Текст книги "Месть кованых фламинго"

Автор книги: Донна Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

17

Я удивленно посмотрела на Майкла. В его голосе не прозвучало особого сожаления, а ведь он лишился шанса помочь мне высвободиться из корсета. Впрочем, у нас был трудный день.

– Они отдадут и то и другое, – обнадежила я. – И я смогу надеть все это на следующую постановку.

Реакция нулевая.

– Проверишь свою теорию – о том, что самостоятельно я не разденусь.

В ответ – кривая улыбка. Господи, уже так поздно, и я так устала!

– Майкл! Что еще случилось?

– Нам надо поговорить.

Неужели он хочет завести один из тех «серьезных разговоров», через которые время от времени проходят все влюбленные? В моей жизни такие разговоры случаются в основном тогда, когда у меня нет ни сил, ни терпения их поддерживать. Я открыла рот, чтобы ответить, лихорадочно пытаясь сообразить, что именно хочет услышать Майкл, как вдруг сзади донесся раздраженный голос:

– Вам обязательно разговаривать прямо сейчас? Завтра рано вставать.

– Погодите, – донесся другой голос, из-за спины Майкла. – Нам интересно.

Я высунула голову наружу – никто не прятался, скрючившись за углом и прижав ухо к полотняной стенке. Соседние палатки стояли темные.

– Может, вам и интересно, – донесся первый голос из палатки слева от меня, – а нам спать хочется.

– Вставьте в уши затычки, – посоветовал второй голос, из палатки справа.

– Эй! – окликнули из палатки напротив. – У вас что там, гулянка? У меня пиво на льду стоит, холодное!

– Нам придется поговорить в другом месте, – сказала я.

– Сам вижу, – согласился Майкл.

Мы снова обулись и вышли.

Не могу не отметить, что полотняные палатки имеют свое очарование. Снаружи. Глядя на раскинувшееся море тентов, которые изнутри освещали романтичные светильники, легко было представить, что мы на самом деле попали в лагерь армии Вашингтона.

А кроме того, на белые палатки трудно налететь в темноте, чего, к сожалению, не скажешь о грудах разнообразного хлама, который обитатели лагеря разбросали вокруг своих временных жилищ.

Проходя по лагерю, мы миновали палатку Фолка и Теда. Она не отличалась от остальных, особенно в темноте, но я узнала их голоса. И хотя слышно было одно слово из десяти, по тону разговора я поняла, что они опять ругаются.

– Я бы сунула голову в палатку, чтобы прервать ссору и выяснить, знают ли они уже об убийстве, – сказала я, – если бы ты не питал непонятного и беспричинного отвращения к Фолку.

– Я не питаю к Фолку никакого отвращения, – возразил Майкл. – Во всяком случае, к Фолку конкретно.

– Тогда почему ты хмуришься всякий раз, когда видишь его или слышишь его имя?

– Потому что Фолк – это символ. Символ доброй половины твоей жизни.

– Ты имеешь в виду мою карьеру?

– Карьеру и все остальное, что мешает нам почаще бывать вместе. Возьми эти выходные. Мы приехали сюда вдвоем, но ты столько времени проводишь с семьей и друзьями, что мы почти не видимся.

– Майкл, мы уже обсудили…

– Знаю, об этих выходных мы уже поговорили. Согласен, пример не лучший. А что ты скажешь о той неделе, которую мы собирались провести на море?

– Тоже плохой пример. Тогда поездку отменил ты – сказал, что едешь в Ванкувер сниматься в сериале у какого-то друга.

– Не отменил, а перенес.

– Да, с той недели, что я аж за полгода наметила как свободную, на ту, когда у меня была выставка. Очень престижная, хочу сказать, выставка, на которую я пыталась пробиться последние десять лет, не говоря уже о том, что заплатила за место кругленькую сумму.

– Не могу поверить, что ты до сих пор бесишься из-за этого сериала, – сказал Майкл.

– Я не бешусь, мне даже не терпится его посмотреть. Просто напоминаю, чтобы ты не говорил о сорванной поездке.

– Потише нельзя? – проворчал кто-то из ближайшей палатки.

– Простите, – пробормотали мы хором.

Дальше мы шли молча, пока не добрались до дороги, которая делила поле битвы надвое и ограничивала лагерь с севера.

– Разве с той стороны дороги никого нет? – нахмурилась я. – Могу поклясться, сегодня утром там ставили палатки, а теперь… Черт!

Я подпрыгнула от пушечного выстрела; здесь грохотало гораздо громче, чем на ярмарке. Несмотря на это, земля почему-то больше не тряслась. Наверное, я просто привыкла.

– Пушка вон там, слева, – махнул рукой Майкл.

– Знаю. Наверное, они метят по редутам.

– По чему?

– По редутам – так называются вон те защитные сооружения на поле. Видишь земляные насыпи с торчащими из них деревянными кольями?

– А-а, вот, значит, что такое редуты, – обрадовался Майкл. – В подразделении неделями обсуждали, как мы будем штурмовать редут, а я стеснялся спросить, что это такое.

– Видимо, речь шла о Девятом редуте. На самом деле французы штурмовали его за несколько дней до конца осады, – объяснила я, подпрыгнув от очередного выстрела. – Я, кажется, догадываюсь, почему отсюда исчезли палатки.

– Я тоже. Люди сбежали подальше от канонады, поэтому лагерь так переполнен.

– Неужели они намерены палить всю ночь? – возмутилась я. – Пойдем-ка потолкуем с ними.

– Мэг, зачем…

– Майкл, я помню, что ты хотел серьезно поговорить! – крикнула я через плечо, шагая через поле туда, где встали лагерем артиллеристы. – Но я, во-первых, жутко хочу спать, а во-вторых, совершенно обалдела от всего, что случилось. Вместо разговора выйдет скандал, которого я не хочу. Но если ты поможешь мне уговорить этих чертовых артиллеристов прекратить пальбу до утра, я думаю, мы придем к соглашению, тем более что я буду тебе благодарна… Ай!

Я почувствовала, что лежу на земле лицом вниз. Раздался голос:

– Стой! Кто идет?

– Ради всего святого… – пробормотала я.

– Мэг! Что с тобой? – воскликнул Майкл.

– Я обо что-то споткнулась, – объяснила я, пытаясь подняться.

– Я сказал: «Стой! Кто идет?»

– «Gatinois chasseurs»! [17]17
  Подразделение в составе французских войск, принимавших участие в осаде Йорктауна.


[Закрыть] – крикнул Майкл невидимому часовому. – Ты в порядке? – спросил он у меня.

– Я когда-нибудь рассказывала тебе, что на поле боя растут кактусы?

– Кактусы?

– Подойдите и представьтесь! – крикнул часовой.

– Через минутку, ладно? – попросил Майкл.

– Да, кактусы. Маленькие, аккуратненькие кактусы, всего несколько сантиметров в высоту.

– Мэг, ты что, головой ударилась?

– В детстве мы все знали, что здесь нельзя бегать босиком из-за кактусов. Колючки такие малюсенькие, что их даже пинцетом не вытащишь. Приходится ждать, пока сами выйдут.

– Ты ведь не босиком?

– Нет, – согласилась я, вставая на ноги. – Но я упала лицом в кактусы. Надеюсь, то, обо что я споткнулась, кинули не эти бестолковые артиллеристы. Хватит нам за вечер одного убийства.

– Может, поговорим с ними попозже? – предложил Майкл.

Я зашагала к лагерю артиллеристов – мы подошли так близко, что я уже видела блики костра между палатками.

Майкл с кем-то заговорил. Наверное, с часовым, решила я, прошла мимо, и тут передо мной в темноте выросло что-то огромное.

Я шагнула ближе и обнаружила, что смотрю в самое жерло пушки.

18

Я надеялась, что очередной выстрел раздастся чуть погодя, но на всякий случай отпрыгнула подальше. И только потом поняла, что возле пушки никого нет.

Странно. Они же только что палили. Утром, перед уходом в павильон, я наблюдала, как расчет артиллеристов суетится возле орудия, в то время как офицер подает команды – громко, чтобы слышала публика. Там было не меньше восьми человек – и это только половина от того числа, которое требовалось для той же самой операции в старину. Кроме того, процесс состоял примерно из тридцати стадий, треть которых заключалась в чистке дула после выстрела. Почему же никто ничего не делает?

Я снова подошла поближе и дотронулась до дула. Металл был той же температуры, что и окружающий воздух. Разве пушка не греется хотя бы чуть-чуть, когда из нее стреляют?

Я стояла в недоумении, и тут из палатки неподалеку вышел человек и подошел ко мне.

– Хороша, верно? – спросил он, оглаживая пушку, как любимую лошадь. – Представляете, каково им тут приходилось, когда тридцать таких малюток палили по городу?

– Хороша, да и звуки от нее неплохи, – ответила я. – Поэтому даже не желаю представлять, как это было. Вы всерьез собираетесь всю ночь продолжать пальбу?

Человек вздохнул.

– Они из лагеря, Джесс… я хотел сказать, капитан, – произнес часовой, подходя ко мне вместе с Майклом. – Заснуть не могут.

– Не удивляюсь, – кивнул капитан Джесс. – Мы вроде как обязаны стрелять всю ночь, мэм, – добавил он. – Пойдемте… раз уж мы вам спать не даем, так хоть позвольте вас развлечь.

Следуя за Джессом, мы прошли между палатками к центру лагеря, где горел костер. Вокруг него сидели мужчины и женщины. Одна наигрывала на гитаре. Несколько человек держали дымящиеся кружки, другие жевали тосты с сыром. Мой живот тут же забурчал, напоминая, что несколько часов назад я умчалась с вечеринки, так и не перекусив.

– Хотите чего-нибудь выпить? – предложил Джесс. – У нас есть пиво, сидр, вода и свежесваренный котелок нашего национального напитка. Никакого чая, разумеется.

– Национального напитка? – переспросил Майкл.

– Кофе, – объяснила я. – После Бостонского чаепития Континентальный конгресс официально провозгласил кофе национальным напитком. Мне, пожалуйста, чашечку.

– И мне, – добавил Майкл.

– И все-таки я настаиваю, что это анахронизм! – произнес один из людей у костра. – Сам по себе кофе аутентичен, но не тогда, когда его делают в кофеварке, да еще пропускают через фильтр.

– Тогда накапай мне две чашки горячего анахронизма для наших гостей, Мел, – попросил капитан. – Потому что я не желаю портить хороший кофе, кипятя его в том же котелке, в котором ты варил солонину. Вы, ребята, предпочитаете черный анахронизм или со сливками?

Я немного изменила свое отношение к бригаде артиллеристов, сидя с ними у огня и попивая отличнейший кофе; когда мне предложили горячий сандвич, я просто не смогла отказаться. Однако я не могла не помнить о том, что каждая проведенная вместе минута приближает нас к моменту очередного выстрела, и была полна решимости их остановить.

– Слушайте, – сказала я, дожевав угощение, – не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством, но что у нас с канонадой творится?

Люди вокруг костра заворчали.

– Нас наняли, чтобы мы стреляли всю ночь, – объяснил Джесс.

– Да, знаю. Чтобы изображать обстрел, который начался десятого октября 1781 года и длился, пока командующий англичан лорд Корнуоллис не выбросил наконец белый флаг. Это я помню. Но для чего вам стрелять в середине ночи, когда все равно никто не слышит? Или, скажем так, не услышит, если вы дадите заснуть.

– Я сам был бы счастлив отдохнуть до утра, или до середины ночи, или до любого другого часа, который вы предложите, – сказал Джесс. – Только дело не во мне. Все решает мадам ван Штейбен.

– Ван Штейбен? – переспросил Майкл.

– Прусский генерал, которого Вашингтон нанял, чтобы навести порядок в американской армии, – объяснила я. – Знаменит любовью к строжайшей дисциплине и строевой подготовке, а также умением ругаться на трех языках.

– Вы прекрасно знаете историю, – с поклоном заметил капитан.

– Я выросла в этих краях, – пожала я плечами.

– И одна из праправнучек этого генерала помогает в организации праздника? – спросил Майкл.

– Майкл! Ради Бога! – воскликнула я. – Разумеется, они имеют в виду твою мать!

У капитана отвисла челюсть. Несколько человек у костра подавились кофе. Майкл вытаращил глаза, а потом расхохотался.

– Замечательно! – смеялся он. – Мадам ван Штейбен!

– Конечно, мы не зовем ее так прямо в глаза, – добавил Джесс.

– Конечно, нет, – согласилась я. – Иначе вас уже не было бы в живых.

– Она особо отметила, чтобы мы не прекращали стрельбы ночью. Сказала, что хочет добиться максимальной исторической достоверности. Заставить людей прочувствовать, что перенесли их прабабушки и прадедушки.

– Нужно было отказаться, отказались же мы от настоящих ядер, – заметил Мел.

– Настоящих ядер? – эхом откликнулась я.

– Когда она впервые увидела, как мы стреляем, я рассказал ей про откат. Если бы мы стреляли настоящими ядрами, откат у пушки таких размеров составлял бы около четырех-пяти метров. Именно поэтому орудийный расчет в те времена включал гораздо больше народу – около шести человек закатывали пушку на место после выстрела. И поэтому мы кричим: «Отход!» – перед тем как дать выстрел. А когда стреляешь холостыми, отката практически нет.

– И она, конечно, сказала, что это недостаточно аутентично, так?

– Снаряды летят очень далеко, – мрачно сказал Джесс. – Если помните, ваш город обстреливали именно отсюда.

– Стреляйте в сторону реки, – предложил Майкл.

– Мудрая мысль, – согласился Джесс. – Там по случаю праздника пришвартовалось всего-навсего штук пятьсот шикарных яхт.

– Простите, – фыркнул Майкл.

– А если целиться в сторону дороги? – предложил кто-то из артиллеристов. – Только я не хочу тратить снаряды на мелочь вроде легковушек. Давайте посмотрим, сколько грузовиков нам удастся подбить.

– Автобусы с туристами, – предложил Мел. – Хотите уничтожить как можно больше врагов – стреляйте по автобусам!

– Не обращайте внимания, – посоветовал Джесс. – Он любит подначивать туристов.

– Надеюсь, они не знают, где живет мама, – шепнул мне Майкл.

– Возвращаясь к ночной пальбе… – начала я.

– Если она не услышит стрельбы, то скажет, что мы нарушили контракт, – предупредил Джесс.

– Да она небось спит давно!

– Ага, уже час как легла, – поддержал Мел.

– Откуда такая точность? – изумился Майкл.

– Людям служивым положено знать, что поделывает начальство, – туманно объяснил Джесс, кинув на Мела свирепый взгляд.

– Давайте заключим сделку, – предложила я. – Вы перестаете стрелять, скажем, до шести утра, а я найду десяток добровольцев, которые завтра явятся к миссис Уотерстон и пожалуются на ночную канонаду.

Джесс задумался.

– На случай если она засомневается, я организую парочку людей, которые возразят, что это – дело привычки и они вообще не заметили никакой стрельбы.

– Да, неплохо было бы немного поспать, Джесс, – сказал один из артиллеристов.

– Договоренность действует до конца праздников – никакой стрельбы с полуночи и до шести утра.

– Вы уверены, что сможете это устроить?

– Уверена, – твердо ответила я.

– Без проблем, – поддержал Майкл.

– Тогда заметано, – согласился Джесс.

Мы пожали друг другу руки, и радостные крики разнеслись по всему лагерю. Несколько человек пожелали нам спокойной ночи и разошлись по палаткам, а Мел оделил всех желающих свежим кофе без единой жалобы на слишком современный метод его приготовления.

– Я вам вот что скажу, – подмигнул капитан. – Давайте-ка пальнем последний раз, закрепим, так сказать, договоренность.

Артиллеристы вскочили на ноги с таким энтузиазмом, что у меня не хватило духу протестовать. В конце концов, после предыдущего выстрела прошло не так много времени, успокаивала я себя, вряд ли кто-нибудь в лагере уже заснул.

– Вы должны нам помочь, – заявил Джесс. – Это ведь вы все затеяли.

– Спасибо за доверие, но…

– Я настаиваю!

Пришлось согласиться; честно говоря, я уже готова была чечетку станцевать на этой дурацкой пушке, лишь бы она прекратила стрелять. Но к моему удивлению, Джесс повел меня не к пушке, а к палатке, стоявшей на краю лагеря.

– Что там? – спросила я.

– А вы загляните, – ухмыльнулся Джесс.

Я с сомнением приподняла полотняный лоскут, прикрывающий вход, и с недоумением уставилась на огромную сияющую суперсовременную стереосистему, похожую на те, что ставят на рок-концертах.

– Мел, Фрэнк, включите колонки, – распорядился Джесс. – Кэрри, проверь кассету.

Мел и еще один солдат выволокли наружу невероятной величины колонки и поставили их по обе стороны палатки, а женщина в домотканом платье натянула пару наушников, покрутила какие-то ручки на панели и кивнула Джессу.

– Всем заткнуть уши, – скомандовал Джесс. – Возьмите затычки, мэм, – обратился он ко мне. – Теперь по моей команде вы нажмете кнопку, вон ту, на которую показывает Кэрри, и мы дадим по проклятым англичанам последний залп перед тем, как отправиться на боковую.

Я нажала кнопку и отскочила. Сквозь плотные затычки донеслось, как записанный на пленку голос Джесса выкрикивает команды, а потом раздался мощный грохот пушки.

– Вот что мы делаем ночью, – сказал Джесс.

Мел и Фрэнк убрали колонки, а Кэрри, сняв наушники, перемотала кассету в начало.

– Потому-то мы и знаем, когда ваша мама ложится спать, – объяснил Джесс Майклу по дороге к костру. – Мы стреляем по-настоящему, только пока кто-то нас видит. Вы не подумайте, нам нравится стрельба, просто, когда никого нет, неохота тратить время и заряды. Так что мы подрядили двух наших парней следить за ней. Когда она идет в нашу сторону, ребята звонят по мобильному, и к тому времени, как она появляется, у нас уже все в порядке.

– Блестяще придумано, – сказала я.

– И так исторически достоверно, – пробормотал Майкл.

– Черт, да вы поймите, – втолковывал Джесс. – Мы и сами стараемся придерживаться правил. Возьмите некоторых актеров – их вообще история не интересует.

– Побегают туда-сюда, постреляют из мушкетов, пока порох не кончится, а потом сядут у костра и пиво дуют, – поддержал его Мел, нахмурившись и кивая в сторону сидящих у огня. Один из них поднял кружку, громко рыгнул, будто тост произнес, и осушил ее.

– А другие, наоборот, настолько упертые, что стараются делать вид, будто двадцать первый век вообще не наступил, – косясь на Мела, добавил Джесс. – Хотят, чтобы все делалось именно так, как в прежние века, не важно, сколько времени на это тратится и нужно ли это вообще. Роют выгребную яму, вместо того чтобы пользоваться биотуалетом. Пьют сырое молоко. Варят себе кофе в котелке. Не удивлюсь, если в один прекрасный день они попробуют лечить больных кровопусканием – это ведь так аутентично!

– Люди имеют право делать то, что считают нужным, – упрямо произнес Мел.

– И я уважаю это право, пока они не пристают к остальным и не ущемляют их право делать то, что те считают нужным.

– Стой! Кто идет? – раздался голос часового.

– Мэг Ленгслоу, случайно, не у вас? – спросил чей-то голос.

– О Господи! – встрепенулась я. – Уисли.

– Кто-то, с кем вы не желаете встречаться? – спросил Джесс. – Мы можем отослать его обратно.

– Не хочу ущемлять свободу прессы, – сказала я. – Вы ведь именно за это сейчас сражаетесь? Дайте ему пройти.

Минуту спустя к нам присоединился Уисли Хатчер.

– Я полночи тебя ищу, – кинулся он ко мне. – Все говорят, что ты нашла труп.

19

– Труп? – переспросил Джесс. – Вы имеете в виду, что все эти разговоры об убийстве – правда? Я-то считал, что это часть постановки.

– К тому времени как они наконец нашли ключ и выпустили меня, тело уже увезли, и я ничего не увидел, – скулил Уисли. – Ты просто обязана дать мне интервью!

– Как говорит миссис Фенниман, единственное, что мы обязаны сделать в жизни, – прожить ее до самой смерти. Можно еще чашечку анахронизма? – обратилась я к Джессу.

– Конечно, мэм. – Капитан разлил кофе всем желающим, полностью игнорируя Уисли, который бегал туда-сюда, издавая жалобные стоны. Кузен походил на просящуюся гулять собаку.

– Стой! Кто идет?

– Не лагерь, а Центральный вокзал… – пробурчал Мел.

– Дэнни, наверное, рад, – сказал один из артиллеристов. – Обычно на ночном дежурстве очень скучно, еле держишься, чтобы не заснуть.

– Привет, Джесс, – сказал один из двух мужчин, подошедших к костру. – Ксавьер из музея «Виктори центр» спрашивает, не поможем ли мы ему приготовить заряды.

– Простите, я знаю, что вы устали за день, – сказал Ксавьер. – Но у меня безвыходное положение.

– Нет проблем, – отозвался Джесс. – Правда, неплохо было бы начать чуть пораньше.

– Да у нас все было готово чуть ли не за месяц, – оправдывался Ксавьер. – А вчера на складе трубу прорвало, и все промокло. В том числе и боеприпасы.

– Ясно, – вздохнул Джесс, а люди у костра понимающе закивали головами. – Хотите поучиться, как это делать? – спросил Джесс.

Майкл явно хотел, а у меня к тому времени открылось второе дыхание.

Джесс отрезал трапециевидный кусочек бумаги нужного размера, маленьким совочком отмерил необходимое количество пороха, завернул бумагу цилиндриком, как сигару, и загнул края.

С моей точки зрения, довольно нелепо делать старинные заряды для мушкетов, используя листки из вчерашнего выпуска «Вестника Йорктауна», но остальные и глазом не моргнули.

Даже Уисли присоединился к нам, хотя не думаю, что от него было много толку. Он смотрел на меня так, будто думал, что я вознагражу его долгожданным интервью, если он сделает побольше патронов.

– Следите за количеством пороха, – не в первый раз повторил Ксавьер. – Лучше не доложить, чем переложить.

– А зачем нужны эти патроны? – спросил Майкл.

– Когда устраивают постановки на открытом воздухе, именно мы занимаемся боеприпасами, – объяснил Ксавьер. – Изготавливаем и раздаем. Из соображений безопасности.

– А то некоторые умники любят насыпать побольше пороха, чтобы громче бахнуло, а это чревато, – добавил Джесс.

– Не говоря уже о дураках, которые используют то же оружие на охоте и даже не пытаются держать боевые заряды отдельно от холостых.

– Вы имеете в виду, что вот этим можно стрелять по-настоящему? – уточнила я. – Старыми газетами?

– Совершенно верно, – подтвердил Ксавьер. – Я сам увлекаюсь охотой и всегда использую страницы с комиксами для боевых зарядов, а остальную часть газеты для холостых, чтобы не перепутать.

Разыгрывает он меня, что ли?

– Боевые патроны делаются таким же образом, – объяснил Джесс. – Однако после того, как вы свернули бумагу и загнули один конец, вы кладете вслед за порохом пулю и только потом загибаете с другой стороны. Когда приходит время заряжать, вы скусываете бумажную гильзу зубами и высыпаете порох вот сюда, на полку.

– Одним из главных требований к желающим попасть в Континентальную армию, – сказал Мел, – было наличие как минимум двух передних зубов, чтобы скусывать гильзы.

– Что при тогдашнем уровне стоматологии… – Ксавьер покачал головой.

– А нельзя просто разорвать пальцами? – спросил Майкл.

– Можно, но тяжело, потому что в руках при этом находится ружье и шомпол, – ответил Джесс. – Смотрите!

Он взял мушкет и продемонстрировал, как нужно разорвать зубами гильзу, засыпал на полку немного пороха, а потом засунул бумажную гильзу в ствол.

– Если бы я стрелял не вхолостую, я бы оставил пулю обернутой в бумагу, что позволяет ей плотно сидеть в стволе. Бумага играет роль пыжа. Пуля поверх пороха, конечно, иначе она никуда не полетит. Потом я беру шомпол, чтобы удостовериться, что заряд до конца вошел в ствол. Обязательно убираю его на место; самое последнее дело – обнаружить в разгар битвы, что кругом валяются шомпола. Вот теперь ружье заряжено. Будь сейчас день, я бы пальнул в воздух, а потом показал бы вам, как его чистят. Впрочем, общую идею вы, надеюсь, уловили.

– Ты собираешься оставить ружье заряженным? – удивился Ксавьер.

Джесс мотнул головой.

– Чтобы вытащить заряд из ствола, используют так называемый червяк, – показал он штуку, похожую на штопор на раздвоенной ножке. Мы внимательно наблюдали, как Джесс вычищает куски бумаги, высыпает порох в общую кучу и выдувает туда же остатки.

– Если постановка нормально организована, там или раздают боеприпасы централизованно, вот как у нас, или проверяют всех солдат, – сказал Ксавьер. – А каждое подразделение устраивает еще и свою собственную проверку – на всякий случай.

– А можно по весу заряда определить, холостой он или боевой? – спросила я. – Ведь пули свинцовые, они тяжелее…

– Верно, но в пылу битвы кто это заметит? – ответил Мел. – Вы, наверное, понимаете, о чем я, – повернулся он к Майклу.

– Боюсь, что не очень, я тут новичок, – сказал Майкл.

– Известен случай, когда какой-то идиот прострелил противнику шапку. – Ксавьер помахал своей собственной шапкой. – Хорошо, что он целился выше головы, как и положено.

– А мои ребята еще удивляются, почему страховка растет, – вмешался Джесс. – Даже при стрельбе холостыми надо целить выше головы противника. Холостые заряды тоже не шуточки, при выстреле прямой наводкой можно и глаз выбить.

Я нахмурилась и посмотрела на Майкла. Неужели он об этом знает и ничего мне не сказал? Или сам только что услышал о том, как рискованно его новое хобби?

– Ужасно! – с жадным интересом воскликнул Уисли. – И часто такое случается?

– Почти никогда, – ответил Джесс, похоронив надежду Уисли на рассказ об опасностях военных постановок.

Через несколько минут Майкл заметил, как я широко зеваю, пытаясь отрезать кусок газеты, и предложил вернуться в лагерь. Мы пожелали спокойной ночи артиллеристам у костра и часовому.

– Или я должна сказать «Gatinois chasseurs», как ты?

– Нет, зачем?

– Не знаю. Что это вообще такое?

– Так называется мое подразделение, – обиженно сказал Майкл. – Я представился часовому.

– Ой, прости. Я знаю, как оно пишется, но понятия не имела, как произносится.

– Я не заметил, чтобы ты вообще хоть как-то его произносила, – надулся Майкл.

– А я и не произносила – вслух, – объяснила я. – Хотя про себя тренировалась.

– Эй, подождите! – окликнул нас Уисли. – Мне в ту же сторону.

– Оставь надежду, Уисли! – отрезала я. – Я слишком устала, чтобы с тобой болтать.

– Послушай, я просто обязан выяснить, что случилось!

– Обратись к Монти, – посоветовала я. – Он запретил нам контактировать с прессой.

– Это не для печати, – настаивал Уисли. – Это для меня. Я опасаюсь за свою жизнь.

– Неудивительно, если вспомнить кое-какие твои статьи, – поддела я.

– Ты можешь не рассказывать мне подробности, которые не подлежат разглашению, просто скажи: этого типа, Бенсона, не могли убить по ошибке?

– По ошибке? – не поняла я.

– Он был в синем мундире, как и я, – объяснил Уисли. – И примерно моего роста и веса.

– Уисли, нынче вечером в таких мундирах разгуливали десятки людей. И многие одного с тобой роста.

– Да, но у кого из них масса недоброжелателей? Я знаю секреты… секреты, о которых я не писал. Секреты, которые могут поломать кое-кому жизнь и погубить карьеру. Мне уже угрожали.

– Не сомневаюсь. Когда ты работал в «Вестнике Йорктауна», я сама несколько раз грозилась тебя убить.

– Анонимные письма с угрозами! – вещал Уисли. – В том числе и от людей, которые не любят шутить.

– Откуда ты знаешь, если они были анонимными?

– Потому что я знаю, кто знает, что я знаю!

– Ну и знай, – буркнул Майкл.

– Полным-полно народу на празднике видело, как твой друг Тони погнал меня в сторону ярмарки.

– Он мне не друг! – рявкнула я.

– Что, если один из гостей проследил за нами, желая меня прикончить, и по ошибке зарезал Бенсона? Если есть хоть малейший шанс, что так и было, я должен принять меры предосторожности.

– Прими их в любом случае, – посоветовала я. – Знаешь ведь, как люди относятся к папарацци. И не шуруй в моем павильоне среди ночи, потому что именно этим и занимался Бенсон, перед тем как его убили. И не доводи людей до того, что они могут запереть тебя в колодки. Если убийца действительно охотился за тобой, тебе повезло, что я его спугнула. Представь только, как легко он мог подойти сзади и…

– Прекрати! Мне и так уже кошмары снятся! Я отсужу у этого паразита Тони последнее пенни, клянусь!

– Тебе придется встать в очередь, сначала я подам на него за нарушение авторских прав.

– Ты же не допустишь, чтобы меня убили, Мэг? Ты что, до сих пор злишься из-за того студенческого бала?

– Студенческого бала? – повторил Майкл.

– Заткнись, Уисли, – предупредила я.

– Ты ходила с ним на бал?

– На его бал, не мой, и не по своей воле. Наши матери силком заставили меня, когда он не смог найти себе пару.

– И вовсе не так! – запротестовал Уисли. – Я сделал это из жалости. Как ты думаешь, сколько второкурсниц попали тогда на бал для выпускников?

– На одну больше, чем следовало, – отозвалась я. – Потише, Уисли. Мы уже подошли к лагерю.

– Ты все еще злишься, – продолжал бормотать Уисли. – И не пытайся уверить меня, что не нарочно надела тогда каблуки.

Я подавила смешок. Туфли с девятисантиметровыми каблуками, в которых я оказалась на добрых двенадцать сантиметров выше Уисли, были моей единственной формой протеста.

Я боялась, что Уисли захочет провожать нас дальше в надежде расспросить меня об убийстве, но, к моему облегчению, как только мы вошли на территорию ремесленников, он махнул нам на прощание и нырнул в свою палатку.

– Скатертью дорога, – пробормотала я.

– И что же произошло после бала? – осведомился Майкл.

– Не то, о чем ты думаешь.

– А откуда ты знаешь, о чем я думаю?

– Потому что, о чем бы ты ни думал, все равно не угадаешь. Несколько парней, которых Уисли довел до ручки, решили сыграть с ним шутку: похитили его, раздели до белья и бросили в глухом месте. Я думаю, ребята не ожидали, что он будет не один.

– Так тебя тоже похитили?

– Ага. Но мне по крайней мере оставили платье. Хотя это не очень помогло, учитывая, что завезли они нас в болото.

– Ты шутишь!

– Представь себе, нет.

– И как же вы сумели вернуться?

– Я дождалась рассвета, нашла еле заметную тропку и пошла по ней, пока не наткнулась на орнитологов, наблюдавших за птицами. Они подбросили меня до Скитертауна, а туда уже за мной приехал папа.

– А Уисли?

– Решил, что я его только задерживаю, и рванул один куда глаза глядят. Полиция отыскала его только через три дня.

– Да, теперь я понимаю, почему Уисли не самый любимый из твоих кузенов, – сказал Майкл, поднимая матерчатый клапан, чтобы войти в палатку.

– На самом деле он даже не кузен. По-моему, из всех родственников с ним ладит только мама.

Я моргнула, вспомнив мамино распоряжение найти для Уисли интересную историю. Убийство, несомненно, подошло бы, однако стоит ли доверять перу Уисли? Ладно, подумаю об этом позже.

Я рухнула на постель, благодаря судьбу за то, что подо мной тщательно замаскированный нами анахронизм – надувной матрас. Как я устала, даже пальцем пошевелить трудно! Если бы Джесс и его друзья-артиллеристы прикатили сюда пушку и начали стрелять над нашей палаткой, я бы, наверное, и глазом не моргнула.

– Боюсь, сегодня я буду храпеть во сне, – предупредила я.

– Сегодня, но, надеюсь, не прямо сейчас? – отозвался Майкл.

Что ж, оказалось, у меня еще остались кое-какие силы.