Текст книги "Штурмовик из будущего 4 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Политов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Полтора часа. Ровно столько уже находилась в воздухе машина. Отмахала за это время километров четыреста. И оставалось еще несколько – самых трудных.

– Кощей, до нашего аэродрома еще минут двадцать в таком темпе, – озабоченно предупредил Рутолов. – Я привязался к земле.

– Двадцать? – Григорий тяжело задумался. Чуйка подсказывала, да что там – вопила во весь голос! – не дотянуть. – Идем к «горбатым». Помнишь подходы к их аэродрому?

– Обижаешь! Я не только морские карты изучал. Могу с закрытыми глазами к хозяйству Мечайкина вывести.

– С закрытыми не надо, – хмыкнул Дивин. – Давай ты, наоборот, во все глаза смотреть будешь. Будешь держать их широко открытыми. У меня сейчас, сам понимаешь, возможности контролировать маршрут ограниченны.

– Принял. Так…восемь градусов влево. О, так держи, не сваливайся с курса.

Интересно, шасси удастся выпустить, или нет? Гидросистема, вроде бы, в порядке. Но стоит ли рисковать? Может быть, не выпендриваться и сесть «на брюхо»? Так будет проще. Машину, конечно, жалко, но себя и ребят жальче.

Аэродром штурмовиков нашли быстро. Он, хоть, и был хорошо замаскирован, но кое-какие характерные ориентиры Рутолову были известны. И штурман не подвел, вывел торпедоносец грамотно.

– Сейчас пущу ракету, – предупредил он летчика. – Надо опознаться. А то дадут в упор из зениток и фамилию не спросят.

– Действуй, – согласился экспат. Напряжение потихоньку отпускало его. То ли наличие твердой поверхности внизу обнадеживало, то ли факт того, что до своих рукой подать. – Старшина, не спи. Не хватало еще, чтобы «охотник» нас на посадке срубил, – сколько уж раз немцы пользовались расслабленностью наших пилотов и расстреливали беспомощные самолеты во время захода на посадку. И не сосчитать!

– Гляжу в оба, тащ майор! – горячо заверил стрелок-радист. – Муха не проскочит!

– О, подсветку ВПП включили, – радостно сообщил Рутолов. – Признали, стало быть.

Экспат скупо улыбнулся. Времени для восторгов у него не было. Надо было максимально собраться. Расслабишься – покойник! Самолет поврежден и не простит ни малейшей ошибки. Так строптивый жеребец безжалостно сбрасывает своего зазевавшегося наездника, едва тот даст слабину. Раз, и ты уже на земле. Но то лошадь, там падать хоть и больно, но не так высоко.

Следовало также учесть, что полоса не была рассчитана на «бостон». Ил-2 требовалось гораздо меньше ее длины для разбега. Что ж, оставалось надеяться, что переднее опорное колесо в этом смысле послужит хорошим подспорьем и не даст бомбардировщику скапотировать, когда экспат начнет активно орудовать тормозами.

Есть касание! Боковые колеса побежали по земле и Григорий начал аккуратно опускать нос машины. Ага, катимся нормально. Быстрый взгляд по сторонам: нет ли чего постороннего? Все хорошо. Пора тормозить.

Дивин выключил двигатель тотчас, едва только «бостон» остановился.

Все!

Сели!!

Он откинулся в кресле и медленно отпустил штурвал. Пальцы расцеплялись с неохотой, словно намертво прикипели к «баранке». Экспат с изумлением поднес правую руку к глазам. Она мелко дрожала.

– Григорий, ты как там? – окликнул его со своего места в носовой части штурман с явным беспокойством в голосе. – Жив, не ранен?

– Нормально.

– Слава Сталину, а то я уж заволновался. Смотрю, ты наружу не вылезаешь, сидишь, молчишь.

Дивин усмехнулся и кинул короткий взгляд на фотокарточку Верховного, что была закреплена наверху приборной доски. Не то, чтобы он так уж сильно восхищался Сталиным, но все-таки относился с определенным уважением. Тем более, что многие фронтовые летчики тоже устанавливали его фотографию у себя в кабине. Правда, на «американце» в этом смысле постарался механик Шафиев. Принес как-то раз и аккуратно прикрутил портрет вождя. Ну а Григорий не стал возражать.

– Вот так, товарищ Сталин. Живы!

Сбоку донесся шум от подъехавшей машины. Изгвазданный в грязи «додж» с брезентовым верхом. Справа от водителя – экспат на долю секунды приблизил изображение – незнакомый офицер в коричневой кожаной летной куртке. Погон не видно. Но, обычно, никто их на нее и не крепит. Впрочем, нетрудно догадаться, что это, скорее всего инженер полка или кто-то из его подчиненных. Посадку-то запрашивали аварийную, вот и прискакал посмотреть, не нужна ли экстренная помощь гостям. Что ж, пора пообщаться с радушными хозяевами.

– Чего не пьешь, Кощей? – подполковник Мечайкин глядел на экспата с легким прищуром. – Или брезгуешь?

– Ага, – Дивин улыбнулся, почти не разжимая губ. – У вас же обычная водка, а мы все больше к «ликер-шасси» привычные.

Ян Викторович захохотал.

– Вот, паршивец, горазд баки заправлять! Молоток! Нет, если надо, я тебе и ликер прикажу принести? А что, ароматная смесь – с глицеринчиком!

Экспата передернуло. Нет, на безрыбье, как говорится, и рак – рыба, но все эти самопальные «коктейли» лично у него вызывали исключительно изжогу и тошноту. Особенно «Рузвельт» – американский спирт из антиобледенительной системы. Туда его литров шестьдесят закачивали и, время от времени, кто-нибудь из страждущих нет-нет, да и отливал себе втихаря бутылку-другую на пропой души.

Гадость жуткая! Пить можно только зажав пальцами нос – иначе вывернет, настолько вонюч. И эффект от употребления своеобразный: примерно через полчасика глаза становятся красными и норовят выскочить из орбит, а голова перестает соображать начисто. Сидишь дурак дураком и уши холодные. А потом в затылке такая боль начинается, хоть вешайся. И здесь надо в срочном порядке еще грамм пятьдесят этого адского пойла принять. Проверено – отпускает.

– Нет уж, увольте, – решительно отказался Григорий. Вздохнул и взялся за стакан. – За что выпьем?

– А давай за наше будущее сотрудничество? – подполковник хитро усмехнулся. – Будем!

Дивин машинально опрокинул сто грамм в рот, крякнул и потянулся за квашенной капустой, что призывно манила его из глубокой алюминиевой миски, стоящей на столе.

– Хороша капустка! А что за сотрудничество, о чем это вы?

Мечайкин посерьезнел.

– Знаешь, давай-ка мы с тобой на трезвую голову обо всем поговорим. После. Не хочу тебе сегодня голову забивать. Вы и так, можно сказать, с того света вернулись.

Что есть, то есть. Когда экспат вылез из самолета и обошел его, то волосы зашевелились под шлемофоном. Оказывается, тот «мессер» не только успел зацепить их, но и всадил короткую пулеметную очередь в советский бомбардировщик. То-то, помнится, показалось Григорию, что по обшивке, словно молотком простучало. Просто потом все перекрыло скрежетом сминаемой плоскости. А истребитель, оказывается, частично разрушил переднюю часть движка. Снаряд вдребезги разнес два цилиндра. Чудо, что при этом бензиновые трубки не задело. Страшно представить, как полыхнул бы высокооктановый «Б-100», попади он на горячий мотор.

Хотя, что тут гадать? А-20 горит пять минут – плюс-минус, а потом амба. Теоретически можно успеть за это время выпрыгнуть с парашютом и надеяться, что сработает спасжилет. Это когда на воду приземляться будешь. Ну а потом помрешь от переохлаждения по-быстрому. Не мучаясь. Ведь вряд ли кто-то найдет тебя в безбрежном море.

– Савелий, подсыпь-ка мне картошечки, – попросил Дивин стрелка-радиста. – Ох, знатный у вас повар, товарищ подполковник. Закусь получилась что надо! Мировая. Вроде и простенько все, а попробуешь, пожуешь и понимаешь: есть, есть какой-то секретик.

– Это да, – согласно кивнул Мечайкин. – Авдеич наш до войны в «Метрополе» работал. Слыхал про такую гостиницу столичную? Врать не буду, шеф-поваром он, конечно, не был, но и в подмастерьях «подай-принеси» не хаживал. Крепкий мастерюга.

– Да ладно, – удивился Григорий. – Как же он на фронте-то оказался? Ему сам бог велел на «ташкентском фронте» у какого-нибудь генерала кухней заведовать. В тепле и уюте.

– Смотри при нем такое не ляпни, – серьезно сказал комполка, посуровев лицом. – На субординацию наплюет и морду начистит. Сын нашего Авдеича в ополчении без вести сгинул. Еще в сорок первом. А жена ушла с санитарным поездом и погибла под бомбежкой год спустя. Он честно воевал – в пехоте, на передке. Две «Отваги» имеет. И три ранения. После тяжелого эскулапы его списать вчистую собирались, но он настоял, чтобы обратно на фронт отправили. Хотели по возрасту в трофейную команду определить или ездовым, да кто-то из моих «купцов» как-то прознал о его кулинарных навыках, когда в тыл за пополнением для БАО ездил, и сагитировал к нам пойти. Уговорил. Еле-еле, но уговорил. И то, только при условии, что позволят время от времени воздушным стрелком летать. Уже десятка полтора боевых вылетов имеет, я его к Красной Звезде недавно представил.

– Однако!

– То-то. Ладно, давай еще по одной.

– Не, мне хватит! – Дивин решительно накрыл свой стакан ладонью. – Устал. Пойду-ка я, пожалуй, спать. Где, говорите, нас разместили?

– Да тут неподалеку, – откликнулся Мечайкин. – Я с тобой ординарца отправлю, не то до утра искать будешь. А у нас тут, ко всему прочему, кое где от фрицев остались мины-«лягушки». Не все еще обезвредили. Недавно сразу семеро летчиков и штурманов пострадало. Поперлись непроверенной дорогой и получили «подарочек»! Кто легко отделался, а кого и… – Ян Викторович выразительно махнул рукой. – В общем, бывает! Да, мне доложили, что техники из твоего полка прибудут завтра с новым двигателем и запчастями для ремонта примерно к обеду. Значит, кладем еще сутки на замену, наладку и прочую канитель. Так что, погостить у нас вам придется, как ни крути.

– Да я не против, – устало улыбнулся экспат и широко зевнул, прикрыв рот ладонью. – Извините.

– Э, брат, да ты и правда спишь на ходу, – недовольно прицокнул языком подполковник. – Так не годится. Иди, отдыхай. Но запомни, завтра обязательно поговорим!

– По имеющимся у нас данным, люфтваффе базируются на аэродроме мыса Херсонес, – начштаба штурмового авиаполка указал нужное место на карте. – Там расположена истребительная группа «Иммельман», в составе которой насчитывается около пятидесяти «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Основная ударная сила – это штурмовики Ю-87 и Хе-129. Это еще около шестидесяти-семидесяти машин.

– Богато! – невольно присвистнул Дивин.

– И не говори, – хмуро произнес Мечайкин, прикуривая очередную папиросу. – Бьют, гады по нашему плацдарму возле Керчи, да и переправы через Сиваш уничтожают постоянно. Житья от них нет!

– Хотите, чтобы я помог с ними разобраться? – спросил напрямик Григорий. Просчитать потребности подполковника особого труда не составляло. – Вот только…не маловато будет одного бомбера на такую ораву?

– Зачем же в одиночку-то переть? – искренне удивился комполка. – У нас какая задумка: ты ведь, насколько я в курсе, как-то уже лидировал группу «ильюшиных» в атаке на аэродром?

– Было дело. Еще на Украине.

– Вот! – обрадовался подполковник. – Так давай повторим? Только с некоторыми доработками. Поднимешься на рассвете, включишь АНО, а мои хлопцы за тобой пойдут. Как птахи перелетные за вожаком. Сам знаешь, «илы» для ночных полетов приспособлены слабо, без твоего чудо-зрения лишь побьются понапрасну. А так, на цель их выведешь, и они нормально отработают. Ну а домой уже при свете дня вернутся. А с «маленькими» я договорюсь, они прикроют.

– Заманчиво, – экспат задумчиво потер лоб. – Заманчиво. Накроем гадов в гнезде и прихлопнем одним ударом. Но…ведь у них там, небось, зениток под каждым кустом понатыкано? А ну, как посшибают еще на подлете? Тут ведь не Украина, особо не поманеврируешь. Там-то мы хитро курс проложили изначально и на фрицевский аэродром вышли фактически из немецкого тыла. Здесь такой фокус не пройдет. Может быть, имеет смысл сначала ночью хорошенько обработать позиции ЗА, а уж потом штурмануть?

– Спугнем, – насупился Ян Викторович. – Немец не дурак, враз сообразит, что мы налет готовим. Рассредоточит зенитки, подтянет новые, подготовит засады артиллерийские и вот тогда точно на подходе раздолбает. Нет, их надо брать сонными!

Григорий задумался. Не нравился ему предложенный Мечайкиным план штурмовки фашистского аэродрома. Вот не лежала душа, хоть убей. Авантюрой попахивало. А он давно уже уяснил для себя, что лихой кавалерийский наскок не всегда заканчивается победой. Можно и кровушкой умыться.

– Подумать надо, – сказал он, в конце концов. – Крепко подумать.

Глава 18

– Весной пахнет! – Рутолов остановился и шумно втянул ноздрями воздух. – Чуете?

Экспат недоверчиво усмехнулся. О чем это штурман говорит? Дивин скользнул взглядом по сторонам. Вокруг шумела обычная жизнь никогда не засыпающего аэродрома. Где-то раздавались удары металла по металлу, кричал, подзывая бензовоз, чумазый механик, бригада БАО колдовала у взлетки. Мимо прошагала смена часовых вместе с разводящим.

– Савелий, ты весну чувствуешь?

Старшина изумленно захлопал глазами.

– Вроде есть что-то такое, – неуверенно промямлил он. – Как тут поймешь, ведь бензином все провоняло, да порохом. Разве что с моря ветер свежий иногда дует?

– Эх ты! – разочарованно махнул рукой штурман. – Пенек глухой!

Горбунов обиженно засопел.

– Зря ты так, – неодобрительно покачал головой Дивин. – В самом деле, поди, пойми что-то в этом бедламе. Вон, канонада вдалеке грохочет – слышим. Земля от взрывов под ногами иногда дрожит – тоже знакомо. А весна…ну, наверное, идет себе и идет. Как обычно. Чего завелся-то?

– А, ну вас, к лешему! – окончательно расстроился Рутолов и отвернулся.

– Гляньте, товарищ командир, никак «горбатые» возвращаются? – Стрелок-радист деликатно тронул экспата за локоть. – Вон и комполка из блиндажа своего вылез – встречает.

Две группы «илов» шли низко над землей, выстраивая «коробочку» захода на посадку. Сверху их прикрывали «яки» и пара ЛаГГ-3. Истребители кружили над аэродромом, карауля штурмовиков от возможной атаки немецких «охотников».

– Во второй шестерки одной машины не хватает, – процедил Григорий. – И замыкающий едва-едва в воздухе держится. Видать, серьезно досталось парню.

Ведущий подал сигнал, распуская группу. «Ильюшины» начали садиться. Подбитый штурмовик нарезал круги неподалеку. Ситуация была экспату кристально ясна: горючка у ребят на исходе и времени на дополнительные маневры попросту нет. Пусти того бедолагу первым и, если вдруг, он заглохнет или разобьется на взлетной полосе, то пострадают все остальные экипажи. Жестоко, но никуда не денешься.

– «Санитарку» и пожарную машину быстро сюда! – зычно скомандовал тем временем Мечайкин. Подполковник напряженно наблюдал за последним штурмовиком, кусая губы. – Давай, давай, родной! – приговаривал он. – Выравнивай. Молодчинка! А теперь убирай газ! Убирай!

Ил-2 на большой скорости плюхнулся на землю почти в центре аэродрома, оторвал знатного «козла» и неуклюже покатился, рыская из стороны в сторону. Прокатился несколько метров и вдруг завертелся-закружился на правой стойке волчком. К нему наперегонки мчались пожарная и санитарная машины, бежали летчики и механики.

В этот момент экспат звериным чутьем понял – сейчас случится что-то нехорошее и упал прямо там, где стоял, громко крикнув «Ложись!» своим товарищам.

Вовремя!

Пушки и пулеметы подбитого «ильюхи» вдруг заработали. И, если, первые практически сразу же замолчали, успев выплюнуть всего по одному-два снаряда, то ШКАСы исправно исполосовали огненными трассами все вокруг. К счастью, большинство пуль ушло в «молоко», но часть все же нашла себе цель. И к затихающему реву двигателя мгновенно добавились крики боли раненых.

– Целы? – Григорий осторожно приподнял голову, едва стихла стрельба.

– Нормально, – почти синхронно отозвались штурман со стрелком. – А ты?

– В порядке. Пошли, что ли, глянем?

Штурмовик стоял, накренившись на бок. Могучая машина сильно пострадала в бою. Огромная рваная дыра зияла на левой плоскости, почти половина руля поворота отсутствовала, фонарь кабины был пробит в нескольких местах осколками и снарядами.

Потерявшего сознание летчика осторожно вытаскивали наружу. Санитары торопливо разворачивали брезентовые носилки. Стрелок неловко выбирался со своего места, глупо улыбаясь. Так, словно был не в себе. А молоденькая медсестра с огромной парусиновой сумкой с красным крестом на боку, хлопотала над пострадавшим от шальной пули мотористом. Рядом неподвижно застыли два тела.

– Дела, – протянул Рутолов, вздрогнув. – Кощей, хорошо, что ты нам велел падать, тоже могли бы под очередь попасть. Как понял, что он палить начнет?

– А у меня прямо над головой пули просвистели, – лихорадочно блестя глазами, быстро сказал Савелий. – Лежу, а они – фьюить, фьюить! Голову руками закрыл и жду. Главное, умом-то понимаю, что попадет и башка тут же разлетится вдребезги, а все равно ладошками закрываюсь, словно помогут.

– Не пойму, как он в воздухе-то умудрялся держаться? – удивленно покачал головой экспат, разглядывая изуродованный самолет с профессиональным интересом. – По всему выходит, что должен был шмякнуться еще на подходе. Как летел? И здесь своих пропускал.

– Как в песне летел, – криво улыбнулся Мечайкин. Он подошел к ним сбоку и встал рядом. Комполка нервно разминал в руках папиросу. – Ну этой, знаешь: «На честном слове и на одном крыле!» Или как там правильно в фильме было? А, черт с ней. Помнишь своего «крестника», Кощей? Ну, Марк. Марк Томашевич.

– А, младший лейтенант? Тот, которого я в трибунале встретил? Как же, помню.

– Вон он, – подполковник ткнул папиросой в сторону отъезжающей «санитарки». – Там теперича. Надеюсь, что выживет. Хотя…– Ян Викторович крепко выругался с тоской в голосе. – Первый вылет у него был, после того, как наказание отбыл. Стрелком летал и возвращался целым. Еще шутил, мол, заговоренный. Дела…

Дивин промолчал. Что тут скажешь?

– Тягач подгоняйте, надо отбуксировать машину, освободить полосу, – командир полка отбросил в сторону недокуренную папиросу и грузно зашагал обратно к поврежденной машине, раздавая на ходу указания. – Да куда ты трос тащишь, раззява! Вон туда заводи!

– Товарищ командир, а это что там такое?

– Савка, что ты меня все за локоток трогаешь, словно барышню? – разозлился Григорий. – Смотри, ненароком руку сломаю в следующий раз. Ишь, моду взял.

Летчик нехотя повернул голову и посмотрел в указанном стрелком направлении. Несколько красноармейцев стояли полукругом, в центре которого громоздилась туша упавшей лошади. Возле нее на бок завалилась бричка с какими-то брезентовыми мешками. Почта?

Рядом метался маленький солдатик в длиннополой шинели, отчаянно машущий руками, будто ветреная мельница своими лопастями.

– Что тут у вас за канитель?

Бойцы обернулись на подошедших.

– Понимаете, товарищи офицеры, – кашлянув, начал седоусый красноармеец, – в конягу нашего пуля попала. Мимо проезжали и сдуру попали под очередь. Вот ведь беда какая, – он тяжело вздохнул.

Дивин нахмурился. Красивая вороная кобыла с приметной белой звездочкой во лбу билась в конвульсиях. Заднюю часть ее большого сильного туловища безжалостно превратила в кровавое бесформенное месиво с белеющими осколками костей…да нет, пожалуй, что не пуля – здесь снаряд пушечный поработал. Точно.

Несчастное животное отчаянно пыталось приподняться, встать на передние ноги, но тут же падало обратно с болезненным жалобным ржанием. Из уголков его влажно поблескивающих глаз струйкой текли слезы.

– Ну так добили-бы, не видите – мучается!

– Так не дает, – подал голос другой боец.

– Кто?

– Да вон, Ахметка, – красноармеец мотнул головой в сторону маленького солдатика в длинной, не по росту, шинели. Услышав свое имя, тот повернулся и побежал, спотыкаясь к Григорию.

– Доктор! Доктор кирәк![1] – он с мольбой протянул руки к экспату, с надеждой заглянул в глаза. Словно надеялся, что суровый командир сейчас возьмет и одним махом поможет ему в случившемся горе-несчастье.

– Дохтура просит, – сочувственно вздохнул седоусый. – Я по ихнему понимаю немного. Вы не подумайте чего, просто он за лошадкой энтой ходил, как за дитем малым. Поил-кормил, обихаживал. А теперь такое…

– Какой, на хрен, доктор⁈ – разозлился не на шутку Дивин. – Тут уже ничего сделать нельзя.

– Да оно понятно, – отвел взгляд красноармеец. – Но…Ахмета не переубедишь. Упрямый дюже. Вбил себе в дурную голову, что доктор поможет и не подпускает к кобыле никого.

– Детский сад, – проворчал Рутолов. – Григорий Иванович, может, ну его? Пошли, пусть сами разбираются. Разве это наше дело?

Экспат сжал губы. Оставить несчастное животное мучиться, сделать вид, что ничего не слышишь и не замечаешь? Нет уж, увольте!

– Из пистолета не возьмете, товарищ командир, – негромко подсказал Горбунов, заметив, что летчик скребет пальцами по кобуре.

– Дай карабин! – Дивин требовательно протянул руку к оружию седоусого. – Ну⁈

– Ярамый! Үтерергә кирәкми! Докторны чакырыгыз![2]– отчаянно закричал Ахмет, увидев, что Григорий клацнул затвором и начал поднимать ствол карабина.

– Ну-ка, взяли его! – процедил экспат. – И держите покрепче.

Бойцы, повинуясь приказу, мигом навалились на татарина, быстро скрутили его, не давая вырваться. Тот яростно вырывался, что-то громко кричал, а потом вдруг затих и беззвучно заплакал.

– Стреляйте уже шибче, – попросил седоусый. – Не промахнитесь только.

Экспат с недоумением посмотрел на него и в ту же секунду выстрелил, не глядя. Зачем целиться, если и так знаешь, куда именно надо навести оружие?

– Отпустите его, – сказал Рутолов. – Все уже. Кончилось все.

Ахмет, освободившись, неверяще оглянулся. Увидел неподвижную кобылу, вскрикнул и упал на колени. Обхватил голову руками и протяжно, на одной ноте завыл.

– Черт, папиросы кончились, – недовольно выругался Дивин, заглянув в смятую пачку. Смотреть на татарина не хотелось. Вроде и не сделал ничего плохого, а на душе было муторно. Мантис послал изнутри теплую волну одобрения, поддерживая.

– Махоркой не побрезгуете? – пожилой красноармеец достал из кармана вышитый кисет. – Мне из дома немного присылают. Своя.

– А, давай!

Седоусый ловко скрутил из газетного листка цигарку, сыпанув в нее от души крупно нарезанную махорку, похожую на серые опилки. Переломил привычно в «козью ногу», чтобы самокрутка не развернулась, и протянул экспату.

Первые затяжки оказали на летчика странное воздействие. Горячие прохладные струйки едкого дыма казались одновременно горячими и, что удивительно, прохладными. Дым – слегка кисловатый – приятно освежал и прочищал голову, словно мощное лекарство.

– Хорошая штука, – одобрительно качнул головой Григорий, глядя на мерно тлеющий конец самокрутки. – Это где ж такое чудо произрастает?

– В самом деле, хорошая махра? – заинтересовался штурман. – Бать, сыпани-ка и мне попробовать?

– Товарищ майор, вот вы где, – к ним подбежал посыльный из штаба. – Пойдемте скорее, вас к командиру полка зовут. Срочно!

Подполковник Мечайкин мерил блиндаж шагами. От одной стены до другой. Потом – обратно. И так без остановки. Начштаба и зам по разведке сидели на стульях у стены молча. В углу тихой мышкой сопел возле рации боец.

– Ян Викторович, можете остановиться и присесть? – не выдержал, наконец, Дивин. – В глазах уже рябит.

– Что? – комполка остановился и непонимающе взглянул на Григория. – А, черт, извини, задумался.

– Введете в курс дела?

Подполковник нахмурил брови.

– В общем, говорю, как есть. По понятным причинам, приказать тебе я не могу. А ситуация такова, что каждая минута на счету. Помнишь, мы говорили о немецком аэродроме на мысе Херсонес?

– Конечно, – удивился экспат. – Это ведь сегодня утром было.

– Тем лучше, – обрадовался Мечайкин. – Мне только что сообщили из дивизии, что туда нынче прибудет внушительная делегация высших чинов армии, флота и люфтваффе. Чуть ли не специальные посланники самого Гитлера. Есть приказ уничтожить их.

– Цель приезда известна? – коротко осведомился Дивин, подобравшись, точно перед прыжком.

– Ну откуда? – пожал плечами Ян Викторович. – Неужели ты думаешь, что в ставке фюрера наши разведчики с ним за одним столом сидят? Могу лишь высказать собственные соображения. Возможно, гости из Берлина хотят лично убедиться, что Крым удастся отстоять. Или еще что-то.

– А где они остановятся, удалось выяснить?

– Вот здесь дела обстоят получше. Смотри, – он подозвал экспата к расстеленной на столе карте. – Вот тут, на берегу Казачьей бухты, немцы давно – чуть ли не в сорок втором, – выстроили здание как раз для всевозможных правительственных делегаций. Они тогда в Крым зачастили. Все прикидывали, как сделать его своей курортной вотчиной, – подполковник нервно дернул щекой. – Потом, правда, когда мы их погнали обратно, это здание передали наземному персоналу аэродрома. Но сегодня туда снова должны заселить прибывших генералов-адмиралов.

– И вы хотите, чтобы я ночью снес этот дом до основания вместе со всей этой гитлеровской сворой? – скептически улыбнулся Григорий.

Мечайкин поджал губы, но взгляд не отвел. Смотрел в упор.

– Хотелось бы. Но есть серьезная проблема. Мои «илы» туда вряд ли пробьются. Да и ночью у меня никто не летает, к сожалению. А вот ты на своем «бостоне»…

– Если его успеют подлатать, – рассеянно произнес Дивин, задумавшись.

– Да я тебе всех, кого надо, отдам, – горячо сказал комполка. – Любые материалы предоставлю, запчасти, бензин, бомбы. Проси все, что хочешь!

Эк его разобрало, подумал экспат. Видать, командование приставило нож к горлу и требует выполнить приказ любой ценой. Согласиться? В принципе, есть одна мыслишка, как можно провернуть это дельце без излишнего шума и пыли.

– Истребители меня смущают, – задумчиво сказал Дивин, не желая сдаваться так сразу. – Вряд ли фрицы оставят столь важных чинов без воздушного прикрытия. Значит, наверняка ночью отправят на патрулирование «сто десятых» с радиолокационным оборудованием. А те меня еще на подходе срисуют и наделают лишних дырок. Нет, если бы у меня вариант «пирата» с пулеметами в носу был, так сам им ответку мигом сделал. Но под рукой только торпедоносец.

– По нашим данным там таких нет, – подал голос разведчик. – Только обычные «худые» и «фоки».

– Хотелось бы верить, – Григорий немного нервно почесал затылок. – Что ж, давайте попробуем, – решился он, наконец.

– Товарищ командир, докладывает техник Братышев, самолет к вылету готов!

Дивин привычно принял доклад, но лезть в кабину не торопился. Он несколько раз обошел бомбардировщик, в строгом соответствии с инструкциями, проводя предполетный осмотр. Дотошно проверил все лючки – даже самые маленькие, ниши для уборки шасси, мосты с подвешенными бомбами. Причин для беспокойства не было.

– Заправку баков бы еще посмотреть, – намекнул Рутолов. Он тенью ходил за командиром экипажа, бдительно отслеживая все происходящее.

– Вот и слазил бы давно уже, – отмахнулся экспат. – Чего просто так за мной по пятам ходишь?

– Я мигом!

– Да порядок там полный, – крикнул откуда-то сверху Горбунов, услышав их разговор. Стрелок-радист, оказывается, уже занял место в своей кабине. – Лично убедился. При мне бензин для проверки сливали – примесей и воды в горючем нет.

– Ох, Савка, получишь ты у меня! – Григорий погрозил кулаком улыбающемуся старшине. – Ладно, штурман, давай и мы потихоньку будем забираться вслед за этим охламоном.

Техники сноровисто стащили с «бостона» маскировочную сеть, дождались отмашки пилота и быстро убрали колодки из-под колес. Экспат поудобнее устроился в чаше сиденья на парашюте и взялся за штурвал.

Мигнули, разгораясь, лампы вдоль взлетной полосы. Дивин поморщился. Сказал ведь, что ему это не нужно! А, хрен с ними, пусть. Видать, Мечайкину так спокойнее.

Бомбардировщик вырулил на линию предварительного старта. Экспат не стал запрашивать разрешение на взлет по рации, а просто помигал аэронавигационными огнями. После небольшой задержки с того места, где у линии исполнительного старта расположился руководитель полетов, зажегся зеленый фонарь. Норма. Было бы что-то не так, отсемафорили красным или желтым.

– Тронулись?

Газ, и самолет резво понесся вперед. Взлетел, набрал высоту метров в двести и пошел над аэродромом по широкому кругу. Сегодня Дивин не хотел отступать от правил ни на шаг. Положено проверить, как ведет себя самолет, как работают моторы? Значит, проверим. Прошел над стартом.

– Штурман, идем на ИПМ[3].

– Принял.

– Сигнал «я свой» получил? Не хотелось бы, чтобы зенитчики по нам жахнули.

– Да получил, получил, чего ты привязался? – обиделся Рутолов. – Не узнаю тебя, Кощей, чего психуешь?

– Хрен его знает, – ответил Григорий, помолчав. – Нервяк какой-то. Веришь, даже когда в море ходили, не так себя чувствовал. А сегодня…

– Чуйка сигналит? – настороженно поинтересовался штурман. Что-что, а к таким вещам в авиации всегда относились со всей серьезностью.

– Не знаю. Не уверен.

– Тогда выкинь из головы, – деловито посоветовал Рутолов. – Лично у меня никакого мандража не наблюдается. А, значит, все будет хорошо!

– Твоими бы устами…

[1] Доктор! Доктор кирәк! (татар.) – Доктор! Доктор нужен!

[2] Ярамый! Үтерергә кирәкми! Докторны чакырыгыз! (татар.) – Нельзя! Не надо убивать! Доктора позовите!

[3] ИПМ – исходный пункт маршрута. Именно от него прокладывается маршрут полета до цели.

Глава 19

Бомбардировщик слегка тряхнуло. Дивин машинально отработал штурвалом, не давая «бостону» завалиться в крен. Сколько там еще до цели? А, ерунда, когда будем подходить, то штурман предупредит заранее. Вот кто сейчас, небось, бдительно следит и за часами, и за маршрутом полета, скрупулезно отмечая все на карте. Та еще чернильная душа! Эх, точно надо достать ему бухгалтерские нарукавники. Экспат весело ухмыльнулся. Прислушался к звуку моторов. Норма. А ведь по первой все время казалось, что двигатели неисправны. Измучил мотористов и инженера полка, требуя проверить все в тысячный раз, устранить проблему. Пока, наконец, кто-то из опытных в полетах над морем летчиков не подсказал – над водой тон звука сильно меняется. И именно поэтому пилоту мерещится, что мотор вот-вот остановится.

Так, пока есть время, надо бы прокрутить в голове грядущую операцию. Хотя…кто сказал, что все пройдет по плану? Как там записные остряки шутят: «Где начинается авиация, заканчивается дисциплина». Разумеется, сейчас, на третьем году войны многое изменилось в лучшую сторону, но, к сожалению, бардака по-прежнему хватает.

Машину снова качнуло. Черт, все же с полной бомбовой нагрузкой «бостон» ужасно тяжел и неповоротлив! Две ФАБ-500 на торпедных мостах и четыре двухсот пятидесяти килограммовые «сестрички» под плоскостями – это вам не игрушки. Да, пришлось, скрепя сердце, подняться в небо аж с двумя тоннами смертоносного груза. И это на машине, где только-только сменили один из моторов. Риск? Еще какой. Но уж больно ситуация сложилась, гм, неоднозначная. Когда еще представится столь уникальный шанс прихлопнуть одним махом целую свору высокопоставленной немчуры? То-то.