Текст книги "Измена (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава восьмая. Встреча

       Закончив разговор, Фелиция торопливо вышла из кельи. Агнесс осталась одна. Ее сотрясала мелкая дрожь. Неужели то, о чем поведала ей настоятельница, воистину неотвратимо? Неужели их цветущий край будет опустошен, и его захватят другие народы? И от королевства ничего не останется? А она-то думала, что хуже ее жизни в замке Контрарио ничего не может быть! Как же она ошибалась! Там страдала она одна, а теперь уничтожение грозит целому народу! Ее народу...

       Поведанное настоятельницей ужасало. Но, может быть, Фелиция ошибается? Но, вспомнив пустоту в ее глазах, Агнесс поняла, что та знает гораздо больше, чем говорит. Скорее всего, она сказала лишь часть правды, чтоб не запугать ее окончательно.

       У Агнесс все в груди болело после страшных последних дней. Да что там дней! Лет! Только теперь, после тишины и покоя беззаботных дней, она поняла, какую ужасную жизнь вела в замке. В ее груди поднялась горячая волна ненависти к графу. И злорадство: ему никогда не найти свое кольцо!

       Но тут же возникло сомнение: а вправду ли не найти? Оно так ярко горело в ее руке, подчиняя своей воле, возможно, оно так же ярко светится в камине? Тогда одна надежда: что башня обрушилась и теперь кольцо никто не найдет!

       Но что это она? Настоятельница сказала, что в этом кольце есть часть надежды. Что с помощью восстановленного камня можно обратить врагов в бегство и спасти Терминус.

       Хорошо, она расскажет, как это можно сделать. Настоятельница сказала, что ее племянники отважные мужчины и возьмутся за это дело. Нужно только их дождаться. Они приедут сегодня. Но сама она обратно в замок ни за что не вернется. Никогда. Это слишком страшно и грозит гибелью. Снова. А она уже не единожды смотрела в глаза смерти. С нее достаточно.

       Хотя и в замке были светлые моменты. Она улыбнулась, вспомнив нескио. Как же он добр! Но, возможно, она обманывается? Она так истосковалась по самым обычным человеческим чувствам – доброте, отзывчивости, простому вниманию, – что вполне могла принять ни к чему не обязывающую проходную вежливость за искренность и интерес. А рыцарственную благодарность за гораздо более сильное чувство.

       Эмоции захлестывали, не давая вздохнуть полной грудью. В тесной келье нечем было дышать. Задыхаясь, Агнесс вышла из дома и бездумно пошла к белому храму на пригорке по посыпанной песком дорожке. Потом обогнула храм, прошла еще немного, и оказалась возле одиноко стоящего дома. Увидела его и поспешно повернула обратно. Именно здесь жила Амелия Паккат, которая так жутко вопила в день ее прихода сюда.

       Она торопливо шла обратно, и ей казалось, что спину сверлит чей-то недобрый взгляд. Неужели ее разглядывает эта ненормальная? По телу прошел льдистый озноб страха.

       Навстречу ей показалась сестра Инэз. Она выглядела озабоченной.

       – Что-то случилось, сестра? – участливо спросила Агнесс. – Может быть, я чем-то могу помочь?

       – В монастыре все спокойно, Слава Богу, а вот в городе беспорядки. Я волнуюсь за мать-настоятельницу. Она уехала одна в открытом возке. Как бы чего не случилось.

       Над их головами сделал несколько кругов белоснежный голубь. Они проводили его взглядами.

       – Какой красивый! – сестра Инэз прикрыла глаза рукой, чтобы разглядеть его получше. – Наверное, из дорогой голубятни.

       Она пошла дальше, а в голове Агнесс засела фраза: "дорогой голубятни". А не из графской ли голубятни этот голубь? Она помнила, какие там были голуби. Именно такие, белоснежные, очень красивые. Их называли посыльными. Они прилетали к графу с донесениями.

       Вдруг Амелия Паккат послала графу сообщение о ней? Недаром она чувствовала чей-то недобрый взгляд. Агнесс попыталась вспомнить, видела ли она когда-нибудь эту родственницу графа, и не смогла. Но это ничего не значит. Та вполне могла видеть ее. Граф любил хвастаться своими победами. Тогда Амелия могла написать в письме не "новая послушница", а вполне конкретное "сбежавшая любовница". Или даже не сбежавшая, потому что ей вряд ли известно о ее побеге, а просто любовница.

       И тогда граф ее найдет. И ей лучше умереть самой, чем попасть в его безжалостные руки.

       Надо бежать. Снова. Но как?

       Она поспешила в свою келью. Посетовав, что у нее нет женского платья, натянула на себя мужскую одежду и снова превратилась в невысокого подростка. Чтобы не привлекать к себе внимания насельниц, накинула сверху рясу, под рясой спрятала кошель с деньгами. Склонив голову, пошла в противоположную от дома Паккат сторону. Прошла несколько фурлонгов, прежде чем заметила небольшую дыру в ограде, полускрытую высокими кустами тальника.

       Огляделась, никого не заметила, и налегла плечом на доску возле дыры. Доска немного подалась, став пошире. Агнесс проскользнула в нее, зацепившись рясой за торчащий гвоздь. Почувствовав это, осторожно отцепилась и проверила, не осталось ли следов на ограде. Вроде нет. Поправив доску, чтоб пролом не был так заметен, пошла в сторону городских улиц, надеясь, что вид монахинь из монастыря Дейамор здесь привычен.

       На Агнесс и впрямь никто внимания не обращал, и она спокойно дошла до городской площади. Теперь оставалось решить, что безопаснее – оставаться монашкой или превратиться в мальчишку. Если о послушнице знает граф, то пацаном быть безопаснее. Но при разговоре быстро выяснится, кто она есть. Нужно побольше молчать.

       Нужно искать убежище. Но где?

       Она осторожно прошлась по товарным рядам, прислушиваясь к разговорам. На монашку никто внимания не обращал, и она узнала много интересного. Оказывается, наместник посадил законных сыновей в темницу, за то, что они заставили его ублюдка Родолфо сесть на трон, и тот исчез. Из-за этого теперь на их страну падут неисчислимые бедствия. Но сыновья как-то освободились, и теперь разгуливают по городу как ни в чем не бывало.

       Услышав имя графа, она подошла поближе к толстой торговке всякой мелочью, и прислушалась. Та говорила своей знакомой, выбиравшей овощи:

       – Над замком графа Контрарио пронеслась страшная гроза, и теперь там невозможно жить. Граф приехал в свой городской дом. Вид у графа жуткий, стазу видно, что он побывал в нешуточной переделке. Он недавно был на площади, так от него все шарахались.

       Агнесс побледнела. Граф здесь! Ей захотелось спрятаться, забравшись за тюки с шерстью, но она превозмогла свой страх. Нужно искать укрытие, иначе ей будет худо!

       Она принялась пробираться к выходу с площади, но раздались громкие крики, приказывающие освободить дорогу, и по площади медленно поехала темно-синяя карета с гербами на дверце и красными кругами на ободьях колес.

       Простолюдины стремительно срывали с голов шапки и низко, до земли, кланялись.

       – Нескио! – с уважением произнес стоящий рядом с Агнесс пузатый купец в черном камзоле тонкой шерсти, и негромко заметил соседу: – Вот был бы король так король. Чем плох? И кровь в нем течет королевская. И сам человек достойный.

       У Агнесс мучительно сжалось сердце. Она тоже считала, что нескио достойный человек. И уважения достойный, и любви. Но не судьба. А где же ее судьба? На помойке, куда выкидывают неопознанные трупы, или на виселице? Ведь граф вполне может обвинить ее в краже и денег, и кольца. И тогда она найдет свой конец на виселице. Возможно даже, именно на этой площади. Она невольно посмотрела на угрожающе высящуюся в начале площади виселицу. Пока пустую.

       Карета поравнялась с ней. В окно безразлично, не замечая ничего вокруг, смотрел нескио. Не удержавшись, Агнесс взглянула на него, в ее глазах сквозило отчаяние. Он заметил ее, его лицо приняло озадаченное выражение. Агнесс поспешно отвернулась, но он ее уже узнал.

       От его крика кучеру "стой" лошади остановились как вкопанные. Нескио соскочил на землю и побежал за Агнесс, метнувшейся от него в сторону, в плотную толпу людей. Понимая, что ему ее не догнать, он отчаянно крикнул:

       – Агнесс! Подожди! Не убегай!

       Она припустила еще быстрей, и тут нескио заметил мужика, который тоже помчался за Агнесс. У мужика был вид настоящего разбойника, и нескио, не задумываясь, метнул в него кинжал. Кинжал вонзился в спину по самую рукоять, пронзив сердце, и тот упал навзничь. Бросок был настолько силен, что, пущенный в спину, кинжал высунулся из груди.

       Нескио посмотрел по сторонам. Агнесс не было видно. Ругая себя последними словами – ведь ясно было, что она скрывается, а он выдал ее своим безрассудным воплем, – он вытащил кинжал из спины трупа и хладнокровно вытер его о штаны убитого.

       К нему агрессивно придвинулась толпа, и за его спиной раздались истеричные женские вопли:

       – Пошто мужика убил? Что он ему сделал?

       Нескио обернулся и сурово спросил:

       – Кто знает этого разбойника? Он у меня украл аграф!

       Народ тут же подался назад. В связях с ворами никому признаваться не хотелось. Но все же кто-то ответил:

       – Он из челяди графа Контрарио. Разбойник, но не вор.

       – Разбойники у вас в чести, значит? – Нескио отыскал взглядом говорившего и властно кивнул, подзывая к себе. Тот нехотя подошел. – Как его зовут?

       – Не знаю. Граф приехал вчера. Привез и этого типа.

       Нескио чуть прищурил глаза. Итак, граф здесь! Может быть, стоит его навестить? Или это только повредит Агнесс? Он и так успел усложнить ей жизнь.

       – Ладно. С графом я разберусь сам, а эту падаль бросьте в канаву. Вечером мусорщики утащат его на кладбище.

       Поскольку так поступали со всеми пойманными с поличным ворами, никто не удивился. Народ стал расходиться, негромко обсуждая свершившееся на их глазах то ли правосудие, то ли самосуд, повторяя и имя Агнесс, так неосмотрительно выкрикнутое нескио.

       Нескио еще раз выругался. Что же он наделал! Он просто швырнул ее в грязные лапы графа!

       Еще раз посмотрел по сторонам. Агнесс не было видно. Ему нужно было подумать, что делать дальше. Приказал ехать в закрытый на лето городской дом, хотя направлялся в свое поместье. Остановившаяся у порога господская карета напугала немногочисленных слуг, оставленных в доме. Они не ожидали появления хозяина.

       Приказав им не суетится, нескио прошел в гостиную и сел в зачехленное кресло. Растревоженная душа ныла. Агнесс здесь! Что ж, по крайней мере можно отбросить безрассудный план штурмовать замок. Теперь задача другая: ему нужно найти ее в большом городе. И сделать это быстрее графа.

       Она была в монашеской одежде. Может быть, она укрылась в монастыре? Но каком? В столице несколько женских монастырей. Ближе всего монастырь Дейамор, где настоятельницей сестра наместника. Идти к ней не хотелось, с Медиатором у него отношения были натянутые. Но он пойдет. Прямо сейчас. И будет просить, даже умолять, если это будет нужно. Плевать на гордость, когда столь многое стоит на кону.

       Он отправился в монастырь. Но ему не повезло: привратница заявила, что настоятельницы в монастыре нет. И когда она вернется, никто не знает. Разве нескио не видел, что творится в городе и окрестностях? Бунт! Настоящий бунт!

       Пообещав приехать завтра, нескио поехал к себе в поместье. В самом деле, дороги были запружены самым разным народом. Все протестовали против власти наместника и требовали короля. Нескио это должно было бы радовать, но не радовало. Казалось, что старое, пусть надоевшее, но надежное, рушится, а на смену приходит что-то мерзкое и недостойное.

       В поместье все было по-прежнему. Домина попыталась сесть с ним обедать, как в старые добрые времена их согласия, но он язвительно заметил:

       – Что-то ты задержалась здесь, голубушка! Когда уедешь-то?

       Она зарыдала и хотела броситься ему на шею, но он скучно попросил:

       – Не надо никаких фальшивых сцен! Я не люблю надоедливых дур! – и велел лакею вывести ее вон.

       Позвал мажордома и приказал ему собрать ее вещи.

       – Чтобы завтра же ее здесь не было!

       Из чего вся прислуга сделала вывод, что завтра-послезавтра в поместье появится новая фаворитка.

       Ночь нескио провел беспокойно. Агнесс, как живая, вставала перед ним, едва он закрывал глаза. Он видел, что ей плохо, что она гибнет, но ничего не мог сделать. Руки и ноги были словно опутаны цепями.

       Наутро для бодрости умылся ледяной водой, позавтракал. У выхода к нему снова кинулась Домина, умоляя ее простить, но он бесстрастно отстранил ее и вышел. Слуги исподволь кидали на него удивленные взгляды – он был одет так, будто собрался в бой. Его бедра опоясал пояс, с одной стороны которого висел длинный меч, с другой кинжал.

       Позвав сенешаля, приказал выделить для своей охраны полсотни человек.

       – Вчера в городе было неспокойно, не хочу рисковать.

       Сенешаль выполнил приказ, но предлогу о беспорядках не поверил. Он не раз бывал с нескио в бою и знал, что тот ничего не боялся. И никогда не брал охрану, даже отправляясь в рискованные авантюры по тавернам столицы, в которые порой пускался.

       Нескио же надеялся найти Агнесс и увезти ее с собой. Рисковать не хотел. Кто знает, на что способен обозленный граф? С Контрарио станется в нарушение всех законов напасть на него, когда он будет ехать с Агнесс по пустынной дороге. Сам нескио ничего не страшился, но подвергать Агнесс опасности не хотел.

       Для быстроты поехал верхом, во главе отряда, до монастыря Дейамор добрались без приключений. На сей раз нескио повезло, мать-настоятельница была у себя. Его провели к ней в келью и нескио почтительно поцеловал ей руку. Подняв на нее взгляд, поразился ее изумительной красоте. На него смотрел лик ангела, сошедшего с небес. Нескио слышал, что она очень красива, но не представлял, насколько. Он понял графа – если тот до сих пор влюблен в эту обещанную ему когда-то несравненную красоту, то какие же дьяволы должны его терзать!

       Настоятельница села за длинный дубовый стол, вежливо пригласила гостя присесть, и он сел на стоящий рядом с ее столом твердый стул с высокой спинкой. Вопросительно посмотрела на него, и он спросил:

       – Матушка, я приехал узнать, не скрывается ли в вашем монастыре женщина по имени Агнесс?

       Фелиция настороженно спросила:

       – А для вам это?

       Нескио не стал лукавить:

       – Я обязан ей жизнью и хочу отблагодарить.

       – Жизнью? – настоятельница внезапно улыбнулась. – Вот и недостающий кусочек мозаики!

       Нескио сделал порывистый жест, но тут же опустил руку.

       – Вы хотите сказать, что Агнесс здесь?

       Фелиция молитвенно сложила ладони, будто просила защиты у Господа.

       – Нет. Она узнала, что здесь должен появиться граф, и убежала.

       – Значит, когда я вчера встретил ее на площади, она шла отсюда?

       – Вы встретили ее на площади? – Фелиция порывисто встала, но тут же, овладев собой, села обратно. – Там так опасно! Хотя и не опаснее, чем здесь.

       – А граф в самом деле здесь был? – нескио неосознанно положил руку на рукоять меча.

       От настоятельницы не ускользнул этот жест и она успокаивающе произнесла:

       – Да, но он почти сразу уехал.

       – Не обыскав монастырь?

       – Нет, он не позволил себе такого святотатства.

       – Не позволил себе? – нескио поразился. – Граф позволяет себе все, он не из тех, кто прибегает к самоограничениям. Кто же не позволил ему обыскать монастырь? Или вы не хотите об этом говорить?

       – Здесь были два моих племянника, и с ними их друг. Все они опытные воины.

       – Трое пусть и самых опытных воинов никогда не победят отряд графа в сотню человек, с меньшим количеством он не ездит. Вы что-то недоговариваете, матушка.

       Фелиция неодобрительно покачала головой.

       – Я не знаю, что остановило графа, нескио. Оставим этот разговор. Я вас прошу: если хотите добра Агнесс, обходите наш монастырь стороной. И делайте вид, что не знаете, где она.

       Нескио задумчиво нахмурил брови.

       – Вы пытаетесь сделать вид, что она здесь, хотя здесь ее нет. Для чего? Чтобы облегчить ей побег? Пока граф следит за монастырем, он не следит за городом?

       – Я не буду отвечать на ваш вопрос, нескио. Хотя знаю, вы благородный человек. И не по праву рождения, а по велению души. Но вы на другой стороне, на стороне тьмы.

       – Почему вы так решили?

       – Потому что вы соратник графа. А душа графа объята тьмой.

       – Может быть, потому, что он человек неистовых страстей? И сдерживать его некому? Поэтому от его несдержанности и гибнут люди? – нескио пытливо заглянул в лицо настоятельнице, и тут же повинно опустил глаза, настолько оно было горестным.

       – Возможно. Но, нескио, сейчас счет идет не на отдельные человеческие жизни, а на жизнь всего народа, всего нашего королевства. Вы знаете предсказание?

       – Какое? Их слишком много, чтобы помнить все.

       – Предсказание было всего одно, и говорилось в нем о многих веках нашего королевства. Сделано оно задолго до гибели последнего нашего короля. И с тех пор еще ни разу не ошиблось. Говорят, его сделал один из отшельников в минуту божественного откровения. И я чувствую, что наступает его последняя, заключительная часть.

       – И что же она гласит?

       – Что королевство неминуемо погибнет, если на трон не воссядет истинный король с возрожденным Инкуссом в короне.

       – Погибнет от чего?

       – От нашествия чужеземцев с юга.

       – Мы всегда прогоняли от наших границ имгардцев. Хотя, признаю, в последнее время они стали гораздо наглее, чем прежде.

       – Это потому, что их теснят орды с юга. Пока только теснят. Но придет момент, и они двинутся. Имгардцы для них не препятствие. И мы тоже. Их слишком много. Они много веков безбоязненно и беспрепятственно плодились на плодородных землях, и вот пришел момент, когда им стало тесно в своих уделах. Скоро они пойдут на север. И тогда придет конец северному сообществу.

       Нескио подался вперед, опершись руками о колени.

       – Не хотелось бы верить столь мрачному предсказанию, но как полководец вижу, что этому есть множественные подтверждения. Взятые в плен имгардцы рассказывают о людях со странной зеленоватой кожей, которые безжалостно вытаптывают их поля и убивают даже беспомощных младенцев. Они не знают жалости. И против них нет оружия.

       Фелиция обреченно вздохнула.

       – Теперь вы меня понимаете.

       – Но в пророчестве не сказано, когда это произойдет? Возможно, у нас есть еще несколько десятилетий?

       – Нет. Там четко говорится: когда узурпатор воссядет на трон и будет отринут.

       – Неужели вы считаете этого жалкого мальчишку Родолфо узурпатором? – нескио встал и выпрямился во весь рост. – Он же просто фигляр! Думаете, он был опасен?

       – Однозначно. Более того, если бы трон его не уничтожил, он бы стал королем. По праву закона: кто воссядет на трон с короной на голове, тот истинный властитель Терминуса. И стал бы самым мерзким королем за всю историю королевства. И этому немало бы поспособствовала Зинелла. И Медиаторы были бы уничтожены первыми. Возможно, пострадали бы и вы.

       Испытующе посмотрев на нескио, Фелиция требовательно спросила:

       – Вы решитесь сесть на трон, нескио? Объявить себя королем?

       Он сделал шаг назад. Еще недавно вожделенная цель вдруг показалась жалкой и ничтожной.

       – Могу. – Это прозвучало неохотно. – Но вы уверены, что трон не сочтет меня очередным самозванцем?

       Фелиция грустно улыбнулась.

       – Этого не знает никто. Хотя няня моих племянников уверена, что у истинного короля должна быть голубая кровь. Даже синяя.

       – Да, она скорее синяя, – согласно склонил голову нескио. – Тот платок, который хранится у нас, хранит следы синей крови.

       – Вот видите. Один признак истинного короля у нас есть. Осталось найти короля, водрузить на него корону и посадить на трон. И все мы будем спасены, – невесело пошутила настоятельница.

       – Действительно, как просто! – нескио был не склонен шутить. – Но если серьезно, то в этой короне, насколько я знаю, должен быть еще и камень.

       – Да. Камень.

       – Одна часть которого у графа, вторая у королей Северстана, а где третья, вообще не знает никто.

       – Если бы удалось найти истинного короля, можно было бы все эти хлопоты возложить на него. Это его обязанность – охранять своих подданных! – мечтательно проговорила Фелиция.

       Нескио внезапно расхохотался.

       – Сразу видно слабую женщину – ищете покровителя.

       – А вы нет?

       – Я не покровителя ищу.

       – Да, вы ищете Агнесс.

       – Чтоб защитить.

       – А сможете ли вы это сделать? Боюсь, вы даже от графа ее защитить не сможете. А он далеко не самый страшный противник.

       Нескио помрачнел.

       – У графа Тетриус. С его помощью можно любого убедить в чем угодно, – с трудом признался он. – И заставить делать то, что хочет граф.

       – Ага, вас граф тоже пытался убедить? – настоятельница проницательно посмотрела на нескио.

       – Да.

       Фелиция поднялась, отошла к распятию и проговорила тихо, почти для себя:

       – С помощью этого камня можно убедить не одного только человека, но целую толпу, а, возможно, и весь народ. Правда, я не понимаю, как он действует. Порождает ли он зло или зло подчиняет его себе? И будет ли тоже самое с добром?

       Нескио прервал ее рассуждения:

       – Для меня это слишком сложно, я простой воин. Я знаю одно – сила заклятья ослабла, когда я был просто добр с Агнесс.

       – Просто добр? И все? – Фелиция посмотрела в самую середину глаз нескио, и он дрогнул.

       Нехотя признался:

       – Ну, хорошо, она мне понравилась. Возможно, и не просто понравилась.

       – Вот это уже ближе к истине. Возможно, чары камня бессильны против любви? Или дело здесь все-таки в другом?

       – Это так важно? Ведь все равно камня у нас нет.

       – А если бы был? Что бы вы стали с ним делать? – настойчиво спросила настоятельница.

       – Что это значит? – игра в кошки-мышки со словами утомила нескио. – У графа его нет? Его взяла Агнесс? Поэтому граф так настойчиво за ней и охотится? Тогда она в еще большей опасности, чем я думал! – Он яростно простер руку к настоятельнице. -Мне нужно разыскать графа и призвать его к порядку!

       Фелиция побледнела.

       – Нескио, мы не можем допустить междоусобицы! Помните – нам надо готовиться к большой войне. Или вы хотите сдаться без боя?

       Нескио помедлил.

       – Нужно найти камень. Вы сами сказали – мы не знаем, на что он способен. Возможно, с его помощью мы сможем если не одолеть, то хотя бы сдержать полчища врагов. И уж графа-то он одолеть сможет. Если будет в моих руках. Уверен, я смогу с ним справиться.

       И тут же замолчал. Сможет справиться? А не преувеличивает ли он опять свои силы? Он уже испытал на себе действие камня, стоит ли делать это еще раз? А если камень подчинил его себе? Можно ли стать бессловесным адептом камня, и не заметить этого? Он хотел сказать о своих сомнениях настоятельнице, но Фелиция обреченно закрыла лицо руками.

       – Все так сложно, а я так устала! У меня просто нет сил. Давайте встретимся завтра. Мне нужно прийти в себя.

       Разочарованный нескио раскланялся и удалился, понимая, что не добился ни одного внятного ответа.

       Выйдя из дома настоятельницы, он с силой рубанул рукой по воздуху и в сердцах воскликнул:

       – Где он теперь, этот чертов камень? И где мне искать Агнесс?

       Агнесс беспокойно дремала в темном сарае, забитом вонючими тюками с шерстью. Ей удалось проникнуть сюда уже под покровом темной ночи, когда рабочие сгружали с телег последний привезенный товар. Ночь была прохладной, но она в двойном облачении, – шерстяной рясе поверх плотного мужского костюма, – не мерзла.

       От усталости подрагивали руки и ноги, но не спалось. Давало себя знать возбуждение. Она скиталась второй день, так и не найдя пристанища. Люди, встречавшиеся ей, не казались надежными. Узнай они, что граф ищет монашку, ее выдали бы тут же. Появляться в мужском платье она тоже не рискнула, женский голос тотчас бы ее выдал.

       Прошлую ночь она провела, сидя под окнами высокого каменного дома, прислонившись к холодной стене, и ушла с первыми лучами рассвета. И вот теперь ей повезло, она удобно устроилась на мягких тюках с шестью. Они хоть и воняли, но были теплыми. Она тихо рассмеялась. Повезло? В замке графа у нее были свои теплые и уютные комнаты, она всегда была сыта и носила дорогие платья, достойные самых знатных и богатых женщин страны.

       Но счастливой себя она почувствовала только сейчас, хотя и спать ей негде, и одежда у нее грубая и неудобная. Правда, она не голодает. Золотой в руках монашки у продавщицы рыбных пирогов удивления не вызвал. А потом на полученные на сдачу медяки она не только поела сама, но и накормила голодных уличных мальчишек. Это тоже было привычно, и на монахиню никто не косился.

       Вот только с ночлегом была проблема. Внезапно ей пришла в голову мысль тайком пробраться обратно в монастырь. Может быть, мать-настоятельница сможет ей что-нибудь посоветовать? Может быть, даже где-нибудь скрыть? Ведь ее брат главный в этой стране. После этой утешительной мысли ей удалось наконец заснуть.

       Утром ее разбудили грубые мужские голоса. Рабочие вытаскивали из сарая тюки, громко ругаясь и перешучиваясь. Агнесс незаметно поднялась и вышла на улицу, щурясь от яркого солнца. Увидевший ее грузчик испуганно перекрестился.

       – Что вы здесь делаете, сестра?

       – Ищу потерявшуюся девочку. Вы не видели ребенка, маленькую такую девочку? – эта мысль пришла в ее голову сама собой.

       – Нет, не видел я никакую девочку. – Грузчик отступил на шаг, подозрительно ее разгядывая.

       – Хорошо. Пойду дальше. – И Агнесс торопливо прошла мимо мужика, спустилась с небольшого мостика, и снова оказалась на той же площади, что и вчера. Грузчик пристально посмотрел ей вслед, потом почесал затылок, и, пробормотав: "Не мое это дело", принялся за работу.

       Мимо сновали рыночные торговцы, готовившиеся к новому рыночному дню, раскладывая свой немудреный товар кто на лотках, кто в маленьких крытых павильончиках. Агнесс прошла дальше, оказалась в небольшом переулке, упиравшемся в таверну с зеленой надписью "Шарбон". Агнесс заинтересовало необычное название, да и есть хотелось, и она зашла внутрь. В общем зале было пусто, и она устроилась в уголке, в тени, приходя в себя от яркого солнца.

       По лестнице раздался топот чьих-то быстрых ног, и Агнесс, испугавшись, тихо сползла по стенке вниз, спрятавшись под самым дальним столом. Вниз спустились трое мужчин и устроились за столом неподалеку, видны были только дочищенные до зеркального блеска высокие сапоги из дорогой мягкой кожи.

       Агнесс задрожала. А если они ее найдут? И страшно даже не это – вдруг это люди графа? Она вытащила клинок из ножен и сжала рукоять. Холодный металл в руке успокаивал, давая призрачную надежду.

       – Адан! Принеси вина на дорогу! – голос был мягким и веселым.

       Агнесс показалось, что она где-то его слышала. Но где? Или не сам голос, а похожие певучие интонации?

       Послышались торопливые шаги, и она увидела, как по полу пробежала пара толстеньких крепких ножек в полосатых гетрах.

       – Вот ваше вино, ваша честь.

       Ножки убежали, а мужчины принялись негромко обсуждать какую-то поездку. Вдруг в беседе промелькнуло имя графа Контрарио, и Агнесс схватилась за сердце. Они едут к нему! Друзья это графа или враги?

       – Если б с нами была Агнесс, все было бы гораздо проще. – Агнесс подумала, что она ни за что обратно в замок не поедет, и никто ее не уговорит. – Где она обитает, интересно? Только бы ее не схватил граф.

       – Может быть, сказать Адану, чтоб помог ей, если вдруг понадобится?

       – Сказать можно, хотя какой в этом прок? Она все равно об этом не узнает.

       Кто-то подозвал того толстенького коротышку, что принес вино.

       – Адан, если вдруг появится женщина и назовется Агнесс, помоги ей, чем сможешь. И никому о ней не говори. Это очень важно. О ней никто не должен знать.

       Адан принялся собирать со стола грязные бокалы.

       – Не должен знать? – насмешливо переспросил он. – Да о ней уже весь город знает. Она в монашеской одежде ходит по площади.

       – Какого дьявола! Ее что, кто-то узнал?

       – Ее так назвал нескио. Когда какой-то проходимец за ней припустил, он просто метнул ему в спину свой кинжал. Убил на месте. Об этом весь город говорит. Нескио ее ищет. И граф Контрарио ее ищет. Распустил по всему городу своих людей, все спрашивают про нее.

       Кто-то протяжно посвистел.

       – Нескио? Швырнул кинжал посреди площади на глазах у честного народа? Вот так дела! А ведь я всегда считал его несколько даже флегматичным парнем. Хорошо бы в этом разобраться. И найти Агнесс.

       Твердый голос возразил:

       – Разбираться будем потом, если вернемся. И Агнесс нам искать не с руки. Неизвестно, где она. Наши поиски ей скорее навредят, чем помогут. Нас всего трое, а у графа под рукой сотни наемников. Пусть уж лучше нескио этим занимается. У него на данный момент возможностей больше. А у нас есть дела поважнее. Поспешим!

       Они встали и вышли из таверны. Ушел и хозяин в полосатых гетрах. Агнесс выглянула из своего укрытия. Пусто. Она медленно распрямилась, от неудобной позы затекла спина и ноги. Пришлось несколько раз наклониться, прежде чем тело начало сгибаться как обычно.

       Что ей делать? Может быть, в самом деле попросить убежища у хозяина этой таверны? Или все-таки пойти к матери-настоятельнице?

       Она выбрала последнее. Памятуя, что все в городе знают, что в монашеской одежде ходит некая Агнесс, она скинула рясу, аккуратно ее свернула и спрятала под сиденье длинной лавки. Оставшись в мужской одежде, засунула подальше кошелек с золотом, оставив поближе только медяки, натянула на голову капюшон и выскользнула из таверны.

       Быстрым шагом, стараясь держаться тенистых узеньких улочек, пошла в сторону монастыря. Переходя одну из улиц, увидела испугавшую ее картину: двое мужиков в кожаных дублетах догнали монахиню и сорвали с нее покрывало. Та возмущенно закричала. Мужики посмотрели на ее лицо и, разочарованно прохрипев "не она", отпустили ее.

       Агнесс перекрестилась. Как хорошо, что она скинула рясу! Не то ее точно поймали бы посланные графом разбойники.

       Она побежала. Вокруг бегали такие же мальчишки, как и она, поэтому внимания прохожих она не привлекала. Запыхавшись, добежала до монастырской ограды, до пролома, через который выбралась из монастыря. Его никто не трогал, он был точно таким же, каким она его оставила. Снова налегла плечом на доски и протиснулась в лаз. Постаралась пройти по монастырю так, чтобы не попасться на глаза монашкам. К ее радости, только что прозвонил колокол, призывающий к трапезе, и на соборной площади никого не было.