Текст книги "Erratum (Ошибка) - 2 (СИ)"

Автор книги: Дылда Доминга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Но дальше все пошло наперекосяк, – продолжил Самаэль, безнадежно опустив голову. – Я провалил подписание с Тараком аль Табаном, этот фанатичный осел никогда бы не пошел на договор добровольно, и мне пришлось прибегнуть к хитрости. Такая мелочь, она должна была сработать, – падший разочарованно взглянул на Грерию, – он должен был схватить контракт порезанной рукой, и этого было бы достаточно, чтобы заключить сделку.

– Но он этого не сделал, – закончила за него Грерия, и Самаэль лишь кивнул.

– Но, может, можно обойтись без него? – спросила ведьма, с надеждой глядя на Самаэля.

– Дино Брук, чокнутый революционер, ты знаешь, – произнес падший, – его больше нет.

Грерия нервно вдохнула и вопросительно посмотрела на ангела.

– Подорвался в своем укрытии. Я узнал об этом сразу, как только вернулся от Табана.

– Совпадение? – настороженно спросила Грерия.

– Не знаю, – покачал головой Самаэль. – Может, нет, а может… этот идиот был таким психованным, что мог подорвать себя в любую минуту.

– Но должны же быть какие-то другие люди, которые могли бы заменить… – начала Грерия.

– Как ты не понимаешь, – прервал ее Самаэль, – эти люди были идеальны, они – те самые рычаги, за счет которых механизм должен был закрутиться. Да, я могу использовать контракт де Шейна, но сам по себе он даст нам лишь каплю в море, неспособную насытить ад. Лишь капля, тогда как все они вместе залили бы нас реками крови.

– Но есть же еще чиновники из штатов, – попробовала возразить Грерия.

– Да, есть, – кивнул падший. – И я буду с ними работать, но Восток мы потеряли. Чтобы восполнить эту потерю, мне нужно выжать из чиновников все, толкнуть их на полномасштабную войну, а это совсем другая задача, и не в интересах этих бумажных крыс, которые привыкли получать дивиденды, не марая рук.

– У нас нет выхода, – тихо проговорила Грерия, – мы решились на одну бойню, и теперь не должны отступать перед видом другой. Это уже не имеет значения. Просто действуй.

– А если я зайду слишком далеко? – спросил Самаэль, всматриваясь в Грерию. – Если разрушу слишком много и слишком открыто, наши светлые друзья ведь еще не вмешивались – а тогда они не смогут остаться в стороне. Ты не думала, что будет потом? Допустим, мы получим реки своей крови, но успеем ли восстановиться к сроку, когда к нам сойдут полчища светлых и весь гнев создателя обрушится на земли ада?

– Я не знаю, – лицо Грерии побледнело. – Но что нам еще остается? Смириться и ждать, пока последний камень в этих землях не будет разрушен?

Самаэль бросил на нее долгий взгляд и пошел к окну.

– Ты куда? – спросила Грерия, с горечью глядя ему вслед.

– К американским друзьям, – ответил он и, не оборачиваясь, выскользнул в окно.

Грерия нервно прошлась по комнате и направилась к балкончику, чтобы вдохнуть свежего воздуха и поглядеть на алые всполохи на горизонте. И, едва шагнув за порог, натолкнулась на неподвижно стоящую Лили.

– Проклятый побери, – выругалась Грерия, и удивленно осмотрела Лили. Но та лишь стояла, как бесчувственный истукан, словно рядом никого и не было.

– Ты снова загуляла на дне? – предположила Грерия, начиная беспокоиться. Она не представляла, как происходит обращение в скользящих тварей, но Лили не так давно созналась ей, что была в одном шаге от этого.

– Нет, – боль стала ее телом, но теперь она могла говорить. – Небироса убили, – мучительно выговорила Лили.

– Как? – Грерия в ужасе смотрела на ее застывшее лицо, на котором больше не отражалась ни одна эмоция. Говорящая маска, и более ничего.

– Ведьмы, – ответила Лили. – Сестра-близнец Нитры, Дагра. Она и еще несколько ведьм напали на него на земле и убили.

– Самаэль, – ахнула Грерия, понимая. – Они хотели уничтожить Самаэля. Ее руки задрожали, и она метнулась в комнату. Лили понимала, что сейчас ведьму заботила жизнь ее любимого, а вовсе не известие о гибели одного из капхов.

– Их больше нет, – произнесла Лили, входя в комнату, – они все умерли.

– Слава проклятому, – Грерия с облегчением опустилась в кресло. Но, увидев взгляд Лили, тут же добавила: – мне очень жаль. – Ее рука потянулась к Лили и бессильно повисла в воздухе, когда девушка не сдвинулась с места. – Мне, правда, жаль, – прошептала Грерия, с сожалением глядя на Лили. – Когда я превращала его, я понятия не имела, к чему это может привести… Он хотел тебя видеть, – виновато произнесла она.

– И увидел, – Лили повернулась к Грерии спиной и прислонилась головой к колонне у выхода на балкон.

– Давно ты здесь? – спросила Грерия.

– Слышала ли я ваш разговор? – уточнила Лили, и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Да, слышала.

– У нас теперь только один шанс выиграть, – продолжила Грерия. – Миссия Самаэля должна увенчаться успехом. Тогда все это будет не напрасным.

– Что? – Лили резко развернулась на месте. – По-твоему, реки человеческой крови способны оправдать смерть Небироса? Или смерть Ника? Что из этого будет ненапрасным, когда весь мир утонет в крови?

– Ты потрясена и расстроена, – примиряюще начала Грерия, но Лили только чертыхнулась, войдя в комнату.

– Ты хоть понимаешь, что ваша затея уже ничего не изменит? Вопрос только в том, сколько еще людей и нелюдей умрут. Ад все равно рухнет, – глаза Лили горели, она, наконец, сказала вслух мучившую ее мысль.

Грерия застыла в противоположном конце комнаты.

– Значит, ты предпочитаешь ничего не делать? Сидеть и смотреть, как он рушится?

– Если это принесет меньше вреда, да, – отрезала Лили.

Взгляд Грерии загорелся гневом.

– Никто тебя здесь не держит. Можешь уходить на землю, на все четыре стороны.

Ведь это тебе понадобилось сбежать в очередной раз, чтобы забыться. И только поэтому Небирос оказался там. – Она тут же осеклась, осознав, что зашла слишком далеко, но было уже поздно.

Лили ничего не ответила, только лицо ее как-то потемнело и, ссутулившись, она направилась в коридор.

– Куда ты? – беспомощно спросила ее Грерия вслед.

– Собрать свои вещи, – бросила Лили, не оборачиваясь. Мысли неслись, как сумасшедшие: ей лучше уйти. Плевать, чего хочет от нее светлый – она не будет информатором. Скажет ему об американцах, и на этом их общение закончится. Чем дольше она остается здесь, тем больнее, и тем сильнее соблазн отправиться к Джареду с Саргатаносом со своей безумной мольбой, которая не принесет этому миру ничего хорошего, кроме новых страданий. Она ощущала себя вымаранной в грязи и в крови, сотканной из боли, и не представляла, как совсем недавно могла быть светлой. Сияющие братья, свет, струящийся в самом сердце – все это казалось таким далеким и нереальным. Ее надзирателю удалось, он смог пошатнуть план Самаэля, значит – справится и с его запасным планом, тем более, что последний угрожал существованию на земле, и светлые были вправе вмешаться.

Когда сборы были закончены, Лили не могла и не хотела просить Грерию открыть ей выход в вечный город или куда-нибудь еще. Ей предстояло пройти через кошмар еще один раз. Она знала, что, выйдя из прохода в покоях Ника, не сможет не взглянуть в сторону поляны, на которой все произошло. Волосы все еще хранили запах гари, им же пропахла и вся ее одежда, в любом случае не позволяя забыть о происшедшем.

Лили собрала всю свою волю и шагнула в проход. Тот исправно доставил ее на землю в знакомый парк. С момента драки прошло не более пары часов, но поляна преобразилась. По ее центру по-прежнему красовался выжженный круг, но тел ведьм видно не было. Значит, светлый позаботился о них. Они всегда педантично очищали места схваток, оберегая людей. Так и теперь: ничто не говорило о недавнем сражении, а черная дыра на поляне вполне могла оказаться следом от костра. С замирающим сердцем Лили приблизилась к кострищу, и не увидела там ни единого останка: об этом светлый также позаботился. Лили сжала кулаки до боли: ей следовало подумать об этом самой и хотя бы упокоить останки Небироса, как полагается, но она была настолько потрясена, настолько не в себе, что позволила светлому вытолкнуть себя в ад. А теперь горько сожалела, понимая, что даже могилы капха не существует, и ни его брат, ни отец, не смогут с ним проститься.

56

Светлый подкараулил ее под Кетани, где она бездумно напилась, опрокидывая одну рюмку за другой, пока ей вовсе не отказали в выпивке.

– Отпусти меня, – ее голова гудела, а ноги заплетались, когда он выдернул ее за угол.

– Да ты набралась в стельку, – произнес он, облокачивая ее на стену.

– Уверена, тебе не привыкать, – пробормотала Лили, – Синглаф трезвостью тоже не отличается.

– А что мне за дело до него, – бросил светлый.

– А до меня тебе какое дело? – подняла голос Лили, пытаясь вывернуться из его цепких рук. – Что ты ко мне привязался?

– Я просил тебя добыть сведения, – напомнил он.

– Да пожалуйста, – выпалила Лили. – Самаэль пошел по запасному плану: теперь он будет работать с чиновниками из штатов, принуждая их к полномасшт… короче, мировая война, – с трудом закончила она и невесело засмеялась.

– Идиот, – пробормотал светлый, и отпустил Лили, отчего она едва не сползла по стене вниз.

– Так что больше мне незачем шпионить для тебя. Либо он добьется своего, либо нет. Таков план. – Выдохнула Лили, пытаясь стать ровно.

– Чего оторопел? – светлый молчал. – Скажи своим – и дело с концом. Вы же этого хотели? Разгромите ад. Победа сил света над силами тьмы. Всеобщий рай, – и Лили неприлично икнула.

– Я не хочу убивать Самаэля, – проговорил он, и Лили в ответ попыталась пожать плечами.

– Какая чистоплотность. Разве не ты подорвал революционера в его логове?

– Я лишь помог этому случиться, – ответил он.

– О, да ладно, – Лили болезненно щурилась на свет, – так помоги и дальше.

– Так, – он, не церемонясь, сгреб ее в охапку, – тебе надо немного придти в себя.

– Черта с два! – выругалась она. – Куда ты меня тащишь?

Но светлый не удостоил ее ответом, лишь продолжил свой путь.

– Никогда не думал, что сделаю это, – произнес он, опуская Лили на землю. У нее жутко кружилась голова от перемещения в пространстве, и она никак не могла сориентироваться, где они находятся. Песчаные барханы вокруг не говорили почти ни о чем, кроме того, что они находятся в пустыне. Но когда рука светлого потянулась к ней, Лили узнала свисающий с его пальцев крест.

– Но как? – прошептала она, зачарованно глядя на памятный предмет из прошлого. – Как ты его нашел? И откуда ты знаешь?

Вместо ответа, он лишь коротко велел:

– Надевай.

И Лили послушно надела крест.

Холодный потемневший металл коснулся груди, согреваясь теплом ее тела.

– Попроси его помощи, – сказал светлый, и его неясные очертания растворились.

Лили недоуменно покрутила головой: вокруг расстилалась сплошная пустыня. “Аравийская”, – вспомнила она слова Марка. Кого имел в виду светлый? Кого ей просить о помощи в пустыне?

Крест на груди не только согрелся, но и начал жечь кожу, словно металл был раскален. Лили, удивленная, потянулась за ним под рубашку и сжала в руке. Порыв ветра вынудил ее прикрыть глаза, чтобы в них не попал песок. А когда она вновь открыла их, перед ней стоял Марк.

– Не думал, что ты сумеешь меня позвать, – произнес он, как всегда холодно глядя на нее.

– Я тоже, – в тон ему отозвалась Лили. Кого она меньше всего хотела сейчас видеть – так это Марка, в котором не было ни доброты, ни сострадания. Идеальная машина, исполняющая приказания свыше.

– Чего ты хочешь? – он, не церемонясь, сразу перешел к делу.

– Помоги мне, – проговорила она с усилием, вспомнив слова светлого и почему-то повинуясь им.

Марк не посмеялся над ней и не выругал, он застыл, не шевелясь, и глядел на нее, словно пытаясь разгадать, что скрывается под худым телом и этими большими серо-зелеными глазами.

– Ты знаешь, что это за крест? – спросил он, протягивая руку и касаясь металла цепочки.

– Нет, – Лили не понимала, к чему он клонит.

– Этот крест я носил, когда был монахом. Всегда и всюду, не снимая. В нем годы молитв, сомнений и веры. – Марк замолчал, погрузившись в себя, а Лили по-прежнему не видела связи. – Мне придется остаться с тобой здесь на сорок дней. – Вдруг произнес он, решительно глядя на Лили. Это не был вопрос, он сообщал ей, что ее ждет впереди. И Лили неожиданно поняла, что ей придется слушаться Марка, не задавая вопросов, если она хочет вновь обрести себя.

Только одна просьба-мольба светилась в ее глазах.

– Что? – спросил Марк, уловив ее.

– Я могу увидеть Синглафа?

– Зачем? Разве ты не отвергла его помощь?

– Да, но… – Лили задумалась о его посланнике, который привел ее в пустыню и подарил еще один шанс. – Я звала его не так давно – и он не пришел, – с горечью произнесла Лили. Марк возвышался над ней молчаливым судьей. – Наверное, я больше не способна достучаться до него. Но я бы хотела попросить у него прощения. Он в порядке? – встревожилась Лили, так и не услышав ни единого комментария во время своего монолога.

– Да, – ответил Марк и повернулся на восток, где первые лучи солнца уже коснулись земли. – Идем.

Лили поднялась и побрела за ним, зная, что путь не будет легким.

57

– Джон, Вы не понимаете, – Самаэль источал сплошное обаяние и рассудительность, – надо действовать более решительно, иначе мы все потеряем.

– Мистер…

– Просто Сэм, – сверкнул своей безупречной улыбкой Самаэль.

– Странно, – задумался собеседник, – мне казалось, у вас должны быть испанские корни. Впрочем, мы отклонились от нашего вопроса. Я понимаю, что ваш финансовый интерес в этом деле немалый, впрочем, от этого зависят и мои вложения, но мы не можем проявлять открытую агрессию, это уже чересчур! Всему есть предел. В конце концов, мы с вами, дорогой мой, не в Африке или Восточной Европе. Коррупция коррупцией, но не до такой же степени!

– Но что вам стоит проголосовать за немедленное вмешательство? С двумя сенаторами я уже договорился, – заявил Самаэль, пытаясь надавить на Джона.

– Я даже могу догадаться, с кем именно, – самодовольно произнес Джон, – все, что их интересует – скорая прибыль, но я не из таких людей.

– Да что Вы говорите? – глаза Самаэля блеснули плохо скрываемой яростью. – Разве Вы не баллотируетесь на пост губернатора в этом году?

– И по этой причине мне также глупо гнаться за смешной выгодой, – ответил Джон, но Самаэль продолжил:

– Тогда, наверное, Вам понравится история с Изабель в качестве изюминки вашей кампании?

– Тише, – лицо Джона изменилось, и он за рукав грубо потянул Самаэля в сторону, в уединенный угол огромной залы, где не сновали люди. – Так вот как Вы “уговорили” остальных, – пропыхтел он, став пунцового цвета.

– Это не имеет значения, – холодно отрезал Самаэль.

– Что вы знаете об Изабель? – прошипел Джон.

– Поверьте, достаточно. Или вам пересказать все факты? Двадцать третьего марта… – начал Самаэль, но Джон не дал ему договорить, едва не заткнув ему рот рукой.

– Что вам надо?

– Кажется, я уже сказал, – заметил Самаэль.

– Ублюдок, – прошипел Джон, но Самаэль только усмехнулся.

– Приятно иметь с вами дело, дружище.

– Будьте Вы прокляты, – бросил ему вслед Джон, но Самаэль даже не вздрогнул, плавно плывя между мужчинами во фраках.

– Уже, дорогуша, уже, – пропел себе под нос Самаэль, продолжая раздавать налево и направо блестящие улыбки.

– Тебе удалось, – Грерия гладила его жесткие черные волосы. Их ноги по-прежнему были переплетены после ночи любви.

– Почти, осталось несколько мелочей, – заметил он, истины ради. Почему-то теперь, когда он фактически добился того, чего хотел, Самаэль не испытывал радости. Было ли так же с Ником? Ведь у него было все и даже больше, но он едва ли выглядел счастливым. Или счастье было привилегией светлых? А им оставалась лишь ярость и ненависть?

– О чем ты задумался? – ее пальцы нежно проводили по его голове.

– О Нике, – ответил он.

– Мы все исправим и исполним его волю.

– Ты уверена, что знаешь его волю? – с сарказмом поинтересовался Самаэль и поднялся на кровати, оторвавшись от ее руки.

– Ты сердишься? Но почему? Ведь все получилось.

– С тех пор, как он ушел, мы разбираемся с одной проблемой и наживаем еще десять.

– Ты боишься войны? Ты думаешь, что это плохо закончится?

– Это в любом случае не закончится хорошо. Я не знаю, – крылья Самаэля приподнялись над плечами. – Мне кажется, мы неизбежно движемся к концу. В этой игре не будет победивших. Может, Ник знал? Может, он потому и ушел, что был не в силах смотреть на конец своего мира?

– Ты говоришь так, словно веришь во все эти сказки о втором пришествии. Тогда где знамения? И что это за пришествие, которое творится руками проклятых? Верно, у создателя очень черное чувство юмора, – заметила Грерия, также усаживаясь на кровати.

Но Самаэль ничего не ответил и, поднявшись, начал одеваться. Грерия следила за ним с беспокойством, но не могла придумать слов, которые утешили бы его, а не растравили рану еще сильнее.

– Куда ты? – беспомощно спросила Грерия, когда он направился к выходу.

– Мне нужно подышать, – бросил Самаэль и, не оборачиваясь, покинул комнату.

Стоять на крыше дома было приятно и спокойно. Словно ничего не произошло, и в аду все было, как прежде. Багровые всполохи на горизонте, алое зарево, реки из лавы, расчерчивающие долину, базальтовые мосты и дома. Такое дорогое и родное темному сердцу зрелище. Разве мог он позволить всему этому исчезнуть?

Самаэль всегда любил крыши, будь то на земле или в аду, любил смотреть сверху вниз на происходящее, охватывая всю картину. В последний раз они сидели на земной крыше с Лили, зимой, он учил ее пить. Самаэль грустно улыбнулся: во всем плохом он часто добивался успеха. Судя по тому, что Лили не вернулась, она слишком увлеклась в Кетани, и придется отправить кого-нибудь забрать ее домой. Впрочем, скоро должно было начаться такое, что им всем следовало напиться в стельку.

– Гордишься собой? – услышал Самаэль голос позади себя и резко обернулся, готовый атаковать. Но перед ним оказалось лишь расплывчатое светлое пятно, больно ударившее по глазам.

– Проклятье, – выругался он, инстинктивно разворачивая крылья и прикрываясь ими от света. – Кто ты такой и что здесь забыл? Черт, – сплюнул он в сердцах, – неужели вы уже способны добраться до дна?

– Не мели ерунды, – неожиданно заметил светлый, и свет свернулся в клубок и опустился значительно ниже на краю башни.

– Ты что это, расселся что ли? – уточнил обалдевший от такой наглости Самаэль.

– Почему бы и нет? – спросил незнакомец, и Самаэль присел рядом с ним, отгородившись от него черным крылом.

– Что тебе надо? Притащил еще какое-нибудь ценное послание сверху? – с раздражением поинтересовался Самаэль.

– Нет, я просто не думаю, что эта война спасет ад. Она его лишь окончательно уничтожит, Самаэль, – высказал он вслух потаенные страхи падшего.

– Какая война? – попытался изобразить непонимание Самаэль, а у самого сердце замерзло в груди оттого, что светлым все было известно.

– Та, которую ты затеял, – спокойно отозвался незнакомец. – Она повлечет за собой войну небес и ада. А тогда здесь не останется и камня на камне. Будет тот самый конец света, о котором так много кричали на всех углах. Изменения и так происходят, души выходят из ада, меняются его обитатели – может, это не так и плохо, Самаэль? Преобразование – это не смерть. В конце концов, сколько все могло оставаться неизменным?

– Ты мне говоришь, что это хорошо? Тогда как бы тебе понравилось если бы все небеса наполнились демонами?

– А чем ангелы не демоны? Только светятся, – ответил незнакомец, и Самаэль оторопел.

– Странная у тебя концепция, светлый, – наконец, выговорил он. – Что же, в таком случае, между нами нет разницы? Тогда почему мы ненавидим друг друга, а не пьем в обнимку в ближайшем кабаке?

– Потому что мой свет режет тебе глаза.

Самаэль рассмеялся.

– Конечно, только поэтому, как я не подумал.

– Ты сам знаешь, чем чревата война, – вновь вернулся к первоначальной теме незнакомец.

– Не надо мне рассказывать, – ощетинился Самаэль. Ему постоянно хотелось убрать крыло и взглянуть на собеседника, но он сдерживался, зная, что все равно ничего не увидит.

– Ты не можешь меня видеть, но я вижу тебя, – сказал светлый.

– И что, поэтому свет лучше тьмы? – завелся Самаэль.

– Да, он дает преимущество, – падший только хмыкнул, – и смысл.

– Какой к черту смысл?

– Смысл, зачем все это.

– И зачем? – помолчав, угрюмо поинтересовался Самаэль.

– Это невозможно объяснить, пока тебя окутывает сплошная тьма. Свет несет в себе сознание творца.

– Сожри дреги твою печенку на обед, – выругался падший. – Ты что, меня вербовать пришел, что ли? Вы там совсем наверху спятили, демоны вас побери?

– Как ты себе это представляешь? – невозмутимо отозвался пришелец, – что я заливаю тебе свет через глотку? Или вдуваю в твое проклятое ухо? Ты можешь измениться только сам. Но это совсем другой разговор. А вот то, что ты действительно можешь сделать – это сохранить подземный мир.

– А я что, черт побери, пытаюсь сделать? – возмутился Самаэль. – И главное, кто мне пытается указывать: какая-то светлая курица?

– Я уже объяснил, – совершенно спокойно отозвался светлый.

– Ты что, чертов пророк?

– Ты сам знаешь ответ, но отворачиваешься от него.

Самаэль убрал крыло, не выдержав, чтобы обругать светлого прямо в его безупречное, пусть и недоступное для глаз падшего, лицо. Но рядом с ним никого не оказалось, он исчез так же, как и появился.

– Да что ж это такое, – выругался Самаэль, – дреги тупеют, светлые разгуливают по аду, еще и читают душеспасительные лекции. И кому – мне!

Но потом его мысли в тишине последовали за словами незнакомца, и он понял, что тот был не так уж неправ. Самаэль собственными руками ведет их к катастрофе. Это приведет к тому, что преобразование, которое происходит в аду, он заменит его полным разрушением. Но с каких пор темные доверяли светлым? Что, если все это лишь их очередная уловка? Только вот голос, говоривший с ним, был искренним, и в нем слышна была любовь к аду. Любовь к аду? Самаэль потер уставшую голову: в последнее время он работал на износ, и даже короткая милая ночь с Грерией не помогла ему полностью восстановиться. Может, он спятил и ему все привиделось? Но призрак говорил его собственными мыслями, страхами и сомнениями. И он был прав: падший не хотел замечать очевидного.

Остановить бойню? Своими руками разрушить план, ради которого он потратил столько времени и сил? Ради того, чтобы созерцать медленное разрушение ада? Преображение – так назвал этот процесс светлый. Но Самаэль был проклятым, а для проклятых это означало разрушение. Если уйдут все души, чем будут питаться демоны судьбы? И кто вообще останется в аду? Куча демонов-бездельников и дреги в качестве их домашних животных?

Самаэль оттолкнулся от края крыши и через секунду его черные крылья развернулись над темной долиной. Полет дарил ощущение покоя и правильности, избавлял от тревог и сомнений, и он отдался ему со всей страстью своей души.

58

Тишина, ветер и песок. Если бы здесь были хотя бы редкие камни или островки с серыми грибами, тогда эта пустыня ничем не отличалась бы от пустых земель ада. За исключением неба, конечно, движения светил и дней, сменяющихся ночами.

Иногда Лили ловила себя на мысли, что ждет, чтобы вдали раздался знакомый свист василиска или лай гончих, но ничто не нарушало тишины. Марк провел с ней всего несколько дней, а теперь появлялся лишь временами. Лили не знала, хороший это знак или нет: пропадает он оттого, что она безнадежна, или наоборот, все идет лучше, чем он думал. И вовсе не понимала его замыслов, и причин, по которым он ее оставлял здесь, не давая никаких заданий. А просто сидеть и слушать пустыню – напоминало ей время, проведенное в индивидуальных слоях. Только миры не возникали, хотя воспоминания зачастую одолевали так, что заменяли реальность. Теперь, глядя со стороны, ей казалось, что все, что она сделала с того момента, как встретила в аду Ника, стало чередой непоправимых ошибок. Она оказалась слишком слаба. Ей следовало вернуться и обо всем забыть, пересилить себя, но она поддалась слабости. А дальше началась история ее падения. Нет, она пала вовсе не тогда, когда не смогла подняться со своего ложа в раю, а намного раньше. Но даже знай она, что это оградит ее от всех мук ада, Лили не смогла бы отказаться от одного мгновения рядом с Ником, от того дождя в вечном городе, когда они стояли рядом, от молчания, связавшего их воедино сильнее, чем любые слова на свете.

– Ник, – прошептала она, и ветер вернул ей имя, мазнув волосами по щеке.

Лили плакала, а вокруг подымались и рассыпались в прах города, моря превращались в пустыни, а пустыни – в океаны. Вечность бежала у нее между пальцев, а жизнь играла непослушными волосами. День согревал, а ночь успокаивала. Разум растворялся в безграничности. То, что она мучительно искала все эти годы – это был мир, мир с самой собой. И он не зависел от песчаных бурь, перемалывающих миры и цивилизации, не зависел от счастья и страданий, это была ее суть, сердцевина, только разглядев которую, познав и приняв, можно было стать счастливой. По-настоящему счастливой, а не на миг, с недоумением и сожалением ускользающий из рук, как песок вечности. Человеческие руки не предназначены для того, чтобы удерживать его. Впрочем, как и руки ангелов, как их крылья. В них меньше человеческой шелухи и больше сути, но им не из чего выбирать. А найти во всем этом мусоре себя – вот настоящее счастье. Все многообразие, вся песня мира – только для того, чтобы найти одно это.

– Здравствуй, – услышала Лили знакомый голос и улыбнулась, еще даже не подняв к нему голову.

– Здравствуй, Синглаф, – глаза ее светились теплом, когда она посмотрела на него.

– Я почти не поверил Марку, – прошептал он, всматриваясь в нее, – не поверил, что он смог сотворить подобное чудо, что ты смогла.

– Что он сказал тебе? – усмехнулась Лили.

– Что тебе лучше. Настолько, что я могу навестить тебя без боли.

– И как? – Лили улыбалась ему, зная, что боли нет, и зная, что с ней все хорошо. Просто хорошо, и не важно, есть ли рядом кто-то или нет никого.

– В тебе не было такого покоя даже после кокона, – заметил Синглаф.

– Да, потому что он не был моим выбором, – ответила Лили, усаживаясь на землю и обхватывая колени. – А теперь то, что я есть – это мой выбор.

– Ты говоришь те же сумасшедшие вещи, что когда-то говорил мне Марк. Но я не понимаю их. Это он научил тебя?

Лили засмеялась, глядя на Синглафа, который так и не решился приблизиться к ней, словно не понимал до конца, чем она стала.

– Нет, он помог мне, но научить этому невозможно. В этом и заключен смысл человеческой жизни – в выборе.

– Я видел выбравших зло, и выбравших свет, но ни один из них не был похож на тебя, – заметил Синглаф, приближаясь к ней.

– Выбрать нужно себя, – произнесла Лили. – Выбирая свет или тьму, ты оставляешь свою суть одинокой, а так никогда не познать настоящего мира.

– Ты говоришь загадками.

– Это не загадка, Синглаф. Тебе не надо было выбирать, ты един со своей сутью, и ничто в тебе не закрывает ее от тебя. Человеческая жизнь – все равно что блуждание в потемках, когда ты не знаешь ни цели, ни средства. Только знаешь, что есть нечто, таящее в себе все. Даже не знаешь, а чувствуешь. И найти это нечто – невыносимо сложно и несравнимо ценно.

– Ты больше не сожалеешь по аду?

– Сожалею. Но прошлое уже свершилось – я ничего с ним не могу поделать.

– А будущее?

– Будущее – свершится, и я тоже ничего с ним не поделаю.

– Так что же остается?

– Настоящее, – улыбнулась Лили. – Песчаная крупица, которую я держу в руках.

Синглаф помолчал, задумчиво глядя на ее руки.

– Ты вернешься на небеса? – спросил он.

– Нет, – покачала головой Лили. – Настоящее сейчас разворачивается в аду. Я не знаю, что удалось сделать твоему посланнику, но я сделаю то, что могу.

– Ты снова спустишься вниз? – в голосе Синглафа разлилось явно ощутимое разочарование и тревога. Новость поразила его, заставив пропустить мимо ушей все остальное.

– Я не потеряю себя, – утешила его Лили, – потому что больше ничего не осталось, – она обвела рукой пустыню.

– Марк при жизни никогда не был в пустыне, – заметил Синглаф.

– Он был в пещерах, наедине со своими мыслями.

– Но ведь в слоях, насколько я слышал… – начал светлейший, но Лили мягко остановила его, коснувшись рукой.

– По своей воле.

Синглаф не отпрянул и накрыл ее ладонь своей.

– Я скучал по тебе, Лили.

– Больше не зовешь меня Икатан? – улыбнулась она.

– Нет, ты не похожа на Икатан. Полагаю, ты всегда была Лили, – ответил он, глядя в ее непостижимые глаза. – Зачем он создал тебя?

– Потому что он творец? – Лили склонилась к наставнику и обняла его. – Прости меня, – прошептала в его спутанные волосы.

– Мне самому есть за что извиняться, – смутился Синглаф, вспоминая свое пьянство.

– Ты прикоснулся к пониманию того, что такое быть человеком.

– Не к лучшей части этого термина, – отозвался он, нехотя отпуская Лили.

– Сожаления не разъедают душу, когда она цела.

– Ты будто солнечный свет, – заметил он, – свет и тепло. Что тебе делать в аду? – его лицо погрустнело.

– Светить, – усмехнулась Лили, – ведь у них нет ни солнца, ни ангелов.

– Некоторые из них были когда-то ими, – с горечью произнес Синглаф.

– Я помогу им.

Он недоверчиво покачал головой.

– На самом деле Марк сказал мне передать тебе, что ты свободна.

– Я знаю, – кивнула головой Лили.

– Чего же ты тогда ждала?

– Я должна отдать ему одну вещь, – ответила Лили, снимая с шеи крест и кладя его в ладонь Синглафа. – Передай ему, пожалуйста. И скажи спасибо.

– Хорошо, – светлейший зачарованно смотрел, как она легко встала и пошла в сторону горевшей ярким светом звезды.

– Как ты достигнешь ада? – прокричал ей вслед Синглаф.

– Я думаю, он сам меня найдет, – отозвалась Лили и помахала ему рукой.

59

Изобилие трускла привлекло внимание Самаэля, и он, сделав небольшой полукруг, опустился на землю. Войн давно не было, и в такие времена черные ягоды становились на вес золота. Падший знал от Грерии, что скользящие твари готовы были сделать все за горсть ягод. Тем более было странно видеть такие залежи нетронутыми.

– Эй, – окликнул он блуждавшую невдалеке девушку. – Да, я тебе.

Девушка премило улыбнулась и направилась к нему. Самаэль внутренне приготовился дать ей отпор, если она неверно поняла его намерения: ему было сейчас не до любовных игр. Но незнакомка подошла к нему с достоинством, и в глазах ее светилась внимательная мудрость.

– Ты знаешь, что это? – указал он на ягоды.

– Трускл, – пожала плечами девушка.

– Ты знаешь, чем он ценен?

Ее улыбка показалась падшему немного странной и загадочной.

– Лучше, чем кто-либо другой.

– Тогда, может, объяснишь мне, почему его еще не обобрали?