Текст книги "Штурмовик из будущего 4 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Политов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Читай.

– «Отсылаются вещи вашего мужа – лейтенанта Мангалимова Георгия, не вернувшегося с боевого задания: брюки суконные, гимнастерка суконная, майка, трусы, рубашка, портянки», – прочел вслух Рутолов. Помолчал, потом тяжело вздохнул. – Посылку для семьи собираешь? Понимаю. Знаешь, страшные слова, если подумать. Вот откроет жена коробку, надеясь, что родной человек о ней не забыл, решил побаловать гостинцами близких, а там…трусы, рубашка…и она уже не жена, а вдова.

– Ты, часом, хирургом стать не собирался? – мрачно спросил Дивин.

– Хирургом? – искренне удивился штурман. – Почему именно хирургом?

– Да просто и без того тошно, а тут еще ты пришел – стоишь, в душе у меня ковыряешься и ковыряешься, – угрюмо пояснил экспат. – Так, будто тебе это удовольствие доставляет. Вот и решил поинтересоваться, людей резать не тянуло в детстве?

– Извини, – покаянно опустил голову Рутолов. – В самом деле, ерунду сморозил, не подумал. Просто…нервы ни к черту.

– А мне, по-твоему, легко и весело? – окрысился Григорий. – Сижу тут, второй час слова какие-то придумываю, пытаюсь хоть как-то утешить, сочувствие выразить. Но, знаешь что самое страшное? Я лица этих ребят толком не помню. Все в кашу смешалось, тени смутные, фигуры, силуэты, но по сути ни одной детали. Вот, к примеру, этот самый лейтенант – как его? – а, да, Мангалимов, какой он был? Я специально посмотрел в штабе летную книжку, а в ней всего десяток боевых вылетов. Толком и не воевал. И все, нет его больше! Пришел в казарму, под кроватью, на которой он спал, обшарпанный чемоданчик. В нем несколько вещей, пяток писем из дома. Сейчас отошлю все это родственникам, и завтра про него все позабудут. Будто и не было никогда лейтенанта Мангалимова.

– Куда-то не туда тебя несет, – пробормотал штурман. – Пойдем-ка, брат, лучше выпьем. И ребят, что сгинули, помянем, и сами маленько отвлечемся.

– Не хочу! – скривился Дивин. – Знаешь ведь, что я выпивку не особо жалую.

– А почему, кстати? – заинтересовался вдруг Рутолов. – Другие готовы на что угодно, лишь бы дополнительную порцию водки получить, а ты и законные сто грамм цедишь, как будто тебя заставляют.

– Почему? – задумался экспат. Подумал немного, потом медленно сказал. – Знаешь, я ведь досыта насмотрелся на то, как молодые ребята – совсем мальчишки – из полета возвращаются седыми. В землянку ночью зайдешь, а там, – он безнадежно махнул рукой, – такого наслушаешься! Летчики во сне кричат, словно их черти на сковородке в аду поджаривают.

– Ты это, брось поповскую агитацию разводить, – вяло предупредил его штурман.

– Плевать! – глаза Григория зло блеснули. – Ты, насколько я помню, все время на бомберах летал, так?

– Ну.

– Во-от! А я почти три года на «ильюше» землю брил. Там, где в тебя стреляет все, что может стрелять – от «эрликона» до пистолета. А сказки про «летающий танк» ты замполиту оставь. Ил – машина крепкая, спору нет, но и у нее есть масса уязвимых мест. Попади туда даже малюсенький осколочек и все, амба!

– К чему ты мне все это рассказываешь? – настороженно поинтересовался Рутолов. – Знаю я, как вашему брату-штурмовику каждый вылет достается.

– Понимаешь…если подумать, то ведь летчику, что прошел настоящий ад, надо как-то переключиться, отвлечься. А на фронте какие могут быть развлечения? Бабы да водка.

– Концертные бригады приезжают, – принялся возражать штурман, загибая, для верности, пальцы. – Соревнования спортивные проводятся, библиотеки полковые имеются.

– Дурак или прикидываешься? – дернул щекой Дивин. – А, может быть, боишься, что нас под окном Тоносян подслушивает? Брось, дальше фронта не пошлют. О чем это я? А, да, развлечения. В общем, водка и бабы. Я когда только-только в полк пришел, то обратил внимание на то, как твой коллега – наш штурман – на задание собирается. Перед полетом, прямо у «ильюхи», демонстративно сто грамм дернет и в кабину лезет. Помню, комиссар наш, Багдасарян, как-то попробовал его пристыдить. Плохой, дескать, пример остальным летчикам подает. А штурманец ему в ответ: «Я без стакана к самолету даже подойти боюсь!»

– И что? – подался к нему Рутолов.

– Да ничего, – равнодушно пожал плечам Григорий. – Летал себе и летал. Не хуже других. При мне «боевик» получил. А в сорок первом, знаешь ли, наградами не особо баловали. Погиб, правда, глупо.

– Как?

– Не заметил, как летчик на взлетку выруливает. И тот в другую сторону, как на грех, смотрел. А обзор на штурмовике в этот момент никудышный – это тебе не «бостон» с его передним колесом. В общем, винтом зарубило.

– Жуть какая! – поежился штурман. – Но ты про водку так и не ответил.

– Да просто все, – устало проговорил экспат. – Не хочу с ума сойти, или в пьяную историю влипнуть. Говорю же, насмотрелся вдосталь. Поэтому, вон, или какую-нибудь заковыристую штукенцию придумываю, чтобы фрицев обмануть, или со Шварцем вожусь, – кот, что пристально наблюдал за обоими офицерами, улегшись по своему обыкновению на кровать Дивина, басовито мявкнул, услышав свое имя.

– Интересно, – задумался штурман. Но тут же тряхнул головой. – К черту! Не хочу сейчас время тратить на разговоры. Пойдем, все же, выпьем. Ты – комэска. Значит, должен помянуть погибших товарищей. Вставай, тебя ребята в столовой ждут.

– Ребята? Ладно, пошли, коли так, – экспат без особой охоты поднялся и двинулся к выходу из комнаты.

– О, это ж Дивин! – радостно воскликнул высокий стройный офицер в летчицкой кожанке, подойдя к столу, за которым сидели летчики, штурманы и пилоты бомбардировочного полка.

Григорий недовольно на него покосился, хотел уж, было, послать подальше, но вдруг заметил генеральские лампасы на галифе.

– Товарищ генерал…

– Да сиди, сиди, чего подорвался? – отмахнулся незнакомец. – Вы чего тут, как на поминках?

– А это и есть поминки, – просто ответил Дивин. – Два экипажа над Севастополем сгорели.

– Ох ты ж! – осекся генерал. – Простите, ребята, не знал. Да, – потер он высокий, с небольшими залысинами, лоб. – Если кто не в курсе, Савицкий, командир корпуса. Мы теперь на этом аэродроме вместе с вами базируемся. А я тебя сразу срисовал, Кощей! Едва мне только сказали, что вы здесь размещены, сразу же решил пойти познакомиться. Читал, читал твои статьи. Толково написано! Для своих парней много чего почерпнул.

– В штаб к вам не пойду, – предупредил Григорий.

– Да знаю, – улыбнулся краешками губ Савицкий. – В Москве до сих пор нет-нет, да и вспомнят, как ты самому Сталину отказал. Легенды про тебя ходят! – генерал коротко хохотнул. – Кстати, я чего еще тебя искал: мне доложили, что фрицы при отступлении здесь несколько исправных машин бросили. И они до сих пор в ангарах стоят. Слыхал, поди?

– Да, было такое, – подтвердил Рутолов, вступая в разговор. – Три «мессершмитта». По формуляру ни один из них больше шестидесяти часов не налетал. Так что хоть сейчас заводи мотор и в небо. Только кто разрешит – свои же мигом собьют.

– Ну, с зенитчиками и договориться можно, – отмахнулся генерал.

– Не пойму никак, товарищ комкор, меня-то эта история каким боком касается? – удивился экспат.

– Отойдем, – мотнул головой Савицкий. – Давай на крылечко выйдем, перекурим.

Опять секреты, поморщился Дивин. Сколько можно?

– Кури мои, угощаю! – радушно протянул раскрытый портсигар генерал, когда они вышли на улицу.

– Спасибо, – кивнул Григорий. Привычно смял гильзу и сунул папиросу в рот. – Так что у вас ко мне за дело?

– Понимаешь, майор, – не спеша заговорил Савицкий, – Нынче, как ты наверняка в курсе, мы прижали фрицев к морю. И сейчас готовимся к заключительному штурму Севастопольского укрепрайона. Гитлеровцы пытаются изо всех сил удержать город. Туда спешно перебрасывались подкрепления, стягивалась техника. Ты, к слову, здорово их притормозил, наслышан. Но немцы все равно лезут и лезут, ищут обходные маршруты. И в этой связи как никогда остро встал вопрос о разведке. Смотреть надо досконально, иначе кровью при штурме умоемся. Там дзоты, минные поля, проволочные заграждения – настоящая крепость. Добавь еще господствующие высоты – Сапун-гора, Инкерман, Сахарная Головка, Мекензиевы горы…А немчура там все зенитками нашпиговала! – зло выпалил генерал. – У меня уже трое лучших разведчиков не вернулись.

– Хотите, чтобы я на «мессере» туда слетал? – сообразил Дивин. – Почему кто-нибудь из ваших орлов не может?

– Да никто с «худым» не справится, – с досадой сплюнул Савицкий. – А переучивать – это неделя, как минимум. Но времени нет.

– Так я тоже «шмитта» не особо знаю, – пожал плечами экспат.

– Не свисти, – ухмыльнулся генерал. – Мне доподлинно известно, что ты недавно в Монино почти все типы самолетов облетывал. Включая «сто девятого». А потом на «спитфайере» высотного разведчика завалил.

– Так это когда было? – возмутился Григорий. – И сколько там налет вышел? Кошкины слезы!

– Надо, майор! – посуровел Савицкий. – Больше некому. Я бы сам слетал, но мне командарм категорически запретил, – он тоскливо вздохнул. – Негоже, говорит, командиру корпуса выполнять функции рядового летчика. Так что, придется тебе маленько помочь. С командованием твоим договоренность имеется, можешь своего комполка запросить. Тем более, что ты ведь еще и ночью видишь все, как днем, правильно?

– Иногда получается, – нехотя подтвердил Дивин.

– Вот, – еще больше обрадовался генерал, – тебе и карты в руки. Пройдешь по-тихому над их позициями, заснимешь все на фотоаппарат – пленку специальную я тебе обеспечу. Ну и сам поглядишь, что там фрицы понаворочали.

– Есть, – вздохнул экспат. Не нравилась ему эта затея. Очень не нравилась.

– Кстати, – хлопнул себя легонько по лбу Савицкий. – Совсем забыл. Я ведь тебе еще кое-что хотел сказать: мне тут летчики показали в одной из комнат настоящую художественную галерею. Кто-то из фашистов на стенах весьма качественно изобразил наших лучших асов. Представляешь, не поленились ведь, сволочи, из газет и боевых листков портреты скопировать! Да еще и не просто так, а как они любят – под каждым рисунком какого-нибудь хищного зверя присобачили.

– А, они так свои самолеты размалевывают, – засмеялся Григорий. – Драконы, тигры, змеи. А еще карточные масти.

– Вот-вот, – генерал тоже улыбнулся. – У Покрышкина, по их мнению, символом лев, у Речкалова – кобра, и так дальше по списку.

– Вас, небось, тоже не забыли? – проницательно спросил Дивин. – Вам какую живность приписали?

– Тигра, – с легким смущением ответил Савицкий. – Хотя у меня всю жизнь «Дракон» позывным был. Но погоди, ты ведь самого главного не знаешь. Там и твоя физиономия имеется!

– Да ладно? – насторожился экспат. – И кто у меня, стесняюсь спросить, тотемный зверь?

– Да в том-то и дело, что никто понять не может, – развел руками генерал. – Там какая-то форменная страховидла изображена. Шипастая, вместо лап – клешни…бр-ррр! – комкора передернуло. – Но при этом как живая.

Григорий замер.

– А можно и мне на этот рисунок взглянуть, товарищ генерал?

– Да без проблем. Пошли, провожу тебя. Заодно по дороге покумекаем, как нам лучше всего вылет на разведку провернуть.

Савицкий не спеша направился к казарме, втолковывая на ходу экспату то, как именно он видит выполнение порученного задания. Дивин механически кивал, поддакивал в нужных местах, но голова его была занята совсем другим. Больше всего Григорию хотелось сейчас сорваться с места и побежать в казарму, чтобы поскорее взглянуть на рисунок, оставленный фашистами. Очень уж «говорящими» были те детали, что писал ему генерал.

– Однако! – выдохнул экспат, когда они, наконец, дошли до нужной комнаты, зашли вовнутрь и подошли к стене, на которой разместилась «художественная галерея». – Однако!

– Что, пробирает? – самодовольно поинтересовался Савицкий, будто он и был автором рисунка. – Говорил же, форменное чудовище.

– Да уж, – кивнул Григорий, не отрывая взгляда от портрета. Происходящее напоминало кошмар. Тяжелый, мучительный кошмар, который хотелось поскорее прервать, проснуться и забыть. Раз и навсегда. Потому что перед ним на стене бывшего офицерского общежития гитлеровских летчиков был изображен с мельчайшими деталями мантис в боевой трансформации! И не просто мантис, которого здесь, на этой планете, в подобном виде довелось лицезреть за исключением хитрована Мессинга лишь нескольким фрицам – да и то перед быстрой, но мучительной смертью – но мантис с аккуратно простреленными глазами!

– Не знаю, что тут у фашистов за снайпер такой выискался, – задумчиво почесал ухо Савицкий, – но, знаешь, майор, только у твоего зверя следы выстрелов. В остальных никто не палил. Странно. Как думаешь, почему?

– Да кто их, гадов немецких, разберет? – с деланным равнодушием пожал плечами Дивин. – Спьяну, небось, развлекались.

Ну да, да, солгал! Но не объяснять же генералу, что по неписанным правилам имперского офицерского корпуса изображение с пробитыми глазами означает вызов на дуэль. Причем, на дуэль до смерти одного из ее участников!

И в голове Григория бился мучительный вопрос: кто, черт возьми, мог прислать ему вызов?!!

Глава 30

Получив согласие экспата, комкор развил бурную деятельность. Полет на трофейном «мессере» требовал особой подготовки, ведь велика была опасность того, что какой-нибудь советский летчик при встрече атакует «врага». Да и зенитчики запросто могли всадить в «худого» смертоносный снаряд. А предупредить всех заранее…нет, увольте, проще сразу фрицам дать радиограмму о задуманной операции – абвер давно уже всем доказал, что ест свой хлеб не зря. И недавние события, когда Дивина пытался обмануть лженаводчик, который, однако, четко знал, кто именно находится в воздухе и на какую цель направлен, были тому весомым подтверждением.

– Пойдешь в сопровождении моих «яков», – объяснял Григорию замысел будущей разведки Савицкий. – Они доведут тебя вот сюда, – генерал карандашом поставил аккуратную точку на карте. – Город Саки. Здесь прощаетесь. Снижаешься до бреющего и уходишь прямиком в море. Думаю, углубиться на пятьдесят – шестьдесят километров будет достаточно. Потом разворот. Набираешь высоту и дуешь в сторону Херсонеса. Производишь съемку и тихой сапой смываешься обратно в море. Ложишься оттуда на заданный курс и в назначенном месте снова встречаешься с моими истребителями. А уж они спокойно ведут тебя на аэродром. Вопросы?

Экспат помолчал, обдумывая услышанное.

– А что, если не просто слетать, а дождаться, пока гансы поднимут в воздух побольше своих самолетов и затесаться к ним в группу?

– Затесаться, говоришь? – теперь задумался Савицкий. – Идея хорошая. Можно несколько групп заранее, с упреждением по времени, направить поближе к Севастополю, чтобы они там поутюжили воздух. Пусть спровоцируют гитлеровцев. А как только они решать произвести расчистку, тут-то ты и подойдешь.

– Главное, по времени все согласовать.

– Не учи ученого, майор! – усмехнулся командир корпуса. – Мои соколы не пальцем деланы. Иди, потренируйся на трофее.

– Есть.

«Мессершмитты», что достались советским войскам, уже облепили механики, техники и другие специалисты. Работа кипела вовсю. Надо было определиться с тем, какой из трех фашистских истребителей лучше всего подойдет для выполнения ответственного задания.

Дивин заранее отправил Шафиева на помощь «маслопупам» генерала Савицкого. Не то, чтобы он не доверял им, вовсе нет, но получить подтверждение от собственного, не раз проверенного специалиста было отнюдь не лишним.

– Как машинки? – окликнул Григорий сержанта, что неторопливо вытирал чистой тряпицей испачканные руки. – Не подведут?

– Тут такое дело, товарищ командир, – медленно ответил механик. – Надо бы капитана Тоносяна поставить в известность.

– Диверсия? – насторожился Дивин.

– Да нет, тут другое, – улыбнулся механик. – Видите этого «худого»? – он указал на один из истребителей с черным крестом на фюзеляже.

Экспат с недоумением оглядел «шмитта».

– «Мессер», как «мессер», что не так?

– Э, не скажите, – улыбнулся Шафиев. – Мы тоже сперва не поняли. А потом полезли разбираться и обнаружили, что у него новая модификация. Немец, что его обслуживал, был большой аккуратист и все формуляры содержал в образцовом порядке. Тут один паренек-вооруженец немного знает язык и сумел прочесть, что этот истребитель не всем нам давно известный G-6, а G-10!

– Иди ты! – присвистнул Григорий и сбил фуражку на затылок. – И что, велика разница?

– Да как вам сказать…движок у него помощнее. Маслобак увеличился в объеме. Водяные радиаторы в крыльях заменены на более производительные, радиостанция новая. Ну и так, по мелочам разным.

– Хм…так, может, мне на нем и прогуляться к фрицам в гости? – загорелся Дивин. – Бац, и в дамки!

– Не советую, товарищ командир, – сухо произнес Шафиев. – Судя по формуляру, это опытный образец. Ума не приложу, почему гансы оставили его нам в целости и сохранности. Но вряд ли они не распознают эту диковинку – смотрите, как его расписали, – сержант показал на рисунок большого красного сердца, пробитого стрелой чуть ниже кабины пилота. – Вряд ли экспериментальную машину доверили бы рядовому летчику. А ну, как встретитесь с ним или его товарищами?

– Да, тут ты прав, – вынужден был согласиться экспат. – Неувязочка.

– Берите любого из тех двух, – мотнул головой механик в сторону других «мессершмиттов». – Самолеты полностью исправны. Мы их досконально проверили.

– Боекомплект?

– Все в ажуре, – показал большой палец Шафиев. – Тут даже с избытком оказалось и горючего, и масла, и снарядов пушечных.

– Рацию настроили?

– Да, только-только радист ушел. Кстати, не поверите, на обоих даже фотоаппараты уже установлены. Офицер из разведотдела сказал, что получше наших будут. Вон он, видите? Сутулый такой, в очках. В аккурат сейчас второй проверяет.

– Что ж, – прикинул Дивин. – Тогда я, наверное, облетаю обоих «худых» и решу, какой из них сподручнее взять, – а сам в очередной раз задумался над тем, кто же это такой знающий завелся у гитлеровцев. Неужели один из ведомых, с которыми он совершал тот злополучный полет по обследованию инопланетного корабля? А что, вполне рабочая версия: неизвестное излучение затянула не только «Коготь» Граца, но и другой имперский штурмовик. Правда, если его пилот оказался на стороне немцев, то почему они до сих пор не использовали в своих военных разработках те достижения имперских конструкторов, что в огромном количестве нес звездный корабль из будущего? Черт возьми, да он целиком и полностью был одной огромной «вундервафлей», о которых бравурно верещит доктор Геббельс в своих выступлениях. Особенно в последнее время. Плавали, знаем, политрук на днях рассказывал. Хотя, может «Коготь» ведомого тоже потерпел крушение? Вопрос. В любом случае, ухо следует держать востро. Иначе и правда не успеешь опомниться, а тебя уже ссадят с неба и превратят в пылающий факел. Собственно, простреленные глаза на рисунке недвусмысленно обещают экспату именно такую участь.

Но это мы еще посмотрим – кто кого!

Григорию удалось выполнить несколько тренировочных полетов. Что не говори, но «мессер» оказался вполне приличной машинкой. Помнится, тот экземпляр, на котором Дивину довелось подняться в воздух над Монино, был в гораздо худшем состоянии. А, если быть точным, восстановленным нашими специалистами после вынужденной посадки. В условиях отсутствия целого ряда запасных деталей. И потому говорить о том, что он мог показать все свои боевые качества не приходилось. Здешние же «шмитты» вели себя практически идеально. И экспат вдоволь порезвился, устроив над аэродромом настоящее шоу. Отработал полный комплекс фигур высшего пилотажа, выжимая из трофейных истребителей все, на что они были способны, под присмотром четырех остроносых «яков», круживших в стороне. А то, мало ли, вывернет из-за облаков залетная «лавочка» или «кобра» и жахнет из всех стволов по наглому «мессу».

– Ко мне перейти не хочешь, майор? – вроде как в шутку поинтересовался Савицкий, когда Григорий приземлился и устало курил возле летной столовой. – Наблюдал, как ты в зоне крутился. У меня мало кто так может. Подумай, я бы тебя сразу, не глядя, в комполка определил бы. Подпола сразу гарантирую.

– Благодарю, товарищ генерал, мне и в своем полку неплохо, – отказался Дивин.

– Да? Ну смотри, майор, смотри. – И, посерьезнев, перешел к делу. – Я получил разрешение от командарма на твой полет. Наш план операции утвержден. Командарм внес кое-какие замечания, но ничего серьезного. Так, поправил по деталям обеспечения секретности полета и обеспечению твоей безопасности.

– А говорите, ничего серьезного, – укоризненно покачал головой экспат. – Я, знаете ли, на тот свет не тороплюсь.

– Боишься? – прищурился генерал.

– Боюсь, – кивнул Григорий. И, заметив, как поползли вверх брови Савицкого в непритворном изумлении, добавил с грустной улыбкой. – Знаете, я искренне убежден в том, что людей, которым неведом страх, в природе не существует.

– Поясни!

– Пожалуйста. У каждого имеется свой собственный страх. Страх, что приходится преодолевать не раз и не два, а каждый день. И так всю жизнь. Но зато, если ты не пасуешь перед ним, то с каждым разом сделать это все легче и легче. Например, здесь – на фронте – мы сталкиваемся со всевозможными опасностями. Порой, смертельными. И привыкнуть к ним нельзя. Да и не нужно, наверное. Но можно получить уверенность в том, что с этими опасностями справишься! И вот к такой уверенности можно и нужно привыкнуть. Потому что именно она позволяет нам выполнять свой долг.

– Любопытно, – задумался Савицкий. – Знаешь, что-то в твоих словах есть. Что-то дельное. Ну да ладно, обдумаю как-нибудь на досуге. А сейчас давай еще раз пройдемся по всем этапам полета. Пошли в штаб.

Обсуждение затянулось почти на два часа. Дивин дотошно копался во всех деталях, пытаясь максимально проработать разведывательный полет. Генерал, на удивление, отнесся к его действиям с пониманием. И даже осадил начштаба корпуса, когда тот попытался обвинить летчика в излишней перестраховке.

– У гитлеровцев свои привычки, свои порядки, своя манера поведения в воздухе, – жестко сказал Савицкий, глядя исподлобья на разом вспотевшего полковника. – Мы о них мало что знаем и запросто можем спалиться. Раскусят майора на какой-нибудь ерунде и сожгут к чертовой матери. Одна надежда, что фрицы не смогут даже представить себе, что наш летчик может в открытую, днем, летать у них над головой не скрываясь. Кто способен на подобную дерзость? Главное, чтобы Дивин не допустил какого-нибудь грубого просчета и не выдал себя.

– Куртка, шлем, очки, – сказал экспат. – Куртка еще сойдет – они у всех летунов похожи. Но вот шлемофон и очки у фашистов другие. У меня были трофейные, я точно знаю.

– Это на тебе, разведка, – отрывисто бросил генерал Тоносяну, что скромно притулился в углу. Тот понятливо кивнул и сделал пометку в своем рабочем блокноте. – Шарф еще шелковый ему раздобудь. Да побольше, пофорсистее! Гансы страсть как любят роскошными шелковыми шарфами шикануть.

– Ну, это у «гороха зеленого» такие манеры. У нормального летчика шарф для того, чтоб шею в бою не натирать, – усмехнулся экспат.

– Вот-вот, именно! Ладно, поехали дальше. Что у нас на очереди?

– «Горка», я – «Пятый». Вижу самолеты противника. Десять «худых». Начинаю работать по плану! – доклад ведомого комкора, капитана Самойлова, поступил неожиданно. Григорий как раз сидел в кабине «своего» Ме-109 и откровенно скучал. И потому мгновенно отреагировал на это сообщение – подал сигнал к взлету летчикам-истребителям, что также, как и он, находились в боевой готовности.

– Начали, – скомандовал сам себе Дивин, захлопывая колпак. – Надо бы успеть до захода солнца.

До Сак долетел в компании «яков». Как и договаривались. Ведущий «маленьких» приветливо качнул самолет с крыла на крыло и «ястребки» красиво ушли в набор высоты, прячась в облака. А экспат, напротив, отдал ручку от себя и кинул «мессер» в пике. Выровнял над волнами и, сверившись с приборами, устремился к намеченной точке, где следовало произвести разворот. Скорость на столь малой высоте воспринималась несколько иначе. Да и чувство собственной беспомощности от того, что летит один одинешенек, без прикрытия боевых товарищей, несколько давила. Отпустило немного только когда «худой» достиг вражеской территории. Вот здесь экспат решительно набрал высоту метров в сто пятьдесят и принялся деловито кружить над Севастополем и его бухтой.

Бросилось в глаза огромное количество артиллерии. Пушки, минометы, зенитные орудия – количество их неприятно поражало. Бесчисленные батареи стояли, что называется, под каждым кустом. Немудрено – отступая, гитлеровцы свезли их сюда со всего Крымского полуострова.

В районе Сапун-горы велись активные саперные работы. Фашисты лихорадочно сооружали мощную линию обороны, готовясь встретить наступающие части Красной армии. Экспат досадливо прицокнул языком, представив, какой ад здесь скоро воцарится. И сколько крови прольется во время штурма.

На аэродроме Херсонес Дивин обнаружил много транспортных Ю-52 и всего с десяток «мессеров» и «фокке-вульфов». Григорий надеялся, что все это попадет в поле зрения объективов фотоаппарата, который он включил сразу же, как только оказался в черте города. Но, на всякий случай, летчик исправно делал пометки в карте наколенного планшета.

Уже почти выполнив задуманный облет вражеских позиций, экспат вдруг заметил, что за ним неотрывно следуют два «мессершмитта». В хвост для атаки не заходят – и на том спасибо! – но и не отстают. Летят чуть позади, как привязанные. На мгновение мелькнула паническая мысль попытаться оторваться от них, но Дивин сразу же пресек ее. Сейчас могло помочь лишь спокойствие и показная уверенность в своих действиях. Наверняка ведь гансы пытаются вызвать его по радио, получить объяснения. Что ж, сделаем вид, что на борту неисправность, и он не может им ответить.

Один из «шмиттов» с мордой тигра на фюзеляже подошел вплотную и оказался слева от Григория. Экспат мог в мельчайших подробностях рассмотреть слегка одуловатое лицо немецкого пилота, его огромные очки-«консервы» и коричневую летчицкую куртку с непривычно узкими серебряными погонами.

Дивин как можно более дружелюбно улыбнулся врагу, приветливо помахал ему рукой и жестами показал, что, мол, не слышу ничего. А потом потыкал вниз, мол, буду садиться, скоро увидимся на земле. Фриц какое-то время вглядывался в него, но потом что-то сказал ведомому, прижав ларингофоны к шее, и отвалил. Следом за ним ушел и второй «мессер». Экспат немного выждал – не проявит ли еще кто-нибудь интерес к одинокому самолету, – а потом заложил свой истребитель в вираж и направился обратно в море, чувствуя, как сбегает по спине струйка пота. Эх, поскорее бы добраться до своих, есть о чем доложить!

– А он мне вдруг и говорит: «Хенде хох!» Грозно так, поневоле руки в гору задерешь, – сокрушенно сказал Григорий, натянув маску искренней обиды.

– Да брось, неужто ты какого-то…

– Вика!

– Да, молчу. Как бы это сказать…неужто ты замполита испугался? – старший лейтенант Авдалова глянула на Дивина с явным недоверием. – Видела я его, на серьезного бойца не похож.

– В самом деле. Гриш, как это он тебя в плен умудрился взять? – Ангелина следом за подругой требовательно посмотрела на экспата. Тот выдержал небольшую паузу, а потом ответил:

– Так он на стоянку трех автоматчиков с собой притащил!

Летчицы замерли. А потом покатились со смеху.

– Ой, умора! Трех автоматчиков!

Григорий улыбнулся. Теперь, когда позади остался трудный, выматывающий полет, он мог себе позволить немного расслабиться. И общение с любимой девушкой и ее подругой оказалось как нельзя кстати.

– Я, главное, им пытаюсь втолковать, что, мол, свой, советский, а замполит в крик: «Ишь, насобачился, гад, по-русски говорить! Вылезай, я тебя лично пристрелю, морда фашистская!»

– А почему он тебе не поверил-то? – заинтересовалась Вика.

– Так меня обрядили так, чтобы фрицы за своего приняли, – поджал губы Дивин. – Куртка, шлем, очки…даже шарф – все, как у настоящего рыцаря люфтваффе.

– Вон оно что, – понимающе кивнула Авдалова.

– Гриш, а если бы он тебя и правда решил расстрелять⁈ – вскинулась Ангелина.

– Да ну, перестань, – отмахнулся экспат. – К тому времени на стоянку уже генерал приехал. В обиду не дал бы. Я, собственно…

– Товарищ гвардии майор,вас срочно в штаб вызывают! – веснушчатый боец-посыльный вытянулся по стойке смирно и неловко приложил ладонь к пилотке. – Приказ подполковника Шепорцова.

– Твою дивизию! – вполголоса ругнулся Григорий, нехотя поднимаясь. – Ну что за срочность, почему не дают спокойно отдохнуть⁈

– Война, – Авдалова печально вздохнула. – Сами себе не принадлежим.

Ангелина тоже поднялась со скамьи, подошла к Григорию вплотную и храбро, никого не стесняясь, положила ему руки на плечи.

– Я буду тебя ждать, – просто сказала она. – Столько, сколько будет нужно. Слышишь?

– Вернусь, и вместе пойдем к Шепорцову, – решительно произнес Дивин, нежно приобняв девушку.

– Зачем? – изумилась та.

– Сюрприз, – загадочно улыбнулся Дивин.

– Завязывайте с обнимашками, голубки, – ревниво посоветовала Авдалова. – Не ровен час сюда Бершанская заглянет. А у нее, сами знаете, разговор короткий: «Любовь строго после войны!»

Ангелина густо покраснела и нехотя отодвинулась от Григория.

– Я буду тебя ждать, – повторила она.

И почему иногда от таких простых слов вдруг как-то сразу теплеет на душе?

Облачность была густой, почти до самой земли. Экспат даже засомневался, удастся ли ее пробить и выйти точно к станции, или придется расписаться в собственном бессилии. А геройствовать понапрасну, рискуя в последний момент увидеть, как «значки полетели»[1]…не, дурнив нема, как любит говорить моторист Тараненко.

Вынырнули наконец из густого белого одеяла. Нормально, даже с неплохим запасом – высота двести метров. Внизу, под стремительно летящим самолетом, степь, чахлый лесок, а за ним видна железная дорога.

– Молодец, штурман, вывел ювелирно! – похвалил Григорий майора Рутолова. – Командуй, куда нам теперь.

– Курс триста, – отозвался Рутолов.

– Принял.

Экспат немного довернул «бостон» и полетел почти строго на запад, ориентируясь на хорошо различимую белую насыпь железнодорожного полотна. Показалось, или вдали появился состав? Дивин приблизил картинку. Ага, ползет, родимый! Навскидку, вагонов тридцать. Но, вот беда, это совсем не то, что было нужно. В поезде, который требовалось найти и уничтожить, по сведениям разведки всего десяток вагонов. Три из них – пассажирские. И вот в них сейчас находятся те, кого надо кровь из носу уничтожить. Какие-то важные фашистские шишки.

Чтобы запутать немцев, не дать им поднять тревогу раньше времени, Дивин воспользовался старым проверенным трюком: принялся ритмично двигать сектора газа двигателей. И «бостон» начал издавать неровный воющий гул, похожий как две капли воды на звук двигателей Ю-88.