столешнице. – Поможет любая мелочь.

– Ничего не приходит в голову… – Я перевожу дыхание, когда Хадсон мизинцем касается моих трусиков. Прикусываю губу.

– Попробуй, детка.

– Эм… – Нестандартно. Уникально. Что-то, чего я не видела раньше…

Хадсон сильнее надавливает пальцем.

Я посылаю ему взгляд, который должен был бы прожечь дыру в его красивом лице, но имеет обратную реакцию. Мужчина ухмыляется. Поэтому сильно сжимаю свои бедра вместе, надеясь сломать его руку.

Он облизывает губы, не оставляя своих мучений.

– Что-нибудь приходит на ум? – практически мурлычет он.

– Мокрая… вода, – выпаливаю я.

Хадсон хихикает, и в этом звуке звучит чисто мужская гордость.

Я прочищаю горло и пытаюсь проветрить голову.

– Движение. И невесомость. Я не вижу достаточно этого в пространстве. Например, что, если бы мебель не стояла на земле, а свисала с потолка? – Хадсон сжимает мое бедро. – Парящие лестницы. Водяные стены. В этом есть смысл? Так и должно быть. Дизайн интерьера, который, кажется, бросает вызов гравитации. Представьте себе обеденный стол с окружающими его стульями, свисающими с потолка. – Я представляю себе комнату с невесомой мебелью. – Аквариумные стены. Полы из аквариумов! Или подвешенные вещи вверх ногами. Измените перспективу. И почему нет стульев, обитых ковром?

Кто-то рядом шепчет:

– Интересно.

– Или… О! Измените форму. Круглые книжные шкафы и треугольные комоды. А что, если бы вещи вообще не имели единой формы? – Я слегка задыхаюсь, когда Хадсон проникает за барьер моих трусиков. Кажется, никто не замечает. – Уникальное видоизменение. Художественные произведения, сделанные из салфеток. Диван из старого каноэ. – По мере того как в моей голове формируются образы, мой рот говорит так быстро, что я едва успеваю поспевать за тем, что вижу. – Деревянная лестница вместо перекладин шкафа. Наверняка на старой верфи можно достать крутой промышленный металл. Из него можно сделать любую мебель и декор для стен. Спорим, если вы проведете неделю в горах, вас вдохновит природа. Я слышала, что ветреный день в Филадельфии послужил вдохновением для дизайна музея Академии художеств.

– Это правда, – говорит Александр рядом со мной.

– Разве не круто было бы спроектировать целый… – я замедляюсь, чувствуя, что все взгляды устремлены на меня, – …дом, вдохновленный… – сглатываю, чувствуя себя под светом прожектора, когда все за столом смотрят на меня широко раскрытыми глазами, – …движением, – пищу я.

– Ты нанята, – дерзко заявляет Кингстон и хлопает рукой по столу, заставляя весь хрусталь подпрыгнуть. – Ты нужна мне, Лиллиан! – Он встает и обходит стол. – Ты нужна нам. – Он протягивает мне руку. – Пожалуйста скажи, что ты придешь работать в «Би Инспайед Дизайн». – Он кивает на свою руку, чтобы я взяла ее.

Рука Хадсона возвращается в безопасное место на моей ноге.

– Давай, детка. Соглашайся на работу. Ты отлично справишься.

– Не знаю, сколько Август платил тебе, но я заплачу больше. – Кингстон поднимает брови и шевелит пальцами.

– Хм… – Святое дерьмо. – Это очень много…

– И я буду носить эту рубашку с маленькими членами для твоего развлечения. – Он закатывает глаза на радостное улюлюканье Габриэллы.

– Я думала, ты сказал, что это пейсли?

– Соглашайся, Лиллиан! – говорит Габриэлла.

Я смотрю на Хадсона, в глазах которого светится гордость, а на лице – ободряющая улыбка.

Я шлепаю ладонью по ладони Кингстона.

– Я в деле.

– Да! – Большая часть комнаты разражается аплодисментами.

Хадсон притягивает меня к своей груди и целует в висок.

– Поздравляю, детка.

– У меня есть работа, – пищу я.

– Ты именно там, где должна быть. – Он снова целует меня. – Наконец ты сможешь использовать свои дары, а не подавлять их в душном кабинете в окружении кучи костюмов.

– Не могу поверить, что это происходит.

Хадсон смотрит на меня с восхищением, которое я редко вижу на лицах людей.

– А я могу.

 ГЛАВА 22

Хадсон

До Лиллиан я с нетерпением ждал, когда пойду в офис. Работая продуктивно и вычеркивая пункты из списка дел, я чувствовал себя реализованным. Успех на работе давал мне чувство удовлетворения.

С появлением Лиллиан все изменилось.

Я боюсь расставаться с ней. Это начинается со звонка будильника и необходимости вытаскивать себя из постели и отрываться от ее сонного тела. После кофе тащу Лиллиан в душ, и мы остаемся там, пока не остывает вода. Это утро ничем не отличается от других. За исключением того, что мы торопились больше, чем обычно.

– Что ты делаешь? – Ее пленительные голубые глаза смотрят на меня в отражении зеркала в ванной.

Стоя позади нее, я обхватываю ее за плечи и наклоняюсь вперед, чтобы взять свою зубную щетку.

– На что это похоже? – Пользуясь тем, что она убрала волосы, я провожу губами по ее обнаженному плечу. – Я чищу зубы.

– В двух шагах справа есть еще одна раковина, – говорит она с притворным раздражением, наклоняя голову, чтобы дать возможность более тщательно исследовать свою шею.

Я мурлычу, касаясь ее кожи и вызывая крошечные мурашки.

– Ты ожидаешь от меня сверхчеловеческого самоконтроля, когда стоишь здесь в одном лишь красивом кружевном лифчике и юбке.

– Я не хочу опоздать в свой первый рабочий день. – Девушка прижимается ко мне. У нее перехватывает дыхание, когда я прижимаю свой стояк к ее заднице, зажав Лиллиан между мной и раковиной.

– Твой босс – мой младший брат. Он простит тебя за опоздание. А если нет, я натяну ему трусы на голову.

– Я была уверена, что ты насытился в душе. – Дрожь пробегает по ее позвоночнику то ли от воспоминаний, то ли от того, как я провожу пальцами по ее голому животу и касаюсь груди.

– Я всегда буду хотеть большего, когда дело касается тебя.

Лиллиан откидывает голову назад к моему плечу с тихим стоном. Мне чертовски нравится, как она вот так прижимается ко мне, сбрасывает все свои защитные стены и становится податливой под моими прикосновениями.

Фиксирую свой взгляд на нашем отражении. Моя собственническая хватка на ее груди. Контраст моей смуглой кожи на фоне ее бледной. Моя возвышающаяся фигура, склонившаяся над ее обнаженной шеей. И огонь в моих глазах, как у хищника, преследующего свою самую любимую добычу.

– Хочу трахнуть тебя вот так, – рычу я в ее кожу. – Смотря на тебя в зеркало, когда погружаюсь в тебя сзади.

– Хадсон, – шепчет она. – Пожалуйста. Из-за тебя я не могу уйти.

– Хорошо. – Я прижимаюсь лбом к ее плечу и стону. – Прости. – Я позволяю себе еще один поцелуй в ее шею, а затем отодвигаюсь к противоположной раковине.

Она наклоняется вперед и выдыхает.

– Может, мне стоит оставаться у себя дома в рабочие дни?

– Ни хрена подобного. – Я наношу зубную пасту на щетку. – Я буду вести себя хорошо. Клянусь.

Лиллиан многозначительно смотрит на мою эрекцию.

– Перестань смотреть на него, – говорю я с пеной во рту. – Это не поможет.

Она очаровательно хихикает.

– Это тоже не помогает.

Нам удается собраться только с парой незначительных отвлекающих факторов. Вскоре после восьми часов прощаюсь с ней у двери машины. Я опаздываю на работу и чертовски ворчлив.

– Езжай осторожно, – говорю Карине, которая закатывает глаза.

– Всегда так делаю, босс.

– Увидимся вечером, – говорю в губы Лиллиан, а затем смотрю, как она скользит на заднее сиденье машины.

– Удачи на встрече. – Она закрывает дверь, и у меня возникает иррациональное желание вырвать эту чертову штуку из машины.

Поскольку Лиллиан была со мной все выходные, расставание дается мне труднее, чем я думал. Знаю, что не справляюсь со всеми своими чувствами зрелым, здоровым образом. Лиллиан – первый человек, которого я знаю, который, кажется, забирает с собой весь кислород, когда уходит.

Я иду к такси, которое ждет, чтобы отвезти меня в другой конец города. Август назначил встречу в последнюю минуту. Технологическая компания хочет построить офис в Талсе. Обычно я не занимаюсь продажами и приобретениями, но Август сказал, что эта группа очень чувствительна, и все наши лучшие специалисты по продажам заняты. Необычно, но не неслыханно, посылать на переговоры Норта. Я знаю, что лучше не подвергать сомнению решения Августа.

 

Ближе к обеду я выхожу со встречи и вижу, что Карина ждет меня.

– Ты нормально ее довезла?

– Нет, – сухо отвечает она. – Мы попали в жуткую аварию, машина несколько раз перевернулась. Истекающие кровью и в полубессознательном состоянии, мы попали в руки мафии, и они пытали нас, чтобы получить информацию о…

– Очень смешно, чертовка. – Значит, я слишком много волнуюсь, когда дело касается Лиллиан. Сообщение получено. Просто я никогда так не боялся потерять кого-то.

– Она в порядке. Добралась до Кингстона в целости и сохранности. – Карина закрывает за мной дверь.

Последние несколько часов мне не терпелось узнать, как начался ее день. Я говорю себе, что если смогу продержаться еще пять минут, то вознагражу себя, позвонив ей.

Выдерживаю три, затем достаю телефон.

– Я так и знала! – отвечает Лиллиан после первого гудка.

– Что знала? – Я ухмыляюсь. Ничего не могу с собой поделать. Радость в ее голосе заразительна.

– Твой брат должен мне двадцать баксов, – говорит она.

– Ты жалок, Хадсон, – кричит Кингстон на заднем плане. – Не мог продержаться до обеда?

– Мы поспорили, – объясняет Лиллиан. – Я сказала, что ты позвонишь, чтобы проверить меня до обеда, Кингстон думал, что после. Я выиграла.

– Тогда ты должна знать, что я бы позвонил еще раньше, если бы не был на встрече.

– Ох. – Она понижает голос. – Ты так несчастен без меня, да?

– Ты даже не представляешь. – Я убираю нотки желания из своего голоса, когда Карина смотрит на меня в зеркало заднего вида. – Как проходит твой первый день?

– Потрясающе! Мне нужно весь день придумывать идеи. И хочешь знать, что будет помогать мне достичь этого? – От волнения в ее голосе у меня мурашки по коже.

– Умираю от желания узнать.

– Я могу играть с тканями и образцами цветов, бросать краски в стену, и даже смогу лежать на диване, если захочу. Я могу пойти на прогулку, посидеть у воды, пройтись по картинной галерее – пока буду придумывать сумасшедшие, нестандартные идеи, твой брат будет счастлив.

– Звучит как идеальная работа. – Я не сомневаюсь, что у нее это отлично получается.

– Не знала, что людям за это платят деньги.

– Я так рад за тебя, детка. – Я смотрю в окно, ухмыляясь, как идиот.

– Как прошла твоя встреча?

– Достаточно легко. Я думал, что застряну там до полудня.

– Ты направляешься в свой офис?

– Да…

– Лиллиан, – скулит Кингстон на заднем плане. – Можешь объяснить Тодду, почему такая отделка стен не задница Сатаны?

– Мне пора, – говорит она с улыбкой в голосе.

Я чувствую эту улыбку в своей крови.

– Хорошо. Увидимся вечером.

Остаток пути я провожу, улыбаясь и отвечая на электронные письма. Когда Карина подъезжает к дверям «Норт Индастриз», я все еще улыбаюсь.

– Ты же помнишь, что нужно забрать Лиллиан…

– В шесть, – заканчивает она за меня.

– Может быть, приедешь…

– Пораньше. – Она поднимает брови, глядя на меня в зеркало заднего вида. – Я помню.

Я хихикаю себе под нос, качая головой над тем, в какую курицу-наседку превратился.

– Тебе это идет, знаешь ли. – На лице ее фирменная дерзкая ухмылка.

– Что именно?

– Любовь.

Рефлекторная реакция сказать ей, что то, что я чувствую, это совсем не любовь, вспыхивает и умирает. Правда поражает меня, как удар молнии в грудь.

Я влюблен в Лиллиан.

– Спасибо, – говорю Карине и вылезаю из машины. – Я тоже так думаю.

– Самое время, – говорит она, когда я закрываю дверь.

Все еще ухмыляясь, вхожу в здание с ощущением, что я парю. Слышу, как мои туфли стучат по мраморному полу, но не чувствую под ногами неумолимого камня. Стараюсь сдержать улыбку, но это требует от меня огромных усилий.

Мне хочется позвонить Лиллиан и рассказать ей. Хочется, чтобы она узнала прямо сейчас, что я влюбился. Сильно. Что я по уши влюблен в нее. Как я могу сидеть с этим откровением весь день? Именно из-за этих всепоглощающих мыслей я пропускаю поток людей, выходящих из лифта в вестибюль.

Когда слышу, что меня зовут по имени, вырываюсь из грез и возвращаюсь в настоящее.

Поднимаю взгляд и встречаю пару темно-карих глаз, в которых мерцает замешательство.

– Мистер Чатто. – Какого черта… Мы пожимаем друг другу руки. – Что вы здесь делаете?