Просуществует ли путинская система до 2042 года?

Текст добавлен: 16 апреля 2017, 02:00

Текст книги "Просуществует ли путинская система до 2042 года?"

Автор книги: Дмитрий Травин

Жанр:

Публицистика

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Ни в коей мере. Есть небольшое число фанатов демократии на одном фланге, так же как сохраняется некоторое число путинских фанатов на другом. В центре же простирается огромное «болото». Причем не в том смысле, что, мол, молодежь глупа, плохо образованна, слабохарактерна, аполитична и недальновидна. Подобные стариковские претензии редко бывают справедливы. Как правило, молодежь находится в собственном мире, где занимается поиском места в жизни, спутника жизни и смысла жизни. Лишь в редкие периоды революций она вдруг ненадолго заражается социальной эйфорией. Нормальный молодой человек вообще о Путине думать не должен. Есть кому возбудить его, кроме президента.

Сегодня у нас в стране нормальная ситуация. То есть не революционная и не возбуждающая. И думы о Путине идут где-то примерно на одиннадцатом месте после дум о карьере, зарплате, сексе, любимой девушке, любимом футбольном клубе, любимой музыке, любимом костюме, маленьких детях, ближайшей сессии и ближайших каникулах.

Нормальная молодежь эгоистична. Она будет встраиваться в тот политический режим, какой существует. А миф об обязательном молодежном нонконформизме – не более чем миф. Никакого поколения дворников и сторожей не может появиться. Дворники и сторожа являются маргинальной частью любого поколения, тогда как основная масса стремится войти в число хозяев жизни или, по крайней мере, стать высокооплачиваемым офисным планктоном.

До сих пор молодежь неплохо устраивалась при Путине, поскольку экономика росла и создавала хорошие рабочие места. Но основной вопрос состоит в том, будет ли и дальше нынешний политический режим устраивать аполитичных юношей и девушек.

Будет ли он их устраивать в тот главный момент, когда произойдет смена поколений правителей и элиты встанут перед проблемой: сохранять старую систему власти или радикально трансформировать ее?

Думается, что удовлетворенность людей, входящих во взрослую жизнь сейчас и в ближайшие десять-пятнадцать лет, будет намного ниже той, которая была у молодежи девяностых и нулевых годов. Сегодня перестает работать большинство старых социальных лифтов, а новых не появляется.

В девяностые годы, когда у нас только еще формировалась рыночная экономика, молодые люди легко занимали хорошие рабочие места, поскольку люди старших поколений не обладали ни знаниями, ни навыками, ни энергией для того, чтобы крутиться в новых условиях. В нулевые годы оказалось, что ключевые места уже заняты людьми среднего возраста (повзрослевшей молодежью девяностых), хорошо адаптировавшимися к рынку. Теперь молодой человек не мог, конечно, как раньше, стать с ходу главой крупного банка. Но экономический рост расширял число ставок среднего уровня, а потому бесконечное число юношей и девушек превратились в неплохо обеспеченный офисный планктон.

Сегодня у нас нет ни резкой смены поколений в экономике, ни быстрого роста ВВП. Причем ни того, ни другого не предвидится и в перспективе. Молодежь будет бороться за любые рабочие места, перебиваясь «объедками с барского стола» своих родителей, стремящихся как можно дольше не выходить на пенсию, поскольку та вновь становится нищенской.

Сейчас уже можно говорить, наверное, о формировании потерянного поколения людей девяностых и нулевых годов рождения, которых в нынешнем политико-экономическом мире совсем не ждут. Многие, понятно, всё равно пробьются, но немалым будет и число тех, которых постигнет жестокое разочарование. Разочарованные совсем не обязательно выйдут на майдан, поскольку без самой крайней нужды проще мирно искать свою скромную нишу в жизни, чем рисковать этой жизнью, противопоставляя себя авторитарному режиму. Но в момент смены поколений правителей, когда элиты будут апеллировать к народу, предлагая разные модели развития, молодежь вряд ли выберет status quo. Она захочет перемен – не демократии ради демократии, а такой социальной системы, при которой развивается страна в целом, а не только малые группы, оседлавшие Кремль.

В этом поиске взгляды молодых людей окажутся, скорее всего, устремлены на Запад. И если политики будущего предоставят народу выбор моделей развития, новые поколения с большой степенью вероятности склонятся к демократии как к оптимальной модели, формирующей общество благосостояния.

Откуда берутся демократы

Когда глядишь на будущее нашей страны через призму современной социальной науки, то начинают просматриваться не столь уж плохие перспективы. Во всяком случае, если следовать подходу, предложенному американцем Рональдом Инглхартом и немцем Кристианом Вельцелем, нынешняя российская молодежь должна рано или поздно проявить склонность к демократии.

Их социологическая концепция выглядит (если слегка упростить) следующим образом. Все наши человеческие ценности можно собрать в две большие группы: ценности выживания и ценности самовыражения. Когда нам трудно живется, когда нам угрожают война и голод или хотя бы товарный дефицит и высокая преступность, мы склонны всеми силами бороться за выживание. Когда же жизнь наша налаживается и мы не сомневаемся в собственной безопасности и в том, что, придя в магазин, всегда сможем приобрести необходимый набор качественных товаров, на первый план выходят совсем иные задачи.

Люди всё чаще хотят заниматься интересной и творческой работой, трудиться не только ради денег, но еще и ради результата: чтобы оставлять после себя след на Земле. Если сказать слегка высокопарно, люди стремятся выражать собственную личность. Конечно, они не становятся строителями коммунизма. Деньги и объемы индивидуального потребления для них по-прежнему важны. Но не менее важно становится то, что не измеришь никаким объемом потребления.

Ценности выживания часто порождают диктатуры. Люди соглашаются на ограничение своих свобод ради того, чтобы кто– то мог твердой рукой навести порядок. Ценности самовыражения с диктатурой несовместимы, поскольку творческий человек в стремлении выразить свою личность постоянно переходит дозволенные рамки. Он может, конечно, приспособляться к авторитарным режимам, если у него нет иного выхода, но не имеет никаких внутренних стимулов поддерживать такие режимы, если встает вопрос об их замене.

Проще говоря, российский авторитаризм во многом связан с тем, что у нас, как раньше во всех западных странах, житейские трудности настраивали людей на поддержку твердой руки. Советская «экономикадефицита» настраивала по-своему, а «лихие 90-е» с инфляцией, преступностью и утратой привычной работы – по-своему. Но в любом случае люди, прошедшие через суровые катаклизмы прошлых лет, часто склонялись к мысли, что ныне нам грех жаловаться на Путина, поскольку при нем и прилавки в магазинах наполнены, и зарплату выдают регулярно, и цены растут умеренно.

Впрочем, по мере того как материальные трудности жизни уходят в прошлое, у нас должна была, казалось бы, нарастать склонность к демократии. Но этого не происходит, и аналитики, настроенные пессимистически, делают вывод, что русские, мол, на демократию вообще не способны, что души у них рабские и что палку хозяина они уважают больше любых ценностей самовыражения. На это в теории Инглхарта и Вельцеля есть ответ.

Для формирования нашего мировоззрения важно не столько то, как мы сейчас живем, сколько то, в каких условиях выросли. Становление личности и появление духовных запросов приходятся на период юности. Если в юности обстоятельства заставляли нас думать в первую очередь о выживании, то ценности выживания будут доминировать в сознании на протяжении всей нашей жизни. Если же юность сложилась благополучно и молодой человек мог думать о смысле жизни, о том, как выразить себя и посвятить труд любимому делу, то в дальнейшем у него будут доминировать ценности самовыражения.

Если считать, что советская эпоха и «лихие 90-е» по разным причинам были временем, не слишком благоприятным для жизни, то, значит, ценности самовыражения могли нормально формироваться лишь у того поколения россиян, которое входило во взрослую жизнь уже в XXI веке, когда, с одной стороны, установился путинский политический режим, но с другой – рост реальных доходов позволял большей части населения страны уйти от назойливых дум о выживании.

Сегодня представители этого поколения являются школьниками или студентами. Некоторые доучились и стали молодыми специалистами. В целом же по России доминируют люди, ориентированные на выживание. Но лет через 15—20, когда станет происходить смена поколений российских правителей, «новая волна», ориентированная на ценности самовыражения, будет составлять примерно половину населения страны.

Эти люди вряд ли смогут бороться за высшую власть, поскольку для решения такой задачи они еще не достигнут достаточного политического веса. Но от их выбора во многом будет зависеть то, кто эту высшую власть получит. Если в схватке за Кремль элиты станут интересоваться мнением народа, то новое поколение, сформировавшееся в благополучные годы, скорее всего, выскажется за демократию, которая обеспечивает возможность свободного творчества, свободного поиска своего места в жизни.

Правда, это произойдет лишь в том случае, если нарастающие экономические трудности не погрузят Россию в столь длительный и глубокий кризис, при котором придется вновь думать о выживании. Если нас ждет такая катастрофа, то на развалинах одного авторитарного режима может вырасти другой.

Рональд Инглхарт и Кристиан Вельцель – социологи:

«Либеральная демократия вряд ли сможет утвердиться или действовать эффективно,если она существует в рамках культуры с преобладанием ценностей выживания, где свобода человека имеет второстепенное значение по сравнению с соответствием социальным нормам и подчинением государственной власти. В такой ситуации харизматический лидер может без труда нагнетать в обществе ощущение нависшей над страной угрозы, создавать благоприятные условия для давления социальных групп на индивидов и обеспечивать согласие населения с авторитарной по своему характеру властью – вплоть до поддержки людьми отмены их собственных гражданских прав. <...>

Люди, поглощенные заботами о физическом выживании, придают меньшее значение эмансипации личности, а потому с большей готовностью принимают – а порой и требуют – ограничения политических и гражданских свобод, составляющих суть демократии. И, напротив, социально-экономическое развитие ослабляет такого рода ограничения независимости людей, увеличивая объем экономических, когнитивных и социальных ресурсов. Проявлением этого становится "культура самовыражения", в рамках которой демократия воспринимается как форма правления, наиболее подходящая для максимального усиления свободы выбора».

(Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия.

Последовательность человеческого развития.

М.: Новое издательство, 2011. С. 232, 239)

Ленин родился в 1997 году

Ленин появился на свет в 1870 г. – через 9 лет после завершения многолетней борьбы российской общественности за отмену рабства. Сформировался как личность Владимир Ильич в самом конце 1880-х, когда вопрос о крепостном праве совсем уже отошел в историю, однако консервативный режим Александра III тормозил осуществление дальнейших перемен. Иными словами, будущий вождь не ценил Великие реформы 1860-х, поскольку получил их готовыми, но ощущал на себе гнет царизма, который на фоне буржуазных свобод Запада казался режимом, совершенно не пригодным для нормального существования.

Вместе с Лениным сформировалось целое поколение людей, не ценивших достигнутое их отцами, но стремившихся к дальнейшим преобразованиям. Среди деятелей 1917 г. имелись политики с разными взглядами, и далеко не все они были авантюристами большевистского типа, но сближало их общее неуважение к старому режиму. Аристократия презирала его за распутинщину, интеллигенция – за отсутствие демократии, народ – за нежелание дать фабрики рабочим, а землю – крестьянам. Между собой эти люди почти ни в чем не сходились, кроме одного: все готовы были к крутым переменам. И даже тот, кто потом одумался, бросился бороться с большевиками, лишь когда они уже укрепились во власти.

Большевистский режим, как ни странно, рухнул в конце 1980-х примерно по той же причине. Ушли в мир иной те поколения, для которых борьба с царизмом была делом священным, тогда как политики новой волны достигнутого не ценили. Идеалисты– шестидесятники хотели реформированного социализма, директора заводов – номенклатурной приватизации, молодежь – джинсов и рок-музыки. Все вместе хотели колбасы без очереди и абсолютно не реагировали на слова официальной советской пропаганды о том, что при капитализме, мол, не каждый трудящийся имеет деньги на колбасу.

Наиболее непримиримыми к старой системе были те, кто появился на свет после завершения сталинской индустриализации и формирования системы, которая, как представлялось отцам, должна создать материально-техническую базу коммунизма. Люди поколения Путина—Медведева (1950—1960-х годов рождения) с младых ногтей осознали, что про коммунизм всё врут и нормальную жизнь надо выстраивать иным образом.

Идейная атмосфера путинской эпохи – это культ потребления и, соответственно, денег, предоставляющих возможность употреблять. Окологосударственная олигархия, ворочающая миллиардами, представляет собой символ эпохи. Мало кто в нее может попасть, но многие стремятся достигнуть подобных успехов или хотя бы комфортно обустроить свой маленький уютный мирок, так не похожий на мир, который пытались ранее строить большевики.

Поколение Ленина—Сталина и поколение Путина—Медведева в полной мере смогли реализовать свое видение новых ценностей, в полной мере отряхнуть со своих ног прах старого мира и разрушить кумиров прошлого. В отличие от них, поколения разночинцев-шестидесятников XIX века и идеалистов– шестидесятников XX столетия оказались поколениями промежуточными, то есть не закрепившимися во власти. Во многом это произошло потому, что они ценили определенные достижения прошлого, наблюдали борьбу своих отцов за осуществление преобразований и желали, скорее, продолжать двигаться путем постепенных перемен, чем вставать на путь радикального переустройства.

Мы видим, таким образом, что новые идеи живут своеобразными циклами, длящимися около 50 лет, то есть примерно столько, сколько нужно для смены двух поколений. Поколение Ленина Сталина застало реализованной важнейшую идею своих отцов, наметило новые цели и реализовало их. Также поступило поколение Путина—Медведева. По всей видимости, похожим образом пойдет развитие и дальше. Новое поколение не примет доминирующих ныне ценностей.

Ленин появился на свет через 9 лет после отмены крепостного права. А когда у нас стала уходить «доденежная» жизнь? Примерно с 1988 г.

В общем, новый Ленин появился на свет в 1997 г. – через 9 лет после слома старой жизни. Сегодня он учится на втором курсе престижного университета и не подозревает еще о том, какая миссия ляжет на его плечи. Этот парень вырос в обеспеченной семье и не слишком ценит деньги, которых у него достаточно. Тем более он не беспокоится относительно колбасы и очереди, которую следует отстоять для ее приобретения. Эта дикость исчезла еще до его рождения.

Молодой человек (назовем его Володя) много думает сегодня о самореализации. Возможно, у него есть старший брат, которого мордуют по «болотному делу», и наш Володя понимает, что идти надо другим путем. Не то чтобы он хочет свергнуть режим, но мысль о необходимости правильного устройства жизни всё чаще приходит ему в голову. Поэтому в поисках ответа на роковые вопросы он после окончания бакалавриата отправится поступать в магистратуру западного университета. На Западе Володя станет впитывать новые ценности. Конечно, не всё ему понравится, однако контраст с нарастающей в России убогостью заставит всерьез задуматься о сравнении систем.

Из нынешнего кризиса наша экономика выйдет в стагнацию, поэтому приличной работы на родине Володя не найдет. Придется остаться в аспирантуре за рубежом и интенсивнее адаптироваться к западной жизни. В 2024 г. наш герой получит PhD и узнает, что его 72-летний тезка остался у власти после завершения четвертого президентского срока. Володя решит, что деньги деньгами, карьера карьерой, но есть ведь и иные ценности. Обидно, когда коллеги вчера еще посмеивались над убогостью твоей родины, а сегодня предпочитают про нее вообще не вспоминать, поскольку беднеющая Россия совсем выпала из европейской жизни.

В 2025 г. Володя переберется в Москву с существенной потерей в зарплате. Он многого лишится, но лишь укрепится в желании сделать российскую жизнь похожей на тот мир уютного западного городка, который решился покинуть. Вряд ли Володя осуществит революцию, как Владимир Ильич в 1917 г., но от решения миллионов таких людей, как наш герой, будет во многом зависеть будущее.

Демократия налогоплательщика

Когда говорят о причинах устойчивости путинского политического режима, часто ссылаются на то, что в России по какой– то причине не работает демократия налогоплательщика. И этим мы отличаемся от «сознательного» Запада. Там, мол, каждый налогоплательщик понимает, что государство существует именно на его деньги, а потому сознательно относится к выборам президента и парламентариев, препятствуя формированию авторитарной коррумпированной системы, разбазаривающей ресурсы. У нас же гражданин не понимает, на какие средства существует власть, а потому остается политически пассивным существом.

Дело, однако, вовсе не в том, что мы глупее зарубежных демократов. Дело в том, что у нас сегодня парадоксальным образом не государство существует за счет миллионов граждан, а миллионы граждан существуют за счет патерналистского государства, раздающего народу всяческие блага. Такая парадоксальная ситуация складывается не только в России, но во многих странах, где государственные доходы зависят от нефти и газа.

Как формировалась демократия налогоплательщиков на Западе? Причины ее успеха определялись вовсе не поголовной сознательностью граждан. В любой западной стране большая часть избирателей, конечно, не думает о судьбе своих налогов. То есть о том, жируют ли чиновники на их деньги или эффективно эти средства используют. О таких вещах думает, как правило, сравнительно небольшой процент населения. Либо те, кто занимается бизнесом и платит очень большие налоги. Либо те, кто занимается интеллектуальной работой и потому вообще склонен к отвлеченным размышлениям.

Именно они требуют от государства эффективности. И при необходимости могут вывести на массовые протесты тех, кто обычно не думает о таких вещах, но способен внимать разумным аргументам элиты. При протестных действиях государство может либо прислушаться к демократам-налогоплателыцикам, либо послать их подальше, одновременно оболванивая массы с помощью ТУ.

И вот здесь-то возникает главный элемент, обеспечивающий работу демократии. Оболванить массы можно в любой стране, но, если власть пренебрегает мнением элиты, бизнес стремится выводить капиталы за рубеж, а интеллектуалы организовывают утечку мозгов. В таких условиях через какое-то время экономика начинает разваливаться, и оболванивать широкие массы становится трудно из-за снижающегося уровня жизни. Поэтому разумные политические режимы стараются не допускать такого. Они уважают демократию налогоплательщика. А глупые режимы рушатся из-за неудержимых протестов нищающих обывателей.

У нас в России – иная картина. Основную часть государственного благосостояния обеспечивали в нулевые годы не частный бизнес и не интеллектуалы, а государственные и околого– сударственные нефтегазовые компании. Таким образом, власть оказывалась в зависимости от эффективной работы сравнительно небольшой доли населения – нефтяников и газовиков, строителей трубопроводов и буровых, а также охраны, пресекающей разворовывание ресурсов из трубы. Более того, государство кормило основную часть общества за счет этих ресурсов. Начиная с чиновников, которым позволялось много воровать, и заканчивая учителями, врачами, профессорами, которым выплачивались государственные зарплаты, значительно большие, чем в «лихие 90-е».

Теоретически любой налогоплательщик мог бы в такой системе выступить против власти, сказав, что он ее кормит, а значит, хочет контролировать. На что власть могла возразить, что на самом деле это она его кормит и налоги он платит с тех денег, которые от государства получает. А если ему в такой ситуации желательно свернуть свой бизнес, вывести капиталы и эмигрировать, то скатертью дорожка. Стабильность власти от его налогов не зависит. Если все бандерлоги (как называл протестующих Путин) разбегутся, бюджет сэкономит деньги и отдаст их тем, кто верой и правдой служит начальству.

Благосостояние путинского режима стало разрушаться не из-за бегства налогоплательщиков, а из-за падения цен на нефть. И если природные ресурсы будут длительное время стоить дешево, патерналистское государство рассыплется. Оно не сможет позволить чиновникам столько красть, как раньше, бизнесменам реализовывать проекты за счет госбюджета, а учителям, врачам и профессорам получать зарплаты, обеспечивающие сносный уровень жизни. Такое государство сможет лишь заботиться в полной мере о силовиках, необходимых для подавления возможных выступлений протестующих.

Вот в такой ситуации демократия налогоплательщика заработает. Если простые бизнесмены и интеллектуалы своими деньгами и своими мозгами не обеспечат существования государства, власть вряд ли сможет быть популярна в народе. Поскольку нищая власть, не имеющая возможности раздавать блага и одновременно препятствующая модернизации страны, редко бывает популярна.

Конечно, не вся масса наших правителей, но какая-то их часть поймет, насколько изменилась ситуация, и сделает ставку на демократию налогоплательщика в борьбе с теми правителями, которые действуют по известному принципу «После нас хоть потоп». Соответственно, у общества появится возможность поддержать прагматиков и отобрать власть у тех, кто умеет лишь подавлять.

Егор Гайдар:

«В наиболее развитых государствах Западной Европы укореняется переданный им итальянскими городами-государствами новый принцип: свободный человек не платит налогов, в установлении которых не принимал участия он сам или его представители. <...> В 1477 году, после гибели Карла Смелого Бургундского в битве при Нанси, нидерландские города добились согласия бургундских правителей на предоставление им Великих привилегий – права Генеральным штатам Бургундских Нидерландов собираться по своей инициативе и самостоятельно решать вопросы, связанные с налогообложением. Победа конфедерации городов-государств (со всеми характерными для них институтами) над крупнейшей европейской державой – Испанией – стала свидетельством преимуществ налогообложения, основанных на принципах демократии налогоплательщиков и косвенных налогах перед традиционными способами взимания налогов в аграрных государствах. <...>

После "славной революции" 1688 года развитие Англии находится под очевидным влиянием голландских установлений.

<...> Связь событий 1688-1689 годов – стабилизация политического режима, укоренение демократии налогоплательщиков, упорядочение прав собственности, гарантии прав личности – с экономическим ростом, подъемом финансового и военного могущества Англии была для западноевропейских современников очевидным фактом».

(Гайдар Е. Долгое время. Россия в мире: очерки экономической истории. М.: Дело, 2005. С. 246-250)

От клептократии к демократии

В целом я смотрю в будущее с оптимизмом, но, чтобы оптимизм этот не выглядел розовым, надо принять во внимание

важный момент, из-за которого развитие России даже после смены поколения нынешних правителей может пойти совсем не по демократическому сценарию.

В любой переходный момент своей истории Россия сильно зависела от того, какой образец ей демонстрировал Запад. Практика брать оттуда всё лучшее установилась еще до Петра I, однако конкретный характер заимствований определялся господствовавшими в Европе тенденциями. С Запада мы брали как демократию, так и тиранию: в зависимости от того, что нынче входило в моду.

Петровский деспотизм был лишь «завернут» в национальную оболочку. Основа же оставалась чисто европейской. XVII век создал деспотическое абсолютистское государство во Франции, Испании, Пруссии, Швеции. А наш царь его заимствовал, сочленив с крепостным правом так, как ему представлялось удобным.

Большевики научились марксизму тоже на Западе. Там к концу XIX века активно входили в моду идеи заботы о народе. Ленин со Сталиным взяли за основу идею заботы и провели ее в жизнь так, как сумели. Или, точнее, так, как позволяли отечественные условия.

В отличие от вышеперечисленных деспотов, Александр II проводил идею свободы. В частности, он отменил крепостное право. Удалось это сделать потому, что для Европы середина XIX века была эпохой максимального либерализма, когда абсолютистский деспотизм уже канул в прошлое, а деспотизм националистический и социалистический еще не зародился. В общем, опять всё пришло с Запада.

Михаил Горбачев осуществил перестройку, когда во всем цивилизованном мире поняли, что советский социализм – это ГУЛАГ и дефицит, а вовсе не забота о простом человеке. На Западе к 1980-м гг. стали модны неолиберальные идеи, временно оттеснившие идеи госрегулирования. Горбачев плохо представлял, что хочет построить, и реформировал социализм, заимствуя из Европы те элементы государственного устройства, которые тогда представлялись эффективными.

Всё это важно принимать во внимание, если мы хотим понять, как изменится российское общество, когда уйдет в прошлое путинское поколение правителей и страна в очередной раз будет выбирать путь выхода из системного кризиса.

Конечно, страны Запада были и останутся существенно богаче России. Тем более что те годы, которые нами будет руководить Путин до момента смены поколения правителей, окажутся нелегкими в экономическом смысле. Однако привлекательность западной модели будет зависеть не только от формальных сравнений, осуществляемых по показателю ВВП на душу населения. Важнее субъективные ощущения. Будут ли новые российские лидеры, приходящие на смену путинскому поколению правителей, считать, как Горбачев в свое время, что Запад по-прежнему находится на подъеме, или же они начнут, как Ленин на рубеже XIX XX веков, полагать, будто близится закат Европы, не способной преодолеть свои многочисленные противоречия?

Если западная демократия к этому времени будет сильна и устойчива, то постпутинская Россия сделает новый рывок на Запад, стремясь, наконец, сформировать те «правила игры», благодаря которым цивилизованный мир стал успешным. Если же западная демократия окажется в очередном кризисе, наши новые лидеры могут попытаться взять за образец иную модель.

Признаков кризиса, к сожалению, сегодня просматривается довольно много.

Во-первых, пирамиды государственного долга, возвышающиеся по всему миру, начиная с США. Запад живет не по средствам, потребляя существенно больше, чем производит. Если вдруг пирамида американского долга рухнет именно в тот момент, когда в России произойдет смена поколения правителей, о западном тренде в российской политике можно будет надолго забыть.

Во-вторых, проблемы миграции, с которыми различные государства всеобщего благоденствия не знают, как справиться. Социальные блага привлекают сомнительную публику со всего мира в Европу и США, а толерантность не позволяет принять жесткие меры против притока «халявщиков». Усиливаются конфликты местного населения с мигрантами, и в результате всё более популярными становятся политики, предлагающие курс жесткой руки.

В-третьих, увеличивается опасность терроризма на фоне активной миграции. Сегодня взрывы в крупных городах еще являются чрезвычайным происшествием, но что будет, если через 15—20 лет они станут столь же будничным явлением, как в Ираке или на Северном Кавказе?

В-четвертых, хотя европейская интеграция является важным и прогрессивным делом, интенсивная бюрократизация Евросоюза грозит ввести западный демократический капитализм примерно в такое же состояние стагнации, в каком уже находится наш клептократический капитализм. И если так пойдет дело, путь от клептократии к демократии окажется чрезвычайно тернистым.

Скорее всего, вышеперечисленные проблемы не станут для Запада фатальными. Не раз он уже в своей истории доходил до сложного кризиса, однако преодолевал возникающие проблемы. Тем не менее следует помнить, что на Востоке существуют недемократические, но динамично развивающиеся в экономическом отношении страны (в первую очередь Китай), которые способны стать в перспективе более привлекательным образцом, чем страны Запада. По уровню жизни они еще очень долго не догонят мировых лидеров, но по образу жизни (минимум госрасходов, гос– долга, мигрантов и терактов) могут внезапно оказаться соблазнительны.

Пока что мы еще практически никак не копируем Китай. С Западом ссоримся, но надеемся, что он нас признает рано или поздно за своих. Но что произойдет, если не будет ни надежды такой, ни желания?

Для заметок

Просуществует ли путинская система до 2042 года?

Оригинал-макет подготовлен издательством «Норма» Редактор, корректор: Капитонов Д.М.

Верстка: Малышева И.Ю.

Художник: Куршева Ю.Н.

ISBN 978-5-87857-263-7