Текст книги "Преданный (ЛП)"

Автор книги: Дж. Б. Солсбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

 ГЛАВА 1

Лиллиан

Я не собиралась идти на рождественскую вечеринку «Норт Индастриз». Была бы счастлива остаться дома и свернуться калачиком на диване под «Нетфликс» с замороженной пиццей в придачу. Это мой брат, Аарон, заставил меня пойти. Он швырнул в меня платьем и вызвал такси, прежде чем выпроводить меня за дверь. Не потому, что переживал, что я пропущу это событие, и не потому, что думал, что я пожалею о том, что не пошла. Нет. Аарон хотел, чтобы квартира была в его полном распоряжении на несколько часов, дабы затащить какую-нибудь женщину на свою крошечную двухместную кровать в углу нашей квартиры-студии. Полагаю, деловая вечеринка компании – такое же хорошее место, как и любое другое, где можно скоротать несколько часов, пока не станет безопасно возвращаться домой.

Снимаю свежую клубнику с ободка своего бокала с «Дайкири» и изучаю ее яркий цвет и форму. Без изъяна. Образец совершенства. В отличии от семьи Норт. Ослепляющая красота их внешнего вида позволяет легко не заметить зло, таящееся внутри.

– Лиллиан, привет! – кричит Мелинда из юридического отдела, таща за собой коллегу, имя которого я не могу вспомнить. Они недавно начали встречаться, и хотя она рассказывала мне о нем миллион раз, я знаю его только как парня, который ест тунца на обед.

Я ужасна в запоминании имен. Кто-то однажды сказал, что для того, чтобы запомнить имя человека, лучше всего связать новое имя и лицо с визуальным образом. Когда впервые встретила Мелинду, ее густые вьющиеся волосы были собраны в пучок и закреплены карандашом. Она напомнила мне пещерную женщину с костью в волосах. Я представила, как она вопит: «Я Линда! 1 ». Не могу сказать, что стратегия полностью сработала. Потому что первые пару месяцев я называла ее Линдой.

Мне ставили разные диагнозы: от синдрома дефицита внимания с гиперактивностью до расстройства деструктивного поведения, обсессивно-компульсивного расстройства и нарушения импульсного контроля. Был даже учитель, который считал меня шизофреником. Никто никогда не понимал меня до конца.

Родители пичкали меня всеми возможными лекарствами, которые только могли себе позволить – стимулирующими, успокаивающими и всеми промежуточными. Меня обвиняли в лени, умственной отсталости и, чаще всего, в глупости. Всю свою жизнь я чувствовала себя лососем в период нереста, плывущим против течения, пытаясь не отстать.

Мелинда подходит ко мне, ее темные глаза сверкают так же ярко, как и ее улыбка.

– Ты же вроде не собиралась приходить? – Она – самый близкий мне человек в «Норт Индастриз», и я никогда не видела ее за пределами манхэттенской высотки.

Я кручу в руке идеальную клубнику.

– Планы поменялись. – Я поняла, что большинство людей предпочитают ожидаемую ложь неожиданной правде.

Опускаю клубнику в свой пустой бокал. Только Норты могли найти идеально спелую клубнику для украшения посреди гребаной зимы.

– Тебе нужно еще выпить. – Мелинда машет рукой бармену. – Еще «Дайкири», пожалуйста. – Она опирается локтем на барную стойку, влезая в мое пространство больше, чем мне нравится. – Ты видела, Эми из бухгалтерии здесь с парнем из курьерской компании?

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на женщину о которой идет речь. Она новенькая. Начала работать в «Норт Индастриз» всего несколько недель назад, а может, и больше. У меня ужасно с чувством времени. Эми носит юбки А-силуэта.

– Лиллиан? – Мелинда хмурится. – Ты витаешь в облаках. Ты вообще меня слушала?

– Я… – Нет, не слушала . – Прости.

– О, Боже. – Пожиратель тунца наклоняется к Мелинде. – Только не оборачивайся сразу, – говорит он таким тоном, который напоминает мне маленькую белокурую девочку из «Полтергейста». Но тот смотрит не на размытый экран телевизора. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что парень говорит о другом конце зла.

– Он выглядит так, будто жаждет крови, – говорит Мелинда, прячась за своим бокалом шампанского.

Я остаюсь стоять спиной к комнате, сжимая бокал с «Дайкири».

– А когда это было не так?

– Нам всем нужно держаться подальше от него сегодня вечером. Особенно тебе. – Мелинда указывает на меня своим бокалом и поднимает бровь.

– Почему он так тебя ненавидит? – спрашивает парень-тунец. – Должна быть какая-то история.

Если судить по оскорблениям, то он ненавидит меня за медлительность, невнимательность, неорганизованность, забывчивость.

Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, придурок.

– Никакой истории. – Я отхлебываю достаточно холодной выпивки, чтобы у меня закружилась голова.

– Разве ты не назвала его ужасным прозвищем? Прямо в лицо? – Мелинда улыбается, как будто мысль о том, что я принижаю нашего босса, доставляет ей законную радость.

– О, я слышал об этом, – усмехается «Тунец». – Думал, это просто слухи.

Переминаюсь с ноги на ногу и одергиваю подол платья, которое всегда кажется слишком коротким, когда я сижу.

– Он был придурком по отношению ко мне задолго до этого.

– Так это действительно произошло! О, боже мой! – Парень-тунец смеется с восхищением в глазах.

Это было после моего собеседования с Хейсом. Я запомнила его имя, ассоциируя Хейса с Аидом 2 , царем подземного мира. Не думаю, что это совпадение, что их репутации почти идентичны. Возможно, я забылась и пару раз назвала его Аидом. Теперь он настаивает, чтобы я называла его «мистер Норт» или «сэр».

– Если бы только он был уродливым, – ухмыляется Мелинда. – Тогда ненавидеть его было бы намного легче.

– Эй, я стою прямо здесь. – «Тунец» игриво кусает ее в шею.

Она хихикает и отпихивает его.

– Я на него не претендую, но признай, что на него приятно смотреть.

Парень выпячивает грудь и фыркает, пожимая плечами.

– Эм, он ничего, ну, если тебе нравятся все эти точеные челюсти и мужественное телосложение.

Они правы. Всякий раз, когда я нахожусь рядом с Хейсом, у меня начинает заплетаться язык, потому что смотреть на него – все равно, что смотреть на солнце – раздражительно, утомительно и болезненно. Оказалось, что его характер такой же вспыльчивый.

– Тревога, – говорит Мелинда, скривив губы. – Слизняк на горизонте.

– Как дела у моей команды юристов? – Сексуально озабоченный Саймон, помощник юриста из нашего отдела, улыбаясь, идет к нам. – Мне виски со льдом, – говорит он бармену. – Я застрял, разговаривая с командой инженерного отдела. Поговорим о кучке ботаников.

– Говорит парень, который коллекционирует журналы «Нэшнл географик», – бормочу я в свой напиток.

Он скользит рукой по моему плечу, заставляя меня вздрогнуть.

– Приглашение посмотреть мою коллекцию все еще в силе, – произносит он так близко к моему уху, что я чувствую жар его дыхания. – Когда-нибудь они будут стоить кучу денег. – Саймон прижимается грудью к моей спине, когда тянется вперед, чтобы взять свой напиток.

Я прижимаюсь грудью к барной стойке, пытаясь отстраниться.

Саймон зажимает прядь моих волос между пальцами.

– Мне нравятся твои волосы. Почему ты никогда не носишь их так в офисе?

Слишком близко. Чересчур.

Я отталкиваю свой барный стул достаточно сильно, чтобы отправить его в Саймона.

– Пойду проверю рассадку. – Я встаю слишком быстро, и эффект после трех очень крепких «Дайкири» заставляет меня покачнуться в сторону Мелинды.

Саймон хватает меня за плечо.

– Полегче. Вечер только начинается.

Я стряхиваю цепкие руки Саймона.

– Я пойду с тобой, – говорит он с таким видом, будто готов последовать за мной.

– Нет, я… я иду в туалет. – Хватаю свой бокал.

– Я с удовольствием провожу тебя…

– Нет, спасибо. Я не ребенок. – Боже, какой он мерзкий.

– Я просто пытаюсь быть вежливым. Необязательно быть такой…

Его слова прерываются хриплым смехом группы сотрудников, которые расслабились благодаря открытому бару.

Я поворачиваюсь к нему спиной, прежде чем мужчина успевает сказать еще одно слово, и надеюсь, что тот не последует за мной.

Пространство заполнено людьми, одетыми в наряды для красной ковровой дорожки. Я пробираюсь сквозь толпу, бормоча извинения. Опускаю голову и пытаюсь казаться меньше, прокладывая путь к…

И врезаюсь в твердую стену. Ледяной «Дайкири» выплескивается на мою руку и предплечье. От запаха рома и дорогого одеколона у меня сводит живот.

Я узнаю этот запах.

Он преследует меня в кошмарах.

Мой самый большой страх подтверждается, когда я смотрю в горящие карие глаза моего босса – самого Аида. Короля подземного мира.

– О, боже! – Дрожащая молитва слетает с моих губ прежде, чем я успеваю осознать, что произнесла ее. – Мистер Норт, мне очень жаль. Я не видела вас…

– Джиллингем. – Он произносит мою фамилию с демоническим шипением. Мышца на его челюсти пульсирует, как будто мужчина пережевывает слова, чтобы выплюнуть их. Его взгляд смертоносен и раскаляет мою кожу до огненно-красного цвета. Он антихрист во плоти. – Ты действительно пустая трата кислорода.

У меня перехватывает дыхание в груди. Если бы я только могла быстро среагировать, сказать ему, что действительно думаю, ответить на его агрессию своей собственной враждебностью.

Я ненавижу тебя. Ты – мерзкий, уродливый и жестокий. Ты – просто отвратительный тиран!

Но вместо того чтобы высказать свои мысли вслух, просто разеваю рот, как рыба, выброшенная на берег, а мои глаза наполняются слезами. Я никогда не могу подобрать нужные слова, когда они так нужны.

– Вау. – Кингстон Норт встает между нами, как бы удерживая своего брата от нападения, и мне хочется броситься на него и обнять. Его сострадательный взгляд находит мой. – Ничего страшного. Дерьмо случается. Не волнуйся об этом, хорошо?

Женщина с темными волосами и глазами цвета грозовых облаков встает передо мной. Берет меня под руку, и я благодарна за ее заботу.

– Как насчет того, чтобы мы привели тебя в порядок и взяли тебе новую выпивку?

Я позволяю ей увести меня от сцены, которую сама же и устроила, и быстро идем к женскому туалету. Оказавшись внутри, ловлю свое отражение в зеркале и отшатываюсь, видя, как по моим щекам расплываются следы туши. Почему я должна была плакать? Видел ли он мои слезы? Боже, надеюсь, что нет.

– Мне так жаль. – Она смачивает белое полотенце для рук и протягивает его мне.

– Да, мне тоже. – Из всех людей в комнате, с которыми могла бы столкнуться, я наткнулась на него? Боже, каковы шансы? Судорожно втягиваю воздух, наклоняюсь над раковиной и делаю все возможное, чтобы стереть размазанный макияж.

– Он такой козел. Кстати, я Джордан.

– Лиллиан. – Вытираю красный липкий коктейль с рук и платья и пытаюсь успокоить свое неровное дыхание. Я больше злюсь на себя за то, что плачу, чем на него за то, что он, ну, был самим собой. Бросаю полотенце в корзину.

– Не бойся постоять за себя.

Я задыхаюсь от подавляемого смеха. Как будто я могу возразить своему боссу? Даже если он жестокий засранец, он все равно отвечает за мою зарплату, а без нее… ну… я докажу, что такая неудачница, какой меня считает моя семья. Наконец-то у меня есть хорошая работа в величайшем городе страны. И я не могу позволить себе все испортить.

Хотя больше всего боюсь, что однажды мне надоест быть грушей для битья Хейса Норта. Его жестокость доведет меня до предела, и я сделаю то, чего не смогу изменить. То, что не смогут покрыть никакие извинения. Например, спрячу слово «членосос» в документах, которые он заставляет меня печатать, или вырежу пентаграмму на двери его кабинета – подождите, нет. Ему бы это даже понравилось. Пырнуть его ножом – куда большая вероятность. Не то чтобы я когда-либо могла бы ударить кого-то ножом. Даже если этот кто-то заслуживает этого миллион раз. Разве так плохо, что я фантазирую об этом? У каждого есть мечты, верно?

Если отбросить убийства, у таких людей, как Хейс, не так уж много терпения.

А у таких женщин, как я, его еще меньше.

Хадсон

Боже, все эти церемонии становятся такими чертовски однообразными. Фальшивые улыбки и целование задниц, светские беседы и раздувание эго. Мир корпоративного успеха создает связи примерно такой же глубины, как долларовая купюра. Искусственный снег и рождественские елки, импортная еда и первоклассное спиртное – все это роскошные реликвии для поклонения всемогущему баксу. Поклонение… скорее, шлюхопоклонство. Потому что, если честно, все продается, если цена правильная – отношения, здоровье, психическая стабильность, даже души. Все это доступно к продаже. Многие отдали бы все это за дополнительный ноль к своей зарплате.

И я стал одним из них.

Выпиваю остатки виски в своем стакане и приветствую жжение, которое проходится по горлу. Напоминание о том, что я все еще чувствующий, дышащий человек. Это больше, чем я могу сказать о нескольких членах моей семьи.

Хейс наклоняется к отцу, пока они обсуждают дела. На гребаной вечеринке. Добро пожаловать на Манхэттен.

– Могу я предложить вам еще «Лафройг», мистер Норт?

Передаю свой пустой бокал официанту.

– Нет. Спасибо.

Сейчас только девять тридцать. Я сказал себе, что останусь до одиннадцати, но не могу вынести еще одну минуту фальшивого новогоднего веселья.

– Алекс, – зову брата, который большую половину вечера не сводил глаз со своей женщины.

Он поднимает подбородок.

– Я ухожу.

Он снова поднимает подбородок и возвращается к наблюдению за своей женой, которая увлеченно болтает с девушкой нашего другого брата Кингстона, Габриэллой.

Я пробираюсь сквозь толпу сотрудников «Норт Индастриз», обмениваюсь взглядами и улыбками, обнимаю нескольких за плечи и передаю несколько отрепетированных пожеланий добра к празднику и новому году, хотя внутренне стону от отупляющей скуки и предсказуемости всего этого.

Когда в последний раз меня кто-то удивлял?

Порыв морозного воздуха овевает меня, когда я выхожу через двери и спускаюсь по ступенькам к ожидающей меня машине.

Карина, мой водитель, протягивает мне пальто, чтобы я накинул его.

– Что, черт возьми, случилось? – спрашивает она, разглядывая ярко-красное пятно на моей рубашке, которое не скрывает даже пиджак.

– С Хейсом произошло злоключение, и мы поменялись рубашками. – Я отмахиваюсь от теплого пальто. – Оно мне не нужно, но спасибо.

Прохладный зимний воздух кусает мою кожу, принося первые ощущения жизни с момента моего приезда сюда.

Она накидывает пальто на предплечье.

– Как все прошло? – Открывает заднюю дверь черной «Ауди», и от черных кожаных сидений веет теплом.

– Прекрасно.

Уже собираясь заскочить в машину, я замечаю фигуру, одиноко сидящую на ступеньках. Женщина обхватила руками свои голени. На ней пальто из верблюжьей шерсти, а на голове низко надвинута пушистая вязаная шапочка. Ее ноги почти голые в черных туфлях с ремешками. Чтобы не замерзнуть, она отбивает быстрый ритмичный ритм высокими каблуками.

Я делаю шаг к девушке.

– Что ты…

Протягиваю руку к Карине.

– Я на минутку.

Женщина на ступеньках положила голову на колени, должно быть, поэтому и вздрагивает при звуке моих шагов. Поднимает голову и выпрямляется, вставая во весь рост.

Из-за того, как она на меня смотрит, поднимаю руки, как бы говоря, что не представляю угрозы. Такое ощущение, что женщина ожидает, что я начну на нее нападать. Потом делаю шаг ближе, и ее глаза расширяются.

Она делает небольшой шаг назад. Ее дикий взгляд опускается на пятно на моей рубашке и возвращается к моим глазам.

– Тебя подвезти?

Женщина прищуривает глаза, но сквозь скептический взгляд за ресницами проступают слезы.

– Меня подвезут. – Она смотрит вдоль улицы в обоих направлениях, как будто ожидая, что тот, кто должен был ее забрать, появится как по команде.

Когда она отвлекается от меня, ее светлые волосы развеваются на ветру, и я вижу ее изящную челюсть, губы в форме бантика и глаза, которые кажутся слишком большими для ее лица. Маленькая, уязвимая, беспомощная… Черт. Назойливая тяга в моей груди разгорается, и я делаю шаг ближе. Когда женщина оборачивается и видит, что я близко, то отшатывается, спотыкается и тяжело приземляется на задницу, воздух из ее легких со свистом вырывается наружу.

– Черт. – Я тянусь к ее руке, но она отмахивается от меня.

Хватаю ее за рукав пальто и удивляюсь тому, как легко мне удается поднять женщину на ноги. Боже, она почти ничего не весит.

Нет, нет, нет, нет… Не делай этого, Хадсон. Она не твой объект благотворительности.

– Не трогай меня!

Я снова поднимаю руки вверх.

– Я лишь пытаюсь помочь.

Ее губы сжаты, как будто она ведет какую-то внутреннюю борьбу. Руки в перчатках сжаты в кулаки по бокам.

– Я…

Я жду, пока она разберется с тем, что хочет или не хочет сказать.

Женщина закрывает глаза.

– Мне не нужна твоя помощь. – Слова вылетают в спешке, как будто она выталкивает их из своих губ.

Женщина быстро поворачивается, как будто собирается убежать, и бормочет что-то, чего я не могу разобрать.

Я шагаю за ней.

– Подожди.

– Ты… – Она резко разворачивается, указывая рукой. Толстый браслет на ее запястье врезается мне в нижнюю губу. Но ее тело еще не закончило вращение, и сила посылает ее вперед. Я подхватываю женщину и готовлюсь поставить прямо, когда ее колено наносит жестокий удар по моим яйцам.

Сжимаю челюсть от боли в яйцах. Нет никакого способа подготовиться к всплеску разрушительной агонии, которая накатывает на мой живот. Я сжимаю руки в кулаки и пытаюсь сделать полный вдох, когда кислород полностью вылетает из моих легких. Первый спазм тошноты врезается в мое нутро, за ним следует другой. И еще один. Я сгибаюсь и стону.

– Черт.

– Боже мой, ты в порядке? – Карина бросается ко мне и переводит взгляд с моего скрюченного тела на быстро удаляющуюся женщину. – Кто она?

Я снова набираю в легкие воздух, достаточно, чтобы прохрипеть:

– Она работает на Хейса. – Я чувствую, как дергается уголок моего рта, и выпрямляюсь во весь рост. – Она мне вроде как нравится.

Удаляющаяся фигура «яйце-дробилки» становится все более отдаленной.

– Отвези ее домой. Хорошо?

Карина смотрит на меня так, будто я только что снес яйцо.

– У тебя кровь.

Я касаюсь нижней губы, и, конечно, на кончиках пальцев остается красное пятно.

Должно быть, она видит решимость в выражении моего лица, потому что качает головой и хмурится.

– Хорошо. Я вернусь за тобой.

– Не беспокойся об этом, – говорю я, шагая на негнущихся ногах, чтобы не причинять своим яйцам лишних неудобств. – Меня подвезут.

Она вздыхает и бежит к машине, чтобы отправиться вслед за напавшей на меня женщиной.

А я-то думал, что этот вечер пройдет без происшествий.

Как же я ошибался.

Лиллиан

Я стою у подъезда своего многоквартирного дома и жду, когда уедет черная машина представительского класса, которая привезла меня домой. Женщина, представившаяся водителем мистера Норта, настояла на том, чтобы подвезти меня, и поскольку мои слезы превратились в лед на щеках, а мое такси застряло в пробке на двадцать минут, я приняла ее предложение.

Смотрю, как задние фонари исчезают дальше по улице, открываю ключом вход в здание. Мои ноги словно налились свинцом, пока я добираюсь до лифта. Рукав пальто служит мне салфеткой, когда вытираю глаза и нос.

Я физически напала на своего босса. Он искал причину для моего увольнения с того самого дня, как нанял меня. Наконец-то я ему ее дала.

Лифт издает звуковой сигнал, дверь открывается, и я выхожу в коридор, но замираю, увидев белый носок, привязанный к дверной ручке.

Ты, должно быть, шутишь.

Стучу кулаком в дверь.

– Аарон, у тебя десять минут, чтобы привести себя в приличный вид. Потом я вхожу!

Никакого ответа.

Я прислоняюсь спиной к двери и сползаю вниз, чтобы сесть.

В конце концов, у меня будет достаточно денег, чтобы позволить себе собственное жилье. Когда накоплю достаточно денег на первый и последний месяцы аренды и страховой депозит. Сначала мне нужно погасить кредитную карту и студенческие займы. И, возможно, не покупать каждую вещь, рекламируемую по телевизору. Рекламные ролики обманчиво убедительны. Особенно те, в которых играет грустная музыка и просят денег на помощь замерзающим собакам и больным детям.

Дверь позади меня открывается, и я падаю назад с такой силой, что ударяюсь головой о кафель. Застонав, поднимаю голову и вижу Аарона и какую-то брюнетку, смотрящих на меня сверху вниз.

– Вау, ты в порядке? – спрашивает женщина и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.

– В порядке, – стону я, избегая ее руки, и поднимаясь на ноги.

– С ней все в порядке. Лиллиан просто неуклюжая. И привыкла причинять себе боль. – Аарон подмигивает мне, затем обнимает женщину за плечи. – Пойдем. Я провожу тебя вниз.

Я отхожу в сторону, чтобы они могли пройти, а затем проскальзываю в нашу студию. В тусклом свете вижу аккуратно заправленную двухместную кровать моего брата, ни одной смятой простыни или смятой подушки. Мой взгляд переходит на диван-кровать – мою кровать – и одеялам, лежащим там в беспорядке.

– О, да ладно.

Я бросаю сумочку и снимаю туфли, затем принимаюсь за разборку постели. Проклинаю своего брата, его обаяние, его глупое либидо и его полное неуважение к границам. Брызгаю «Лизолом» на матрас, когда он возвращается.

Он захлопывает дверь.

– Спасибо за кайфолом, Лил.

– Ты занимался с ней сексом в моей постели! – Я наношу второй слой антисептика.

За стуком его ботинок о пол следует скрип пружин кровати и вздох.

– Как прошла вечеринка?

Я закрываю глаза от воспоминаний, которые вызывает его вопрос – мой босс, разбитая губа и удар по яйцам, ярость в его глазах. Вся эта ситуация была внетелесным переживанием. Когда он подошел ко мне, и я увидела пятно на его рубашке, за которое ответственна, все, что я слышала, были его оскорбления. Его жестокость. Отвечай, не реагируй . Если бы только у меня было больше контроля над различием между этими двумя понятиями. Я отреагировала. Очень сильно.

– Ужасно. Наверное, худший вечер в моей жизни. Спасибо, что спросил.

– Хуже, чем та, когда ты потеряла ключи, вызвала слесаря, сменила замки, а потом нашла ключи в кармане?

Я расстилаю свежие полотенца на матрасе.

– Ты ведь не пользовался моей подушкой?

– Или тот случай, когда ты оставила машину работающей на ночь, а на следующий день тебе пришлось идти в школу пешком, потому что кончился бензин?

– Ты испачкал все простыни? – Осматриваюсь вокруг и вижу только те, которые я бросила на пол.

– Господи, ты ведешь себя так, будто у нас чума.

Я пристально смотрю на него через небольшое пространство.

– Извини меня за то, что не хочу спать в твоих сексуальных соках. В следующий раз делай это в своей постели.

– Сексуальные соки. – Он смеется. – Это забавно.

– Не могу дождаться, когда у меня будет собственное жилье, – бормочу я, доставая спортивные штаны и толстовку из корзины с чистым бельем, которое я еще не успела убрать. – Или, по крайней мере, жилье с настоящей спальней.

Он сонно хмыкает в знак согласия.

Я запираюсь в крошечной ванной комнате, снимаю пальто, платье и стираю макияж. Чтобы убрать енотовые глаза, требуется дополнительное средство для снятия макияжа, а когда выбрасываю салфетки, то вижу в мусорном ведре выброшенную обертку от презерватива. Для пущей убедительности брызгаю в мусорное ведро «Лизолом».

После того, как убеждаюсь, что входная дверь заперта, проверяю духовку, что она выключена, я заползаю на застеленную полотенцем кровать.

– Аарон?

– Спи.

– Думаешь, это ошибка, что мы не поедем домой на Рождество?

– Лили… – стонет он, как бы говоря: «Ну вот, опять». – Нет.

– Но…

– Заткнись, Лил.

– Это может быть последний праздник для папы.

– Он говорит это последние пять лет.

– А вдруг в этом году…

– Лиллиан!

Я поджимаю губы.

– У папы ХОБЛ 3 , а не рак легких. А теперь спи.

Больше никаких разговоров. В тишине мои мысли возвращаются к сегодняшнему вечеру и его катастрофическому концу. Мне нужно найти способ увидеться с Хейсом и попросить прощения, прежде чем он сможет меня уволить. Да кого я обманываю? Я бы уволила меня! Есть ли оправдание тому, что я сделала? Нет. И я не могу рассчитывать на его добрый характер и милосердие, потому что Бог знает, что у него нет ни того, ни другого.

Я сама вырыла себе могилу. Чертовски круто.

 ГЛАВА 2

Лиллиан

– Я ухожу.

Я замираю на середине глотка кофе и наблюдаю за Аароном, который одной рукой запихивает бумажник в карман, а другой засовывает в рот купленный в магазине черничный маффин.

– Что значит, уходишь? Это же Рождество. – Куда может пойти человек один в рождественское утро?

Он надевает зимнее пальто, проводит рукой по своим слишком длинным светлым волосам, затем натягивает на голову шапку.

– Не хочу быть здесь, когда ты будешь разговаривать с мамой и папой.

Мой пульс набирает обороты, уже под воздействием кофеина.

– Ты не можешь оставить меня разбираться с ними в одиночку.

Брат целует меня в лоб.

– Конечно, могу.

– Аарон! – кричу ему в спину как раз перед тем, как дверь закрывается.

Откидываю голову назад и смотрю в потолок. Они захотят поговорить с ним. Будут спрашивать, где он. Аарон тот, кого они всегда ждут, кем хвастаются перед друзьями. Именно от него родители ждут внуков, спрашивая что-то вроде: «Когда ты остепенишься с хорошей девушкой?» Мне же они говорят что-то вроде: «Не ставь слишком высокую планку, иначе навсегда останешься одна» и «Не все женщины созданы для того, чтобы быть матерями». Аарон выигрывает трофеи. Я получаю награды за участие. Даже если бы сказала родителям правду, что Аарон ушел, потому что не хотел с ними разговаривать, они бы списали это на его независимость, самостоятельность и целеустремленность. В их глазах этот парень не может поступить плохо.

Я сижу за крошечным кухонным столом и перевешиваю малюсенькие украшения на нашей настольной елке. Я купила елку в дорогом мебельном магазине на Лексингтон-авеню. Потратила на нее слишком много денег, но разве можно назначить цену за рождественское настроение?

Звонит мой телефон. Ищу его, но его нет там, где я его оставила. Следую за звуком. Звук, кажется, тоже движется. Я проверяю кухню. Диван. Под диваном. Ванную. Телефон перестает звонить. Я закрываю глаза и жду, потому что если это мама и папа, то они сейчас перезвонят… Ах-ха! Он звонит снова. Я иду на кухню. Проверяю холодильник. Кладовку. Ящик для столового серебра. Экран моего телефона повернут лицевой стороной вверх рядом с венчиком, и он сигнализирует о входящем звонке по FaceTime.

Поднимаю телефон и наклеиваю улыбку, прежде чем нажать «Принять».

На экране появляется крупный план ноздрей моей мамы с очками на кончике носа.

– Лили, что случилось? Почему ты не ответила, когда я звонила?

Она будет волноваться, если я скажу ей правду.

– Я была в туалете, мама. Прости.

Она сжимает рот в неодобрении.

– Дорогая… нельзя говорить людям, что была в туалете. – Она шепчет последнее слово. – Ни к чему такие подробности.

Неважно.

– Я знаю. Прости. – Я прочищаю горло. – Счастливого Рождества.

– Твой папа хочет поздороваться.

Его щека появляется на экране.

– Лиллиан, с Рождеством!

– О, папа, ты можешь убрать телефон подальше и посмотреть на него.

– Но ты меня слышишь?

– Да…

– Алло?

– Папа, я здесь.

– Я тебя потерял.

– Нет, не потерял. Ты, наверное…

– Думаю, я потерял ее. – Мой отец возится с телефоном, и я сопротивляюсь желанию удариться головой о стол.

– Папа? Я все еще здесь.

– Я вижу ее, но не слышу.

– Дай его мне. Может быть, я смогу… – Появляется лицо моей мамы.

Я улыбаюсь и киваю, потому что знаю, что они меня не слышат.

– Я тебя не слышу!

– Да неужели.

Я позволяю им возиться с телефоном, пока нацарапываю сообщение на стикере и подношу его к экрану.

Мой отец прищуривается на экран.

– Кнопка «Включить звук».

– Кнопка «Включить звук»? – повторяет мама.

Я с силой ударяю ладонью по лбу.

– Это полная хрень.

– Лиллиан Джиллингем, – рявкает мама. – Не используй такие выражения.

Мой отец хмыкает сквозь сжатые губы.

– Где Аарон? – Мама раскачивается влево и вправо, осматривая задний план в надежде увидеть своего любимого сына. – Покажи Аарона, дорогая.

Я бы так и сделала, если бы он не был эгоистичным трусом!

– Я… я не могу. Он… – Просто скажи им. Ваш любимый ребенок на самом деле эгоцентричное человеческое существо. Скажи это! – Его здесь нет.

– О? – Папа наклоняется так близко, что я вижу поры на его носу. – Сегодня же Рождество.

– Мы ничего не слышали о нем уже несколько недель, – говорит мама. – Должно быть, он много работает. Аарон такой целеустремленный.

– Да, он… э-эм… – Аарон курьер и начинающий диджей, а они ведут себя так, будто он молекулярный биолог, который лечит болезни. Я проглатываю то, что действительно хочу сказать, и вглядываюсь в выражение лиц родителей. На их лицах застыла усталость, и они выглядят старше своих шестидесяти лет. Угол обзора телефона меняется, и я вижу дюжину оранжевых бутылочек с рецептами. У меня щемит сердце.

– Он работает волонтером в приюте для бездомных.

Мама прерывисто ахает, за чем следует вздох, наполненный гордостью, в то время как папа ухмыляется и кивает, как бы говоря: «Я правильно воспитал этого мальчика».

– Это замечательно. – Мама берет папу за руку и сжимает ее. – Разве это не замечательно?

Чертовски фантастически, мам.

– Да.

Папа хмурится.

– Почему ты не поехала с ним? Уверен, что им пригодилась бы любая помощь.

И так цикл продолжается. Аарон – фаворит. Я – всегда в отстающих.

– Вообще-то, да. Но я… не хотела пропустить разговор с вами, ребята. – Я проверяю свое запястье, хотя на мне нет часов.

– Как продвигается работа? – Мама пытается показать больше своего лица.

Я хмурюсь.

– Работа – это… работа.

– Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло, что работаешь в «Норт Индастриз». – Папа прочищает горло, от чего у него начинается приступ кашля.

– Я принесу твой ингалятор, – говорит мама, выходя из комнаты и беря с собой телефон.

– Мам, я отключаюсь. – Я отворачиваюсь от экрана при звуке влажного кашля отца вдалеке. Теперь понимаю, почему Аарон настаивал на том, чтобы избежать этого звонка. – Мне действительно нужно идти.

– Где твой ингалятор, милый? – обращается она к моему отцу.

– Пока, мама и папа. Люблю вас. Счастливого Рождества! – Нажимаю на «Отбой» и бросаю телефон на диван в дальнем конце комнаты – как будто я могу сделать их еще более физически далекими, чем они уже находятся во Флориде.

Опускаюсь в кресло. Единственный звук в помещении площадью 550 квадратных футов – это капающий кран и плач ребенка в квартире 320. Я осматриваю пространство, от велосипеда, прислоненного к дальней стене, до постера Никки Минаж в розовой коже на двери ванной. Наши вещи разделены – его в комоде у одной стены, мои – в ряде корзин для белья у другой. Все время хочу купить комод, но всегда слишком занята, чтобы сделать это. Не такой я представляла себе жизнь в Нью-Йорке.

Ставлю в микроволновку готовое блюдо из индейки и нахожу сериал для просмотра. Я выдерживаю столько времени, сколько требуется, чтобы съесть резиновую индейку и кашеобразную заправку, прежде чем меня начинает мучить беспокойство и потребность двигаться. Пытаюсь заняться стиркой, но, разделив светлое и темное, застреваю на том, является ли белый свитер с черными точками светлым или темным. Я стираю полотенца и отправляю Аарону сообщение с просьбой вытащить их, когда он вернется. Пробую продумать речь, которую буду произносить Хейсу первым делом утром, но мысли все время блуждают. Пытаюсь привести их в порядок, но это все равно что собрать мышей в одну шеренгу.