Текст книги "Преданный (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Он стонет и крепко сжимает меня.

– Прекрати красться.

Попалась. Я прижимаюсь к нему и целую его грудь.

– Я не крадусь.

Он запускает руку в мои волосы и обхватывает мой затылок, прижимая меня к себе.

– Конечно, кралась.

– Удивлена, что ты проснулся. Я довольно ловкая.

С закрытыми глазами он улыбается.

– Нет. Не ловкая.

– Да!

Он открывает один глаз.

– Седона.

– Что? Я пронесла бургеры незамеченными, помнишь?

– Незамеченными? Нет.

– Неважно. – Положив ладони ему на грудь, я чувствую, как его пульс бьется в ровном и сильном ритме.

Он стонет и скользит руками вниз по моей спине, чтобы схватить мою голую попку.

– Проведи этот день со мной.

Оседлываю его бедра и задыхаюсь от ощущения его мощной эрекции у себя между ног.

– И что будем делать?

Он лениво ухмыляется, откидывая мои волосы за плечи, чтобы обнажить мою грудь своему голодному взгляду.

– У меня есть несколько идей.

Я целую его шею, прокладываю дорожку к подбородку и нависаю над его губами.

Он пытается поцеловать меня, но я отступаю. Хадсон хмурится и догоняет меня.

Я отворачиваю голову, смеясь.

– Мне нужно почистить зубы.

Хадсон падает обратно на кровать и дуется.

– Ты играешь нечестно. – Удерживая меня руками за бедра, он дразнит меня своим стояком. Я застываю от восхитительного трения.

– Впусти меня, детка… Ох, черт, – стонет он, когда кончик проскальзывает внутрь. – В тебе так хорошо. Я хочу жить… – Он приподнимает свою задницу с кровати, чтобы протолкнуться внутрь, и мы оба задыхаемся от восхитительных ощущений. – В тебе. Навсегда. – Его взгляд становится затуманенным, пока я двигаюсь над ним. Положив руки на мои груди, он сжимает, дразнит, щиплет и дразнит соски, пока я волнообразно двигаю бедрами. – Великолепно, Лили. Ты такая чертовски красивая, детка.

Мой темп ускоряется. Он кладет одну руку мне на бедро и трахает меня снизу, пока я скачу на нем жестко и глубоко. Хадсон двигает бедрами, ударяя по всем точкам внутри и снаружи с карающим темпом. Ощущения нарастают.

Мышцы его шеи напрягаются. Губы размыкаются. Его пресс напрягается с каждым мощным толчком. Мы так близко. Воспаряем вместе. Достигаем. Нагоняем. Выходим на поверхность…

– Хадсон, ты где, блядь? – Голос Хейса прорезает сексуальный туман.

Хлопает входная дверь.

Я бросаюсь на кровать, хватаю простыню и, как ниндзя, скатываюсь с матраса на пол.

– Лучше бы ты сдох, придурок, – кричит Хейс, его голос становится все ближе.

– Полегче, Ворчун. – Другой мужской голос.

Меня вот-вот застукают голой с Хадсоном. Я сжимаюсь в комок так сильно, как только могу, надеясь, что он сможет избавиться от них так, чтобы никто никогда не узнал, что я здесь.

– Видишь! – говорит второй голос, как будто мужчина стоит внутри спальни. – Не умер.

– С чего ты решил, что я мертв? – Голос Хадсона легкий. Даже игривый.

– Хейс сказал, что ты скорее умрешь, чем пропустишь хоть один рабочий день. – Кровать прогибается, как будто кто-то только что сел на нее. – Он не знает тебя так, как я.

– Ты мудак. – Укоризненный рык моего старого босса настолько знаком, что заставляет меня сжаться еще сильнее. – Тебе лучше быть больным. Действительно чертовски больным.

– Вау, спасибо. – Хадсон хихикает. – Что случилось, ребята? Кингстон, кто управляет студией, если ты здесь?

Кингстон, это его брат. Симпатичный.

Понимая, что буду здесь прятаться некоторое время, я немного успокаиваюсь и устраиваюсь в своем тесном пространстве.

– Моя команда держит оборону, пока меня нет. Хейс объявил розыск в связи с твоим исчезновением. Я сказал, что заеду и проверю, так как у меня есть ключ. Он появился, чтобы помочь.

– Скорее, чтобы устроить мне разнос, – говорит Хадсон, а затем появляется у изножья кровати рядом со мной. Он одет в темно-синие спортивные штаны, и хотя ткань не очень-то топорщится, свидетельства его возбуждения все еще довольно очевидны.

Хадсон поворачивается и смотрит прямо на меня.

– Тебе там удобно? Не хочешь выйти? – Его улыбка такая красивая, такая чистая, что ранит мою душу.

Но я не могу сосредоточиться на его удивительной улыбке, потому о чем, черт возьми, он думает.

Я качаю головой. Мои глаза расширены. Не вербально я пытаюсь передать свою мысль – что ты делаешь?

– Давай, детка. Поднимайся с пола. – Он обхватывает меня за плечи и легко поднимает на ноги. Я так крепко сжимаю простыню у себя на груди, что костяшки пальцев болят.

Хадсон закидывает руку мне на плечо и притягивает меня к себе. Я зарываюсь лицом в его бок, чувствуя себя чертовски смущенной.

– Доброе утро, Лиллиан, – говорит Кингстон, примостившись на изножье кровати. Одетый в то, что выглядит как шелковая пижама, но модная, он скрещивает ноги в коленях. – Рад снова тебя видеть.

– Я тоже.

– Я так и знал! – рычит Хейс. – Я был прав!

Тон голоса Хейса такой, какого я не слышала от него раньше – энергичный, почти счастливый. Я смотрю на него и игнорирую вспышку неуверенности в том, что меня застали за сексом с братом-близнецом моего бывшего босса. Я была права. Хейс улыбается. Ладно, это нетрадиционная улыбка, но края его губ не опущены, а веки действительно открыты больше, чем наполовину.

– Ребята, вы хотите кофе? – Хадсон целует меня в макушку. – Мы как раз собирались готовить завтрак.

– Сейчас одиннадцать часов утра. – Ухмылка Кингстона говорит сама за себя. Он точно знает, чем мы занимались всю ночь и сегодняшнее утро. – Но завтрак так завтрак. – Он встает с кровати. – Пожалуйста, скажи мне, что ты приготовишь фриттату.

Хейс не сводит с нас глаз, даже когда качает головой в недоумении.

– Думаешь, я тебя не знаю, брат?

– Это не то, что ты думаешь, – говорит Хадсон.

Хейс поднимает брови.

– А что я думаю?

– Что это происходит со времен Седоны. – Хадсон хватает свежую пару пижамных штанов и толстовку. – Мы только вчера вечером решили встречаться официально. – Он прижимает одежду к моей груди, чтобы я могла схватить ее, не потеряв простыню. – Иди одевайся. Встретимся на кухне. – Хадсон целует меня в губы, затем ухмыляется. – Попалась. Теперь можешь идти чистить зубы.

Я закатываю глаза и русалочьей походкой направляюсь в ванную, а три брата Норт смотрят мне вслед.

Хадсон

– Самое время. – Кингстон хлопает меня по плечу, прежде чем пройти мимо меня на кухню. – Я рад за тебя.

Хейс выглядит так, будто у него есть вопросы.

– Выкладывай уже. – Я нажимаю кнопку «варить» на кофеварке и прислоняюсь к столешнице, ожидая, пока Хейс выложит все, что он считает нужным сказать, прежде чем Лиллиан присоединится к нам.

Хейс трет глаза.

– Ты встречаешься с Джиллингем…

– Лиллиан, – поправляю я.

– …а не просто трахаешься с ней?

Кингстон фыркает.

– Насколько сильно ты хочешь, чтобы тебе сегодня надрали задницу, Хейс? – Он хватает меня за щеки и сжимает. – Посмотри на него. Он явно влюблен в нее. – Он чмокает меня в щеку и берет кружку с кофе.

– Он не влюблен в нее. – Кажется, от этого слова у Хейса во рту появляется привкус дерьма. Хорошо.

– Это возможно. – Мысль о любви к Лиллиан кажется такой же естественной, как жизнь. То, что я не выбирал, а что просто происходит каждый день, когда просыпаюсь и продолжаю дышать.

Челюсть Хейса отвисает.

– Не смотри так удивленно. Она невероятная. Не похожа ни на кого из тех, кого я когда-либо знал.

– Абсолютно точно влюблен в нее, – говорит Кингстон и потягивает свой кофе, подняв мизинец вверх.

– Я в коме? – говорит Хейс. – Я упал, ударился головой и впал в гребаную кому?

Кингстон поднимает руку.

– Нет, но я с удовольствием введу тебя в нее, если ты не успокоишься.

– Заткнись, – рычит Хейс.

Я выглядываю в коридор и вижу, что дверь моей спальни все еще закрыта. Хорошо. Лиллиан не нужно слушать все это дерьмо.

– Все эти годы у тебя никогда не было серьезных отношений с женщиной. Ни в детстве, ни в колледже, ни с тех пор, как мы начали работать в «Норт Индастриз». И вот ты встречаешь Джилл… Лиллиан, и все, попался на крючок?

Я пожимаю плечами.

– Наверное. Я не знаю, когда это произошло, только то, что это произошло. Я без ума от нее.

– Хорошо, вот все и прояснилось. – Кингстон достает яйца из холодильника и протягивает их мне. – Мне фриттату.

Дверь в спальню открывается, и мы все одновременно оборачиваемся, чтобы посмотреть, как Лиллиан осторожно приближается к нам. Ее взгляд устремлен прямо на меня. Теперь меня отличает от моего близнеца не то, во что я одет. Теперь Лиллиан видит только меня.

– Я ничему не помешала? – спрашивает она, когда я протягиваю ей чашку свежего горячего кофе.

– Нет. – Выдвигаю для нее барный стул.

– Хм. – Кингстон оглядывает помещение, но не мебель или картины на стенах, а как будто изучает воздух. – Это место чувствуется по-другому.

Хейс произносит слово «идиот». Я делаю все возможное, чтобы не закатить глаза.

– Что именно? – спрашивает Лиллиан с искренним любопытством.

Я прижимаюсь губами к виску Лиллиан.

– Не поощряй…

– Я рад, что ты спросила. – Кингстон подмигивает мне. – Кто-то сделал несколько очень неприличных вещей вот… – он проводит рукой по кухонному острову, – …здесь и… – парень машет рукой в сторону гостиной, – …где-то там. У меня шестое чувство на такие вещи.

Румянец ползет по шее Лиллиан к ее щекам. Я подхожу к ней сзади, беру за подбородок, чтобы приподнять ее губы, а затем запечатлеваю долгий, горячий поцелуй на ее великолепных губах.

Разорвав поцелуй и оставив Лиллиан раскрасневшейся и тяжело дышащей, оглядываюсь на Кингстона и пожимаю плечами.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– А я имею, – ворчит Лиллиан в свою кружку, заставляя Кингстона смеяться.

Как и просили, я приготовил фриттату. Мы уселись вокруг кухонного острова, чтобы поесть.

– Хадсон всегда все улаживает для Хейса, – говорит Кингстон, рассказывая Лиллиан истории. – Со сколькими подружками ты расстался за Хейса? – спрашивает он меня.

Я проглатываю фриттату, поэтому Хейс отвечает за меня.

– Слишком много, чтобы сосчитать. – Он наливает себе еще одну чашку кофе.

– А что насчет тебя? – Лиллиан держит свою кружку с кофе двумя руками. Ее шелковистые светлые волосы ниспадают на плечи. Я не могу перестать смотреть на нее. Ее миниатюрная фигурка, с каждым изгибом и впадиной ее тела, которые я ласкал, теряется в моей одежде. Мысль о фиолетовом пятне, которое я оставил на ее груди и о котором никто, кроме нас, не знает, дразнит меня. Она не могла бы выглядеть более моей, даже если бы я задрал ногу и помочился на нее. И будь я проклят, если этот факт не вызывает всплеск удовлетворения в моей крови. – Хейсу когда-нибудь приходилось расставаться с кем-то ради тебя?

Хейс выглядит удивленным, а затем немного злым.

– Она не знает? – спрашивает он меня.

– Нет. Но я уверен, что ты ей расскажешь. – Я не нервничаю. Не хочу ничего скрывать от Лиллиан. У меня нет секретов. По крайней мере, никаких собственных секретов.

– У Хадсона никогда раньше не было девушки. – Кингстон запихивает в рот вилку с яичницей.

– Никогда? – Лиллиан направляет свой вопрос моим братьям.

Хейс, кажется, ужасно гордится собой.

– Забавно, что он никогда раньше не упоминал о своем безбрачии.

– Я не давал обета безбрачия, придурок. – Не очень-то блестящая поддержка. Я поворачиваюсь к Лиллиан, чтобы объяснить. – У меня никогда раньше не было серьезных взрослых отношений.

– Это милый способ сказать, что Хадсон – плейбой. – Кингстон убирает свою тарелку вместе с тарелкой Лиллиан в раковину.

– Нет, это не так. Я уже говорил, как чертовски благодарен, что вы двое зашли сегодня утром? – Козлы.

– Он не был плейбоем. Он был монахом, – выпаливает Хейс.

– Тоже нет. – По правде говоря, мои братья очень мало знают о моей личной жизни, потому что я намеренно держал ее в тайне. – У меня просто никогда не было много времени или терпения на отношения.

– Так что же изменилось? – Она выглядит немного бледной и нервничает из-за моего ответа.

Я скольжу рукой по ее шее и притягиваю ее губы к своим.

– Ты.

Это, кажется, успокаивает ее, и она погружается в мои объятия.

Все в Лиллиан идеально.

Если я правильно разыграю свои карты, то возможно смогу удержать ее.

Лиллиан

Находиться рядом с братьями Норт в непринужденной обстановке гораздо легче, чем я думала. Хейс не кричал и не принижал меня. Не оскорблял и не обзывал. Он был вежлив и временами даже забавен. Динамике отношений между братьями можно позавидовать. Я всегда считала, что мы с Аароном близки, но эти братья, кажется, разделяют невидимую связь. Они подшучивают друг над другом, но в этом есть некое скрытое уважение, которое Хейс проявляет даже ко мне. Является ли это побочным продуктом моих отношений с Хадсоном или это то, что он действительно чувствует, я не знаю. И меня это не волнует.

Кингстон и Хадсон у раковины моют посуду. Я предложила помочь, но оба мужчины настояли на том, чтобы я взяла свой кофе и расслабилась. Именно этим я и занимаюсь, сидя в кресле у окна с видом на Центральный парк.

Я улавливаю движение справа от себя, когда рядом с моим ставят стул. Хейс опускается на него рядом со мной, его глаза устремлены вперед, как и мои.

– Почему ты так добр ко мне?

Он слегка вздрагивает, как будто моя честность удивляет его.

– Ты больше не моя сотрудница. Как женщина моего брата-близнеца, ты не раздражаешь меня так сильно.

– Как лестно, – сухо говорю я.

Он игнорирует мой комментарий.

– Нам нужно поговорить, – говорит он.

– О чем?

Он наклоняется вперед, упирается локтями в колени, а затем поворачивается ко мне лицом.

– Трэвис Эверфилд.

Мой желудок бурлит от смеси тревоги, яиц и кофе. Сейчас Хейс будет угрожать мне? Неужели этот новый, более спокойный Хейс разыгрывает спектакль ради своего близнеца?

– А что насчет него?

Его глаза, обычно наполненные презрением, когда смотрят на меня, теплеют от сострадания.

– Я не знал. – В его голосе слышится сожаление. – Элли не сказала мне.

Мне не нужны пояснения, чтобы понять, что он говорит о том, что произошло в ту ночь, когда я попробовала себя в эскорте. И я рада знать, что Хейс нанял меня не потому, что ему было жаль, через что мне пришлось пройти. Конечно, он делал Элли одолжение, но даже если бы он спросил ее, что случилось, она бы ему не сказала. Я заставила ее поклясться, что та никому не расскажет.

То, как он смотрит на меня, и нежные нотки в его голосе заставляют меня чувствовать себя слишком открытой. Уязвимой. А я не могу допустить чувствовать себя так перед человеком, который неоднократно причинял мне боль.

Я расправляю плечи и наклеиваю на лицо улыбку.

– Это не так уж и важно. Я почти не помню этого. – Кроме случайных кошмаров.

– Тебе не нужно притворяться, что с тобой все в порядке.

– Я в порядке. – В основном. Нет, я в порядке. В порядке. – Что не так, Хейс? Не нравится, что Трэвис бросил тебе вызов в борьбе за звание самого большого засранца?

Нежность, которую я видела в его глазах, ожесточается от моих слов.

– Ну, не беспокойся об этом. – Я поднимаю свою кружку, как будто поднимаю тост за него. – Ты все еще действующий чемпион в моем списке.

Моя техника, чтобы заткнуть его и оттолкнуть, срабатывает. Мужчина оставляет меня зализывать мои незаживающие раны. Хейс говорит своим братьям, что ему пора возвращаться на работу, и прощается. Я не оборачиваюсь, но когда все стихает, он говорит:

– До скорого, Джиллингем.

Хадсон называет его козлом, а затем дверь закрывается.

 ГЛАВА 19

Хадсон

– Может, хватит на них так смотреть? – Лиллиан ругает меня вполголоса.

– Я не понимаю. – Я сдерживаю гримасу отвращения, наблюдая, как три маленькие собачки, которых она выгуливает, натягивают розовые поводки. – Они похожи на гремлинов. И совсем не милые.

– Как ты можешь так говорить? На них свитера. – Она ненадолго останавливается, пока та, что в лавандовом свитере, писает. – Хорошая девочка, Мэрайя.

– Я просто хочу сказать, что из всех пород собак, которые можно выбрать, почему именно эти?

– Каждое животное заслуживает любви, Хадсон, – поддразнивает она. – Даже маленькая Бритни Ушки. – Она тянется вниз и поглаживает безволосого мутанта.

– Бритни Ушки?

– Теперь ты и их имена будешь ненавидеть?

– Возможно. Как их зовут?

– Бритни Ушки ты уже знаешь. – Она указывает на каждую из них. – Это Мэрайя Волосатик и Леди Лапушка.

Когда я закатываю глаза, Лиллиан толкает меня плечом в бок. Я пользуюсь случаем, чтобы обнять ее и притянуть к себе.

– Знаешь, тебе необязательно было идти со мной, чтобы выгулять их.

– Необязательно. – Я целую ее в висок. – Но я хотел.

Я бы перевез всех троих этих уродливых псин в свою квартиру, если бы это означало, что Лиллиан будет с ними. Потому что не могу насытиться ею. Когда она сказала мне, что у нее есть работа по выгулу собак на Бридл-Трейл в два часа, я изменил свое расписание, чтобы присоединиться к ней. Судя по умиротворенному выражению ее лица, я бы сказал, что ей нравится выгуливать собак, независимо от того, насколько это ниже ее потенциал. Что может быть и к лучшему, по крайней мере, пока. Я не могу добиться того, чтобы Август согласился взять ее обратно. Не говоря уже о том, что не хочу, чтобы она возвращалась в «Норт Индастриз». Учитывая то, как с ней обращались, она заслуживает лучшего.

– Ты уже получила ответ от Конлина?

Она пожимает плечами.

– Мы назначили телефонное интервью на следующую неделю, но я не знаю… Леди, нет. Не ешь это.

– Чего ты не знаешь?

Она качает головой, как будто не собирается объяснять.

– Пойдем, присядем. – Я подвожу ее к ближайшей скамейке и сажусь первым, а затем тяну ее к себе на колени. – Так лучше. Теперь поговорим.

Собаки отдыхают под скамейкой, пыхтя. Лиллиан достает из розовой наплечной сумки складную миску и наполняет ее дорогой бутилированной водой. Я воздерживаюсь от комментария о том, что некоторые люди относятся к собакам лучше, чем к другим людям.

Ее длинные волосы убраны назад в низкую косу, шея близко и выглядит мягкой, поэтому я прижимаюсь к ней губами и рычу.

– Скажи мне.

Она вздрагивает в моих руках и прижимается ко мне.

– Это звучит эгоистично. И неблагодарно.

– Сомневаюсь в этом. – Я убираю за ухо прядь волос, выбившуюся из косы.

– Просто… работа в «Мур Вэлс Менеджмент» звучит примерно так же захватывающе, как и ожидание. – Она убирает собачью шерсть с джинсов. – Не то чтобы моя работа с Хейсом была захватывающей. Я не знаю, что говорю. – Ее красивые голубые глаза встречаются с моими. – Эгоистично, да?

– Вовсе нет. Я понимаю. Офисная работа не для всех.

– К сожалению, похоже, что все деньги сосредоточены там, где офисная работа. – Она тяжело вздыхает.

Признание Лиллиан напоминает мне о моих братьях Александре и Кингстоне, которые оба творческие люди, но по-своему. И из того, что я понял, наблюдая за ними, работа без острых ощущений и красок – это самоубийство. Я не хочу этого для Лиллиан.

– Чем ты хотела заниматься, когда поступила в колледж?

– Тем, чем бы больше всего гордились мои родители. Основная причина, по которой я посещала юридические курсы в колледже, заключалась в том, что единственная профессия, которая звучала умнее юриста, был врач, а я не переношу кровь.

Я ободряюще сжимаю ее бедро.

– Я понимаю. Давление семьи очень удручает.

Однажды она спросила меня, чем бы я занимался, если бы не пошел в семейный бизнес, и у меня не нашлось ответа. Ничто никогда не значило для меня больше, чем самоутверждение. Лиллиан, похоже, пережила то же самое, и все же у нее хватает смелости сказать, что борьба за то, чтобы ее приняли, чтобы ее семья гордилась ею, возможно, не так важна, как ее собственное счастье.

– Я покончила с этим, – говорит она так, будто впервые приходит к такому выводу. Как будто у нее наконец-то открылись глаза. – Выгуливание собак, может быть, и не оплачивает счета, но оно приносит гораздо больше удовольствия, чем жалкое существование в кабинете, делающее богатых людей еще богаче.

В своей жизни я уважаю очень мало людей. Может быть, это потому, что я воочию наблюдал, как предательство и подлость ведут к вершине. А может, потому, что видел столько коррупции и нечестности в бизнесе, что не верю, что в мире все еще существует много хорошего. Слушать Лиллиан, когда она отбрасывает ожидания других в пользу собственного счастья, не только вдохновляет, но и совершенно необычно в мире, где имидж – это все. Власть желанна. А страх управляет.

Я скольжу рукой по ее спине, касаюсь ее затылка и тянусь к ее губам. Целую ее нежно, благоговейно, глубоко, со страстью человека, охваченного трепетом.

Она прерывает поцелуй, чтобы отдышаться, ее веки тяжелеют, а губы приоткрываются.

– С чего это было?

– Это было потому, что я нахожу тебя очаровательной, Лиллиан Джиллингем. – Я оставляю поцелуй на ее шее. – Ты продолжаешь впечатлять и вдохновлять меня.

– Я? – Она неловко смеется и краснеет. – Сомневаюсь, что…

– Будь уверена. Ты даже не представляешь насколько. – Чувства бурлят во мне. Интересно, это то, что значит быть влюбленным? Как бы я ни хотел защитить ее и позаботиться о ней, я нахожу большее удовлетворение в наблюдении за ее мужеством, когда она защищает и заботится о себе. – Хочешь знать, что я думаю?

Она пожимает плечами.

– Конечно.

– Отмени интервью с Конлином. Следуй своей интуиции.

Уголок ее рта дергается.

– Правда? Разве это умно?

– Абсолютно.

Это подергивание превращается в полноценную улыбку.

– Аарон не будет счастлив.

– Он не твоя проблема.

– Мои родители…

– Тоже не твоя проблема.

Она кивает и прикусывает губу, а я наблюдаю, как в ней просачивается беспокойство.

– И что мне делать?

– Выгуливай гремлинов и держи глаза открытыми для следующей возможности.

– Мне лучше запастись лапшой быстрого приготовления.

– Нет, детка. – Я целую ее челюсть. – Я не позволю тебе голодать.

 ГЛАВА 20

Лиллиан

– Куда идешь? – Аарон подозрительно смотрит на меня, когда я выхожу из ванной в простом черном платье.

Если я собираюсь встречаться с Хадсоном Нортом, то мне нужно значительно расширить свой гардероб. Мне удалось наскрести немного денег на кредитной карте и купить это платье на распродаже. Теперь мне просто нужен доход, чтобы погасить задолженность.

– Я иду на свидание с Хадсоном.

Аарон не выглядит удивленным. За последнюю неделю я проводила много времени со своим новым парнем. У нас все пошло по накатанной схеме: Хадсон работает весь день, пока я уворачиваюсь от брата, мы встречаемся у него после работы, он кормит меня, а потом пирует мной. Каждую ночь он настаивает, чтобы я оставалась с ним, и хотя я пытаюсь спорить, трудно оправдать то, что я покидаю его сильные руки и большую кровать ради того, чтобы делить комнату с братом и спать на раскладном диване.

– Опять? – Он плюхается на кровать, не отрывая глаз от телефона. – Ты хоть получаешь какие-нибудь привилегии от этих отношений? Повышение?

– Он не такой.

Аарон не выглядит убежденным.

– Он богатый и влиятельный. Они все такие.

– Он бы мне нравился, даже если бы был бедным. – Я ищу свои туфли на каблуках, которые, кажется, пропали. – Мне плевать на его деньги.

– Конечно. Ты трахаешься с братом своего босса. Даже если не видишь плюсов, ты их получаешь.

– Все совсем не так. – Подкрепленная поддержкой Хадсона, я смотрю в лицо своему брату. – Я больше не работаю в «Норт Индастриз».

Лицо Аарона бледнеет.

– Ты уволилась?

– Нет. Меня уволили.

– Лили!

– Неделю назад, вообще-то.

Он отшатывается, как будто только что узнал, что у меня заразная болезнь.

– Ты… но… что ты делала все это время?

– Искала другую работу. Я снова выгуливаю собак. И у меня закончились деньги. – Я возобновляю поиски своих туфель. – А это значит, что тебе следует придержать все деньги, которые у тебя есть, потому что я больше не смогу тебе одалживать.

– Какого хрена?!

Мое сердце бьется немного быстрее. Выгул собак не может оплатить счета. Я отменила свою встречу с Конлином Муром, вернее, с его помощником. Мне придется быстро найти решение, иначе вернусь во Флориду к родителям. И хотя возможность такого исхода вызывает у меня тошноту, я взволнована и воодушевлена перспективой больше не делать выбор, основываясь на ожиданиях других.

– Тебе не кажется, что ты ведешь себя немного эгоистично?

Я нахожу один туфель под грудой одежды и вздыхаю, когда её пары не оказывается на том же месте.

– Это я эгоистка? – Хорошая шутка.

У Аарона звонит телефон.

– Черт, это мама.

– Ответь. Ты бросил ее на Рождество, и это было всего несколько недель назад.

Кажется, он в замешательстве. Я хватаю его телефон. Это звонок по FaceTime. Я отвечаю и перевожу камеру на Аарона, чтобы он не смог убежать.

Он хмурится на меня.

– Сука…

– Аарон, милый, наконец-то! – Она визжит, как будто общается с Гартом Бруксом, а не с собственным сыном. – Не могу поверить, что дозвонилась до тебя. Я знаю, как ты занят.

Занят. Ну, конечно.

Я передаю ему трубку, чтобы продолжить поиски своей туфли, пока Аарон отвечает на миллион вопросов о том, как у него дела. Он преувеличивает, называя свою работу велокурьера корпоративной доставкой, а свои выступления в качестве ди-джея в захудалых барах – работой в развлекательном бизнесе.

– Как поживает твоя милая подружка? Было похоже, что у вас довольно серьезные отношения. Свадебные колокола в будущем? – От надежды в ее голосе у меня щемит в груди.

Его «милой подружкой» была женщина, с которой он проснулся в постели – в ее постели – не имея ни малейшего представления о том, как он там оказался. Моя мама случайно позвонила ему, и он, все еще пьяный, попытался отправить звонок на голосовую почту, но вместо этого ответил. Женщина замужем, у нее трое детей.

– Пока никаких свадебных колоколов, – говорит он, неловко усмехаясь.

– Она не знает, какой драгоценный камень она в тебе нашла, сынок.

Я фыркаю и качаю головой. Драгоценный камень. Ага. Больше похоже на кучу окаменевшего дерьма.

Как будто Аарон читает мои мысли, он переворачивает телефон в знак расплаты.

– Слушай, мам. Лиллиан идет на свидание!

Я не могу сказать брату, чтобы он отвалил, когда удивленные глаза моей мамы находятся всего в нескольких футах от моего лица.

– У нее есть парень, – говорит Аарон, пропевая последнее слово, как идиот, которым он и является.

– Лиллиан, дорогая, ты же не наденешь это?

Я смотрю вниз на свое простое черное платье.

– А что с ним не так? – Я жалею, что спросила, как только слова вырываются из моего рта.

– Оно такое короткое. И вырез… ну… мужчинам нравится, когда женщины оставляют простор для воображения. Дай им что-то, что можно развернуть.

Аарон сверкает глазами, и его ухмылка выражает чистое удовлетворение. Я вбиваю взглядом «Я тебя ненавижу» в его тупой мягкий мозг.

– Спасибо за информацию, мам.

– Кто этот мужчина? Пожалуйста, скажи мне, что он работает.

– Мужчина Лили – руководитель в «Норт Индастриз». – Аарон снова повернул телефон к себе. – Он из семьи Норт. То есть, из семьи основателей компании.

Мама ахает. Я все еще ищу свой второй туфель, иначе выбежала бы из квартиры несколько минут назад.

– Лиллиан, как, черт возьми, тебе удалось зацепить Норта? Поговорим о везении!

Везении?

– Неужели так трудно поверить, что он узнал меня и я ему понравилась? – Ах-ха! Моя туфля. Я быстро надеваю ее, потом вспоминаю, что мои волосы все еще влажные.

– Что бы ты ни делала, не испорти все с ним. Ну надо же, Норт, вау. Никогда не думала, что ты будешь встречаться с кем-то таким… умным. И успешным!

Ай.

Я бросаю фен, чтобы сэкономить время, и укладываю волосы в тугой пучок. Я похожа на балерину, но в данный момент готова выглядеть как Майкл Майерс, если это позволит избежать мамы и ее едких комментариев.

– В каком отделе работает этот человек…

Раздается стук в дверь. Я молюсь, чтобы Хадсон послал Карину за мной.

Не повезло. Хадсон, как всегда джентльмен, поднялся за мной сам. Фантастика.

Его взгляд светится, путешествуя по моему телу, вбирая в себя все, от носков туфель до макушки головы.

– Ты, – выдыхает он и сжимает грудь, – убиваешь меня. – Его взгляд совершает еще одно путешествие. – Иди сюда. – Пылкая команда посылает меня вперед к его губам. Его руки ласкают мои бедра, затем скользят вверх и останавливаются прямо под моей грудью. Он смотрит на меня сверху вниз, и с нашей близостью он видит, что черный кружевной бюстгальтер творит чудеса с моим декольте. – Черт возьми, – шепчет он. – Я никак не смогу прожить следующие несколько часов, не находясь внутри тебя…

– Привет, – кричит моя мама из глубины квартиры. – Дай ему телефон. Я хочу с ним познакомится.

Брат появляется в дверях и поворачивает камеру на нас, когда Хадсон все еще обнимает меня.

– Скажи: «Привет!».

Хадсон смотрит на Аарона с тем же выражением, с каким смотрел на меня, когда я попросила его подержать пакет с собачьими какашками. Когда толстые очки моей мамы занимают весь экран, Хадсон стряхивает шок и очаровательно улыбается.

– Ты парень нашей Лили? – Неужели обязательно говорить так скептически?

Я вмешиваюсь, чтобы попытаться снять давление с Хадсона.

– Мам, он…

– Да, – прерывает Хадсон. – А ты, должно быть, сестра Лиллиан?

Мама хихикает, как школьница. Оставьте Хадсону право очаровать.

Он продолжает обнимать меня одной рукой.

– У вас удивительная дочь, миссис Джиллингем.

Она кажется взволнованной, сжимая пальцами нитку жемчуга.

– Удивительная? Разве это не освежает? – Ее тон игриво дразнящий, но все тело Хадсона напрягается.

Аарон, похоже, получает удовольствие от всего этого обмена.

Хадсон смотрит на меня сверху вниз, наблюдая, как жар переползает к моим щекам.

– Мы опаздываем. – Все очарование исчезло, он поворачивается к телефону. – Нам нужно кое-куда успеть.

– Конечно, конечно. Было так приятно познакомиться с тобой. – Впервые взгляд мамы обращается ко мне. – Лиллиан, дорогая, будь уважительна с мистером Нортом. Не ставь его в неловкое положение.

– Мама!

– Ты знаешь, что я имею в виду, – говорит она, слегка ерзая. – Лиллиан слишком импульсивна для своего собственного блага, – говорит она Хадсону, который с каждой секундой выглядит все злее. – Она говорит прежде, чем думает.

– Если вообще думает, – добавляет Аарон.

Не говоря ни слова, Хадсон обнимает меня за плечи, чтобы отвести от двери квартиры. Мамин голос торопливо прощается с нами, но никто из нас не отвечает, когда мы заходим в лифт и, к счастью, двери наконец-то закрываются.

– Прости за это, – говорю я с миллионом оттенков смущения. – Она обычно не такая… О-ох. – У меня перехватывает дыхание от силы, с которой Хадсон прижимает меня к своей груди. И своими большими руками, завернутые в угольно-серую шерсть, обхватывает меня так крепко, что я могла бы поклясться, они дважды обернулись вокруг меня. Он ничего не говорит, только сжимает меня, как будто пытается втиснуть меня внутрь себя. Даже когда лифт пикает и двери открываются, мы остаемся внутри.

Не знаю почему, но я чувствую необходимость сказать ему, что со мной все в порядке. Хадсон явно чувствует, что я нуждаюсь в утешении после неловкой сцены с мамой. Такое ощущение, что он пытается удержать меня, чтобы я не развалилась на части. Но он не знает, что она всегда говорила мне подобные вещи, и меня это не беспокоит. Я имею в виду… она права. Я виновна во всех проблемах, о которых она упомянула.