355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дмитрий Травин » Просуществует ли путинская система до 2042 года? » Текст книги (страница 17)
Просуществует ли путинская система до 2042 года?
  • Текст добавлен: 16 апреля 2017, 02:00

Текст книги "Просуществует ли путинская система до 2042 года?"


Автор книги: Дмитрий Травин


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Требовалось чем-то воодушевить народ, заставить его забыть о «мелких» житейских трудностях, дать людям почувствовать, что их жертвы связаны не с бесхозяйственностью и коррупцией властей, а с выполнением какой-то великой миссии и с происками разного рода врагов.

Самой великой миссией русского народа было строительство коммунизма. Но наступать второй раз на те же грабли политики не могут. Спасать человечество за счет России в начале XXI века трудновато. Кремль должен был придумать реалистичную миссию. Не слишком большого масштаба, но так, чтобы народного энтузиазма хватило, по крайней мере, до 2018 г.

Для решения подобных проблем обычно используется маленькая победоносная война. Надо сделать так, чтобы народ был воодушевлен своими военными и политическими достижениями, но при этом не нес слишком уж больших жертв. Если человек может гордиться отечеством, не питаясь при этом по карточкам и не отказываясь от обычного бытового комфорта, пива, футбола и телесериалов, он встаете колен, распрямляет спину, а затем начинает потрясать кулаками во все возможные стороны, забывая о тех, кто сидит у него на горбу.

Опыт маленькой победоносной войны у нас имелся. Грузию удалось в 2008 г. сломить всего лишь за пять дней. Помимо Грузии на постсоветском пространстве сохранялось еще несколько точек, где можно было бы применить силу. Трудно сказать, какие планы имелись тогда в арсенале Кремля, но жизнь внезапно сама подсказала направление действий. Дружественный России украинский режим Виктора Януковича внезапно рухнул, причем, надо признать, легитимность действий майдана вызывала тогда серьезные сомнения. В ряде регионов Украины неприятие киевских революционных акций было весьма значительным, и Кремль мог этим воспользоваться с выгодой для себя.

Решили взять Крым. В плане манипулирования сознанием населения это было чрезвычайно удачное решение. Украинская армия не обладала даже той боеспособностью, которая была в 2008 г. у армии грузинской. Крым рвался в Россию, как потому, что опасался майдана, так и потому, что надеялся на финансовую поддержку, повышение зарплат и пенсий. А нашей патриотической общественностью возвращение исконных земель (да к тому же, как позже пояснил Путин, «сакрального места») воспринималось в качестве акта высшей справедливости – своего рода мессианизма. Россия не может теперь спасти человечество, но хотя бы братьев спасет от «бандеро-фашистской угрозы».

По сути дела, не понадобилось даже маленькой победоносной войны. Крым взяли с ходу, и рейтинг Путина резко пошел вверх. В чисто практическом плане от данной операции выиграл только Кремль. Инициаторы этой кампании все издержки возложили на Россию в целом, а выгоды присвоили себе.

Задачу, которую невозможно было решить с помощью развития экономики, кремлевские политгехнологи прекрасно решили с помощью внешней политики. После успеха в Крыму Путин мог спокойно входить не только в стагнацию, но даже в серьезный экономический кризис. Народ переставал думать о проблемах своего кошелька либо снимал с блистательного президента всякую ответственность за экономику, перелагая ее на чиновников и олигархов. Путь к успеху Путина на президентских выборах 2018 г. оказался расчищен.

Почему у нас Путин – моральный авторитет

Опрос, проведенный социологами из ФОМа вскоре после присоединения Крыма к России, показал, что Владимир Путин является главным моральным авторитетом страны. За него высказалось более трети опрошенных, тогда как другие «авторитеты» в моральном соперничестве существенно отстали от лидера. Впрочем, отставшие тоже принадлежат к путинскому лагерю – Сергей Лавров, Сергей Шойгу, Владимир Жириновский и т.д.

На первый взгляд по этим результатам кажется, будто в России сегодня вообще нет представлений о морали. Страна одичала и не имеет иных ценностей, кроме денег и товаров, которые на них можно купить. Однако на самом деле мораль, конечно, есть. Только ее нельзя измерять мерками тех общечеловеческих ценностей, о которых в свое время безуспешно пытался твердить советскому народу Михаил Горбачев. В том-то и особенность современного российского обывателя, что общечеловеческого для него не существует.

Как-то раз исследователи поинтересовались у одного индейца, что такое «добро» и что такое «зло». «Респондент» ответил, что «зло» – это когда у него украли лошадь, а «добро» – когда он лошадь украл. Над подобным ответом можно посмеяться, однако лучше задуматься. Индеец довольно точно описал нормы существования диких народов. Эти нормы сложились в ходе тысячелетней борьбы за выживание. Если вдруг цивилизация попытается навязать дикарям иные нормы поведения без изменения самих условий существования племен, «высокоморальные индейцы» просто не выживут.

Дикарские представления о добре и зле выглядят диковато не тогда, когда мы погружаемся в мир прошлого, а тогда, когда люди с подобными нормами оказываются в современном мире. Мораль, которая слитком явно представляется рудиментом давно ушедшей эпохи, вызывает отторжение большинства и жесткие упреки в аморальности, брошенные ее носителям.

Российское общество, назвавшее Путина моральным авторитетом, продемонстрировало, что в целом живет, скорее, еще в прошлом, чем в настоящем. Если мы взяли чужой полуостров – это добро. Если у нас хотят забрать пару островов Курильской гряды – это зло. Соответственно, лидер, который забирает чужое и не отдает свое, является не просто политическим лидером или верховным главнокомандующим. Он является именно моральным авторитетом, поскольку брать чужое и не отдавать свое для народов традиционного общества – это единственно возможная мораль, способствующая выживанию и являющаяся обобщением многовекового жизненного опыта предков.

Кстати, в Украине, Грузии, Армении, Азербайджане, Молдове, Сербии, Хорватии, Косово и некоторых других странах сегодня, так же как и у нас, господствует рудиментарная мораль, если судить по политическим действиям их лидеров. Даже настойчивое стремление Испании не допустить каталонский референдум о независимости показывает, что наследники Дон Кихота правдами и неправдами стремятся сохранить в своей конюшне чужую лошадь. А вот пример шотландского референдума о независимости, проведенного в 2014 г., делает честь Британии. Там мораль в основном соответствует нормам Европы XXI века.

То, что та или иная страна подзадержалась в прошлом, не столько ее вина, сколько беда. Люди, стремящиеся «стырить» чужую лошадь, искренне полагают, что только так и можно жить. «Слабых бьют», – сказал в 2004 г. наш главный моральный авторитет, отменяя губернаторские выборы под предлогом бесланской трагедии. И авторитет был понят своим народом, хотя, как показало прошедшее десятилетие, отмена выборов не решила ни одной нашей проблемы, и нынче мы вернулись к «практике слабых» по велению всё того же морального авторитета.

Новая мораль приходит на смену старой не тогда, когда народу читают нотации, а когда большая часть общества убеждается, что «тырить» лошадей непрактично. И в Европе сегодня не принято «тырить» острова с полуостровами отнюдь не из-за врожденной высокоморальности европейцев (немцы еще в середине XX века тянули у своих соседей всё, что плохо лежит), а по причине неэффективности подобного поведения. Не важно, кому принадлежит Эльзас – Франции или Германии. Не важно, кому принадлежит Вильнюс – Польше или Литве. Не важно, кому принадлежит Риека (Фиуме) – Италии или Хорватии. А важно, что в условиях Евросоюза жизнь на всех спорных и неспорных территориях становится комфортнее.

Большинство людей в Европе о таких вещах дискуссий уже не ведет. Но есть, понятно, меньшинство, с этим несогласное. Для него и существует мораль XXI века: нельзя «тырить» чужое, если большинство договорилось о том, что кому принадлежит, и установило жесткие правила игры. Меньшинство подчиняется сложившимся нормам поведения, поскольку в собственных интересах ориентируется на мнение сограждан, а не на поведение индейцев далекого прошлого.

Истоки крымнашизма

Крым присоединился к России, и наше общество тут же раскололось на две группы, упорно не желающие понимать друг друга. Для одних возвращение крымских земель – признак русской весны. Для других связанные с Крымом санкции – предчувствие пропасти, в которую падает российская экономика.

Мотивация тех, кто с радостью констатирует «Крымнаш», российским демократам неясна. Понятно, какие прибыли сможет получить бизнес, отхватывающий выгодные крымские контракты. Но что, собственно говоря, приобретает простой человек, пару лет назад про Крым даже не думавший? Зачем ему «лошадь», которая корму поглотит больше, чем принесет пользы?

На самом деле приобретает наш человек чрезвычайно много. Но это своеобразные «нематериальные активы». Про них говорить сегодня немодно. И то, что российская интеллигенция предпочитает лишь следовать за модой, сейчас обрекает ее на непонимание мотивации, характерной для 80% населения страны.

Попробуем разобраться, в чем здесь проблема. Когда-то давно русская культура формировалась в попытках понять смысл нашего существования. Героям Достоевского или Толстого проблемы смысла были ближе вопросов роста ВВП. В конечном счете отечественная интеллигенция повернулась к революции, поскольку хотела думать, что живет ради великой цели благоустройства общества, а не только для благоустройства собственной квартиры.

Увы, революция предопределила братоубийственную войну, массовые репрессии и построение такой экономики, в которой продукты распределялись по талонам. Всё чаще стали говорить о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад. На этом фоне среди советских интеллектуалов модным стал приземленный прагматизм. Профессионализм в своем деле дает человечеству гораздо больше, чем мечты о всеобщем счастье.

Порой про таких профессионалов принято говорить, что они бездуховны. Но это совсем не так. Большое число интеллектуалов работает не за одни лишь деньги, а еще и ради творческой самореализации. Тот, кто реализует себя, понимает, ради чего живет. Однако одновременно он утрачивает способность понять огромное безмолвное большинство, которое не имеет творческой работы, хотя, как все люди, испытывает потребность видеть смысл своего существования.

Вот здесь-то, как ни парадоксально, и кроются корни крымской истории. Что должен чувствовать человек, стоящий годами у станка или раскладывающий бумаги в офисе? Возможно, на заре советской власти подобный человек ощущал, как каждый день его унылого и тяжкого труда хотя бы чуть-чуть приближает светлое будущее. Однако провал коммунистической идеи привел к тому, что вот уже как минимум лет пятьдесят никто ничего подобного не ощущает.

Данная проблема возникла отнюдь не в современной России. Все страны, которым пришлось осуществлять модернизацию, столкнулись с этим. И всюду люди нашли своеобразное решение. Проблема смысла была передоверена вождю. Естественно, лишь такому, которому человек искренне верил. И если вождь находил общее дело, сплачивавшее и объединявшее миллионы, люди какое-то время чувствовали удовлетворенность жизнью.

Интеллектуалу, занятому приятной работой и видящему смысл существования в творчестве, крымская эйфория кажется бессмысленной. Ведь этот человек сам определяет смыслы и не нуждается в подсказке сверху. Ему трудно понять того, кто передоверил поиск смысла существования вождю. Ему трудно понять, что «Крымнаш» в глазах народа – это коллективное достижение.

Человек, приветствующий включение Крыма в состав России, чувствует, что в этом достижении есть частичка и его труда. Может, не труда, но хотя бы моральной поддержки. Человек видит, что, объединившись с другими в желании расширения границ страны, он, наконец, добился результата. И главное – он верит в то, что этот результат важен, поскольку его так жаждал национальный лидер.

Интеллектуал его спрашивает: тебе-то, мол, что от Крыма? Какая выгода? И тот, кого спрашивают, не может толком дать никакого ответа. Но он сопротивляется, огрызается, твердит о патриотизме и о том, что вопрошающий – иностранный агент. Поскольку «Крымнаш» нужен для душевного здоровья. Он создает хотя бы иллюзию некой движухи. Но стоит человеку осознать, что Крым нужен лишь для повышения рейтинга вождя и для того, чтобы тот мог править до 2042 г., как сразу наступит апатия, которую придется заливать водкой.

Когда человек на своем рабочем месте является лишь винтиком огромной государственной машины, он будет и в политической области ощущать себя винтиком. И только тот, кто видит смысл своей повседневной деятельности, станет самостоятельно искать смысл в действиях государства.

Так что же, «Крымнаш» вечен? Совсем не обязательно.

Есть такое понятие «Пирамида Маслоу». Американский психолог Абрахам Маслоу выстроил иерархию человеческих потребностей и определил, что самореализация, ощущение смысла относятся к числу потребностей высших. О них человек размышляет лишь тогда, когда всё в порядке с пищей и безопасностью. Не случайно российские граждане так мало беспокоились из-за Крыма в 1991 г., когда происходил раздел Союза. При пустых прилавках и нарастающем бандитизме головы были заняты совсем другим.

Поскольку крымская история создает серьезные проблемы для российской экономики, наше общество по мере обнищания будет всё чаще размышлять над проблемой будничного выживания. Над тем, например, как купить те товары, которых в избытке у людей, хорошо заработавших на крымских контрактах. Эти мысли отодвинут в сторону размышления о великих целях.

Естественно, только отодвинут, а не устранят полностью. Поскольку обойтись вообще без такой моральной подпорки, как «Крымнаш», может лишь общество, в котором весьма значительная часть людей знает, зачем трудится, живет и не передоверяет вопрос о смысле национальному лидеру.

У какой из крупных западных стран не было своего «Крымна– ша»? «Алжирнаш», «Ирландиянаша», «Судетынаши», «Косовона– ше». Наш, наша, наши, наше... А была еще Польша от моря и до моря. Многие на Западе по сей день тяжело переживают отрезанные куски. Однако в обществе, где люди знают, чего хотят достичь, подобные группы населения всё больше становятся маргинальными.

Наше тщеславие сильнее нищеты

«Их тщеславие сильнее их нищеты». Я вряд ли решился бы охарактеризовать подобной фразой состояние умов значительной части российского общества, если бы не имел возможности взять ее в кавычки как цитату. То, что происходит в нашей стране после Крыма, лучше всего описано в романе «Гепард» сицилийского князя Джузеппе Томази ди Лампедуза.

Роман был в свое время невероятно популярен, поскольку хорошо объяснял длительную стагнацию значительной части Италии и в первую очередь Сицилии – «малой родины» автора. Сам Лукино Висконти сделал экранизацию книги, известную в российском прокате под названием «Леопард».

Вот что говорит главный герой романа о своих консервативно настроенных земляках. «Сицилийцы никогда не захотят исправиться по той простой причине, что уверены в своем совершенстве. Их тщеславие сильнее их нищеты. Любое вмешательство чужих, будь это чужие по происхождению или, если речь идет о сицилийцах, по независимому духу, воспринимается ими как посягательство на утопию о достигнутом совершенстве, способное отравить сладостное ожидание небытия. <...> Сицилия спала и не хотела, чтоб ее будили. Зачем ей было слушать их, если она богата, мудра, честна, если все ею восхищаются и завидуют ей – одним словом, если она совершенна?»

Вместо слова «Сицилия» можно подставить «Россия», и всё будет верно. Можно подставить еще целый ряд стран и регионов (Испанию, Германию, Польшу, юг США и даже Англию), про которые не подумаешь сегодня ничего такого. Но и они в недавнем прошлом крепко спали, считая себя верхом совершенства.

Лампедуза подметил не столько сицилийский феномен, сколько специфику любого традиционного общества, которое вдруг стали модернизировать. Люди, жившие раньше по заветам отцов и дедов, внезапно сталкиваются с реформами, радикальными переменами и приходят в растерянность. Рушится традиционный уклад жизни, появляются нахальные нувориши, растет дифференциация между богатыми и бедными, взлетают вверх цены, исчезают привычные рабочие места.

В долгосрочной перспективе, на протяжении десятилетий, а порой и столетий, модернизация делает общество богаче, образованнее, стабильнее. Но для тех, кто непосредственно сталкивается с изменениями, реформы представляют собой тяжелейшее испытание. Будут ли когда-нибудь у них позитивные результаты, простой человек не знает, а трудности испытывает здесь и сейчас.

В итоге у той части общества, которой плохо удается вписаться в новую жизнь, формируется защитная реакция. Да, мы живем тяжело, но зато выполняем великую миссию. Да, мы самих себя спасти не способны, зато мир спасаем. Или строим для него светлое будущее. На худой конец, просто восстанавливаем историческую справедливость. И вообще, мы лучше, честнее, духовнее или культурнее всего остального человечества.

Неудивительно, что по отношению к тем прагматично настроенным умам, которые пытаются иллюзии рассеять, общество настроено враждебно. Они чужие, как подметил Лампедуза, либо по происхождению, либо по независимому духу. Эти люди «творят страшное» – лишают общество его нынешнего психологически комфортного состояния. Кто же они, как не иностранные агенты, представители пятой колонны или попросту бандерлоги?

Сегодня невозможно уже восстановить мессианские иллюзии прошлого, однако желание подсластить пилюлю модернизации никуда не исчезло. Мир мы, конечно, не спасем, но хоть историческую справедливость восстановим.

Взяв Крым, российское общество обрело иллюзию величия. Получило оно ее сравнительно «малой кровью». В нищету пока еще впадать не приходится. Снижается ВВП, растут цены, падают реальные доходы, но бедствия терпимы. И в целом выигрыш от «тщеславия», от представления, будто мы встали с колен, восстановили справедливость и вновь на равных соперничаем с самой богатой страной мира, пока перевешивает бремя экономических трудностей.

Борьбу тщеславия с нищетой сейчас в публицистике принято именовать войной телевизора с холодильником. Пока телевизор активно подпитывает тщеславие, медленное опустение холодильников не столь заметно. Однако со временем телезритель станет замечать, что всё труднее становится удовлетворять привычку закусывать во время просмотра духоподъемных передач. Всё дольше приходится шарить по опустевшим полкам, пропуская рассказы о нашем общем величии и о сакральности отдельных мест нашей родины.

В тот момент, когда духоподъемные речи приходится выслушивать с неприятным сосущим чувством под ложечкой, нищета перестает быть сильнее тщеславия. В такой момент общество вновь обращается к модернизации. К трудному, неприятному и часто не вполне справедливому делу, без которого, однако, невозможно стать по-настоящему великой державой.

Зачем нам был нужен Донбасс?

Вслед за Крымом пришел Донбасс, и это была уже совершенно иная история.

Война в Донбассе – не маленькая и не победоносная. Там, увы, имеется множество жертв, причем не только среди боевиков, но и среди мирного населения. Хотя народ у нас к жертвам привычный (если, конечно, погибают не близкие родственники, а чужие люди) и патриотизм его от понесенных потерь не убавляется, превратить конфликт, разгорающийся на полях Донбасса, в маленькую победоносную войну весьма затруднительно. Поэтому российская позиция по Крыму и по Донбассу оказалась принципиально различна.

Когда затевалась вся эта история, Путин сомневался, похоже, в необходимости военного противодействия киевскому режиму на юго-востоке Украины. В мае 2014 г. он заявил о преждевременности референдумов, намеченных в Донецке, Луганске и Харькове. Донецк с Луганском не вняли предупреждению президента России, а Харьков внял. В итоге первые два региона вместо крымского «процветания» получили кошмарную войну, трагедии и разрушения, тогда как харьковчане живут сравнительно спокойно.

Хотя присутствие российских военных в Донбассе несколько раз было зафиксировано, Кремль воздержался от действий по крымскому сценарию. Участие нашей армии в этом конфликте он неизменно отрицает, и однозначно признаёт Донбасс украинской территорией, которая, правда (с точки зрения Кремля), нуждается в серьезном усилении самостоятельности. Соответственно, Россия не вводит туда войска в таком объеме, чтобы разом пресечь попытки Украины вернуть Донбасс себе. Вместо этого долгое время ведутся переговоры, которые к успехам пока не привели. И вину за срыв миротворческого процесса Москва постоянно «вешает» на Киев.

В общем, Путин не стал представать перед народом в роли спасителя Донбасса, однако и отступаться от данной проблемы тоже не стал. Россия имеет свою политическую позицию по событиям, происходящим на юго-востоке Украины, однако действует там без радикализма. Во всяком случае, таких радикалов, как Игорь Стрелков (готовых сражаться до победного конца), из Донбасса быстро убрали и заменили людьми, внимательно прислушивающимися к сигналам, поступающим из Москвы. Если поступит вдруг сигнал сдавать позиции, они послушно возьмут под козырек, соберут манатки и «эмигрируют» в Москву.

Может ли вдруг поступить команда прекращать сопротивление? Думается, что в донбасской истории у Кремля есть два возможных сценария действий.

Первый сценарий – «разменять» Донбасс на Крым. Если с нас снимут санкции и тем самым фактически признают принадлежность Крыма России, Путин, скорее всего, отступится от Донбасса и посоветует его лидерам пойти навстречу предложениям Киева, который формально готов осуществить децентрализацию в системе управления страной. Понятно, что юридически ни Украина, ни страны Запада не признают Крым российским еще очень долго, но для Кремля важны практические действия, а не формальности. И их он с нетерпением ждет.

Не исключено, что рано или поздно дождется, поскольку на Западе есть политики, которые хотели бы предстать перед своим электоратом людьми, разрешившими российско-украинскую проблему. Политический тупик всем надоедает. Даже с советскими властями Запад рано или поздно шел на сотрудничество, а уж с прагматиком Путиным тем более может когда-нибудь договориться.

Второй же сценарий реализуется в то время, пока Вашингтон, Брюссель и Киев отказываются идти Москве навстречу. Если они никогда навстречу не пойдут, то этот «план Б» станет ключевым. Дело в том, что Украина, не решившая проблемы Донбасса и втянувшаяся в длительную войну, не имея для нее ресурсов, представляет собой довольно грустное зрелище. Положение дел в экономике там даже хуже, чем у нас, причем реалистичных выходов из кризиса пока не видно. Финансовая стабилизация оборачивается резким падением уровня жизни, новым майданом и правительственным кризисом, а отказ от финансовой стабилизации и новый виток популизма фактически похоронят экономику, не способную в подобных условиях привлекать инвестиции. Выходит замкнутый круг.

Думается, что метания киевских властей в таком кругу полностью устраивают Москву. На фоне украинского экономического кризиса можно постоянно говорить российскому народу, что наш кризис – не более чем временные трудности. А на фоне жесткой украинской внутриполитической борьбы можно стращать россиян с телеэкрана майданами, революциями, утратой стабильности и, по большому счету, демократизацией как таковой. До тех пор, пока Украина, выбравшая прозападный курс, находится в подобном тяжелом состоянии, Россия будет затягивать пояса, поддерживать своего национального лидера и шарахаться от идущих с Запада советов как черт от ладана.

В общем, поддержка Россией Донбасса губительна для Донбасса и для Украины. Конфликт привел в конечном счете к тому, что Европа потеряла Россию, Россия потеряла Украину, Украина потеряла Донбасс, а Донбасс потерял себя. Но всё это оказалось чрезвычайно выгодно Кремлю. Он делает первый ход и выигрывает партию при любом ответе со стороны противника.

Какую идеологию предпочел Кремль

Главной операцией, предпринятой Путиным для укрепления своей власти, являлось присоединение Крыма. Кризис в Донбассе создал возможность для торга с Западом. Но таких разовых акций недостаточно для пожизненного правления Россией. Серьезный правитель стремится всегда опереться не только на ситуативный энтузиазм народа, но и на идеологию, объясняющую обывателю, почему тот должен поддерживать национального лидера постоянно.

Владислав Сурков в бытность свою главным кремлевским политическим манипулятором требовал от «Единой России» создать работоспособную идеологию. Успеха в этом деле единороссы не достигли, но надо признать, что в эпоху «путинского процветания» фундаментальное промывание мозгов вряд ли вообще было нужно, поскольку многие люди и так поддерживали власть по причине роста реальных доходов. Зато в нынешний кризисный период машина для промывания мозгов Кремлю требуется обязательно. Ведь если жизнь становится труднее, Путин должен как– то объяснять избирателю, зачем бесконечно сохранять во главе страны старого президента.

В последние годы было предпринято две попытки создать в России официальную идеологию. На эту роль пробовали евразийство и консерватизм. Однако как в том, так и в другом случае идеологи не сильно преуспели.

Евразийство для промывания мозгов хорошо тем, что рассматривает Россию как особую цивилизацию, находящуюся в центре континента, а вовсе не как периферию западной культуры. Убежденный евразиец может гордиться своей великой ролью и считать, будто Россия способна притягивать к себе как страны континентальной Европы (в том числе Францию, Германию, Италию), так и Восток (Китай, Индию, Среднюю Азию). Все вместе эти континентальные страны должны противостоять атлантизму, олицетворяемому Америкой и Британией.

Обывателю приятно думать, будто мы ^лидеры мира, противостоящего США. Но проблема евразийства состоит в том, что очень уж эта умозрительная конструкция расходится с фактами. И чем дальше – тем больше. Самый изощренный идеолог не сможет объяснить самому туповатому телезрителю, почему Европа движется в американском фарватере, накладывая на нас санкции, тогда как по евразийской теории должна молиться на великую Россию.

Консерватизм делает ставку не столько на геополитику, сколько на политику внутреннюю. Он объясняет россиянину, привыкшему в нулевые годы к сравнительно благополучной жизни, что радикальные перемены опасны и что главное для нас – предотвратить сползание в хаос, не допустить майдана и революции. Люди видят, что жизнь становится труднее, но сравнивают ее (в свете консервативной идеологии) не с прошлыми успехами, а с гипотетическими катастрофами, которые произойдут, если мы устроим протест, сменим Путина на Навального или совершим еще что-нибудь столь же безумное.

Чтобы пробудить в народе консервативные чувства, телевидение изо всех сил стремится донести до зрителя информацию о том, как плохо жить на Украине, погнавшейся за журавлем в небе, но упустившей в итоге даже синицу из руки. Правда, при этом консерватизм всё же не может объяснить обывателю, почему для сохранения традиций и успехов прошлого в России выстраивается запредельно коррупционная система правления. Любой нормальный сторонник данной идеологии скажет, что консерватизм – это, конечно, хорошо, но вор должен сидеть в тюрьме, и если Путин с решением данной задачи не справляется, то можно (без всяких майданов, революций и погружения в хаос) попробовать выбрать в 2018 г. более эффективного президента.

Работоспособная идеология в нынешней ситуации должна полностью отключать у обывателя мозги и перекладывать нагрузку на эмоции. Именно поэтому предложения евразийских и консервативных интеллектуалов оказались не слишком востребованы, а на практике утвердилась простенькая идеология осажденной крепости. Мы – совершенно одни. Вокруг – сплошные враги. Европа – марионетка Америки. Украина – под внешним управлением. Все хотят урвать кусок у богатой ресурсами России. Один лишь Путин проникает мыслью в планы коварных агрессоров и распознает их стремления вторгнуться в Крым, устроить майдан, подорвать положение дружественного нам батьки.

Если представить себе, что ситуация настолько плоха, то все вопросы о коррупции властей отходят на задний план. Когда Россия выступает против такого большого количества врагов разом, народ начинает думать о необходимости сплочения вокруг национального лидера, который настолько мудр, что строит великую

дружбу с Китаем, благодаря чему мы в конечном счете одолеем Америку и станем сильнее всех.

Подобная перспектива захватывает сердца, и вот уже миллионы обывателей судачат не про роскошный дом кремлевского пресс-секретаря Дмитрия Пескова, не про дорогую лондонскую квартиру вице-премьера Игоря Шувалова и не про офшорные миллиарды старого путинского друга музыканта Сергея Ролдуги– на, а про коварные планы агрессоров и наш ответный удар.

В такой эмоциональной атмосфере Путин запросто выиграет выборы 2018 г.

Полный список врагов России

Мысль о том, что наша страна окружена врагами, не смогла бы так легко быть внедрена в сознание народа, если бы люди давно уже не искали врагов вокруг себя. Простая инвентаризация ярлыков, которые за последние годы российские граждане навешивали друг на друга, способна привести в уныние:

   1.  Олигархи

   2.  Либерасты

   3.  Экстремисты

   4.  Кощуницы

   5.  Матерщинники в СМИ

   6.  Пираты-экологи

   7.  НКО, занимающиеся политикой

   8.  Гомосексуалисты

   9.  Педофилы и порнографы

   10.  Ученые-шпионы (разгласители государственных тайн)

   11.  Враги Путина

   12.  Деятели лихих девяностых

   13.  Бандерлоги

   14.  Мигранты:

   a.  Лица «кавказской национальности» (граждане РФ)

   b.  Лица, проникающие в РФ благодаря безвизовому режиму

   c.  Лица, рожающие больше детей, чем разрешает В. Жириновский

   1.  Лица, отрицающие нашу победу в Великой Отечественной войне

   2.  Лица, призывающие к расчленению России

   3.  Сепаратисты (то есть не призывающие, а действующие):

   a.  Стремящиеся отделить Чечню

   b.  Стремящиеся отдать Японии Курильские острова

   c.  Стремящиеся отдать Латвии Пыталовский район

   d.  Не стремящиеся вернуть Крым России

   1.  Лица, подкупленные:

   a.  М. Ходорковским

   b.  Б. Березовским

   c.  Г. Таргамадзе

   d.  Госдепартаментом США

   1.  Агенты ЦРУ

   2.  Наркозависимые граждане

   3.  Слишком независимые граждане

   4.  Поставщики:

   a.  Молдавских и грузинских вин

   b.  Боржоми

   c.  Рижских шпрот


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю